Песнь белого пламени

Ранним солнечным утром у восточных ворот столицы царила тишина. Стражники в это время традиционно скучали в караулке, добропорядочные горожане мирно спали. И даже воры, которых в гавани водилось немало, не выходили на промысел до рассвета, потому что на холодных, насквозь промерзших улицах, еще хранящих следы присутствия старого правления, опасно было появляться даже им. Когда сгустившуюся тишину потревожил звонкий цокот копыт, начальник караула выглянул в окно и, мысленно ругнувшись, с неохотой отворил дверь караулки. В нагретое за ночь помещение тут же ворвался холодный воздух. Стражник едва не поскользнулся на обледеневших за ночь ступеньках. Специальные набойки на сапогах уберегли от позора, хотя настроения, разумеется, это не добавило. При виде гостей начальник караула напряженно вздохнул: войско короля поредело. Во главе отряда ехал Кристон Коль и принц Эймонд, которого ждали встретить на драконице Вхагар, но должно быть, Одноглазый оставили её у пляжа. — Знаешь, что я скажу тебе, Коль? Взгляд слегка налитого кровью глаза принца скользнул в сторону Кристона. — Да, мой принц? — Должен признаться, я вполне доволен собой! Стойкое Красное Знамя колыхалось на ветру, трёхглавый дракон на нём по-прежнему вставал на дыбы, золотое солнце сверкало, и название «Грачиный приют» уже было вышито среди имен других знаменитых побед, свидетелем которых оно было. Сколько Великих королей торжественно выступали под этим куском красной ткани? И вот теперь Эймонд, — находясь в численном меньшинстве, осмеянный и в целом списанный всеми со счетов — присоединился к их рядам. Тот, кого памфлеты некогда окрестили «убийцей родичей», словно прекрасная бабочка, появляющаяся из отвратительной куколки, вдруг оказался новым Королём! Да, жизнь порой выкидывает странные фортели. В особенности жизнь королей. Конечно, его ещё не объявили таковым, но все признаки указывают на то, что державе нужен новый король, покуда Эйгон теперь даже глаз открыть не может, что говорить о правлении. — И вы имеете полное право быть довольны собой, мой принц, — напыщенно возгласил лорд командующий Кристон Коль (сам большой эксперт по части самодовольства). — Еще до боя вы показали, что вы умнее ваших врагов, в бою — что вы их сильнее, и к тому же захватили в плен самого мерзкого предателя из всей кучи! И он бросил удовлетворенный взгляд через плечо. Лорд Стонтон, тот самый герой, который несколько дней назад только что не подпирал макушкой небо, теперь трясся в жалком фургоне с зарешеченными окнами, в обозе позади Эймонда. Даже от его бренной оболочки осталось меньше, чем было прежде, — его изувеченное тело было погребено на поле боя вместе с его изувеченной репутацией, только посеревшая голова взирала на жалкий проигрыш. — Вы победили, мой принц! — пропищал ещё один рыцарь, но тут же захлопнул рот и нахмурился, озирая приближающиеся башни Красного Замка. — И в самом деле. — На лице Эймонда сама собой появилась непроизвольная улыбка. Он уже и не помнил, когда такое случалось в последний раз. — Подумать только, Молодой Ягненок наголову разбил Молодого Льва! Казалось, даже одежда сидела на нем лучше, чем перед сражением. Эймонд потер подбородок, во всей этой неразберихе несколько дней не видевший бритвы. Ароматы трущоб, беспорядочной россыпью окружавших городские стены, лишь усилили внезапно накатившую на него тошноту. Подъезжая к городу, Эймонд рисовал себе простолюдинов с улыбками на лицах, веснушчатых детишек, размахивающих флажками с эмблемой Таргариенов, ливень благоуханных лепестков, которыми его осыплют красотки с балконов. Он всегда воротил нос от подобной патриотической чепухи, когда она касалась других победителей, но нисколько не возражал против того, чтобы самому стать ее мишенью. Но вместо этого на него из темных углов хмуро взирали какие-то оборванные типы. Хрипло расхохоталась проститутка, жующая куриную ногу за скособоченным окном. Какой-то безобразный нищий весьма недвусмысленно сплюнул на дорогу, когда Эймонд рысцой проезжал мимо. — Недовольные всегда найдутся, ваше величество, — вполголоса утешил его Кристон Коль. — Спросили бы вы старого короля, поблагодарил ли его хоть кто-нибудь за все его труды. — Хм-м… — Насколько Эймонд мог припомнить, окружающие всегда относились к отцу не иначе как с подобострастнейшим почтением. — И как он на это реагировал? — Просто не обращал внимания. — Коль перевел безразличный взгляд на обитателей трущоб. — Как на муравьев. — И правильно! Нельзя позволять им портить себе настроение. Однако было уже поздно. В дуновении ветра появился неприятный холодок, и Эймонд ощутил знакомое беспокойное покалывание на загривке. *** Анариель пробиралась между деревьями, её босые ноги оскальзывались и проезжали по влажной земле, по грязи, по мокрым сосновым иглам; дыхание клокотало в груди, кровь гулко стучала в висках. Чёртов пёс стянул с неё походные сапоги, и эта была небольшая потеря, по сравнению с тем, что он мог откусить ей пятки. Потом она споткнулась и растянулась на боку, едва не раскроив грудную клетку об острый камень. Некоторое время она лежала, тяжело дыша и всматриваясь в сумрачный лес. Пыталась скрыть волнение и страх. Ищейка была рядом еще минуту назад, это точно, однако теперь куда-то пропала. Про остальных Анариель вообще ничего не могла сказать. Возможно, стоило повернуть назад, но пёс шнырял повсюду, Анариель чуяла их запах. Слева раздались какие-то крики — похоже, там шла драка. Она медленно и осторожно поднялась на ноги, стараясь не шуметь. Рядом хрустнул сучок, и Анариель мгновенно развернулся. На неё надвигалось копье — безжалостно и очень быстро. На другом конце копья находился эльф. Она бросилась в сторону, оступилась, упала вниз лицом и покатилась вбок, ломая кустарник. В любой момент она ожидала удара копьем в спину. Тяжело дыша, вскочила на ноги, вновь увидела, как стремительно приближается сверкающее острие, увернулась и укрылась за толстым стволом дерева. Как только попыталась выглянуть — эльф зашипел и ткнул в неё копьем. Тогда Анариель на миг показалась с другой стороны и сразу же нырнула обратно за ствол, а потом выпрыгнула из-за дерева и побежала прочь. Несколько секунд спустя она оказалась в ущелье. То там, то здесь из трещин тянулись вверх одинокие деревья, раскидывая кроны в воздухе. Далеко внизу текла быстрая речка — белый пенный поток, окаймленный зубцами черных камней. Все это не сулило ничего хорошего, но настоящая проблема располагалась ближе, прямо под рукой: здоровенный пёс не отстал от эльфийки. А потом она стала падать. Быстро. Мимо проносились стены ущелья: серый камень, зеленый мох, клочки белого снега. Все вертелось и кружилось. Она перевернулась в воздухе, бесцельно молотя руками и ногами, слишком испуганная, чтобы кричать. Ветер хлестал в глаза, рвал одежду, мешал дышать. Анариель видела, как огромный пёс ударился о стену ущелья, как тело животного переломилось, отскочило от камня и улетело вниз — теперь уже бездыханное. Зрелище было неприятным. Вода поднялась навстречу Анариель. Она ударила её в бок, словно нападающий бык, выбила воздух из легких, сознание из головы и втянула в себя, вниз, в холодную тьму. *** Страдающего Эйгона перевезли в его покои под серьёзным и даже жалким взглядом Эймонда. Брату досталось много страданий, слишком много. Теперь он скулил как щенок, до тех пор, пока мейстеры не принесли ему макового молока. Младший смотрел на страдания брата в тени его покоев и разум наливался свинцом, будто несправедливо с ними боги обходятся. Да, Эймонд оставил жену и детей, но они живы и пребывают в светлом рассудке, как и сам он. А вот брат словно стал подушкой для битья, которую били два раза на дню, с каждым разом забирая всё новое и новое. Сам Эймонд замечал конечно за собой хвост прорастающей тьмы и чтобы хоть как-то урезать его, устраивал тренировочные бои. Он считал, что расслабляться не стоит, даже после побед. К тому же только на тренировочном поле с мечом в руке он чувствовал себя уверенно. Там было понятно: вот противник, надо его победить. А в обычной жизни Эймонд терялся, чувствуя себя, как рыба, выброшенная на берег. Куда идти, к чему стремиться, ради чего жить? Ради того, чтобы как брат остаться калекой на всю жизнь? Пустота, разверзшаяся перед ним так внезапно с уходом Анариель, росла и ширилась, грозя поглотить его целиком. Он больше не видел себя в этом мире. Поначалу это пугало. Со временем стало забавлять. А иногда просыпался интерес к окружающему новому миру. Мечты о короне заполняли мысли, и он часами лежал без сна, представляя, как будет править. Какие указы будет издавать, что о нём напишут в прославленных книгах, как будет жить в королевских покоях и как обустроит их — всё обдумывал, обо всём мечтал. Но все планы разбивались об один-единственный вопрос: для кого? Для кого он будет это строить? Чтобы жить одному? Зачем? Никогда бы раньше не подумал он, что воинская служба может приносить столько удовольствия, заполняя собой удушающую пустоту. Плечи вздрогнули от женского писка, мать ворвалась в покои расталкивая стариков в белых одеждах, что пытались изъять железный доспех из прожженной руки короля. Алисента опустилась на колени перед кроватью, с ужасом осматривая сына. Его ребро и бедро были переломаны, всё тело покрывали ожоги, а глаза выдавали такое страдание, что матери стало столь плохо, что она взревела горькими слезами. На секунду Эйгон пробудился от макового молока и тихо, с болью произнёс: — Убейте меня, прошу… Алисента с горечью отвернулась, красными глазами впиваясь в ровно стоящего Эймонда, словно хотела разделить свою боль с кем-то, но не увидев в глазах сына боли, повернулась обратно к королю. *** Плеск воды — первое, что она услышала. Плеск воды, шорох листьев, щелканье и щебет птицы. Она приоткрыла глаза и сощурилась. Расплывчато-яркий свет сиял сквозь листву. Это смерть? Тогда почему так больно? Весь её левый бок пульсировал. Анариель попыталась глубоко вдохнуть, поперхнулась, выкашляла воду, выплюнула грязь. Простонала, перевернулась на четвереньки, вытащила себя из реки, тяжело дыша сквозь стиснутые зубы, и перекатилась на спину — на мох, склизкий и гниющие сучья возле края воды. Какое-то время она лежала и смотрела вверх, в серое небо за черными ветвями; дыхание со свистом вырывалось из сорванного горла. — Я еще жива, — прохрипела она самой себе. Еще жива, несмотря на все старания природы, эльфов, людей и зверей. Насквозь промокшая, распластанная на спине, она засмеялась сиплым булькающим смехом. Если хочешь что-то сказать про Анариель, скажи, что она умеет выживать. Порыв холодного ветра пронесся над заболоченным речным берегом, и смех Анариель медленно затих. Она выжила, да, но остаться в живых и дальше — это будет гораздо труднее. Он села, морщась от боли, затем поднялась на непослушные ноги и опёрлась о ствол ближайшего дерева. Не думала она, что всё будет именно так. Сейчас она кое-как хотела обдумать дальнейшие действия. Произошедшее никак не могло уложиться в её голове, даже поверить она могла в это с трудом, может это были люди, а не эльфы? Нет. Это однозначно были эльфы, её сородичи. Да, Анариель была благодарна этим «дикарям», что под маской добродетели учили её сражаться на мечах. А на самом деле готовили к равному бою, чтобы их трусость и подлость не так сильно выдавали себя, поскольку противник был при оружии и с хоть какими-то навыками. Анариель усмехнулась, вспоминая безжалостные тренировки мужа и его отношение к бою. Никогда Эймонд не пользовался слабостью врага, тренируясь исключительно с равными ему по силе противниками. Вспомнив про любимого она посмотрела вниз. Нож по-прежнему висел в ножнах на поясе, и Анариель весьма этому обрадовалась. Опыт подсказывал, что лишних ножей не бывает, а этот клинок был очень хорош. И выкрасть её прям под носом одного из нападающих было очень сложно. Тем не менее перспектива удручала: она в абсолютном одиночестве посреди лесов, кишащих врагами, и даже понятия не имеет, где находится. Правда, можно пойти вдоль реки. Все реки здесь текли с гор к узкому морю. Значит, надо идти по берегу к югу, против течения. Это единственный шанс. *** — Рейнира обратила взор на север, — продолжал десница. — Ей не терпится приструнить Старков. Эймонд ответил злобным взглядом, шлюха не сдавалась. Он обвёл всех взглядом, теперь во главе стола снова сидела его мать, её тоскливый вид не мог пройти мимо Эймонда. — Что скажете вы, Ларис Стронг? — неожиданно для всех спросила Алисента. — На советах высокородных мужей, госпожа, я стараюсь больше молчать. Ларис Стронг, старый, пронырливый попрошайка, был скорее подхалимом, чем Лордом. На его выдубленном ветрами лице морщины словно секли зубилом — оно напоминало голову чудища на носу старого корабля. Будь на то власть Эймонда — такого не пустили бы даже в порт, не говоря о столе совета. Ну, конечно, мать смотрела на это иначе. — Ваш опыт пойдет нам на пользу. Опыт по части унижений, проговорила про себя младший Таргариен. — Да помогут нам боги. — Отчаянно произнесла Алисента. — Я — человек свободолюбивый, и я не сторонник ни праматери, ни семерых богов, ни их законов. — Эймонд встал упираясь кулаками в деревянный стол. — Но когда раздувается шторм, капитан всеми способами должен спасать то, что можно. Мертвецу не надо свободы и даром. А от гордости и живым толку мало. — Мудрая речь. — Мейстер наставительно покачал пальцем принцу. — Сегодня побили, значит, выиграешь завтра. А мертвый — проиграл навсегда. — Трудновато бывает отличить мудрость от трусости, — огрызнулся Эймонд. — Несомненно, принц Эймонд вправе так судить. Я знавал многих куда храбрее меня. — Кристон невесело улыбнулся, обнажая белый ряд зубов. — И повидал, как одного за другим их зарывали в землю. — Долголетие и отвага — обычно плохие супруги, — произнес Эймонд, осушая кубок. — Короли и эль — тоже не лучшая пара, — возразила мать. Эймонд непонимающе взглянул на неё. Ему не послышалось? — Вам присвоен титул регента, пока ваш брат не встанет на ноги, — заключил десница, ухмыляясь. *** К тому времени, как она добралась до какого-то брошенного людьми лагеря, начался дождь. Под мелкими брызгами волосы прилипли к лицу, одежда промокла насквозь. Анариель прижалась к мшистому стволу и с бьющимся сердцем смотрела в сторону лагеря. Пальцы её правой руки до боли сжимали скользкую рукоять ножа. Она увидела черный круг на том месте, где разводили костер, недогоревшие сучья и угли, втоптанные в землю. Увидела большое бревно, на котором сидели люди Увидела разбросанные по поляне обрывки и обломки их вещей. Надо спешить и взять хоть какие-то вещи. Это удача. Удача, которой хватает лишь на то, чтобы выжить — как обычно. Тем не менее враги могут вернуться в любой момент. Надо спешить. Анариель выскочила из-за деревьев, шаря взглядом по земле. Мужские сапоги стояли возле костра. Анариель схватила их, принялась натягивать на окоченевшие ступни, прыгая на одной ноге, и чуть не поскользнулся в спешке. Куртка тоже обнаружилась возле костра под бревном — потертая и исцарапанная, многократно разорванная и залатанная, от одного рукава осталась лишь половина. Походная сумка лежала бесформенной кучей в кустах неподалеку, ее содержимое было разбросано по склону. Анариель принялась собирать и заталкивать вещи обратно, пригнувшись и затаив дыхание: моток веревки, старая глиняная трубка, несколько полосок вяленого мяса, игла с бечевкой, помятая фляжка, в которой еще булькали остатки жидкости. Все полезное. Все пригодится. Внезапно в небе поднялся гул. Деревья разом качнулись от слишком сильного потока ветра. Анариель дёрнулась и забежала за большой ствол, боясь пошевелиться. Сначала с неба послышался вой, а потом и оглушительный рёв, от которого по телу эльфийки побежала тёплая волна. Это чувство было ей уже знакомо. Земля содрогнулась, что-то большое, нет, что-то огромное приземлилось неподалёку. Анариель тихонько выглянула из-за дерева и увидела перед собой огромного чёрного дракона, взмахивающего крыльями.