Замороженными пальцами

Очередная репетиция, хотя кажется, что после предыдущей не прошло и дня. Швец чуть передвинула одну, чтоб больше не контактировать с теми парнями. Сегодня они задержались практически до девяти вечера, компенсируя этим полуторачасовую задержку на карты. Барабанщица, которой нужно было срочно бежать на какую-то тусовку после репетиции, долго и громко возмущалась, но после убедительных взглядов вокалистки сразу же послушно садилась обратно за стойку. Возмущаться из-за этой задержки хотелось всем, стоят они тут уже почти пять часов, все уже вымотались и устали. И вот, в половину девятого вечера вполне бодрая Алёна распустила мучеников по домам. Басиста с барабанщицей как ветром сдуло, Саша, которой всё равно без подруги уходить нельзя было, упала на небольшой выступ около стены, на которой обычно стояли держатели для гитар. Рядом торчала какая-то труба, плавно загнутая в полукруг на конце. Странно, вроде бы раньше её тут не было. Для чего она вообще здесь? — Пиздец, ты не выспалась сегодня что-ли? — Выдохнула Алёна, хлещущая воду из бутылки около микрофонной стойки. — Ты так лажала в последний раз месяц назад, что происходит? Снова руки затряслись? — Да не знаю я. Мне кажется, только ты одна это слышишь, вроде бы всё нормально было, где ты там лажу услышала? — Устало прохрипела Саша в ответ, махая перед лицом ладонью, чтоб хоть немного отогнать от тела окутавший его жар. — Почти везде, это прям какая-то жопа сегодня. Ёбнуть тебя хочется до сих пор. — Может и в руках дело, я вообще проблемы не вижу, по-моему, всё нормально было. Ну, может проебалась пару раз, но не почти везде же. — Я как ни прислушаюсь, всегда слышу, как ты свипы и бенды неправильно делаешь. Руки у кого-то кривые просто, вот и не получается. — Блин, ты постоянно так говоришь, что это вообще значит? Мне к массажисту какому-нибудь сходить, исправить их, или как? Я почти постоянно тренируюсь, они вообще уже должны стать ровнее некуда. — Мне показать может? Что-то мне подсказывает, что я быстро проблему решу. — Девочка взяла в руки стоящую неподалёку акустическую гитару и сняла с неё ремень, аккуратно опуская инструмент в чехол. — А вот покажи, мне даже интересно. Вдруг у меня рак мизинчика и играю я хреново из-за него? Красноволосая поставила гитару к стене и с видом эксперта в области мизинчикового рака подошла к вялой гитаристке. Поправив джинсы на талии, она присела на корточки напротив неё, протягивая ладонь. Светловолосая, удивившись тому, что в её словах не услышали сарказма, протянула, слегка потрясывающиеся после пятичасовых мучений, руки, не представляя, что голубоглазая собралась с ними делать. Та нежно обхватила их ладошками, слегка прижимая друг к другу. — Эм… Не понимаю, что ты вообще собралась с ними делать, вроде бы сама говорила, что руки не виноваты, а это просто я ленивая долбоёбка. Опустим глаза на то, что моих ошибок кроме тебя почему-то никто не слышит, но по твоей же логике, мои проёбы должны объясняться далеко не руками и тем, что они трясутся и всякая хуйня. Да и с чего бы это мне… эм… Это у тебя такой способ лечения тремора или…? Девушка резко прекратила словесный понос, отрывая задумчивый взгляд от потолка и переводя его на свои руки. Голубоглазая, с абсолютно спокойным лицом обернула запястья гитарным ремнём пару раз и стянула его, оставляя концы болтаться между них. Под растерянным и ничего не понимающим взглядом младшая так же спокойно подвинулась ближе и легко толкнула подругу назад, держа одно запястье крепкой хваткой. Та, растерявшись ещё больше, упала на спину, чуть не ударившись головой о стену, глядя округлившимися глазами то на свои руки, то на особу, удерживающую их над её головой. Всё ещё пользуясь замешательством, Швец опустила скрепленные между собой руки назад, пропуская меж них ту самую трубу. Решив, что это не особо поможет, она отодвинулась чуть назад и потянула девушку за бёдра на себя, пока руки, упёршиеся в трубу, ту не остановили. — Эй, эй, эй, эй, ты что делаешь? — Испуганно завопила Саша, пытаясь подняться или хотя-бы сесть. Но её бедра быстро прижали к полу, сев на них, а руки высвободить не получалось, поднять и обогнуть ими закруглённую трубу не удавалось, длины не хватало. — Ты хреново сегодня работаешь, вот и хочу тебя наказать. А на что ещё это похоже? — Всё так же спокойно произнесла красноволосая, опираясь руками о торчащие рёбра и нагибаясь ближе к испуганно мечущимся по комнате глазам. — Э… М-мы так не д-договаривались! — Старшая даже покраснела из-за этих слов и настолько неловкого положения, в котором оказалась. — А как мы договаривались? Я сказала, что могу найти решение проблемы, вот сейчас этим и занимаюсь. — Ты то наказать хочешь, блин, то проблему решить, что вообще происходит? — Одно другому не мешает. Что хочешь, чтобы я сделала, то и будет. — Хочу, чтоб ты слезла с меня, развязала, и мы пошли домой. — Пробормотала до неприличия смущённая Саша, вжимая голову в плечи, когда кончик чужого носа почти коснулся её. — Да неужели? А мне что-то подсказывает, что ты только и ждёшь, как я продолжу. — В-в смысле? — Думаешь, я не знаю, как ты смотришь на меня? — Вдруг сменив томное мурлыканье на вполне серьёзный полушепот, прищурилась Алёна. — Не знаю, что ты только и ждёшь, как я позову тебя к себе в кровать, как ты трогаешь меня, пока я сплю, думая, что я не замечаю и не чувствую? Не знаю, что ты буквально раздеваешь меня взглядом, когда я стою спиной к тебе, что ты фотки мои постоянно разглядываешь? — Н-нет! Это не… Откуда ты знаешь? — Думаешь, тебя со мной сватают просто потому что хотят? По твоему глупому влюблённому лицу сразу же всё ясно становится, ты только дурой себя выставляешь, пытаясь скрыть это, тем более от меня. — Л-ладно, ладно, даже если это так, отпусти меня! — И что ты сделаешь? Продолжишь мечтать о том, чтобы снова облапать меня? Я уже тебя поймала, зачем отнекиваться и вырываться, если я сама предлагаю тебе сделать то, чего ты хочешь? Или ты до старости бегать от своих же желаний? — Н-никаких ж-желаний у меня нет. По крайней мере на счёт тебя. И ничего я не хочу, хочу только пойти домой и забыть обо всём этом. — Правда не хочешь? А что ж ты тогда весь день в моё декольте пялишься ходишь? — Девушка снова непроизвольно глянула на три расстёгнутые верхние пуговицы на рубашке, которые Швец назвала декольте. — Сейчас просто случайно было? Что ты там так сильно хочешь увидеть? Саша смущенно отвернулась, надеясь, что красноволосая сама на этот вопрос ответит. Та, решив не дожидаться, когда на неё обратят внимание, одной рукой расстегнула ещё одну пуговицу, потом ещё, ещё и ещё, пока не дошла до середины рёбер. Старшая наконец-то повернула голову обратно, слегка испугавшись установившегося молчания. Сразу же пожалев об этом, она с силой укусила нижнюю губу и отвернулась обратно, увидев потемневшие лисьи глаза напротив. Хотя, кого она обманывает, грудь она увидела. Оголённую грудь. Столько мечтала увидеть и потрогать, а теперь чуть сердечный приступ не схватила, когда наконец-то увидела по-настоящему. — Всё из-за них? Их ты так хочешь увидеть? — Невинно спросила голубоглазая, проводя тыльной стороной запястья по чувствительной коже, заставляя светло-розовые соски быстро затвердеть. — Не отворачивайся. Светловолосая на приказ внимания не обратила, только таращилась выпученными глазами в стену, думая о том, как же сильно, наверное, покраснела. Она буквально чувствует, как на лбу и на шее вздулись вены, а в голове застучала кровь. И это всё только из-за вида оголённой груди? Как пятнадцатилетний подросток, ей богу. Алёна, решив поискушать свою жертву, передвинулась с бёдер на живот, будто невзначай выгибаясь и покачиваясь, отодвигая края рубашки подальше, чтоб ничего не прикрывали. Знает же, что долго сдерживаться девушка не сможет, нужно только подождать, она никуда не торопится, да и времени, судя по её лицу, понадобится совсем немного. Когда она не видит, значит, откровенно пялится, а тут, когда просят и почти приказывают, строит из себя невинность и даже глаза не косит. Саша, чувствуя, что сейчас находится перед её лицом, зажмурилась, изо всех сил подавляя стучащие по стенкам мозга и сердца желания. — Я не выколю тебе глаза, если что вдруг. А ведь правда, что ей будет, если она просто посмотрит? В конце концов это не она расстегнула чужую рубашку, не она усадила девочку себе на бёдра, не она учудила всё это. Когда такой шанс вообще повторится в следующий раз? Девушка медленно, перебарывая смущение и стыд, повернула голову обратно, смотря только в глаза напротив. Младшая, усмехнувшись с такой незаинтересованности, снова наклонилась, оказываясь слишком близко. Понимая, что с ней просто играют в гляделки, старшая от глаз отрываться не стала, хоть смотреть в них было тоже не особо спокойно. С ужасом признавая, что Швец полностью права, она медленно опустила глаза ниже, сразу же судорожно возвращая назад. — Что и требовалось доказать. — Ухмыльнулась Алёна, выпрямляя спину и отклоняясь назад, позволяя девушке чуть более спокойно рассмотреть то, что не давало покоя. — Н-ну знаешь, не каждый день грудь показывают. — Не каждый. Завтра вот не покажу, так что перестань вырываться и лови момент. Решив не тянуть дальше, красноволосая практически легла на тяжело дышащую подругу, останавливаясь в каких-то жалких миллиметрах от её лица. Та снова дико напряглась и сжалась, испуганно глядя в довольные, потемневшие, глаза. Чуть поразглядывав такие красивые и простые черты лица, она, не спрашивая разрешения, впилась в чужие высохшие губы, без приглашения проталкиваясь языком меж них. Всё-таки прелюдии никто не отменял, а у неё буквально перед глазами лежит шанс наконец-то попробовать и почувствовать свой первый поцелуй. Не так он, конечно, представлялся, но такое положение для него тоже очень хорошо подойдет. Послышался какой-то сдавленный то ли стон, то ли обрывок слова, и светловолосая безвольно прикрыла глаза, никак не успевая поймать мечущийся внутри язык своим. Он то обводил контуры зубов, то возвращался к губам, то толкался глубже в горло, пытаясь на всю оставшуюся жизнь запомнить ощущения. Когда старшая устала отвечать на такие страстные и торопливые движения и начала задыхаться и слабо мычать, красноволосая отстранилась, облизывая припухшие губы. — Что-то я не вижу сопротивления. А она уже устала сопротивляться. Сопротивляться в два раза тяжелее, когда отказываться приходится от того, чего слишком хочется. Да и зашли они уже слишком далеко, смысл этого всего? Из этой ловушки ей не выбраться, Швец останавливаться не планирует, её всё равно заставят и принудят. Хотя, можно ли назвать принуждением толчок к действиям, которых сам хочешь? Блять, ничего она не хочет, просто… неважно, но всё равно не хочет. — Признайся уже, что хочешь меня. И в физическом и чувственном плане. — Никого я не х-хочу. — Зачем она это делает? — Обидно. Правда? — Красноволосая состроила жалобную моську, выкатывая нижнюю губу. Саша заметно задумалась и напряглась. Возможно, это действительно звучит обидно, но она просто пытается убедить саму себя, к ней это даже не относится. — Долго ещё будешь бояться своих желаний? — Вообще, даже если ты не хочешь, я тебя не для этого связывала. Хочешь всю жизнь быть несчастной, молчи и дальше, упустишь своё счастье. На всю жизнь одна останешься, ещё и из-за каких-то тупых убеждений. Маленькие пальцы опустились на пуговицы чужой рубашки. Как удачно сегодня обе их надели. Ткань начала расступаться и оголять торчащие ключицы, выделяющиеся ещё больше под светом ламп. Светловолосая снова сжалась и опустила голову вниз, разворачивая к стене, лишь бы не видеть эти ехидные глаза. Им только в удовольствие было смотреть на играющее на лице смущение и красивые изгибы бледного дистрофичного тела, которое она наконец-то видит без лишней ткани. Один палец медленно очертил выступающую на шее вену, еле-еле двигающуюся из-за бешено бегающей туда-сюда крови, отчего девушка снова втянула голову в плечи, и почти полностью спрятала всё, выше них. — Прячься сколько хочешь, мне всё равно нужна нижняя часть тела, а не верхняя. Хотя, грустно будет, если ты так и не дашь мне пометить тебя. От этих слов низ живота будто прожгло чем-то раскалённым, а ладони непроизвольно похолодели. Если она ещё и засосов на шее понаставит, вообще ужас будет. Её же шуточками завалят, да и как она вообще будет смотреть ей в глаза завтра? Стоп, откуда у неё такие монашеские наклонности вообще? Ну, увидит кто-то, ну и что? Сразу узнает кто их оставил и начнет осуждать? Да если и начнёт, что с того? Сейчас, когда всё тело буквально извивается из-за неимоверного желания, вообще всё равно должно быть на всё и всех. И вообще, почему бы и нет, собственно? По ним она сможет понять, что это всё был не сон, а завтра может надеть какую-нибудь вещь с воротником, шею тоналкой замазать. Да и вообще, они тут одни, никто не зайдёт, а она наконец-то получит то, о чем давно мечтала, почему она так яро вырывается? Легко сказать, а вот отдаться кому-то в общественном месте, ещё и без предупреждения не так легко, как хотелось бы. Из мыслей её вырвала рубашка, края которой разъединились и обнажили впалый живот и грудь. Она снова смущённо сжалась, но из любопытства из-за рук всё-таки высунулась, поглядывая на хищно облизывающуюся Швец. Та разглядывала её с таким желанием и восхищением, что стало неловко не из-за того, что её рассматривают, а потому что так восторженно ахают, задерживают дыхание на пару секунд при взгляде на неё. Не упрекают в том, что у неё сисек нет и помацать не за что, а медленно проводят по ним рукой, гладя и наслаждаясь нежностью и тонкостью кожи. Всё ещё было неловко из-за того, что она впервые находится в таком положении, под таким пристальным взглядом, ещё и вроде бы не против всего этого. Подумав над словами голубоглазой, она всё-таки решительно выдохнула и запрокинула голову набок, открывая шею, будто неспециально покашливая. Младшая отвлеклась от своего занятия и наконец-то заметила эту безмолвную просьбу. Расплывшись в довольной ухмылке, она спешно наклонилась обратно и достаточно сильно вцепилась в тонкую кожу зубами, заставляя девушку болезненно зашипеть. Кусаться сильно она не собиралась, так что вскоре на месте зубов оказались губы, мягко проходящиеся по месту укуса. Видимо, шея слабым местом оказалась. Не успела голубоглазая и половину шеи усыпать тёмно-бардовыми следами, а она уже улетела куда-то в стратосферу, чувствуя, как начало намокать нижнее бельё. Прикосновения мягких губ проходились по коже будто языки пламени, которых особо не чувствуешь, а трясёт и выгибает дико. — И что мешало расслабиться раньше? — Саша, потерявшая связь с реальностью на пару секунд, перевела на неё размыленный и отсутствующий взгляд. — Как-то быстро тебя унесло. Ещё бы, её впервые в её жизни поцеловали, ещё и так умело, напористо и грубо, ещё и не просто кто-то, а сама Швец. Понятное дело, она сейчас где-то не здесь находится. И как бы страшно было это признавать, хотелось, чтобы поцеловали еще раз. А почему признавать страшно? Вроде бы не самый худший человек, в которого можно было бы влюбиться, а она так боится признаться даже себе, что давно уже положила на неё глаз. Она сама не понимает до конца, наверное, боится её родителей. Что это вообще такое? Бояться любить из-за родителей. А из-за чего тогда? Просто, потому что? Потому что привычка и нежелание терпеть приколы про них двоих. Она даже задумалась; вроде казалось, что есть четкие причины того, почему она так яро давит свои чувства, а сейчас в голову не приходит ни одна. Может и нет их вообще? А они нужны вообще? — Думаю, ты не против продолжения. — Мурлыкнула Алёна, чьи руки скользнули на ремень на талии. Сглатывая вязкую слюну, скапливающуюся во рту, светловолосая дернулась и высоко замычала, когда чувствительного соска коснулся шершавый язык. Повыкручивав и пососав нежные бусины, красноволосая отстранилась, удовлетворенно глядя на разгоряченную подругу, извивающуюся под ней на полу. Та слишком покраснела, что оттенок лица даже казался малость нездоровым. Теперь отрицать то, что происходящее её пугает и отталкивает, смысла не было. Лязгнула пряжка ремня, и джинсы поползли вниз, заставляя разомлевшую Сашу снова напрячься. А красноволосая тянула их на себя как на зло медленно, будто стараясь максимально смутить. Наконец-то из-под грубой ткани показались точеные бёдра, с торчащими тазобедренными костями, которые сжавшаяся девушка стиснула до невозможного. — Зачем стесняться такого красивого тела? — Как минимум потому, что оно, блять, без одежды сейчас. — Младшая хмыкнула и медленно провела одним пальцем по влажному нижнему белью, растягиваясь в самодовольной улыбке. Светловолосая снова струсила и откинула голову назад, чтоб только не видеть её издевающегося лица. — Смотри на меня. Не отворачивайся, иначе не продолжу. Швец продолжать и правда не стала, пришлось всё-таки возвращаться в исходное положение, со стыдом глядя на своё раздетое тело. Младшая зацепилась пальцем за край черных трусов и также потянула вниз, с упоением глядя на тянущуюся за ними ниточку смазки. — Если не хочешь меня, почему тогда течёшь как последняя сучка? От страха и отвращения обычно не возбуждаются. — Когда еще подвернется шанс блеснуть пафосной фразой, услышанной где-то в школе? Черт, ну возбудилась, ну потекла, ну хочется ей, чтобы она не медлила и трахнула её побыстрее, зачем издеваться над этим? Два пальца медленно раздвинули влажные губы, открывая обзор на покрасневший и набухший клитор, глядящий на неё из-под капюшончика влажной плоти. Девушка задышала слишком часто и непроизвольно раздвинула ноги, позволяя голубоглазой усесться между ними. Даже голова закружилась, хотя, странно, что у нее вообще давление не поднялось из-за всего происходящего. — Помнишь, ты говорила недавно, что можно дрочить, чтобы не нервничать лишний раз? — Краткий и неуверенный кивок в ответ. — Какая-то ты слишком напряженная, надо бы исправить. Не успела Саша осмыслить произошедшее, средний и указательный пальцы неожиданно опустились на чувствительный бугорок, мучая его медленными круговыми движениями. По комнате разнёсся первый громкий стон, неожиданным лезвием прошедшийся по связкам. Девушка поперхнулась воздухом и надрывно захрипела, удивляясь тому, как же остро чувствует любые прикосновения, тем более где-то внизу. Раньше такого точно не было. Давление усилилось, и внизу живота медленно начало скапливаться приятное напряжение, с каждым движением сжимающее и давящее на внутренности всё больше и больше. Откуда она вообще знает, что и как надо трогать, чтобы было так приятно? — Ну, мне продолжать, или ты по-прежнему меня не хочешь? — Замедляя движения, прошептала на ухо Алёна. — П-продолжай… — Еле-еле выдавила из себя Саша, потихоньку начиная задыхаться. Воздуха в комнате вдруг стало катастрофически мало, а тот, что остался, вдруг стал раскалённым и спёртым, обжигающим лёгкие и не дающим нормально, глубоко дышать, вызывая только спазмы в груди. Желая услышать более красноречивую просьбу, младшая сначала опять замедлилась, но, увидев, что выдавить из себя и пары слов светловолосая не сможет, всё-таки сжались. Оставив истерзанный клитор, указательный и средний пальцы опустились вниз, к влагалищу, в следующую секунду уверенно ныряя внутрь. Горячие, мягкие стенки послушно расступились и обволокли их, сжимаясь вокруг. Дрожащее тело выгнулось дугой, напрягаясь и дрожа будто под разрядом электрического тока. Стон сквозь спазм в груди прорваться не смог, и девушка просто натужно выдохнула, не в силах вздохнуть снова. Короткие, но крепкие и сильные пальцы замерли, не двигаясь, давая привыкнуть. Старшая наконец-то смогла отдышаться и более-менее расслабилась, глядя на руку меж своих ног, пробующую аккуратно двигаться. Не услышав стонов боли, она медленно, постепенно ускоряясь, двинулась вперёд, потом назад, вымазывая всю поверхность пальцев смазкой, чтобы уж точно не сделать больно. Когда по комнате снова разлетелись стоны, а светловолосая заметалась по полу как по раскалённой поверхности, темп вырос до среднего. Через стоны и длительный скулёж пробились влажные хлюпы, вызываемые небрежными шлепками ладони о вульву. Не зная, что с собой сделать, Саша схватилась ладонями за трубу, к которой её привязали, сжимая и отталкиваясь от неё, чтобы самостоятельно насадиться поглубже. Красноволосая разошлась, уже не особо заботясь о точности и плавности толчков, старшей всё равно нравилось, когда та надавливала и двигала грубее, чем обычно. — Б-быстрее! Бля-я-я… — Девушку затрясло как в лихорадке после того, как Швец неожиданно подключила третий палец и уменьшила амплитуду толчков до самого минимума. Мышцы свело судорогами, они начали бесконтрольно сокращаться и скручиваться. По всему телу от самого низа живота пронеслась волна энергии, удерживая тело в напряжении в течение десяти секунд. Под пристальным взглядом довольных голубых глаз девушка наконец-то обмякла и обессиленно распласталась по полу, сквозь мутную пелену на глазах глядя в потолок. — Быстрая ты. — Девочка вытащила пальцы и самодовольно улыбнулась, оглядывая еле живую подругу. Не дождавшись от неё каких-то слов в ответ, хоть и не до конца понимала, каких, она вытерла пальцы о оголённую ногу, и поднялась. Всё поглядывая на прилипшие ко лбу светлые волосы, она наконец-то развязала нехитрый узел ремня на запястьях, освобождая затёкшие руки. Старшая ожила и приподнялась, постепенно приходя в сознание и начиная понимать, что вообще только что произошло. Надо было срочно что-то придумать, что-то сказать, а на ум не приходило ничего кроме обвинений в совращении. Но не пойдут же они домой не обмолвившись и парой оправданий? Но додумывать дальше не пришлось, всё её внимание нагло украли. Швец, освободив девушку, быстро скинула с себя джинсы вместе с нижним бельём и уселась напротив, расставив ноги по разные стороны от себя. Воспалённый мозг старшей совсем растерялся, теряя контроль над телом и мыслями, владея только развратными и неадекватными. Такое увидеть она сегодня и не надеялась, от столь развратной и открытой позы сознание окончательно помутнилось, и Саша, словно под гипнозом, уставилась на влажную розовую промежность, манящую к себе одним своим видом. — Не хочешь отблагодарить? — Томно прошептала красноволосая, задышавшая так же тяжело. Жалко, что проветрить помещение с раскалённым воздухом можно только открыв дверь, освежиться сейчас очень хотелось. — Или ты по-прежнему меня не хочешь? Отойдя от транса, светловолосая шумно сглотнула и, чуть не упав лицом вперёд, встала на четвереньки; удержать себя на двух ногах она бы сейчас точно не смогла. Младшая, наверное, ждала от девушки тех же действий, поэтому так удивилась, когда она упала на живот и послушно подползла к ней по-пластунски. Совсем глаза на лоб полезли, когда она прикоснулась к центру желания не пальцами, а языком, медленно-медленно, будто желая на подольше растянуть удовольствие, провела вниз и вверх. Вот и объяснили, что такое куни. Голубоглазая чуть не упала на спину, из-за того, что руки дрогнули и подогнулись в локтях, когда чужие холодные руки обвили мягкие ляшки, сжимая их. Новые ощущения будто ударили по голове, проходясь щекотливой волной по всему телу. Мышцы непроизвольно напряглись, что она даже не сразу заметила, как и то, что глубокое и размеренное дыхание быстро переросло в частое и обрывистое. Пару минут назад она раздумывала над тем, как можно научиться контролировать собственные стоны, и вот сейчас поняла. Никак. Когда стало слишком хорошо, горячие выдохи плавно переросли в обрывистые возгласы, удивляющие своей красотой и живостью. Она думала, что чтобы красиво стонать нужно учится, ан нет, просто партнёра хорошего и желанного найти нужно. Чтобы с таким же желанием и страстью смотрел, не отрываясь от дела, так же старательно работал языком, будто желая съесть. Забавно, а минут десять назад так активно сопротивлялась. А Саша уже сама забыла, почему сопротивлялась. Сейчас от горячей и влажной плоти её отрывать было опасно для жизни; по лицу можно было бы получить. Такая тёплая, мягкая, точно расплавленный шоколад на ощупь, прекрасно. Хорошо, что рубашка всё ещё на спине болтается, страх полной обнажённости не мешает наслаждаться процессом. Скорее, она даже не сопротивлялась, просто страшно было признавать, что она отдалась бы ей и без этих импровизированных наручников. Может, когда всё только началось она и соображала, что не хочет заниматься сексом, не обсудив их взаимоотношения, но под конец как-то всё равно стало. Если и пожалеет, то потом, сейчас ей делает приятно её любимая девочка, о том, что они друг к другу чувствуют, они обсудят потом. — М-м-м… Е-ещё… — Сдавленно проскулила Алёна, когда внизу живота начал стягиваться приятно тянущий узел. Светловолосая, тоже начавшая задыхаться, быстрее задвигала уже не особо слушающимся языком, поднимая глаза вверх, разглядывая сосредоточенную девочку, походящую на элитную проститутку. Грудь прикрыть она не удосужилась, из-за чего та теперь слишком соблазняла. Всё-таки не выдержав, она отняла одну руку от бедра и кое как дотянулась ею до неё, сразу сжимая. Младшая удивлённо приоткрыла глаза, резко ахнув от неожиданности, и ухватилась за чужую ладонь, заставляя сжать ещё сильнее. Язык устал и зациклился на одном месте, что пошло только в плюс; красноволосую буквально выкинуло на финишную черту. Она сама не заметила, как начала кричать, как рука остервенело вцепилась в белокурые волосы и прижала чужую голову совсем близко к себе. — С-саш… Агх! Удержать себя он всё-таки не смогла и беспомощно упала на спину, выгибаясь и хватаясь руками за воздух. Внутри будто растеклась волна чего-то горячего, перекручивая почти все мышцы ниже пояса. Саша отстранилась и наконец-то смогла отдышаться. Всё не отрывая взгляда от рассыпавшейся в неприличных звуках девочки, она стёрла тыльной стороной ладони смазку со щёк и устало выдохнула. Младшая подниматься не собиралась, и она, собрав свои последние силы, подползла ближе и почти легла на неё, требуя своё вознаграждение в виде поцелуя. Голову голубоглазая поднять всё-таки смогла, и девушки снова сцепились языками, жадно кусаясь. — Я жду свои заслуженные слова. — Запыхавшись, прохрипела Швец, снова обессиленно опускаясь на пол. — Я люблю тебя. — Я… вообще-то имела в виду благодарности, но это даже лучше. — Фух, бля, я уж думала, сейчас придётся ключи вымаливать. Я тут телефон за стойкой забыла, пришлось возвращаться заб…рать… В дверях стояла Юля. Слишком быстро она прибежала, никто даже среагировать не успел. Странная картина. Как она уходила, эти двое препирались на счёт ошибок, а вернулась буквально минут через пятнадцать, они уже лежат почти полностью раздетые на полу, черт знает, чем они тут вообще занимались. Воцарилось неловкое молчание. Обе стороны неловко пялились друг на друга, не зная, что говорить и как объясняться. Как вообще можно объяснить то, что вы лежите полуголые на полу, красные как с мороза, ещё и растрёпанные и уставшие, что тут нужно сказать? Что тут можно сказать? — А… мы тут… это… Дослушать собственные оправдания у неё не получилось, а вообще-то хотелось. Перепуганное сердце застучало слишком громко, отдаваясь в голову. Когда стало уже невыносимо и даже больно, картинка перед глазами потемнела и внезапно исчезла. Веки распахнулись и в глаза ударил свет. Никакой студии, никакой Юли, никого пола и никакой красноволосой особы на нём. Простая стена. Хотя, стена не зала, а спальной. Да, так и есть, она лежит на кровати, в комнате соседки. Блять. Сон. Это был просто сон. А вообще, наверное, даже хорошо, что сон; перед Юлей объясняться не придётся, да и перед Швец тоже. Хотя, вообще-то это младшей нужно объясниться, какого хрена вообще произошло. Девушка как током ударенная вскочила и перепуганными глазами заметалась по комнате, ещё не до конца понимая, почему всё исчезло и что всё это просто сон. На лбу выступила испарина, руки мелко тряслись, а низ живота предательски свело судорогами возбуждения, непонятно откуда вообще взявшегося. Хоть появляться ему было не из-за чего, покоя оно не давало, только усиливалось, становилось всё сильнее и сильнее. Возню и тяжелое дыхание услышала виновница сего торжества, с её чутким слухом это было неудивительно. Швец, видимо занимавшаяся уроками, удивлённо развернулась на кресле к кровати, не понимая, что послужило причиной такой паники. Слава богу рубашка застёгнута, а в руках нет гитарного ремня. — Ты чего? Ничего, просто её выебали во сне, при чем не кто-то, а один из самых близких людей, ещё и без четкого согласия. Не сумев сказать это вслух, светловолосая захрипела что-то нечленораздельное и, забыв, что лежит уже не на полу, с грохотом упала с кровати, сразу же встав и выбежав за дверь после этого. Смотреть ей в глаза после произошедшего было страшно, даже с учетом того, что происходило это во сне. Она со скоростью пули вбежала в ванную, захлопнув за собой дверь и с размаху врезавшись в стену. Сердце бешено колотилось, а внутри было какое-то странное ощущение пустоты, будто после падения с многоэтажного дома. Надеясь, что Швец не испугается и не пойдёт спрашивать в чём, собственно, дело, девушка опёрлась рукой о раковину и спешно пустила руку под пояс домашних штанов. Пальцы быстро нашли нужное место и как во сне задвигались по кругу, удовлетворяя похотливые желания, возникшие, как ни странно, после сна. Перед глазами стоит та самая картина, та самая комната и та самая Алёна, открытая, возбуждённая, совсем не похожая на себя настоящую. Сейчас, на автомате двигая рукой, она могла думать только о ней, только она могла помочь достичь долгожданной разрядки, ощутить забытое чувство удовольствия. Именно она загнала её в это перевозбуждённое состояние, она и поможет с ним расправиться. Было бы лучше, если бы она сама непосредственно тут присутствовала, но одни только мысли о ней заставляли лихорадочно трястись, а если бы они были реальными, сердце бы наверняка остановилось. Возбуждение и ещё не исчезнувшие воспоминания только сыграли на руку, и через минуту ноги подогнулись, и светловолосая снова упала, чуть не ударившись о раковину головой. Наверное, даже во время пубертата она не получала столь сильных оргазмов. А всё из-за неё. Внезапный побег подруги красноволосую видимо не особо смутил, а вот грохот из ванной ещё как. Из коридора послышались торопливые шаги. Осознав, что рука всё ещё в штанах, сама она лежит на полу, а дверь не заперта, Саша быстро отползла к стене, кое как вернув одежде нетронутый вид. Интересно, как бы ей здесь пришлось оправдывать то, что она так внезапно проснулась и побежала мастурбировать в ванную. И мастурбировать не на кого-то, а на неё. А как оправдать то, что она лежит на полу в ванной и тяжело дышит? Тоже очень странно выглядит, наверное. Дверь чуть приоткрылась, из-за неё сверкнул один голубой глаз оценивая обстановку. Убедившись в том, что не застала подругу в неловком положении, внутрь уже полностью ввалилась испуганная Алёна, даже чуть побелевшая от звука падения о кафель. — Блять, что случилось? — Она упала рядом, оглядывая малость дезориентированную Сашу, круглыми и глупыми глазами уставившуюся на неё. — А… я… это… голова просто… закружилась. — Глаза бешено бегали по комнате, будто специально избегая её. Голубоглазая приложила ладонь к влажному и горячему лбу, отмечая для себя столь странное поведение. Саша же зачем-то распахнула глаза на максимум и пялилась в стену, лишь бы только не смотреть на неё. Почему-то после этого сна стало страшно даже находиться рядом с ней. Казалось, что она точно всё знает, осуждает и наличие таких снов и мыслей, что её тошнит от того, что та мастурбирует, думая о ней. И что, если она столкнётся с ней взглядом, та сразу же выскажет ей всё, и потом будет дико стыдно. Страшно было снова возбудиться лишь при одном взгляде на неё, это же, наверное, странно и неправильно. — У тебя температура, по-моему. Ещё бы, при взгляде на тебя температура каждый раз поднимается. — Что случилось-то? — Судя по всему, взаправду волнуется, вон как испуганно оглядывает её. — Кошмар приснился, вот… умыться, постоять пошла. — Сказала первое, что пришло на ум, Саша. — Это когда после кошмаров так температура скачет-то…? Светловолосая, всё-таки не сдержавшись, зацепилась взглядом о рубашку, ту самую, из сна. Так же расстёгнута на три верхние пуговицы; сидеть в комнате напротив окна, в которое весь день смотрит солнце, не особо холодно будет. Она поджала губы и напряглась, пялясь, не моргая, на красивые ключицы и то, что ниже. Сейчас оно было прикрыто, но всё равно завораживало и приковывало к себе внимание, давая простор для воображения. А ей же говорили; ловить момент, когда можно было потрогать и вдоволь насмотреться. — Эй? Всё нормально? Ты… куда смотришь? — Махая перед красным лицом подруги рукой, пробормотала Швец. — А? Я… кхм… Никуда, просто… я пойду погуляю, наверное, охлажусь, ага… — Старшая схватилась трясущимися руками за стены, пытаясь подняться. Слишком близко она к ней сидит, слишком близко к её лицу её грудь колышется, сейчас и -правда голова закружится и давление поднимется. — Стой, ты куда в таком виде собралась? Упадёшь же сейчас, подожди. — Всё н-нормально, щас на улице постою, и всё нормально будет. — Девушка наконец-то кое как встала и на ватных ногах поплелась в гостиную, стараясь координировать движения и не заваливаться на каждом шагу. Остановить её не успели, она быстро скрылась и завалилась за диван, пытаясь вытащить из сумки джинсы. Стоять и дышать около подъезда она не собиралась, главной целью сейчас был поход к единственному человеку, которому она сможет всё рассказать и спросить совета. Хотелось высказаться и успокоиться, а рядом со Швец, рядом с которой внезапно стало слишком жарко и напряжно находиться. Нужно спросить, что делать, как успокоиться, как справиться со своими чувствами и не загубить себя ими. Правда она не знает, где он живет, но можно и спросить по-быстрому, главное, чтобы не в какую-то глушь не пришлось идти. — Точно? Всё нормально? — Пробормотала растерянная Алёна, когда светловолосая уже топталась у входной двери. — Да, да, похожу, развеюсь, успокоюсь, всё хорошо будет. Голубые глаза только проводили её до лестницы, а как только скрылись из виду, перебрались в мозг, снова вкапываясь в мысли. Дышать стало на порядок легче, когда в лицо ударил холодноватый апрельский ветерок, но ненадолго. Упав на ближайшую лавочку, она вытащила из кармана почти полностью разряженный телефон, который не успела зарядить после сна. Сегодня днём, после особо сложного дня в школе, красноволосая позвала её подремать вместе пару часов, потом, наверное, проснулась раньше и, решив не будить, ушла делать уроки, оставив подругу спать дальше. А той на радостях вот такой вот сон приснился, теперь приходится сидеть, разбираться. Она же ведь тогда сказала ей, что любит. Её не заставляли, не упрашивали, она сама, от чистого сердца и с чистыми мыслями, сказала это. Не ради того, чтобы от неё отстали, не просто ради шутки, на полном серьёзе, осознанно. Наверное, сон был каким-то знаком, пинком, данным ей её подсознанием. Оно наверняка точно знает о том, что она чувствует к подруге, вот и хочет, чтобы она наконец-то разобралась со своими чувствами. Оно же всё точно и по полочкам ей разложило. Она её хочет, она её любит. Человек на сообщения с просьбами о помощи быстро отреагировал. Через пару минут переговоров, когда осталось два процента зарядки, ей скинули адрес, хоть и удивились тому, что в полвосьмого вечера она собралась идти в чужую квартиру. Пока гаджет окончательно не умер, она нашла нужное место на карте и, примерно запомнив его местоположение, двинулась в путь, пытаясь разрядить гудящую голову по дороге. Но роящиеся в ней мысли упорно не давали этого сделать, путая и нагружая всё больше. Ну, удостоверилась она в своих чувствах, дальше-то что? Так и прятать? И как долго? До старости? Швец вообще сомневается во всех и вся, даже подумать о том, что кто-то любит её как девушку, себе не позволяет. Пустить всё на самотек и надеяться на то, что она сама как-нибудь догадается не вариант. Признаться? Как? Когда? А вдруг это все не правда, и она все еще находится под впечатлением ото сна? А если все же правда? Жить и таить в себе это будет невыносимо, а сказать ей о том, что она любит её просто невозможно. Одно другого хуже. Ее сто процентов отвергнут. Алёна никого кроме своей работы не любит, она, конечно, близка к ней как никто другой, но романтические отношения всё-таки не просто поддержка и редкие объятия. Для неё всё это чуждо, она может просто испугаться слишком тесной близости. В итоге одной будет страшно, другой больно. Вдруг её вообще из квартиры вышвырнут? Вряд-ли, конечно, но обеим будет слишком некомфортно находится рядом со знанием того, что одна любит, а другая нет. Она любит её исключительно как жилетку, в которую можно поплакаться, как подругу, как репетитора по математике, как собутыльницу, как кого угодно, но не как девушку. Она не умеет любить людей просто за то, что они есть, не умеет любить в самом сложном смысле этого слова. Она не знает, как это. Что еще можно ждать от человека, в котором воспитали жестокое отношение к окружающим, которому ясно и доходчиво объяснили, что никто и никогда не полюбит её даже за что-то, и что она никогда не сможет ощутить того же в ответ. Наверное, лучше подавить все эти предательские чувства, шансов у неё все равно нет, а так она хотя-бы их дружескую связь не порвёт. За столь неутешительными и пессимистичными мыслями она сама не заметила, как не запуталась в улицах и пришла именно туда, куда и нужно было. Прошло где-то минут сорок, музыки в наушниках с ней не было, даже странно, что она совсем не заметила, как пролетело время. В опускающихся на город сумерках огоньками окон выделялся скромный пятиэтажный дом, тоже не особо далеко находящийся от центра. Минуя талые сугробы и редких прохожих, она доползла до нужного подъезда и чуть дрожащей рукой набрала номер квартиры на домофоне. Гостей сегодня, судя по всему, кроме неё не ждали, так что запищал прибор почти сразу же, позволяя войти. — Сказать, что я в ахуе с тебя, ничего не сказать. Рыжеволосая хозяйка квартиры стояла на пороге, встречая гостью еще на лестничном пролёте. Из светлой кухни, находящейся прямо напротив входной двери, доносился приятный запах выпечки и чего-то сладкого, моментально заполонивший лестничный пролет. На девушке болталась милая пижама с котятами, на лбу красовалась какая-то белая полоса, дреды собраны в хвост сзади, словно от каких-то странных занятий оторвали. — Че такого должно было случиться, чтобы ты в таком срочном порядке прискакала сюда, ещё и почти в девять вечера? — Все спрашивала она, захлопывая за девушкой дверь и помогая снять куртку. — Пиздец случился. — Не выражаться мне тут. Удивлённая Саша, растерявшаяся с такого культурному поведения, вдруг увидела невысокую старушку, блуждающую по кухне. Вот уж не думала, что Юля живет с бабушкой. Та неспешно покрывала ещё сырые пирожки маслом, таскала подносы к духовке. Видимо она порушила вечер семейной готовки. Блять. Могла бы хоть спросить не занята ли. — Плохо всё, короче. — Смутившись, процедила Саша. — Успокоительные вытаскивать надо, значит. Бабушка видимо тоже удивилась такому позднему визиту, но любезно оставила девушкам кухню, попросив только вытащить поднос из духовки, как гарью запахнет. Стол был усыпан мукой, заставлен мисками с тестом и какими-то пакетиками, хорошо хоть, что стулья были безопасными для соприкосновений. Упав на один из них, светловолосая нервно кусала губы и наблюдала за неторопливо заваривающей чай Юлей. — Ладно, времени у нас не особо много, наверное, говори давай, че у тебя случилось и почему для решения твоих проблем нужна именно я. — Ну… Там… Короче… Сон мне приснился. — Не зная, как вывалить все произошедшее на девушку, замямлила Саша. — Эм… Окей, а я при чем? И что такого в этом страшного? — Кхм, непростой сон просто… — Так, если это все, что ты можешь сказать, выскажись Алёне лучше, она слушать лучше меня умеет. — В том и дело, что именно ей сказать и не могу. Я вообще сбежала от неё только что. — Так… Это уже интереснее. Че снова случилось? Родители приехали или у неё снова истерика? — Короче… Ладно, обещай, что не скажешь никому. — Ну хоть Сашке-то можно? — Нет! Никому и никогда! — Ладно, ладно, никому так никому. Говори уже. — Мне… Приснился сон, где мы с ней… Мы с… Алёной потрахались на точке, ты нас спалила, я ей спизданула, что люблю её, а потом проснулась, побежала подрочить, она пришла, спрашивает, что за хуйня, а не ебу что говорить, и сейчас тоже не ебу, как вообще ей сказать, что я ее люблю и хочу, и… как ей сказать об этом, чтобы она не убила меня? — На одном дыхании выпалила девушка, нервно потрясывая руками и эмоционально жестикулируя. Рыжая зависла в одной позе, ошарашенно глядя на рассказчицу. Когда кипяток переполнил чашку и потек на стол, она наконец-то отмерла и, не меняя выражения лица, поставила чайник на место. В абсолютной тишине она кинула в него пакетик и дрожащей рукой вытащила из шкафчика на стене упаковку какого-то успокоительного, судя по всему. Светловолосая, с видом провинившегося ребёнка, ждущего от взрослого взвешенного решения, которое уберёт все проблемы, глядела на подругу, перебирая пальцами своё единственное кольцо. — Это все в один день случилось? — Побледнев, пробормотала рыжеволосая. — Только что. Я даже одеться и телефон зарядить нормально не успела. — Так… спокойно… Пиздец, блять какого хуя именно с тобой, и именно она? — Я не знаю, думаешь я в восторге от этой жести? — И… Что ты хочешь, чтобы я сделала? — Ты как-то говорила, что можешь свести прямо кого угодно… вот я и… — Так тебе надо не избавиться от чувств или убедиться в них, а.… приворожить её? — Ну, не приворожить, но… хотя-бы понять всё это и признаться. — Блять… Всё ещё хуже, чем я думала. — Юля капнула пару капель загадочного препарата в чай и наконец-то села рядом, на соседний стул. — Сама-то что об этом думаешь? — Тоже думаю, что это пиздец, но… бля ну помоги мне, я сама понимаю, какая это жопа. И… неужели всё настолько плохо? — Глядя на таблетку в мозолистых руках барабанщицы, растерянно пробормотала светловолосая. — Глицин тут не помешает, а это антидепрессанты, я их по рецепту пью. Не об этом сейчас. Ты вообще уверена во всём этом? Как-то сомнителен факт, что ты уверена в том, что любишь кого-то только из-за того, что вы с ней поебались в твоём же сне. — Это не важно, просто… я сказала ей, что люблю её, сама по себе, она меня не упрашивала и не заставляла, я сама как-то. Я давно уже подозревала, но… вот сейчас прям уверена. — О боже… на сто процентов? — Да. — Скажи тогда прямо, чего ты как-то странно говоришь об этом? — А вдруг ты убьешь меня за то, что ты меня предупреждала, а я всё равно… — Влюблённость сложно контролировать, кто ж виноват. Ну… что тут делать, я её вообще не знаю, посоветовать тут мало что можно. Тут самой придётся. — Ладно, и… что тогда делать? — В том и дело, что я блять не знаю. — У меня хоть какие-то шансы есть? — Вы бы хорошо смотрелись вместе, но… ты вообще представляешь, сколько у неё психологических травм? Тебе оно надо? — Я люблю её. Надо. — Блять… Тебе пизда. — Да ладно? А я-то думала, что все будет прекрасно, и мы поженимся через месяц. — Вам бы хотя-бы не убить друг друга во время вашей счастливой молодоженовой жизни, пожениться это потом, если очень повезет. — Так шанс всё-таки есть! — Бля, я не сказала, что есть. Я сказала, если что вдруг, то все может обернуться очень плохо. Особенно для тебя. — Что такого-то? Мы живем вместе уже несколько месяцев, даже спим вместе иногда, а вот если окажется, что мы любим друг друга, то она сразу обозлится и все кардинально поменяется? — Что…? — Юля поперхнулась чаем, чуть не упав со стула. — Что? Что иногда? — Ну… Спим мы вместе иногда, когда она нервничает, я не думаю, что… — Бля, так это все меняет! Ну, не все, конечно, но много. Как вообще получилось, что вы спать вместе стали? Это… Ахуеть… Чтобы Алёна… спала с кем-то…? Прям в одной кровати? Прям рядом? Ебать… я в шоке. — Ну… Я её просто один раз на себя положила, когда она ложиться не хотела, а она потом сама позвала, и вот… иногда спим так. — Ну… Если она позволяет тебе спать с ней в одной кровати, не прогоняет, то это… это ахуеть. Сомневаюсь в том, что она способна полюбить кого-то, но то, что ты для неё больше, чем чел, который ест её еду и репетирует вместе, это факт. Но все равно, это же серьезно. Ты знаешь, что отношения с не совсем обычным в психическом плане человеком требуют особого подхода и особого склада характера. То есть ты не дождешься от неё того, что она будет всегда с тобой нежна, она не будет всегда говорить правду о своем состоянии, у нее истерики частые наверняка, выражать свои чувства она наверняка тоже не умеет. Подумать об этом сейчас лучше, а то разочаруешься потом, у нее еще одна травма, у тебя сердце разбитое. И кстати, как там с родителями? Так и планируешь прятаться от них и смотреть, как они её пиздят? — Ну… с родителями я не знаю, там как пойдет после школы, я не знаю, как они там с универом и прочим решают. А о том, что у нее с менталкой не всё в порядке, я уже давно поняла. Да и не особо плохо с этим, она только поплакать иногда может, ну или припадок истерический устроить. В принципе я уже даже привыкла. Да и психологи на худой конец существуют. Если бы я не была к этому готова, я бы не влюблялась, наверное. — Сомневаюсь я, что ты уверена на сто процентов. И как вообще можно смотреть на то, как твою любовь так жестоко избивают? — Мне самой не в радость, но это её родители, что я с ними сделаю? Они меня двумя пальцами сломают. Я делаю что могу, чтобы они не били больше, но они доебаться могут буквально из-за всего, это невозможно. — Странно у вас всё. Ладно… совет да любовь, в конце концов всё могло быть и хуже. — Стой, а мне что делать-то? — Ну… Веди себя как обычно, хер знает, что тут можно сделать. Присмотрись, вдруг ещё поймёшь, что не твой человек и что не нужно тебе всё это. Если заметишь, что и она к тебе небезразлична, то может и признаться можно будет. — А… как понять, что небезразлична? — А вот тут точно хуй знает, она очень странная, у нее все не так, как у других. Ну… может если спать вместе чаще звать начнет, если улыбаться чаще будет, ну короче, если границы между вами сотрутся почти полностью. — А это точно? — Нет, кончено. Просто если вдруг это произойдет, то это может быть знаком. Но с ней ничего обычного вообще не работает. Вот почему именно она? Почему нельзя было выбрать кого-нибудь нормального? — Ну извини, я не особо выбирала, оно само как-то. — Ладно, подумай еще об этом, мало ли еще сгоряча что-нибудь сделаешь. Я могла бы тебе на таро погадать, но у меня их забрали вчера для делишек кое каких, так что вслепую придётся. Иди домой, воин, может снизойдёт на тебя благословение свыше, и поженим мы тебя в луже под берёзой, и будете вы жить долго и счастливо, и не убьют тебя её родители, и будет у вас трое детей, и буду я их крёстной матерью, и… — Бля, остановись, пожалуйста, мне и благословения вполне хватит. — Нервно хмыкнула Саша, останавливая поток пожеланий и вылезая из-за стола. — Дорогу назад-то найдёшь? — Я сейчас, наверное, погуляю где-нибудь, подумаю над всем этим. Как-то некомфортно с гудящей головой потом будет идти к ней. — Кстати, забыла сказать, научись вести себя нормально и не волноваться рядом с ней, больше шансов на спокойное признание будет. Да и что это за любовь тогда, если ты банально дышать при ней боишься. — Рыжая встала в дверном проёме, устало глядя на одевающуюся гостью. — И не ходи давай долго, а то потеряют тебя, ещё с одной её истерикой будешь мучаться весь вечер. — Ладно, там вроде холодно, как что-нибудь отмёрзнет, домой пойду.

***

Наверное, всё-таки домой пора. Недолго погулять не удалось, по ощущению прошло пара минут, а по часам, коих у неё с собой не было, целых два часа. Людей стало меньше, к одиннадцати вечера всё уже успели разойтись по домам, и тут она уже заторопилась. Говорила Алёне, что пойдёт подышит, то бишь максимум на полчаса, а пропала на три с половиной часа. Ох и взбучку ей сейчас устроят. Ключи она не брала, придётся ещё и в домофон тыкать. Швец прямо с порога в неё что-нибудь кинет, а как обезвредит, затащит в квартиру и будет громко ругаться и больно бить. Домофон помолчал и наконец-то запищал, пропуская подзамёрзшую девушку в подъезд. Та, уже понимая, что её ждет, медленно поплелась на третий этаж, испуганно поглядывая наверх. Сейчас на неё либо обидятся, либо долго будут ругаться, даже не понятно, что из этого лучше. Ну да, всё как она и думала. Дверь открыта, на пороге стоит крайне недовольная Алёна, всем своим показывая, что лучше бы ей иметь крайне вескую причину, чтобы пропасть до поздней ночи. Светловолосая остановилась напротив неё и, натянув на лицо глупую нервную улыбку, уставилась на неё, раздумывая, как же ей намекнуть, что она загораживает собой весь проход? — Подышала? — Рыкнула девочка, когда Саша не придумала оправдание и медленно-медленно, спиной вперёд, попятилась назад. — Ага… — Пропищала та, вжимая голову в плечи. — А остальные три часа где пропадала? — Ходила… к кое кому, поговорить надо было, вот… мы поговорили, я и пришла. — И к кому же? — А… да так, неважно… я ж вернулась, всё хорошо, вот… можно я пройду, да? — Юля оказалась права, какого чёрта она так волнуется? Швец, конечно, уже покраснела от гнева, но раньше такой яркой реакции на агрессию у неё не было. Может потому, что сейчас она это заслужила? Или потому что давно она у неё злости не вызывала, а сейчас вот опять. В ответ на этот очень связный ответ вопросительно изогнула бровь, не желая пропускать её в тепло без объяснений. — Блин, ну у Юли я была, вот… бабушка у неё такая классная, мы попиздели посидели, она такие вкусные пирожки делает, ты не представляешь, я ради них к ней специально и пошла. — Никогда в жизни, наверное, она не умела так искусно и бегло врать. — Да? А кто из вас двоих тогда врёт? Я ей уже звонила, она наговорила какой-то хрени и в конце выдала, что я сама потом всё узнаю, что ты пошла постигать глубины своего сознания, а к ней даже не заходила, а на мой вопрос о том, где ты шароёбишься до одиннадцати, блять, вечера, сказала, что не знает и что ей обо всём этом ветер нашептал. Кто из вас пиздит и что такое интересное вы пили? — Да ничего мы не пили… Ну, разве что она глицин с чаем мешает, а это как-то странновато, а так ничего. Не знаю, зачем она наговорила тебе этого бреда, но мы сидели у неё и… всё? И вообще, не лучше ли ради того, чтобы узнать где я нахожусь, звонить мне, а не Юле. — А мне показалось бессмысленным звонить тебе тридцатый раз и ждать, когда же абонент наконец-то будет доступен, вот я и решила, что лучше спросить у кого-нибудь ещё. — Ой… У меня телефон же разрядился… Ну прости, я как-то не подумала об этом. — Ага, в следующий раз лучше включай мозг перед тем, как съёбывать хер знает куда и заставлять меня с ума весь вечер сходить. — Обиженно буркнула напоследок красноволосая и молча ушла вглубь квартиры, оставив дверь нараспашку. Саша ещё пару минут виновато потупила взгляд в пол и, решив, что дверь не закрыли не просто так, поплелась к ней, стараясь как можно тише прикрыть. Младшая видимо весь день занималась уроками и только сейчас доползла до кухни, когда слишком сильно захотелось есть. В квартире пахло чем-то до одури вкусным, жареной курицей, скорее всего. Девушка бегло скинула с себя верхнюю одежду и, нерешительно помявшись в прихожей пару минут, поплелась к слабому свету вытяжки, так как основной свет девочка включать снова не стала. Та решила обиженно её игнорировать, даже не двинулась, когда она осторожно обвила руками её плечи и положила голову на плечо. — А у меня для тебя кое-что есть… — Заговорщицки протянула старшая, медленно кладя на стол, словно какую-то взятку, её любимую белую шоколадку, специально для экстренных случаев и прихваченную. Голубоглазая даже не дёрнулась, слишком старательно делала вид, что ей всё равно на это подношение. Не заметив нужной реакции, покрасневшая от холода рука снова вынырнула из-под стола и положила на первую шоколадку ещё одну такую же. Искренне надеясь, что на этот жест ей хотя-бы что-то скажут, девушка вытянула шею и боком заглянула в ледяные голубые глаза, выискивая в них хоть каплю тепла. Потому что шоколадки закончились, и будет неловко уходить, не вымолив прощение, ну или хотя-бы какое-нибудь слово. — Я всё ещё обижаюсь. — Всё-таки не сумев удержать маску злости на лице после таких извинений, улыбнулась Швец и одним движением скинула с себя чужие руки и голову. Поняв, что хоть она и «обижается», прежней злобы уже не держит, светловолосая, с чувством выполненного долга и неимоверного облегчения, выдохнула и двинулась к себе в зал, переодеваться в домашнее. — Эй. — Вдруг резко остановили её. — Если ещё раз пропадешь хер знает где и на связь выходить не будешь — ноги поотрываю. — Я тоже тебя люблю. — Уже не пугаясь подобных угроз, хмыкнула Саша. Я тоже тебя люблю.