Ночь пробежала быстро, и вот по улицам уже ездили занесённые тонким слоем снега машины. Саша старательно начищала зубы, разглядывая своё отражение в зеркале. Хоть проснулась она и легко, глаза всё равно слипались, особенно при мыслях о том, что сегодня сначала в институт, а потом ещё на репетицию ехать надо. Швец всё еще спала, а перед выходом хотелось кофе или хотя-бы чай попить, но без хозяйки шариться по шкафам и искать там что-то было неловко. Так что либо ждать, как она встанет, либо идти не пивши, не сравши, как говориться.
С приближением новогодних праздников близилась и зимняя сессия, что сильно мешало поискам новогоднего настроения. Всякие рекламные баннеры как-то не особо в этом помогали, особенно когда приходило осознание, что живёт она вместе со Швец, а если точнее, то просто сидит у неё на шее, и вопрос о том, будут ли они вообще как-то праздновать и отмечать, зависел только от её решения. Живёшь в чужой квартире и не хочешь жить по законам её хозяйки — иди праздновать на улицу, никто не будет против. А если опираться на поведение и характер девочки, она не то, что как-то праздновать не будет, а скорее всего как обычно будет ворчать весь день и под вечер закроется у себя в комнате.
Но мысли эти быстро отходили на второй план, когда в голове снова всплывали мысли о близящихся мучениях в виде бессонных ночей и зубрёжки тонны бесполезной информации. Поэтому всё, что ей оставалось — откладывать мысли о праздниках в долгий ящик, подкрепляя это словами о том, что до них сначала нужно дожить, а вот получится это сделать или нет — большой вопрос.
Внезапно в коридоре послышались мягкие шаги, а через секунду на кухне вспыхнул слабый свет от вытяжки, висящей над плитой. Уже заранее подготовив речь для вымаливания у хозяйки квартиры пары ложек кофе, девушка поправила топорщащиеся в разные стороны волосы, особо не приведя в порядок гнездо на голове, и вышла из ванной, забирая с собой щётку. За плитой стояла заспанная Швец, поправляя ремень на черных классических брюках и расправляя края белоснежной, идеально выглаженной рубашки. Перед ней стояла маленькая турка, греющаяся на слабом огне.
— Можно мне… тоже? — Пробормотала Саша, видя в руках у сожительницы внушительный пакет с кофе.
Та ничего не ответила, только достала из навесного шкафа ещё одну кружку, ставя её к своей. Старшая устало упала на стул, отрешённо глядя в окно. Свет был тусклым, создавал в комнате полумрак, из-за которого в сон клонило ещё больше. Интересно, как красноволосая не засыпает на ходу, если предпочитает в основном такое освещение. Сонливость уходить никак не хотела, светловолосая всё провожала взглядом медленно кружащиеся за окном снежинки, даже не пытаясь сейчас заговорить с сожительницей.
— Ты-то куда собираешься? — Пробормотала голубоглазая, ставя перед почти уснувшей Сашей кружку со свежесваренным кофе.
— В институт. — Ответила та, даже удивляясь такой недогадливости.
На этом сей увлекательный диалог закончился. Младшая читала какой-то старый, толстый учебник, в перерывах между глотками шепча что-то себе под нос. Старшая почти ежеминутно ловила себя на мысли, что ей надо делать точно так же, а она просто сидит и тупо пялит в стену, стараясь не обжечь кипятком язык. У кого из них двоих на носу был крайне важный экзамен, сейчас угадать было непросто. Хотя, Алёна тоже почти все вечера проводила за книгами, видимо, также готовясь к чему-то важному.
Часы уже показывали почти половину восьмого утра, поэтому, быстро отблагодарив девочку за щедрое пожертвование пары кофейных зёрен, светловолосая унеслась обратно в гостиную за рюкзаком. Швец, глянув на время, быстро убрала кружки в раковину и ушла в прихожую, наконец-то включив там нормальный свет. Пока она накидывала на шею шарф, натягивала тёплые зимние полусапожки, выискивала перчатки в ящике тумбы, Саша прибежала обратно, торопливо опуская на пол рюкзак и накидывая на плечи тонкую осеннюю куртку.
— Эм… там минус тринадцать градусов, может не стоит ходить в… этом? — Несколько брезгливо оглядывая местами рваную ветровку, не доходящую даже до бёдер.
— А мне, кроме этого, ходить не в чем. — Хмыкнула девушка, потуже затягивая ремень на тонкой талии, чтобы случайно не потерять штаны на пару размеров больше своего.
— И ты планируешь вот так всю зиму ходить?
— Ну, деваться мне некуда, так что видимо да.
Старшая потянулась обуваться, пугая девочку ещё больше полуразвалившимся видом таких же старых осенних сапог. Не представляя, как девушка сейчас пойдёт на холодную, промёрзлую улицу в одежде, подходящей только для ранней осени, красноволосая молча наблюдала за тем, как та накидывает на плечо рюкзак и уже собирается уходить.
— Стой, ты до скольки там пропадать будешь? — Успела она поймать её за руку, прежде чем та выбежала за дверь.
— Ну… до двух наверное… — Задумалась Саша, задерживаясь на пороге.
— На ключи тогда. А то будешь ещё меня пару часов у подъезда ждать в своих тряпках тонких. — Всучив связку ключей в холодные, костлявые руки, пробормотала Алёна, наконец-то выталкивая сожительницу за дверь, выходя следом. Та, удивившись тому, что ей доверили ключи, стушевалась у лестницы, пытаясь их не выронить. Голубоглазая, оставив ей честь закрытия дверей, цокая по ступенькам невысокими каблуками, побрела вниз.
На улице было темно и холодно, особенно когда порывы ледяного ветра поднимали стаи снежинок с земли и пронизывали почти до костей. В неприкрытую шапкой или капюшоном голову полезли мысли о том, что куртку вообще можно не надевать, ведь что с ней, что без неё, одинаково холодно. Сапоги тонули в тонком слое снега, так и норовя слететь со стопы и потеряться темноте. Вокруг проплывали многоэтажки, во дворах которых сновали люди, отогревая и отряхивая машины от снега. Эх, в такую погоду машина бы не помешала. Ну или хотя-бы одежда, подходящая для такого сезона. Швец то сейчас хорошо, родительские деньги позволяют расхаживать в дорогих пуховиках и сапогах, на такси в бизнес-классе ездить. Повезло же кому-то в таких тепличных условиях родиться и вырасти.
***
— Ой… какие люди без охраны… — Удивлённо протянула зашедшая в аудиторию Катя, подходя к последней парте, за которой сидела Саша.
Светловолосая оторвалась от чтения учебника математики, поднимая глаза на довольную одногруппницу. Девушка выглядела уставшей, видимо уже готовиться начала, что странно, обычно к сессии начинают готовиться за пару часов или ночей. После пропажи соседки по парте на пару дней, на её лице смешалось лёгкая радость и удивление, обычно она так резко и надолго не пропадала, а тут такое.
— Где была то почти неделю? — Хмыкнула русоволосая, падая рядом на лавку.
— Да так… пыталась на улицу не попасть. — Грустно усмехнулась Саша, опуская глаза обратно в книгу. — Дом, в котором я раньше обитала, решили снести, и пришлось срочно куда-то в другое место переселяться.
— И… где ты теперь обитаешь? Общагу какую-нибудь нашла? Или кто-то из родственников внезапно объявился? А то вон выглядеть по-человечески стала, даже на бомжа теперь не похожа. К кому это?
— Да так… моя… начальница, если её можно так назвать, к себе взяла. Страшная женщина, боюсь её до усрачки, но могу поклясться, что так хорошо я не жила, по-моему, никогда. — Довольно протянула светловолосая, вспоминая, как её принудительно-добровольно затолкали в такси и привезли в тёплую квартиру.
— Нихуя себе… а как такую мать Терезу можно бояться до усрачки, если она бездомную тебя взяла в свою же квартиру? С внешностью так плохо? Ну… не особо красивых бояться как-то не логично, как по мне.
— Да нет… с внешностью всё прекрасно… просто ногу она мне чуть не сломала недавно, до слёз пару раз довела, назвала меня всеми существующими матерными и не совсем матерными словами, пожелала мне смерти и… вот.
— А… а зачем ты согласилась жить… с таким монстром?
— А у меня выбор был? Да и мы поговорили вроде как… не особо нормально, но всё-таки.
— Блин, если всё так плохо, то… может со мной в общежитии как-нибудь перекантуешься? Там, конечно, тараканы иногда на лицо падают, и условия такие себе, но вот таких вот рядом хотя-бы нет.
— Да не… мы теперь не орём друг на друга ежедневно хотя-бы. Она меня кормит даже. Мне даже нравится… — Расплылась в довольной улыбке Саша, вспоминая милую улыбку голубоглазой на слова о том, что та отлично готовит.
— Мазохизм лечится, наверное… Нет, серьёзно, давай лучше ко мне, а то как-то даже страшно за тебя.
— Да не надо, мне и с ней нормально. А тебе и одной там тесно, наверное.
— И тебе нормально с такой тираншей жить?
— Она не тиранша. Просто… с нервами и агрессией все не очень хорошо, наверное. Я уверена, что она не просто так ведёт себя как мразь иногда.
— А из-за чего тогда?
— Ну… она родилась в богатой семье каких-то миллионеров, как я поняла… может воспитали так?
— Ну да, а тебя она взяла в качестве декоративного пуделя? Ты на него теперь, кстати, очень похожа. Обычно такие мажорки брезгают даже прикасаться к таким как ты. Не сочти за грубость.
— Тогда не знаю. Но в этом виноват явно не ублюдский характер. Ну вот что-то не верится мне, что ей по кайфу на всех орать. Что-то тут не так.
— Точно ко мне не хочешь?
— Нет. Она была бы лучшей соседкой и в принципе женщиной на свете, если бы не разговаривала со мной как с говном иногда.
— А зачем ты терпишь такое обращение? Это либо мазохизм, либо какой-нибудь диагноз…
— Да говорю же, она не орёт на меня. Нормально живём, даже жаловаться не на что. Я даже счастлива, наверное. — Блаженно пробормотала светловолосая последнее предложение, разглядывая свои красивые, обработанные пальцы.
— Я знаю одно заболевание, которому характерны такие же симптомы. Закрытие глаз на всякое говно, довольные, блестящие глаза и всё такое.
— Синдром жертвы или спасателя какой-нибудь?
— Гораздо легче. Влюблённость. Если ты понимаешь, о чём я.
— Кхм, как сказал один мой знакомый: «А я королева Англии».
— Это тоже один из симптомов. Когда влюбляются в каких-нибудь… кхм, мразей, всегда это отрицают по началу.
— Да не мразь она!
— Вот-вот, ты её ещё и оправдываешь. Когда влюбляешься, недостатки отрицаешь, а иногда и не замечаешь. Покажи её хотя-бы, а то, по твоим словам, складывается ощущение, что это пятидесятилетняя бабка, держащая тебя насильно, и я даже боюсь представить зачем.
— Никто меня не держит, она сама мне иногда угрожает, что выкинет на улицу. — Бормотала Саша, выискивая в телефоне скриншот из инстаграмма Швец. — Вот, правда классная?
— Ну-ну. В целом, ничего так. — Хмыкнула Катя, разглядывая фотографию. — Классная прям?
— Да. Блять, не надо говорить, что я люблю кого-то только потому, что он красивый. Это ещё ничего не значит.
— А всё, меня теперь не переубедишь. Теперь я на сто процентов уверена, что тебе нравятся властные, богатые женщины или, проще говоря — мамочки.
— Так блять…
— А ты у нас, видимо, самая настоящая содержанка.
— Вот не смей сейчас…
— Ещё и маленький, миленький пассивчик, судя по всему.
— Катя! Блять… Да почему все вокруг говорят
мне, что
я люблю кого-то? А может я всё-таки лучше знаю?
— Оу, тебе такое уже говорили? Ну, точно, теперь всё понятно. Уже не первый раз тебе об этом говорят, так может это всё-таки правда?
— Да вы сговорились что-ли? Я никого не люблю, она не мразь, и вообще, хватит за меня решать!
— Я же не свадьбу вашу расписываю, а всего лишь констатирую факт того, что кое кто втюрился, активно отрицает это и в плюс к этому всему ещё и в содержанки записался.
— Я не записывалась, она сама меня к себе взяла!
— Так… ну, это либо взаимность, либо тебя в рабство забрали.
— Я так понимаю, спорить с тобой бесполезно… Как и со всеми остальными такими шипперами, в принципе.
— Бесполезно отрицать факт того, что ты нашла себе шуга мамми, да ещё и влюбилась в неё.
— Я с тобой не разговариваю.
Светловолосая отвернулась, скрещивая руки на груди, оставляя одногруппницу посмеиваться с её покрасневших щёк в одиночестве. Ну правда, она же лучше знает, когда и в кого она влюбляется. Лучше знает, что, то волнение, когда ей хочется поговорить с голубоглазой, возникает из-за того, что она её просто побаивается. И вовсе не похоже это чувство на тех самых бабочек в животе, просто обычный страх. И то тепло, что разливается в груди иногда, не от того, что она к ней что-то чувствует, а потому, что о ней заботятся, как никто и никогда раньше не делал.
Влюбляться в таких вспыльчивых и сварливых людей — точно диагноз. А как лечить его — неизвестно, да и незачем, у неё на всякие любовные дела нет ни времени, ни сил, ни желания. Возможно, если бы красноволосая обладала более мягким характером и нормально относилась к окружающим, и в первую очередь к ней, в неё можно было бы влюбиться и даже построить что-то похожее на здоровые отношения, но ничем подобным девочка не обладала, так что даже думать об этом не надо. Да и если она когда-нибудь кого-нибудь полюбила бы, это была бы нежная и милая девушка, с которой было бы спокойно и по родному комфортно, а именно — полная противоположность Швец. Стоп, а почему пара идёт уже полчаса, а она всё никак не может перестать думать о всей этой абсурдной, казалось бы, ситуации и о ней?
Вздрогнув и покрывшись мурашками, при мыслях о том, что она уже успела надумать себе достаточное количество причин, из-за которых они до сих пор не встречаются, Саша подняла глаза на доску, на которой ничего не писали лет так сто. И правда, зачем думать о том, что вообще никогда не произойдёт, да и если произойдёт, то страшно представить, как это будет?
— Блять, как же этот Николаевич стрёмно смотрит… — Пробормотала русоволосая, поглядывая на дядю Колю, смеющегося с какой-то очередной своей же шутки.
Саша ненадолго выпала из раздумий, оглядываясь на философа. Тот и правда странно косился иногда, особенно во время каких-нибудь семинаров или опросов. Только когда ему открыто давали понять, что его гляделки оказались замеченными, он, как ни в чём не бывало, отворачивался, продолжая говорить. Теперь хотя-бы девушка не чувствовала себя одинокой, когда присоединилась Катя, и она стала не единственным объектом наблюдений. Но как бы ни хотелось не ходить на его пары и вообще больше никогда его не встречать, сессия заставляла слушать его болтовню и как-то готовиться, потому что философию надо будет сдавать первее всех.
***
— Сука, да что ж так холодно то?
Температура на улице и правда опустилась на пару градусов. Светловолосая, отмучавшись несколько долгих и нудных пар, буквально бежала в сторону дома, придерживая обледеневшими руками края куртки, у которой снова сломалась молния. Щекотливую тему любви её соседка по парте больше не затрагивала, дав девушке спокойно записать что-то, что по словам преподавателей, на экзаменах конечно же пригодится.
Время близилось к двум часам дня, и, спустя долгие тридцать минут, Саша наконец-то добежала до нужного дома, не сгибающимися пальцами вытаскивая из кармана ключи, прикладывая магнит к домофону. Помучавшись ещё немного с замком и ключами, она наконец-то завалилась в квартиру, утыкаясь красным носом в воротник. Алёна и правда ещё не пришла, у неё даже уроки ещё наверняка не закончились.
Оставив одежду в прихожей, погрев руки под горячей водой, более-менее приведя их в нормальное состояние, светловолосая поплелась к себе, готовиться к сегодняшней репетиции. Гитару наконец-то вытащили из чехла, поправляя открутившийся колок и отклеившийся кусок изоленты.
Она откопала в сумке пару уцелевших после переезда медиаторов и листы с нужными нотами, хоть особой нужды в них не было, девушка уселась на диван, поджимая под себя ноги. Только она хотела начать и уже зажала первый аккорд, как пальцы снова пронзила острая боль. Светловолосая болезненно зашипела и оторвала пальцы от струн, разглядывая ещё не затянувшиеся раны на подушечках и фалангах. Играть так дальше было невыносимо больно, надо было хотя-бы замотать их чем-нибудь, только вот где у красноволосой хранилась аптечка и есть ли там пластыри, она не знала. Своих у неё с собой не было, а после недавних криков голубоглазой о том, что если она будет копаться в её вещах, то тут же окажется на улице, идти искать как-то даже не хотелось. Ещё больше не хотелось нарваться на очередные недовольные крики от злющей Швец за то, что та опять тянет всех вниз и вообще практиковаться надо больше.
Стиснув зубы, она положила руку обратно, морщась из-за ощущения струн, буквально режущих мягкую ткань под грубой кожей подушечек пальцев. Звукоизвлечение без пластырей и правда стало лучше, только вот боль в пальцах всё портила. Но бросить всё было нельзя, до выхода оставалась ещё пара часов, как раз будет время, чтобы прогнать практически всё, что нужно.
***
Из прихожей донеслась трель звонка. Саша, поначалу подумав, что это кто-нибудь чужой пытается проникнуть в подъезд, не отреагировала на это, не отрываясь от прогона какого-то сложного момента в песне. Но когда звонок повторился, она всё-таки вспомнила, что хозяйка квартиры утром доверчиво вручила ей ключи, сказав, чтобы утром ей открыли.
Моментально сорвавшись с места, чуть не уронив гитару, девушка умчалась в прихожую, трясущимися руками снимая трубку домофона со стены, пытаясь отыскать кнопку, открывающую подъездную дверь. Наконец-то найдя что-то на неё похожее и ткнув по ней, она перестала недовольно морщиться из-за голосящего сигнала, режущего слух, видимо, получилось. Вскоре из подъезда послышались торопливые шаги. Саша трясущимися руками отворила дверь, пропуская продрогшую Швец в её же квартиру.
— А с первого раза нельзя было открыть? — Стуча зубами спросила голубоглазая, пытаясь развязать шнурки.
— Я… кнопку нужную на пульте искала. — Неловко хмыкнула старшая, стоя рядом.
— А чего тут искать-то? — Девочка практически со скрипом разогнулась, поднимая взгляд на пульт домофона. — Блять, это что? — Удивлённо и несколько испуганно пробормотала она, увидев на нём пару кровавых следов.
Саша вздрогнула, оглядывая красные пальцы, удивляясь тому, как могла этого всего этого не заметить. Алёна повернулась в её сторону, безмолвно спрашивая, чем она умудрилась запачкать и трубку, и пульт, натыкаясь взглядом на её окровавленные пальцы.
— Блять! Вот ни на минуту нельзя оставить! Как ты так умудрилась вообще?
Испугавшись такой реакции, светловолосая инстинктивно отшатнулась назад, всё держа руки перед собой, словно только что накрасив ногти. Младшая быстро скинула с себя одежду, оставив рюкзак на полу, и схватила соседку за запястье, обеспокоенно разглядывая раздробленные в мясо подушечки.
— П-песни перед репетицией прогоняла… — Пробормотала Саша, трусливо сжимаясь под недовольным тоном и крепкой хваткой на руке.
— Блять, ну хотя-бы перемотать чем-то надо было, ты же снова всё тут испортила.
— Но ты же сама говорила… — Промямлила она ещё что-то, перед тем как её силой поволокли в зал.
Голубоглазая, усадив напуганную сожительницу на диван, залезла в один из шкафов на стене, вытаскивая оттуда небольшую коробку.
— Ну что за ходячее недоразумение, а? — Ворчала она, стирая кровь с пальцев ватными дисками, смоченными в перекиси.
— Просто не хотела, чтобы ты снова на репетиции на меня не орала… — Старшая опустила голову вниз, бормоча что-то себе под нос, будто стараясь не заплакать.
— Теперь буду орать за то, что ты опять всё тут себе изрезала. Довольна?
— Не то слово.
Решив, что угодить девушке невозможно, светловолосая отвернулась, изо всех сил сдерживая слёзы, потому что диск, казалось, проходился прямо по нервным окончаниям, ещё и так грубо и неаккуратно. Швец недовольно сопела, пытаясь остановить сочащуюся и одной раны красную жидкость, иногда искоса поглядывая на печальную девушку. Та, с видом обидевшегося ребёнка, пялилась на гитару, почти все лады которой поблескивали из-за ещё не застывшей крови. Красноволосая наконец-то закончила эту пытку, доставая мягкие, эластичные пластыри из коробки, стараясь прикрыть ими особо пострадавшие места.
— Я постараюсь не орать, но если всё будет хуже, чем в прошлый раз, обещать ничего не могу. — Сказала она напоследок, складывая всё обратно, унося в шкаф.
Девушка уже было снова потянулась к инструменту, напоминавшему какое-то средство обороны, запачканное кровью врагов, как её несильно шлепнули по руке.
— Дай им отдохнуть хоть немного. Нам всё равно выходить уже скоро, сложи её в чехол лучше. И гриф протри.
Красноволосая вышла, оставляя сожительницу оттирать со струн свою же кровь.
В то, что орать на неё девочка не будет, она очень сильно сомневалась, а в том, что адекватно отреагирует на слова о том, что она сама говорила ей поберечь свои пальцы и не играть, еще больше. Что с одной, что с другой стороны ей угрожают громкие и долгие крики, поэтому она, откинув последнюю окровавленную салфетку в сторону, устало развалилась на диване, тупо пялясь в потолок. Алёна очень громко переодевалась в своей комнате, попутно роняя на пол, устланный ламинатом, что-то тяжелое. Саша, за особым неимением ничего другого в гардеробе, решила остаться в том, в чем ходила в институт: в каком-то старом черном худи и явно великоватых ей черных джинсах.
Облачившись в такие же штаны и сменив белую рубашку на черную, голубоглазая заглянула в комнату, зазывая практически уснувшую гитаристку в прихожую. Та потащилась к двери, устало волоча за собой чехол, уже мысленно готовясь к тяжёлому вечеру. Снова надевать, еще не просохшие после пробежки по улице и попадания мокрого снега, сапоги было ужасно противно, но радовала хотя-бы перспектива их снятия на точке. Голубоглазая как-то даже жалостливо глядела на эту «обувь» если её можно так назвать, желая закинуть её подальше на помойку. У двери уже стояла та самая акустическая гитара, облачённая в дорогой, удерживающий тепло внутри, чехол.
Светловолосая уже хотела спросить, когда за ними приедет такси, когда они вышли на улицу. Но её спутница только подхватила её под руку, предотвращая грациозное падение в лужу, и потащила к выходу со двора. Поняв, что сейчас им предстоит пешая прогулка до пункта назначения, старшая раскисла ещё сильнее, страдальчески передвигая ноги, чувствуя, как в сапогах буквально ходит влага. А вот если бы снег не начал таять, причем при отрицательной температуре, все было бы хорошо. Ну, или это просто отслоившаяся подошва виновата, одно из двух. Швец уверенно цокала каблуками по тротуару, целенаправленно углубляясь во дворы, петляя какими-то окольными путями. Оказалось, что путь до репетиционной точки лежит не через центр, а через какие-то обычные дворы, постепенно уходя во все более неблагополучные районы.
Спустя долгие двадцать минут сей торжественная процессия в лице двух человек, наконец-то дошла до нужного здания. Скинув по пути шарф и рюкзак с плеча, младшая отворила нужную дверь перед своей спутницей, с видом тюремного надсмотрщика пропуская ту внутрь. У барабанной установки сидели басист с барабанщицей, мирно и спокойно о чем-то переговариваясь. При виде вошедших на их лицах промелькнул мимолетный испуг, моментально сменяясь удивлением. Это как надо было постараться, чтобы прийти одновременно, секунда в секунду.
Красноволосая оставила вещи в маленькой комнате, оставляя спутницу снимать промокшие сапоги, ежась под вопросительными взглядами коллег. Пользуясь ее недолгим отсутствием, к согнувшейся Саше подскочила нервная Юля, опасливо косясь на дверной проем.
— Саня, Саня, как человек, которому не посчастливилось пересечься с Сергеевной в коридоре, скажи, насколько больно нас будут бить за… наш предыдущий визит.
— Не ебу, но скорее всего больно. Особенно за то, что из-за ваших алкоподвигов я с ней наедине осталась.
Рыжая шумно сглотнула и отошла на свое место, оставляя девушку расправляться со шнурками. Алёна наконец-то вышла
Алёна выходи из шоколада к изведённой парочке, скрещивая руки на груди, сверху-вниз глядя на них.
— Ну? Что за цирк был на нашей предыдущей встрече?
-Ха-ха, Алён Сергевна… — Тоненьким, срывающимся голоском пропищала барабанщица, пытаясь вытолкнуть из-за своей спины прячущегося от пристального и явно злобного взгляда Александра. — Там… такая херня происходила… Мы, как добросовестные трудящиеся, решили культурно отдохнуть в клубе вместе с рюмочкой веселящих напитков, и… и… И вот правда, я не знаю как, но мы как-то неведомо оказались на набережной, где отобрали у какого-то прекрасного гражданина бутылку какого-то самогона, культурно выпили её, и вот честно! Честно-честно! Это все он! Это он меня потащил в красное и белое круглосуточное, где я наислучайнейшим образом ртом упала на три бутылки водки и… И все, я ничего не помню. А, нет, я помню, мы потом побежали блевать в какой-то парк, а потом вспомнили, что нас вообще-то ждёт наша прекрасная Алёна Сергеевна, а мы тут как последние бездельники лежим на каком-то говне у помойки. И мы галопом по Европам побежали к тебе, ты нас выгнала, а нам так досадно стало и мы побежали запивать горе пивом в какой-то бар. Ну не бей, я вообще жертва в этой ситуации!
— Эй, блять! Я во всем виноват? А кто первый предложил переться в клуб и подкатывать там к каким-то качкам, которые мне на лицо потом чуть не сели, похуй, что случайно! Это не помнишь?
— А кто мне полчаса в ухо ныл, что ему хочется спариваться, а никто вокруг его не хочет, хоть уже полгода в отношениях состоит?
Саша, изо всех сил стараясь не смеяться с описания алкогольных похождений коллег, подошла к невозмутимой Алёне, с каменным лицом смотрящей на эти перекидывания обвинениями, и робко потормошила ту за плечо. Красноволосая, не убирая недовольной физиономии, повернула голову, одним взглядом спрашивая, что от неё надо.
— У тебя лишних медиков случайно не будет?
Девочка кивнула на карман своего рюкзака, возвращаясь к выслушиванию неугасающих дискуссий. Старшая неловко расстегнула молнию и заглянула внутрь, вытаскивая оттуда пару медиаторов.
— Да не было этого! Я, в отличие от тебя, как стекло тогда была, а вот кое-кто тогда активно доказывал мне, что это непра-
Рыжая запнулась на полуслове, глядя на лазающую по карманам гитаристку, и совершенно спокойную Швец, еще не содравшую ей за это скальп.
— А… ну и вот. Да не слушайте вы его! Этот алкаш всегда будет говорить, что он ни капли в рот, ни сантиметра в жопу. А мне как обычно никто не верит!
— Ага, а кто у нас всегда первый, когда дело доходит до какой-нибудь сомнительной хуйни? Че вы на меня так смотрите? По-моему сразу понятно, что не я!
— Так, заткнулись оба. Вы мало того, что сорвали нам одну репетицию, так еще и даже извиниться за это не пытаетесь. И главное, еще ведь хватило смелости приползти сюда и потом еще отказываться уходить. Я вот не понимаю, вы меня за спиной всегда самыми последними словами называете, а сами как будто святые люди. Можете спокойно не прийти, опоздать, а если и прийти, то либо бухими, либо не способными что-либо вообще сделать. Но так вы конечно правы, это я такая ужасная мразь, ору на все, что движется, ненавижу весь мир, ем детей, доёбываюсь до всех подряд чтобы потешить свое самолюбие и укрепить чувство власти. Во-первых, пару сотен из зарплаты вычту, во-вторых, только попробуйте сегодня слажать хоть раз, я из вас, алкашей поганых, душу выцарапаю. По местам разошлись, и так дохуя времени просрали.
Алкаши поганые разбежались по местам, боязливо поглядывая на злющую Швец. Саша отползла к стене, исподлобья смотря на микрофонную стойку, у которой крутилась голубоглазая. Пока та пыталась побороть какую-то крутилку, светловолосая ощутимо почувствовала на себе чей-то взгляд, почти сверлящий в ней дыру. Юля, сидящая за барабанами, даже не отвернулась, когда ее односторонние гляделки заметили. Она лишь крайне удивленно и вопросительно моргнула, давая понять, что её приход вместе с красноволосой, и раскопки в её карманах незамеченными не остались.
