Когда небеса молчат

Годы пролетают незаметно, особенно когда занят ежедневной рутиной. А в храме Древней Веры всегда было чем заняться. Новые послушники, паломники, ежедневные ритуалы и молитвы во славу Древнего Божества, организация свадеб и похорон... Шамура пропустил бы тот момент, когда его возвели в епископы, если бы ритуал не был столь болезненным, а главное - принесшим тревожное видение. Любой ритуал получения священного сана сопровождался кровопролитием и жертвоприношением. Таким образом Древнее Божество задабривалось для того, чтобы своею милостью коснуться нового верного служителя. Шамура уже ощущал эти прикосновения раньше, из-за чего его сердце трепетало от ужаса и восторга и наполнялось Верой. Через проделанную ритуальную рану в тебя будто вливалась огромная сила, наполнявшая каждую клеточку тела, и на крошечный момент ты чувствовал себя всемогущим. А если повезёт, Древнее Божество могло что-то сказать напоследок, как и произошло в этот раз, вот только эти слова посеяли в душе паука страх. В тот краткий, невесомый миг, когда он сиял в лучах силы, в его тело ворвалась тревога, паника, голова заполнилась шепотом, ее будто сжали тисками. "Убить. Убить всех овец. Смерть не знает пощады и прощения. Не допусти..." Остальные епископы вскочили со своих мест, когда все свечи в Главном зале вновь загорелись багровым огнем, а Шамура распластался на древних плитах пола, тяжело дыша и чувствуя, как разом взмокла его мантия. Над головой паука появилась черная корона, а значит, Божество приняло его и признало, наделив силой, но это уже не волновало никого. Все смотрели на пустой трон во главе зала. Нариндер не пришел на инициацию, и это было знаком для многих. Ах, Нариндер... два года. Два прекрасных года, принесших пауку счастье и душевный покой. Кот принял его чувства и не отверг, позволив остаться подле себя. Шелковая Колыбель сумела произвести на него впечатление, и Шамура не раз и не два сплетал ее снова в самых разных укромных местах храма, где снова исполнял свой танец, столь завораживающий и гипнотизирующий, что коту оставалось лишь отдаваться ему всем своим телом и разумом. Однако, Нариндер только брал, ничего не предлагая взамен. Да, он принимал ласки и поцелуи, он поддерживал их с Шамурой беседы, неизменно вежливо и мягко, улыбаясь своей завораживающей улыбкой, с благодарностью принимал дары паука и внимал его речам об изменчивости мира, о том, что существуют иные возможности для перемен, но сам в ответ мог лишь отвлечь внимание священника от опасных тем вроде пророчеств Древнего Божества и тревожных видений епископов, приласкав паука. Шамура изо всех сил старался внушить возлюбленному, что можно обойтись без переворотов и кровопролития, можно вводить новые ритуалы и правила, отменяя старые, постепенно меняя мир вокруг себя, подстраивая его под приходящие перемены, говорил почти наугад, имея возможность лишь догадываться о том, что затевает епископ на самом деле. Увы, Нариндер отказывался говорить на эту тему. И подобное тяготило паука. Но любовь, получившая возможность быть проявленной, затмевала его разум, делала все эти проблемы незначительными, внушая пауку, что он справится, что его чувства растопят сердце епископа, и в конце концов он очистит свою душу от скверны. Да, Шамура был ослеплен. Но не был глуп. Он старался держаться на плаву, на тонкой льдинке самообладания и помнил о странных выходках епископа, не давая эмоциям окончательно захлестнуть его, и не оставлял попыток наставить кота на путь истинный, спасти его от мрачного предсказания, полученного еще тогда, в день первого посвящения в сан. Нариндер на это лишь улыбался, не споря, но и не соглашаясь и продолжая скрывать свою тайну, как бы Шамура ни старался выудить из него правду, но по ночам паук часто слышал, как кот разговаривал во сне. И что-то ему отвечало. У этого чего-то явно были не самые чистые намерения, поэтому, если была возможность, паук отгонял невидимого духа, читая молитву и прижимая к себе Нариндера, заставляя его морщиться и полусонно стонать, не то от мук физических, не то от мук душевных, и странный, потусторонний голос отступал, оставляя их наедине. Шамура изо всех сил старался внушить себе, что не испытывает страха, что его вера и намерения крепки, и не смотря на все трудности и секреты он своею любовью и заботой сможет спасти возлюбленного, поэтому старался не отходить от него ни на шаг, но чем больше проходило времени, тем сильнее понимал Шамура, что кот отдаляется от всех, замыкаясь в себе, и все чаще паук задумывался, а любят ли его на самом деле или он просто был "удобен" Нариндеру в данный момент? То, что кота не было на церемонии лишь снова подкинуло страхов и сомнений в душу Шамуры, и он решил непременно найти своего возлюбленного и рассказать ему о случившемся после того, как все будет закончено. В Главном зале поднялся гвалт, все были взволнованы новым откровением от Древнего Божества, и все три остальных епископа требовали, чтобы Шамура немедленно поведал им, что сказал ему их Бог. Паук медленно поднялся с окропленных кровью плит. Корона наделила его необычайной силой, которая продолжала струиться по его телу даже после того, как церемония свершилась. Он чувствовал, будто Древнее Божество стоит прямо за его спиной, правит его лапами, из-за чего все свечи в зале стали сгорать в мгновение ока, погружая его во мрак. - Я повелеваю принести в жертву всех овец и ягнят, какие только есть, ибо грядет Смерть и стон прокатится над священной землёй. Корона вспыхнула алым пламенем, таким же, как и всё вокруг, Шамура оторвался от земли. Глаза его запылали священным огнем, между лап заплясали всполохи молний. - Слепцы! Вас предали и продали! Пригрета змея на сердце, испиты запретные силы, украдена преданность. Ваши последователи не принадлежат вам больше! Марионетка в моих руках пыталась вас оградить, но слишком поздно! Пять станет четырьмя, станет тремя, станет двумя, станет одним, станет ничем! Остановите Нариндера! Отнимите корону! Раздался грохот, в Главном зале погасли все свечи, погрузив его в беспросветный мрак, а с лап паука, одержимого Божеством, сорвалась молния, расщепив трон, на котором обычно восседал Нариндер. Епископы ощерились оружием, ощутив прилив сил, которыми делился с ними их Бог для свершения возложенной миссии, а двери в Главный зал распахнулись. За ними стоял Нариндер, на лице которого играла неприятная улыбка, а за его спиной виднелась озлобленная разъяренная толпа. Шум ее проник в уши паука, улыбка кота пронзила сердце ядовитой стрелой и наполнила гневом. В каждой его лапе появилось по клинку, и он первым бросился в бой, но тут же был сметен котом в сторону, будто надоедливая муха, угодив прямо в гущу еретиков, которые начали кромсать, бить, кричать и рвать его когтями. Нариндер первым делом хотел разобраться со старыми епископами. Сила струилась из его пальцев, оскверненная корона изрыгала проклятия одно за другим. Он чуть ли не смеялся, глядя на то, как может вертеть последователями Древнего Божества как безвольными куклами. Хекат и Калламар, вставшие на защиту своих покровителей, не выдержали мощи наносимых ударов и припали к каменным плитам, расчищая дорогу. - Предатель! - Еретик! Старые епископы без страха ринулись в бой, их короны сверкали силой, а все, кто присутствовал в Главном зале, начали сражаться с отступниками. Это были обычные крестьяне, при чем те самые, которые когда-то приходили в храм Древней Веры за прощением и покоем. Теперь же они вооружились обычным для крестьян оружием вроде вил, факелов и молотов и вошли в священный храм, который столько лет оберегал их, чтобы осквернить его. Против них восстали священнослужители, за которыми была сила их Бога, так что очень скоро еретики были сметены. Шамура выпутался из вопящей толпы и напал на Нариндера со спины. На этот раз его объятия могли стать смертоносными, острые шипы готовы были вонзиться в беззащитные плечи и шею, на жвалах заблестел яд, но неожиданно прямо перед пауком из воздуха соткалась мрачная фигура со скалящимся черепом и взмахом косы вновь откинула паука в сторону, оставив на боку глубокий порез, из которого хлынула зеленая кровь. Рана почти моментально затянулась, а паук, ощущая силу Древнего Божества за собой, сразу же сделал новый выпад, и на этот раз ему удалось вцепиться в кота и кубарем покатиться с ним по каменному полу, руша все на своем пути. В этот момент все мысли паука были заполнены яростью его Бога, времени задуматься о чем-то еще просто не оставалось. Две короны сцепились своими проклятиями и раздался взрыв, выбивший витражные окна храма. Кто-то зазвонил в колокол, оповещая округу о тревоге, а Шамура со всей силы врезался в одну из каменных колонн, едва не проломив себе череп, и на какое-то время потерял сознание. Битва разыгралась не на шутку. За Нариндером будто из-под земли вырастали новые последователи, и в глазах их сверкала Смерть. Они окружали священнослужителей поодиночке, не давая им воспользоваться сверхъестественными силами Древнего Божества, и закалывали, зарубали и забивали до тех пор, пока монахи не переставали дышать. Нариндер собственноручно убил двух старых епископов, переломив их силу своей будто хворостинки ударом топора. Чем больше проливалось крови, чем больше было смертей, тем могущественней становилась сама Смерть, подпитывая своего верного последователя. Глаза Нариндера полыхали красным, ритуальный шрам на лбу, оставшийся от первого посвящения, превратился в третий глаз, из которого текли черные слезы. Он смеялся, скалился и издевался над теми, кто попадался ему под руку, одним движением переламывая все их кости и лишь ощущая новый приток сил. - Ха! Да это даже проще, чем я думал! И это все, на что способен ваш бог?! Да он жалок и ничтожен, я уничтожу его одним махом! Пора отдавать старые долги, Древнее Божество! Нариндер смеялся, и голос его был хриплым от безумия и одержимости. Смерть направляла его руки. И никто не мог противостоять ему. - Шамура! Шамура, ты жив? Паук почувствовал, как кто-то хлопает его по лицу. Судя по влажности хлопков, это была Хекат, на ней были видны следы крови, в глазах застыли слезы. - Нариндер... Епископ почувствовал, как его сердце наполняется болью. Голова гудела, но силы Древнего Божества все еще не покинули тело паука. Он быстро приходил в себя. - Нариндер предатель и отступник! Калламар резко схватил Шамуру за лапы и заставил подняться на ноги. Его мантия тоже была запятнана кровью, каждое щупальце сжимало по мечу, а в глазах горела чистая ярость. - Я предупреждал! Я говорил! Древнее Божество хотело направить нас, но мы ослушались, и вот наша расплата! Весь храм в крови невинных! Все последователи мертвы! Еретик убил наших епископов и теперь захватит власть над священной землей! - Что нам делать, Шамура? Он слишком силен! Мы не справимся со Смертью! Смерть нельзя убить! - Хекат разразилась рыданиями, уткнувшись лицом в перепончатые руки. Паук, казалось, не слышал своих друзей, глядя перед собой всеми своими глазами. - Нариндер... - голос его задрожал, а глаза подернулись пеленой. - Да, твой дружок оказался предателем! Он игрался с тобой, я всегда это подозревал! Но сейчас не время для душевных мук, Шамура, надо что-то делать! - Предатель... - епископ прошептал это слово, ощущая, что яда в его сердце слишком много, что девать его просто некуда, что он выплескивается за край, унося за собой все то, что составляло личность паука. "Используй это как оружие". Древний замогильный шепот ворвался в голову паука. О да, Древнее Божество все еще было с ним, все еще ждало от него действий. И ни разу, ни разу не предало. Шамура оглядел развалины, в которые превратился Главный зал и увидел цепи, сорванные с древних скрижалей, на которых аккуратным почерком Первого епископа были выведены заповеди Древней Веры. Цепи стали расти и удлиняться. Они провисели над священными письменами не один десяток лет, их настолько часто окропляли кровью жертв, что они сами по себе представляли святыню. Реликвию. - Смерть нельзя убить. Голос Шамуры продолжал дрожать. О, он терял рассудок, он понимал это. Но если такова цена за его ошибку, то епископ был готов принять ее. - Но Смерть можно заточить. Удержать. Из разбитых окон донёсся полный агонии крик - это нашел свой конец последний епископ. Остался только Шамура, и он догадывался, что Нариндер придет за ним. - Хекат, Калламар, я назначаю вас новыми епископами. Мы остановим Смерть, если будем действовать сообща. Священные цепи уже начинали пылать от налившейся в них силы. Паук вырвал их из стен, будто это были сорняки на грядке, и раздал своим друзьям. Он заметил, что над их головами засияли призрачные короны епископов, значит, Древнее Божество поддерживало его выбор. Нариндер одним движением руки пробил стену храма Древней Веры. Он знал, что Шамура остался там, а ему всенепременно хотелось закончить начатое, что означало, что к его ногам должны лечь все четверо епископов. Он больше не чувствовал вины и страха, в этом не было никакого смысла. На его стороне стояла такая сила, которая могла подчинить себе любого. Какой смысл в сожалениях, если он может получить все, что хочет? В Главном зале было пусто и мрачно. Только горело несколько чудом уцелевших свечей. - Где же ты, Шамура? Выходи, и давай покончим с этим наконец. С хищной улыбкой Нариндер огляделся по сторонам. - Признай, что твой Бог ничего не значит, Шамура. Он всегда был ложным пастырем, укравшим чужую преданность. Ты мог бы присоединиться ко мне, Шамура! Мы с тобой так слаженно работали вместе! Улыбка кота становилась все более исступленной, голос срывался на крик. Конечно, он не собирался выполнять обещание. Вся эта власть должна была принадлежать только ему одному. И единственное, что могло унять этот крошечный, язвительный огонек стыда, нашептывающий ему ересь о том, что он предатель - было увидеть паука мертвым. Он каждой шерстинкой чувствовал, что Шамура где-то здесь, не могла такая большая шестилапая туша спрятаться от его глаз, но разгромленный Главный зал лишь отвечал ему суровым молчанием, и каждая икона, каждый крест, каждая уничтоженная реликвия смотрели на кота с презрением и осуждением. "Еретик". "Предатель". "Мы взрастили и воспитали тебя". "Мы дали тебе Веру и Любовь". "Мы доверяли тебе". "А ты предал нас". "Променял на ложного бога". "Ты не имеешь права стоять здесь, Нариндер". "Склонись и покайся, Нариндер". Кот тряхнул головой и злобно оскалился. - Никто и ничто больше не укажет мне, что делать! Вся власть мира в моих руках! Все склонятся передо мной, а твой ложный Бог умрет, Шамура! Выходи и прими свою судьбу, или ты будешь трусливо прятаться, как и твое Божество?! В какой-то момент, когда взгляд кота в очередной раз скользнул по пентаграмме в центре зала, там оказалась фигура, укутанная в мантию. Судя по едва заметной ниточке паутины Шамура прятался на потолке. Среди сложных узорчатых фресок можно было легко затеряться. Как наивно. Без промедлений Нариндер выстрелил проклятием в фигуру, но та на мгновение окуталась золотистым сиянием, и проклятие отскочило. - Значит, вот какова твоя преданность. Вот какова твоя дружба. Вот какова твоя любовь и твои обещания. В неясном свете пары свечек и огне пожарища, разведенного еретиками, в выбитых окнах Шамура выглядел еще больше и мрачнее. Тени плясали на стенах, очерчивая шипастые лапы, ядовитые жвалы и окровавленное оружие. Нариндер выстрелил еще несколько раз подряд, желая сбить противника с ног и уничтожить. Паук не пытался бить в ответ и просто продолжал ставить щит и уворачиваться, но с каждым мгновением его фигура будто отбрасывала больше пляшущих и извивающихся теней. - Мне не нужны твои нотации, Шамура. Я сам сделал этот выбор! Ты знаешь, что твое Древнее Божество украло у Смерти преданность? Увело ее последователей? Обескровило и предало ее? Предателю - предательская смерть! - Ересь. Смерть была, есть и будет всегда. Веришь ты в нее или нет, она все равно придет за каждым. Ты одержим демоном, Нариндер. Демоном, который обманом проник в твою душу и осквернил ее. Я пытался тебя остановить, я отгонял твои кошмары, я читал над тобой молитвы, я... любил тебя. Но оказалось, что этого было мало. Я не должен был быть снисходительным. И я поплатился за это. Из глаз паука текли кровавые слезы. В его душе метался ураган, боль разбитого сердца заполнила каждую клеточку его тела, а монструозные тени все ближе подкрадывались к коту, который даже отступил от них на крошечный шаг. Это были мелкие бесы, искушения, страхи, забытые божества. Шамура собирал вокруг себя всех, кто попадался поблизости, втягивая в себя их силу. Они врывались в его сознание, сливаясь во многоголосый безумный гул. Паук чувствовал себя оболочкой, внутри которой перевариваются все внутренности, будто яд с его жвал отравил его самого. - Ха! Демон? - Казалось, в голосе Нариндера прорезались нотки неуверенности, он отступил на еще один крошечный шаг назад, - а это, по-твоему, что?! Перед котом воникла фигура в черном плаще. Оскалившись белым черепом, она взмахнула косой, стремясь разрубить епископа на две половинки, и именно в этот момент на Нариндера с двух сторон накинулись Хекат и Калламар, опутав его священными цепями. Кот упал на колени и закричал от внезапно пронзившей его тело боли. Так быть не должно! Он непобедим! Древнее Божество не имело над ним силы! "Сопротивляйся", - озлобленный голос Смерти рывком поднял Нариндера на ноги. В это время Шамура позволил демону довести удар до конца, чуть отстранившись от смертоносного лезвия, ухватил его за древко и потянул по инерции дальше, заставив демона кубарем покатиться следом за своим оружием, правда на полпути Смерть бросила свой физический облик и попыталась впиться в душу паука, проникнуть в любую щель и поработить, но вместо искомого на нее устремился целый поток обезумевших от страха и приливающей силы демонов и божеств, неся смятение, боль и разрушение. Смерть отпрянула, пытаясь высвободиться, как большое животное, на которое напал муравейник, и издала рев, который на какой-то момент заглушил все остальные звуки. Демоны и божества испарились, не выдержав такого напора силы, а Нариндер скинул с себя цепи, отбросив в стороны Хекат и Калламара. - Так-так, кто же у нас тут. Трусишка-кальмар и обжора-жаба, мои старые друзья. Что это? Неужели Древнее Божество стало таким неразборчивым, что набирает в епископы кого попало? Нариндера удивили слабо мерцающие черные короны на головах бывших товарищей, но он не позволил смятению возобладать над собой. - Что ж, так даже лучше. Вас будет проще убить. Он уже сжал Хекат в стальной схватке, собираясь придушить, но в этот миг Шамура снова пошел в атаку. Битва завязалась вновь. Кот был окружен, ему приходилось отбиваться сразу от троих. Особенную опасность представлял паук, который окончательно обезумел от внутренней боли. Каждый новый удар, который он наносил возлюбленному, умножался десятикратно в его сердце, но неотвратимая кошмарная логика происходящего, сила Древнего Божества, стоявшего за ним, желание защитить свою обитель заставляли его перерабатывать эту боль, делать ее оружием и изрыгать проклятие за проклятием, которые отражать Нариндеру становилось все сложней. Но все же кот был силен. Он с легкостью уворачивался от священных цепей, он наносил ответные удары, он извивался и маневрировал, отражал, нападал и ранил, пока в один момент трое епископов не выстрелили проклятиями одновременно. Должен был случиться взрыв, но вместо этого из воздуха соткалась костлявая рука и ухватила сгусток энергии. "Вот вы и попались, ничтожные черви", - раздался замогильный голос Смерти в головах жабы, кальмара и паука. Епископы почувствовали, что не могут пошевелиться, а глаза Нариндера в это время запылали красным, будто он был одержим. Словно марионетка он приблизился к костлявой руке и сжал сгусток силы поверх нее своей ладонью. - Вы слепые жалкие последователи жалкого бога, который не в силах получить свою власть без обмана. Я покажу вам силу. Я открою вам глаза. Голос Нариндера изменился, став грубым, почти грохочущим, будто где-то ворочали каменные плиты. Все три кошачьих глаза раскрылись и засияли холодным светом, заставив и его, и епископов, скованных рукой Смерти, подняться над землей. - НЕ УСЛЫШЬ ЗЛА. Калламар истошно закричал, чувствуя, как ему в уши заползает мрак и превращает все, что внутри в фарш. - НЕ ГОВОРИ ЗЛА. Хекат попыталась схватиться перепончатыми лапами за горло, но крепкая хватка Смерти будто держала ее прямо за сердце, поэтому она лишь захрипела, а из распоротой шеи, неприятно булькая, потекла кровь. На миг карающая длань Нариндера задержалась перед Шамурой. Кот и паук встретились взглядами. За это крошечное мгновение епископ увидел все, что хотел, и передал все, что мог: свой немой крик, полный боли, разбитых надежд и безумия. И Нариндер пошатнулся. - НЕ ДУМАЙ ЗЛА. Кара обрушилась на паука, его сознание кануло во мрак, и Шамура понадеялся, что навсегда. Одержимость отступила от кота, и он, как бесформенный мешок, упал на каменные плиты пола. Тряхнув головой, он попытался прийти в себя. В голове был туман, а тело налилось слабостью. - Что... что произошло? Но не успел Нариндер даже толком осознать, что он натворил, как кто-то рядом поднял с пола наполненные силой Древнего Божества цепи, тихо звякнув звеньями. Кот не успел среагировать, поэтому тут же почувствовал, как его тело обвивает обжигающая боль, а потом еще раз и еще, подкосив ноги и заставив снова упасть на пол. - Ты поплатишься! Полный ненависти голос прошипел прямо у Нариндера над ухом. Запахло грибами. Бывший епископ поднял взгляд и увидел бесформенную кучу листьев, мха и веток, из которой торчали увитые паутиной рога, а по центру разверзлась страшная пасть, состоявшая из круга острых как пилы зубов. - Леший? - Он самый. И тебе, подлый еретик и отступник, ничего не сойдет с рук! Ты поплатишься за каждую каплю пролитой тобой крови! Леший потащил кота в центр разрушенного Главного зала, где еще была видна ритуальная пентаграмма, и пинком поместил его внутрь рисунка. - И что ты сделаешь? Молитву надо мной прочитаешь? Ты даже не знаешь ее слов! Нариндер попытался освободиться, но цепи крепко держали его. Казалось, они вытягивали из кота все силы, даже его покровительница не торопилась являться на помощь. - О, а ты у нас так и остался мистером Зазнайкой. Я знаю достаточно, чтобы провести ритуал Священных Оков, предатель, и ты мне не помешаешь. Леший нашел кусочек красного мела, который использовался для проведения ритуалов, и быстро очертил вокруг кота круг, прочитав короткое заклинание, позволяющее заточить демона в пентаграмме. Он не знал, сработает ли оно, потому что одно слово в нем было слишком заковыристым, и он никак не мог запомнить правильное его произношение, но для себя Леший решил, что сейчас дело не в правильности, а в силе его веры. Красивые слова и ритуалы были традицией, но на самом деле вовсе не были столь необходимы, чтобы Древнее Божество нашло путь в этот мир. И это действительно оказалось так. Пентаграмма засветилась вдоль очерченной линии и образовала барьер. Как только кот почувствовал себя в ловушке, он начал брыкаться и пытаться высвободиться. Ему удалось освободить от оков руку и протянуть ее к барьеру, но тот лишь обжёг ему пальцы, не давая пройти наружу. - Глупец! Ты не знаешь, что делаешь! Смерть нельзя уничтожить! Нельзя подчинить! Ты думаешь, твои стишки меня остановят? Леший, казалось, не слушал его, быстро перемещаясь между обломков Главного зала, находя огарки свечей, целые иконы и остатки ладана в кадильнях. Он торопливо расставлял все это по углам пентаграммы, потому что не знал, насколько хватит его заклинания. Нариндер продолжал пытаться выбраться, и с каждой попыткой преграда истощалась. Демон все ещё был в нем, все ещё пытался бороться. Да, Леший помнил из обрывков скучных лекций, что любой демон будет сражаться до конца, даже когда надежды не осталось, но пробить противодемонский барьер? Выходит, правду говорили епископы про печать Смерти. Вид их мертвых тел, распластавшихся в разрушенном саду, снова полоснул Лешего по сердцу. Да, они очень часто попрекали его, но каждый из них знал, что Лешему не нужны были слова и ритуалы. Древнее Божество всегда было с ним, в его сердце, струилось по его сосудам, и необходимо было лишь попросить... Священник встал и посмотрел на извивающегося в цепях Нариндера. Руки кота уже проходили сквозь барьер, опаленные и окровавленные, он стремился к Лешему, пытаясь затуманить его разум, поработить и уничтожить, но голова священника была как никогда ясной. Он начал петь Песню Призыва, путаясь в словах, пропуская строчки, но с твердой Верой в то, что Бог услышит его и придет. Коту удалось освободиться от цепей, но в тот момент, когда он собрался окончательно пробить барьер, вокруг начали собираться силы, ещё сильнее сковавшие его. Древнее Божество собственной персоной появлялось из воздуха. Это было немыслимо! У Нариндера даже с соблюдением всех правил и обрядов получилось призвать его только раза с пятого! А этот червь сумел все устроить на куче хлама! Кот зарычал. - Думаешь, что победил меня, червь? Я покажу тебе настоящий ритуал! Смерть нельзя сковать! Нельзя остановить! НЕ УВИДЬ ЗЛА! Все тело Нариндера ослепительно засияло, сметая очерченный мелом барьер. Из зала исчезли все тени, будто воссияло новое солнце, Древнее Божество, едва проявив себя в материальном мире, содрогнулось. Леший не отводил взгляда и не двигался с места. Он продолжал распевать Песню, чувствуя, как дымится и сгорает мох, как рога превращаются в пепел, как единственный глаз вытекает из глазницы, но он не боялся боли, не боялся хаоса. Хаос был его другом, а сердце его было наполнено Верой. Древнему Божеству пришлось спрятаться за его спиной, Леший чувствовал, как ему недостает воздуха, как силы его истощаются, а перед ослепленным взором вновь вырастает скалящийся череп, но неожиданно он услышал, как его Песню кто-то подхватил. Это был Шамура. Он, в отличие от священника, знал все слова всех ритуалов в совершенстве. Поднявшись на качающихся ногах, с окровавленной головой, он побрел к распластавшимся на полу Хекат и Калламар, заставляя их встать и вспомнить слова древнего ритуала. Над их головами снова замерцали призрачные короны, и вскоре уже все четверо повторяли слова Песни как заклинание, держась друг за друга, наблюдая за тем, как священные цепи впитывают в себя нестерпимый свет. Неясный силуэт в капюшоне метался, окружённый незримым барьером, становясь все меньше и постепенно полностью исчез, в то время как Древнее Божество наоборот становилось все больше, заполняя собой все пространство. В какой-то момент его стало так много, что казалось, оно было повсюду буквально. Каждый из четырех последователей ощутил это. Всё стало Древним Божеством, а Древнее Божество стало всем, а крошечная фигура скорчившегося в муках Нариндера была лишь крохотной помехой в сверкающем, благословенном мире. - НАРИНДЕР, ТЫ ПРЕДАТЕЛЬ И ЕРЕТИК. Гроомогласная речь сотрясла, казалось, все мироздание. - ТВОЯ ДУША РАСКРЫЛАСЬ СКВЕРНЕ, ВПУСТИЛА ЕЕ В СЕБЯ И СГНИЛА. ТАК ТЫ ОТВЕТИЛ НА ДАННЫЕ ТЕБЕ ЛЮБОВЬ И ЗАБОТУ, НА ПРОЯВЛЕННОЕ К ТЕБЕ СОСТРАДАНИЕ. ОТНЫНЕ СМЕРТЬ БУДЕТ ЗАКЛЮЧЕНА В ТЕБЕ. ЧЕТЫРЕ МОИХ ВЕРНЫХ ПОСЛЕДОВАТЕЛЯ ПОЗАБОТЯТСЯ ОБ ЭТОМ И БУДУТ ДЕРЖАТЬ ТЕБЯ В ОКОВАХ ДО СКОНЧАНИЯ ВРЕМЕН, ПЕРЕДАВАЯ СИЮ НОШУ СВОИМ ПРЕЕМНИКАМ, И ДА БУДЕТ ТАК, ПОТОМУ ЧТО СЛОВО МОЕ НЕРУШИМО! Калламар, Хекат, Леший и Шамура, изувеченные и едва осознающие происходящее, почувствовали, как их раны исцеляет благодатный свет. В этот момент они верили в каждое сказанное Древним Божеством слово, сомнениям здесь просто не осталось места, но прежде чем свершилось правосудие, Нариндер успел промолвить: - Ваша религия настолько ничтожна, что погубит ее жертвенный ягненок. Пять станет четырьмя, станет тремя, станет двумя, станет одним, станет ничем. Никто не вспомнит Древнее Божество. Смерть придет за каждым. В оглушающем громовом раскате, скрепляющем наложенное проклятие тихий смех кота звучал затерявшейся в урагане соринкой, но он пробрался в душу каждому из последователей, заложив в них зерно страха, а потом... Все закончилось. Перед глазами священнослужителей снова оказался разрушенный Главный зал с перевернутыми иконами, выбитыми стеклами и мертвыми телами. Его тишина звучала еще оглушительней, чем только что прогремевший раскат грома, и каждый из монахов понял для себя только одно: впереди очень, очень много работы.

***

Шамура с горечью взирал на стоявшего перед ним Ягненка, полного решимости и отваги. Что он мог сказать ему? Как мог объяснить всю ту застарелую боль, уже почти неслышную, спокойную и смиренную? Ягненок не знал боли разбитого сердца, не хоронил со всеми почестями своих наставников, жестоко преданных и убитых тем, кого он больше всего на свете любил. Но Шамура был уверен - скоро ягненок все это познает. Тот-Кто-Ждет остался тем, кем был. Предателем и еретиком. А значит, судьба жертвенного агнца была предопределена. Жаль, от этого не становилось легче. - Нариндер был ненасытен в своих желаниях. Я же был к нему слишком мягок потому что... любил его. Из-за этого я потерял разум. Из-за этого он потерял свободу. Тоска. Слишком много тоски. Его братья, его верные друзья уже пали от карающей длани оскверненной короны. Он остался последним. И он знал, что и его судьба предопределена. Что ему оставалось делать? Предостеречь? Один из последователей Ягненка возник из портала и напал на своего благодетеля. Ягненок убил его без сожалений и страха. Все было бессмысленно. Когда агнец добрался до его обители, Шамура был готов принять свою судьбу. В конце концов, впереди его ждали долгожданное высвобождение от мирской суеты и встреча с Древним Божеством, которое примет его в своей обители, и все страдания наконец-то закончатся. "Услышь мой крик, когда я уйду, Нариндер", - подумал Шамура, когда почувствовал, как сила принесенных в жертву последователей наполняет его, после чего распахнул обе пары своих глаз, встретившись взглядом с Ягненком, и бросился в свой последний бой.