бей

Вилка взгляд утаивает, отворачивается и старается не смотреть, чтобы он снова не подошёл. на каждом уроке старается держаться индиго, да и на перемене тоже. потому что Коля невыносим. он строчит в личку каждый день, а в групповой чат кидает песни о любви. и Виолетте кажется, что это ой как не здорово. — Эй, Малышенко, — догоняет, равняясь с ней в коридоре, — Да остановись ты. дёргает за плечо, нарушая личное пространство. она лишь глаза закатывает, но раздражения не показывает — боится, что-ли. — Ну, чего тебе? — улыбается отстраненно, лишь бы не обидеть. кивает головой, мол, заинтересована. а на деле считает секунды, чтобы уйти. — Пошли гулять после школы, — он улыбается, как, впрочем, и всегда, — Угощу, чем захочешь. — Коленька, — кладёт руку на грудную клетку, наигранно сожалея, — не могу я сегодня, — и её непонятно-шутливый акцент скрывает появившийся из ниоткуда страх. — Вилка, ты разбиваешь мне сердце, — он подыгрывает. складывает бровки домиком, смахивая фантомную слезу, — Ты хоть когда-нибудь согласишься? — становится серьёзнее, заметно опуская голову — то ли смущение, то ли злость. — Боюсь, что нет, родной мой, — она закидывает руку ему на плечо так, как может — он значительно выше; вздыхает, сверля коридорную стену глазами, — Не повезёт тебе. и ретируется так быстро, что пятки сверкают. снова шутить, отмалчиваться или разгонять глупые шутки-мемы, лишь бы не быть серьёзной и спокойно сказать «нет». а Коля только крепче сжимает челюсти. потому что Малышенко его конкретно достала. милая и добрая, весёлая, за любой движ — кроме как встречаться с ним, пожалуй. и будь это кто другой — можно было бы проглотить со спокойной душой. но Виолетта не то, что неприступная крепость, её будто на горизонте-то и не видно. Вилка плетётся в туалет на третьем этаже одна. Кристина в школе не появилась, а Лиза засела в кабинете литературы в очереди на сдачу стиха. объяснить поведение этих двоих становится всё сложнее с каждым днем. и она чувствует, как в скором времени с ними придется говорить. *** Кристина всё утро раздумывает над вчерашним. она вымоталась настолько, что сил нет даже встать. перепалки с индиго разрывают ей сердце — она невольно вспоминает времена, когда всё было хорошо. и страх берёт верх, потому что это единственный человек, которому она открылась. было даже непонятно почему; быть может, они похожи. и боль общую принимают на свой счет. часы тикают, раздражая сознание, и хочется закрыть глаза. попросту вернуться в октябрь, когда они сидели, попивая чай, и индиго рассказывала ей о литературе. Кристина головой понимает, что сама её отталкивает. что отказывается принимать помощь, ну, или жалость, в таком-то случае. только она уверена на все сто процентов — жалость ей не поможет ни разу. лишь разорвёт душу окончательно, заставляя принимать то, что она кому-то нужна. и, всё же, индиго её поменяла. отрицать это было бы сложно. потому что Кристина сидит за учебником, старательно вычитывая каждую строку, и старается в себя поверить. потому что и в неё однажды поверили. а Лиза потихоньку переваривает их последнюю ссору. как бы там ни было — Захарова вчера оказалась права. потому что Лиза настолько погрязла в обиде на весь мир, что не замечает ничего вокруг. и в то, что кому-то может быть хуже, чем ей, не верит. она дорожила теми вечерами, когда могла побыть хоть с кем-то. потому что одиночество давит со всех сторон, и огромная дыра внутри гложит. и не может она теперь Захарову ненавидеть. жалость её подкупает. но это не та жалость, что раньше — не губящая в себе, когда с отвращением наблюдаешь, как человек падает вниз. теперь это жалость, которая расходится по телу испульсами сожаления и режет без ножа. потому что, оказывается, Захарова пиздец какая сильная. и Лиза удивлена её желанию жить. она решает больше не трогать Кристину; и обещает бить себя по лицу каждый раз, как вспомнит о брате. её не хочется осквернять этим образом — хочется запомнить Захарову такой же забавной, пусть и злой на всех, и такой же непосредственной, какой она была когда-то. и выходя из школы с первыми сумерками, Лиза обещает себе стать добрее. если у Кристины вышло получить пятёрку по алгебре, то она не может облажаться. *** Лиза устало пялится на настенные часы, висящие над доской. уже второй урок — Вилка всё ещё не пришла. и Рони понятия не имеет, куда та делась. Кристина косится в сторону индиго, осматривая — водолазка, как и всегда, но натянута почти до пальцев. неужели из-за неё прячет? ей же плевать на чужое мнение. но душа болит, глядя на потухшие глаза индиго. она будто совсем неживая. по итогу, Виолетта врывается в класс только на третий урок — в слезах и запыхающаяся. — Эй, что случилось? — Лиза осматривает ту ошалело, а Вилка только плачет, шмыгая носом и пытается что-то сказать. — Я, — заикается, утирая слезы; шапка перекошена, руки подрагивают, а портфель, наспех собранный, трясётся из-за подрагивающих коленок, — гуляла с Аляской, — и снова запинается, — отпустила её, чтобы она в лесу побегала, — плачет с новой силой, а Лиза только кладёт руку ей на плечо, — и она потерялась! и утыкает лицо в обе руки, завывая. — Я её всё утро искала! и она такая поникшая, что Лиза хочет её накрыть пледом и уложить в кровать. — Вилка, мы её найдем, слышишь? — гладит по плечу, пытаясь обратить взгляд подруги на себя, — Может, она сама прибежит? Она же знает дорогу домой. та лишь кивает, немного успокаиваясь. и на следующей перемене бежит к Рони, которая старается изо всех сил поддержать. Лиза расстраивается наравне с Вилкой — эта собака для неё многое значит. *** Кристина заходит домой, вешая куртку, и слышит слабый запах домашней еды вперемешку с перегаром. чувствует чьё-то присутствие, но старается не подавать виду. от холода ежится — отопление ещё не дали, хотя пора уже месяц как. — Это сеструха твоя пришла? — слышится слабо из кухни; голос знакомый, но вспомнить точно не выходит. — Кристюх, давай к нам! — орёт ещё более грубый тембр и Захарова невольно поднимает плечи. — Я не могу, мне уроки делать надо, — в надежде, что услышат чётко; хочет как можно скорее оказаться за дверью комнаты и потому отчаянно быстро пробирается по коридору. но не то, чтобы это помогло. Денис вваливается, даже не пытаясь держать равновесие. и тихо, почти шёпотом, произносит: — Ты меня опозорить перед кентами хочешь? — хватает за шкирку и Кристина едва сдерживает вскрик. вдыхает воздух одним рывком, поднимая свои голубые глаза на брата. — Нет, — неуверенно; высоким голоском, так, как ей не свойственно. — Бегом на кухню. она заходит, переминаясь с ноги на ногу, и зыркает на всех, готовясь вот-вот сбежать. они пьяные и, кажется, старательно делают вид, что Кристины-то здесь и нет. только смотрят насмешливо, и один из них кидает «Бутеры нам своргань». Кристина покорно, переступая последние остатки гордости, тянется к хлебу. молчит, стараясь не встревать в разговор — бабам слова не давали. делает восемь бутербродов, не создавая шума; чувстует себя мебелью, но аккуратно подает тарелку, быстро ретируясь. — Э, ну ты куда? — один из его друзей шлепает её, оглядывая, и криво улыбается, — Посиди с нами. Кристина пытается собрать всё своё мужество. и когда это она стала такой слабой? выдавливает улыбку, делая непринужденное лицо. — Да я б посидела, но в школе и так одни двояки. — Школа не главное нахуй, — особенно статный и широкий, запихиваясь едой, кидает ей вдогонку. но она уже не слушает. одевается снова, пытаясь не зареветь прямо здесь. и выскальзывает из квартиры так тихо, что даже пол не скрипит. бредёт туда, где проводила последние несколько дней. это её тайная слабость, и Захарова чувствует себя полной идиоткой. слёзы катятся по щекам, и ей хочется напиться — как можно раньше. но она вспоминает жалостливые глаза Вилки, которая просила не пить. и не важно, что это касалось только вечеринки. для Кристины это значило, что кто-то переживал. она сидит на старой, более подобной рухляди, скамье. та отдаёт сладковатым запахом и сперва кажется, что она развалится в скором времени. но уже который день цела. мысли вихрем нависают: про индиго, про Вилку и про испорченные отношения. и про брата, конечно. она, наконец, признает самое очевидное — он сделал её собой. она поворачивает голову на потрепанный за множество лет памятник, и вглядывается в знакомые до жути глаза. они неимоверно похожи. Кристина хватается за эту возможность — шепчет что-то невпопад, пытаясь выразить мысли, которые копились внутри всё это время. и ей кажется, будто ей отвечают. тем самым насмешливым взглядом, вороча головой и прицокивая. и это осуждение. но такое правильное и родное, до прикрытых век и гребанного облегчения. от всего этого хочется не-то смеяться, не-то плакать. истерично так, чтобы вороны разлетелись вокруг. и небо загорается первыми звездами, которые начинают проясняться из-под туч. *** Лиза гребет остатки мусора, проходясь между рядов; вокруг тишина и покой. вдали парочка людей на старой могилке — сидят за столом, улыбаясь и вспоминая что-то. и на душе становится приятнее. она аккуратно, методичными движениями собирает листья в мешок; и от этого становится легче в разы. просто не думать обо всём, что происходит. что-то вдали шуршит, создавая громкий звук на контрасте с тишиной. Лиза рефлекторно поворачивает голову и видит светлое пятно среди могил. сердце падает в пятки. Аляска. собака смотрит на неё пару секунд, а потом подрывается с места, убегая. и Лиза кидает гребанные грабли, даже не замечая, куда бежит. оббегает множество могилок, понимая, что собака её выигрывает — она меньше по размерам значительно. та лишь скулит и пару раз негромко гавкает. но не останавливается. Лиза выбегает на поляну и приближается к той части кладбища, что ближе к лесу. там совсем темно — только два фонаря, которые рассеивают свет сквозь оголевшие деревья. Аляска мчится, вынюхивая что-то, и, наконец, подбегает к цели. — Аляска? — Кристина рассматривает животное, хриплым голосом подзывая к себе. и Лиза, вбежавшая спустя несколько секунд, выпадает от шока. она осматривает Кристину, которая усаживает Аляску на колени и что-то приговаривает себе под нос. и её челюсть отвисает. — Что ты тут делаешь? — она почти запнулась. а Кристина роняет недокуренную сигарету, глазами уставляясь на индиго. и понимает, что это провал. — Я, — слова и правда не складываются, — сижу тут. — Ты сидишь на могиле моего отца? — она в оцепенении: глаза мечатся то на Кристину, то на старый памятник. её не было здесь десять лет. — От тебя прячусь, — пытаясь скрыть банальный испуг, опускает голову, — ты же сюда не подходишь и близко. Лиза выпячивает глаза ещё больше, хватаясь за голову. — Что здесь делает Аляска? — Кристина осматривает собаку еще раз, — Это же она? — Да. Она потерялась утром. Аляска вся в грязи, она утыкается носом в живот Кристины и скулит, виляя коротким хвостом. — Я позвоню Вилке, отнесём, — в ответ ей лишь кивают. Виолетта в трубку почти орёт и крупно плачет. а еще благодарит, говоря, что с неё всё, что Лиза только захочет. они выходят с кладбища неспеша. и ни слова друг другу не говорят. Кристина только несёт собаку, сюсюкаясь с ней и приговаривая, что та вредина, раз сбежала. спустя пару кварталов, Лиза мнётся, но всё же решается что-то сказать. — Можешь не прятаться от меня, — она останавливается, заставляя и Кристину застыть на месте, и смотрит прямиком на ту, — Я больше не буду лезть в ваши, — морщится, но, всё же, произносит, — отношения с братом. Я была не права. и Кристина округляет глаза, выпадая ненадолго. потому что индиго в её голове на такое не способна. признать, что была не права — равно самоубийству. но в голове остается так много невысказанного, что Кристина лишь сдержанно кивает, пытаясь сказать что-то в ответ. — Я не хотела про маму твою говорить, — опускает голову, ведя плечами, — и бить тоже, — прикусывает губу, жмуря глаза, — Это просто очень сложно всё. — Да, я понимаю. и они идут дальше, замечая, как Вилка несётся на встречу со скоростью света.