Замороженными пальцами

Яркое летнее солнце светит в глаза, заставляя то и дело прикрывать их руками, чтоб окончательно не ослепнуть. Легкий ветерок дует в лицо, играясь с волосами, летающими вокруг головы, частенько лезущими в лицо. Пробирается сквозь лёгкую рубашку, заправленную в брюки, освежая уже уставшее от жары тело. Непривычен столь деловой прикид; классические брюки, затягивающиеся на тонкой талии небрежно завязанным узким тканевым ремнём, белая рубашка с закатанными рукавами в три четверти, расстегнутая на три верхние пуговицы, заправлена в брюки, подчеркивая осиную талию, делая тело визуально выше и тоньше. Образ девочки отличницы, только вернувшейся с первого сентября, нарушали только черные высокие кеды, делающие образ не таким скучным и безвкусным, разбавляя атмосферу серьёзности и взрослости. Волосы сегодня не подвели и после вчерашнего душа красиво кудрявились, светились, попадая под солнечные лучи, представляли собой пышное пушистое облако, красиво сочетающееся со светло-карими глазами. Наверное, так красиво она не выглядела ещё никогда. Ровно так же, как и та, кто стоит сейчас напротив неё. Ярко-красные волосы она завивать и укладывать не захотела, так что сегодня они так же кудрявились и пушились, опускаясь чуть ниже линии подбородка. Глаза сегодня буквально светились изнутри, переливаясь от светло-голубого до какого-то аквамаринового оттенка, наверное, солнце рассеяло обыденный голубовато-серый. Белые ключицы, усыпанные мелкими золотыми блёстками, сверкали на солнце, хоть их и покрывала мелкая-мелкая сетка. Сетка соединяла края лёгкой белой ткани, то ли шелка, то ли вискозы, прикрывающие груди, но открывавшие всю остальную грудную клетку. Остроконечный кли́видж заканчивался чуть ниже рёбер и переходил в такую же воздушную юбку, струившуюся полупрозрачными волнами до щиколоток. Легкие короткие рукава-крылышки, прикрывавшие плечи лишь на половину, красиво обрамляли тонкие изящные ручки, нервно сцепленные в замок спереди. Сзади ткань так же расходилась на две стороны, открывая лопатки и линию позвоночника, заканчиваясь чуть ли не у тазовых костей. Платье не было похоже на те, что она видела на свадьбах, проводившихся на набережных или в ресторанах, те самые, похожие на сливочный торт, который не двигался даже при ходьбе. Не было похоже на неподвижный цилиндр, сделанный будто из картона, а не из ткани, которые были на всех свадьбах каких-то дальних родственников, не имевших ни вкуса, ни чувства стиля. Оно легко струилось по изгибам красивого тела, не волочась по земле, развивалось на ветру, было таким же легким и невесомым как и его владелица. Из-под подола выглядывали носы белых высоких кед, а не каких-нибудь туфель на шпильках, как бы ни было странно, смотревшихся вместе с платьем просто отлично. Это они вдвоём придумали, когда неделю назад мотались по магазинам, подбирая образы для столь важного дня. Справа, буквально в нескольких шагах, земля заканчивалась, и начиналась пропасть, на дне которой плескалось теплое море, уходившее за горизонт, упираясь в череду гор, кажущихся зелёными сейчас. Стоят они сейчас тоже на одной из гор, которая вот так резко обрывается, ровно, будто по линейке. Город остался где-то далеко, там сейчас, наверное, совсем безветренно и душно, а здесь спокойно ветер гуляет, не давая умереть от жары и духоты, ещё и под прямыми лучами совершенно не щадящего солнца. Людей вокруг нет, только они вдвоём и ещё двое особей человека не особо разумного, увязавшиеся за ними. Рыжеволосая особа, держащая в руках толстенную старую книгу, стоит меж них, старательно делая серьёзное лицо. Её напарник, одетый в привычные джинсы и рубашку, расхаживает напротив каменной платформы, на которой они и стоят, видимо считая себя каким-то важным свидетелем или на худой конец подружкой невесты. Они что-то говорят, смеются, орут после этого друг на друга, но их не слышно. Зрительный контакт не прерывается уже минут десять, отвести взгляд от глаз напротив ни у одной, ни у другой почему-то не получалось. — Будешь моей женой, солнце? — Звучит долгожданный вопрос поле того, как свидетели переругались и наконец-то дали им возможность говорить. Она только кивает, всё не переставая завороженно пялиться на девушку напротив. Рыжая что-то радостно кричит и снова убегает, магическим образом не роняя книгу, всё-таки не забыв передать маленькую бархатную подушечку в слегка трясущиеся руки. Тощие пальцы аккуратно подбирают с неё пару золотых колец, оставляя одно себе, а второе зажимая меж большим и указательным. Протягивает правую руку, слегка вздрагивая, когда холодная ладонь обхватывает запястье, а другая осторожно надевает кольцо на безымянный палец. Свидетели радостно орут и бегают где-то рядом, она аккуратно тянется к пухлым губам, прикасаясь к ним своими и нежно сминая. Идеально. Мечта, которая когда-нибудь может и исполнится. Просто надо перестать бояться и стесняться и наконец-то сказать ей. Только вот где и когда? Наверное, в каком-нибудь месте подходящем, там вино, свечи, всё по красоте. А может нафиг это всё? В чем проблема вот прям сейчас и прям здесь сказать простое «я люблю тебя»? Она же не предложение делает, а всего лишь в чувствах признаётся, не обязательно для этого взбираться на гору и устраивать цирк с белыми голубями. Может её вообще отвергнут, тогда это всё будет не к месту, ещё и зря. Просто в спокойной домашней обстановке, где ей будет не страшно дать правдивый и искренний ответ, где она сможет расслабиться и не надумать чего-нибудь страшного, чтобы потом отказаться. Аномально тёплая погода, обрушившаяся на столицу в середине апреля, видимо, как-то дурманяще подействовала на мозг, который уже второй час подряд придумывал сценарии идеальной будущей жизни. Когда уже было выбрано имя для котёнка, которого они обязательно заведут, когда поженятся и проживут несколько счастливых лет вместе, светловолосая упала обратно на диван, устав непрерывно ходить по комнате туда-сюда. Швец сегодня задерживалась в школе, через пару часов на репетицию идти нужно было, проснулась она только пару часов назад. Где-то на этой неделе должны будут приехать родители младшей, из-за чего та вчера вечером, когда ей только сообщили об этом, слишком распереживалась и позвала подругу спать к себе. Та тоже была на нервах, но рядом со своим обожаемым комком нервов быстро успокоилась, надеясь только на то, что они не явятся посреди ночи. Утром красноволосая, чудом не разбудив девушку будильником, аккуратно вылезла из объятий и оставила её спать у себя. Та проснулась в час дня, когда у младшей прошла уже где-то половина уроков в школе. Вселенская печаль и тяжесть наконец-то оставила её и теперь было просто страшно, потому что она начала понимать, что скрывать долго у неё не получится. Сказать правда очень хотелось, да и не смогла бы она долго терпеть и держать это в себе, палится она правда очень сильно. Лучше уж сказать самостоятельно, чем вот так проколоться и вывалить на девочку эту информацию некрасиво и смазано. Может сегодня, может завтра, как случай удобный подвернётся. Все нервы она уже изорвала, изнервничалась, теперь даже не так страшно было осознавать, что правда скоро вскроется. Череда экзаменов у Алёны меньше, чем через месяц начнётся, учителя в школе, наверное, усиленно готовят, задерживается она в последнее время почти до четырёх или пяти часов дня, вот сейчас тоже задерживается. Как-то даже особенно долго её сегодня нет, как бы они на репетицию не опоздали. А вдруг родители придут, а она домой не успеет вернуться? А что, собственно, в этом такого плохого? Им никто не откроет, может быть просто уйдут, а она успеет попрятать вещи на случай, если они решат подождать дочь в подъезде. Когда начало доходить пять часов дня, в коридоре послышались шаги, поднявшиеся на третий этаж. Узнав в них походку подруги, девушка выбежала из зала в прихожую, на всякий случай всё равно прикладываясь к глазку на двери. Напротив стояла до ужаса уставшая и измотанная Швец, кое как поднявшаяся на третий этаж. — Привет каторжникам, как день прошел? — Пропустив красноволосую в квартиру, заулыбалась старшая, снимая с уставших плеч рюкзак. — Мне поставили три дополнительных по литре блять. Кто это придумал, там все ушли уже часа два назад, одна я как дура до четырёх там торчала. — Недовольно проворчала Алёна в ответ, упав на лавку и стянув с ноги один из кед. — Ещё месяц потерпеть осталось, будет потом три месяца. Отоспишься может наконец-то. — Это самое… пока не забыла. — Девочка потянулась к рюкзаку и залезла в передний карман, пытаясь что-то там нашарить. — Вот, на всякий случай. Уже вроде полгода вместе живём, давно надо было это сделать. — Она вытащила оттуда дубликат связки ключей, только без маленького ключика от почтового ящика в коридоре. — Ну, если твои родители не решат переселить тебя куда-нибудь ближе к универу. — Хмыкнула Саша, разглядывая подарок, даже не веря тому, что теперь не придётся ждать около двери или звонить в домофон постоянно. — Да нахер им это надо? Ближе к школе же не переселили. Здесь останусь, главное только ЕГЭ хорошо сдать. Голубоглазая кое как разделась, хотя надо было только скинуть кеды и снять джинсовку, и поплелась к себе в комнату, снимать остатки одежды, в которой она чуть не умерла сегодня от жары в школе. Саша потопталась в прихожей, кинула ключи в карман своей парки, висящей рядом, и побежала следом, надеясь поболтать ещё о чём-нибудь. Младшая сидела на кровати, переодевшись в домашние шорты и длинную грязно-бежевую футболку, и тупо пялилась в стену, видимо думая, что делать. До репетиции оставался где-то час, пойти уроки делать или лечь подремать, или поесть сделать что-нибудь. — Давай полежим? — Вдруг пробормотала она, подзывая девушку к себе. Та, за особым неимением дел, шагнула в светлую комнату, падая на кровать рядом. Обнимается и закидывает на неё ноги она только когда они спят вместе, а вот когда просто лежат и разговаривают о чем-то, держится на расстоянии, просто глядя в глаза и никак не касаясь. Наверное, после школы слишком устаёт, не хочет обниматься и как-то контактировать, люди слишком надоели за день. Или просто неуместно это было сейчас, просто лежат, просто болтают о чем-то отвлечённом, зачем трогать друг друга лишний раз. — Как день-то вообще прошел? — Улегшись на бок, спросила Саша. — Да нормально в целом. Долбоёбы из моего класса наконец-то поняли, что у них экзамен финальный через месяц, вроде как готовиться начали. Теперь могу на переменах существовать нормально, им до меня доёбываться некогда. Готовиться им быстро надоело, вот теперь девочки на переменах обсуждают в каких платьях на выпускной пойдут и с кем танцевать будут, а пацаны строят планы и пишут списки тех, кого трахнут где-нибудь в спортзале. — Ну, это классика. Тебя-то хоть в их списках нет? — Ревность заговорила где-то в глубине, надо бы заткнуть. — Да вроде как нет. По крайней мере я на это надеюсь. Им бы сначала экзамен сдать, а потом по магазинам ходить, а то такими темпами платья и костюмы им не понадобятся. — Ну, на счет тебя, наверное, сомневаться не стоит. Ты-то в чем на выпускной пойдёшь? — Большой вопрос пустят ли меня туда вообще. Да и пойду ли я. Что мне там делать? Я с одноклассниками не общаюсь, танцевать не с кем, да и не умею. Если сдам всё хорошо, может и пустят, только вот что мне там делать не знаю. Разве что еду какую-нибудь со стола спиздить. У меня же родители ебаные параноики, если и пустят, то со мной попрутся, и не удивлюсь, если будут стоять всё время рядом, ещё и запретят мне танцевать, дышать, да и вообще двигаться. Лучше уж совсем не ходить, чем позориться там вместе с ними. — М-да… Взяли и такое событие испортили. Ну, если намекнуть об этом Юле, она тебе тусовку в честь окончания школы такую закатит, что потом неделю отходить будешь. Если ты хочешь, конечно, хотя, она тебя спрашивать особо не будет. Ты сама-то хочешь танцевать с кем-нибудь? — Да не знаю, мне ж не с кем. Если они со мной не попрутся, можно было бы, наверное, но это если бы хорошие отношения были хоть с кем-то. Ну, или парень был бы. Почему парень? Она ещё и гетеро? Это ещё хуже, чем просто отказ, наверное. Так, надо успокоиться. Просто привыкла, наверное, что на всяких балах танцуют именно парни с девушками, а наоборот представить как-то и не догадалась. Нужно надеяться хотя-бы на то, что она би, и девушки на ум просто не сразу приходят. — А… если бы одноклассница какая-нибудь пригласила бы? — А так можно? Ну не знаю… с ними отношения тоже такие себе. Смотреть, наверное, странно будут. Но меня парень вряд-ли бы пригласил, не то, что девушка. Так что мне кажется, можно даже не думать об этом. — Ты бы, наверное, красиво в каком-нибудь платье смотрелась бы. Серьёзно, даже мыслей никаких не было? — Даже если и были, наверное, надо с кем-то выбирать, а мне не с кем. Со стороны взгляд нужен, а то я какую-нибудь тряпку, плохо сидящую на жопе, выберу и потом откажусь это надевать. — Ну, ты же в курсе, что меня всегда можно с собой взять? Не факт, конечно, что я увижу, что оно хорошо сидит на жопе, но тряпку хуёвую точно не выберешь. — Мне сначала экзамен сдать надо. А то жопа совсем отвалится, и не придётся думать о том, как подобрать тряпку, хорошо сидящую на ней. — Хмыкнула Швец, подложив одну руку под голову. Шутки про тряпки и жопы закончились, и девушки замолчали. Просто лежали, дожидаясь времени, когда нужно будет выдвигаться на студию. В окно начало заглядывать медленно движущееся к горизонту солнце, попадая в глаза, заставляя жмуриться. Младшая расслабилась, и прикрыла глазки, стараясь не уснуть. Саша снова задумалась, суммируя факты, полученные в ходе этого диалога с теми, которые у неё уже были. Вроде как в девушках она ничего такого запретного и противного не видит, наверное, маленький шанс есть. Если отвергнет, то только потому, что она не нравится ей как человек. А может прямо сейчас сказать? Расслабленная атмосфера, они спокойно разговаривают, подходящий момент вроде бы. Только до репетиции около часа осталось, а вдруг, если её всё-таки отвергнут, она перестанет с ней разговаривать, или у неё случится истерика и придется оставаться дома? Ужасно. Ясно только одно, что что-то всё-таки случится. И что-то не очень хорошее, если ответ всё-таки будет отрицательным. — Аль? — Само собой вырвалось, не успела она даже додумать. — М? — Красноволосая разомкнула веки и взглянула на нервную девушку. Пути назад нет. Ну, только если она не струсит и не переведёт тему куда-нибудь, чтоб только не говорить. Если бы она сейчас не сказала, наверняка продолжила бы молчать, а так хоть даст себе пинок, после которого молчать не получится. На неё смотрит пара голубых глаз, а она потеряла дар речи и молчит как рыба, не зная, что говорить. Просто выдать в лоб три заветных слова и ждать реакцию? Или быстро сказать и убежать? А может просто убежать? Или как-то подготовить, подвести к этому, чтобы не так резко всё было? А что тогда говорить? А если она поймёт, к чему та клонит, и она испугается ещё больше и тем более не скажет? Так, надо уже говорить хоть что-то, а то молчание затянулось. Слишком подозрительно. — Я… это… сказать хотела… — Мы на репу опаздываем? — Не догадываясь, о чем та хочет сказать, спросила голубоглазая, кидая взгляд на циферблат наручных часов. — Н-нет, там… Короче, я не знаю, как сказать… но… кхм… обещай, что бить не будешь. — О боже, что ты натворила? — Швец удивлённо распахнула глаза и несколько испуганно уставилась на покрасневшую подругу, даже не представляя, что такого надо было сделать, чтобы просить не бить. — Н-ничего, но… тебе, наверное, не понравится… — Ты опять мои духи спиздила? — Н-нет, там… про другое… — Родители приходили, пока меня не было? — Подожди, дай я с мыслями соберусь! — Нервно дернулась светловолосая, хватаясь руками за голову, стараясь заставить её работать и не пугаться так сильно. — Я… в общем… Нет, ну ты пообещай, что бить не будешь! — Да не буду, не буду, говори уже, че случилось, я обосрусь сейчас! — Бля… ну короче… сука, ну я не могу… — Так, расслабься. Что такого могло случиться, что ты так паришься из-за этого? Или… Или ты накопила достаточно денег и теперь хочешь сказать, что уезжаешь? — Что? Нет, конечно. Я же сама спрашивала недавно, останешься ли ты со мной после школы. В чем тут смысл тогда? На лице младшей ненадолго промелькнула тень страха, видимо реально испугалась, что её хотят оставить одну. То есть она так волнуется из-за этого? Она даже прямо ей об этом не сказала, а она уже занервничала практически так же как она сама. Может у неё есть больше шансов на заветное «да» чем она думает. Любимых людей не так уж просто отпустить жить в другую квартиру, особенно после полугода совместного проживания. Такая реакция заметно придала уверенности. — Так… щас… — Саша глубоко вздохнула, чувствуя, что дрожит уже всем телом, и не может за раз вдохнуть нужное количество воздуха. — Нахуй всю эту хуйню. Давно сказать хотела, в общем я… я л- Звонок. Звонок в домофон. Какой-то пары секунд не хватило на то, чтобы довести фразу до конца. Девушки одновременно оглянулись на дверь, после переводя встревоженные взгляды друг на друга. — Кто это? — Старшая поднялась на локтях, стараясь унять дрожь в руках. — Н-не знаю… — Задрожавший голос голубоглазой выдал, что она всё-таки догадывается, кто стоит внизу и входа в подъезд. Она выхватила из кармана шорт телефона, пытаясь не выронить его из вспотевших ладоней. На экране блокировки висело только одно сообщение:

Отец Открывай.

— Прячься. — Сказала она единственное, сразу же выключая телефон. Девушки одновременно подорвались с кровати и, чуть не распластавшись по полу из-за путаницы в конечностях, разбежались по комнатам. Алёна прятала вещи из прихожей, расфасовывая их по их тайникам. Саша быстро покидала остальные свои вещи в сумку и опустила её в ящик внутри дивана, где уже лежала её гитара. Зарядка от телефона, сам телефон разрядился ещё до прихода младшей, наушники, всё туда, главное ничего не забыть. Гостиная выглядит не обжито, будто никого тут не было, значит, всё убрано. Швец, убравшись в своей комнате и на кухне, наконец-то нажала на кнопку и впустила гостей в подъезд. Светловолосая, на удачу потрепав девочку, уже стоящую у входной двери, по плечу, убежала к ней в комнату, упала на пол и поползла под кровать. Снова знакомые шаги по лестнице, отдающиеся эхом в ушах, из-за которых начинают трястись руки и сбиваться дыхание. В предыдущий их визит всё было нормально, никого не убили, ни на кого не наорали, все остались живы и вполне себе счастливы. Лишь бы на этот раз было так же. Красноволосая трясущимися руками провернула ключ в замке и открыла дверь, сразу же пугливо отступая назад, к стене. На пороге появились две зловещие фигуры, наконец-то снявшие с себя серые пиджаки, нагоняющие ещё больше жути. — Ну здравствуй. Давно из школы вернулась? — Безразлично спросил отец, поправляя воротник голубой рубашки, заправленной в черные брюки. — Полчаса назад. — Отрапортовала Швецова младшая, стараясь не поднимать на отца взгляд. — И что ты там так долго делала? — К ЕГЭ по литературе готовилась, мне три допа поставили после уроков. — Ладно, поверю. Сама готовишься? — Да. Мне говорят, что меньше, чем на девяносто баллов не напишу. — Ну, ещё посмотрим. Помнишь наш уговор? Из этой квартиры можешь вылететь в тот же день, в который с экзамена выйдешь. Голубоглазая сглотнула и двинулась следом за родителями на кухню, заламывая пальцы. Саша забилась глубже в угол, прижав руки к груди, хоть заметить её сейчас и не могли. Продолжают разговаривать о экзаменах, слышно только обрывки фраз отца, и совсем тихий и неразборчивый шепот Алёны, наверняка уже побелевшей до оттенка мела. Хорошо ещё, что родители высокие, ростом под два метра, не могут заметить её под кроватью, были б пониже, увидели бы её уже давно. Поразглядывав кухню, компания по своему обыкновению двинулись в гостиную, обговорив всё, что было нужно и замолчав. Светловолосая даже дышать начала реже и тише, боясь, что у всего семейства может быть такой острый слух и её могут услышать. Как же хорошо, что они не заглядывают во всякие потаённые места вроде полости внутри дивана или какие-нибудь шкафчики или ящики. Наверное, всё-таки на какую-то долю процента уверены в том, что запугали дочь достаточно хорошо, чтобы она побоялась прятать кого-либо или что-либо в таких местах. Главное, чтоб не усомнились в этом и не захотели всё-таки проверить. — На счёт выпускного классрук ничего не говорила? — Шаги двинулись в сторону спальни. — Они хотят основной выпускной в школе где-то в июне провести, там во дворе танцпол организовать, а потом желающие могут скинуться на какой-то коттедж и отпраздновать там ещё раз. Но это ещё не точно, может там желающих мало окажется. — Ну, на счет коттеджа можешь даже не думать, а вот что на счет школы скажут уже интересно. Собрание родительское организовывать не собираются? — Пока что вроде бы нет. Саша, чувствуя, как волосы на затылке встают дыбом, затаила дыхание и не возобновляла его, пока мимо не промелькнули три пары ног. Алёна сегодня по своему обыкновению не осталась стоять у двери, а прошла глубже в комнату, останавливаясь ориентировочно где-то на середине. Оттуда старшая её уже не видела, только мать стояла около, не следуя за мужем. Как будто ей вообще не интересно, словно её оторвали от работы и притащили сюда насильно. Вроде всё нормально, все молчат, только испуганное дыхание красноволосой слышно. — Ну… всё нормально вроде. Если в школе что-то про собрание скажут, говори, мы этих придурков в родительском чате не слушаем, там вряд-ли увидим. Обошлось. Если говорят что-то такое напоследок, значит всё хорошо и они собираются уходить. Девушки, наверное, одновременно облегченно выдохнули, стараясь сделать это как можно тише. Если они не станут медлить, даже успеют на репетицию вовремя прибежать. Не понятно только, что они собираются обнаружить дома у дочери, если просто ходят по дому и не заглядывают никуда. В конце концов она может что-то прятать или скрывать, а они смотрят только на видные места, будто думая, что спрятать та от них ничего не сможет, и это обязательно будет заметно. Саша, про себя уже радуясь, расслабилась и прикрыла глаза, надеясь, что незваные гости уйдут побыстрее. — Стоять. — Как гром среди ясного неба раздался резкий голос Сергея. — Это что? Светловолосая снова напряглась и настороженно вытянула шею, пытаясь краем глаза увидеть, что произошло и что он увидел, до чего смог придраться. А вот Алёна прекрасно увидела, что вызвало такую реакцию и такой холодный тон у отца. Телефон. Не её телефон. Свой она ещё на кухне положила на стол, и все это заметили, так что материализоваться здесь он не мог. Мужчина подобрал гаджет со стола и поднял на уровень своих глаз, прищуриваясь и оглядывая. — Что это? — С той же интонацией спросил он. — Т-телефон. — Пропищала красноволосая, сжимаясь от страха и осознания того, что может сейчас произойти. До Саши наконец-то дошло, что случилось, и еле сдержалась, чтобы не ударить себя по лбу. Как она могла забыть собственный телефон на столе, как она могла не вспомнить о нём, когда убиралась и забиралась под кровать? Она помнила только, что он разрядился, а значит звуков издавать он не будет, можно не волноваться. Можно было бы не волноваться, если бы он не лежал на одном из самых видных мест в комнате. Так старательно прятала свои вещи, а самую важную вещь, которая может рассказать практически всё о ней, забыла. Там ещё и спящая Алёна на обоях стоит, хорошо, что он разряжен и вряд-ли включится. Швец побледнела ещё сильнее, и медленно-медленно попятилась к стене, перепуганными глазами следя за эмоциями на лице отца. Как она могла не заметить телефон на своём столе? Её гаджет был всегда при ней, а второй, лежащий на столе, совсем не смутил и не вызвал подозрений. И что сказать? Что просто второй себе купила? Зачем? Да и откуда деньги взяла, если родительских подачек на покупку второго телефона хватило бы только если бы она долго копила. Да и он не выглядит новым, весь покоцанный и поцарапанный, явно несколько лет как покинул магазин и коробку. На улице нашла? А к себе зачем притащила? Родители знают, что она ничего подобного на улице никогда не подбирает, максимум куда-нибудь на лавку перекладывает и идёт дальше, а тут домой притащила. Придумывать что-то нужно срочно, своим молчанием она только себя выдает. — Я вижу, что это телефон. Чей? — Лицо отца побагровело, а голос стал громче, и тверже. Девочка дернулась и вжалась спиной в стену, поджимая губы и стараясь сдержать подступившие слёзы страха. — Я б-басиста уволила и н-нового наняла, вот он с-сюда приходил, ч-чтоб д-документ подписать и г-график узнать. — Выдавила она из себя жалобную пару слов, из-за всплеска адреналина внезапно пришедшая на ум. — В-видимо оставил… — Басист значит оставил… — Сергей покрутил гаджет у глаз и попытался включить, наверное, желая удостовериться в том, что дочь врёт и он это обязательно докажет. Тот, к счастью, не включился, что только больше разозлило его. — А что этот басист, скажи на милость, у тебя дома делал? Ты со всеми собеседования у себя дома проводишь? — Он п-просто внезапно пришел и… мы договориться не успели… и здесь пришлось… — И ты думаешь, я тебе поверю? — Мужчина сжал несчастный гаджет в руках, будто желая переломить пополам, и, уже не скрывая ярости, заговорил срывающимся голосом. — Теория о том, что ты со всеми своими работниками трахаешься на этой самой кровати, выглядит правдоподобнее. Басист этот твой наверняка оставил телефон тут пока ты ему сосала, график, понимаешь. — С-сломаешь… потом платить придётся… — Пропищала она, стараясь ещё сильнее вжаться в стену и пройти сквозь неё, лишь бы скрыться от яростного взгляда отца. — Мы тут ещё и что-то вякать удумали?! Ты ему уже наверняка отплатила своей вагиной, думаю он не обидится. — Мужчина угрожающе двинулся ближе, сжимая кулаки. — С той рыжей, когда мы первый раз приходили, тоже трахалась? На кухонном столе? — Н-нет… — Ты врешь как дышишь, думаешь я не замечаю?! Зачем звать всех своих коллег к себе домой? Может сразу в бордель или публичный дом переберёшься? Там прибыльнее, перспективнее и чаще будет. Мы тебе квартиру оплачиваем не для того, чтобы ты сюда водила всех подряд и спала с ними, не удивлюсь, если даже не за деньги. По щеке потекла первая слеза, упавшая сама собой после того, как отец стал сдавленно кричать. Телефон практически захрустел в ладони, чудом ещё не согнувшись пополам. Саша нервно сжала кулаки и прижала одну ладонь тыльной стороной ко рту, стараясь не дать волю громкому испуганному дыханию и крикам. Безумно напуганная девочка жалобно взглянула на уже казалось трещащий телефон, который на пару секунд перестали сжимать, перехватывая поудобнее. На удивление волнуясь больше не за себя, а за него, она резко выпала вперёд, не до конца осознавая, что делает, и выхватила гаджет из крепких рук, с силой прижимая к себе. Сергей перевёл на дочь взгляд, преследовавший её в кошмарах всё детство. Если отец так смотрит, без слёз и крови день явно не пройдёт. — Ну-ка иди сюда. — Тихо пробормотал он и шагнул ей на встречу. Внутри всё сжалось, отступать уже было некуда, а он всё приближался и приближался. Саша, у которой уже закружилась голова из-за слишком частого дыхания, прикусила кожу ладони, чтобы не дать вырваться на свободу испуганному крику. Что он сейчас сделает? Явно не по головке погладит. Руки слишком затряслись, и Алёна выронила злополучный гаджет, с громким звенящим грохотом ударившийся уголком об пол. Крепкая ладонь схватила тонкое запястье, до красных следов сдавливая, и дернула на себя отрывая от стены. Не успела девочка и пискнуть, её схватили уже за волосы и резко кинули на пол. Тельце с глухим шлепком упало на живот, ударившись об пол головой. — Водишь кого попало к себе домой значит… ещё и врёшь об этом… — Мужчина тяжело задышал, развязывая и стягивая с брюк тяжелый кожаный ремень. — Н-нет… — Услышав лязганье бляхи, всхлипнула Швец, хватаясь руками за пол, стараясь ползти вперёд. — Я ж-же н-ничего не сделала-а… — Ага, то есть ты у нас ещё и ничего не сделала… Послышался резкий свист и спустя какую-то долю секунды звонкий шлепок. Красноволосая истошно завопила и выгнулась в спине, которую будто лизнул язык пламени. Из глаз уже бесконтрольно брызнули слёзы, закапали на пол. Саша, ориентируясь только на звуки, поняла, что происходит и сжалась ещё больше, с силой жмурясь и пытаясь закрыть уши. Звуки ударов и надрывные крики будто резали ножом по сердцу, выдавливая из глаз болезненную солёную жидкость. А ведь это всё из-за неё. Если бы она не ступила и не забыла про свой же телефон, они бы сейчас спокойно сидели рядом или шли на репетицию. Её любимую девочку сейчас жестоко избивают, а всё из-за неё. Уже второй раз ей делают больно из-за её тупых проёбов. Голубоглазая всё пыталась сказать что-то, но из разинутого в болезненной судороге рта вырывались только неразборчивые бессвязные хрипы и крики, перераставшие в конце в жалобные стоны боли. Мужчина ногой придавил медленно ползущую вперёд девочку к полу, вскидывая руку к потолку, замахиваясь. Женщина, стоящая около кровати, звучно вздохнула и села на покрывало, закинула ногу на ногу. Светловолосая, уже умывшись слезами, оставила на ладони пару гематом от зубов и таращилась покрасневшими глазами в стену, виднеющуюся из-под кровати. В поле зрения попала трясущаяся рука, упавшая на пол после очередного удара, всё пытавшаяся ухватиться за ламинат. Как будто просит вылезти из укрытия и помочь ей, выхватить у отца из рук ремень и прогнать их отсюда, чтоб больше такого не случалось. Но она не может даже вылезти, не то, чтобы как-то помочь, если и попытается, ей достанется только больше, ещё и за сокрытие человека под кроватью. Всё из-за неё, ещё и помочь или исправить всё это нельзя. Изо рта непроизвольно начали вырываться всхлипы и судорожные вдохи, пока что незамеченные из-за истошных криков голубоглазой. Но все-таки они могли привлечь внимание, и девушка, стараясь подавить всю свою жалость и страх, медленно перевернулась на другой бок, лицом к стене, надеясь хоть ненадолго отвлечься и не думать о том, что сейчас происходит в комнате. Алёна, у которой перед глазами уже плавали белые пятна из-за боли и слёз, теперь просто хрипела и жалобно скулила, сорвав голос и потеряв все силы. Отец останавливаться и не думал, хотя казалось, что уже вся спина была испещрена розовыми, воспалившимися, следами. Новые удары всё сыпались и сыпались, поверх старых, разрывая кожу и оставляя то там, то здесь трещины, из которых крупными каплями засочилась кровь. Ремень то и дело рассекал воздух и угрожающе свистел, почти не останавливаясь, странно, что у отца ещё рука не отвалилась от таких замахов. Тело парализовало, и младшая застыла в позе раздавленной на дороге лягушки, даже не в силах опустить на пол руки и ноги, держа их в сантиметрах над ним. Нельзя, нужно терпеть. Нужно терпеть, она сейчас сделает всё только хуже, если поддастся эмоциям. Как бы ни было больно слушать эти истошные вопли, нужно было молчать, чтобы не сделать всё ещё хуже. Она уже подставила подругу, а та спасла её телефон, не проболталась, а теперь вот расплачивается за её косяк. Если бы она была чуть внимательнее, всё бы обошлось, всё было бы хорошо, возможно, она бы даже успела признаться во всём, а всё обернулось вот так. Ещё больнее становилось, когда она вспоминала, какие болезненные следы остаются на нежной коже спины и как же больно терпеть эту пытку. Она по себе знает, как больно бьет ремень, и что сейчас чувствует притихшая Швец. Та уже просто хрипела, из-за болевого шока практически перестав чувствовать что-то. Следы на спине саднили сильно и одновременно, из-за чего создавался резонанс и на определённые мгновения боль затихала, растворяясь в самой себе. Сергей наконец-то успокоился и устало опустил руку, по-прежнему сжимающую ремень. Девочка только обрывисто всхлипывала, всё ещё лёжа в позе лодочки, держа конечности в воздухе. Саша собрала остатки самообладания в кулак и снова заткнула рот, чтобы её не услышали, радуясь, что это наконец-то закончилось. — Покажи это своему новому басисту, может поймёт, что деловые встречи не стоит проводить на дому. Тем более у тебя. — Устало прохрипел мужчина, проводя ремнём по кровоточащим ранам и воспалившимся розовым следам. Брезгливо пнув тело собственной дочери напоследок, он наконец-то вдел ремень обратно в петли на брюках и направился к двери, зазывая за собой по-прежнему безразличную жену. Светловолосая, прошедшая уже девять кругов ада, стерла со щек неустанно текущие вниз слёзы, и прислушалась к удаляющимся шагам. Они мучительно долго топтались в прихожей и наконец-то вышли в коридор, хлопнув дверью. Поняв, что они отошли на достаточное расстояние, девушка суетливо заворочалась и, перевернувшись, поползла на свободу, скользя мокрыми от слёз ладонями по холодному ламинату. Сердце снова сжалось при виде болезненно напряженной девочки, у которой не получалось сейчас даже ровно дышать. Она только продолжала обрывисто всхлипывать, стараясь вдохнуть побольше воздуха и выпустить напряжение в крике, на что выходил только жалобный скулёж. Старшая вылезла из укрытия полностью и, решив не вставать на дико трясущиеся ноги, подползла к подруге, наконец-то позволяя себе оборонить отчаянный вопль. Задранная до шеи футболка опустилась чуть ниже и коснулась одной из самых больших ран, сразу же окрасившей её в красный. Трясущиеся ладони невесомо прикоснулись к дрожащим плечам, будто желая удостовериться в том, что тело тёплое и девочка не умерла. О стены снова ударился жалобный крик, срывающийся и местами обрывающийся из-за комка, застрявшего в горле. Было дико стыдно и жалко, хотелось убить этого прекрасного отца, обнять её покрепче и проплакать так весь вечер. Зачем, зачем она выхватила у него этот злосчастный телефон? Наверное, от ремня это бы её не спасло, но может хоть чуть-чуть сгладило бы ситуацию. Лучше бы этот подонок лишил её телефона, а не изуродовал тельце её любимой девочки, зачем-то бросившейся защищать гаджет. Красноволосая только зашипела и дернула плечом, когда ладонь по неосторожности дотронулась до ссадины. Девушка, теряясь в шуме собственной истерики, то прикрывала ладонями рот, дергавшийся в порыве эмоций, то прикасалась к горячей из-за прилива крови коже, часто-часто дыша. Когда сознание самую малость прояснилось, она, всё так же трясясь, подхватила полуживую Алёну подмышками, пытаясь поднять с пола и прижать к себе. Та вновь зашипела и наконец-то сумела двинуться в попытке вырваться, потому что при движении по спине прокатилась новая волна боли. Саша, заметив это, чуть не уронила подругу на пол, но в последний момент удержала и опустила себе колени, всё не желая отпускать. Младшая уткнулась мокрым ото слез носом той куда-то в бок и вцепилась ногтями в ляшку, корчась от боли. Слёзы закапали на открытые раны, наверняка делая ещё больнее. Ногти впивались в кожу сквозь ткань всё сильнее, но на это сейчас было всё равно. Она перетерпела десять минут сущего ада, ей тоже можно потерпеть, даже в качестве своеобразного наказания. Сколько вообще времени свистел ремень? По ощущениям пару часов, а если свериться со временем, минут десять. Десяти минут хватило, чтобы разукрасить всю спину всеми оттенками красного, от самой шеи до конца позвоночника. В углублении между лопаток стеклась небольшая лужица алой жидкости, постепенно перетекавшая вниз по линии позвоночника. Все силы красноволосая истратила на крики и мольбы остановиться, теперь даже выть и скулить от боли не получалось, даже поцарапанные связки не позволяли. Глаза уже опухли из-за непомерного количества слёз, из-за чего и не заметили, как свет покинул комнату, а за окном уже был не закат, а поздние сумерки, опустившиеся на город около часа, а может быть и больше, назад. Вроде бы за столь долгое время ничего и не поменялось, Швец всё так же напряженно корчилась, Саша перестала надрывно кричать и теперь обрывисто завывала, иногда прерываясь на вздохах, всё не в силах остановиться. Её любимую девочку изуродовали и превратили в одну большую аллегорию боли, она же совсем ничего не сделала, ни коим образом это не заслужила. Её единственного любимого на этом свете человечка чуть не убили, если бы ударили больнее и задели какой-нибудь нерв около позвоночника, точно бы убили. Это всё из-за неё, лучше бы её избили, она хотя-бы заслужила. В ушах стоял невыносимый писк, из-за которого она даже не услышала громко трезвонящий с кухни телефон. Звук был довольно громким и продолжительным, вскоре она всё-таки услышала. Наверное, Юля названивает. Репетиция идёт уже практически час, а они туда практически никогда не опаздывают, тем более на такое продолжительное время. Волнуются может быть или просто хотят спросить идти им домой или нет, а то вдруг всё отменилось, а им просто сказать забыли. Звонки раздавались минут десять или пятнадцать, не прекращаясь, идти поднимать трубку не хотелось, сами как-нибудь догадаются, что можно идти домой и их не ждать. Коллеги видимо и правда всё поняли и названивать перестали, позволяя девушкам продолжать плакать и истерить. Алёну более-менее отпустило, и она обессиленно распласталась по полу, расслабляясь всё равно не полностью. Судороги прошли и теперь всё просто болело, а не скручивалось и сжималось, расслабиться и расправить напряженные плечи теперь было не так больно. Спустя ещё какое-то время к старшей наконец-то вернулся дар речи, и она снова затянула свои длительные мантры с извинениями и словами о том, какая она долбоёбка и как ей жаль. Не факт, что Швец их слышала, в ушах всё ещё стоял свист ремня и рокот собственных голосовых связок, но та никак не останавливалась. Наверное, во время этого приглушенного и не совсем осмысленного шепота она уже не раз сказала девочке как же сильно её любит, но не заметила этого, что уж говорить про младшую. Намечался такой хороший вечер, она могла бы нормально признаться, в лучшем случае они могли бы сейчас пить что-нибудь крепкое и отмечать столь важный день, говоря друг другу всякие искренности, а получилось вот так. Как всегда. Одну снова избили до полусмерти, вторая снова сидит и извиняется, снова их планы нагло разрушили. Её слова о любви могли бы осчастливить её сегодня, а в итоге она сейчас нашептывает их себе под нос и даже сама этого не слышит и не понимает. В коридоре снова послышались шаги. Родители вернуться решили? С чего бы? Тоже телефон забыли? Ну и пускай приходят, она в любом случае не успеет спрятаться, да и не хватит у неё сил снова отпустить такую беззащитную сейчас девочку. Может быть, сейчас достанется и ей за компанию, ну и пускай. Она в любом случае заслужила, ей даже не обидно будет. Если за дверь или в окно выкинут даже мало покажется, её стоило бы избить в несколько тысяч раз сильнее. Топали по лестнице тоже двое, только как-то торопливо, видимо бегут. Ещё одна пара незваных гостей остановилась у двери и, чуть постояв около неё, видимо совещаясь, дернули ручку, заваливаясь в квартиру. Дверь после прихода родителей могла по пару часов стоять незапертой, про неё чаще всего просто забывали на фоне нервов, напряженных после внезапного визита. Гости поперешептывались, по быстрому скинули с себя верхнюю одежду и ринулись в самую дальнюю комнату, из которой по-прежнему доносились завывания и всхлипы. — Эм… здрасте? — В щель между дверью и стеной просунулась рыжая голова, несколько испуганно оглядывая комнату и оценивая обстановку к ней. Саша, сидящая спиной к двери, не обратила на вошедших никакого внимания, сейчас её волновала только её девочка, лежащая у неё на коленях. Зачем они вообще пришли? Разбрелись бы по домам и перезвонили завтра. — Сань? — Юля наконец-то осмелилась войти внутрь и на носочках приблизилась к дергающейся девушке. Из-за её спины показался такой же испуганный Саша, явно обескураженный происходящим. — Ой бля… — Явно не подготовленные к такому ребята синхронно отпрянули, увидев эту кровавую картину. — Мне нельзя на такое смотреть… — Сдавленно пробормотал парень, разворачиваясь обратно к двери и прикрывая глаза руками. Рыжая оказалась посмелее и, придя в себя после увиденного, присела на пол рядом с завывающей девушкой, жалостливо оглядывая постепенно запекающуюся на открытых ранах кровь. — Так… обработать надо… где у вас аптечка или какая-нибудь такая хуйня? — Светловолосая запрокинула голову назад и издала особо громкий вопль отчаяния, даже не расслышав вопроса. — Соберись, скажи хоть что-то! Сань, будь мужиком! Саня мужиком быть не хотела и, промямлив что-то нечленораздельное, снова захлебнулась в слезах, опуская голову. Барабанщица вскоре поняла, что докапываться до неё бессмысленно, поднялась и отошла обратно к слегка позеленевшему басисту. — Короче, ты ищешь на кухне, я в зале, что найдёшь — говори. Если найдёшь пиво, орать не надо, а то я тебя знаю. Девушек вновь оставили одних, позволяя старшей продолжать истерику. По Алёне вообще нельзя было сказать, возможно она уже даже заснуть или потерять сознание успела, слишком долго не двигалась и не подавала каких-либо признаков жизни. Дышала она мелко и редко, можно было даже подумать, что совсем не дышит. Тормошить и проверять не хотелось, всё-таки ей снова будет больно, оставалось просто надеяться на то, что та не отошла в мир иной и просто лежит, и думает о вечном. Гости шарились по комнатам, стучали шкафами и ящиками, мешая спокойно сидеть и плакать. — Нашла! Санёк, вылазь из холодильника! Юля забежала обратно в спальную и упала на колени около красноволосой. В пакете с различными таблетками с горем пополам отыскался пузырёк с перекисью водорода неизвестно какого года производства. Рыжеволосая кое как уняла дрожь в руках и нагнулась над пострадавшей, выискивая место, с которого можно было начать. Первая капля упала рядом с рваной раной, поколебалась на её границе и покатилась внутрь неё, на оголённую, беззащитную плоть. Голубоглазая сразу же ожила и, с силой вцепившись в чужую ногу, на которой лежала, напряглась, вернувшись в позу раздавленной лягушки. По квартире снова пронёсся душераздирающий крик, даже побудивший Александра рвануть обратно в комнату. Саша завопила вместе с возлюбленной, прижимая её к себе и отстраняясь от девушки, угрожающе крича на неё. — Бля, Сань, ну хоть ты на меня не ори. — Даже испугавшись реакции этого коллективного разума, пробормотала Юля. — Ну ей же б-больно-о-о… — Наконец-то первые связные и разборчивые слова. — Потом будет ещё больнее, когда всё это дело воспалится и перерастёт в какую-нибудь раковую опухоль. Соберитесь вы обе! Хватит уже истерить! — Я тут у вас в холодильнике валерьянку нашел, вот… держи, мне кажется, тебе сейчас надо. Сзади подкрался уже побелевший басист, держащий в руках кружку с водой, в которой, судя по запаху, разбавили пару добротных капель валерьянки. Барабанщица прижала болезненно стонущую девочку к полу, снова занося баночку с жидкостью, белевшей на открытых ранах, над израненной спиной. Алёна снова истошно завопила, окончательно убивая связки, всё сильнее утыкаясь лбом куда-то под ребра и ногтями туда же. Светловолосая снова хотела заорать и оттащить свою любовь от этих злых людей, но её настойчиво схватили за плечи и поднесли кружку к губам, заставляя пить. Снова всё как в тумане, снова младшая кричит, только теперь её держат за плечи и успокаивающе гладят по влажным от слёз волосам. — Ну всё, всё, я уже закончила. — Наконец-то обработав все раны, устало выдохнула рыжая, убирая баночку обратно в пакет. — Я у вас тут ещё одну хуйню такую полезную нашла… мне рассказывали, что её можно как обезбол использовать. Она вытащила из пакета уже старенький тюбик со старенькой мазью, которую, судя по всему, не трогали уже лет десять. Здесь Алёна уже так не кричала, только сдавленно шипела, когда пальцы по неосторожности проходились по самым болезненным местам. Светловолосая малость успокоилась и теперь сидела щурилась, потирая опухшие от слёз глаза, в которые бил яркий свет лампы. Кровь на спине смешалась с перекисью и мазью и теперь выглядела страшно, зато красноволосая ощутимо расслабилась и обмякла. — Так… готово. Сань… ну-ка подними ребёнка, че это он на полу лежит? Басист поднялся с пола, отпустив девушку, и, кое как оттащив от неё Швец, пребывавшую в полуобморочном состоянии, поднял на руки. Та бессильно свесила вниз руки и ноги, из-под прикрытых век глядя на мелькавший перед глазами пол. Парень аккуратно положил тельце на кровать, стараясь лишний раз не потревожить или не придавить какую-нибудь конечность. Юля убрала несколько окровавленных ватных дисков в сторону и подсела ближе к Александре, походящей сейчас на овоща. — Что произошло вообще? — Там… родители… пришли… — Да мы уж поняли. Не каждый же визит так оканчивается, что сегодня такого особенного случилось? — Я т-телефон на столе оставила, а они з-заметили… — Стой, а ты где в это время была? — Светловолосая молча кивнула в сторону кровати. — Серьёзно? Это же самое палевное и ненадёжное место из всех, которые можно было придумать. Интересно как они тебя до сих пор там не нашли. — А вы вообще з-зачем пришли? Я же на звонки не отвечала. — А я позвонила сначала тебе двадцать раз, потом ей двадцать раз, вы обе не берёте, на репу вообще не пришли, и когда, собственно, такое бывало? Сразу стало понятно, что вы в какой-то жопе, вот мы от нечего делать и приперлись, я ж адрес знаю. Но я вообще-то ожидала многого, но не вот такого блять! Пиздец, я даже не представляю, какой пиздец тут происходил… Ладно, иди к своей женщине, успокой её там что-ли, а то она вон дергаться начала. Светловолосая, пытаясь совладать с собственным телом, поднялась с пола и упала на кровать рядом с тяжело дышащей девочкой. Та вроде как пришла в сознание и теперь растерянно пялилась на ворвавшихся в её квартиру коллег, по-прежнему сидящих на полу. Старшая снова слёзно зашептала извинения, пытаясь как можно более безболезненно обнять подругу, всё ещё не решавшуюся двигать даже головой. — Голуби, понимаешь… Когда-нибудь одного точно убьют, что-то мне подсказывает… Ну че, по пиву?