Замороженными пальцами

Наконец-то конец колючего января. Еще февраль пережить, и уже весна будет, а там как-нибудь и до лета дотянуть можно. А вообще-то, с приближением весны, экзаменов и нормальной погоды, приближались и мысли о том, что же будет, когда Швец сдаст экзамены и будет искать универ. Зная её родителей, дорога туда ей заказана, только вопрос в какой. Вдруг её все-таки заберут обратно? Или переезжать куда-нибудь придётся? А вдруг вообще в другую страну? Очень вероятно, там, наверное, хороший универ подыщут. Но куда тогда ей деваться? Возможно, к тому времени она скопит достаточно денег для того, чтобы жить в каком-нибудь более-менее хорошем месте. Но это уже будет не их уютная квартира, в которой никогда не горел основной свет, в холодильнике всегда лежала белая шоколадка с пузырьками внутри, за кражу которой можно было отхватить отборных люлей. В которой частенько звучали разговоры двух гитар, игравших всегда в разное время, но все равно будто ведущих бесконечный диалог. В одной из комнат которой всегда допоздна горела лампа, освещая письменный стол, за которым они вдвоем сидели часы напролет, разбирая и нарешивая задачи по геометрии и уравнения по алгебре. В стенах которой стояла кровать с каким-то волшебным матрасом, на которую её изредка звали, чтобы спать было спокойней. В которой ее вкусно кормили и даже как-то заботиться пытались, неумело и местами болезненно, конечно, но ведь она даже об этом и не просила по началу. Она не сможет отпустить и забыть это, в любой другой квартире будет ужасно некомфортно, если там не будет её. Она каким-то магическим образом создаёт вокруг себя уютную и спокойную атмосферу, но только если пребывает в спокойном и расслабленном расположении духа, особо ничего для этого не делая. Квартира выглядит не обжито и печально пусто, но в ней всё равно хотелось остаться навечно, рядом с ней. Жить в другой квартире, ещё и за тысячи километров от неё будет ужасно. Интересно, если их всё-таки разделят, они будут хотя-бы изредка переписываться или может быть даже созваниваться? Или красноволосая просто забудет о ней почти сразу же? Вроде уже не чужие люди друг другу, может быть, не всё так плохо было бы. Можно надеяться только на то, что фанатичный отец побоится отпускать дочь в другую страну и терять контроль над ней. Не факт, что Швецова младшая сама захочет уезжать куда-то далеко отсюда. Но её же спрашивать не будут, если вдруг всё-таки принудят получать образование за границей. От этих мыслей как-то слишком грустно стало. Утром так хорошо было, а сейчас… Швец хоть и сидит в соседней комнате, все равно создается ощущение, что рядом людей вообще нет. Из-за стены доносится тихий перебор гитарных струн, хрипы и напев какой-то мелодии, видимо, время освободилось, сейчас петь пару часов будет, потом до середины ночи в ноутбуке чем-то заниматься. Неужели так много уроков, что она до четырех пропадает в школе, потом еще пару часов шатается по дополнительным занятиям, готовясь к экзаменам, а потом еще до глубокой ночи сидит за уроками и прочим? Как же ужасно она устает, наверное. Может поэтому так грубо себя иногда и ведет. С красноволосой они за весь день перекинулись только парой слов, старшей нужно было на трехчасовую смену выйти, а младшая металась с уроками из школы до другой менее официальной школы, обе жутко устали и разговаривать как-то не особо хотели. Отложив в сторону гитару и телефон с метрономом, девушка завернулась в лежащий рядом плед, который ей удалось купить на свои честно заработанные деньги, для особо холодных дней, и поплелась к двери, надеясь на то, что её не погонят обратно. Постояв пару минут в коридоре, соединявшим все комнаты, дождавшись, когда девочка допоёт какую-то песню на английском, она медленно приоткрыла дверь, робко заглядывая внутрь. Алёна по-турецки сидела в углу кровати, дергая струны и сонливо напевая что-то под нос. — Что? — Вздрогнула она, заметив голову сожительницы в дверях. Явный прогресс, она не гавкает свое нелюдимое «че надо» при приближении к ней. — Можно посидеть послушать? Я мешаться не буду, честно. — На репетиции наслушаться не успела? — Хмыкнула голубоглазая, опуская взгляд в телефон. — Дома ты по-особенному поёшь. На репетициях она всегда пела одинаково, не ошибаясь нигде, громко, отчетливо и идеально чисто. Стремясь не допускать ошибок или пропущенных слов, про какую-то чувственность, атмосферу и настроение в песне она забывала, из-за чего получалось неодушевлённо и уже автоматически. Дома она почему-то позволяла себе добавить хоть каких-то теплых и эмоциональных ноток в голос, наверное, потому, что не приходилось держать маску серьёзности и строгости, через которую эмоции просто не пробивались. Здесь она сидела спокойно, не напрягаясь так сильно, разве только для того, чтобы до высоких нот дотянуться, особо не пытаясь выжимать из себя все, что только можно, но при этом всё ещё не ошибаясь. На студии ей так душевно петь не удавалось. Ещё больше забившись в угол, Швец нерешительно пожала плечами, вроде бы особо не отвергая чужую компанию. Стесняться ей было нечего, просто мысли о том, почему светловолосой так охота послушать её хрипловатое мурчание под гитару, в голову лезть начали. Девушка, явно обрадовавшись, мелкими шажками побежала к кровати, усаживаясь на другой её угол, накидывая плед на голову. Было бы классно спеть вместе, но с этим у неё всё ещё хуже, чем с гитарой, да и не за этим она шла сюда. Хотелось просто посидеть, послушать прекрасный голос и насладиться уютной атмосферой. Будто на посиделках в лесу у костра с друзьями, когда у кого-то с собой гитара есть, и все вместе поют любимые песни, коротая прохладный вечер. Возможно, она из-за таких печальных мыслей пошла сюда, чтобы провести больше времени со Швец, или через песни в спокойной домашней обстановке девочка по-настоящему раскрывалась, точно не известно почему. В любом случае её не выгонят, хотя месяц назад сюда бы даже не пустили. Главное не задремать, а то как-то неловко будет. Красноволосая затянула одну из своих песен, слегка напряженно глядя в стену. Интересно, смущается петь или просто взглядами пересекаться? Старшая блаженно прикрыла глаза, из-под ресниц наблюдая за постепенно расслабляющейся девочкой, закапываясь куда-то глубоко в свои мысли. Постепенно одна песня сменялась другой, пролетел где-то один час, а голубоглазая всё удивлялась, что Саша просто слушает и больше ничего не делает, даже в телефон не лезет. Так мило, наверное, если это из-за того, что не хочет её отвлекать или как-то обижать безучастностью и незаинтересованностью. А той просто не хотелось слушать фоном, не хотелось отвлекаться на что-то, покидать эту микровселенную их обитания. Тут царила призрачная, спокойная атмосфера, которую разрушить телефоном было легко. А им, возможно, наслаждаться этим осталось не так долго, как кажется.

***

— Блять, надо медиков новых купить… У дешёвого пластикового медиатора из-за взаимодействия со струнами слишком сильно сточился кончик, и играть им теперь было невозможно, но Саша всё равно продолжала мучать и его, и себя, играя по кругу несколько особо сложных песен из репертуара Швец. Как раз сегодня на репетицию идут, надо будет по дороге по-быстрому заскочить, иначе скоро играть придётся пальцами. Ладно, у Алёны всегда в рюкзаке всегда валялась пара тройка медиков, хороших и прочных, хоть она ими и не пользуется, можно будет позаимствовать один, слишком они ей нравятся. Красноволосая делала уроки в своей комнате, иногда ругаясь на них на всю квартиру. Она практически только что вернулась из школы, и где-то через час им уже надо выдвигаться на точку, хоть бы поспала чуть-чуть после школы. Старшая просыпалась сегодня где-то часа в четыре утра и видела свет в соседней комнате. Спит по три часа и вообще всё равно ей. И правда терминатор какой-то. Когда она ещё в институт ходила и спала столько же, сама начинала засыпать прямо на ходу, а ей вообще хоть бы хны. Ещё ведь потом будет говорить, что не надо о ней заботиться и укладывать так рано, она вполне хорошо себя чувствует, а синяки под глазами не знает, откуда берутся. — У нас гости, быстро прячься. — В комнату влетела возбуждённая Швец, молниеносно убежавшая к себе, приводить свою комнату в порядок. — Блять… Гости, от которых нужно прятаться, снова порушили все планы, и светловолосая, вскочив с нагретого места, ринулась прятать свои вещи, куда ей недавно показывали. Всё ещё страшно, что кто-нибудь из гостей всё-таки заглянет под кровать и обнаружит там такой сюрприз. С их истеричностью и паранойей они вполне могут. Сумку со всей одеждой и ещё какими-то не особо важными штуками, в полость в диване, где хранились комплекты постельного белья и осенняя верхняя одежда, в самый дальний её угол. Понятно, почему тогда голубоглазая не выделила ей полку и не разрешила оставлять зубную щётку и мочалку в ванной; при внезапных визитах доставать и прятать их долго, да и забыть можно, а закончится это может пиздец как плохо. Попрятав всё остальное, слушая подгоняющие крики Алёны с кухни, девушка в последний раз огляделась, выискивая хоть намёк на своё присутствие, и убежала в соседнюю комнату, по отработанной схеме ныряя под кровать. Телефон и все будильники отключены, остаётся только лежать тихо, скрипя зубами слушая, как на её подругу кричат. Наверное, безопаснее было бы прятаться в той диванной полости; туда меньше желания заглянуть возникает, пространство само о себе закрытое, где никто не увидит тебя по случайности под нужным ракурсом, да и место не такое клишированное. А зная дотошность и подозрительность этих гостей, в самое банальное место в виде пространства под кроватью они вполне могут заглянуть. — Всё, не высовываться и не двигаться. — В щели между полом и кроватью мелькнули голубые глаза, повторяя девушке правила её поведения, которые она и так очень хорошо знала. — Слушай, а может мне лучше где-нибудь на улице потусить? Какова вероятность, что они заглянут сюда? И правда какова вероятность? Из прихожей её можно увидеть, если приглядеться, ей намного безопаснее было бы вообще в квартире не присутствовать. Могла бы просто посидеть на лавке у подъезда, они же всё равно не знают, кто она такая и что тут делает. Она бы спокойно пронаблюдала, как они зайдут и как выйдут, а потом спокойно вернулась бы в квартиру, не рискуя чихнуть и быть обнаруженной. Замёрзла бы ужасно, но зато никто бы не пострадал из-за риска разоблачения их секрета. Или Швец боится, что они по случайности встретятся позже, и тогда подозрений не оберёшься? — Они уже подходят, ты не успеешь. Что за манера уведомлять о своём визите именно когда уже практически стоишь у подъезда? В принципе, если она притворится бомжом и просто посидит где-нибудь на лестнице, будет и то безопаснее, чем здесь, наверное. Ладно, что поделать, одеться она точно не успеет. Красноволосая убежала в прихожую, когда оттуда донёсся звук домофона, ещё раз приказав девушке вжаться в стену и не двигаться. Поскорее бы это всё закончилось, и они спокойно отправились бы на репетицию, не выслушивая перед этим тысячу претензий и ругательств от внезапно объявившихся родителей. Снова с лестницы доносятся тяжелые шаги, которые были слышны с самого первого этажа, хоть стены и были достаточно звуконепроницаемыми. Она вроде и не планировала так сильно волноваться, но ощущение приближения чего-то страшного шаг за шагом нагоняло всё больше ужаса, даже не понятно, чем конкретно. Что вообще будет, если её обнаружат? Ей то вероятно ничего, а вот Алёне явно не поздоровится. Наверное, поэтому она так и волнуется. Из-за неё голубоглазой может влететь по самое небалуй, стыдно потом будет ужасно. Она вон до сих пор тревожно оборачивается на неё, стоя у двери. Боится, что c ней может сделать отец, если заметит. — И снова этот отвратительный красный. — Громогласным басом донёсся голос Сергея с лестницы, даже не успевшего зайти внутрь. Девочка непроизвольно сжалась, опуская голову. Хотела перекраситься обратно, но либо не успела, либо осмелилась остаться при своём мнении и не трогать ничего. Ей же не угрожали выселением из-за них, так что можно чуть подождать, вдруг они просто забудут. Кроваво-красный добавлял какой-то властности и уверенности в её образ, не хотелось бы, чтобы он сменился обычным неприметным каштановым. В квартиру шагнули две высокие фигуры, плотной стенкой останавливаясь у такой маленькой и жалобной сейчас Алёны. Молча стоят и оглядывают её, видимо выискивают, к чему можно было бы придраться. Если ничего не найдут, снова к внешнему виду наверняка прицепятся. — Что с математикой? — Решив прервать затянувшееся молчание, спросил отец, оглядывая прихожую. — Пять. Сказали, что я молодец и ту двойку исправят потом. — Непривычно тихо пробормотала красноволосая, всё не поднимая глаз. — Жалко, что мозги встали на место только после того, как к репетитору пошла. Я свою дочь самодостаточной воспитывал. А выросло одно сплошное разочарованье. — Тяжело вздохнул мужчина, изо всех сил показывая, как дочь его разочаровывает. — Ладно, если больше такого не повторится, то можешь оставить волосы такими, всё равно позориться с ними придётся тебе. Даже хорошо, может это людей ненужных от тебя отпугивать будет. Гости по-хозяйски двинулись в гостиную, как обычно проводить обыск и искать что-то запрещённое. Хотя-бы не схватили за волосы с порога, уже хорошо. Обыск проходил в пугающей тишине, видимо придраться было не к чему. Конечно, они вчера почти три часа отдраивали всю квартиру, испортили этим весь выходной, предвещая скорый визит родителей. Главное, чтобы пыль под кроватью проверить не решились. — К экзаменам готовишься? — Безразлично спрашивал отец. — Да, каждый день. — Если напишешь хоть какой-нибудь предмет меньше, чем на девяносто баллов, на обособленное проживание после окончания школы можешь и не надеяться. То есть если экзамены пройдут хорошо, то Швец у неё не заберут? Если так, то она добровольно вызывается в репетиторы по всем предметам. Потоптавшись в гостиной, шаги двинулись к спальной. Снова даже не разулись, опять пол мыть придётся. Саша шумно сглотнула и сильнее вжалась в стену, вытягиваясь в струнку и прижимая руки к груди. В дверях мелькнули три пары ног, две из которых двинулись к подоконнику, а одни остановились у кровати. Почему-то хотелось вытянуть руку и погладить потрясывающуюся ногу по щиколотке, чтобы хоть каплю волнения убрать. Странно, наверное, это будет выглядеть. — Нам опять писали ополоумевшие родители твоих одноклассников недавно. Что опять случилось? — Оглядывая пустой подоконник и пододвигая единственную фотографию в квартире ровно, спросил Сергей. — Они погнались за мной после школы и мне пришлось льдом в одного из них кинуть, чтобы они не догнали и до дома со мной не добежали. — То есть он сам виноват? — С ним ещё кто-то был, они сначала в школе угрожали, а потом преследовали. — Ничего не сделали? — Нет, я ему в глаз попала, он упал. — Ну хоть где-то моя дочь меня не позорит. — Возможно Сергей улыбался, этого было не видно. Только голос на секунду стал каким-то более удовлетворённым и тёплым. — Пусть его мамаша ещё скажет нам хоть что-то, лет на десять в колонию для малолетних посадим. Будет ещё какая-то шваль за моей дочерью бегать. Постояв ещё пару минут молча, гости неспеша двинулись обратно к кухне, позволяя обеим девушкам облегчённо выдохнуть. Саша наконец-то расслабилась, принимая более удобную позу, чтобы не отлежать правый бок. Звуки утихли, послышался шум чайника. Поторапливались бы со своими чаепитиями, им на репетицию выдвигаться через полчаса надо. Снова послышались голоса, еле различимые на таком расстоянии. Светловолосая придвинулась ближе к краю своего укрытия, даже чуть высовывая наружу голову, пытаясь расслышать хоть что-нибудь. Родителей она слышала урывками, про Швецову младшую и говорить было нечего, её даже без чайника расслышать было почти невозможно. — …Можно побыстрее? — Когда шум чуть притих, Алёну наконец-то можно было слышать. — А ты куда-то торопишься? — … Репетиция сегодня будет. Интересно, почему она до сих пор почти не слышала голоса её матери? Сколько бы она так однобоко не встречалась с предками своей подруги, говорил всегда только её отец, а мать только несколько испуганно молчала. Даже при всём своём холодном и строгом виде, она выглядела как-то затравленно и забито. Говорила только обрывистые фразы, будто говорить больше ей запрещали. Может глава семейства так плохо относился не только к своей дочери. — Снова время впустую тратить пойдёшь? — Новость о сегодняшней репетиции явно раздражала отца, по голосу слышно было. — Слушай… а давай-ка мы с тобой сегодня съездим? У нас на сегодня дел нет, как раз посмотрим, чем ты там занимаешься. Сейчас посидим, сразу на место тебя и отвезём. Как сразу на место? А как же она? Ей тут оставаться? Она же не сможет даже выйти, у неё ключей нет. Блять, блять, не хочется, чтобы Швец обвиняли в том, что её ленивые музыканты не отрабатывают свои деньги и не ходят на репетиции. Остаётся только надеяться на то, что она что-нибудь придумает и ей не придётся весь вечер сидеть в запертой квартире. Забавно звучало бы её оправдание в неявке на репетицию: я пряталась под кроватью от родителей своей начальницы, а она по необходимости заперла её в своей квартире, а из окна третьего этажа она прыгать не решилась. Далее шли какие-то разговоры о школе и экзаменах, Алёну снова в чем-то обвиняли, она всё молчала, даже скучно становилось. Девушка листала ленту пустых соц. сетей, скучающе разглядывая давнишние диалоги и группу первого курса института, из которой шлюху-убийцу давно исключили. И долго ещё они чаи гонять будут? Время уже поджимает вообще-то. Прошло минут двадцать, надо бы уже начинать собираться, Швец наверняка тоже это понимает. Главное успеть уведомить басиста с барабанщицей, они могут завалиться на студию с громкими матерными криками, неловко будет. — Нам уже выходить пора. — Наконец-то она решилась как-то их поторопить. — Мы успеем и за пятнадцать минут доехать. — Но там пробки могут быть… я ещё пораньше приехать хотела… Послышался тяжелый вздох и скрежет ножек стула по кафелю. Так, надо снова поглубже забраться, из прихожей под правильным углом её могут заметить. Родители только накинули верхнюю одежду и теперь ждали мечущуюся по квартире дочь. Та пулей залетела в свою комнату, в спешке снимая домашние штаны и футболку. Светловолосой внезапно стало как-то страшно из-за своего желания придвинуться ближе к краю и взглянуть на полуобнажённую подругу. Ладно, родители и так в её сторону смотрят, надо приструнить свои желания, а то она рискует её даже одетую больше не увидеть. Красноволосая накинула на себя первые попавшиеся в шкафу вещи и выскочила обратно в прихожую, на ходу закидывая в рюкзак бутылку воды. Снимает с вешалки куртку, бегло накидывает её на себя, даже не брызгаясь духами и не обматывая шарфом тонкую шею как обычно. Видимо если будет собираться слишком медленно, рискует получить по этой шее. Вот почему она всегда всё делает так, будто от лишних потраченных минут пропустит всю жизнь, ещё и её подгоняет постоянно. А как же она? Ей тут оставаться? Или сразу с окна прыгать? Может напишет что-нибудь как в машину сядет, но это лучше её положение не сделает. — Я… воду забыла, сейчас… Вы идите, машину грейте, я вас найду потом. — Стараясь заставить свой виноватый голос так не дрожать, пропищала вдруг Алёна. Отец смерил её недовольным взглядом и, закатив глаза, открыл входную дверь, шепча под нос что-то о том, какая его дочь растяпа. Когда родители скрылись в подъезде, и дверь захлопнулась, Швец подорвалась с места и сломя голову рванула в свою комнату, поскальзываясь на поворотах. — Быстро собирайся и беги на точку! Вот тебе ключи, свет выключи и выходи как можно быстрее! — Девочка упала на колени перед кроватью, глядя до невозможности испуганными глазами на девушку. — А… а потом как? Они обратно с тобой не поедут? — Не время спрашивать. Потом как-нибудь передашь их обратно, быстрее, надо бежать! Бросив ключи у кровати, красноволосая унеслась обратно, в спешке натягивая на ноги сапоги. Старшая по-пластунски поползла на волю, подобно кошке, пролезающей в узкую щель под забором, выбираясь. Всё-таки не забыв брызнуться духами напоследок, младшая выскочила за дверь, оставляя мечущуюся из стороны в сторону Сашу в одиночестве. Та ринулась в гостиную, вытаскивая из полости в диване чехол с гитарой, закидывая в него заодно телефон, медиаторы и наушники. Также быстро скинув с себя домашнюю одежду, заменив её джинсами и чёрной рубашкой, всё-таки знакомство с родителями, вдруг им принципиально, чтобы она была одета не как какой-то бомж. Говорит так, как будто идёт знакомиться с родителями своего парня. В её случае девушки, к парням с детства как-то не тянуло. Забавно. Особенно если знать, что она так долго от них пряталась, и что они заведомо плохо к ней отнесутся. Ладно, чтобы лишний раз Алёну не подставлять, надо бы как-то поприличнее одеться. Хотя, на фоне накрашенных и экстравагантно одетых Юли и Саши она будет смотреться странно и ничем ситуацию особо не спасёт. Подобрав ключи с пола, светловолосая наконец-то выбежала в прихожую, то и дело сверяясь со временем на часах. Если сильно поторопится и будет бежать не переставая, может успеть прибежать даже пораньше. Свет везде выключен, надо выходить побыстрее, а то бежать придётся на ультразвуковой скорости. Закрыв квартиру, девушка кинулась вниз по лестнице, перепрыгивая сразу через две ступеньки за раз. Чуть не сбив на своём пути парочку соседей, она наконец-то вырвалась на улицу, стараясь не уронить гитару с плеча. Особо дорогих машин среди уже привычных не было, видимо уже уехали. Лёд на дорогах ужасно мешал быстрому перемещению, из-за чего она просто неконтролируемо скользила будто на коньках, на которых кататься особо не умела, не в силах развить хорошую скорость. Вытерев пот со лба, она перебежала на тропинку, запорошенную снегом, по которой бежать было легче. Скоро он закончился и она, размахивая руками, снова заскользила, ругаясь на быстроменяющуюся погоду, которая сначала топила снег, а потом замораживала его, превращая в ледяную корку. Через пять минут мучений, более-менее совладав с управлением, она вырулила на более широкую и людную дорогу, собирая на себе десятки косых взглядов. Вспоминая все походы со Швец на точку, она свернула во дворы, радуясь, что хотя-бы в них дороги хоть немного расчищают. До пункта назначения оставалось пробежать ещё три двора, а времени оставалось где-то минут десять. Было бы хорошо, если бы она пришла не самая последняя, а то будет слишком неловко. Она могла бы написать в беседу и попросить ребят подождать её у дверей здания, но пришлось бы останавливаться, а на это времени у неё не было, придётся писать и ловить их у самых дверей, если не будет слишком поздно. Хотя-бы для того, чтобы предупредить их, чтобы те не завалились внутрь с матерными воплями. Им и так скорее всего будет не сладко сегодня, надо хотя-бы зайти нормально. Хорошо хотя-бы, что она сегодня успела прогнать всю программу дважды, всё должно было пройти гладко. Когда ещё несколько многоэтажек пролетели мимо, а измученная Саша уже начала задыхаться, нужное кирпичное здание наконец-то появилось на горизонте. Дорога перед глазами начинала плыть, в тёплой куртке было до невозможности жарко, казалось, что она лежит в духовке. Как добежит, точно мокрой будет. Надевать рубашку было плохой идеей, в водолазке было бы комфортней. Добежав до парковки, она наконец-то остановилась, жадно глотая холодный воздух. Изображение перед глазами слишком поплыло, она оперлась на дрожащие колени, чтобы замертво не упасть на бок. До начала оставалось пять минут, можно было перевести дыхание, чтобы не упасть уже в помещении. — Ой, какие люди! А чего одна, где же наш товарищ командир? Эй? Сань, ты жива? — Сзади послышался задорный голос Юли, подошедшей откуда-то сзади. — Ты бежала что-ли? Алёна либо вперёд улетела, либо сейчас прилетит. — Юль… там… пиздец… — Отрывисто прохрипела Саша, с превеликим трудом разгибая спину, держась за бок, в котором что-то ужасно болезненно покалывало. — А поподробнее? Че случилось? Алёна из дома выгнала? — А я говорил, что когда-нибудь это случится. Не удивлюсь, если ты от неё убегала сейчас. — Возник Александр из-за спины девушки. — Там… — Ну? Не пугай, блять, всё слишком плохо? — Так получилось, что мы сегодня репетируем с её родителями. — Наконец-то выдавила из себя светловолосая, более-менее придя в себя и перестав задыхаться. — Как? Зачем? — У барабанщицы сразу пропал оптимистичный настрой. Теперь в глазах читался неистовый страх, перемешанный с удивлением. Она с отцом Швец уже встречалась и надеялась, что больше этого не повторится, одного раза ей с лихвой хватило. — Они приехали квартиру обыскивать, она спизданула, что нам на репетицию надо, а они с ней вместе поехать посмотреть решили. Мне бежать пришлось, потому что они уезжать никак не хотели. — Блять… нам пизда, надо было сегодня дома остаться. — Юля нервно заломила один палец, подпрыгивая на месте, словно трясясь. — А… в смысле? Зачем обыскивать квартиру? — Встрял в разговор двух перепуганных невротиков басист. — Она употребляет что-ли? Да и… что такого, если они просто придут и посмотрят? Ну, опозоримся может, если плохо сыграем, но зачем так бояться? — Ты совсем их не знаешь. Она их точная копия, только в сто раз лучше и милосерднее. Вспомни, как она орала на тебя, и как бы это выглядело, если бы она тебя при этом покрывала трёхэтажным матом и параллельно швыряла в стены. Она на нас хотя-бы руки не распускает, хотя всё время грозится, а вот её батя вполне себе может свернуть тебе шею, если ему что-то не понравится. Блять… ребят, нам пизда. Тебя-то они хотя-бы не видели, а вот мне посчастливилось с ними лично познакомиться, представь, что они со мной блять сделают. — Подожди, когда это ты успела с ними познакомиться? — Агх, ладно, я тебе потом в двух словах расскажу. Что делать будем? Я умирать пока что не планировала. — Уже начиная кусать губы, спрашивала барабанщица, глядя на вновь побелевшую после прихода в себя Сашу. — Не знаю, нам всем объективно пизда. И нам, и ей. Если мы будем косячить, достанется по большей части ей, я в этом уверенна. Так что матом сейчас не орать, лишний раз не разговаривать, её называть только по имени и отчеству, пока они не соизволят съебаться, сохранять серьёзность и стараться не лажать. Это всё, что мы можем сделать. — С авторитетным видом сказала гитаристка, мысленно прикидывая, за какие действия их могут убить. — А может лучше скажем, что нас троих сбила машина, и мы не смогли прийти? — Мне страшно, что они могут сделать с ней, если мы такое скажем. — Но… в чем её вина, если не пришли мы? — Ты до сих пор не поняла, что у них с головой не всё в порядке? Они её до полусмерти избили, когда тебя в её квартире увидели. Ты думаешь, они не найдут причин сейчас? Юль, ну будь мужиком, она же из-за нас пострадать серьёзно может. — Юль, если ты мне потом не расскажешь, что блять тут происходит, и о чём вы говорите, я перестану с тобой общаться. — Крайне удивлённо протянул парень, наблюдая за этим эмоциональным диалогом. — Если мы придём, пострадаем вместе с ней, может всё-таки…? — Она же тебе зарплату урежет за такую подставу. — Знаешь, моя жизнь мне дороже, чем деньги пока что. — Когда ты блин такой стала? Ладно, ссыкуны, я одна пойду. Как минимум потому, что не хочу, чтобы из-за меня отпиздили кого-то другого. — Да ладно, ладно, че ты так психуешь-то? — Рыжая остановила обиженно развернувшуюся к дверям Сашу за плечо. — Мы в курсе, что ты на ней ещё жениться планировала, но всё равно не надо так волноваться. Давайте устроим минуту молчания перед смертью? — Я бы с радостью, но у нас репа идёт уже минут пять. — Уже начиная пугаться с таких явно не постановочных диалогов, пробормотал парень. — Блять! Побежали, а то отпиздят сейчас нас. Светловолосая влетела в застеклённую дверь, замёрзшими руками хватаясь за ручку. Барабанщица развернулась на парковку, замечая на ней новенький Кадиллак escalade. С того рокового случая на той же самой машине ездят. Куда только на троих, а теперь и двоих человек, особо никуда из своего особняка не выбирающихся, такая махина на колёсах? Могут себе позволить, только вот зачем? Не выглядят как люди, любящие понты резать. По коридору они шли молча. Только Юля с Сашей иногда перекидывались тревожными взглядами, будто пытаясь объяснить ими, чья история знакомства была страшнее. Басист более-менее беспечно шел позади, видимо ещё не до конца осознавая, с кем ему сейчас предстоит познакомиться. Даже интересно, что он скажет после того, как всё закончится, если он о Швецовой младшей так нелестно отзывался в своё время. Наконец-то впереди показалась заветная дверь. Компания в нерешительности остановилась перед ней, переглядываясь, будто надеясь найти желающего потянуть за ручку. — Ой, ссыкухи, дайте сюда. — Решил вступиться басист, отталкивая с прохода нерешительных коллег. Дверь распахнулась, и девушки синхронно нырнули за спину смельчака, испуганно глядя внутрь из-за неё. Швец со скучающим видом стояла у микрофона, постукивая ногой по полу. За её спиной, на излюбленной Сашиной лавочке сидели её родители, закинув ногу на ногу и скрестив руки на груди. Матери было как-то всё равно, как будто её сюда притащили насильно, она читала какую-то маленькую карманную книжку, глядя сквозь очки в тонкой овальной оправе на кончике носа. Отец же, с видом какого-то почётного и долгожданного гостя, разглядывал студию, иногда переводя взгляд на жену, вздыхая из-за её незаинтересованности. Светловолосая сразу заметила, что хоть Алёна и выглядит какой-то подозрительно спокойной и безэмоциональной, нервничает она ужасно. Сцепив руки за спиной, она ковыряла ногтями заусенец на большом пальце, то и дело морщась из-за боли, но всё равно не прекращая. Она так делала только в самых стрессовых и опасных ситуациях, когда страх доходил до кондиции, из-за которой хотелось истерично кричать. Она всегда внимательно следила за руками, всюду таская с собой увлажняющие крема, устраивая по вечерам свой маникюрный салон в комнате, возвращая ногтям, кутикуле и всей коже рук идеальный вид, при возможности таща к себе ещё и Сашку, подравнять ногти, нанести на них лак и на всякий пожарный обработать уже зажившие раны на пальцах, ибо гитаристу надо следить за руками. При необходимости она бы не стала так калечить нежную кожу на пальцах, отрывая её кусками. — Опаздываем? — Послышался уже забывшийся и непривычный металлический голос, как и тогда заставляя вжать голову в плечи. — И-извиняемся. — Протараторила Юля, толкая застывших коллег к маленькой комнате, стараясь не встречаться взглядом ни с кем из присутствующих. — Пиздец у неё батя стрёмный… — Прошептал парень, оказавшись в безопасности. Ему в ту же секунду заехали кулаком в живот, намекая на то, что надо не обмениваться впечатлениями, а раздеваться и молчать, потому что если даже не родители, то Алёна с её музыкальным слухом эту реплику точно услышит. Светловолосая вспомнила о сегодняшней дилемме с медиаторами и, к своему счастью, заметила рюкзак Швец у стены и быстро выудила один из бокового кармана, подходя к побледневшей Юле, ждущей копающегося в карманах Александра. Когда компания наконец-то воссоединилась и на всякий случай ещё и перекрестилась в лучших традициях атеизма, его, как самого смелого здесь, вытолкнули вперёд, выдвигаясь следом. — Ещё раз так опоздаете, зарплату вдвое урежу. Я вам уже три предупреждения давала. — Проворчала голубоглазая, переводя скучающий взгляд на вошедших. Басист, сохраняя более-менее спокойное состояние, прошел к своему месту, тыкая на какую-то кнопку на микшере, будто и не замечая непривычную компанию. Гитаристка волновалась почему-то больше не за себя, просто пыталась углядеть нотки человечности в остекленевших голубых глазах, в которых не обнаружилось ничего, кроме ненависти и презрения. Всё пытаясь успокоить себя тем, что она просто старается вести себя так, как требуют родители, она трясущимися руками подхватила с пола шнур, пытаясь воткнуть его в нужное отверстие. Барабанщица же, побелев до оттенка мела, прошла к установке, глядя только в пол, боясь пересечься взглядом с главой семейства. Тот, ни капли не стесняясь, пялился на неё, видимо узнав в ней ту самую мразь, сидевшую в его квартире рядом с его дочерью. Упав на стульчик, она вытащила палочки из кармана худи, и, трясясь уже всем телом, уставилась в малый барабан, переставая быть похожей на саму себя. — Вот это команда у вас, конечно… — Протянул Сергей, насмешливо оглядывая подтянувшихся музыкантов. Явно в приподнятом настроении сегодня. — Ты где этих клоунов понабрала? Барабанщица медленно натянула на голову капюшон тёмно-серого худи, стараясь не чувствовать и спрятаться от пронзающего её взгляда. Швецова младшая, стоящая к отцу полубоком, на пару секунд сменила выражение лица и оглядела присутствующих виноватым взглядом, будто извиняясь за то, что сегодня им придётся репетировать вот так. Когда гитаристка облегченно выдохнула, узнав в начальнице свою домашнюю Алёнку, та снова вернула маску жестокого хладнокровия и, проигнорировав вопрос отца, щёлкнула пальцами, приказывая начинать. Рыжая судорожно сглотнула и ударила палочкой о палочку четыре раза. Стараясь быть сильной для всеобщего блага, Саша приняла свою привычную позу выпускника музыкальной школы, а именно по стойке смирно, ударила по струнам, не отрывая взгляда от грифа. Начинали вроде неплохо, она даже не сбилась на первой секунде. Сергей, явно не ожидав от барабанов такого оглушительного звука, непривычно морщился, из-под бровей глядя на напряжённую ударницу. — Стоять! — Вдруг прервала их красноволосая, оборачиваясь на девушку. — Почему сбивки кривые? Тебя снова надо учить ритм на них не терять? Юля слабо покачала головой, всё не отрывая взгляда от педали. — Заново. Гитаристка перехватила медиатор вспотевшими ладонями поудобнее, возвращая руки на исходную позицию. Только басист выглядел по-прежнему спокойно. Ну ещё бы, для него это просто любопытный дядя, потирающий усы и глядящий по сторонам, он не знает, что он может сделать в порыве ярости. Рыжая вроде бы собралась с духом и начала играть нормально, не наслаждаясь процессом как обычно, а судорожно отсчитывая доли, будто из-за ошибки её тут же лишат жизни. Хотя, судя по тому, как себя сейчас Алёна ведёт, это вполне возможно. В сравнительном спокойствии они отыграли пару песен, не прерываясь на замечания, но светловолосая всё равно не в совершенстве владела инструментом, из-за чего голубоглазая любезно решила напомнить ей, как проходили их относительно недавние репетиции. — Что ты хаммеры постоянно зажёвываешь? У тебя в этой песне основной рифф есть, который надо повторять, мы сколько не играем, ты постоянно с ним лажаешь. Мне долго ещё это терпеть? Ты всё настроение в песне своими ошибками портишь. Тебя научить хаммеры делать? — Девушка слабо покачала головой. — Тогда отрабатывай свои деньги нормально, не халтурить сюда приходим. Сыграй сейчас его отдельно. Не поднимая взгляд на стоящую в полуметре начальницу, светловолосая провела по струнам ещё раз, стараясь извернуться и сделать всё так, как её просили. Но руки предательски не хотели слушаться, элемент был слишком сложным, а она ему как на зло нужного внимания не уделяла. — И вот надо было мне таких бездарей в команду брать… руки поставь правильно хотя-бы, что ты их выворачиваешь постоянно? И встань нормально, у тебя ни руки, ни ноги нормально не работают. Какой из тебя вообще гитарист? Заново. Не заставляй меня объяснять тебе как надо стоять и играть. Не маленькая, сама вроде уже знать должна. Ситуация особо не поменялась, но красноволосая решила отпустить её, всё-таки уже пятнадцать минут на одном месте стоят. Одна песня сменялась другой, отхватывали от злющей Швец все по очереди, но хотя-бы родители сидели тихо и просто наблюдали. Хорошо ещё, что хоть они характер не показывают, а то невыносимо было бы здесь находиться. Видимо, дочь соответствовала их требованиям, с ругательством своих же коллег справлялась хорошо, поэтому поучать её смысла не было. — Да как вообще можно так бездарно играть? Ты дома вообще не повторяешь? В прошлый раз всё было хорошо, что сейчас случилось? Эй! Ты меня вообще слушаешь? — Саша опустила голову, чтобы не было так больно смотреть в яростные глаза, ещё совсем недавно так благодарно и спокойно смотревшие на неё. Она слишком отвыкла от такого отношения с её стороны, сейчас аж плакать хотелось. — Ты дождёшься, и я выкину тебя отсюда к чёртовой матери, и будешь играть на улице в подворотне, бомжи твои соло точно оценят. Ты ни внешностью, ни умениями в артисты не годишься, мне легче уволить тебя, чем пытаться тащить и тормозить этим всех. Она же не взаправду? Она же не может такого сказать. Да, неидеально, но не настолько же, чтобы от чистого сердца говорить, что и внешность и навыки у неё ужасные. Она просто играет, ломает комедию для родителей, чтобы они поняли, что она не просто так каким-то левым людям деньги раздаёт. Она же наверняка извинится, как они уйдут. Всё равно больно. Даже с осознанием того, что она говорит это для видимости строгости, ещё и на один раз. — Будешь меня тормозить я тебя уволю, как-нибудь без гитары справимся. Ещё раз играем, косячишь, зарплату урезать начну. Не разглядев ни намёка на сожаление или раскаяние в глазах напротив, девушка совсем отчаялась, уже переставая ощущать голубоглазую своей подругой. Снова она бездушна начальница, от которой хочется скрыться и убежать куда подальше. Сначала было видно, что ей страшно, что она не хочет снова орать на всех подряд за дело и без, а сейчас будто во вкус вошла и совсем не стыдится того, о чём говорит. Только Юля, сидящая напротив, ободряюще ей кивала, всё ещё испуганно поглядывая на мужчину слева. Барабаны зазвучали вновь, вновь надо начинать с начала. Вроде мелочи, которые потом можно будет исправить, зачем так беситься из-за них? Первый куплет прошел вроде бы хорошо, сложноватый переход с куплета на припев вроде тоже. Только-только добрались до припева, после которого должно было идти укороченное соло, пальцы предательски соскользнули со струн, и вместо чистого бенда получилось смазанное и неправильное нечто. Девушка невольно прикусила язык, пытаясь влиться в процесс и не потеряться. Девочка замахала руками, вновь приказывая всем остановиться. — Нет, ну это уже издевательство какое-то. — Вместо приятного женского голоса послышался грубый мужской. — Как специально, вы уже десять минут стоите на одном и том же месте. — Сергей наконец-то решил вставить свои пять копеек и возмутиться такой халтуре со стороны гитаристки, прежде чем дочь успела это сделать за него. — Зачем ты вообще к себе таких берёшь? Деньги девать некуда? Лучше и правда без гитары, чем вот с такой вот. — Извините, конечно, но вас по-моему никто не спрашивал. — Неожиданно даже для самой себя сквозь зубы прошипела Саша. Повисла минутная пауза, а на безразличном лице Алёны промелькнула искра неподдельного ужаса. — Че сказала? — Упираясь руками в лавочку и чуть приподнимаясь, недоумённо пробормотал он. — Повтори-ка. Повторить сказанное девушка не сумела, только снова опустила взгляд в пол, не заметив на лицах всех своих коллег ничего кроме страха. М-да, не ожидала она, что первые слова, адресованные ему будут такими. Вот и познакомились. Не, ну а чего он в самом деле? Пришел тут такой важный, расселся по-царски, ещё и говорить ей что-то такое смеет. Ну уж нет, на неё кроме её Алёночки голос повышать не может никто. — Ты как смеешь вообще говорить со мной? Ты кто такая? Чтобы такое ничтожество ещё мне дерзило. Тебе сколько лет вообще? — Он поднялся и вытянулся во весь рост, пугая им даже стоящего в углу Александра. — Пап… — Нервно пробормотала Алёна, пытаясь усадить потихоньку выходившего из себя отца обратно. — Молчать. Давай, повтори что ты там вякнула. Говорит она мне ещё что-то. Да я бы на месте своей дочери давно уже вышвырнул бы такую бездарность как ты на улицу, не тратя деньги и внимание. Когда взрослые говорят, вообще молчать нужно. Тем более таким как ты. Мужчина подошел вплотную к смотрящей в пол девушке, глядя на неё сверху вниз. Та осмелилась медленно поднять глаза, сразу же жалея об этом. Как на той фотографии: бледно-голубые глаза с каким-то неестественно узким, почти незаметным зрачком. Из-за этого они казались какими-то вытянутыми, будто кошачьими, из-за чего становились ещё страшнее. Ещё и смотрели так пристально, не моргая, что захотелось убежать от них подальше. Но она мужественно продолжала пялиться в ответ, трусливо сжимаясь и чуть отступая назад, так как между ними практически не осталось расстояния. — Пап, хватит меня позорить… — Оглядываясь на замерших коллег, также тихо прошипела Швецова младшая, стыдливо стискивая зубы. Она уже взрослый человек, а тут без приглашения пришел её отец и вот так разговаривает с её сотрудниками. Она в конце концов не маленькая девочка, сама может с ними разобраться, и незваный гость, так ведущий себя с ними, ставит её в ужасно неловкое положение. — Это я тебя позорю? — Всё повышая и повышая голос, воскликнул он. — Это вот эта вот бездарность тебя позорит, это все понимают. Она ещё и смеет в ответ мне что-то вякать. Давай, раз такая смелая, скажи ещё раз. — Видимо слова дочери только повысили градус, и мужчина схватил девушку за воротник, неслабо так притягивая ещё ближе к себе. — Мне не нужно было ваше мнение обо мне. У меня есть начальница и она стоит передо мной, пусть она мне всё и говорит. — Выдавила из себя что-то храброе далеко не храбрым голосом она. — Слышала? Она хочет, чтобы ты ей что-то сказала. Слушай сюда, пока я тут нахожусь, главный тут я. Так что если хочешь, чтобы тебе что-то сказали, обращайся в первую очередь ко мне, она всё равно скажет то же самое, что и я, только в мягкой форме. Тряпка… И я не понимаю, зачем она вообще тебя тут держит ещё и деньги платит, потому что место таким как ты только на помойке. — Он не в полную силу тряхнул светловолосую за воротник, свирепо скаля зубы. — Пап, ты делаешь ей больно… — Видя, как гитаристка морщится из-за натянувшейся ткани, впивающейся в шею, пробормотала Алёна, подходя ближе, тряся отца за плечо, до которого еле-еле дотягивалась. — Ты вообще молчи. — Мужчина быстро оттолкнул её. — Самая умная нашлась? Начальница понимаешь. Я сегодня твой начальник. А начальника заткнуться не просят. Ты с ней так же разговариваешь? Мы тебе сейчас увольнительную быстро выкатим, допрыгаешься. Я свою дочь нормально воспитывал, она тебя быстро на место поставит, свою гитарку в руки потом долго брать не сможешь. — Хватит! — Вдруг яростно крикнула Алёна, стоящая за его спиной, хватая за плечо и рывком разворачивая отца к себе. Тот воротник отпустить не успел, и несчастная рубашка с треском разошлась на две части, сопровождаясь стуком пуговиц о пол. Саша смущённо сжалась, прикрывая оголённую грудь плотной тканью. Отец непонимающе уставился на побагровевшую дочь, наконец-то поворачиваясь к ней, оставляя гитаристку за спиной. — Ты пришёл на мою репетицию, диктуешь свои правила и распускаешь руки на моих сотрудников! — Мелко трясясь от накатившей ярости, шипела девочка. — А я виноват, что у тебя не сотрудники, а хамло какое-то, которое даже инструмент нормально в руках держать не может? Ты всегда была мягкой тряпкой, я пытаюсь помочь тебе поставить их на место, потому что сама ты явно не в состоянии это сделать. — Нормальные у меня сотрудники! Это ты пришел и из-за тебя они не могут нормально работать! Ты только позоришь и мешаешь мне, я и сама справиться могу, зачем ты меня тогда такой сильной и независимой воспитывал, если всё равно считаешь меня беспомощной?! — Чем я тебя позорю?! Тем, что пытаюсь поставить твоих жалких музыкантишек на место и не дать им сесть тебе на шею?! Тварь ты неблагодарная, да если б не я, вас всех тут сейчас бы не было! Если я захочу, их разгоню, а тебя дома запру! — Теперь двое Швецовых походили на сцепившихся котов; стоят в боевой позиции опасно близко друг к другу, дико кричат и шипят, скалят в злостном оскале белоснежные клыки, но когти выпускать пока что не спешат. — Да всем! Это моя репетиция, а ты как обычно пытаешься тут свои порядки навести! Хватит, оставь мне хоть чуть-чуть моей территории, куда ты не придёшь и всё не испортишь! Никому тут не приятны твои замечания, она тебе особо ничего не сказала, а ты сразу же руки распускать начал! Мне говори что угодно, но не смей оскорблять их! — Ишь как мы заговорили! Им зарплаты платишь не ты, а я! Если я захочу, разгоню их сразу же, а за бесплатно с такой тварью как ты работать никто не захочет, поверь мне. — Да я выросла такой тварью из-за тебя! Если бы не ты, у меня была бы нормальная жизнь, меня бы не ненавидели всё вокруг! Это из-за тебя у меня друзей не было и нет, это из-за тебя ежедневно хочу сдохнуть, это всё из-за тебя! Ты мне всю жизнь сломал! — Швец совсем вышла из себя и уже неконтролируемо ревела, срывая голос, в яростном припадке топая ногами и махая руками по сторонам. Совсем забывшись, она неосознанно толкнула отца в грудь. Несильно, словно просто для вида, но тому и этого хватило. Он молча схватил дочь за шею одной рукой, с силой сжимая и чуть приподнимая вверх. Все присутствующие еле слышно охнули, жалостливо глядя на умолкшую девочку, за исключением её безразличной матери, разумеется. Трясущиеся ручки обхватили сильное запястье, прося отпустить, но пальцы сжимались только сильнее, в следующую секунду отрывая дрожащее тельце от земли. Красноволосая захрипела, извиваясь и дрыгаясь в воздухе как рыба на крючке, пытаясь вдохнуть хоть немного спасительного воздуха. Но пальцы слишком сильно сдавливали хрупкую шею, из-за чего дышать становилось физически невозможно. Под пристальным взглядом Сергея глаза предсмертно закатились, а высохший язык выкатился наружу. — Запомни раз и навсегда, тварь. Пока я жив, моё слово - закон. И для тебя, и для всех вокруг. Будешь устраивать вот такие выступления, я тебе быстро организую переезд обратно домой. Будешь жить в собачьей клетке и питаться отходами, как пару лет назад, помнишь? Тогда посмотрим, кто кого будет позорить. Ещё раз позволишь себе так разговаривать, я запру тебя в пустой комнате до тридцати лет, поняла меня? Алёна его скорее всего уже не слышала. Тело пронзили предсмертные судороги, и оно выгнулось в дугу, всё ещё продолжая лихорадочно трястись. Руки ослабли и макаронами свисли вниз, лицо приобрело сначала красный, потом бледный, а потом мертвенно синюшный оттенок, напоминая собой искорёженные физиономии утопленников. От носа к губе побежала тоненькая струйка крови, видимо из-за давления. Александр, не ожидавший такого окончания диалога, в изумлении прикрыл разинутый рот руками, глядя на девочку, которую держали уже под потолком на вытянутой руке. Переглянувшись с такой же ошарашенной Юлей, он вытянул шею и перевёл взгляд на притихшую Сашу. Та стояла с полуживым видом, придерживая рукой края испорченной рубашки и одновременно держась ею за сердце. Глаза наполнились слезами, а дыхание спёрло, как будто душили её. Ещё и осознание того, что если бросится помогать, сделает и себе, и ей только хуже, окончательно добивало. Когда несчастная перестала двигаться и только слабо хрипела, колени басиста дрогнули, руки также бесчувственно опустились вниз, а он сам с грохотом упал на пол, потеряв сознание. Сергей наконец-то в последний раз презрительно сморщился и с силой бросил обмякшую дочь на пол, разрешая дышать. Та сразу же закашлялась и жадно втянула в сжавшиеся лёгкие воздух, стараясь найти на это покинувшие тело силы. — Цирк. Будет для вас всех уроком. — Сквозь зубы плюнул он напоследок, разворачиваясь на пятках и шагая к выходу. Его жена, безразлично следившая за происходящим, поднялась с места, и, высоко поднимая ноги, обошла два недотрупика, лежащие на полу. Дверь хлопнула, родители ушли по-английски и скрылись в коридоре. Только в помещении стало на двух людей меньше, Саша скинула с плеча гитару, и упала на колени рядом с извивающейся в болезненных судорогах Алёной. — Блять, блять, блять, ты как? — Стараясь поднять подругу с холодного пола и не разреветься, прохрипела она. Барабанщица выскочила из-за стойки и присела на корточки у бессознательного парня, проверяя пульс на всякий случай. Голубоглазая надрывно захрипела, пытаясь восстановить частоту вздохов и сердечных сокращений, пока чужие руки зачем-то тормошили её за плечи. Светловолосая вообще не понимала, что сейчас делает. От произошедшего ужасно хотелось плакать, хотелось притронуться к ней, понять, что она живая, что она всё ещё дышит. Мышцы двигались и бесконтрольно сокращались, на свету это было отлично видно. Красноволосая болезненно мычала в перерывах между вздохами, морщась из-за многочисленных судорог, сковавших всё тело сразу. — Я за н-нашатырём. — С запинками пробормотала Юля, уносясь в коридор за аптечкой. — О боже, прости, прости меня, пожалуйста, это всё из-за меня. — Воспользовавшись уединённым моментом, прошептала Саша, переворачивая девочку на спину и отрывая верхнюю часть её тела от холодного пола. Та только жмурилась и сдавленно шипела, пытаясь сглотнуть, что из-за передавленного горла плохо получалось. — Моя девочка, всё хорошо, ты в безопасности. Она судорожно прижала холодное тельце к себе, пряча лицо в растрёпанных волосах, когда по щекам всё-таки потекли предательские слёзы. Швец прижалась холодной щекой к оголённой ключице, отворачиваясь к стене подальше от света и людей. Сил на то, чтобы обхватить чужую шею, не было, она просто обессиленно облокотилась на всхлипывающую девушку, уже не чувствуя боли на из-за следов на спине, судороги всё равно всё перекрыли. В комнату влетела бледная Юля, держа в руках небольшую белую коробочку, по дороге выискивая в ней нашатырный спирт. Бросив мимолётный взгляд на слившихся воедино девушек, она снова присела на пол рядом с отключившимся басистом, водя открытым пузырьком под его носом. Тот поморщился и наконец-то открыл глаза, щурясь из-за яркого света. — Блять… — Первое, что он произнёс. — Что за пиздец только что произошел? Не обращая внимания на предостережения подруги, он приподнялся на локтях, окидывая расфокусированным взглядом комнату. Заметив комок, оказавшийся впоследствии двумя сцепившимися девушками, он несколько облегченно выдохнул, потирая голову. Героически спася одного Сашку, рыжая на коленях подползла к другой, удивлённо глядя на объятия. — Она хоть живая? Светловолосая кивнула. Если б была не живая, она бы так тихо сейчас не сидела. Парень принял сидячее положение, и тоже подполз поближе, глядя на столь редкое явление округлившимися глазами. Голубоглазая, чувствуя на себе чужие взгляды, сильнее сжалась, резко и глубоко дыша, словно её снова начали душить. Не плакала, словно просто старалась сдержать подкатывающие слёзы. Благо Саша только прижимала к себе, а не пыталась развернуть и показать кому-то. — Алён…? Всё нормально? — Прошептала барабанщица, пытаясь извернуться и увидеть хоть краешек побледневшего лица, будто желая удостовериться, что глаза не вылезли из орбит, а язык вернулся на своё место. Та только продолжала равномерно дышать и тыкаться старшей в плечо, размазывая по губам каплю крови. Саша подняла заплаканное лицо и шмыгнула носом, собирая уже на себе удивлённые взгляды коллег. — Может скорую? — Прохрипел всё ещё находящийся под впечатлением Саша. — Тебе? Не сдохнешь, пока не надо. — Вздохнула рыжая, откидываясь назад и устремляя взгляд в потолок. Саша обхватила девочку за плечи, отрывая её от себя. После пережитого пиздеца надо было осмотреть её, мало ли и правда надо скорую вызвать. Красноволосая дрогнула и потянулась обратно, не желая показываться. Лицо приобрело более здоровый оттенок, кровь размазалась и запеклась, из-за слёз, которые та умудрялась сдерживать, тушь размазалась по векам. — О боже… что это? — Ошарашенно пробормотала Юля, придвинувшаяся ещё ближе. Светловолосая обхватила холодные щёки руками, подставляя жмурящуюся Алёну под лампу. Только та снова распахнула глаза, взгляду открылся аномально красный цвет одного глазного яблока. Если правое было розовым от слёз, то второе будто покрылось кровавой пленкой, сквозь которую виднелись особо тёмные нити кровеносных сосудов. Будто красная линза во весь глаз. — Это капилляры полопались. От удушенья такое бывает. — Пробормотал придвинувшийся парень, менее испуганно, чем все остальные глядя на красный глаз. — Ты чё умный? — Удивилась барабанщица. — Стараюсь. У меня такая же хуйня была полгода назад. — Тебя-то когда душили? — Парень только смущённо опустил взгляд в пол, неловко покашливая. — Геюга. Любитель BDSМщины. Красноволосая, воспользовавшись этим увлекательным разговором, снова вжалась в чужое плечо, прячась ото всех. Глаз не болел, не чесался, вообще ничего не чувствовалось, а выглядел так, как будто в него иголкой ткнули. Саша аккуратно водила рукой по спине, не вслушиваясь в отвлеченные разговоры сбоку. Девочка на удивление быстро успокоилась, только хрипела из-за сдавленного горла. Репетиция продлилась лишь час, продолжать её они явно не будут, из-за произошедшего сейчас только домой можно пойти. — Умоляю, прости меня, мне стоило держать язык за зубами. — Прошептала светловолосая на ушко, стараясь не привлекать внимания. Швец всхлипнула и слабо закивала, устраиваясь на полу поудобнее. Повисла тишина; у парня после обморока голова кружилась, Саша шептала какие-то извинения себе под нос, Юля просто отходила от ещё одной встречи с этим двинутым семейством. Алёна не хотела показывать слабости и пряталась от коллег, виновато поглядывая на пару пуговиц, валяющихся на полу, сминая пальцами край рубашки. — Я же говорил, что батя пиздец какой стрёмный… — Пробормотал Саша в установившейся тишине.