Песнь белого пламени

Эймонд ненавидел ожидание, хотя прекрасно понимал, что в ремесле воина занимает немалое место. Ожидание следующего сражения, ожидание перемещения противника, ожидание ошибки врага. Стоя неподвижно, как и деревья вокруг, принц наблюдал за заходящим солнцем. Проходящие мимо всегда отводили глаза, потому что вид одноглазого Таргариена в кожаных одеждах не внушал по их мнению ничего хорошего. Эймонд выглядел сурово, держа руки за спиной он ухмылялся, смотря на реакцию простолюдинов. Даже его собственный брат иногда обходил младшего стороной. От былого хрупкого мальчика с тоскливым взглядом, осталось лишь пристрастие к драконам и оружию. Ведь теперь никто не смел ему перечить или же выказывать неподобающее отношение, поскольку Эймонд одним лишь взглядом, мог заткнуть рот собеседнику. Только мать могла указывать на ошибки сына, давая советы или указания, которые Эймонд слушал и выполнял. Постояв ещё немного, он принял решение, что на сегодня тренировок достаточно и к тому же ночь почти наступила, нужно отправиться в город. *** Несмотря на то, что ростом он был намного больше и в плечах шире практически всех, кто проходил мимо, мускулистый молодой парень не привлекал к себе чрезмерно большого внимания, шагая по заполненным улицам, по которым катились запряженные ишаками телеги, чрезвычайно скрипевших и вонючих. «Можно было и не пожалеть монеты на смазку», — подумал принц. Туника из чёрного полотна облегала сильное тело; широкий, длинный меч в потертых кожаных ножнах висел на поясе. Лицо прятал капюшон. В каменной таверне, где над дверью покачивался красивый фонарь в виде шара из позолоченного металла и алого стекла, сидели несколько посетителей. Эймонд вошел внутрь, закрыв за собой тяжелую дверь, помешав уличному шуму ворваться в тихий сумрак таверны. Тут было прохладно, так как толстые стены таверны предохраняли так же хорошо посетителей от раскаленного солнца, как и от холода. В таверне пахло диковинными специями, а мозаика на полу изображала двух женщин, сплетенных в любовном объятии. Внутри преобладал полумрак, и не случайно, так как здесь был свой закон — тот, с кем беседовал клиент, и о чем он говорил, было лишь его частным делом и ничьим иным. Гостями таверны были, в основном, люди из высшего класса, представляющие собой довольно пестрое зрелище — от изношенных туник до дорогого шелка и бархата очень безвкусного желтого или ярко-красного цвета. Одежда девиц состояла из длинных полос весьма тонкого, прозрачного и ярко окрашенного шелка. Некоторые из посетителей кивали Эймонду. Однако принц не отвечал на их приветствия, так как в этот день все эти люди его не интересовали. Эймонд вгляделся в полумрак таверны, выискивая один интересующий его товар. Он увидел ее в тот же момент, когда она увидела его. — Здравствуй, — промурлыкала она и руки Таргариена тут же наполнились блестящей персиковой плотью. Узкая полоска голубого шелка едва прикрывала круглые груди, и еще один кусок ткани, в два раза шире, закрывал округлые бедра. Пшеничные волосы спускались волной на спину, прикрывая обнаженные ягодицы, а глаза были серыми. — Я так ждала тебя. Эймонд лишь хмыкнул, кивая головой на второй этаж. В конце комнаты Таргариен плюхнулся на скамью и посадил Лину себе на колено. Девушка-служанка с бронзовыми глазками тут же появилась рядом со столом, одетая чуть скромнее, чем девки, хотя ее одежда была из хлопка, а не из шелка. Но служанка была так же доступна, как и другие женщины, для тех, кто не мог или не хотел платить более дорогую цену за девушек из таверны. Улыбка, которой она одарила широкоплечего принца, явственно говорила, что она не задумываясь заняла бы место Лины. — Вина, — сказал Таргариен и наблюдал, как покачивались округлые бедра, когда служанка пошла к бочонку, чтобы нацедить кружку вина. — Ты пришел, чтобы быть со мной или глазеть на неё? — спросила едко Лина. — Или именно поэтому ты не пришел ко мне вчера? Может, ты утешал толстую служанку, а? — Ты не сильно от неё отстаёшь, — отрезал одноглазый. И едва успел схватить рукой за запястье Лины, прежде чем девушка успела отвесить удар в грудь. Лина извернулась на колене принца, как бы собираясь встать, и Эймонд крепче сжал руку на ее поясе. — Ты забываешься, — прошептал Таргариен. Он перекинул её на живот, сам встал сзади. Эймонд никогда не смотрел на их лица, выбирая девиц лишь по определённым чертам тела и внешности, поскольку их глаза не выражали ничего, кроме трудной и потускневшей жизни. Для утех принц выбирал исключительно блондинок, потому что он хоть немного мог приблизиться к своему настоящему желанию. Эймонд всегда представлял её. Стоны заполняли комнату, а когда принц достиг наслаждения, он кинул мешок с монетами на кровать, где неудовлетворенная дама, смотрела на него с тоской. *** Эймонд быстрыми шагами шел от борделя пробираясь по каналам улочек и переулков, многие из улиц были чуть шире его плечей и пропахли мочой и отбросами; эти улицы пересекали весь район около таверны. Принц планировал провести всю ночь в объятиях шлюх, но об этом можно было сегодня забыть. Он прошёл через потайные ходы прямо в замок и перед тем, как пойти к себе он заглянул к матери. Она стояла около камина, рядом с Хелейной, которая показывала ей свою вышивку. По выражению терпеливой скуки на круглом бледном лице сестры было видно, что она охотнее потратила бы отнимаемое этой нудной болтовней время на что-нибудь другое. — Матушка, — произнёс Эймонд делая пару шагов к камину. — Эймонд, — улыбнулась мать и обняла сына. Хелейна склонила голову, будто робея. — Где Эйгон? — прошептала Алисента на ухо сыну. Он нахмурил брови. Снова ему приходится стыдиться за брата, который сейчас воркует с многочисленными шлюхами вместе того, чтобы быть с женой и детьми. — Я не знаю — проговорил Эймонд, — Как отец? — Плохо — громко выдохнула мать, отпуская руки сына. Он кивнул, не в силах больше находиться в этой напряжённой, по его мнению обстановке, поспешил уйти. Сжав кулаки он направился в покои брата, Эймонд был уверен что его там нет, но на этот раз он ошибся. Эйгон валялся на кровати, а грязная одежда была разбросана по полу. Скорее всего он снимал штаны, рубаху и сапоги поочередно, швыряя их в разные стороны. — Эйгон! — крикнул брат, сдирая с него простыню, под котором старший был абсолютно голый. Эймонд скривился в отвращении. — Что? — прохрипел Таргариен, почёсывая левый глаз. — Мать и Хелейна искали тебя — голос одноглазого был глухим и казался опасным. — В пекло всё это — зевая пробормотал Эйгон. Не выдержав, Эймонд схватился за плечи брата и сильно сжимая, встряхнул его, вдавливая в кровать. — От тебя прёт шлюхами и вином — он кинул его на кровать, понимая, что это бесполезно. *** Утро было пасмурным. Мерзкий дождь обмывал дороги, от чего на ней появлялись сгустки грязи. — Этого нельзя делать при дворе, — выдохнула Алисента, обдуваемая холодным ветром. — Король умрёт, — Королева укоризненно посмотрела на отца. — Это так. Рейнира объявится и унаследует трон, только мы не знаем, что она сделает с настоящими наследниками. Её муж никогда не стремился к мирному существованию, он будет лишь подталкивать её на безрассудные поступки. — Она своевольна и никогда никого не слушала. — От правителя ожидают опоры, сможет ли Рейнира дать это народу? — протянул Отто. Алисента опустила голову, понимая, что ответить на этот вопрос не в силах. У неё было двое законнорождённых сыновей, один из которых, по традиции, должен унаследовать трон. А раздумывать сейчас над этим ей было особенно тяжело, поскольку она знала, что Визерис очень любил свою дочь от первого брака и пока он жив, никто не посмеет встать против неё. Конечно больше всего королеву возмущали дети бывшей подруги, в которых определённо не текла кровь Веларионов, а Визерис вместе с Корлисом, всё усаживали их на трон. Она смирилась бы с одним бастардом, но трое…это за гранью, хотя муж и твердил постоянно историю о лошади, вряд ли эта теория могла повториться трижды. — Ты мудра, Алисента. Спроси себя, хотела ли бы ты видеть бастардов на железном троне? И хотели бы этого люди? — неприязненно произнёс десница Короля, наблюдая за эмоциями дочери. — Я не хочу войны, — отрезала Алисента.- Разве не об этом нам твердили восемь лет назад? И о том, как именно нужно сохранить мир. — Визерис умрёт! — не выдержав шёпотом выкрикнул отец, — Народу плевать на слова каких-то иноземцев, как должно плевать и тебе. Если они промыли мозги Королю, то не дай и себе потерять рассудок надеясь на добро! — Отец! Ты говоришь как изменник, тебя могут услышать. — Я хочу чтобы меня услышала ты, Алисента. *** Надевая на голову чёрную кожаную повязку, которая закрывает потерянный глаз, Эймонд помедлил. Он слегка прикоснулся подушечками пальцев к безобразному шраму, и в голове сразу всплыли детские воспоминания как Люцерис проехался кинжалом по его лицу, когда ему зашивали кровоточащую плоть, а он лишь думал о том, какая смерть подойдёт бастардам лучше. Сзади послышался звук открывающейся двери, Эймонд не повернулся, продолжая прокручивать у себя в голове жестокие мысли. — Что ты сказал вчера матери? — как то неуклюже проговорил Эйгон. — Как всегда, что я не знаю про твои пьянства со шлюхами. — просто ответил Эймонд, поворачиваясь к брату. У старшего от неожиданности вырвался кашель, не сколько от слов, а сколько от вида младшего, поскольку повязки на глаз не было. Сейчас Эйгон явно был растерян. — Спасибо, что прикрываешь, — опустив глаза пробормотал он. — Я делаю это потому что уважаю Хелейну, мать и их честь. — Как будто ты так не развлекаешься — ворчливо откликнулся Эйгон. — У меня нет жены и ребёнка — сурово ответил Эймонд. Сделав тупую рожу напоследок, Эйгон удалился.