Замороженными пальцами

С каждым днём все хуже и хуже. Как же тошно бывает от собственных чувств, которые приходится душить и топить где-то глубоко внутри себя, чтобы не сломаться и не быть позорно отвергнутой. И что тут лучше сделать? Медленно утонуть в вязкой сладкой жидкости под названием любовь или все-таки выбраться из неё, а потом долго сидеть около, ждать, когда она самостоятельно рассосётся и исчезнет, после того как в ответ скажут, что ответной реакции на неё нет? В обоих случаях нестерпимо больно, от этого и сложно выбрать между ними. Наверное, любить и тешить себя мыслями о том, что ей она не безразлична, всё-таки чуть лучше, чем страдать из-за того, что ей в лоб скажут, что между ними никогда ничего не будет и будут словно специально называть просто подругой. Вот почему именно сейчас? Столько лет сердце только равномерно стучало и вообще ему все равно было, а сейчас вдруг сбилось с ритма и стало колотиться как не в себя. Даже влюбиться в какую-нибудь одноклассницу в седьмом классе было бы лучше, чем в эту красноволосую особу, которую она и года не знает. Это, конечно, не значит, что знает она ее плохо, просто из-за такого короткого срока все эти чувства кажутся простой влюблённостью, которой не суждено прожить и пары месяцев. Для подростковой влюблённости поздновато, но это же не отменяет того факта, что так сильно и бесповоротно не влюблялась она ещё ни в кого. Да и родители её покоя не дают. Спокойно им жить, даже будучи друзьями они не дадут, что уж говорить о чем-то большем. В том и проблема, что она уже дышать спокойно без неё не может, а ей скорее всего просто всё равно. Её не учили любить, все вокруг всё время только и делали, что пытались научить ее отталкивать, презирать, ненавидеть. Может быть, на нейтральную сторону дружбы её вытащить и удалось, а вот как научить человека, сталкивавшегося всю свою жизнь только с отвержением, насилием и ненавистью любить — большой вопрос. От себя она её скорее всего не оттолкнет, но вот о том, как жить потом с ней рядом и знать, что все, что ей светит — редкие объятия и сон рядом, когда ей страшно, наверное, будет еще хуже. Ну, хотя-бы вероятность того, что её любовь достанется кому-то другому, крайне мала. Хотя, любовь же на многое способна, вдруг кто-то другой все-таки сможет растопить её ледяное сердце и нагло украсть? Даже в кошмаре не приснится, наверное. За что вообще она ее полюбила? Если пару месяцев назад она с трудом бы привела хоть один повод, почему это можно было бы сделать, то сейчас список явно увеличился. За все, что только можно. На первый взгляд и в первое время этот ребёнок кажется грубым и черствым, но спустя время начинаешь удивляться, сколько же тепла и любви в нём скрыто, и как же умело он это скрывает. Конечно, все детство за проявление чего-либо человеческого только избивали и ругали, не каждому так легко откроешься потом. Островатый характер никто не отменял, сукой она бывает довольно часто, но в основном эту сторону себя она прячет. Даже эта сучья черта сейчас так нравится. Истинно злой она бывает теперь крайне редко, а вот поязвить или пообижаться по-прежнему любит. На кошку чем-то похожа. Вроде обижается на что-то, игнорирует, отворачивается, уходит, а если поймать, покормить и почесать за ушком, окажется, что и не обижалась вовсе, а просто настроения не было. Сначала тыкает мягкой лапкой, а потом ни с того, ни с сего выпускает из неё когти и царапается как в последний раз. Вот, прогресс, в последнее время, после того как поцарапает, приходит и виновато зализывает рану, потом все равно фыркая, будто ее заставили. Да и вообще, что в ней кроме перепадов настроения, внезапных вспышек гнева и тревоги, и местами сложноватого характера можно не любить? Перечислять, за что именно она вдруг запала на неё и что ей в ней нравится, можно долго. Её детская наивность, счастливый блеск в глазах, наконец-то оттаявших и оживших, искренняя, лучезарная улыбка, которую увидеть можно по-прежнему редко, ямочки на щеках, которые появляются, когда старается скрыть смущение. То, как она забавно бегает туда-сюда, когда суетится, то, как она прикрывает лицо руками, натянув рукава до ладоней, то, как дёргает носиком, когда думает и когда спит, то, как тыкается носом ей в плечо, не сумев высказать свою благодарность словами, то, как незаметно хватает её за руку, поднимая глаза, надеясь, что она поймет её телепатический язык. Буквально всё, перечислять можно, наверное, бесконечно. Небо сегодня заволокло тучами, апрель радовал только аномально теплой погодой и отсутствием ветра. На душе тоже было мрачно, свинцовые тучи с самого начала дня кружили над головой, портя и так никакущее настроение. Алёна с утра подозрительно счастливая и довольная ходит, а ей жить не хочется. Если бы можно было уйти со смены, заявиться к ней в школу и снова затискать, оно, наверное, улучшилось бы. А тут приходится весь день жить наедине со своими не особо оптимистичными мыслями, терзать и так измученную душу, сходящую с ума которую неделю подряд. Обычная тяжесть безответной влюблённости сегодня как-то незаметно переросла в настоящую душевную боль, заставляющую ходить кругами и в исступлении биться головой о стену. Как будто приворот кто-то сделал, просто так за одну ночь её положение хуже стать не могло. — Что-то ты грустная какая-то сегодня. Случилось че? Катя сегодня тоже была навеселе, спокойно работала, даже не заваливая подругу расспросами про свадьбу и дела сердечные. Саша же как в трансе блуждала от фуры до склада, пребывая где-то не здесь. Швец из головы всё не выходила, ещё больше ухудшая и без того хреновое настроение. Она помолчала пару секунд, приковывая к себе недоумевающий взгляд коллеги. Подумав о том, что сказать в ответ, она тяжело вздохнула, понимая, что молчать сейчас — не вариант. — Слушай… — Медленно протянула она, всё думая, говорить или нет. — Где ты говорила кольца можно дешево взять? Русоволосая внезапно остановилась и удивлённо уставилась на девушку, надеясь правильно понять сказанное. По её задумчивому и серьёзному лицу можно было понять, что вопрос с подтекстом и задан он был не просто ради того, чтобы от неё отвязались. Забыв, где можно добыть дешевые кольца, она поставила коробку на пол и всё так же удивлённо оглядела подругу с ног до головы, не понимая, сон это или реальность. — А… тебе зачем? — Наконец-то смогла выдавить она из себя. — Я пока что просто спрашиваю. — Не выходя из задумчивого состояния, пробормотала Саша. — Я пока что тоже просто спрашиваю. Говори давай, что случилось, а то я уже начинаю думать, что у тебя кто-то умер. — Я хочу умереть… Что мне делать? — Ну… если хочешь умереть, то лучше ничего не делать. — Катя явно забеспокоилась. — Что случилось-то? — Бля… короче, всё равно уже. Почему любить так, блять, сложно? Я даже до лета не доживу такими темпами, а эта хуйня с каждым днём всё хуже и хуже становится. И я вообще не понимаю, что мне делать. Если молчать буду, всё только хуже станет, если ей расскажу, она меня нахуй пошлет, и я вообще сдохну, что тут выбрать? — Оу… стоп… я, кажется, поняла… Неужели кто-то понял, что мои слова правда и позволил себе влюбиться? — Если бы можно было, я бы не позволяла всю жизнь. Почему мне так хреново? — По порядку давай. Как-то внезапно всё это, в последний раз, когда виделись, ты всё ходила говорила, что даже не смотришь в её сторону, а тут заявляешь, что тебе херово. Что такого произойти успело? Приворот сделали? — Похоже. Мы виделись в последний раз около месяца назад, естественно, тогда вообще ничего понятно не было. Просто сон, где мы ебёмся, приснился и вот с того момента как-то… вот так. Я уже месяц где-то живу как последний овощ, и, если так дальше будет продолжаться, я сдохну в середине лета. Давай, где твои слова, когда они пиздец как нужны. — Да вот как понадобились, так сразу все и пропали… — Катя крайне удивлённо почесала затылок, переваривая всё вышесказанное. — Что, блять? Пиздец, какая у тебя жизнь насыщенная. И… Ладно, дрочить на подруг это норма… наверное… — Ой, давай без подруг, у меня это слово уже вот тут сидит. — Саша провела рукой по горлу, устало прикрывая опухшие от недостатка сна глаза. — Ладно… А почему нельзя просто ей об этом рассказать? — С вероятностью девяносто девять и девять десятых процента она меня отошьет. А если отошьет, то я сопьюсь скорее всего. — Пиздец, как-то у тебя неправильно это всё происходит. У всех всё так хорошо проходит, а ты сразу в гроб собралась. Влюбленность — это же классно, зачем так убиваться? — Ага, классно. Знать, что тебе нихуя не достанется и ты скорее всего останешься одна, так классно. Особенно когда впервые в жизни вообще влюбляешься. — А, ну если в первый раз, тогда понятно, че тебя так колбасит. Не ссы, первая влюблённость всегда говно редкостное, это нормально. Через пару месяцев тебя отпустит, и может найдешь себе кого-нибудь другого, там уже легче будет. — Да не хочу я других. Мне только она нужна, а с ней заведомо ничего не светит. — Каждого разлюбить можно, просто подожди и оно само уйдёт. — Бля, да не хочу я! Если б не её ёбаные родители… всё бы сейчас нормально было. — А что, не разрешают? — Да нет, воспитали они её просто так, что тут не то, что у меня, вообще ни у кого шансов нет. Если б у неё была нормальная семья и нормальное детство, я бы сейчас так не мучалась. — В смысле? Вы же с ней близки вроде. У тебя, может быть, и есть шанс. — Да нет у меня никаких шансов, она не умеет любить, а меня воспринимает просто как подругу. — А чего бояться тогда? Если ты сто процентов уверена в том, что тебе откажут, даже волноваться не о чем. И вообще, почему ты за неё решаешь? Откуда ты знаешь, что она любить не умеет? Ты вон до восемнадцати тоже ни в кого не влюблялась, про себя же ты так не говоришь. И к тому же, она тебя практически с улицы подобрала, вы дофига времени вместе живете, она тебе, судя по твоим рассказам, доверяет. Любовь же не только сисек писек касается. Может быть с этим всё так трудно, то окей, в психологии есть термин «психопат», это люди, физические не способные любить, у них эмпатии нет, жалость они не чувствуют, киборги в общем. Из-за чего она там тебя к себе забрала? Жалко стало? Вот, жалость от любви недалеко вообще-то ушла. Если бы она и правда была такой, как ты говоришь, она бы просто прошла мимо тогда, и хер знает, где бы ты жила сейчас. Всё она умеет, просто ты на ней крест поставила из-за того, что у неё что-то с родителями не так. Родительское равнодушие не лишает способности чувствовать, оно просто деформирует предпочтения или психику калечит. Если она тебе и откажет, то только потому, что ты ей не нравишься, а не потому, что у неё на сердце камень и вообще она вся такая холодная с тяжелым детством. Так что тебе в любом случае лучше просто признаться. Мучать себя можно долго. — Если бы это было так просто. А вдруг она меня на улицу выгонит или общаться дальше не захочет? — С хрена ли? Почему сразу выгонит-то? Ну подумаешь, ну влюбилась, со всеми бывает. Если она дорожит тобою как подругой, из-за этого точно не бросит. Ты же не домогаешься её. Одинокий и всеми кинутый человек не бросит кого-то, кто просто почувствовал к нему что-то лишнее. Ну, может отношения натянутся, но выгонять тебя точно никто не станет, в этом я уверена. — Ага, ещё и отношения натянутся. Не надо мне этого дерьма, я лучше потерплю. — Если хочешь помучаться, купи плётку или ещё что-нибудь, есть много вариантов. Поверь, признаешься — легче станет. — Не знаю, мне кажется, что это плохо закончится… — Ты сама это себе надумала? С чего бы такой пессимистичный настрой? — Да вот ходила за советом уже один раз, мне там и не таких прогнозов понаставили. — И к кому? К её сестре или ещё какой-нибудь близкой родственнице? Почему её мнение для тебя так важно? И почему она знает, откажут тебе или нет? Если какой-нибудь близкий человек, то окей, можно и задуматься. Но если какой-нибудь псевдопсихолог, видевший её один раз в жизни, тогда не понимаю такого доверия к его словам. Ты живешь с ней уже пару месяцев в одной квартире, должна уже знать её вдоль и поперёк, на кой черт ты прислушиваешься к мнению какого-то очень авторитетного источника? Она забрала тебя к себе, ты вон какая счастливая какое-то время ходила, она тебя на ноги поставила, не особо знаю, как там у вас отношения, но вы теперь явно не чужие люди. Если она по-прежнему отталкивает, не разговаривает, чуть ли не дерётся с тобой, то да, возможно тебе ничего не светит. Вот назови какой-нибудь момент, где она сделала что-нибудь такое, с чего ты конкретно ахуела. Не в плохом только смысле. — Ну… мы вот спим вместе часто… она со мной шоколадками любимыми делиться начала, позволяет обнимать себя чаще чем раз в день, чуть не убила меня, когда я пропала на пару часов и на звонки не отвечала. — Серьёзно? Ахуеть, и ты после этого говоришь, что вы просто подруги. Вы как минимум уже лучшие подруги, не все спят вместе, говоря, что это почему-то часто в последнее время. Помнишь, ты как-то говорила, что она тебя чуть ли не пиздит за то, что ты просто к ней прикасаешься? Вы спите вместе, алё! Я в ахуе с тебя. И ты после этого говоришь, что тебя из дома выгонят? Пиздец, кто тебе этого наговорил, дай я ему шею сверну. — Она зовет меня только когда уснуть не может или когда страшно. — Так тем более! Ей страшно, а она зовет тебя! Я бы на твоём месте уже давно во всем призналась бы, тут же вообще всё очевидно. — Видимо мне одной нихуя не очевидно. — Проворчала Саша и снова поплелась к фуре, окончательно запутавшись во всех очевидностях. — Знаешь, невозможно помочь человеку, который этого не хочет. Если хочешь страдать и ныть дальше, молчи в тряпочку, твоё дело. Она в конце концов может так же о тебе думать. Ты промолчишь, она промолчит, ты будешь дальше ходить с кислой рожей, а она себе кого-нибудь более решительного найдёт, и пролетишь ты. Потом жалеть и плакать будешь. Слушать надо себя и её, а не каких-то левых людей, которым ты почему-то веришь как себе. Правда странно, почему она слепо поверила Юле, которая пересекается со Швец только на репетициях? Может она хочет её предостеречь, но ей же ведь лучше видно, что предостерегать не от чего. Они с ней уже чуть ли не самыми сокровенными тайнами делятся, а она по-прежнему считает, что ей ничего не светит. Хотя-бы на какой-нибудь утешительный поцелуй в щёку надеяться можно. Надо выкинуть слова Юли из головы, а то депрессивные мысли скоро её окончательно задушат.

***

Швец, наверное, уже вернулась со школы, ну или вернется через полчаса. Теперь начало казаться, что даже она не спасёт ситуацию с паршивым настроением. Только хуже сделает. Смотреть на неё больно, думать о ней больно, мечтать о ней больно, вспоминать о ней больно, находиться рядом с ней больно, а сейчас придется делать всё и сразу. А главное успокоиться и не думать об этом не получается, она с самого утра пытается, получилось не очень. Может, если притворится мёртвой, её не будут тревожить? Алёны дома и правда не оказалось, только четыре часа доходит, минут через двадцать, наверное, вернётся. Девушка скинула уличную одежду на лавку в прихожей и обессиленно упала на диван, сворачиваясь клубком. Хотелось повернуться лицом к стене, но сил не хватило, и она осталась лежать так. Может, до прихода красноволосой успеет перевернуться и сделать вид, что спит. На репетицию им часа через два, может быть и правда поспать успеет. А младшей сейчас хорошо, наверное, она о её чувствах даже не догадывается и уж тем более не чувствует чего-то похожего. А она как какой-то псих ходит весь день мрачнее тучи, порываясь наорать на каждого, кто посмеет с ней заговорить. Внезапно зазвонил телефон, лежащей где-то около её головы. И кому она сейчас понадобилась? Если это какой-нибудь банк, которому нужна выплата по огромному кредиту, она точно выскажет бедному оператору всё, что думает о нём и о своём глупом сердце, влюбившимся невовремя и не в того, кого надо. Она лениво соскребла гаджет с дивана и положила на ухо, бессильно свешивая руку вниз. — Ало. — Безэмоционально прохрипела она, не волнуясь о том, что звучит сейчас как обкуренный алкаш. — Алё, Саш, привет. — Торопливо затараторили на том конце. — Кто ты и что, мать твою, тебе от меня надо? — Не узнала? — Нет и как-то не особо хочу. Че надо? — Значит мать родную мы уже забыли, ну-ну. — Тон сменился с нарочито вежливого и осторожного на сварливый и недовольный. — О боже… тебе-то что от меня надо? — Помощь вот от дочери единственной нужна. — Блевотину за отцом вытереть? Спешу и падаю, через пять минут буду. — Так, вот сейчас бычиться не надо. На том свете папка твой. Вчера… снова в стельку напился, вернулся домой, ко мне полез, я отбиваться начала, вот… скончался от нескольких ножевых, хоронить через неделю будут. — М… А мне-то что? — Безразлично фыркнула светловолосая, переваливаясь на спину. — Деньжат на похороны подкинуть надо. А ещё желательно мать в СИЗО навестить. — И что мне за это будет? — На другом конце провода затянулось молчание. — А ты не зажралась, милочка? У тебя единственную мать хотят в обезьянник на двадцать лет кинуть, а ты свою жирную жопу не поднимешь даже ради того, чтобы увидеть её в последний раз? Я неблагодарную свиноту вырастить не особо хотела. — Да? А где была моя единственная мать, когда я в реанимации с обморожением лежала? Она хоть раз ко мне пришла? Нет. Где была моя единственная мать, когда меня отец избил до полусмерти и за дверь ночью выкинул? Где была моя единственная мать, когда воспитательница в детском саду, когда мне было четыре года, сидела со мной до полуночи, выжидая, когда же она явится? Где была моя единственная мать, когда я на тридцатиградусном морозе около подъезда подыхала? Где была моя единственная мать, когда меня какой-то папин собутыльник домогался? Где была моя единственная мать, когда мне пришлось со второго этажа прыгать, чтобы жизнь свою спасти? Где была моя единственная мать, когда я чуть не сдохла от голода и чуть не замёрзла насмерть в полуразрушенной однушке на окраине МКАДа блять? Где была моя единственная мать, когда я мелкая лежала чуть ли не при смерти из-за того, что вы меня водкой кормить пытались? Где была моя единственная мать, когда я с пола свою же кровь оттирала, когда батя своей ёбаной бутылкой размахивал? Где была моя единственная мать, когда мне её любимый муж ребро с ноги сломал? Где ты блять была всё это время?! — На мать не ори. — Огрызнулась женщина, когда дочь уже перешла на хриплый крик. — Моя личная жизнь тебя не касается, зато вот самостоятельной выросла. Короче, жду тебя завтра, только адрес этой конторы узнать надо будет. — Зови Толика из соседнего подъезда, он всегда по первому твоему зову являлся, и когда собутыльник был нужен, и когда потрахаться с кем-то сильно хотелось. Спасибо, что сделала мой день лучше, теперь я уверена, что ближайшие лет двадцать ни тебя, ни отца я не увижу. Аривидерчи. Забудь, что у тебя когда-то дочь была, хотя, ты пару лет тому назад, наверное, это уже сделала. Не обращая внимания на яростные крики матери, девушка сбросила звонок и откинула телефон в сторону. Отец умер, а мать в тюрьме. Как бы иронично не звучало, лучше новости за сегодня она услышать не надеялась. Мама ещё была уверена, что доченька послушно прибежит и заплатит пару тысяч, а лучше десятков тысяч, чтобы папочку положили в гроб, а не кинули в яму с отходами. Ага, делать ей больше нечего. Хоть новости были несомненно хорошими, из-за воспоминаний о детстве настроение опустилось ещё ниже, хотя казалось, что хуже оно стать уже не может. Даже спать расхотелось. Из прихожей вдруг послышались шаги. Видимо она так разоралась, что даже не услышала, как Швец домой пришла. Портить настроение ещё и ей не хотелось, светловолосая кое как перевернулась на бок, к стене, старательно делая вид, что спит. — Саш, бля, ты не поверишь! — Красноволосая, даже не скинув с себя школьную одежду, вбежала в комнату, радостно размахивая руками. Саша даже с места не сдвинулась. Алёна растерянно остановилась, ожидая от трупика на диване хоть одного слова. Так ничего и не дождавшись, она молча подошла ближе и уселась на край, по кошачьи тыкая плечо рукой. — А я слышала, как ты ругалась, можешь не притворяться. — Всё ещё довольно улыбаясь, протянула она. Старшая, поняв, что её разоблачили, устало вздохнула и открыла по-прежнему злые глаза. Черт бы побрал её музыкальный слух. — Уйди, пожалуйста. Тут младшая растерялась ещё больше. Светловолосую в таком состоянии она ещё никогда, наверное, не видела. Обычно, даже когда она устаёт, старается не показывать этого, порой даже казалось, что она уставать и злиться просто не умеет. И что делать надо? Уйти? Когда она просит отойти и не трогать её, та никогда не слушает. Подумав пару минут, голубоглазая снова потормошила подругу за плечо, надеясь, что та перестанет делать вид, что её тут нету, и всё будет как обычно. — Блять, ну попросила же. Свали нахуй а? Что она творит? Наезжает на человека только потому, что у неё день не задался и настроения нет. Людей, которых любишь, просто так нахуй не посылают. Она легко может обидеться и не разговаривать с ней несколько дней. А она ещё на какие-то чувства надеется. Не будет никаких ответных чувств, если она будет вот так с ней обращаться. Пускай она отчасти и виновата в том, что на ней лица нет, но нельзя же отталкивать из-за этого. Она только-только привыкла к тому, что дома её всегда выслушают и поговорят, а её берут и так грубо отталкивают. Как-то это на любовь не похоже. — Бля… Не знаю, что со мной сегодня. Я… прости, само как-то вырвалось. — Прохрипела она, поднимаясь и поворачиваясь лицом к помрачневшей девочке. Та сидела к ней вполоборота, обиженно поджав губы. — Иди ко мне. — Светловолосая, стараясь сделать лицо попроще, развела руками, приглашая напрягшуюся подругу обняться. Красноволосая как-то недоверчиво подалась вперёд и положила голову на чужое плечо, позволяя посадить себя на колени и слабо прижать к груди. Что говорить дальше старшая не придумала и просто откинулась на спинку дивана, вдыхая дурманящий запах шампуня. — Ты опять мои духи пиздишь? — Прошептала Алёна, учуяв шлейф своего парфюма от чужой футболки. — Ты просто плохо их прячешь. — Хмыкнула старшая. Красноволосая недовольно боднула девушку лбом в плечо и в ответ на её смешки укусила за шею. Саша смеяться сразу же перестала, так как дыхание мгновенно сбилось и остановилось. Швец такой бурной реакции на свои недовольства не заметила и, недовольно фыркнув, отвернулась. — С кем ты ругалась? — Наконец-то успокоившись и расслабившись, прошептала она. — Да так… мать звонила, говорит, что батю зарезала и ей нужны деньги на похороны и ей в тюрягу. Деловая такая, я не могу. — Серьёзно? — Девочка оторвалась от подруги и несколько испуганно заглянула ей в глаза. — Да. Даже не удивлена, что один из них заебашил другого. Я на батю вообще-то ставила, ну да ладно. — Ты… если тебе деньги нужны, я могу… — Дурочка? — Резко перебили её. — Не надо ей никаких денег, тем более твоих. Они мне всё моё детство даже пятьдесят рублей на еду дать не могли, а я сейчас ему на похороны должна пару тысяч принести. Ага, пусть ногу сосут. Похоронят где-нибудь в канаве, там ему и место. А матери её трахари может пару копеек принесут, если, конечно, не забудут. Всё-таки после того, как ебались у меня на глазах всё моё детство, должна была какая-то дружба остаться. Если бы я тогда на улице всё-таки сдохла, они бы не то, что не похоронили меня как надо, я сомневаюсь, что они бы вспомнили о том, что у них вообще дочь есть. Швец печально оглядела абсолютно спокойную подругу и вернулась на прежнее место. Тут надо вообще что-то говорить? Можно было бы пособолезновать, но она вроде как даже рада тому, что отец умер, а мать посадили. Да и надо ли соболезновать такому человеку? Порадоваться вместе с ней тоже как-то неправильно, всё-таки человек умер, ещё и родственник. Интересно, какая бы у неё была реакция, если бы её родители просто взяли и умерли? Несомненно, радовалась бы. Наконец-то свобода, никто не будет бить, можно жить так, как хочется. Даже понятно, почему Саше вообще родителей не жалко. У них обеих они такие себе, их смерть даже каплю грусти не вызвала бы. Непонятно только, что бы она делала, оставшись без опеки и такого хорошего источника денег, но наверняка выход какой-нибудь нашла бы. Только с её родителями вряд-ли такое произойдет. Они живучие, ещё долго жить будут. Остаётся только ждать. Ждать и надеяться на то, что всё само как-нибудь разрешится. — Слушай… давно спросить хотела… Что с нами будет, когда ты школу закончишь? — В смысле? Ну… мы точно не умрём, если ты об этом. — Ну в смысле… Мы будем общаться, когда ты в универ пойдёшь? — Эм… подожди, что? Конечно, будем, ты чего? Куда я от тебя теперь денусь? Родители меня в другую квартиру вряд-ли перевезут, если ЕГЭ хорошо сдам, то всё будет как сейчас. А ты думала, что я тебя на улицу выкину и уеду? — Ну а вдруг… — О боже, как минимум я бы писала тебе. Никуда я тебя не выкину. Никогда. Светловолосая даже удивилась, что простые объятия и разговор и правда помогли; настроение уже не было таким ужасным, на душе как-то спокойнее стало. Никто никуда не уедет, никто никого не бросит. Всё-таки они здесь и сейчас, беспокоиться о том, что будет потом только себе во вред. Она весь день нервная ходит, можно отвлечься от всего этого хотя-бы сейчас. Ещё на репетицию через полтора часа выдвигаться надо, а у неё сил из-за всех этих лишних нервов совсем нет. — Через полтора часа выходим? — Чуть не заснув спросила она. Красноволосая не ответила, только дёрнулась и поджала колени к груди. Слишком мало отдыхает, вырубается буквально за минуту. Ну, если снять её с себя нельзя, да и зачем, собственно, придётся спать вместе с ней. Сама вроде отдохнуть хотела. Если двинется — ребёнок проснётся, придётся спать сидя. Внезапно в голове что-то щёлкнуло, и Саша, не до конца понимая, что делает, склонила голову набок и невесомо поцеловала подругу в лоб, не прикрытый волосами. — Люблю тебя, просто пиздец. Лишь бы правда спала, а не лежала с закрытыми глазами.

***

— Так, харе уже, а? Ты в бочку уже вторую песню не попадаешь. — Это бочка не попадает в меня, ничего не знаю. Я вообще ничего не слышу, как я попадать должен? Ну, теперь срачи на репетициях не носили такой агрессивный характер. Швец просто стояла рядом с особо ярко накрашенным сегодня басистом, пытаясь научить его играть в ритм. Не орала как раньше, просто по-человечески объясняла, что если он сейчас не возьмёт себя в руки, его тело очень красиво будет смотреться рядом с лампочкой Ильича, висящей под потолком. Саша, находясь в каком-то овощном состоянии, блуждала пустым взглядом по комнате, часто цепляясь им за Алёну. Её ножки, обтянутые чёрными капроновыми колготками, так и манили к себе, делая девушку похожей на озабоченную извращенку. Может быть когда-нибудь она сможет развести их в стороны и увидеть то, что меж них находится. Но это уже потом. И если она всё-таки осмелится признаться. Значит не так уж и скоро. Пока что можно только смотреть. Смотреть и мечтать. Юля, скучающе подперевшая голову рукой, что неудивительно, заметила этот влюблённый взгляд и хитро ухмыльнулась. Всё-таки сильно она палится, странно, что Швец до сих пор не заметила. Играет она сегодня на автопилоте, не задумываясь об этом, а смотреть продолжает, будто желая съесть. Одета красноволосая сегодня вполне обычно, а она пялится так, будто на той ничего кроме нижнего белья нет. Пусть светловолосая ничего кроме своего объекта обожания не видела, смеющийся взгляд на себе она всё-таки заметила. Барабанщица только игриво дёрнула бровями, взглядом указывая на ругающуюся солистку. Гитаристка на удивление отнекиваться не стала, только печально вздохнула и опустила взгляд в пол, после всё равно поднимая его на голубоглазую. — Так, собрались уже, последний раз и по домам можно. А то ещё на полчаса с этим застрянем. — Проворчала Алёна, отходя обратно к микрофону. Саша, даже не услышав, какую песню они играют, сыграла свою партию почти идеально, вокалистка даже удивлённо обернулась, уже думая, что ей чудится. Саша по-прежнему витала в облаках, не замечая ничего вокруг. Вообще вся репетиция пролетела как один миг, она даже не помнит, с чего они начинали и что происходило на протяжении двух часов. Басист с барабанщицей то и дело переглядывались, общаясь языком жестов и хихикая с такого смешного поведения. — Ладно, идите уже. Нам ещё на студию ехать, а на улицах пробки сегодня. — Опа, опа, мы на студию едем? — Счастливо воскликнула рыжая, вылезая из-за барабанной стойки. — Вы нет. Только мы вдвоём. — Швец мотнула головой в сторону рассеянной гитаристки, отходя к своему рюкзаку, лежащему на лавке. — Что-то новенькое… А че это нас бортанули? — А вы нам сегодня не понадобитесь. Может быть даже на записи, я ещё не решила. — Девочка вытащила из сумки пустую бутылку с водой и выбежала в коридор к кулеру, оставляя коллег наедине. — Вот это поворот… Ну-ка, признавайся, че вы там делать собрались? — Юля, что неудивительно, увидела в сложившейся ситуации романтический и сексуальный подтекст, и, двусмысленно ухмыляясь, подскочила к задумчивой Александре. — А? Да… она мне за её ноутбуком посидеть позволила, а я демку новой песни случайно склепала, вот хочет теперь сделать с ней что-то. Не до конца понимаю только зачем ей там я. — А ты не хочешь? Мы вон всю репетицию наблюдали за тем, как ты на неё смотришь. По-моему ты только рада с ней вдвоём посидеть. Может что и перепадёт… — Да ничего мне не перепадёт, просто весь вечер в компьютер пялиться будем. — Пялиться в компьютер тоже можно и эротишно, и романтишно. — Хмыкнул копошащийся в сумке басист. — Жопка у кого-то слишком красивая, раз ты весь день на неё смотришь? — Ни на какую жопку я не смотрю, просто… не важно. И вообще, ты же говорила, что мне с ней ничего не светит. — Я по-прежнему так думаю, но поржать над твоей влюблённой мордой никогда не против. Палишься слишком, ты бы хоть взгляд иногда отводила, а то слишком это подозрительно. Ладно… собирайся давай, хватит мечтать. Боюсь даже представить о чем. Швец вернулась уже с полной бутылкой, прекращая столь интересный диалог. Саша, собравшись и одевшись, поплелась следом за подругой, вызывающей такси, всё ещё чувствуя на себе смеющиеся взгляды коллег. Им, конечно, смешно, у одного парень есть, другой вообще никого не надо, а ей повезло влюбиться в того, кого лучше было бы оставить в друзьях.

***

— Надеюсь, рука не отвалится. Хотя, вроде бы обычный, всё должно быть нормально. Звукорежиссер почему-то не особо подготовился к приходу гостей и сейчас бегал по комнате, пытаясь настроить микшер и отрегулировать микрофон. Девушки сидели на диванчике в соседней комнате, выжидая, когда же всё будет готово и можно будет приступать к работе. Сашу снова сморило, и она в полусонном состоянии лежала на плече подруги, стараясь не заснуть. Голубоглазая же откопала где-то на столе маркер и, не найдя бумаги или чего-то подходящего, рисовала прямо на бледной коже руки, искусно выводя контуры цветов. Черные узоры, ползущие по коже от запястья до локтя, походили на татуировку, разве что цвета и оттенков не хватало. Саша была и не против, только наблюдала за движением маркера, иногда дёргаясь, когда от прикосновений становилось щекотно. — Заебись. Чётко. Надеюсь, сотрётся потом. Светловолосая приоткрыла глаза, улыбнулась и снова провалилась в полусон, даже несколько огорчая младшую такой скупой реакцией. Та маркер не убрала, выискивая, где бы ещё нарисовать что-нибудь. Увидев на запястье не разрисованный участок, она, чуть помедлив и подумав, притянула конечность ближе к себе. На коже аккуратным почерком в каком-то около готическом стиле появились три цифры. 143 Если не знаете, что это значит, погуглите, эт важно — Это что? Это что-то значит? — Девушка удивилась, что вместо цветов внезапно появились какие-то цифры. — Да так… Просто число нравится. Девочка наконец-то отложила маркер и недовольно вздохнула, уже думая, что звукач никогда не найдёт свой любимый провод. Уже где-то полчаса тут сидят, а он ещё даже компьютер не включил. А его ведь предупреждали, говорили, что приедут, а он только сейчас начал подготавливаться. И когда ей уроки делать? Судя по всему, проторчат они тут до поздней ночи. — Нашел. Пойдёмте, ща всё будет готово. — Парень лет двадцати семи наконец-то вылез из кабинки звукозаписи, держа в руках трофейный шнур. Голубоглазая уже хотела встать, но девушка, по-прежнему лежащая на её плече, не двинулась. Всё-таки сумела заснуть, даже в таком неудобном положении. Швец пару секунд помедлила, думая, будить или нет, и в конце концов аккуратно подхватила подругу за плечи и опустила на диван, вставая на ноги. Светловолосая на удивление не проснулась, а только перевернулась на спину, щурясь из-за лампы, светящей в лицо. Наверное, шея болеть будет дико, как проснётся.