Unveil

Чан не позволяет себе задерживаться и, едва Минхо прикрывает дверь, следует словам Феликса. Отмывается дочиста — составы приятно холодят кожу и даже, кажется, делают его чище, чем он был при своей обычной жизни. Нежный фруктовый аромат заполняет небольшую комнатушку, мыло удивительно легко пенится, и на коже отсутствует чувство сухости. Всё же отношение к нему продолжает удивлять. И слова Минхо — о том, что Феликс расстроится — оседают в мыслях. Кто этот омега? Альфа вылезает из воды до момента, когда кожа сморщится, тщательно вытирается и рассматривает одежду, что ему оставили. Чистая настолько, что даже хрустит под пальцами и еле уловимо пахнет лавандой. Альфа гадает чья она — он заметил, что они с Минхо разных комплекций, но одежда словно под Чана шилась — сидит, как по заказу. Альфа покидает купальню и идёт по указанному направлению, успевая заметить на кухне Хёнджина, что помогал Минхо, раскладывая тарелки, пока тот нарезал овощи. Они тихо переговаривались, даже не обращая внимания на хлопнувшую в купальню дверь. На периферии сознания альфа вновь зацепился за факт того, что Хван куплен, а Минхо нет, но в их общении нет какого-нибудь напряжения. Это влияние того маленького омеги? Альфа стучит в дверь, что ему обозначил Минхо ранее, и, дождавшись торопливого: «Заходи», проскальзывает внутрь, оглядываясь. Феликс копошится в небольшом коробе, сидя на кровати, и даже не поднимает взгляд на Чана. Альфа оглядывается, отмечая скромность жилища: всего две кровати, небольшой сундук и столик с зеркалом. Вновь вспоминает плату, что за него отдали, и опять не понимает причины такой траты. Даже если она спасает ему жизнь, забирая из рук работорговцев. Чем это обернется здесь? — Сними, пожалуйста, верх, — омега открывает многочисленные пузырёчки и принюхивается к их содержимому, и, видимо, находя нужные, подходит к альфе, что выполняет указание, стягивая верхнюю одежду и поворачиваясь спиной. Чан слышит болезненный вздох позади себя, а затем чувствует осторожное касание прохладных пальчиков на плечах. Дёргается, пугая Феликса, и вновь слышит виноватое: — Прости. — Всё в порядке, — ему не больно, просто неожиданно ласковым получилось прикосновение, и Чан, отвыкший от такого, улавливает, как теперь вздрагивает сам омега. — Ты знаешь наш язык? — альфа внезапно осознает, что Феликс, погруженный в свои мысли, извинился на родном языке, а Чан машинально ответил, стремясь успокоить. Он не то чтобы сильно скрывал это, просто омега изначально разговаривал с ним на родном языке для северянина. Но теперь отпираться нет смысла, и Чан кивает. — Насколько хорошо? — Не полностью, но общие фразы понять могу, — альфа вновь говорит честно, чувствуя, как маленькие пальчики осторожно оглаживают ссадины и синяки, что остались после последнего наказания. Омега осторожен и внимателен — чётко считывает напряжение мышц и не давит больше, чем требуется. От почти невесомых прикосновений по позвоночнику альфы бегут мурашки. Такая забота приятна, но Чан не позволяет себе забыться или расслабиться. — Тебя обучил кто-то из родных? — Феликс действительно очень осторожен в касаниях. Целебные эликсиры должны притупить боль, но он все равно старается контролировать силу нажима. Изуродованная синяками крепкая спина повергла его в шок. Желудок неприятно сжался при взгляде на все эти отметины. — Нет, — альфа практически не раздумывает над ответом. — Нас обучали в армии. — Ты военный? — голос омеги звучит немного удивлённо, но Чан кивает. — Наёмник. Сопровождал торговые суда. — А… — Кораблекрушение, — альфа понимает, что спрашивает Феликс, но привык отвечать честно и прямо. — Пираты напали на судно, что мы должны были охранять. Пробили борт, судно начало тонуть, — альфа поводит плечами и шипит от боли, к собственному неудовольствию ощущая исчезновение тонких пальцев. Которые быстро возвращаются, едва Чан успокаивается. Вновь скользят по коже нанося целебные растворы. — Я не видел этого, меня оглушили при стычке на борту. А потом я оказался на рынке. — Как давно ты в плену? — осторожно спрашивает Феликс, перемещаясь из-за спины Чана к его лицу. Альфа разглядывает покрасневшее личико, припоминая слова Минхо — Феликс не имел отношений, а сейчас стоит перед полуобнаженным альфой, заливаясь краской по самые ушки. — Около трёх месяцев. — У тебя остался кто-то там? — омега не поднимает глаз, когда касается чужой груди, обрабатывая синяки. Благодарит богов, что их в разы меньше чем на спине и долго лапать альфу не придётся. Всё же это смущает. Пусть и в благих целях. — Родители и младший брат, — Чан продолжает сверлить омегу взглядом. Он не должен ему доверять, однако правда срывается с губ быстрее, чем он успевает обдумать ответ. Почему-то рядом с этим парнем не хочется врать. Может, так действуют слова Минхо, о том, что ему не причинят вреда. Или сам омега, что усиленно отводит смущенный взгляд, но продолжает тратить драгоценные настои на простого раба. Чан не знает. Но врать не хочется. — Понятно, — омега бормочет под нос и уходит в свои рассуждения, переключаясь на обработку кистей. Осторожно касается тонкими пальцами покрасневших от верёвок запястий и растирает натёртую кожу. Поднимает глаза, сталкиваясь с внимательным взглядом альфы, и почти сразу отводит их, нервно сглатывая. — Ноги…? — По ногам не били, — качает головой альфа. И внезапно осознает полный смысл вопроса. — Только мозоли, но их я могу обработать сам, если ты дашь настой. Омега кивает, отпуская чужую руку, и сразу же вцепляется пальцами в рубаху. Воцаряется гнетущая тишина, и только Чан хочет озвучить вопрос о его дальнейшей судьбе, его опережает собственный желудок, что громко урчит. Омега смущенно хихикает. — Скорее всего, Минхо и Хёнджин уже накрыли на стол, — Феликс поворачивается к выходу из комнаты. — Думаю, лучше сначала пообедать, а потом я отвечу на все твои вопросы. Мой отец учил, что переговоры лучше вести на сытый желудок. И Чан не может не согласиться с чужой мудростью. Есть и правда хочется. Чана усаживают рядом с Минхо и ставят перед ним миску с восхитительно пахнущей едой. — Только не торопись, — просит Феликс. — Если тебя морили голодом, то большой объём еды может навредить тебе. Я потом покажу, где у нас что лежит для перекуса, когда буду проводить экскурсию по дому, поэтому можешь не доедать всё сейчас. Альфа кивает и прикрывает глаза от удовольствия, едва первая ложка погружается в рот. Хочется промычать от удовольствия — вкуснее он ничего не ел даже у себя на родине, а если это всё приготовил Минхо, то у него однозначно огромный кулинарный талант. Чан открывает глаза и встречается с тремя выжидающими взглядами напротив. На него смотрят с интересом — Хенджин и Минхо, и с небольшим волнением — Феликс, и альфа тушуется. Нужно что-то сказать. — Очень вкусно, спасибо, — Чан чувствует, как кончики ушей начинает печь от смущения, под таким пристальным вниманием. Чужие люди, с которыми он знаком всего половину дня, относятся к нему так доброжелательно, хотя он не из здешних мест. — Ну славно, — улыбается Минхо и принимается за еду, Хёнджин подмигивает, а Феликс расслабленно выдыхает. Дальнейший обед протекает спокойно — из разговора выясняется, что Феликс — торговец тканями, которые покупает и красит самостоятельно. Хёнджин ему в этом помогает — у парня оказывается талант к рисованию, и он занимается росписью ткани на заказ. Минхо же в этом доме отвечает за готовку и тяжелую работу — по замачиванию тканей и их отжиму. А Чан… — Я хочу предложить тебе сделку, — начинает Феликс, едва тарелки со стола убираются после еды. Омега смотрит на Чана пристально, и заметно, как он волнуется, прикусывая губу. — Я хочу наладить торговый путь с твоей страной, но совершенно не знаю, что может понравиться людям с севера. Ты поможешь мне подобрать товары, которые могут найти своих покупателей в твоей стране, а когда мы окажемся в ней — я отпущу тебя. Ты согласен? Чан немного стопорится, слыша предложение, и не знает, как на него реагировать. Он смотрит на Хёнджина и Минхо, но те и бровью не ведут, видимо, такой разговор у них уже поднимался и они не удивлены. Но удивлён Чан. Удивлён, озадачен и ошарашен. — Я могу платить тебе жалование, если ты хочешь, — предпринимает еще одну попытку Феликс, — скромное, но всё же. Сам понимаешь, сейчас деньги пойдут на подготовку партии товара… Альфа продолжает пялиться на омегу, что сейчас выламывает свои пальчики и тщательно подбирает слова, стремясь убедить ему помочь. Убедить кого? Раба, который был куплен? Который, даже по меркам страны Чана, обязан теперь ему своей жизнью? Который окружен вниманием и человеческим отношением едва переступил порог этого дома? А Феликс точно торговец? Слишком мягкосердечный для такого дела. Выкупил, залечил, накормил, а теперь еще пытается предложить плату за помощь? И собирается его отпустить? Альфа хочет верить в то, что здесь не всё так просто. Хочет разглядеть подводные камни в чужих словах, но не может. По спокойным лицам остальных сидящих за столом понимает, что всё, что ему сказал маленький омега — правда. Чан понимает, что молчание затягивается, а потому еще раз вглядывается в чужое лицо и кивает: — Я согласен. Феликс облегченно выдыхает: — Хорошо. Пойдём, я покажу тебе дом.