Замороженными пальцами

— Я понимаю, что тут собралась кучка любителей мемов, но хватит уже а? Если вы решили закосплеить мем про барабанщика и басиста, не попадающего в долю, то нихуя не смешно. Или вы от ваших алкоподвигов еще не отошли до сих пор, и поэтому вас шатает, как последних мразей? — Да блять, попадаю я! Юль! — Ай? — Скажи же, что я попадаю в тебя? — В меня, слава пиву, не попадаешь, а в долю почти. — Алён Сергевна, вон люди говорят. Все я попадаю. — А, то есть только у меня одной тут слух и чувство ритма имеется? — Ну… Мы же все люди, все иногда ошибаются, слышат что-то не то… Швец глянула на басиста убийственным взглядом, буквально кричащим о том, что еще одно слово, и она при помощи нескольких ударов его головы об стену покажет ему, как надо попадать в долю. Саша как-то отрешенно стояла в сторонке, наблюдая за очередной перепалкой между выведенной из себя Швец и ее коллегами. Не то, чтобы её не трогали, просто пару раз несильно по рукам ударили, чтоб мимо нот не ваяла, и кинули пару замечаний. В принципе Алёна пока что даже сдерживала своё обещание о том, что не будет повышать на светловолосую голос и как-то оскорблять. Было видно, что ей очень хочется, но та упорно держалась, стараясь даже не оборачиваться на девушку, чтобы соблазна лишнего себе не давать. — Если будете продолжать в том же духе, я вас гонять буду до поздней ночи, еще и пару часов сверхурочно за предыдущий прогул накину. Так что перестали хуи пинать, и нормально работаем. Ты палки крути меньше, чтоб не терять их каждые две минуты, ты заканчивай ноты просто так пропускать, в композиторы тебе путь все равно заказан. — А, по-моему, так прикольнее… — Как будет лучше для моей песни, я знаю лучше. А ты как-нибудь звонче звук извлекай, а то мы что с гитарой, что без неё, особой разницы не видим. — Бросила голубоглазая свои извечные замечания сиротски стоящей в углу Саше. — Заново. Шел уже третий час непрекращающихся мучений. Абсолютно все уже хотели домой и абсолютно все об этом молчали, ибо Алёна Сергеевна никого не держит, и, если хотите можете идти куда угодно, но сюда больше не возвращайтесь. Барабанщица лениво стучала какой-то повторяющийся бит, басист уже давно сбился и играл что-то своё, надеясь, что никто не слышит, гитаристка, уже посинев от напряжения, безотрывно пялилась на гриф, следя за руками. Пальцы слегка побаливали, когда струны упирались в особо больные места, а в целом пластыри, которые красноволосая окрестила «нормальными», отлично защищали всё ещё неприятно пульсирующие раны. — Ладно… я так понимаю, на большее вы не способны. Валите по домам. — Устало выдохнула Швец, когда отзвучала последняя нота. Саша облегченно выдохнула, отнимая пальцы от струн, разминая уставшие руки. Юля, выкинув какую-то искромётную шутку, заходясь в приступе безудержного хохота, вылезла из-за барабанов, подползая к стоящему в стороне басисту. Алёна, разочарованно вздохнув при виде этого глупого поведения, отошла к колдующей что-то у комбоусилителя Саше, не обращая внимания на то, что голоса за спиной подозрительно притихли. — У тебя сейчас дел никаких нет? — Тихо, практически шёпотом, спросила она. — Эм… нет, вроде. — Задумавшись о том, к чему был этот вопрос, пробормотала гитаристка. Обычно такие вопросы задают перед тем, как на какое-нибудь свидание или встречу позвать. Но с чего бы это? — На ключи тогда, я стритовать сейчас иду. Если опять кнопку долго искать будешь, перестану вот так вот их тебе оставлять, и будешь по нескольку часов меня у подъезда ждать. — Стритовать? Сейчас? Там же почти минус пятнадцать… — Да, что-то какое-то странное занятие для декабря… — Протянула Юля, разглядывая этих двоих, пытаясь подслушать хоть что-то. — Во-первых, оценку своих действий я не просила. Во-вторых, подслушивать чужие разговоры низко даже для тебя. — Не оборачиваясь, буркнула Алёна, недовольно хмурясь из-за бесстыдного подслушивания их крайне конфиденциальных разговоров. — Но правда ведь… Там жутко холодно, может… не надо? — Гитаристка подняла глаза, жалобно глядя на непоколебимую Швец. — Твоих предупреждений я тоже не просила. Всё, держи ключи, а то поздно слишком станет и я никуда не успею. В слегка трясущуюся руку опустилась холодная связка ключей. Красноволосая, не глядя ни на кого вокруг, ушла в маленькую комнату, подхватывая с пола рюкзак. Саша, закинув сей трофей в карман, поднялась, кряхтя, разгибая спину. Алёна, быстро переодевшись, вернулась обратно и, ни с кем не прощаясь, вышла за дверь. Светловолосая, уже собираясь идти следом, потянулась к куртке, лежащей рядом, как её перехватила чья-то рука. Перед ней стояла барабанщица, бегая по лицу широко распахнутыми глазами. — Эм… что-то не так? — Немного испугавшись такого поведения, пробормотала Саша. — Че это сейчас было? — Не меняясь в лице, спросила Юля. — Ничего…? Это так странно, чтобы спрашивать об этом? — Да. Причем очень. Вы сегодня пришли вместе, она почти на тебя не орала, что бывает, дай подумать… никогда. А теперь болтаете о чём-то, не на повышенных тонах, кстати. Что происходит? — Да ничего особенного… Может мы просто в коридоре случайно встретились? — Слишком много совпадений. Харе уже ломаться, колись, что это было? — Подключился к диалогу Саша, вставая рядом с подругой, с видом любопытного кота заглядывая той через плечо. — А что это она тебе дала сейчас? — Не понятно было, любопытствовала рыжая или что-то ещё. Эмоции на её лице смешивались в какой-то симбиоз лёгкого страха, удивления, любопытства и даже недовольства. — Ключи. — Сдалась Саша, поняв, что скрывать что-то бессмысленно, да и зачем? Что ей сделают за то, что она расскажет правду? И станут ли что-то говорить? — А каким макаром у неё оказались твои ключи? — Удивился басист. — Бля, Сергеевна ключи пиздит! Это как-то за гранью уже, не считаете? — Да не пиздила она у меня ничего! И вообще это её ключи. — В смысле? — В один голос воскликнули непризнанные следователи. — В прямом. — А… ладно… Но… зачем они тебе? И зачем ей их тебе отдавать? — Тут такое дело… Мы немного… живём вместе теперь. — Волнуясь из-за неведомой реакции коллег, протянула Светловолосая. Но они молчали. Разве что разглядывали девушку как прежде, не меняя выражения лица, будто пытаясь разглядеть на её лице признаки сарказма или какой-то усмешки. — Эм… Я не понял. В смысле? Зачем? У неё же своя квартира была. — Была. И как-то так получилось, что ключи от неё она мне и дала. — Серьёзно? Прошу, скажи, что это просто плохая шутка. — Юля сложила руки на груди, делая вид, что молится. — Я сначала тоже это как шутку воспринимала, а вот сейчас как-то это на неё не похоже. Да и что в этом такого собственно? Вы так смотрите, как будто я к какому-нибудь маньяку переехала. — Блять, да потому что так и есть! Ты в своём уме вообще? Это же Сергеевна, к ней вообще лучше не подходить, не трогать и не разговаривать, а ты сейчас заявляешь, что теперь у неё живёшь! От тебя через год кроме комка нервов, страха и букета психологических травм ничего не останется! — Да ладно вам. Вы её прямо демонизируете. Мне кажется, она даже классная, я раньше никогда так хорошо не жила. Мне с ней очень даже нравится. Просто её тут как-то штырит, а дома всё вполне себе хорошо. — Юля, Юля, Юль, она бредит, вызывай скорую срочно! — Боюсь, тут не скорую, тут сразу службу отлова особо опасных психов звать надо. В смысле классная? У тебя всё хорошо? Ты в последнее время головой ни обо что не ударялась? — Принялась успокаивать истерящего парня рыжеволосая. — Да блин, в чём проблема? Я же говорю, всё хорошо. Не надо меня спасать от того, что никакой опасности не представляет. — Оооо, ты глубоко ошибаешься. Опасность она представляет, ты даже не подозреваешь, какую. Она тебе недавно ногу чуть не сломала, а ты говоришь, что она классная. Тут либо мозги промыли, либо ты правда обо что-то ударилась. — Ребят, это уже как-то лишком. Ну серьёзно, что такого может со мной случиться? Я у неё дома осматривалась, никаких орудий для пыток не нашла. Мне кажется, у вас какое-то предвзятое мнение по отношению к ней. — Юля, блять, мы её теряем! — Да почему вы мне не верите? Вот, смотрите, она мне даже пальцы обработала. И не орала она на меня сегодня потому, что я её попросила, и вообще там долгая история, но все же. Если она так хуёво ведёт себя здесь, это же не значит, что то же самое происходит и дома. — Юля, хули ты молчишь?! Сделай что-нибудь! — С видом психически больного человека завизжал Саша. — Погуляй пока. — Сухо ответила барабанщица, указывая на дверь. — Сань, у нас женские разговоры, сгинь с глаз долой на пару минут, пожалуйста. — Ну хоть ты мне веришь? — Безысходно спросила светловолосая, когда девушка вытолкнула верещащего басиста за дверь, заперев её на ключ изнутри. — Я-то верю, но то, что это — полная пизда, не отрицаю. — А что такого-то? Ну, не идеальный характер, но она же меня не избивает, не орёт практически даже. Почему меня уже и похоронить и помянуть успели? — Потому что все уже привыкли к тому, что она ведёт себя как… не самый хороший человек. И из-за этого с ней никто не хочет даже пересекаться, а ты буквально живёшь вместе с ней в одной квартире. Так что соболезнуют тебе все потому, что с ней тяжело бывает. Нет, правда, а как тебя вообще угораздило? - Голос барабанщицы стал на тон серьёзнее, теряя свою привычную комично-испуганную окраску. — Дом, в котором я раньше жила, снести внезапно решили, и пришлось быстро какое-нибудь другое место искать. Вы в тот день бухие пришли, меня с ней наедине оставили, а она отпускать не стала. Мы там посрались, поругались, у меня истерика случилась, мы посидели, вроде как нормально поговорили, и она меня почти насильно к себе забрала. Всё ещё не знаю почему, кстати. Она постоянно грозится меня на улицу выкинуть, а когда спрашиваю, зачем тогда меня сюда притащила — молчит. — Ну, это в её стиле. И то, что без причины потащила, и то, что отказывается говорить зачем. — Более-менее расслабившись, хмыкнула Юля. — А она про родителей что-нибудь рассказывала? — Не особо. Только про особняк что-то… А это важно, чтобы об этом говорить? — Да нет, просто интересно стало. Ладно, тебе в принципе идти больше некуда, наверное, лучше с ней, а не на улице. Но ты это самое… говори, если что. Если всё-таки начнёт пиздить или ещё что-то, пиши мне, я вопросик обкашляю, сразу перестанет. — С видом влиятельного бизнесмена ухмыльнулась барабанщица, отходя к двери, в которую уже несколько минут настырно ломился орущий Александр. — Да блин, почему, когда начинаются какие-нибудь интересные разговоры, меня всегда выпроваживают? Что за дискриминацию вы тут развели? — Обиженно замахал он руками, когда дверь наконец-то открылась, и он чуть ли не головою вниз влетел внутрь. — Ничего важного, новый маник нашей любимой Сергеевны обсуждали. — Как ни в чем не бывало ответила рыжая, уходя собирать рюкзак. — Ага блять, а почему мне, собственно, нельзя присутствовать на обсуждении этого? — Демонстративно поднимая вверх руку с блестящими чёрными ногтями, возмущался Саша. — Я и говорю, дискриминация. Юль, вот от тебя таких стереотипов не ожидал, честное слово. Барабанщица в очередной раз сдержанно усмехнулась, складывая в рюкзак пару барабанных палочек. Саша, наконец-то отойдя от этих «обсуждений маника», уложила гитару в чехол, бубня себе под нос, что надо будет медиаторы Алёне вернуть. — Хей, а что по манику то? — Вдруг шепнул ей на ухо темноволосый, косясь на отвернувшуюся подругу. — Да ничего так. Смотри какой. — Протягивая парню руку с недавно покрашенными ногтями, улыбнулась гитаристка, решив поддержать эту мини-легенду о маникюре. — Это она сделала? — С неким удивлением протянул он в ответ, рассматривая покрытие. — Неплохо, кстати. Но что в этом такого, чтобы выгонять меня из комнаты? — Сань, да забей ты уже. Правда, ничего такого интересного мы не обсуждали. Просто не хотели, чтобы нам мешали. — А, так я ещё и мешаю?! — Крайне обиженно воскликнул он. — А может мне вообще уйти? Темноволосый схватил гитару и рванул в маленькую комнату, показательно не оборачиваясь. Барабанщица, кинув на удивлённую Сашу взгляд а-ля «Такое бывает, сейчас успокоится», накинула на плечи куртку. — И вообще, я с вами больше не разговариваю! — Крикнул парень коллегам напоследок, выбегая в коридор, громко хлопая дверью. — Ой блять… Иногда я думаю, что у него ПМС бывают. Ведёт себя как этот самый, терпения никакого не хватает. — Вздохнула Юля, быстро выходя следом. — Тут вот ключи оставлю, закроешь тут всё, а то мне надо эту истеричку поймать, пока она не напилась и в машину к какому-нибудь мужику не прыгнула. Саша, ещё раз удивившись такому поведению коллег, с явным нежеланием принялась натягивать всё ещё не высохшие с улицы сапоги. Вроде взрослые люди, а ведут себя иногда как индивиды, не имеющие начального школьного образования. Было видно, что басист не так серьезно обиделся, а выбежал из комнаты как в какой-нибудь сопливой мелодраме он потому, что хотел вытащить из подруги хоть пару слов о их переговорах. Ещё и роли «спокойного взрослого» и «истерички» у них очень странно меняются, видимо, в зависимости от того, кто первее начинал буянить. Закрыв комнату на ключ, девушка побрела к ресепшену, раздумывая над тем диалогом с рыжеволосой. Быстро она стала серьёзнее, когда поняла, что всё, о чём говорит гитаристка — правда. Теперь, в том, что она знает что-то о красноволосой, сомнений не осталось. И вот опять, парень ходит и спрашивает, в чем дело и о чем идет разговор, в то время как Юля с совершенно серьёзным лицом слушает, размышляет о чем-то. И как обычно она ничего не говорит о том, откуда она это знает, только уходит от темы и делает вид, что ничего не знает. Но зачем это делать? Неужели это такая великая тайна, чтобы так усердно скрывать, стараясь не говорить ничего лишнего? И откуда она знает? Неужели сама Швец просто так взяла и рассказала? Юля сама же говорила, что к ней вообще никто подходить не хочет, её все боятся, и лучше держаться от неё подальше. Но при каких обстоятельствах тогда она выведала эту информацию? Явно не так просто, не обычным разговором по душам или доверчивым откровением. Но что должно было случиться, чтобы девочка ей всё рассказала? Или это было не добровольно? Не похоже. Очень странно. Особенно странно, что барабанщице когда-то объяснили причину такого скверного отношения ко всему и вся. Обычно никому это не интересно, да и причины нормальной не находится. А тут это послужило ещё и каким-никаким оправданием. Слишком это всё странно. Эти мысли, в хаотичном порядке залетающие в голову, сопровождали девушку до самого дома. Причин и догадок было множество, но большинство из них были либо слишком нелепыми, либо слишком неправдоподобными, либо просто не подходили для данной ситуации. Единственная причина, более-менее здравая и весомая из этого списка вертелась вокруг того, что возможно у голубоглазой есть парень, и скорее всего в отношениях у них не всё так гладко, и это отражается на её поведении и характере. Эта причина тоже подвергалась многочисленным опровержениям, но, несмотря на это, на фоне остальных она была наиболее возможной. Почему у них нет ни одного совместного фото, почему Юля, как великая самопровозглашенная сваха, об этом не знает? И стала бы Швец с её необузданным характером терпеть какой-либо абьюз или насилие с его стороны? Скорее наоборот, и если кто-то из них двоих и страдал бы, то этим кем-то была бы точно не Алёна. Не став отказываться от единственной теории, девушка решила как-нибудь тихонько разузнать на счет личной жизни её сожительницы. Как-нибудь аккуратно, чтобы не злить и не подрывать её доверие. Мало ли, что она сделает, если узнает, что её соседка как-то шпионит за ней и пытается что-то разнюхать. Это ведь может быть какой-нибудь психотравмой, как она поведёт себя в такой ситуации — неизвестно. Хотя, даже если это и травма, человек же неуправляемым не становится, бояться его не надо? Мороз всё крепчал и крепчал, заставляя волнение за голубоглазую, блуждающую по улицам, подниматься всё больше и больше. И зачем ей так понадобилось идти стритовать? Тем более в такое время года. Деньги у неё вроде есть, а петь можно и дома, или хотя-бы в каком-нибудь более-менее тёплом месте. И ведь как всегда надо было промолчать, не сказав о том, зачем ей вообще это нужно было? Неужели нельзя просто сказать причину? Или гордость не позволяет говорить определенные вещи? Сапоги стояли у порога, куртка висела на вешалке, а Саша, которой снова стало некомфортно из-за того, что за неё всё делают, ещё и позволяют жить в теплой квартире, напряженно кусала губы. Решив не дожидаться прихода хозяйки квартиры, она колдовала что-то у плиты, пытаясь вспомнить те немногочисленные случаи, когда ей удавалось приготовить что-то на родительской кухне. Рис от гречки мало чем отличался, что позволило ей более-менее легко с ним расправиться. Решив не рисковать и кухней, и собственным здоровьем, она вытащила из морозилки оставшийся кусок мяса, пытаясь отрезать от него часть. Пересмотрев пару десятков рецептов в интернете, потратив пару часов на готовку, светловолосая наконец-то закончила издёвки над продуктами и, оставшись довольной результатом, достала тарелки. Мясо на сковороде было почти готово, спустя долгие полчаса жарки на мелком огне, выкрученным, чтобы случайно не превратить его в угли. Только когда еда лежала и остывала на столе, а вся посуда оказалась вымытой и поставленной на место, до девушки дошло, что пролетело уже часа три, а красноволосой дома ещё не было. Она обеспокоенно глянула на часы, ещё больше пугаясь цифры 10, на которую указывала маленькая стрелка. Она уже хотела позвонить девочке, спросить, где её носит уже несколько часов на холодной, тёмной улице, но сразу же откинула идею, так как всё, что у неё было — короткий диалог ВКонтакте и больше ничего. Был чат в телеграмме, но номер в профиле был скрыт, а возможность позвонить внутри приложения отсутствовала. Оставалось только ждать и нервно смотреть в окно, одиноко сидя на пустой кухне. Голод постепенно начал брать вверх, и Саша, решив не дожидаться прихода Швец, начала такую же одинокую трапезу, сверля надпись была в сети три часа назад под именем в переписке. Пришло сообщение от старосты в беседе с её одногруппниками, гласящее о том, что завтра по какой-то причине пар не будет, и тащиться в институт не нужно, вызывая непомерную радость. Прошло ещё полчаса, девушка даже успела помыть за собой посуду, покончив с едой. Алёна появляться и не думала, хоть время и уже доходило до одиннадцати часов вечера. Светловолоса уже хотела идти искать, хоть и не знала, куда девочка пошла и каким путём. Сидеть и бездействовать было как-то неловко, да и совесть не позволяла. Как бы противно и не охота ни было, она поплелась в коридор, стягивая с вешалки куртку. Только-только она нагнулась за сапогами, над ухом зазвенела трель домофона. Чуть не упав из-за его внезапности, Саша, обрадовавшись, что сейчас не придётся идти на улицу и надевать до сих пор не высохшие сапоги, ткнула на кнопку, вешая куртку обратно. — Блять, ты где была?! — Как-то слишком строго и обеспокоенно даже для себя, воскликнула девушка, когда за продрогшей и практически посиневшей от холода Алёной захлопнулась входная дверь. — На улице, а сразу не понятно? — Пробубнила девочка, еле-еле двигая губами, замороженными пальцами расстёгивая куртку. — А ты в курсе, что уже почти полночь? — Я тебя к себе пустила не для того, чтобы ты меня отчитывала за мои осмысленные действия. Хожу, где хочу, делаю, что хочу, тебя не касается. И вообще, тебе не похуй? — Нет, я волновалась вообще-то. Времени уже дохуя, а ты в сети не появляешься и ходишь хер знает где. — Если тебя так заботит моё местонахождение, то выметайся сразу. В своём доме я контроля и осуждения моих действий терпеть не буду. И вообще каким боком тебя это заботит? — Я как минимум живу вместе с тобой, да и мы, по-моему, не настолько далёкие люди, чтобы ни о чем не думать, когда происходит вот такая вот хуйня. А вдруг тебя убили или ещё что-то? — По-моему ты только рада будешь. — Представь себе, нет. Если тебе никого вокруг не жалко, и никто тебя не волнует, это не значит, что у меня все также. Голубоглазая только как-то странно взглянула на девушку, пару секунд несколько недоверчиво разглядывая её недовольное лицо, и поплелась к себе в комнату, потирая замерзшие и раскрасневшиеся щёки одной рукой, волоча за собой гитару с помощью другой. Саша, успев разозлиться на девочку за такое наплевательство на её чувства, обиженно скрестила руки на груди, оставила еду для неё на столе и ушла к себе, даже не включая в комнате свет. Остыв, она даже удивилась тому, что так наехала на младшую. Она же правда взрослый человек, и кроме квартиры, в которой они вдвоём ютятся их ничего не связывает. Но она же ведь правда волновалась. Пускай красноволосой порой бывает сложно сочувствовать из-за её тяжелого характера и плохого отношения к окружающим, но человечность ведь никто не отменял. Мало ли что могло случиться, но можно было хотя бы не говорить о том, что её чувства ничего не значат, и с ними ей нужно выметаться на улицу, а не докапываться до неё. Неужели так сложно хотя бы не агрессировать в ответ на волнение с её стороны? Завтра идти никуда не надо было, поэтому светловолосая расположилась на своём излюбленном диване, включая какое-то видео на ютубе. Голубоглазая быстро поела, на удивление, не отказавшись от еды, которую приготовили специально для неё, что было бы вполне ожидаемо, помыла за собой посуду и удалилась к себе, выключая свет во всей квартире. Старшая всё сидела в темноте, наблюдая за происходящим на экране только краем глаза, в то время как второй уже сонно прикрывался. Даже не заметив, как у неё получилось провалиться в сон, Саша, в том же полусогнутом состоянии упёрлась носом в полушку, доверяя ютуб автовоспроизведению. Долго в таком положении проспать не получилось, и, спустя три часа, она разлепила глаза, пытаясь понять, где она и какой сейчас день. Телефон всё ещё работал, даже не разрядившись за всё это время. В строке сверху, наряду с зарядом батареи, наличием интернета и прочими значками высвечивалось время 03:27. В горле пересохло, слишком сильно захотелось пить, и Саша, засунув руки в карман худи, поплелась на кухню, стараясь не издавать ни звука. По пути назад, забежав в душ и почистив зубы, перед глазами замаячил тусклый свет из спальни её сожительницы. Даже удивившись тому, что голубоглазая не спит, когда ей вставать часа через три, Саша остановилась у своей двери, борясь с непреодолимым желанием завалиться к ней и спросить, почему та все ещё не в кровати. Та, конечно же, сразу скажет, что это не её дело и прогонит, но любопытство было сильней. Да, это не её дело, но девочке же ведь в школу завтра надо, тут должна быть весомая причина для того, чтобы сидеть настолько долго. Всё-таки справившись со страхом, решив не обращать внимания на слова о том, что не её это дело и идёт она на улицу с её вопросами, Саша, стараясь как можно тише тянуть ручку, приоткрыла дверь и просунула голову внутрь. Красноволосая сидела за столом под тусклым светом настольной лампы, поджав под себя ноги, укутавшись в плед. — Что надо? — Бросила она себе за спину, даже не оборачиваясь. — Ничего… Просто спросить хотела, почему ты не спишь в такое время. — Стараясь не издавать лишних звуков, даже разговаривая полушепотом, старшая зашла в комнату полностью, аккуратно прикрывая за собой дверь. — Тебе не говорили, что не твоё это блять дело? — Говорили. — Если говорили, значит надо заткнуться и валить к себе, не суя нос не в свое дело. Сейчас полчетвёртого ночи, какого хуя ты вообще не спишь? — Не сплю, потому что к тебе имеется такой же вопрос. Уже полчетвертого утра, а ты даже не думаешь идти спать ложиться. — Медленно-медленно приближаясь к голубоглазой, отвечала девушка. — С такими вопросами сразу иди куда подальше и не доёбывай меня. Я и так заебалась за весь день, впахивая как ломовая лошадь, ещё и ты со своими вопросами пристаёшь. У меня дела, а ты даже ночью мне мешать умудряешься. — Ну ты скажи в чём дело, и может перестану мешать. — Тебе не похуй? — Представь себе, но нет. И хватит за меня решать на что мне похуй, а на что нет. — Уходи. Голос младшей был хриплый и тихий, до невозможности уставший за весь этот долгий день. Не обращая внимания на такой неприятный приказной тон и просьбы идти куда подальше, светловолосая подошла совсем близко, заглядывая на стол через плечо девочки. Весь стол был завален какими-то книгами и исписанными тетрадями, делавшими на столе небольшую стенку, закрывающую окно напротив. Перед ней же лежали несколько каких-то тетрадей, распечатанных на принтере листов и тетрадных страниц, перечеркнутых и исписанных где-то карандашом, где-то ручкой. — А… Кажется, я поняла, почему ты не спишь… У одиннадцатиклассников же сочинение итоговое завтра. — С победившим видом протянула Саша, замечая в куче книг произведения художественной литературы, испещрённые многочисленными книжными закладками. — Ахуеть, какая молодец, сама догадалась. Довольна? Можно уже оставить меня в покое и не мешать? — Говорят, перед экзаменом лучше поспать, а не сидеть за книгами всю ночь. — Ты понимаешь, что мне глубоко до пизды на все твои советы? — Безотрывно глядя куда-то в стол, пробормотала Швец, даже ни разу не подняв взгляд на, вставшую сбоку от стола, соседку. — Я тоже эту хуйню не так давно сдавала, можно было бы и прислушаться. Мне только нескольких баллов до вышки не хватило. — Самодовольно улыбнулась старшая. Алёна только тяжело вздохнула, страдальчески роняя голову на стол. — А чего ты боишься? Это один из самых лёгких этапов. Это легче чем основное ЕГЭ в несколько раз, там не проходят только конченные неучи. Я тебя, конечно, не особо хорошо знаю, но не думаю, что ты к ним относишься. Там главное хоть какие-то книги из классики знать. — Я не сдам… — Протянула красноволосая, не поднимая головы, из-за чего слова разбирать становилось проблематично. — Да ладно тебе… Все поначалу так думают, и все потом нормально сдают. Там порог не особо высокий. — Голубоглазая схватилась руками за голову, сжимая в кулаках собственные волосы, с силой оттягивая их. — Воу, воу, всё нормально, ты чего? — Хватая девочку за запястья, стараясь уберечь её несчастные волосы от такого жестокого обращения, оживилась Саша, уже завидев на столе пару вырванных красных прядей. Младшая только провыла что-то нечленораздельное, устало опуская руки, когда старшей удалось оторвать их от головы. — Ты «Преступление и наказание» читала? — Спросила она, нагибаясь перед разогнувшейся Алёной, всё ещё не отпуская её руки, заглядывая в уставшие красные глаза. — Читала. — Шмыгнула она носом, стараясь не давать волю накатившим эмоциям. — Как главного героя звали? — Родион Раскольников. — А автор кто? — Достоевский. — Ну вот. Этого вполне себе достаточно. Его можно привязать абсолютно к любой теме, один аргумент у тебя уже есть, и второй как-нибудь найдётся. — Я не сдам… — Продолжала завывать голубоглазая, опуская голову, почти падая с кресла. — Да почему не сдашь то? Вот никогда не поверю, что человек, который пишет песни, при чем в таком количестве и таким метафоричным и поэтическим языком, не напишет какое-то жалкое сочинение по школьной программе. Вам же по поводу него весь предыдущий год мозги должны были ебать, опыт какой-то должен быть. Чего бояться? Тем более в своей школе сдавать будешь, там поспокойнее, наверное, будет. Русский вообще один из самых лёгких предметов. Младшая подняла на неё жалобный взгляд, пытаясь усмирить подрагивающую из-за накатывающей истерики губу. Саша, уже устав стоять в полусогнутом положении, присела на корточки, всё ещё зачем-то держа Швец за руки. — Хочешь, я завтра с тобой пойду? — Зачем? — Проскулила девочка, пытаясь вырвать руки из крепкой хватки, дабы потереть заслезившиеся глаза. — Мне было бы спокойнее, если бы со мной кто-нибудь был. Я одна ходила, и как-то грустно было, когда всех успокаивали и говорили, что всё у них получится, а я стояла одна в стороне и все, кто со мной разговаривал — экзаменаторы. — Ладно… — Немного помолчав, пробормотала Алёна, закрывая толстую тетрадь. — Ну и все, а теперь бегом спать. А то напишешь завтра какую-нибудь хуйню и будет в два раза обиднее, что это из-за того, что кое кто перенервничал и не стал спать. — Потрепав Швец по уцелевшим распушившимся волосам, улыбнулась Саша, с трудом разгибая ноги.