Всего лишь поцелуй

Опаздывать Мэделин не любила, поэтому никогда этого не делала. Ну, вернее, почти никогда. Раз в году можно и опоздать, и эту возможность она использовала в первый же вторник ноября. Завивка волос заняла у нее больше времени, чем рассчитывалось, потому Мэделин залетела в кабинет зельеварений, когда урок шел уже почти 5 минут. Взгляды всех присутствующих учеников, столпившихся у преподавательского стола, заставленного несколькими котлами, обратились на вошедшую. В свою очередь Мэделин пробежала взглядом по классу и наткнулась на стоящего в самом дальнем ряду Германа. Она почувствовала, что при виде него ее сердце уже привычно екнуло. — Мисс Декарт, заходите скорее, у нас сегодня крайне интересное занятие! — Слизнорт рукой поманил извиняющуюся гриффиндорку к себе. Кажется, его нисколько не волновало то, что она опоздала. Мэделин подошла к профессору и встала рядом с ним. Слизнорт указал на ближайший к нему котел, из тех нескольких располагавшихся на столе, и азартно поинтересовался: — Ну-с, мисс Декарт, можете сказать нам, что за зелье перед вами? Мэделин посмотрела на содержимое котла, отмечая цвет и текстуру и параллельно припоминая содержание учебника по зельеварению. Она чуть склонилась, чтобы понюхать зелье, но, услышав знакомые духи, тут же выпрямилась и заозиралась по сторонам. Этот аромат Мэделин не могла не узнать — ей приходилось чувствовать его в достаточно запоминающихся ситуациях: купе С в Хогвартс-экспрессе, танец на вечеринке по поводу начала учебного года и, конечно же, тогда в коридоре после вечеринки Слизнорта. Отыскав глазами среди сокурсников Германа, который ответил на ее взгляд, она убедилась, что он по-прежнему стоит в дальнем ряду, а на таком расстоянии услышать запах его духов было нереально, если только тот не вылил на себя сразу весь флакон. Все еще глядя на слизеринца, Мэделин непонимающе нахмурилась, однако буквально через пару мгновений до нее дошло: — Амортенция. Она произнесла это тихо, так что никто ее не услышал. Зато выражение лица Германа, с которым они все еще переглядывались, вдруг стало максимально удовлетворенным, как будто он услышал ее вердикт. — Что вы сказали, моя дорогая? — переспросил Слизнорт с извиняющей улыбкой. — Это Амортенция, сэр, — слегка смущенная Мэделин перевела взгляд на профессора, — самое мощное приворотное зелье в мире. — Совершенно верно, мисс Декарт! — радостно объявил Слизнорт, взмахнув руками. — Позвольте спросить, по каким признакам вы его узнали? Девушка замешкалась. Она помнила, что Амортенцию можно отличить по каким-то внешним признакам, но совершенно запамятовала по каким. Догадалась она, что это именно Амортенция потому, что это зелье пахнет для каждого по-своему, в зависимости от того, какие запахи нравятся человеку. Но почему-то Мэделин боялась сказать это, учитывая, что она в открытую пялилась на Германа в тот момент, когда узнала зелье. Скорее всего, никто этого даже не заметил и уж тем более не стал бы спрашивать, какие запахи она учуяла. Однако Мэделин все равно запаниковала, опасаясь, что ее уличат в чем-то, поэтому постаралась вспомнить, как еще можно отличить Амортенцию. В течение нескольких секунд гриффиндорка сверлила взглядом котел с Амортенцией, вызывая в голове воспоминания касательно прочтения главы об этом зелье, пока Слизнорт терпеливо ждал ее ответа. Наконец ее осенило, и она поспешила сказать: — Пар. Он завивается спиралями, это характерно для Амортенции. — Разумеется, — профессор заулыбался, — также это приворотное зелье имеет особый перламутровый блеск. И конечно же, стоит отметить тот факт, что Амортенция пахнет для каждого по-разному. Понюхав ее, вы почувствуете самые приятные для вас запахи. Вы же наверняка учуяли это, мисс Декарт? — Да, конечно, я просто… — Мэделин замолкла, так и не договорив. Ее взгляд снова непроизвольно обратился на Германа, и этим она себя окончательно выдала ему. Он чуть склонил голову вбок и усмехнулся, обнажив верхний ряд зубов, однако эта усмешка была не столько глумливой, сколько довольной. Даже скорее радостной. — Прекрасно-прекрасно… Может быть, вы назовете и это зелье? — Слизнорт указал на следующий котел, и Мэделин, оторвав взгляд от Германа, повернулась к преподавателю и стала слегка рассеянно, но все же правильно отвечать на его вопросы. Она безошибочно назвала и остальные зелья на столе, за это профессор наградил ее пятнадцатью баллами, после чего пустился в объяснения сегодняшнего урока. Во время его лекции почти каждый ученик, находящийся в кабинете, счел своим долгом подкрасться к Амортенции и склониться над котлом, заинтересованно втягивая запах зелья носом. Некоторые расплывались в блаженных улыбках, другие, судя по задумчивым лицам, погружались в воспоминания, еще у кого-то в глазах можно было прочесть изумление. Впрочем, Мэделин было некогда за ними наблюдать, поскольку она внимательно слушала преподавателя и потому пропустила момент, когда к Амортенции приблизился Герман. Закончив лекцию, Слизнорт попросил шестикурсников сварить напиток живой смерти и дал им время до конца занятия. Все ученики тут же разбрелись на свои места, загремели котлами, зашуршали учебниками и стали доставать необходимые ингредиенты. Мэделин, все еще в упор смотревшая куда угодно, только не на вальяжно прошествовавшую к своему столу фигуру Рэймонда, проследовала к единственному свободному рабочему месту в самом углу кабинета. Было еще пустое место рядом с Делайлой, но Декарт предпочла одиночество такой компании. Установив котел, она обратилась к учебнику в поисках инструкции приготовления необходимого зелья. Через 5 минут Мэделин уже шинковала корень валерианы, параллельно думая о Германе. Точнее, не о самом Германе, а о том, какого черта ее Амортенция пахнет не только хвоей и маминым лимонным пирогом, но и его духами. Это точно были они, Мэделин их ни с чем не перепутает. Она не могла передать в словах этот аромат, ведь бо́льшую часть мужской парфюмерии нельзя описать как женскую: «цветочные аккорды с нотками бурбонской ванили и хрустящей карамели» или как-нибудь в этом духе. Не-е-ет, мужские духи редко пахнут цветами и сладостями, в них сложно распознать какие-то оттенки. 'Крышесносящий' — пожалуй, единственное слово, которое приходило Мэделин в голову для описания аромата духов Германа. Виноват ли сам аромат в том, что Декарт так остро на него реагирует, или дело в том, что его носит Рэймонд — сказать определенно она не могла. Погруженная в свои мысли Мэделин не заметила, как рядом кто-то остановился и открыл соседствующий с ней шкаф с ингредиентами. Она уже собиралась добавить нарезанный корень в зелье, как вдруг с ней заговорили, и девушка от неожиданности чуть не высыпала все мимо котла. — Ну, и что это было? От этого голоса ее внутренности сделали кульбит. Мэделин осторожно огляделась, опасаясь, что кто-нибудь из учеников достаточно близко, чтобы слышать их, но все были за своими столами и чрезвычайно заняты приготовлением зелья. Она бросила взгляд на Германа, но, обнаружив, что слизеринец смотрит не на шкаф с ингредиентами, а на нее, тут же повернулась назад к своему котлу. — О чем ты? — непонимающе произнесла она и притворилась будто тоже полностью поглощена процессом приготовления зелья. Мэделин вздрогнула, когда ладонь Германа опустилась на столешницу рядом с ее рукой. Парень облокотился на парту и пристально посмотрел на гриффиндорку. Она повернула голову и, ощутив небольшое волнение от того, как близко стоял Рэймонд, вопросительно посмотрела на него. — Твой взгляд, — терпеливо пояснил слизеринец, — когда ты определяла Амортенцию. — Слушай, чего ты привязался к моему взгляду? — Мэделин повернулась к нему всем корпусом и тоже оперлась ладонью на стол, отзеркалив его позу. — Может, я просто задумалась. — О, да, ты определенно задумалась, — Герман с улыбкой кивнул. Он выглядел как всегда безразличным, но при тщательном рассмотрении в его взгляде можно было прочесть живой интерес, — вот только сначала ты понюхала Амортенцию, потом отыскала меня глазами, а потом уже задумалась. «И снова он хочет вывести меня на чистую воду» — поняла Мэделин. Но она была пока не готова к этому, поэтому просто продолжила молча смотреть Рэймонду в глаза с совершенно невозмутимым видом. По крайней мере, она пыталась сделать такой вид, но если бы кто-то в этот момент считал ее пульс, то эта иллюзия невозмутимости сразу бы разрушилась. — Что ты почувствовала? — вопрос прозвучал твердо, хотя на губах Германа по-прежнему была легкая ухмылка. «Твои чертовы духи» — пронесся в голове Мэделин вариант ответа, но она его моментально отсеяла и вместо этого спокойно поинтересовалась, приподняв одну бровь: — Это что, допрос? На несколько секунд между ними повисла пауза, прерываемая голосом разглагольствующего Слизнорта. Затем Герман вздохнул, неожиданно схватил Мэделин за плечи и утащил ее в нишу в стене, где их не мог бы увидеть никто в кабинете. Декарт даже пикнуть не успела, да впрочем и не собиралась. Пространство ниши и так было узкое, но слизеринец плотно прижал девушку к стенке и сам придвинулся к ней максимально близко. Все напускное спокойствие Мэделин тут же как рукой сняло, зато Герман оставался поразительно невозмутимым. Мэделин почувствовала, что ее сердце забилось еще быстрее, да к тому же с такой силой, что Рэймонд наверняка тоже почувствовал это, учитывая, как близко друг к другу они находились. Глаза девушки взволнованно забегали по лицу слизеринца, и она неосознанно облизнула за секунду пересохшие губы. — Какого черта ты творишь? — прошипела Мэделин, пытаясь запихнуть куда подальше внезапно появившееся желание поцеловать Германа. Тот расплылся в ухмылке: — Предпринимаю еще одну попытку заставить тебя говорить правду, а то ты слишком часто уходишь от ответа. — У тебя очень странные методы, — фыркнула Мэделин, изо всех сил держась, чтобы не посмотреть на губы Германа, находившиеся примерно на уровне ее глаз. Почему-то ее сейчас даже не волновал тот факт, что любому, кто подойдет к шкафу с ингредиентами, откроется прекрасный обзор на них. Больше всего Мэделин волновало то, что ее способность дышать внезапно куда-то пропала, впрочем как и все мысли. В голове витало лишь одно желание. Желание поцеловать его. — Хочешь сказать, они не работают? — осведомился Герман, с упоением наблюдая за плескавшейся в глазах гриффиндорки паникой, смешанной с желанием. Его голос показался Мэделин неожиданно притягивающим и волнующим. Она прикрыла глаза, понадеявшись, что если Рэймонд хотя бы исчезнет из виду, то ей станет полегче соображать, но ощущение близости его тела, его голос и эти чертовы духи… Все это сводило ее с ума и не позволяло успокоиться. — Хорошо, если тебе так хочется поговорить, давай, только не здесь и не сейчас, — Мэделин была готова согласиться на все, что угодно, лишь бы выйти из этого подвешенного состояния, в которое ее поставил Герман. Она все-таки нашла в себе силы открыть глаза и снова посмотреть на парня. — А что тебя смущает здесь и сейчас? — Рэймонд откровенно издевался над ней. — Кроме того, что ты оказываешь на меня давление? — Мэделин больше не могла это терпеть. Она толкнула слизеринца в грудь, и тот невольно сделал шаг назад, отодвигаясь от нее на приличное расстояние и тем самым облегчая ей дыхание. — Давление? — переспросил он и тут же уточнил. — Какое, сексуальное? — Именно, — с дуру ляпнула Мэделин и тут же прикусила язык. У нее бы не хватило терпения наблюдать, как Герман ликует из-за ее ответа, поэтому девушка проследовала к своему котлу, чтобы наконец насыпать в него корень валерианы. На самом же деле, она просто не могла больше находить в столь узком пространстве вместе с Рэймондом. Мэделин изобразила, будто снова углубилась в процесс приготовления напитка живой смерти, но в действительности она думала абсолютно не о задании, а о Германе, который тоже вышел из ниши и встал рядом, облокотившись спиной на ее стол и скрестив руки на груди. — Ну, прости, что вывел тебя из равновесия, — он усмехнулся, но говорил примиряющим тоном, — но, как я уже выяснил за не столь продолжительное время нашего общения, это единственный способ заставить тебя говорить. Мэделин бросила в свое зелье лепесток златоцветника и взглянула на Германа. Почему-то она больше не злилась, наоборот, даже не могла сдержать улыбки. Девушка предприняла попытку скрыть внезапно переменившееся настроение, но Рэймонд все же заметил тщетно сдерживаемую улыбку и приободрился. Он выпрямился и снова шагнул вплотную к гриффиндорке, но она выставила вперед указательный палец, намекая, чтобы парень не подходил ближе. Тот снова усмехнулся, поднял руки в капитулирующем жесте и отступил. — И когда ты будешь готова поговорить? — Сегодня вечером тебе подойдет? — предложила Мэделин, приподняв брови. — Или ты не дотерпишь до вечера? Герман в ответ как-то загадочно улыбнулся и произнес: — Ты недооцениваешь мою выдержку. В 9, в том самом коридоре. Мэделин даже не пришлось задумываться, она сразу поняла, про какой именно коридор идет речь. Очевидно довольный итогом разговора Герман подхватил склянку с каким-то ингредиентом и, еще раз взглянув Мэделин в глаза и одарив ее хитрой улыбкой, направился к своему столу уверенной, чуть развязной походкой. Декарт проводила его взглядом. Почему она раньше не задумывалась, какой он красивый? Конечно, за ним таскались почти все слизеринки, да и девочки с других факультетов по нему втихаря вздыхали, но сама Мэделин на это не обращала внимания, так как предыдущие 5 лет видела в Рэймонде лишь самовлюбленного, наглого, вечно раздражающего ее засранца, и терпения на то, чтобы рассматривать все его внешние достоинства у нее не хватало. Создавалось впечатление, что она всегда знала, какой он красивый, как будто это было нечто само собой разумеющееся, но осознала только сейчас. Тут Мэделин спохватилась, что ей уже давно пора добавлять в зелье настойку полыни, что она и поспешила сделать. К концу занятия у нее получился совсем недурного качества напиток живой смерти, который удостоился кивка и одобрительной улыбки от Слизнорта. Опустошив котел и собрав свои вещи, Мэделин заторопилась на Древние руны. На пути к кабинету она вдруг осознала, что абсолютно точно не готова к предстоящему ей сегодня вечером разговору, который, очевидно, собирается быть не из легких. Не идти на назначенную встречу — не вариант, это было бы некрасиво, неблагородно, трусливо, в общем, совсем не по-гриффиндорски. А она гордилась своей принадлежностью к этому факультету. Но раз идти все равно придется, то чертовски необходимо поразмышлять над тем, что ей стоит предпринять во время этой самой беседы. Однако очень сложно, практически невозможно понять, что следует делать, если не знаешь, какого исхода хочешь. А Мэделин как раз и не представляла, чего она хотела. Впрочем, возможности подумать над этой проблемой ей до самого вечера не представилось: сразу после Древних рун ее выловили Дилан и Эллиот, попросившие у нее помощи в тренировке невербальных заклинаний, в которых Мэделин уже так преуспела. Потом они вместе направились на обед, за которым следовала сдвоенная трансфигурация. Вернувшись после всех уроков в Общую гостиную, ребята втроем засели за домашнее задание. Вскоре к ним присоединился и Терри, который, правда, продержался недолго и, настрочив всего за час целое эссе по Чарам, над которым Дилан и Эллиот бились уже второй день, унесся на встречу с Джо. Мэделин смотрела, с каким энтузиазмом он полетел к выходу из гостиной, и думала о том, как у них с Джо все гармонично и хорошо и как бы ей тоже хотелось, чтобы у нее самой все было так же. Но долго думать об этом у нее не было возможности, потому что ей самой необходимо было закончить сегодня это эссе по Чарам. А поскольку Дилан и Эллиот уже договорились дружно списывать со свитка Терри, ей стоило поработать над оригинальностью своего, чтобы бдительный профессор Флитвик не уличил в списывании и ее. Закончить это эссе ей удалось уже только после ужина, на который они сходили все той же троицей. Когда Мэделин наконец дописала последнюю строку сочинения про чары, позволяющие магу на непродолжительное время стать устойчивым к огню, и взглянула на часы, то обнаружилось, что время уже далеко за восемь. Дилан и Эллиот были увлечены тренировкой невербальных заклинаний, но выскользнуть из гостиной незаметно от них все равно не получилось бы, а придумывать глупую отмазку и врать не хотелось. Тут Мэделин осенила мысль. Она схватила чистый кусок пергамента и начала писать. Она хотела отправить письмо родителям еще в воскресенье, но ее постоянно что-то отвлекало, а сейчас выдалась такая прекрасная возможность и написать маме с папой, и создать повод, чтобы улизнуть из гостиной. Письмо, в котором Мэделин рассказывала о матче со Слизерином (а также благополучно умалчивала о том, что после него она попала в больничное крыло) и интересовалась, как дела у самих родителей, было готово через 10 минут, и девушка поднялась с намерением покинуть своих друзей. — Я схожу в совятню, отправлю письмо, — сообщила она, слегка коснувшись плеча Дилана, который был занят тем, что пытался невербально наколдовать вокруг себя защитную сферу. — С тобой сходить? — он повернулся к подруге. Судя по его виду, он явно утомился от долгой учебы и был бы рад возможности сделать перерыв. Мэделин чуть улыбнулась и покачала головой: — Нет, тренируйтесь, я быстро. Пробиваясь к выходу из гостиной сквозь разместившихся то тут, то там гриффиндорцев, Мэделин подумала, что соврать все же пришлось: до встречи еще оставалось около десяти минут, а сколько времени займет тот самый, вызывающий у нее трепет разговор, она понятия не имела. И скорее всего, ее возвращение произойдет гораздо позже, чем думают друзья. Однако сейчас ей не хотелось об этом думать, ведь у нее была гораздо более актуальная и серьезная проблема. Волнение от предстоящей встречи, из-за постоянной занятости Мэделин весь день дремавшее где-то глубоко внутри, вполне предсказуемо разыгралось, едва она оказалась в тишине каменных коридоров Хогвартса. Несмотря на то, что время отбоя еще не наступило, Мэделин не встретила ни единой живой души на своем пути. Впрочем, обитателей замка можно было понять: мало кому захочется холодным осенним вечером шататься по темным закоулкам школы, где единственным спутником было гулкое эхо от собственных шагов. Подобная пустынность нисколько не смутила Мэделин, которая шагала в сторону совятни полностью на автомате — ноги сами несли ее, пока она, теребя край зажатого в руке письма, размышляла о приближающемся разговоре с Рэймондом. Как бы она ни старалась устаканить свои мысли и подумать над проблемой логически, в голове все равно все смешивалось, заставляя Мэделин паниковать от того, что у нее не было ни малейшего представления, что ее ждет. Когда она провожала взглядом удаляющегося от замка Эйва, к лапке которого было привязано письмо родителям, девушка все же решила взглянуть на часы. Обнаружив, что уже две минуты десятого, она тихо выругалась и быстрым шагом направилась к назначенному месту, понимая, что пришло время пустить ситуацию на самотек, а не пытаться придумать очередной план. Путь до знаменательного коридора от совятни должен был занять не более 5 минут, но Мэделин все равно ускорялась с каждым шагом, почему-то необыкновенно переживая, что Герман не дождется и уйдет. На самом деле, какая-то часть Мэделин была бы рада такому раскладу событий, потому что можно было бы избежать беседы, пугающей своей неопределенностью, но то была трусливая, самая неприятная для нее самой часть ее личности. В итоге, заворачивая в коридор, прилежащий к тому, в который она направлялась, Мэделин уже бежала, и ее быстрые шаги отражались от стен, разлетаясь эхом. Перед последним поворотом она замедлилась, чтобы восстановить дыхание. Вывернув в нужный коридор, Мэделин почувствовала, как ее сердце ухнуло куда-то в пятки: Герман был там. Лунный свет, лившийся из окон, озарял высокий стройный силуэт Рэймонда, который повернулся в сторону приближающейся девушки. Глядя на стоящего посередине коридора Германа, Мэделин вновь услышала в голове шальной голосок, который подстрекал ее развернуться и бежать от слизеринца как можно дальше. Но она понимала, что сейчас уже поздно передумывать, поэтому пусть и медленно, но приближалась к парню. Тот ждал совершенно неподвижно, засунув руки в карманы брюк, и Мэделин, еще не видя выражения его лица, почувствовала что-то недоброе. Она остановилась напротив слизеринца на почтительном расстоянии и молча заглянула ему в глаза. Ее сердце снова сделало какой-то кульбит, но теперь это было уже отнюдь не радостное. — Ты опоздала, — холодно заметил Рэймонд, и его взгляд удивительно прекрасно сочетался с голосом, так как выражал примерно те же самые эмоции. Мэделин хватило выдержки не ругнуться. Он же наверняка слышал ее шаги! Слышал, что она буквально бежала! Да и опоздала она не так сильно — не больше, чем на 7 минут. — Но ты все еще тут, — ляпнула Мэделин и поняла, что сморозила глупость, увидев, что взгляд Германа стал еще ледянее, поэтому примиряющим тоном добавила, — спасибо, что подождал. Выражение лица ее собеседника тут же смягчилось, и он кивнул. Мэделин была уверена, что Герман злился не по-настоящему, просто эта встреча волновала его не меньше, чем ее саму. Наверняка он напрягся, когда Мэделин не явилась ни в назначенное время, ни пятью минутами позже. И точно — оперевшись на подоконник, Герман взглянул на гриффиндорку и произнес: — Я уже начал переживать, что ты вовсе не придешь. Он старался говорить расслабленно, но Мэделин уловила в его голосе небольшую нервозность и судить его за это не могла: опоздай Рэймонд на эту встречу, она бы тоже запереживала. — Мы же договорились, — хмыкнула Мэделин, пожав плечами, — а я не привыкла нарушать уговор. — Ну да, гриффиндорцы не могут без этого благородства, — Герман смотрел на нее пристально, отмечая буквально любую эмоцию, мелькающую на ее лице. Мэделин же наоборот избегала смотреть на него, поэтому ее взгляд перемещался от окна к рукам парня, скрещенным на обтянутой черным свитером груди. — Тут дело вовсе не в гриффиндорском благородстве, — не согласилась она, — нарушение уговора должно казаться аморальным любому человеку. Или у вас, слизеринцев, не так и мне стоит начать переживать? — добавила она чуть насмешливо, наконец заглядывая Герману в глаза. Ее собеседник непонимающе нахмурился: — О чем ты? Мэделин несколько секунд вглядывалась в него: Герман выглядел расслабленным, как будто ему было абсолютно комфортно в ее обществе, как будто он не ожидал от нее никакого подвоха. Но его настроение резко переменилось из-за последовавшего от Мэделин пояснения: — Если ты забыл, я тебе напомню: ты должен мне желание. Он выпрямился, и от его беспечности не осталось и следа: теперь лицо слизеринца было напряжено, как если бы перед ним стояла не Мэделин, а экзаменатор ЖАБА, задавший сложный, решающий оценку вопрос. Герман некоторое время безмолвно взирал на Декарт, стараясь углядеть в ней что-то, какой-то намек на то, что это шутка, но гриффиндорка смотрела на него максимально самодовольно, явно нисколько не смущенная изменениями в состоянии собеседника. Мэделин действительно не чувствовала ни малейшего укола совести от того, что снова заставила его поволноваться: теперь ее очередь издеваться над ним. В конце концов, после недолгой паузы он усмехнулся, хотя глаза его оставались настороженными, и прошел в центр коридора мимо Мэделин, которая проследила за ним взглядом, оставаясь при этом совершенно неподвижной. С ее лица не сходила коварная улыбка: она догадывалась, чего так опасается Герман. — Но ты же не собираешься использовать его, чтобы заставить меня вывернуть душу наизнанку? — он снова повернулся к гриффиндорке лицом и посмотрел на нее оценивающе. Видимо, он тоже уловил смену положений в их взаимоотношениях. Мэделин слегка удивилась тому, как легко и быстро Герман перешел к теме личных чувств. Но все же она давно стала замечать, что он не стесняется говорить какие-то неоднозначные вещи, которые могут поставить ее в тупик своей откровенностью. При этом он умудрялся избегать самого главного, что не могло не раздражать Мэделин. — Почему бы мне не поступить именно так? — поинтересовалась она, искренне не понимая, какие доводы сможет привести Герман. — Это не в твоем духе, — просто ответил тот, покачав головой. Мэделин вскинула брови, изумленно и несколько возмущенно глядя на слизеринца: — А ты так безупречно меня знаешь, чтобы оценить, что в моем духе, а что нет? — Мне просто очень хочется верить в это, потому что знаю я тебя и в правду не так хорошо, — без тени насмешки отозвался парень и через несколько секунд, в которые чуть оторопевшая Мэделин пыталась переварить услышанное и осознать, что это в самом деле сказал Рэймонд, негромко и будто даже нерешительно добавил, — но мне бы хотелось это исправить. Мэделин ответила не сразу: она была обескуражена. То есть по мере того, как развивались их отношения, Герман все больше раскрывался и все больше нравился ей, но свыкнуться с этим моментально она не могла. — Если это такое завуалированное приглашение на свидание… — наконец выдала Мэделин, поворачиваясь к слизеринцу всем корпусом и бросая на него лукавый взгляд. Герман смотрел на нее в ответ совершенно так же лукаво и, кажется, ждал завершения ее реплики, однако она умолкла, надеясь на подтверждение или опровержение с его стороны. Через несколько мгновений он понял, что Мэделин не продолжит, поэтому с ясно звучащей в голосе надеждой спросил: — Так если это оно и есть, то что? Гриффиндорка не могла похвастаться тем, что готова была сразу согласиться на такое предложение, потому что изнутри ее все еще глодали сомнения насчет искренности Германа, несмотря на его недавние неожиданные признания. Откуда эти сомнения выныривали и каковы были причины их появления, она не знала, но предполагала, что виной служит то, что ей всегда с трудом давалось начать доверять людям, будь то ее друзья или даже собственные родители. А тут это был… Рэймонд. Но после недолгих раздумий Мэделин, основываясь на последних их разговорах с Германом, решила, что стоит рискнуть. Однако тяготы ее выбора не ограничивались вопросом доверия ему. Помнится, относительно недавно она заверяла своих друзей, в частности Дилана, в том, что между ней и Рэймондом ничего нет и быть не может. Вряд ли они поощрят ее намерение отправиться с ним на свидание. Хотя с другой стороны, нужно ли Мэделин хоть чье-то поощрение? Нет. Ни в каком одобрении она не нуждалась, но банального принятия ее выбора хотелось. После всех душевных метаний, которые в действительности продлились полминуты, Мэделин нарушила абсолютную тишину, царившую в пустом коридоре: — Тогда я поинтересуюсь, где и в какое время оно состоится. Ей показалось, что она услышала, как облегченно выдохнул Герман. Мэделин подняла на него глаза и увидела на лице напротив знакомую самодовольную улыбку. Однако сейчас она отчетливо увидела за этой улыбкой еще и искреннюю радость, и еще что-то. Нечто новое, неопознанное, но однозначно положительное Мэделин заметила в его взгляде, устремленном на нее. — Как насчет субботы? Наверняка твои друзья, — тут Герман хмыкнул, — не откажутся от вылазки в Хогсмид, а мы в это время сможем погулять около замка без страха, что нас увидят. Тебя наверняка это беспокоит, не так ли? — он наклонил голову набок и изучающе посмотрел на гриффиндорку. Не то чтобы она была сильно польщена тем, что Герман предугадал ее желание не афишировать намечающееся свидание, потому что он явно относился к этому с насмешкой. Но все же была рада, что он в некотором роде понимал и принимал такой немаловажный для нее аспект. — Ты прав, меня это беспокоит, — Мэделин кивнула, делая шаг в сторону собеседника, — но ты же и не ожидаешь, что мои друзья примут тебя с распростертыми объятиями? — Естественно, не ожидаю, — Герман с интересом пронаблюдал за тем, как Мэделин остановилась в метре напротив него, — если быть честным, мне до них нет абсолютно никакого дела. Мэделин, не ожидавшая от него ничего другого, пожала плечами и, глядя куда-то в мрак коридора, сообщила: — А мне, к твоему сожалению, до них дело есть. И поскольку они далеко не в восторге от тебя, придется нам держать их в неведении. Ты же не против? Она наконец повернулась к парню и поглядела на него снизу-вверх, ожидая ответа. Герман, до этого заинтересованно смотревший на нее, покачал головой с видом полного безразличия. По большому счету, ему действительно должно было быть наплевать на статус секретности внезапного улучшения их взаимоотношений, если он не преследовал какие-то посторонние цели. Однако Мэделин такая его реакция не устроила, и она с нажимом произнесла: — Но ты же понимаешь: чтобы держать их в неведении, об этом не должен знать никто! Чтобы не получилось как в прошлый раз. Разумеется, она не забыла, что Герман разболтал кому-то весть об их поцелуе, которая потом разлетелась по всей школе. И грех было не припомнить ему это. Но судя по ухмылке, появившейся на его лице, Герман не испытывал абсолютно никаких угрызений совести по этому поводу. Впрочем, учитывая, что это было частью его плана, он и не должен. При виде самодовольного выражения лица Рэймонда, который, кажется, с упоением вспоминал о своей отвратительной выходке, Мэделин в мгновение ока рассвирепела и пихнула его кулаком в плечо. Герман опустил на нее взгляд, полный веселого удивления. — Между прочим, тебе за это еще предстоит извиниться! Слизеринец беззвучно рассмеялся, и Мэделин замахнулась, чтобы снова пихнуть его, но он аккуратно перехватил ее руку за запястье. Герман накрыл ее кисть своей ладонью и прижал к себе чуть ниже ключицы. Мэделин, глядя на свою руку, оказавшуюся в большой теплой ладони Германа, даже перестала дышать. — Я обязательно принесу свои извинения, — тут он плутовато улыбнулся, — попозже. Мэделин не сдержала ответной улыбки, но сказать что-то у нее хватило сил: жест Германа, кажется, выбил почву у нее из-под ног. Она даже старалась не шевелиться, боясь, что спугнет момент и парень отпустит ее руку. А этого ей по неведомой причине не хотелось. От Германа не скрылось ее состояние, но он не отметил этого вслух, так же не двигаясь и с легкой улыбкой глядя Мэделин в глаза. Они простояли так не больше минуты. Но если бы кто-то спросил у Мэделин, она не смогла бы дать точного ответа, как долго это продлилось. В конце концов, девушка, засмущавшись, встрепенулась, и ее ладонь осторожно выскользнула из ладони слизеринца, а тот и не пытался ее удержать, но его лицо выражало едва заметное недовольство, когда он убирал руки в карманы. Мэделин же, как только она освободилась от хватки, показалось, будто ее кисть засунули в январскую прорубь. Стараясь избавиться от этого ощущения, она накрыла одну ладонь другой и, поднимая взгляд на Германа, тихо и как будто слегка виновато произнесла: — Тогда до субботы? — В 12. У тиса около озера. Гриффиндорка кивнула, уголки ее губ чуть приподнялись на прощание, и она, повернувшись на месте, направилась назад в Общую гостиную. Мэделин ни разу не оглянулась, пока не свернула за угол, но затылком чувствовала, что Герман провожал ее взглядом. От этого ощущения ей, как ни странно, не было неприятно, хотя что конкретно выражал его взгляд она не могла знать. Даже когда Мэделин уже поднималась по лестнице, ей казалось, что ее щеки по-прежнему горят. Не только от смущения, но и от волнения и, возможно, еще какого-то чувства, которому она пока не могла дать четкого определения. О да, Герман умел вывести ее из равновесия, даже не прилагая видимых усилий. Скорее всего, сейчас у него и не было такой цели, просто Мэделин оказалось слишком мягкотелой и растаяла от банального соприкосновения рук. Почему она так остро отреагировала? Она всегда, буквально постоянно старается сохранять самообладание, но в ситуациях с Германом это становится выше ее сил. Потеря самообладания, по ее собственному мнению, делала ее уязвимой, что на дуэлях, что при общении с Рэймондом. И Мэделин осознавала, что единственный виновник того — она сама, потому всю дорогу дулась на себя и клялась, что впредь будет более разумной и невозмутимой. Когда Мэделин уже подходила к Общей гостиной, до нее вдруг дошло, что она так и не получила удовлетворительного ответа от Германа. Однако чутье ей подсказывало, что сентябрьская история не повторится и ей можно расслабиться. Дилана и Эллиота в гостиной не было, видимо, они, выдохнувшись после целого дня учебы, уже удалились в спальню. Поэтому Мэделин тоже не стала задерживаться в общей комнате, где к тому же было полным-полно народу, и, захватив свои школьные принадлежности, аккуратно сложенные на подоконник ей самой перед уходом, направилась к лестнице, ведущей к жилым комнатам. Поднявшись в спальню, Мэделин с досадой заметила, что компанию ей теперь составляет Делайла, сидевшая на своей кровати и погруженная в чтение книги. При появлении сокурсницы она подняла голову, но, увидев кто именно зашел, вернулась к чтению. Несмотря на то, что такое общество Мэделин не прельщало, желанием идти назад в гостиную она тоже не горела, потому прошествовала к своей постели и стала складывать в тумбочку учебники и письменные принадлежности. И ее ждала неприятная неожиданность: куда-то запропастилось написанное сегодня эссе. Мэделин тут же догадалась, что его сперли Дилан и Эллиот, поэтому она, вздохнув, поднялась и направилась к выходу из спальни, когда ее внезапно окликнули: — Мэделин!.. То, каким голосом ее позвала Делайла, наводило на мысль, что сейчас им предстоит непростой разговор. И все же в голосе сокурсницы Мэделин услышала не только переживание, но и толику сожаления, поэтому сменила гнев на милость и повернулась к Хармес с вполне миролюбивым выражением лица. Делайла уже отложила книгу и нервно теребила рукав кофты, виновато глядя на Мэделин. — Я знаю, что прошел целый месяц, но лучше поздно, чем никогда?.. В общем, наверное, мне стоит извиниться. — Наверное, — прохладно буркнула Мэделин, впрочем, слегка ошеломленная тем, что Делайла наконец решила пойти на мировую. — Я не имела права тебя осуждать и даже не попыталась понять. Если ты говорила, что между тобой и Рэймондом ничего нет, мне стоило просто поверить тебе, а не начинать обвинять во всем подряд. При этих словах у Мэделин все внутри похолодело. В том-то и дело, что говорила. Говорила месяц назад, когда была до жути зла на Рэймонда и ругала его на чем свет стоит. Но сейчас-то уже все поменялось, и правды в тех словах столько же, сколько мозгов у флоббер-червей. А вообще, по какой такой случайности Делайла решилась завести этот разговор именно сегодня, когда они с Германом буквально договорились о свидании? Мерлин просто-напросто издевается над Мэделин. Вот что ей отвечать на капитуляцию подруги? — Здорово, что до тебя это наконец дошло, — уже мягче произнесла Мэделин, изо всех стараясь держать маску, чтобы Делайла не заметила ее душевных переживаний. — Ты простишь меня? — негромко спросила та, глядя изподлобья. Ох, с каким бы удовлетворением Мэделин благосклонно приняла эти извинения буквально пару дней назад, с каким триумфом! Но за сегодня обстановка успела кардинально поменяться, и было бы жутким лицемерием теперь строить из себя обиженную невинность. Но с другой стороны, про настоящий момент Делайла ничего не говорила, а за прошлые поступки ей действительно стоило извиниться, и если она взаправду осознала свою ошибку, то и со сложившимся положением дел насчет Рэймонда должна будет смириться. Но пока об этом ей знать совсем необязательно. Вставал также вопрос и том, насколько искренне раскаивается Делайла. Да, ей в самом деле было необходимо время, чтобы понять ситуацию, но целый месяц? Даже для Делайлы это было многовато, потому Мэделин смотрела на подругу с некоторым подозрением. Как бы то ни было, она, откровенно говоря, скучала по Делайле, по их общению. И ради того, чтобы их дружба продлилась еще хоть сколько-нибудь, Мэделин была готова снова утаивать правду. — Конечно прощу, Лай, — Декарт вздохнула, и Делайла, обрадованная вердиктом, даже не заметила обреченности, звучавшей в этом вздохе. Она вскочила с кровати и бросилась обнимать подругу: — Мне так тебя не хватало! Прости меня, пожалуйста! Я постараюсь больше так не делать! «Ох, я очень на это надеюсь» — подумала Мэделин, отвечая на объятия. — Я тоже соскучилась, — еле слышно произнесла она. Заверив подругу, что она вернется, как только заберет свой свиток у Дилана, Мэделин вышла из комнаты и с терзавшими ее изнутри сомнениями направилась к спальне однокурсников. Постучав в дверь и услышав с той стороны «Войдите!», она смело зашла к мальчикам. — Это вы украли мое эссе? — она уперла руки в боки и сурово оглядела сидящих на своих кроватях Дилана и Эллиота. Терри, уже вернувшийся со свидания с Джо, тоже присутствовал в комнате, но его Мэделин обвинять не стала, поскольку была уверена, что он тут ни при чем. Дилан тут же подскочил со своего места и стал рыться в куче пергаментов, сваленных на кровати Эллиота, пока ее владелец с интересом следил за действиями Лэнгфорта. В конце концов, его поиски увенчались успехом, и он протянул Мэделин ее эссе, целое и невредимое. Девушка приняла этот дар, но все еще осуждающе смотрела на друга, ожидая объяснений. Дилан отступил от нее на пару шагов назад и осторожно сказал: — Мы лишь схотели свериться… Прости? Мэделин, по правде говоря, и не злилась на них, она все равно всегда позволяла им смотреть ее работы и даже частично списывать, хотя, учитывая, что у них был Терри, ее помощь требовалась не так и часто. Зато ей очень хотелось поделиться новостью о примирении с Делайлой, поэтому гриффиндорка махнула рукой, как бы показывая, что не держит обиду на мальчиков, и, усевшись в изножье кровати Эллиота, заговорщическим тоном проговорила: — Ни за что не догадаетесь, что только что произошло. — Ты встретила в коридоре Дамблдора в сексапильной шелковой пижаме? — предположил Терри, даже не отрывая глаз от пергамента, который он внимательно изучал. Мэделин только отмахнулась от него: — Лай в кои-то веки созрела помириться! Джонс наконец поднял голову и озадаченно посмотрел на нее, у Дилана тоже изумленно вытянулось лицо. Зато Эллиот даже бровью не повел, будто это неожиданное событие нисколько его не интересовало. Мэделин от всей души хотелось завопить еще: «И это сразу же после того, как я согласилась пойти на свидание с Рэймондом!», но этим она поделиться ни с кем не могла. — Ну, это же хорошо? — неуверенно произнес Дилан. — Да… Наверное, да, — так же неуверенно кивнула Мэделин. С одной стороны, она была рада возобновить общение с подругой, но с другой стороны она понимала, что когда их теплые отношения с Германом вскроются, а это абсолютно точно произойдет, это общение выйдет ей боком. От внимания мальчиков не ушло ее неоднозначное настроение. — А чего ты тогда такая невеселая? — осведомился быстро оправившийся от неожиданной вести Терри. — Не знаю, просто неожиданно, вот и все, — Мэделин пожала плечами, напуская на себя безразличный вид. — Вообще здорово, давно пора! — Дилан плюхнулся на свою кровать так, что она аж заскрипела. — Я за вас рад. Эллиот, ты чего задумался? — он дотянулся до Грея и пихнул его ногу. Мэделин взглянула на Эллиота, и его задумчивый взгляд, направленный на нее, настораживал. Ни для кого не было секретом, что между Делайлой и Эллиотом что-то назревало до той самой ссоры, и Дилан, очевидно, намекал на то, что после примирения они смогут продолжить общение в этом направлении. Однако, судя по совершенно безрадостному виду Грея, он не питал иллюзий, будто теперь все наладится. Дилан всегда был чересчур оптимистичен в подобных вопросах, а вот проницательности Эллиота и его способности трезво оценивать ситуацию можно было позавидовать. Эллиот и Мэделин были погружены в какие-то тяжкие думы, и Дилан с Терри, заметившие состояние друзей, вопросительно переглянулись. Однако девушка достаточно быстро оклемалась, понимая, что их непонятное молчание становится неловким, поэтому нацепила беззаботную улыбку и пожелала мальчикам спокойной ночи. Получив ответные пожелания, она вышла из их комнаты и, в задумчивости ненадолго остановившись на площадке, все-таки направилась назад в свою спальню. Как только Мэделин вернулась, Делайла втянула ее в длительную беседу, в которой они умудрились обсудить весь минувший месяц. Хармес призналась, что жутко испугалась за подругу, когда ее снес Нойл, и даже пришла к ней в Больничное крыло, но к тому времени Мэделин уже отпустили. Когда Мэделин улеглась в кровать, если честно, уже с трудом вникая в очередной монолог Делайлы, та вдруг взволнованно проговорила: — Я хотела у тебя спросить еще насчет Эллиота… Она явно переживала, опасаясь услышать, что пока они с Греем были в ссоре, он поливал ее грязью или, того хуже, забыл и уже встречается с кем-то другим. Мэделин же даже не знала, что ответить. Она не расспрашивала Эллиота, ведь он достаточно четко обозначил свою позицию в тот же день, когда они с Делайлой поссорились. А новость о том, что Хармес извинилась и раскаивается, не произвела на него должного впечатления, и Мэделин в глубине души понимала, что у них теперь вряд ли что-то выйдет; но говорить за Эллиота она не была готова, да и самой расстраивать подругу не хотелось. Лучше уж предоставить эту возможность Грею. К тому же, Мэделин так вымоталась за сегодняшний день, что просто не была способна на еще один трудный разговор, поэтому она вздохнула и устало произнесла: — Лай, почему бы тебе лично с ним не поговорить? Ты же знаешь Эллиота, он любит прямолинейность и наверняка оценит, если ты не будешь расспрашивать о нем за его спиной, а сама все с ним обсудишь. — Да, наверное ты права, но… — начала было Делайла, но тут в спальню завалились все оставшиеся их соседки, и она умолкла. — Завтра еще поговорим, — обнадеживающе улыбнулась ей Мэделин и, пожелав спокойной ночи, задернула полог. Однако несмотря на то, что день выдался непростой, и она устала, уснуть ей удалось далеко не сразу. Мысли о сегодняшних событиях и вопросы к самой себе, как пчелы, роились у нее в голове и не давали успокоиться. Как все теперь будет? Правильно ли она поступает? И главное, как она все объяснит друзьям, когда правда вскроется?