Замороженными пальцами

Нет, нет, нет, всё нормально, всё будет нормально. Это так не работает, это не должно так работать. Это было на эмоциях, я никогда ни на кого не подниму руку, никогда, никогда, никогда, никогда, никогда! Это была случайность, я не специально. Я никогда, никогда, никогда… -Тварь! И ты тварь, и дочь твоя тварь! Вырастил, блять, на свою голову! Чем я вообще думал, когда брал тебя в жены и создавал твоё мелкое подобие?! Я не тварь, я не такая, я никогда такой не стану. Я никогда не была и не буду как они. Я не их мелкое подобие, может быть, кровное родство нас и связывает, но ничего больше. Ничего. Никогда. -Да ты хоть сдохни, ты всё равно от этого не уйдёшь. Ты думаешь, если ты моя дочь, то просто живешь в моём доме и всё? Сегодня я убью и сяду, а завтра ты. Никуда ты от этого не денешься, в тебе моя кровь течёт. Сколько бы ты себя не убеждала, что ты у нас белая и пушистая, внутри ты такая же мразь, как и я. Всегда была, есть и будешь. Это ты мразь, ты убийца! Это было случайно. Я никогда так не поступлю. Никогда, никогда, никогда, никогда, никогда, никогда, никогда, никогда, никогда, никогда, никогда, никогда, никогда, никогда, никогда, никогда. -Я тебя воспитал, тебе от этого уже никуда не деться. Всё, что тебе светит — работа шлюхой где-нибудь на трассе или смерть в какой-нибудь помойке. Ты меня не воспитывал, меня воспитала бабушка и я сама. Всё, что ты сделал, это испортил мне психику и детство испоганил. Я никогда до такого не скачусь. Я не такая, я никогда не стану такой как ты. Я в отличии от тебя не сижу на диване, выжирая уже десятую по счету бутылку водки, а работаю над собой и свои будущим. Так что, если кто и сдохнет на помойке это ты. -Любовь? Ты о чём вообще? Ты хоть знаешь, чем и как надо любить? Про любовь она что-то вякает. Видел я её, вон, пятнадцать лет брака с этой стервой, страшной как свинья свиньи вообще-то бывают красивыми и тупой как пробка. Думаешь, у тебя по-другому будет? Не выдумывай, я тебя знаю. Ты любить вообще не умеешь. Тебе природой и наследственностью не дано. А сам прямо эталон интеллекта и красоты. Пузо размером с юпитер и зубы гнилые. Что она в тебе вообще нашла? А, точно, вы же из-за меня поженились. Трахаться на каких-то вписках левых не надо, потому что. У меня по-другому будет. Я в отличии от вас хотя-бы умею любить. Всё, что вы умеете — пиздить и орать друг на друга. Не надо делать из меня своё точное подобие, без сердца и души. И нихуя ты меня не знаешь, ты дрыхнешь целыми днями и даже не помнишь, когда у меня день рождения. Это не я любить не умею. Это меня никто не любит. Даже вы. -Да и если полюбишь когда-нибудь, то долго он с тобой не протянет. Ты убьёшь его сразу же. Тебе от этого уже не уйти, тебя вырастили два урода, и ты будешь точно такой же. У меня кровь идёт, и это всё из-за тебя! Это ты меня ударила! Вот видишь, какая твоя любовь на самом деле! Нет! Я никогда никого даже пальцем не трону больше. Меня вырастили два урода, но из меня вам урода не сделать. Я тебя ударила не раз и не два только потому, что ты хотел убить меня. И не раз. Я только защищала свою жалкую жизнь от собственного отца. Такого больше не повторится, нет, нет, нет, нет, я не специально. Я не хотела, чтобы так получилось. Тем более, чтобы она упала и… Я даже бить не хотела! Это… это случайно вышло… Это больше не повторится! -Мам, а что с тётей происходит? -Не смотри на неё, наверное, просто… с головой не всё в порядке. — Женщина, сидящая в маршрутке у окна, испуганно прижала к себе своего пятилетнего ребёнка, опасливо косясь на Сашу, сидящую напротив. Та остервенело шептала что-то себе под нос, мелко тряслась и наматывала прядь волос на палец, вырывая их целыми клочьями. Взгляд был пустым и несколько безумным, смотрел куда-то в другое измерение, пугая чернотой сузившихся зрачков. Светловолосая с самого утра была на нервах, наворачивала круги по квартире и тревожно стучала ногой по полу. В голове то и дело всплывали слова отца о том, что с его воспитанием девушка будет точно такой же жестокой и бессердечной, как и он. А этот случай со Швец только усугубил её и без того плачевное состояние. Она ведь правда не хотела её бить, даже не поняла до конца, как это получилось. Ни в коем случае не хотела её оскорблять, не хотела, чтобы та упала и разбила себе нос. Просто в последнее время слишком много плохого произошло, а голубоглазая довела всё это дело до точки невозврата, попав под горячую руку. Безусловно было стыдно. Она как-то клялась самой себе в детстве, что никогда не будет такой как отец или мать, никогда никого не ударит, никогда до их уровня не опустится. А теперь что…? Хоть формально её и не уволили, возвращаться было страшно и стыдно. У девочки из-за неё нос в мясо разбит, она ей чётко сказала, что не хочет её больше видеть в своей команде, а она сейчас едет туда как ни в чём не бывало. Вроде и хотелось идти к своей мечте дальше, но рядом с Алёной, которую она чуть не убила недавно, это почти не представлялось возможным. Всё равно, если она продолжит на неё кричать и придираться, не хотелось каждый раз смотреть на неё и вспоминать, как ужасно ты с ней поступила, играть рядом с ней и буквально поверхностью кожи чувствовать, как та на неё злится и обижается. Швец даже отменила одну репетицию, оставляя и без того сходящую с ума девушку в неведении. Может быть, с носом осложнения возникли, может быть, хрящ сломался, капилляры важные полопались, её на лечение в палату положили или вообще операцию какую-то сделали? Скорее всего, она все это себе надумала и девочке просто пластырь на нос налепили, пустив это дело на самотек, или максимум шов на треснувшее крыло наложили, но светловолосая уже успела напридумывать сотню плохих сценариев, которые кончались либо смертью, либо операцией, либо инвалидностью. Пугала больше не возможность сесть за решетку, если голубоглазая сильно обидится, а сам факт того, что она ударила человека, при чем так, что тот упал и размозжил себе половину лица. Сегодня же та объявила, что все по-старому, только именно сегодня нужно приехать не в 17:00, а на четыре часа раньше. Светловолосой всю ночь снились кошмары, она даже пропустила институт, решив посидеть дома и собраться с силами и мыслями. Она уже подъезжала к точке, усердно доказывая себе, что не стоит так убиваться из-за этого, привлекая внимание всех остальных пассажиров. Из этого транса ее вывело только оповещение о том, что они приехали на нужную остановку. -О, наш Ван Хельсинг пришел. Доброе утро, хотя, я бы так не сказал. — Хмыкнул заспанный Александр, при виде скромно ступившей на порог гитаристки. -И тебе привет. Чего это Ван Хельсинг? — Пробормотала она, опасливо оглядываясь по сторонам. -Ну, а кто в прошлый раз кровососа жесткого чуть не убил? Не осиновым колом, конечно, но все же. Чеснок и серебро для сегодняшнего реванша взяла? -Блин, твои шуточки не в тему сейчас. — Со слишком серьёзным лицом вышла из маленькой комнаты барабанщица, глядя на скривившуюся от воспоминаний Сашу. — И так плохо человеку. -Да ладно, не ссы. Серебро я взял, если что вдруг. -Ну как ты? — Забив на безнадёжного парня, пробормотала Юля. -Хреново. Стыдно теперь. -Таких заслуг в области борьбы с демонами стыдиться нельзя! -Саша! Мать твою за ногу, хватит уже. Че с тобой происходит? Я же тебя знаю, с каких пор ты у нас любитель настолько чёрного юмора? Вот нормальный же человек, мухи не обидит, а говорит какую-то хуйню сейчас. Она тоже человек, ей нос разбили. Можно хотя-бы сейчас язык за зубами придержать. И снова дверь открылась, и снова на пороге всё та же Алёна. На лбу слегка окровавленный пластырь, а на крыле носа кровавая трещина, покрасневшая и похожая на свежий хирургический надрез. С видом уставшего бухгалтера, не спавшего пару дней, она вошла внутрь, смотря куда-то вперёд, сквозь стену. Даже не смотря на общую усталость и побитый вид, та успела накрасится и привести себя в порядок, дополняя кровавые раны красными тенями и бордовой помадой, идеально гармонирующей с ними и создающей ощущение, что это всё магшот или грим для какого-нибудь клипа. -Блять, прости, я в тот раз правда не хотела!.. — Накинулась Саша на неё, срываясь бормоча что-то и практически плача. Только подойдя ближе, она смогла разглядеть бардовый след от своей собственной руки, почти исчезнувший, прикрытый слоем тонального крема. Голубоглазая только испуганно отшатнулась, бегло оглядела гитаристку и, не теряя испуганного вида, попятилась к маленькой комнате, успев убежать, прежде чем её успели схватить за руку. Сейчас никакие извинения слушать не хотелось, и так половина лица болит. Для того, чтобы петь, приходится терпеть невыносимую боль, а тут еще на мозги капать своими извинениями будут. И так половину нервов вчера порвали из-за этого мяса на лице.

***

-Это кто тебя так? -Да так… работница моя. -И за что? Как она смеет руку на тебя поднимать? -Я со словами переборщила. -А из-за чего переборщила? -С работой своей плохо справлялась, я ей наговорила много чего, а она… -Ну и поделом. С такими как она, только так и надо. Нос только замажь чем-нибудь, смотрится отвратительно. -Если замажу, он воспалится и не заживёт нормально. -Да мне всё равно. Я сказал, замажь.

***

Ещё и в школе началось

***

-Ой, смотрите-ка, нашу Швецову отпиздили походу. Вау, интересно, кто же на это осмелился? Кого ты так выбесила на этот раз? -Знаешь, мне кажется, тебе для завершения образа ещё синяка под глазом не хватает. Кстати, с удовольствием могу устроить и даже не один, а сразу два. На панду будешь похожа. -Ребят, ребят, ну вы прямо изверги какие-то, правда. Зачем же лицо уродовать, ей им еще торговать надо. Да и что хорошего будет, если мы испортим единственную более-менее красивую вещь в человеке? Это же будет орущий на все, что движется гоблин, еще и страшный, вам оно надо? Я предлагаю лучше ногу или руку сломать, ну или ребро на худой конец. Вот тогда образ будет прям чума. Картина «Дооралась, довыёбывалась» будет называться. -Эй, воплощение асоциальности и ненависти ко всему живому, о тебе вот говорим! Ты нас вообще слушаешь?

***

И вчерашних разбирательств хватило. Только-только она из больницы с перемотанным лицом вернулась, так сразу бесконечные вопросы и какие-то доёбы. И так дел много сегодня, на извинения времени нет. Троица страдальцев стояла всё на том же месте, тихо-тихо перешёптываясь, припуганно глядя на дверной проём. Вздрогнув при виде зашедшей обратно красноволосой, они молча уставились на неё, наверняка уже поставив несколько ставок на её реакцию. Девушка только вышла на середину, к микрофону и щелкнула пальцами, призывая её слушать, хоть в помещении и так стояла звенящая тишина. -Так, балбесы, сегодня репа пораньше, потому что через пару часов едем на студию, трек новый писать. Так что сейчас репаем, пакуемся и едем. -Оооооо, мы едем на студию! — В один голос завопили басист с барабанщицей, весело прыгая на одном месте. Саша, не поняв, что в этом такого особенно веселого, только натянуто улыбнулась за компанию, стоя чуть поодаль. -А ты-то что лыбишься? — Надменно хмыкнула Алена, обратив на неё внимание. — Ты с нами не едешь. -Почему? — Мгновенно перестав радоваться, возникла Юля. -А зачем? На записи я плохого качества звучания не потерплю, даже не просите. Сами как-нибудь запишем, не будем тратить твоё драгоценное время. Барабанщица снова хотела возразить, но Швец только махнула рукой, давая понять, что обсуждение данного вопроса закрыто и уговаривать её бесполезно. Саша только грустно опустила голову. Было бы странно, если бы её взяли. Для этого играть нормально надо, а у неё с этим всё слишком плачевно. Тренироваться надо больше. А впереди ещё долгая репетиция, долгие крики Алёны и снова кровь на пальцах. Снова.

***

-Грустно, конечно, что с нами не едешь. Там акустика классная и диваны мягкие. И палочки такие удобные, капец просто. — Мечтательно рассказывала Юля про студию, ободряя всё такую же кислую гитаристку. — Да не расстраивайся, когда-нибудь она остынет, воспримет твою неидельальность как что-то нормальное, и возьмём тебя с нами на запись. — Уже шепотом произнесла она, косясь на стоящую в стороне ото всех Алёну. К зданию подъехала чёрная машина, при виде которой красноволосая сразу оживилась и вылезла из своего воротниково-шарфового кокона. Саша устало вздохнул и потащился за ней, волоча за собой бас-гитару и ещё какую-то аппаратуру. -Не расстраивайся, короче. — На прощание похлопала её по плечу барабанщица и убежала следом за ними. Немного о чём-то подискутировав, троица наконец-то завалилась внутрь, оставляя гитаристку в одиночестве на улице. Из-за стоящих вокруг многоэтажек выглядывало закатывающееся за горизонт солнце, красивым желто-розовым светом падая на кирпичную поверхность и отражаясь от окон. Впервые за долгое время оно вылезло на небо, радуя уже посеревших москвичей живым светом, давая отдохнуть от назойливого треска ламп над головой. Возвращаться домой и до этого не хотелось, а тут ещё и этот неведомый желтый шар в небе появился. Немного постояв на месте, светловолосая двинулась в противоположную от своей остановки сторону, решив прогуляться, развеяться и избавиться от накатившей тоски. Холод уже начал щипать за ляжки, пробираясь за воротник, гуляя по телу, не обращая внимания на тонкую куртку. Решив побродить где-нибудь рядом с центром, а потом посидеть в какой-нибудь кофейне, чтобы окончательно не околеть, она свернула на другую улицу, то и дело поправляя вечно падающую с плеча гитару. На встречу шли подозрительно счастливые люди, которых она не видела уже три месяца, с момента наступления осени. Сейчас было настолько грустно и как-то тоскливо, что даже хотелось вернуть обычных серых и нервных людей, чтобы не чувствовать себя так неловко на их фоне. И грустно было даже не из-за того, что её не взяли, а от очередного потока мыслей, твердящих о том, что у неё снова ничего не получается, и что это уже не новость. А если бы руки не распускала и тренировалась чуть побольше, её возможно взяли бы хотя-бы посмотреть. Или может Швец просто обижается на ту пощёчину? Хотя, это выглядит как-то слишком непрофессионально, тем более для неё. Наверное, всё настолько очевидно, что и думать особо не надо. Со своей задачей она справляется плохо, дома почти не репетирует, человек ещё и травму по её вине получил, поэтому и не берут. Только из-за того случая Алёна её тут оставлять бы не стала, это точно. Она на сегодняшней репетиции вообще не вспоминала об этом, разве что из-за боли морщилась иногда, но выгонять или продолжать их разговор на повышенных тонах не стала. Кричала и возмущалась как раньше, но к этому больше не возвращалась. Видимо, обе пришли к молчаливому соглашению о том, что про то, что они желали друг другу смерти и грозились убить самыми различными способами, не нужно вспоминать, а лучше вообще забыть. Красноволосая ещё и к её извинениям так холодно отнеслась. Из-за этого чувство вины не ушло, а только усилилось, становясь очередной плохой мыслью, тревожащей изо дня в день. Может просто не простила, а говорить об этом как-то неловко было? Если бы ещё по её лицу это можно было понять. А оно было всё таким же холодным и безэмоциональным, вообще не показывающим ничего. Хотя-бы было бы понятно, злится она или ей просто всё равно. А так создавалось ощущение, что та и вовсе её презирает, испепеляет яростным взглядом её спину, стоит ей только отвернуться, и строит план по тихому убийству. Было бы славно научиться различать в этой привычной равнодушной и недовольной физиономии хоть какие-то эмоции, наверняка же они есть, просто никто не видит. За окном уже стемнело, а люди всё также бродили по улицам, только теперь под светом фонарей и неоновых вывесок, заполонивших всё вокруг. Светловолосая ютилась в небольшом кафе за одиноким столиком в углу, допивая маленький кофе, который всё-таки смогла себе позволить, побаловав себя за долгое время хоть чем-то, потому что сидеть просто так было неловко. Лучше уж посидеть тут, в относительном тепле, а не дома, прижавшись к холодной батарее в поисках тепла. Мысли разлетелись по разным уголкам сознания, постоянно меняясь и уводя девушку из этого мира. Она уже почти собралась уходить, как телефон, греющийся после очередного отключения на морозе, завибрировал. С мыслями о том, что это снова какой-то банк или ещё что-нибудь такое, она выудила гаджет из кармана, пытаясь разблокировать его замёрзшими красными пальцами, которые даже о тёплый стакан согреть не удалось. Но на удивление это оказался не банк, а Юля, видимо решившая рассказать, как всё прошло и ещё раз напомнить, чтобы не расстраивалась по этому поводу. -Да? — Хрипло пробормотала Саша, отрешённо глядя в окно. -Алё-алё, а ты сейчас где? — Раздался явно довольный чем-то голос на том конце провода. -Где-то у Дмитровки, а что? -Заебись, хорошо, что ты не успела уехать к себе в глушь. Короче, назови точный адрес, я тебе такси вызову, вы нам тут очень срочно понадобились. -Зачем? -Скажем так, наша всемогущая Швец, жнец и на дуде игрец оказалась не такой уж и всемогущей, как она думала. Адрес назови, потом расскажу. Удивившись такому описанию проблемы ещё больше, светловолосая пробубнила название улицы и номер здания, задумчиво разглядывая пустой стаканчик. Через пятнадцать минут на улицу вырулила серая гранта, какую описывала Юля, вытаскивая тем самым девушку на улицу. Сидя в тёмном салоне, иногда поглядывая на водителя, она снова погрузилась в размышления, на этот раз о том, что же у них там такого произошло, что её всё-таки решили позвать. Она же даже не партии не знает, ничего ещё, что ей там сейчас делать? Придумав несколько версий того, что могло послужить причиной её приглашения в это место, которое все так любят, она упустила один, как раз-таки оказавшийся верным.

***

-Слушай, ну мы тут просто время зря тратим. Чего ты вообще добиться пытаешься? — Устало пробормотала барабанщица, глядя на усердно пыхтящую Швец, пытавшуюся справиться с электрогитарой. -Сыграть я блять нормально пытаюсь, не видно? — Раздраженно фыркнула голубоглазая, безуспешно пытаясь сыграть что-то наподобие соло. -Тебе самой не смешно? У нас есть нормальная гитаристка, которую ты продинамила. А сейчас сидишь, пытаешься сделать за неё её работу. Ты деньги-то ей за что платишь? -За нормальное звукоизвлечение и правильную технику. Ни того, ни другого я у неё не наблюдаю, что теперь прикажешь мне мириться с этим ещё и на записи? -Ну абсурд же. Признай наконец, что ты владеешь только акустикой, а с электрикой тебе не справиться. Она хотя-бы сможет сыграть, пускай не точно и не чисто кое-где, но хотя бы сможет. Ты вон риф основной еле-еле осилить смогла. И то, я сомневаюсь, что под запись ты его повторить сможешь. Алёна только злобно рыкнула, продолжая дёргать струны, в попытке сделать чистый бенд. Но рыжая всё-таки была права, её пальцы были заточены под более толстые и жесткие акустические струны, а не под гибкие и тонкие электрогитарные. Поиздевавшись над собой ещё минут десять, она подняла крайне недовольный взгляд на ухмыляющуюся барабанщицу, стараясь не думать о том, что она сейчас снова затянет свою извечную песнь о том, что ей надо больше полагаться на свою команду и не прыгать выше головы, в попытке сделать всё самой. -Ладно, ладно. — Сломавшись под лисьим взглядом рыжей, отмахнулась Швец, опуская инструмент с колен на пол. — Звони ей. -А чего это я сразу? Она же на тебя работает, звони ты. -Юлия… -А че? Че сразу Юлия? Как звонить или говорить кому-то так сразу я. Давай, давай, у тебя должен быть её номер. -Ты можешь просто позвонить? — Начиная раздражаться, бормотала красноволосая. -Я-то могу. Вопрос — можешь ли ты? Да и к тому же, кому из нас это надо? Чью песню мы записываем? Что у тебя за пунктик на тему звонков, сообщений и разговоров в принципе? Давай сама звони, взрослая девочка вроде уже. Алёна, посверлив девушку недовольным взглядом пару секунд, потянулась к сумке, лежащей поблизости, достала оттуда купюру в сто рублей и сунула её рыжей за воротник, пристально пялясь в глаза. Та только удивилась этой молчаливой взятке, глядя то на деньги, прижатые воротником к ключицам, то на Швец, сидящую напротив. -Эм… Ну? Звонить будем или как? Голубоглазая досадливо вздохнула и вытащила пятьсот рублей, проделывая с ними то же, что и с предыдущей сотней. Юля, насмешливо ухмыльнувшись, вытащила из-за шиворота свой сегодняшний доход, довольно расправляя его пальцами. -Мне так-то ещё такси вызывать… — Намекая, протянула она, хитро косясь на девочку. Та выудила из сумки ещё три сотни, с крайне усталым и недовольной физиономией прикладывая их к её лицу, словно пытаясь вытереть ими что-то. -Так уж и быть. Но учти, что потом это будет только твоя проблема. — Выходя в прихожую, пробормотала барабанщица, набирая номер, убирая деньги в карман.

***

Саша уже почти успела заснуть, как машина подъехала к высокому кирпичному зданию, находящемуся в каком-то незнакомом для неё районе. Это был какой-то спальный район, с новостройками, возвышавшимися то тут, то там. Около дома, к которому они подъехали маячил какой-то тёмный силуэт, будто выжидая кого-то. Светловолосая, поежившись из-за резкого перепада температур, вылезла наружу, узнавая в этой тёмной фигуре уже порядком замёрзшую Юлю. -Наконец-то, я уже думала, что сдохну. — Стуча зубами, пробормотала она, хватая девушку за руку, уволакивая за собой в подъезд. -Так ты мне объяснишь наконец, что у вас такого произошло, что вам я понадобилась? -Если кратко, то кое кто старательно хотел потянуть все в одиночку, но короткие ручки помешали, и пришлось звать того, кто хоть что-то умеет. — Протараторила барабанщица, отворяя тяжёлую железную дверь, отличающуюся от остальных дверей на лестничном пролёте. Внутри оказалась большая трёхкомнатная квартира, со снесённой первой стеной, из-за чего пространство визуально становилась больше. А так самая обычная квартира, просто стены обиты толстым слоем звукоизолирующего материала, и интерьер ограничивался чёрно-голубой гаммой, с небольшими диванчиками у стены и парой каких-то вывесок из журналов около входной двери. Рыжая, дав гитаристке нормально разуться, потащила её в первую комнату по коридору, по-хозяйски заваливаясь внутрь. У стены на диване сидела задумчивая Швец, смотря что-то в телефоне, мельком оглядывая вошедших. Басист со звукорежиссёром дружно сбежали в музыкальный магазин ещё минут десять назад, оставив дам одних мучаться с гитарой. Ну, вернее, мучалась Алёна, в то время как Юля раз за разом посмеивалась над её отчаянными попытками обуздать непривычный для неё инструмент. Усадив всё ещё холодную с мороза Сашу на диван, опасно близко к красноволосой, барабанщица убежала в маленькую комнату за стеклом, служащую кабиной для непосредственной записи, выуживать из клубка проводов шнур для комбоусилителя, оставленный там. Гитаристке рядом со Швец сидеть было слишком некомфортно, ещё и диванчик был маленьким, не давал отодвинуться чуть подальше. Та, не обращая на неё никакого внимания, потёрла пораненный лоб, поправляя пластырь, морщась из-за неприятных ощущений. -Прости ещё раз за тот случай. — Тихо выпалила Саша, пользуясь уединённым моментом. Голубоглазая окинула её своим фирменным холодным взглядом, незаметно даже для себя усмехаясь с напряженного лица коллеги, старающейся не трястись и смотреть в одну точку. -Не думай, что если я закрыла глаза на то, что ты со мной сделала, об этом можно будет забыть. — Бросила она себе за спину, уходя помогать потерявшейся в проводах барабанщице. Саша поёжилась и помрачнела ещё больше, поняв, что своими извинениями только усугубила положение. И как теперь вообще рядом с ней находиться — неизвестно.