Песнь белого пламени

Это было не оцепенение. Нет. Это было абсолютное непонимание. Дракон поднял свою длинную шею, тем самым закрывая наездника. Эймонд злобно обернулся на лучников, которые натянув тетивы, стали опускать луки. Дракон рычал, опуская тело ниже, чтобы всадник мог спуститься на землю. Порыв ветра взъерошил белые волосы короля-регента, а сильные руки изъяли из ножен длинный меч, готовясь к нападению. У него возникали разные мысли о нежданном госте, который не начал атаку, а смиренно позволил обдать себя стрелами. Эймонд сглотнул. Это ведь не может быть она? Анариель уже готова была погрузиться в пучину, слишком устав, чтобы бояться смерти, ведь если замок был оккупирован чёрными, то головы ей точно не сберечь. Но усталость словно рукой сняло, когда под драконом она увидела мужа. Ошарашено застыла в седле Анариель, когда заискрился роскошный водопад белых волос, забранных на затылке, сверкнули ужасом изумрудные глаза, мелькнула ненадолго гладкая нежная кожа, чувственные губы и умопомрачительно красивое лицо. Ей стало не по себе, поскольку она выглядела точно не как обворожительная леди, а как какая-то прожженная шлюха. Кровавая струйка текла по лбу, еще одна виднелась на челюсти, прямо над подбородком. В бедре безобразно раздавались болезненные удары, не будь она сильной, то давно бы уже упала, поскольку продолжительный полёт плохо сказался на её здоровье. Весь плащ был испачкан, как и походная одежда, волосы больше не блестели, а были спутаны и грязны. Большие мужские походные ботинки свисали с её маленьких ножек, и держались только из-за перемотанного вокруг них шматка оторванной ткани походного платья. Эймонд бесшумно приблизился — чуткий и настороженный, как вышедший на охоту зверь. Другой шаг вперёд. Во дворе раздался возглас изумления. — Анариель… — неверяще шепнул Эймонд, на негнущихся ногах делая неуверенный шаг. Эльфийка грациозно спустилась с седла, что не подходило под её образ бродяги. Она нервничала, сильно нервничала. По спине пробежали мурашки, как только она увидела своего мужа. Его длинный чёрный камзол, кожаные перчатки, копна белых волос были столь ослепительно чисты, что засаленные стены за спиной казались бурыми. На макушке восседала чёрная корона Эйгона Завоевателя, отчего Анариель сцепила руки в замок от подступающей тревоги. Он долгим взглядом посмотрел в тревожные сощурившиеся голубые глаза и безошибочно уловил разлившийся в воздухе аромат эльфийского меда. Анариель… Все такая же прекрасная и, как всегда, желанная до боли! Его ноздри затрепетали, в глазах вспыхнул жадный блеск, а в груди сладко защемило от накатившей нежности. Он следил за ней долгим и пронзительным взглядом и только сейчас заметил, что она вся в крови и синяках. Он подскочил, не думая о удивленных взглядах солдат по бокам. Подошёл и застыл. Столько времени прошло, сколько пережито вместе, а этот ошеломительный аромат до сих пор сводит его с ума. Заставляет забывать обо всем и жадно стремиться навстречу. Его невозможно забыть. Как невозможно уйти или просто посмотреть на другую. «Ан…» — Эймонд машинально качнулся навстречу, на мгновение позабыв про огромное количество внимательно следящих глаз. Но вдруг у короля-регента нехорошо екнуло в груди, когда жена подняла глаза и очень внимательно на него посмотрела — удивлённо раскрытый рот, розовые губы, но вот глаза… опасные они стали. Да и воин стоящий за спиной Таргариена заметно подобрался, неотрывно следя за каждым ее движением — тоже почуял перемену. Некоторое время влюблённые молча смотрели друг на друга, а потом не выдержали и пустились в нежные объятия. Усталость и тревога отошла на второй план, осталось лишь чувство, чувство нескончаемого воссоединения двух сердец. Анариель выдохнула от облегчения, он по прежнему оставался тем же Эймондом, не убийцей, а любящим мужем. Думала, что не примут, думала, что сгорит от стыда, представ перед ним в таком виде, но этого не случилось. — Как? Как ты здесь? — улыбаясь прошептал Эймонд, сжимая пыльное лицо жены в ладонях. — Я же сказала, что буду с тобой всегда, — проговорила Анариель задыхаясь от выступающей боли. Она зажмурилась, когда бедро обдало пронзительным ударом. Эймонд испуганно осмотрел жену, понимая, насколько всё плохо. Подозвав к себе стражу, он велел отменить тревогу по замку и призывать мейстеров к его покоям. *** К тому времени, когда восходящее солнце очертило крепкие башни замка, а на улицах клокотали певчие птицы, в покоях наконец-то пришла в себя Анариель. С тяжелой дороги её онемевшие пальцы больно покалывало, голова всё ещё гудела, но уже не столь сильно. Анариель обвела взглядом комнату и поняла, что Эймонда рядом нет. Но она не удивилась. Сейчас, когда он носил корону (по ещё непонятным ей причинам) очень не часто можно будет побыть в его обществе, к тому же лишь вдвоём. Анариель неожиданно осознала, что больше не способна злиться. Так бывает, когда слишком долго поддаешься какой-то эмоции, тратишь на нее силы, мысленно бесишься, планируешь, ругаешься про себя. Живописно представляешь в уме, как раз за разом решаешь все споры одним взмахом отточенного клинка, а затем наслаждаешься неописуемым чувством победы, упиваешься отмщением и жадно вдыхаешь аромат свободы… Но потом что-то в тебе ломается. Истощается, что ли? Былая злость куда-то уходит, растворяется в каком-то странном отупении, и ты вдруг понимаешь, что больше не способна ни на одно мало-мальски сильное чувство. Вроде и надо бы. Вроде и повод остался, но ты будто выгорела изнутри. Высохла от гнева. Почти что умерла душой. И теперь тебя крайне трудно снова ввергнуть в пучину всепоглощающей ненависти. На какое-то время ты становишься абсолютно равнодушной ко всему, что тебя окружает. Может, тут и бессонные ночи сказались. Может, насыщенные новостями и переживаниями дни. Но всего за пару минут до того, как король прошёл в покои, Анариель со всей ясностью осознала, что пока ничто не сумеет её вывести из себя. Даже предатели эльфы, из-за которых она каких-то жалких двух дней буквально кипела от бешенства, причем без перерыва. Едва не сгорела, потому что подобной злобы уже давно не испытывала, но кто-то мудрый вовремя повернул выключатель, гася это лютое пламя и превращая его в тлеющий огонек, в котором больше не осталось запала. Поэтому она дала себе понять, что будет думать стратегически, чтобы не допустить больше ни гнева ни злобы. Едва солнце взошло на небо, в покои осторожно прошёл Эймонд, боясь разбудить уставшую жену, которую по его приказу переодели и отмыли от грязи. Им многое придётся рассказать друг другу, и Эймонд всеми силами готовился к этому разговору. Он тихонько прошёл в покои, вставая прям у кровати, на которой уже сидела Анариель, опустив длинные ресницы. Эймонд просто стоял и смотрел, пытаясь не дышать так шумно, так глубоко, вбирая в себя её запах, давно забытый и невероятно родной. Он готов был стоять вот так вечно. Молча, незримо, только рядом. А она всё прятала глаза под каскадом светлых волос не находя слов. Только начали мелко подрагивать плечи от сдерживаемых слёз, что появились внезапно. Шумный выдох — и вот она уже рыдает в его руках, стискивая замшу камзола, громко всхлипывая, а он просто гладит её, гладит, не переставая, пропуская сквозь пальцы шёлковые пряди, глубоко дыша, не думая о том, что щиплет глаза. — Эймонд, я… — всхлипывая, заговорила Анариель, но он лишь стиснул сильнее, заставляя уткнуться носом себе в грудь. — Не надо, — он прижался щекой к её виску, чувствуя кожей, как бешено стучит чужое сердце. — Не говори ничего. Я понимаю тебя. — Н-нет, — она покачала головой, — не говори так…не надо так говорить…только не так, так великодушно… — По твоему я должен убить тебя за то, что ты вернулась? — шепнул он куда-то в золотую макушку. — Меня ты не убьёшь, — усмехнулась сквозь слёзы Анариель. — Никогда. — Я сделала нечто ужасное, — она снова всхлипнула. — Не нужно… — Нет, мы расскажем друг другу всё, что с нами произошло, — серьезно проговорила эльфийка, вглядываясь в него красными глазами. Он вдруг протянул руку и коснулся её лица, осторожно, на ощупь. Коснулся бровей, задел трепещущие ресницы. Родная. Своя. Каждая чёрточка изучена от и до. И её запах забивает лёгкие, сгущая воздух, не давая сделать следующий вдох. Он изучал её лицо, будто заново открывал, будто… в последний раз касался. И она не двигалась, прикрыв глаза, подаваясь за его пальцами. Положила руки на грудь, погладила шею. Скользнула в волосы, осторожно потянула на себя, заставляя почти коснуться, смешать дыхание, дотронуться кончиками носов, ласково потереться. Бездна! Как же она хороша! Просто невероятно, немыслимо, что их маленькое счастье все длится и длится. — Эймонд, я хочу знать, — серьезно произнесла Анариель, отстраняясь от его груди. — О чём именно? — раздосадовано спросил Эймонд, угрюмо заглядывая в её глаза. Он хотел заняться совсем другим. — Хорошо, тогда начну я, — вкрадчиво сказала эльфийка. — Я сбежала из Имладриса и отправилась к войскам отца, которые примкнут к твоей армии, — Эймонд вскинул брови, удивляясь и одновременно восхищаясь храбрости жены, — конечно, как я думаю, отец узнал об этом, но в стороне стоять точно не будет, так что эльфийская армия с нами. После я отправилась к Королевскому Лесу, где жили дикие эльфы, — Анариель помрачнела. — Там меня приняли как очень важную гостью, но потом, всё изменилось. Они начали обучать меня искусству войны, а после. Анариель ненадолго обернулась и пристально взглянула. Только синие глаза потемнели, в них метнулась настоящая боль, да в уголках рта появилась скорбная складка. — Говори, — настойчиво сказал Эймонд, скрывая потоки ревности. — Они накинулись на меня все разом, когда проводили очередной учебный бой, и я убила одного из них, — Анариель окончательно помрачнела. Эймонд нахмурился. — Я убила эльфа, своего собрата. И они нарекли меня убийцей. — Она тяжело выдохнула. Эймонд ничего не ответил, лишь повёл плечами. Он привык к убийствам, к крикам и к крови, это его напугать или удивить не могло. Но факт того, что это совершила Анариель, был бесспорно необыкновенным. — Не молчи, пожалуйста, — тоскливо проговорила Анариель, увидев в его глазах смятение. — Я взял Грачиный приют, убив при этом всех, в том числе и Рейнис Таргариен с её драконом, — отрезал на выдохе Эймонд, — Эйгон получил множество ожогов и переломов, сейчас он даже до горшка не в состоянии самостоятельно добраться и меня нарекли регентом. Анариель испытала сначала ужас, сверкнув при этом глазами, что отразилось и на Эймонде, поскольку он сделал шаг назад. Потом, в голове застрял вопрос: а чем ты лучше? Сглотнув, эльфийка не ответила. После чего с достоинством выпрямилась, изучила глазами мужа и прильнула к нему, тихо прошептав: — Отныне, мы идём вместе, против всех, против всего мира. Эймонд почувствовал наслаждение от её слов, таких коротких, но таких нескончаемых. Сейчас хотелось лишь чувствовать шёлк её волос и лёгкий бриз её дыхания. Больше ничего. Только она. И он захватывает её собой. Жадно целуя, словно ждал этого всю жизнь. Он вцепился рукой в мягкие груди, нажимая и нащупывая бугорки, хотел было сначала в бедро, но потом осекся, вспоминая рану. Эльфийка в ответ вцепляется ему в шею, надавливая на кожу острыми коготками. Рука Таргариена с лёгкостью порхнула под юбку, заставив эльфийку пискнуть. Грубо положил жену на прохладную кровать, отчего по телу побежали горячие мурашки. На белом покрывале кожа её утонченного лица приобретает особый оттенок изящества, ласкает взгляд, как лепестки розового пиона. Она кажется беззащитной, но эта беззащитность мнимая. Из-под опущенных подрагивающих ресниц глаза Анариель сверкают неукротимым огнем, то ли отраженным, то ли внутренним. Эймонд приходит от увиденного в восхищение. О том, что он на грани, говорит только дрожь во всем теле и упирающийся в одежду тяжелый, твердый как камень мужское достоинство. Анариель начинает извиваться, хочет пойти на попятную. Эймонд не позволяет. Целует губы, лицо, скулы, живот, бедра. Его волосы щекочут кожу, мягко скользят по плечам, ключицам, рукам, прячут Анариель от всего на свете. Ощущения сильные, необычные, каждое аукается в эльфийке чистым восторгом. Резко Эймонд выпрямился, сильными руками переворочавшая Анариель на живот, разрывает ночное платье. Следом идёт и его одежда, которую рывком с себя сдирает. Берётся за талию жены, замечая, что стала намного меньше, и в одно движение усаживает её на себя, заставляя Анариель охнуть от этого жесткого порыва. Эймонд всё взял в свои руки, медленно натягивая любимую женщину на себя, и с её губ сорвался задушенный, но такой восторженный стон. Её тёплая, неподвластная никому теснота, обволакивает его, а её громкие стоны отзываются горячей волной в его груди. Эймонд выпивается в её губы, страстно прикусывая. Анариель задыхается в необъятном наслаждении, боль в бёдрах и ужас последних недель пропадает. Она рывком снимает его кожаную повязку, заставляя его посмотреть на неё. Хищно улыбается, отчего король толчком входит внутрь, с каждым разом быстрее. Обоим сейчас не хочется отрываться друг от друга. Наверное, держит страх, что стоит им оборвать поцелуй, как все закончится. Поэтому каждый отдается ему до последней капли. Каждый старается оставить в памяти что-то свое. Анариель — тепло любимого тела настолько близко к себе, а Эймонд — то, с какой отчаянной нуждой тянется к нему Ари. Глубокий томный вздох и Эймонд хрипло стонет, подхватывая выдох Анариель. По телу побежали мурашки, естество мелко подрагивало, жадно изливаясь в жену. Однако же, отстраняться совсем никто, кажется, не собирается, поэтому несколько секунд они лишь часто и мелко выдыхают друг другу в губы, деля один разгоряченный воздух на двоих. Эймонд чувствует, что Анариель улыбается и растягивает губы в ответ. Он приоткрывает глаза и наталкивается на мутный, но безмерно счастливый взгляд напротив. Эймонд дёргается, повинуясь сильному желанию немедленно прижать к себе Анариель. Пальцы переплетаются и разгорячённые влюблённые падают на спину, не разжимая при этом объятий. — Я больше никогда отсюда не выйду, — хрипло прошептал Эймонд, блестнув сапфиром. — И тебя не выпущу. — Тогда держава останется без короля, — промурлыкала она, потеревшись носом о его влажную шею, зарываясь в них и глубоко вдыхая его запах, — Ваше величество. — Эйгон был прав, из твоих уст эти слова звучат волшебно, — расслабленно прикрыл глаза Эймонд. Анариель в ответ издала глухой смешок, пряча лицо в его волосах. На короткое время в комнате повисла тишина, дыхание постепенно восстанавливалось и успокоилось, погружая в блаженное умиротворение. Анариель подвинулась, устраиваясь на широкой груди, слушая ровный и размеренный стук родного сердца. Скользнула взглядом по окну. — Можно проведать Эйгона? — проговорила Анариель, осторожно касаясь его мелких шрамов. — Думаю, можно, — отрезал Таргариен. — Он говорил, что скучает по тебе. Анариель горько усмехнулась. — А как Хелейна? — Никак, — он помрачнел. — Она никого и ничего не слышит, постоянно кричит и царапает своё лицо от нескончаемого безумства. Анариель неуловимо нахмурилась, о чем-то напряженно размышляя. Эймонд уловил настроение жены и проговорил: — Их не вылечить, разве что Эйгона, но едва ли ему помогут травы мейстеров, если он навсегда останется калекой. — Я могу попробовать. Эльфийская медицина куда лучше вашей, — кротко сообщила Анариель, пряча тоскливые глаза за пушистыми ресницами. — Люди сильно отстают в медицине. — Да неужели? — с заметной издёвкой поинтересовался Эймонд. — Ага, — в том же тоне ответила жена. Эймонд резко взял её в охапку, отчего Анариель вскрикнула от неожиданности. — Ты говорила, что обучалась бою, я хочу потренировать тебя, — прошептал в самое ухо Таргариен, обдавая эльфийку жаром. — Я бы не отказалась, — лукаво ответила она. *** Эймонд сделал глубокий вдох и плавно скользнул в сторону. В обеих руках Таргариена блистали парные клинки, которые при каждом движении тихонько напевали своему хозяину. Его стопы неслышно ступали по сухой земле, порой зарываясь в ней по самую щиколотку. Ноги были чуть согнуты в коленях, плечи расслаблены, походка стала мягкой, кошачьей. Парные мечи порхали уже с такой скоростью, что и эльфийке было сложно уловить, где кончается одна смертоносная дуга и начинается вторая. Воздух послушно взвыл, распарываемый двумя полосами закаленной стали, от разгоряченного тела пошла волна ощутимого жара, крохотные капельки пота на светлой коже начали стремительно высыхать… А он все наращивал темп. Эльфийка устроилась в тени оружейной и, поджав под себя ноги, пристально наблюдала за мужем. Она больше не носила плащ, золотистые волосы привычно распустила, позволив волнистым локонам свободно ниспадать на спину. Прежний наряд сменила на эльфийское платье, сделавшее ее похожей на сказочную принцессу, а сверху накинула полупрозрачную накидку из золотистого шелка, который так изумительно оттенял ее глаза. Анариель, склонив голову набок, неотрывно следила за каждым его шагом, за каждым взмахом и любым, даже самым крохотным движением. Изучала, внимательно оценивала, сравнивала, будто строгий учитель, принимающий экзамен у примерного ученика. Но Эймонд, не ошибся ни разу — все многообразие впитанных с молоком матери связок и переходов он раз за разом повторял с такой поразительной точностью, что было отчетливо видно: подобный ритм давно стал для него привычным. И, кажется, эта сумасшедшая, поистине запредельная скорость, от которой порой шалели даже бессмертные, нисколько не смущала наследника дракона. Даже спустя три долгих часа он оставался нечеловечески бодр, спокоен, все так же сосредоточен и невероятно опасен. — Твоя очередь, — запыхавшись проговорил Эймонд, прокручивая в пальцах клинок, поворачивая стороной больстера к жене. — Тебя мне придётся долго догонять, — усмехнулась Анариель, аккуратно взяв в руки клинок. — Догонишь, — Эймонд повёл бровями. Эльфийка показательно покрутила острый клинок в пальцах, правда не так изящно, как это делал ее муж, но весьма ловко, что заставило Таргариена удовлетворительно улыбнуться. — На мечах ты дралась, попробуем на клинках. Только Анариель хотела показать свои навыки, как на тренировочном поле показался Коль, в чёрных одеяниях с зелёными полосами по бокам, а на груди прикреплена брошь десницы. Увидеть Кристона в таких одеждах, стало для Анариель настоящим потрясением. Она повела головой, оборачиваясь на мужа, который ловко сунул кинжалы в ножны и грациозно подошёл к Колю. — Государь, королева, — он поклонился, а у Анариель побежали холодные мурашки от второго слова. — Вас ожидают на малом совете. — Хорошо, — значительно потускнев сказал Эймонд. — Только провожу свою супругу. — Не нужно, я хочу проведать Хелейну, а тебе нужно идти. Я справлюсь. Эймонд кивнул, но всё же сопроводил жену до коридора, указывая ей на комнату Хелейны. Комнаты обезумевшей королевы располагались над библиотекой, в одном из коридоров, где обычно появлялись лишь считанные королевской семьи. Здесь, в этих коридорах, воздух пропитался пылью, словно никому проживающим в комнатах справа и слева и занятым некими неотложными делами, некогда было побеспокоить своих служанок приказанием почаще протирать всюду пыль. Кроме того, коридоры вели себя довольно странно, то становясь столь узкими, будто их кто-то безжалостно сжал, то вдруг резко сворачивая в сторону, устремляясь вверх или вниз. Цветные узоры немногочисленных стенных гобеленов здесь так поблекли, точно их приводили в порядок не чаще, чем все остальное, здесь находившееся. Очень многие из светил, висевших по стенам, не были зажжены, отчего большая часть коридора оставалась погруженной во мрак. Анариель казалось, будто она тут одна-одинешенька, только где-то вдали мелькало что-то белое, — видимо, послушница или одна из служанок торопилась исполнить некую службу. Туфли девушки, постукивая цокающими каблуками по каменным плитам пола, черным и белым, ничем не покрытым, пускали по залу долгое эхо. Жуткое местечко. Но вот перед Анариель оказалось дверь, — она располагалась возле одной из высоких площадок, украшенная темными деревянными панелями, рядышком с пропыленным гобеленом, на котором виднелся трёхголовый дракон. Зал, отвечавший эхом на звуки ее шагов, представлялся ей еще более пустым и угрожающим, чем минуту назад. Она постучала в дверь и на цыпочках вошла в комнату, едва услышав рассеянно сказанное: «Шаги! Шаги!» Сделав пару шагов по комнате, Анариель в изумлении остановилась. По стенам тут и там простирались длиннющие полки, оставлявшие голой лишь ту перегородку, где была дверь во внутренние покои, да стеллаж, увешанный не в один слой картами. По всему помещению лежали, валялись, торчали куда-то засунутые мимоходом книги, грамоты, свитки, повсюду среди россыпей бумажных груд громоздились, наползая друг на друга, самые причудливые и непонятные предметы. По углам виднелись необычные фигурки из металла и стекла, имеющие странную конфигурацию и неясное назначение, шары соединялись с трубками… — Нет! — крикнула в углу женщина. — Хелейна? — осторожно прошептала эльфийка, обходя груду мусора. — Не смей! Не входить! — О боги… Только успела Анариель выдохнуть, как девушка повернула своё исцарапанное в кровь лицо и издала жуткий крик.