Песнь белого пламени

Все в красном замке беспокоили Эймонда. Например бывший наставник и ныне мейстер имел репутацию глубокого мыслителя, однако, на его взгляд, он был из тех, кого идиоты почитают за гения: его идеи представляли собой сплошную путаницу с пустотой в середине. Он много распространялся о справедливом обществе, которое ждет их впереди, но был удивительно туманен относительно ведущих к нему путей. Его карманы вечно топырились от бумаг — теорий, манифестов, прокламаций. Эймонда раздражало, что люди приветствуют его цветистые воззвания к разуму, потрясая оружием, одобрительно воя и выкрикивая гневные лозунги. По его опыту, больше всего ущерба можно ждать от людей, действующих на основании высоких принципов. Подтянув одну неподъемную руку, Эймонд обхватил голову ладонью. Казалось, если сейчас не придержать череп, он взорвется. На внутренних сторонах век еще тлели образы, похожие на плывущие перед глазами пятна, если смотреть на солнце. В носу ещё тлел запах дыма. Корона Эйгона Завоевателя теснилась на его голове. Тяжела и одновременно сладка была эта тяжесть, которая позволяла Эймонду принимать свои решения, не основываясь на советах других. — Боги не благословил меня долгим взглядом, государь. — Проговорил Кристон стоящий рядом. — Глядя на куколку, трудно предсказать, какая именно бабочка появится из нее, чтобы приветствовать восходящее солнце. Но перемена будет. — Он сглотнул. — В этом вы можете быть уверены! Мир, построенный на высоких идеалах! — Миру не нужны перемены, — буркнул Эймонд, не отрывая взгляда фиолетового глаза от столицы. — Ему нужен костер. Эймонд не доверил бы ни кому в этом замке, даже загнать стадо свиней в хлев, не говоря о том, чтобы направлять мечты миллионов людей к новому будущему. На его лице, конечно, ничего не отразилось, но Коль, по-видимому, все же уловил какую-то толику того, что он чувствовал. — Кажется, у вас по-прежнему есть сомнения? — Я никогда не видел, чтобы мир менялся быстро, — ответил Эймонд. — Пожалуй, я вообще не видел, чтобы он менялся. — Я начинаю думать, что вы так нравились леди Алисенте оттого, что были полной противоположностью вашего брата. На вас корона выглядит лучше. Эймонд усмехнулся. — Думаю, я это заслужил. Эймонд хотел признать это внутри себя. Каждый день ломая в разуме черту, которая сдерживала его все эти годы. Столько времени прошло после его ухода из эльфийского города, что даже в памяти начали пропадать некоторые моменты из его прошлой счастливой жизни. Ему не хотелось это принимать. Несколько мгновений Эймонд размышлял, что сейчас с Анариель? Может быть, ей грозит опасность? Но потом понял, как это глупо — беспокоиться об одном человеке посреди всего, что творилось вокруг. В любом случае, что он мог для неё сделать? Что здесь вообще можно было сделать для кого бы то ни было. В нем шевельнулось чувство вины, когда он воспроизвёл ее лицо — пожалуй, даже не столько недовольное, сколько испуганное. Он хотел, чтобы она была рядом с ним, боги, как же он скучает по ней! И он не выдержал. Мучение было невыразимым — он плотно зажмурил наполнившиеся слезами глаза, прижал правую руку ко рту с такой силой, что хрустнули костяшки, сомкнул челюсти так, что оставшиеся зубы заскрежетали друг о друга, однако все равно не смог удержать рвущийся изнутри тонкий, пронзительный вой. Как же он хотел, чтобы всё закончилось! Просто лежать с женой на подушках и слышать её мирное дыхание, потом взять детей и качать их на руках. Какие же призрачные надежды… Когда боль улеглась глубоко в сердце, Эймонд решил отложить на некоторое время малый совет и неожиданно для самого себя навестить брата. Войдя в покои, он прошёл мимо навеса над кроватью, которое закрывало изуродованного короля от чужих глаз. Когда Эймонд увидел брата, он остановился. Сердце пропустило удар. Прожженная рука была сплошь перемотана. Регент встал прямо над Эйгоном и бережно опустил ладонь на почерневшую растрескавшуюся массу, когда-то бывшую рукой, и отдал мысленный приказ: — Живи, брат. Живи. Он вспомнил, как Эйгон всегда вёл себя как дурак. Активно и проворно. Как постоянно смеялся и подшучивал над остальными. Разве этот молодой парень заслужил такого исхода? Ведь Эйгон не выбирал себе эту судьбу, да он хотел и жаждал мести за сына и жену, но кто бы не захотел? *** Эймонд шёл в богорощу, провожаемый почтительными взглядами слуг. Король-регент, оглядев все это великолепие, только головой покачал: надо же. Всего несколько недель назад здесь было гораздо спокойнее и тише. А теперь даже издалека можно заметить суматоху, свойственную всем большим городам. Громоздящиеся друг на дружке дома, вьющийся кольцами дым над крышами многочисленных кузен… и шум. Многолюдный, многоголосый и несмолкающий шум деловой столицы. Эймонд покрутил головой, но, как ни старался, нигде не увидел Ари. Против нелепых ожиданий, ее изящная фигурка не маячила ни на границе леса, ни на одном из пригорков. Не виднелась на обочине широкой дороги, старательно выглядывая припозднившихся путников. Не грозила маленьким кулачком со стен, красноречиво обещая устроить братьям разнос за опоздание на ужин. И даже в огромных кустах, намертво вросших в землю, не мелькали её золотистые волосы. Эймонд сел на землю, вытянув ноги и прислонившись к узловатому, словно скрученному из десятка канатов, стволу чардрева. В густых ветвях уже можно было разглядеть крошечные завязи будущих плодов. Впервые за долгое время Эймонду удалось остаться одному, действительно одному. Не надо было никуда спешить, не надо было ни за чем следить, ни за кем не требовался надзор, никто не нуждался в заботе и защите. Он был совершенно один, впервые со времени ухода. Это было… необычно? Да, необычно и неожиданно приятно. Никто не лез с обеспокоенными взглядами и сочувствующими вопросами. Наконец можно было сбросить маску хладнокровия и отчуждённости, не бояться, что кто-то разглядит ту пустоту, что образовалась внутри после ранений старшего брата и ухода любимой жены. Сзади послышались осторожные шаги. Эймонд обернулся, и увидев мать нахмурился, секунды он смотрел на неё и она показалась ему старой, с влагой на глазах. Старой и разбитой. — Ты снова бродишь один. — Кто бы говорил… — появление матери заставило собраться. Обсуждать с ней все тягости души Эймонд не хотел. Но Алисента не за тем пришла сюда — она, как и сын, искала уединения. — Во всей этой суете побыть одной — непозволительная роскошь, — криво улыбнулась мать. — Иногда мне кажется, что жизнь до войны была одним большим сном. — Да, — кивнул Эймонд. — Прекрасным — и, как и всё прекрасное, коротким. — Скучаю по пирам, — Алисента вздохнула, покосилась на сына. Тот улыбнулся в ответ: — Я тоже по ним скучаю. — Вот бы где сейчас закрыться на пару недель, — мать мечтательно закатила глаза. — И чтобы никто не мешал, не подходил с вопросами, не ждал срочных решений… — И чтобы всё было по-прежнему, — подхватил Эймонд игру. — Во дворе ругаются слуги, Анариель возмущается, что в саду опять кто-то вырвал лилии с корнем, за дверью хихикает Эйгон, прячась от её гнева, а Хелейна напевает колыбельные детям… Голос дрогнул, в горле встал ком размером с огромную сливу — не проглотить, не выплюнуть. Эймонд зажмурился, резко отвернулся. Почему до сих пор так больно?! Тёплая рука осторожно легла на плечо, сжала, потянула к себе. Первым порывом было дёрнуть плечом, скинуть ладонь, и Эймонд замер было, не открывая глаз. Но Алисента настойчиво потянул сына к себе, и тот поддался, спрятал лицо на груди матери, затих. Никогда прежде он не приходил к Алисенте со своими бедами и печалями, королева почти всегда была занята, да и самому Эймонду казалось, что не стоит отвлекать его по пустякам. Но сейчас он сжался в её объятиях, как никогда чувствуя себя маленьким мальчиком, верящим в чудо. В то, что сейчас мать шепнёт пару слов и всё снова будет как прежде. И казалось, что желание это стало осязаемым, поплыло в воздухе, сплетая невидимый кокон защиты и тепла. — Ты всегда был умён, Эймонд. Умнее меня. Ведомо богам, ты и птицу уговоришь слететь с неба, коли захочешь. Что ж, берись за эту половину войны. Прояви хитроумие, которому будет под силу повернуть вспять воинство чёрных и избавить нашу землю и наш народ от меча Рейниры. — Прости, матушка, мне так жаль. — Мне тоже, сынок. — Алисента устало поникла на плече Эймонда. — Мне тоже. Мать до боли крепко сжала обе ладони сына. — Что бы ни случилось, ты должен выжить. Это теперь твой долг. Ты обязан выжить и вести выживших за собой. Сражаться за семью. Встать на защиту народа, если… больше его защищать будет некому. — Не беспокойся об этом. — утешил её сын, — Я ведь могу и не погибнуть. Алисента иронию не оценила, глубоко вдохнув. *** Он сидел, в дурноте и холоде, с обнаженным мечом на коленях, когда показался месяц и вышли погулять его дети — звезды, а пламя горящего корабля, горящих сокровищ и горящей семьи осветило сотни сотен печальных лиц. Когда зажглись огоньки в городских каменных зданиях, и в башнях цитадели на холме. Его цитадели — хотя ему она вечно казалась узилищем. Дверь со скрипом отворилась впуская в покои Кристона Коля. Выглядел он крайне взволнованно, но оттого и целеустремленно. Эймонд вопрошающе поднял брови. — Государь. — десница поклонился, Эймонд жестом пригласил его во внутрь. — Что у тебя? — коротко спросил одноглазый. Коль осмотрел регента снизу вверх и только после этого начал говорить: — Мой король, поскольку мы все решили отказаться от чувств и действовать, то у нас ещё остались полезные люди, оставшиеся в Штормовом пределе. Как насчёт таких старых друзей как Боррос Боротеон? Эймонд поглядел на него, хмуря брови, наморщив шрам на лбу, и крепче сжал меч. — Он напыщенный придурок, которого волнует лишь его наследие и женитьба его страшных сучек. — Но у него большая армия… — На что ты намекаешь? — напряжённо перебил Эймонд. — Ваш брак с леди Анариель не был заключён по традиционным обычаям, и не может считаться в полной мере официальным, — острожно выдавил Кристон и удивившись тому, что Эймонд остался сидеть на месте, а не приложил меч к его голове, продолжил. — Если вы возьмёте в жёны одну из дочерей Лорда Штормового Предела, то у нас появятся новы… Коль не успел договорить, поскольку одноглазый кинулся на него, сжав его тёмный воротник. — У меня есть жена и она будет оставаться таковой до моего последнего вздоха! — выпалил Эймонд, сдерживая кулаки от гордого лица десницы. — Но союз с ней не приносит королевству прочный союз! — вымолвил на эмоциях Коль, храбро принимая толчок в стену от короля-регента. — Убирайся, пока я не убил тебя. Эймонд отвернулся. В его мозгу, далеко не в первый раз, всплыла непрошеная картинка: он держит руку черноголовой дочери бородатого хрыча… Эймонд с зажмуренными глазами стиснул в кулаках меч. Он вынул его, зеркальная сталь вспыхнула так ярко, что пронзила мрак, и перед взором Эймонда замигало белое пятно. — Всех нас ждет смерть. — Десница глубоко вдохнул, раздувая ноздри, и тяжело, но горделиво ступил вперед. Вновь обретая облик славного мужа своих ушедших дней. — Если не уберешься сейчас, то встретишь её гораздо раньше. Внезапно на улице раздался гул. Эймонду показалось, что даже стены замка пошли ходуном. Во дворе начали испуганно голдеть слуги, стражники во всю кричали о надвигающейся тревоге. — Что происходит? — встревоженно спросил Эймонд, стремительно подойдя к окну, при этом оглядывая Коля. Ответ пришёл незамедлительно. Прямо перед королём-регентом пронёсся дракон, сверкая своими жёлтыми глазами. В ночной темноте сложно было разглядеть очертания зверя и его всадника, но почуять опасность — легко. — Лучников на стены! Остальные охраняют замок, — ровно произнёс Эймонд. Он схватил свою куртку, смахнув со стола памфлеты, рассыпавшиеся по всему полу. Король поспешил выйти из покоев, чтобы предупредить мать, поскольку прошлых ошибок он совершать не будет. Для начала убедиться, что с ней всё в порядке, а после уже начнёт действовать. Дверь стремительно распахнулась, вынуждая испуганную Алисенту сделать шаг назад. На пороге стоял сын, сверкая полубезумным взглядом. — Что происходит? — хрипло спросила Алисента, проводя рукой по спутанной гриве. — Чёрные на пороге, — проговорил Эймонд, Алисента тревожно заглядывала в его глаза. — Иди в покои Хелейны, вас будут охранять. — Хелейны? — мать растерянно посмотрела на сына. — И лучше поспешить, — кивнул Эймонд, поворачиваясь к Колю. Тот уже держал полуторный меч. Бросив короткий взгляд на мать, Эймонд поспешил к выходу. Он шёл, чувствуя, как в душе разливаются спокойствие и уверенность. Постепенно улеглась и паника, сменяясь холодным расчётом. Одна сторона его существа, исполненная надежды, хотела верить, что это может стать исполнением мечты Эймонда о победе над ненавистным дядей, и отчаянно желала увидеть ее воплощение. Другая, боязливая сторона чуяла близкую кровь и подбивала его этой же ночью все бросить и сбежать. И была еще расчетливая сторона, по мнению которой совладать с обезумевшей лошадью можно, только оставаясь в седле, а изо всех сил держаться за повод, возможно, менее опасно, чем совсем его отпустить. Он был готов драться. Идти на ряды копий, и пусть свобода и равенство послужат ему доспехом! Шум обрушился на него сразу же, стоило оказаться в коридоре. Испуганные лорды и слуги вереницами спешили к верхним ярусам. Дети тихо шагали следом, то и дело шикая на начинавших плакать малышей. Он видел, как растёт вокруг толпа, как люди смотрят на Эймонда, внимая каждому слову. Привыкшие видеть в нём лишь брата короля, теперь безоговорочно признали его право распоряжаться и отдавать приказы, как истинному государю. Ему нужно было сесть на Вхагар, только так он сможет одолеть другого дракона. Перепрыгивая лестницы, Эймонд стремглав спешил к выходу из замка. Рыцари идущие по обе стороны от него, расчищали для короля проход от кричащих людей. Паника охватила Красный Замок. Если это и вправду была шлюха-сестра вместе с её женихом, то смерть и вправду ждала их, правда Эймонд не хотел пачкать руки кровью, конечно исключительно своей. Рассредоточившись по дворцу, отдельные отряды напряжённо ждали сигнала. Притаившись у колонн на небольшой дворцовой площади, отряд ожидал захватчиков. Далёкий стук окованных в железо сапог гулким эхом отдавался от стен. А дракон всё навёртывал круги вокруг замка, не давая лучникам попасть во всадника. В воздухе пахло бучей. Бучей, которая может порвать все так, что потом можно будет сложить совершенно по-новому. Эймонд наконец-то вышел во внутренний двор, огороженный каменными и деревянными стенами, где обычно одноглазый занимался. Меч на его бедре покоился словно младенец, ожидая своего часа. Вдалеке послышался рёв Вхагар, Эймонд оскалился, набирая темп, расталкивая стражу. Один из них хотел было что-то сказать, но Эймонд на мгновение обратил на него вмораживающий в грязь взгляд, и мужчина, горя от стыда, опустил глаза и смолчал. Эймонд Одноглазый направлялся к своему дракону, но не успел, поскольку прямо перед ним приземлился другой, истошно рыча.