Замороженными пальцами

— В смысле с тобой…? К тебе? — Ошарашенно промямлила Саша, вытаращившись на абсолютно серьёзную Алёну. — Да. В прямом. На улице оставаться в такое время года смертельно опасно. Я одна живу, так что не особо тесно будет. Светловолосая продолжала ошеломлённо глядеть на девушку, невозмутимо смотрящую на неё в ответ. Сейчас даже в голове не укладывалось, как человек, который на протяжении месяца каждую их встречу покрывал её благим матом и оскорблял последними словами, сейчас зовёт её жить к себе домой на неопределённый срок. Да чего там далеко ходить, она полтора часа назад её чуть не задушила. Как минимум страшно должно быть жить рядом с таким человеком, которого, к тому же, ты ещё и не знаешь. Да и в смысле одна? Она же ещё в школу ходит, как же родители? И с чего это вдруг такое щедрое предложение? Чувство жалости ей, судя по всему, не знакомо, так что же руководит её действиями и словами сейчас? Не желание терять единственную желающую на роль гитаристки? На улице мороз крепчает, скоро зима, снег, а в её одежде долго там оставаться в живых не получится. Даже если она сможет обустроиться в каком-нибудь зассанном подъезде под лестницей, всё равно долго ей не продержаться. Даже если так, то откуда взялось такое… доверие, чтобы пускать практически чужого человека к себе в квартиру, личное пространство, как никак. — Эм… Но… Зачем тебе это вообще? Красноволосая опустила взгляд в пол, скрещивая руки на груди. Было видно, что та сама не до конца осознаёт, зачем ей это нужно. Что-то внутри твердило, что так будет правильно, что так надо. Когда глаза неуверенно забегали по комнате, переставая пристально пялиться в чужие карие, стало понятно, что она даже достойную отговорку или оправдание придумать не может. Непонятно было, не страшно ли ей, достаточно ли она уверена в своём выборе, доверяет ли она ей, чтобы подпускать так близко к себе. Внутри словно зародилось какое-то новое чувство, заставившее её пойти на этот отчаянный шаг. Она не была достаточно к ней привязана, не хотела во что бы то ни стало спасти её, благородно укрыв у себя. Пару минут назад ей было вообще всё равно. Всё равно, выживет девушка на морозе, найдёт ли куда можно податься, просто абсолютно безразличный ей человек, жив он или нет, вообще не имеет смысла. Наверное, в глубине души она и понимала, зачем это делает, но ни признавать самой себе, ни озвучивать это вслух, она, конечно же, не собиралась. — А тебя ебёт? У тебя выбора особо нет, если я правильно понимаю. — В привычно грубой для себя манере выдала она. — Ебёт. А вдруг ты сделать что-нибудь со мной хочешь? — Не надо преувеличивать важность своего существования. Что мне с тобой делать? Я наслышана о том, как вы меня называете и что вы обо мне думаете, но, спешу огорчить, каннибализмом, пытками и сектантством пока не промышляю. Детей не ем и опасными хирургическими операциями не занимаюсь. — Как можно называть человека швалью, а потом звать его жить к себе? — Ты задаёшь слишком много вопросов. Где твой инстинкт самосохранения? Тебя всё ещё волнует то, как я тебя называю, пытаясь снова как-то наехать на меня, когда через пару минут можешь оказаться на улице. По-моему, наши взаимоотношения тебя сейчас вообще волновать не должны. — А мне кажется, что для какого-то совместного проживания необходимо хоть немного уживаться, а не орать как ёбнутые друг на друга при каждой встрече. — Что лучше: не уживаться со мной в нормальной, тёплой квартире или с какими-нибудь бомжами, с которыми вы коробку на помойке не поделили? — Даже не знаю, вариант с бомжами мне симпатизирует самую малость, но больше. — Да что ты говоришь. Всё блять, хватит выёбываться, ты едешь со мной, как минимум, потому что я уже заебалась с тобой спорить. Дав понять, что диалог окончен, голубоглазая ушла в маленькую комнату за верхней одеждой, оставляя всё ещё не пришедшую в себя Сашу у двери. Наверное, действительно глупо отказываться от тёплого, комфортного жилья в её-то ситуации. Ей правда было всё равно, как они будут уживаться, к бомжам ехать не хотелось, а от Швец хотя-бы за диваном в другой комнате если что можно будет спрятаться. Как бы стыдно не было признавать, она банально боялась младшую. Впадала в ступор, когда та слишком близко к ней подходила, непроизвольно съеживалась, когда они оставались наедине, плохо переносила то напряжение, которое Алёна буквально водила за собой на верёвочке. Если она и позволяла себе повысить на голубоглазую голос, после этого придавалась ещё большей панике. А тут ещё и ехать к ней. Она же умрёт от нервного тика и испуга через пару часов после того, как порог переступит. Швец, наконец-то одевшись, выключила свет и вытащила светловолосую в коридор, закрывая дверь студии на ключ. Саша, все еще пребывая в шоковом состоянии, испуганно оглядывалась по сторонам, словно надеялась, что в коридоре найдётся какой-нибудь выход из этой ситуации, и ей не придётся ехать вместе с красноволосой. Но выхода не нашлось, и Швец, схватив коллегу за холодную руку, потащила её к выходу, попутно помогая себе закутываться в шарф другой рукой. На улице пришлось ждать такси несколько минут. Голубоглазая листала что-то в телефоне, яростно тыкая по экрану, проклиная его за то, что он не чувствует её прикосновений сквозь кожаные перчатки. Саша напряженно стучала ногой по асфальту, всё борясь с желаем сбежать отсюда куда-нибудь подальше. Мысли о том, где же все-таки жить лучше: на помойке или вместе с Алёной, никак не покидали гудящую голову. С одной стороны голубоглазая самую малость, но симпатизировала девушке, а с другой стороны страх, пожиравший её при каждом из тактильном и зрительном контакте, твердил о том, что лучше держаться от неё подальше. К зданию подъехал чёрный Шевроле, остановившись в паре метрах от девушек. Алёна кинула телефон в карман и, снова схватив светловолосую за руку, подошла к ней, жестом приказывая обойти её и сесть с другой стороны. Старшая послушно поплелась к левой двери, подхватывая обледеневшими кистями лямки сумок. Чуть не упав в салон, запнувшись о ступеньку, она с горем пополам забралась внутрь, ставя сумку с вещами и гитарой посреди пассажирских сидений, делая таким образом перегородку между собой и своей спутницей. Младшая что-то шепнула водителю, и машина тронулась, увозя их куда-то в сторону центра. Светловолосая как какой-нибудь опытный преступник успешно пряталась от голубых глаз справа, радуясь тому, что те хотя-бы на неё не оглядываются. Давно она не ездила в машинах, ещё и таких комфортных. Уже слишком привыкла к тряске и жестким, холодным сиденьям в маршрутках, а тут так тепло, мягко, тихо, в нос не бьёт ядрёный запах бензина. Она даже почти заснуть смогла, облокотившись о стену, устроив голову на мягком подголовнике, до которого еле-еле дотягивалась. Но напряженная тишина и редкие покашливания справа хорошо держали в тонусе, не давая расслабиться и забыться. Ехать долго не пришлось и где-то через минут двадцать, с учетом того, что большую часть они простояли в небольших пробках, они заехали в квартал с какими-то многоэтажками, не особо новыми, но и старостью не отличающимися. Из транса её вывело ощущение чьего-то взгляда на себе и она, словно просто сидела с закрытыми глазами, поднялась, глядя прямо, только краем глаза разглядывая уставшую Алёну, безмолвно приказывающую выходить. В нос ударил морозный воздух, из-за чего та пару раз чихнула, водружая на плечо гитару. Перед ней возвышалась пятиэтажка, обнесенная белой и голубой штукатуркой и довольно-таки цивильным двориком и подъездной дверью. Напротив, за вершинами других таких же панелек, виднелась Останкинская телебашня, видимо они находятся совсем близко к центру. Извините я москву только на картинках видела, ничего не знаю — Мне уже можно начинать бояться? — Нервно ухмыльнулась Саша, оглядываясь на подошедшую Алёну. — Можно. Не поняв, поддержали ли её шутку или прямо дали понять, что её ждёт что-то неприятное, светловолосая поплелась за ней к двери, уже мысленно прощаясь с белым светом и раздумывая, какой у неё рост, прикидывая размеры гроба. Здесь её встретил не грязный, обшарпанный падик, а вполне обитаемый, чистый подъезд со светло-голубыми стенами, целыми, не разбитыми окнами и даже работающими батареями, консьержем в специальной комнате и пандусом сбоку от лестницы. Швец потащила её к ней, всё также держа за запястье, будто боясь, что её спутница заблудится или все-таки решит сбежать через окно. Той на втором этаже стало плохо из-за такой физической нагрузки, и она ступенька за ступенькой замедлялась и замедлялась, все тяжелее дыша. Красноволосая несколько раздраженно оглянулась назад, окидывая торопливым взглядом запыхавшуюся Сашу. Та, собрав последние силы в кулак, сделала последний рывок и наконец-то забралась на лестничный проём, почти падая на достающую ключи Швец. Дверь под номером 22 отворилась, приглашая девушку войти в тёмное логово зла и страха. Голубоглазая встала у входа во тьму, пропуская старшую вперёд, сверля её взглядом а-ля «рискни здоровьем». Здоровье она почти полностью испортила, как ментальное, так и психологическое, не специально, конечно, так что рисковать ей было нечем. Трусливо выдохнув, она зашла внутрь, неловко топчась у ближайшей стены. Источник света из коридора исчез вместе с хлопком двери, погружая их двоих в абсолютную темноту. В голове сразу всплыла картинка какой-нибудь пыточной со страшными приборами и ножами, кровь на стенах и жуткие крюки и цепи под потолком. Непонятно почему было так страшно: тут живёт просто грубая и нелюдимая девочка, а не какая-то сумасшедшая маньячка, так зачем так её бояться? Когда в прихожей внезапно вспыхнул яркий свет, поначалу заставляя зажмуриться, перед глазами возникла самая обычная квартира, в преимущественно белых и чёрных тонах, не особо обставленная какими-то вещами. Даже двухкомнатная, с гостиной и спальней, расположенными в дальней части коридора, и небольшая чистая кухня рядом с санузлом прямо перед прихожей. Под ногами крупная мраморная плитка, справа вешалка с одной единственной курткой и сумкой, над головой плёнка натяжных потолков. Красноволосая быстро скинула сапоги, пальто и убежала в свою комнату, оставляя гостью разглядывать обстановку её обители в одиночестве. Несмотря на то, что какого-то декора, украшений или просто каких-то предметов, делающих смысл, было не много, выглядела квартира довольно уютненько. Белые, плотно занавешенные, шторы закрывали окна, не пуская внутрь желтоватый свет фонарей с улицы. — Ну? Так и будешь стоять? — Как-то странно хмыкнула вернувшаяся Алёна. Светловолосая очнулась и, решив рассмотреть и разыскать какие-либо ловушки в квартире завтра, сняла ветровку. Кое как расшнуровав еле двигающимися пальцами старенькие сапоги, она также неловко встала в паре сантиметрах от них, нервно сцепляя руки спереди в замок, ожидая каких-то дальнейших указаний. Та походила по кухне, выпила воды, посмотрела в окно и наконец-то обернулась, как-то странно глядя на зажавшуюся в угол гостью. Спустя пару минут молчаливых переглядок, она в приглашающем жесте развела руками, словно где-то внутри себя смеясь со всей этой ситуации. Саша, всё также стоя в позе столба, засеменила вперёд, останавливаясь у стола, порядком пугаясь таких молчаливых действий с её стороны. Возможно, странным ей поведение младшей казалось, потому что та наконец-то перестала смотреть на неё взглядом голодного ястреба, увидевшего перед собой легкодоступную добычу. Теперь взгляд сменился просто на никакой. Ну вот просто ничего в нём не было, ни агрессии, ни страха, ни волнения, ни смущения, просто чистая голубая гладь, которую ничего и нигде не колышет. Вроде она не перестала сопровождать своё поведение некоторыми отталкивающими от себя действиями, а вроде уже и не так сильно хотела агрессировать на коллегу. Рядом стоять было также страшно, но волосы на голове от одного движения её глаз не шевелились, что доказывало, что что-то, да изменилось. Только бешеный ритм сердца замедляться как-то не планировал. — Так, я тебе сейчас полотенце дам, дуй в душ. Только вещи в зале оставь. А вы тоже в душ дуете? а зачем… Ванная находилась рядом с кухней, так что Саша, оставив сумки в углу другой комнаты, встала на прежнее место, ожидая, когда ей покажут, где находится выключатель и позволят зайти внутрь. Швец, порядком подзаебавшись каждый раз говорить куда идти, что делать и уже начиная беситься из-за её робости, притащила откуда-то из недр квартиры белоснежное полотенце, сунула его перепуганной гостье и буквально толкнула её за дверь. — Можно было просто сказать. — Пробубнила себе под нос светловолосая, прижимая к груди полотенце, оглядываясь по сторонам. Самая обычная комната с большой акриловой ванной, сушилка для белья на стене, напротив глубокая каменная раковина с парой ящиков под ней. Стены обнесены черной плиткой, плавно переходящей в белую, ближе к потолку. Хоть минималистичный дизайн и не особо подходил к остальной квартире, выглядело довольно-таки неплохо. Почувствовав себя в относительной безопасности, особенно при виде защелки на двери, девушка положила полотенце на столешницу, уставленную различными тюбиками и бутылками с шампунями, гелями и кремами, заглядывая в большое зеркало во всю стену. М-да, видок такой себе, бог знает сколько времени не мытые волосы, спутавшиеся в один большой, сальный колтун, только чего стоили. Вид квартиры был слишком стерильным для такого недоразумения в её лице, поэтому было принято решение стащить у голубоглазой парочку бутылок и наконец-то навести на голове порядок. Да и с одеждой надо будет что-то сделать, а то создаётся ощущение, что она её украла у какого-то бездомного, как бы иронично это не звучало. По спине приятно застучали теплые капли, доставляя лёгкий дискомфорт из-за не до конца заживших синяков. По телу, уже привыкшему к ледяной воде, пробежалась волна мурашек из-за непривычного ощущения бега горячей воды по коже. Саша, прикладывая усилия, чтоб не свалиться с подкосившихся ног, потому что долгожданное тепло слишком разморило, оперлась о стену, съезжая по ней вниз. Хотелось просидеть в этой тёплой луже всю оставшуюся жизнь, променяв и кое как строящуюся карьеру, и своё жалкое существование на шум воды и приятную полутьму, окутывающую помещение. Но как бы не хотелось провести в этом райском месте несколько часов, прячась от хозяйки квартиры, много воды тратить было неловко, поэтому пришлось быстро взбить пену в слипшихся от грязи волосах и оперативно смыть её. Приведя себя в относительный порядок, она ступила на пол, аккуратно ставя ногу на коврик, дабы не свернуть её повторно. Волосы, видимо не ожидав такого, стали на пол тона светлее, все еще лежа на голове крупными спутавшимися клочьями. Давно она не видела свое лицо таким свежим и распаренным, даже не узнала себя в отражении по началу. Из-за шампуня волосы стали непривычно гладкими и мягкими, что позволило навести порядок и без проблем расчесать их пальцами. Теперь девушка мило смахивала на растрепанного воробья, так как пряди, после нехитрых манипуляций с полотенцем, быстро высохли и теперь топорщились в разные стороны где-то кудрявясь, а где-то вытягиваясь вертикально вверх. Накинув на себя уличные штаны и футболку, она нехотя, но вышла обратно, пугливо озираясь по сторонам. Швец стояла у кухонного стола, медленно попивала чай, глядя в телефон. Постояв в прихожей пару минут, поняв, что она её не видит или просто делает вид, светловолосая поплелась вперёд, снова сцепляя перед собой руки в замок. Швец, наконец-то заметив движение сбоку, оторвалась от своего занятия и перевела взгляд на девушку, в ту же секунду восхищенно ахая. — Ахуеть… — Завороженно пробормотала она, опуская телефон на пол, подходя ближе. Саша, уже испугавшись такой реакции на обычную себя, ещё больше напряглась, больно заламывая палец. — Никогда таких волос не видела… Можно? — Протягивая руку и, не дожидаясь ответа, прикоснулась кончиками пальцев к передним прядям голубоглазая. Уже устав удивляться со всего происходящего, старшая округлившимися глазами уставилась в пол, покрываясь мурашками из-за прикосновений к коже головы руки, копошащейся в волосах. Алёна же искрящимися глазами разглядывала рассыпающиеся меж пальцев пряди, почти полностью теряя свой привычный облик абсолютно незаинтересованной и безразличной ко всему стервы. Саша даже не постеснялась рассмотреть её, даже удивляясь, что обычные волосы произвели на неё такое впечатление. Та, заметив это, сразу же одёрнула руку, неловко кашляя и возвращая на лицо маску лёгкого разочарования и холода. — Кхм, а… что-нибудь менее уличное имеется? — С утра имелось, но не факт, что я его сейчас достану. — Постарайся, будь добра. Не думаю, что ты хочешь спать на полу. Раскопка в сумках привела только к обнаружению старой, заношенной футболки и каких-то длинных чёрных шорт, доходящих почти до колена. В квартире было достаточно тепло, хоть лёгкий озноб всё ещё сковывал руки и ноги, так что можно было походить и в этом. И это были единственные вещи, которые она удосужилась постирать незадолго до выселения, да и стыдилась она их меньше всего. Мимо распахнутых дверей, устало потягиваясь, проплыла хозяйка квартиры, кидая на гостью мимолётный взгляд. — Блять… а ты в той квартире святым духом питалась? — Растерянно пробормотала красноволосая, глядя на крайне болезненно выпирающие ключицы и оголённые конечности, больше походящие на кости, обтянутые кожей. — Если вспоминать последний раз, когда я ела что-то нормальное, то… видимо да. — Придирчиво оглядев висящую на своих плечах, будто на палке, футболку, ответила старшая. -Так, марш на кухню, тебя явно покормить надо. — Привычным командирским голосом скомандовала Швец, уносясь в дальнюю комнату. -Мне кто-нибудь сегодня объяснит, что за херня тут происходит? — Шепотом спросила у самой себя Саша. Всё ещё раздумывая над поведением девочки, она, оглядываясь по сторонам, поплелась назад. Такое переменчивое поведение не укладывалось в голове, особенно после их долгих и жестоких перепалок. Возможно, обычное гостеприимство, вежливость или просто прикрытие для неловкой паузы. Хотя, чёрт её знает. По её поведению вообще не понятно, что у неё на уме и что от неё ждать в следующую секунду. Возможно, происходящему вообще не стоит удивляться, а то так и до какого-нибудь психоза недалеко. Из окон кухни открывался не особо широкий и богатый, но весьма неплохой вид на Останкинскую башню. Наконец-то в окно хоть что-то видно, и наконец-то это не полуразрушенные хрущёвки, подошедшие бы для съёмок какого-нибудь хоррора. Вполне живые дома напротив, в которых даже горел свет, в отличии от пугающих черных дыр в стенах покосившихся домиков. Голубоглазая наконец-то вернулась, переодевшись в мягкие домашние штаны и объёмную голубую худи, всё ещё не смыв свой повседневный яркий макияж. Саша, всё ещё стесняясь всего, чего только можно, молча не спускала с неё глаз, пользуясь тем, что она стоит к ней спиной. — Если бы у меня ещё было, что пожрать… — Пробубнила младшая, копаясь в холодильнике. — Ладно… пусть будет. На плиту с трепещущим голубым огоньком газа опустилась кастрюлька с водой. Видимо не найдя ничего особенного, было принято решение по-быстрому сварить макароны с двумя оставшимися сосисками. — Надо будет завтра в магазин зайти. — Сама себе прошептала Алёна. В быстро вскипевшую воду опустилась щепотка соли и половина пачки каких-то явно не дешёвых макарон причудливой формы. Интересно, она всегда полуфабрикатами питается, если одна живёт? Или тут сейчас находится непризнанный мастер кулинарии, у которого именно сегодня закончились продукты? А если всё-таки с готовкой всё не особо радужно, как родители смогли отпустить её во взрослую, самостоятельную жизнь? Гастрит лечится не самыми приятными способами. — А… если не секрет, почему одна живёшь? — Решив как-нибудь разбавить гнетущую тишину, промолвила светловолосая. — Просто так. А что, нельзя? — Можно, но… обычно, пока школу не заканчивают, одни жить не начинают. — Ну, захотелось просто и всё. Я взрослый человек, они взрослые люди, всё переговорили и пришли к выводу, что так будет неплохо и всё. — Разве тянуть на себе две квартиры сразу, ещё и почти в центре Москвы, не слишком… не слишком дохуя? — Мои родители достаточно богатые, чтобы оплачивать и себе, и мне жильё. — Отрезала голубоглазая, делая голос на тон холодней при упоминании материального состояния отца и матери. — Ладно, ладно, я и не сомневалась. Но типо… смысл в этом какой-то есть? Или они в другом городе живут? — Смысл в том, чтобы прибрать сюда твою жопу и не нарываться на их вопросы о том, зачем я тебя сюда припёрла. Живут они в этом городе и просто считают, что я достаточно самостоятельна для того, чтобы жить отдельно и уделять достаточно времени работе и учёбе. — Раздражённо шикнула Швец, давая понять, что разговоры о родителях и сомнения на счёт её самодостаточности должны быть прекращены. Старшая, поняв этот неприкрытый намёк, сразу же осела, задумчиво разглядывая стыки плитки на полу. В установившейся тишине макароны сварились, и младшая почти не напрягаясь подняла кастрюльку с плиты, сливая воду в раковину. Еда, в пропорции два к одному разместилась по тарелкам, и опустилась на стол. Усевшись за дальний край стола, пододвинув зажавшейся гостье тарелку, что побольше, красноволосая с видом, почти кричащим о том, что разговаривать дальше она не хочет, принялась молча тыкать сосиску вилкой. Саша тупо разглядывала соблазнительную еду, словно не веря, что это ей. Даже после очередного взгляда девочки а-ля «Кормить с ложечки я тебя не собираюсь», желания взять в руки вилку не прибавилось. Решив пустить в ход своё излюбленное оружие в виде испепеляющего, безотрывного взгляда, голубоглазая выжидающе пялилась на старшую, всем своим видом показывая, что та уже задолбала отвлекать своим поведением от трапезы. — Зачем? — Тихо спросила светловолосая, поднимая на девочку вопросительный взгляд. -Что зачем? — Тяжело вздохнула та. — Зачем всё вот это? Ты мне две недели назад, не стесняясь, смерти желала, называя самыми последними словами. Что сейчас происходит? Мнение обо мне ты, судя по всему, не поменяла, тогда зачем привела сюда и… зачем я тебе здесь? Даже если я сегодня же сдохну, тебе же абсолютно всё равно будет. Имеет ли смысл тогда тратить на меня деньги, при чём не надеясь получить ничего взамен? — Ещё один такой вопрос, и я выкину тебя отсюда к хуям собачьим. — Да хоть к кошачьим, на вопрос только ответь. Голубоглазая тяжело вздохнула, понимая, что выкинуть её, как она и обещала, у неё не получится, а просто уйти, как она обычно делала — тоже не вариант. Надо что-то ответить, а что — неизвестно. Вернее известно, но только ей. Да она ведь и не поймёт ничего, если сказать правду. А объяснить это как? Наверное, можно, а смысл в этом? Для обычных людей — это недостаточно веская причина, чтобы тащить незнакомого человека к себе домой. — Блять, я сейчас одно слово скажу, с которым ты, судя по всему, не сталкивалась. Мне просто захотелось. — Нарочито медленно растягивая последнее слово, произнесла она. — Просто так. Хватит меня заёбывать этим вопросом. Я также устала за весь день, особенно от подобных доёбов. Просто прими как факт уже то, что я притащила тебя сюда просто потому… что звёзды, блять, так сошлись. Ретроградный меркурий это всё. Не выставляй себя дурой и не спрашивай об этом больше. И ешь уже. А то остынет. Саша, оставшись явно недовольной таким ответом, наконец-то подобрала со стола вилку, осторожно копаюсь ею в макаронах. Долгое время не видев хорошо сваренной, вкусной еды, желудок свернулся в трубочку, оголодавши урча. Нужно признать, что готовила красноволосая прекрасно. Даже глаза блаженно закатились при долгожданном ощущении во рту чего-то кроме постной гречки на холодной воде. Даже удивительно было. Наверное, любящие родители позаботились об этом и научили дочь хорошо готовить. — Ммм… слушай… я даже не знаю, встречала ли когда-нибудь людей, которые умели готовить лучше. — Довольно протянула Саша, исподлобья глядя на Швец. Та как-то грустно ухмыльнулась, глядя в стол. Трапеза продолжалась в абсолютной тишине. За окном пошел мелкий снег, оседая на холодной земле тонкой белой плёнкой. Разговаривать во время еды как-то не хотелось, да и Алёна не была настроена на разговоры. С непривычки съев слишком много для себя, хоть на тарелке и лежало всего ничего, старшая расплылась в блаженной улыбке, подпирая голову одной рукой. — Че это у тебя…? — Удивлённо спросила Алёна, увидев перемотанные грязными, уже почерневшими, пластырями пальцы. — Где? — Испугалась Саша, оглядывая руки. — А… простым языком — это причина моей хуёвой игры на гитаре. Голубоглазая поманила девушку пальцем, приказывая дать ей на этом предложение можно было закончить посмотреть. Старшая протянула руку через стол, вздрагивая, когда к ней прикоснулись тёплые пальцы. — Ебать… Как ты с этим играть вообще умудрялась? — Вертя ладонь перед лицом, пробормотала красноволосая. — Ахуеть, да? Неужели кто-то был не прав, когда доказывал мне, что ничего у меня не получается, потому что я просто бездарность…? Даже не знаю… — Ухмыляясь, протянула Саша, наслаждаясь удивлённым лицом девочки. — Ха-ха, не паясничать мне тут. — Недовольно огрызнулась та в ответ. — Бля… это обрабатывать надо, воспалятся же, и тогда вообще без пальцев вообще останешься. Пойдём. Младшая потянула гостью за собой, всё не отпуская холодную ладонь. Усадив её на большой, чёрный угловой диван, занимавший почти всю территорию гостиной, Швец убежала в спальную, громко хлопая дверцами каких-то шкафчиков. Судя по всему, девочка не отличалась любовью к свету, потому что лампы над головой почти никогда не горели. Только светильники, стоящие по углам, освещали комнаты, создавая расслабленную и даже какую-то романтическую атмосферу. Эта комната тоже особым количеством вещей не отличалась. На стене напротив своеобразная лесенка из шкафчиков, непонятно как открывающихся, справа большое занавешенное окно, на полу пушистый белый ковёр, сочетающийся с тёмно-серыми обоями, у дверей небольшой кофейный столик, да и в принципе всё. Непонятно зачем ей вообще нужна эта комната, потому что, судя по обстановке, заглядывала Алёна сюда только чтобы в шкафчике что-то найти. Наверное, все свои вещи в спальне держит. Спустя пару минут она наконец-то оттуда вылезла, держа в руках какую-то небольшую коробку. — Как гитарист может жить и работать с такими пальцами? — Бормотала голубоглазая себе под нос, доставая оттуда перекись и какую-то кожаную штуку, похожую на чехол от очков. — Это я ещё пластыри нормальные нашла. А так хотела их туалетной бумагой перевязать. — В том, что они нормальные, я очень сомневаюсь. Сейчас тут разберёмся, я тебе по-настоящему нормальные дам, если такие остались. Швец размотала пластыри и ещё раз пробежалась по пальцам испуганным взглядом. Снова проворчав что-то о том, что за ними надо следить, и что гитаристам так ходить нельзя, она вытащила из чехла маникюрные ножнички, ровняя форму пары поломанных ногтей. Сопровождаясь болезненным шипением сверху, по подушечкам прошелся ватный диск, обеззараживая открытые ранки от струн и прочих повреждений. — Так… и сколько ты тут одна уже живёшь…? — Будто, между прочим, пробормотала Саша, когда боль наконец-то утихла, и младшая начала орудовать пилочкой, а не перекисью. — Если тебе скучно, могу дать книгу почитать. — Бухтела Алёна в ответ. — Да блин, можно хоть когда-то на вопросы нормально отвечать? — А можно хоть немного тупые вопросы не задавать? — Нельзя. Я, вроде как, остаюсь с тобой… жить? И вообще ничего о тебе не знаю! Ни кто ты вообще такая, ни почему ты живешь одна, ни-че-го! Я хочу как-то узнать о тебе что-то, а ты всегда говоришь, что я тебя бешу. Почему нельзя рассказать о себе что-нибудь нормально и нормально ответить на вопрос? — Сука… ну? На какой вопрос? — Как зовут, блять. — Хмыкнула светловолосая, намекая на то, что Швец только на такие вопросы и отвечает. — Алёна. Довольна? — Ухмыльнулась в ответ девочка, приводя в порядок израненную кожу вокруг ногтей. — Ага, да, только этого я о тебе не знаю. — А что ещё тебе надо? — Да хоть чего. Чего угодно. Красноволосая задумалась. А что о себе говорить? Никому же не интересны её увлечения, интересы или вкусы. А что тогда? Возраст, номер школы и серию паспорта? Богатый внутренний мир сейчас показывать будет глупо, да и не нужно никому, остаётся только это. — Ну, что например? — Да блин, хватит, а? Почему нельзя просто нормально рассказать? Зачем скрывать? Я вроде не собираюсь тебя потом этим как-то шантажировать. — Ты скажи что! Я что знаю, что тебя интересует? — Воскликнула голубоглазая, случайно дёргая заусенец. — Ну… о школе что-нибудь, например. — Даже испугавшись такого резкого вскрика, пробормотала Саша, морщась из-за кусочка оторванной кожи. — Не хватает мне вопросов про школу от родителей… В одиннадцатом классе учусь, в какой-то дофига крутой и элитной школе в центре. Хочу убить химичку и нормально сдать ЕГЭ. Всё? — А про детство? Красноволосая устало вздохнула, понимая, что не отстанут от неё ещё долго. Наконец-то обработав пальцы и выровняв ногти, она вытащила из коробки чёрный лак, как-то придирчиво глядя на него. — Покрасить могу. Если придётся играть руками менее больно будет. Саша пожала плечами, выжидающе глядя на неё. Швец, заметив это, снова тяжело вздохнула, аккуратно проводя кисточкой по ногтевой пластине. — Да… ничего особенного… В музыкалку в детстве отправили, потом закончила её лет в пятнадцать, и всё вроде. С родителями в доме большом лет до семнадцати жила, потом вот сюда переехала. — В большом доме? — В особняке где-то недалеко от центра. Там место с коттеджами такое есть, где всякие богатые живут. — Ничего себе… Кем это родители работают, если могут позволить такое? Я слышала, там десятки лямов в год уходят. — Да так… ничего особенного. У бати своя сеть стоматологических клиник, мама адвокат профессиональный. Вот. — А зачем ты тогда уехала? Там же, наверное, так тихо, соседи нормальные, от центра недалеко, да и с родителями рядом. Поддержка какая-никакая. — Просто самостоятельности захотелось. Да и школа с репетиционной точкой ближе к этому дому, а не к тому. — А это они тебе кстати деньги на зарплаты Юле и Саше дают? — А кто ж ещё? Мне музыка таких доходов пока не приносит. — Классно, наверное… когда родители увлечения так поддерживают. — Печально пробормотала светловолосая. Швец сочувствующе глянула на погрустневшую девушку, наконец-то докрашивая последний ноготь. — Так, ну вроде всё. Заматывать их пока что не надо, а то заживать будут дольше. Во вторник на репетицию поедем, тогда достану. А сейчас спать. Надо постельное только вытащить. Голубоглазая сорвалась с места, призывая старшую подняться. В диване оказалась полость, из которой младшая, кряхтя, вытащила тёмно-серый комплект постельного белья. — Ложись. По ночам по коридорам не ходить, меня не будить, а то и убить могу. — Напоследок отрапортовала она, собираясь уходить к себе. — Спокойной ночи тогда. И это… прости ещё раз за нос. — Неловко оглядывая чуть припухшую трещину на крыле носа, пробормотала светловолосая, водя рукой по этому королевскому спальному месту. — Не напоминай мне о нём больше, и, так уж и быть, прощу. — Кокетливо ухмыльнулась Швец, закрывая двери.