Холодно. Вроде лето на дворе, а конечности морозит так, что начинает казаться, что она лежит в куче снега. Это забытье, которое даже сном или обмороком назвать было нельзя, было наверное самыми худшими часами в её жизни, которые она провела без сознания. Хочется открыть глаза и что-нибудь сделать, куда-нибудь убежать, всё тело дико болит и ломает, такое ощущение, что её просто разобрали на части, оставив лежать в крайне неудобном положении, но даже раскрыть глаза и двинуть хоть чем-нибудь не получается. Как будто спишь, но всё ещё остаешься в сознании, не в силах прекратить свои страдания, чувствуешь всем телом дичайшую боль и не можешь с ней что-либо сделать, только чувствовать и терпеть. Разве что звуки окружающего мира она не могла слышать, только лежать и чувствовать собственное тело, находясь в темном и глухом вакууме, который неизвестно, развеется ли вообще.
Но её страданиям всё-таки было суждено прекратиться, только вот легче ей всё равно не стало. Глаза медленно-медленно раскрылись, пусть и не сильно, только на маленькую щель, сквозь которую были видны только мутные очертания кустов, заглядывающих под лавку. Дыхание было до ужаса спёртым, нужное количество кислорода в сжавшиеся лёгкие не поступало, но пытаться исправить это она не стала. Знает, что это будет дико больно, да и не получится скорее всего. Сознание возвращалось постепенно, она даже не сразу поняла, где она лежит, почему поверхность под ней такая жесткая и почему рядом с ней нет её девочки, спать без которой уже как-то неуютно и одиноко. Пленка перед глазами всё не рассеивалась, что дало ей время вспомнить обо всём и понять, что она вообще забыла на улице. Когда Швец втолкнули в машину, она уже была не в сознании, вдруг они всё ещё где-то рядом, вдруг ей удастся что-либо сделать, во что не сильно верилось. Лежать и терпеть ломоту в конечностях и где-то внизу живота можно было бесконечно, всё равно как встанет, всё возобновится. Лучше встать и сделать что-нибудь сейчас, а не терять времени ради того, чтобы чувствовать меньше.
Полежав ещё минут десять, не меняя позу, она решительно вздохнула, хотя вздохом это назвать даже нельзя было, и перевернулась на спину, утыкаясь прояснившимся взглядом в доски лавочки. По телу прокатилась волна боли, скапливаясь где-то под рёбрами, будто норовя прорвать кожу и вырваться наружу. Зажмурившись и натужно кашлянув пару раз, она выкинула ослабевшую правую руку в сторону, пытаясь схватиться ей за бордюр, о который и ударилась головой пару часов назад. Как же неудачно она упала именно в углубление, а не просто на асфальт, отсюда выбраться тяжелее будет. Поняв, что любое движение обходится болью, она стиснула зубы и перевалилась на другой бок, наполовину высовываясь из-под лавочки.
На небе сгущались тучи, где-то вдалеке уже слышались раскаты грома, надвигалась первая летняя гроза. Этого ещё не хватало. Дома ей оставаться было нельзя; Алёну, судя по всему, увезли в отчий дом, могут вернуться ещё чтобы какие-нибудь вещи забрать, нужно идти куда-то в другое место. Вылезти бы только отсюда сначала. Получалось это тяжело и медленно, руки и ноги были ватными, плохо слушались, дышать глубоко по-прежнему не получалось, голова раскалывалась и гудела, каждое движение отдавалось звоном в ушах. Она кое как выбралась наполовину, царапая животом и грудью шершавый асфальт, когда она задела бордюр, изо рта вырвался жалобный скулёж, который сделал ещё больнее саднящему горлу. Пара пуговиц от рубашки оторвалась, укатываясь в сторону, на бетонной поверхности запеклась пара капель крови.
Вытащив из-под лавки ноги, она обессиленно упала на асфальт, с булькающим гортанным звуком выпуская из легких остатки кислорода. Чуть не потеряв сознание вновь, она снова перевернулась на спину, рывками будто в приступе астмы вдыхая влажный предгрозовой воздух, чувствуя, как внутри что-то мешает вдохнуть полной грудью. Слеза, покатившаяся по щеке, смыла с неё толстый слой пыли, оставляя за собой влажную грязноватую дорожку. Если продолжать так валяться, скоро все остатки пыли с лица смоют крупные капли дождя, да и застудить что-нибудь можно, надо вставать.
Сжав в кулаке ткань рубашки, она снова перевернулась на бок, упираясь рукой в землю. Она сдавленно пыхтела, чтоб не дать вырваться на свободу болезненным крикам, когда медленно поднялась сначала на колени, а потом и на ноги. Координация покинула её тело, она отшатнулась в сторону, почти падая вновь, но всё-таки смогла устоять, в неподвижном положении всё-таки сумев немного приглушить боль. Дышала она часто-часто, из-за попыток дышать глубже под рёбра будто втыкали нож, проворачивая его, а из-за смены положения появилась отдышка, начинавшая душить ещё сильнее. На макушку упала первая капля, где-то совсем рядом мелькнула вспышка молнии, освещая помрачневшую улицу, погрузившуюся в сумрак из-за плотности туч и надвигающегося вечера. Черного кадиллака в её свете не показалось.
Значит всё-таки увезли. Увезли туда, куда она так боялась попасть, и вытащить её оттуда некому. Только она может помочь ей, пусть она даже не знает адреса, где она находится, это поправимо, нужно действовать, как бы больно ни было. Стараясь двигать только ногами, она мелкими шажками двинулась к подъезду, жалобно скуля и всхлипывая при каждом движении. Оказавшись под козырьком, не успев промокнуть под набирающим силу ливнем, она тупо уставилась в домофон, будто пытаясь заставить его пищать силой мысли. Ждать, когда кто-нибудь выйдет, и дверь откроется, нельзя было, тем более дверь квартиры наверняка заперта. Отпустив помявшуюся рубашку, она опустила руки к карманам, обнаружив там каким-то чудом не вывалившиеся ключи. Как же вовремя Швец сделала копию, будто предвидела, что это случится, и ключами придется воспользоваться в столь критической ситуации. Идти спасать красноволосую или просить у кого-либо помощи, не захватив предметов первой необходимости вроде телефона, оставшегося на полу в квартире, нельзя было.
Подъезд и сам двор полностью опустел, можно было бы оправдать это бушевавшим на улице дождём, но это запустенье царствовала в доме с самого утра, будто все жители просто перепугались и сидели за дверями, глядя на то, как кричащую и вырывающуюся девочку явно против её воли вытаскивали из квартиры. Сейчас там было так же тихо и безлюдно, будто никто тут вовсе и не жил. Светловолосая доползла до лифта, справившись с болью, немного притупившейся из-за ходьбы и постоянного напряжения, ввалилась внутрь, легко гнущимися пальцами тыкая по кнопкам. Квартира и правда была заперта, видимо отец получил ключи от орендодательницы и запер дверь. Главное, чтобы он не решил прибрать себе их вещи, оставшиеся внутри, чтобы максимально быстро сдать квартиру хозяйке.
Внутри стояла какая-то тяжелая, мрачная атмосфера, будто людей тут не похищали, а жестоко убивали. Следов сопротивления или драки не было, разве что пара капель крови на полу в прихожей, только грязные следы обуви незваных гостей. Рассматривать долго нельзя было, нужно было быстро собрать свои вещи и уйти куда-нибудь, где будет безопасно и где ей смогут оказать минимальную помощь. Тихо притворив дверь, девушка поплелась в самую дальнюю комнату, практически все их вещи остались там. На полу валялась сумочка, рядом с ней пара телефонов, в глубине шифоньера должен был лежать её рюкзак. При попытке согнуться и подобрать телефоны, живот пронзила острая боль, в глазах потемнело, она чуть не упала вперёд на кровать. Уронив на пол пару слёз, выжатых болью, проронив пару всхлипов и хриплых прерывистых вздохов, она кое как подцепила оба гаджета и разогнулась, хватаясь за больной бок.
Её телефон был разряжен, позвонить и попросить помощи нельзя было, а у Швец он заблокирован, тоже не вариант. При взгляде на обшарпанный гаджет в голове вдруг появилась картинка с её обоев, где безмятежная и спокойная Швец, без следов ремня на спине, сопела ей в плечо, тыкаясь теплым носиком в тонкую кожу. В ушах зазвенел душераздирающий вопль, звеневший сегодня в этих стенах, когда на неё сыпались тяжелые удары, а голубоглазая на всё это смотрела. На её глазах ведь избили её самого любимого человека, оставили его потом умирать на улице, а её снова заперли в клетке, как же ей, наверное, сейчас одиноко, больно и страшно. Вдруг она думает, что её возлюбленная мертва, что никто не придёт на помощь, что она осталась в четырёх стенах со своими мучителями, что её лишили буквально всего? У неё ничего с собой нет, ей даже ничего сказать нельзя о том, что умирать в одиночестве её там не оставят, о том, что её убили.
Осознание этого сделало ещё больнее, чем физические травмы, по пустой комнате прокатились обрывистые всхлипы. Всё только недавно стало так хорошо, они могли бы спокойно жить, если бы чокнутые родители не разрушили всё в одно мгновение. Ещё пару часов назад они лежали на полу, доставляя друг другу удовольствие, пару недель назад лежали на этой кровати, обнимаясь и разговаривая о всяком, а сейчас её девочку увезли вообще черт знает куда, где вполне вероятно могут убить. Вдруг она наложит на себя руки? Вдруг её убьют, а вдруг вообще перевезут в другую страну или город, оборвав все их связи и способы соприкосновения? Вдруг она увидит её в следующий раз только во сне, в фантазиях или в худшем случае в могиле? Стоять и плакать, сложа руки, было больно, еще и бесполезно, лучше идти и действовать, а не тупо лить слёзы. Может быть тогда она сможет увидеть её ещё раз живой и относительно здоровой.
Вытерев со щёк слёзы, она, шаркая не сгибающимися ногами по полу, побросала в откопанный из шкафа рюкзак гаджеты, зарядку от телефона, ключи, кошелёк, пару длинных футболок почти до колена, остальное она пообещала себе забрать потом. Сейчас она слишком слаба для того, чтоб тащить на себе ещё пару ноутбуков, пару гитар и ещё какие-то тяжелые, но дорогие и важные вещи. Ключи у неё есть, главное успеть забрать до того, как сюда придут те бугаи или сам Сергей, чтобы забрать вещи красноволосой вроде её диплома и золотой медали. Последней вещью, попавшейся ей на глаза, оказалась красная клетчатая рубашка младшей, которую она сняла с неё во время карточного поединка. Алёна требовать её назад не стала, оставила ей в качестве утешительного приза за четыре проигрыша подряд, а та трепетно хранила её в сумке со всеми остальными вещами, даже ни разу не надев после этого.
Девушка поднесла аккуратно сложенную вещь к лицу, тыкаясь в неё носом. Всё ещё пахнет её сладкими духами. Хоть что-то будет напоминать о ней, особенно если им больше не посчастливится встретиться. Рубашка была бережно положена на самое дно, теперь можно идти. Ну как идти, скорее ползти. Шаркая к прихожей, она печально оглядывала породнившиеся стены, мягкую кровать, стол, за которым они проводили длинные вечера, так полюбившийся диван, осознавая, что возможно видит это предпоследний раз в жизни. В прихожей стоял небольшой шкаф, дверца которого служила зеркалом во весь рост, около которого она задержалась на пару минут. Одежда выглядела так, будто её отобрали у бомжей, волосы висели грязными сосульками, под носом запеклись ручьи крови, да и сам он выглядел плачевно. На нём появилась какая-то неровная горбинка, которой раньше не было, она даже подумала сначала, что это ей мерещится. Разобраться с тем, что это и откуда взялось, она решила позже, нужно сначала перебраться в безопасное место и как-то привести себя в порядок.
Она снова заперла квартиру, и поплелась к лифту. Снаружи уже во всю грохотали раскаты грома, о окно стучали капли дождя, постепенно перерастающего в настоящий ливень, створка открытого где-то на первом этаже окна билась о стену под резкими порывами ветра. Если её сейчас сдует, она уже наверняка не встанет. Небо заволокла пелена свинцовых туч, капли, хлещущие сверху, образовывали собой целую стену, по дорогам уже текли настоящие реки. Никого не было, все отсиживались по домам, прячась от блиставших тут и там молний, освещавших тёмное небо. Саша, постояв под козырьком, поглядев на это буйство природы, тяжело вздохнула и шагнула под дождь, морщась из-за холода ударившихся о спину капель.
Ходьба по-прежнему приносила уйму боли, голова постепенно начинала кружиться из-за недостатка кислорода, доступ к которому ограничивала колющая боль в животе и груди. Она шла пошатываясь, будто опьянев, правая нога сама подкашивалась, когда под ребрами что-то остро кололо, что заставляло хромать, но она всё равно упёрто шла вперёд, иногда смахивая с лица воду, попадавшую в глаза. Как будто она шла под большой душевой лейкой, на которой выкручен самый сильный режим. Постоянный поток воды быстро раскрутил сосульки и насквозь промочил волосы, но зато смыл с них грязь и пыль, вернув светлый оттенок. Тонкая ситцевая рубашка прилипла к телу, с неё всё никак не смывались капли крови и въевшаяся в ткань грязь, кеды тоже промокли, и теперь в них ощутимо хлюпала вода. В рюкзаке наверху лежала футболка, предусмотрительно накрытая целлофановым пакетом, гаджеты и хранившая в себе аромат любимых духов рубашка не должны были пострадать.
Людей на улицах практически не было, редко пробегающие мимо бедняги, вынужденные мокнуть, а не сидеть в каком-либо транспорте, прикрывали головы кофтами или руками. Они не шли так спокойно как светловолосая, а бежали, не желая промокнуть до нитки как она. Наверное, поэтому они не замечали её плачевного внешнего вида, глаза они постоянно прикрывали, чтобы не попала вода, перед ними мелькали стены дождя, заметить и правда было тяжело. Она бы и не приняла чьей-то помощи сейчас, она идёт к человеку, который точно поможет, который обязан знать, что произошло и что с этим можно сделать, а они только увеличат время её страданий на улице. Стало дико холодно, одежда неприятно липла к коже, боль постепенно расползалась по всему телу, делая её одним большим комком боли.
Наконец-то она доковыляла до нужного дома, уже постепенно теряя сознание из-за усталости и боли. Последние шаги до подъезда дались ей до ужаса тяжело, но на последнем издыхании она всё-таки упёрлась в тяжелую подъездную дверь, тыкая гнущимися пальцами по кнопкам. Попищав пару секунд, устройство заговорило знакомым вальяжным голосом:
— Кто?
Саша только захрипела что-то о том, что это она и ей очень нужна помощь, из чего не было возможно понять даже имени. Снова зашедшись в приступе кашля, она выдавила из себя что-то ещё, медленно скатываясь по стене вниз. Говорить было ещё больнее, чем дышать, даже шепот давался тяжело, а язык плохо слушался из-за головокружения. По ту сторону провода, наверное, это слышалось скорее как помехи в связи, а не человеческий голос.
— Эм… хреновый розыгрыш.
Трубку положили. Девушка безнадёжно всхлипнула, опуская голову. Впускать в подъезд кого-то, кто может только жутко хрипеть, не захотелось бы никому, выходить из дома в такую погоду тоже наверняка никому не захотелось бы, то есть ей ещё стоять тут и ждать, когда по счастливой случайности дверь откроется? Она сейчас точно куда-нибудь упадёт, потеряет сознание, а может вообще скончается от болевого шока где-нибудь в кустах около. Стоять было больно, если она сядет на лавку или на ступеньки, без посторонней помощи подняться потом вряд-ли сможет, если ляжет, то тем более, да и застудить что-либо не хотелось. Остаётся просто стоять и мучаться, ждать, когда что-нибудь, да случится.
На этот раз удача ей улыбнулась; из магазина с двумя пакетами прибежала женщина в такой же лёгкой одежде, к превеликому счастью, направлявшуюся к нужному подъезду. Саша облегченно выдохнула, делая маленький шажок в сторону, пропуская свою спасительницу к домофону. Та мимолётно оглядела странную девушку, подмечая потрепанный и грязный вид, но крови не успела увидеть, из-за чего расспрашивать о случившемся не стала. На лицо тоже спадали волосы, если бы не они, может быть, у неё и возникли бы вопросы. А так она только несколько брезгливо посторонилась, прикладывая магнитный ключ к прибору, уже начиная думать, что это либо до невозможности пьяная выпускница, либо какая-то наркоманка или того хуже. Женщина уже успела забежать на четвертый этаж, пока светловолосая только заползала на лестничный пролёт первого. Прошло минут двадцать, она наконец-то забралась на пятый этаж, на последних ступенях практически опираясь руками о их поверхность. Надеясь, что её узнают и не прогонят, она слабо постучалась в нужную дверь, практически всем телом опираясь о неё.
— Блять, да кому я так нужна сегодня, а? — Послышалось недовольное ворчание и звук поворота ключей в замке из-за двери. — Ну и… блять… о господи, что с тобой…?
Юля, выглянувшая из непривычно мрачной сегодня квартиры, ошарашенно распахнула глаза, разглядывая гостью. Та только тяжело дышала, поглядывая на неё из-под почти закрытых век, почти валясь с ног. Рыжая несколько секунд поразглядывала её и наконец-то сумела произнести:
— Это… ты что-ль была? — Кивок в ответ. — Ёбаный… пиздец, идём скорее, че вообще произошло-то?
Девушку затащили внутрь, оглядывая со всех сторон. Барабанщица что-то бормотала себе под нос, стащила с дрожащего плеча рюкзак и подтолкнула гостью к кухне, всё продолжая расспрашивать. Садиться самостоятельно она не хотела, пришлось давить на плечи и сажать, слушая хрипы и стоны боли. Светловолосая сидеть ровно не стала, съехала чуть вниз, откидывая голову назад, чувствуя, как боль понемногу утихает.
— Ну? Рассказывай, че случилось? И… Алёна где? Она вообще в курсе?
Девушка коротко всхлипнула при упоминании возлюбленной, начиная медленно покачиваться из-за тошноты и гула в голове. Отвечать что-то нужно было, она набрала в лёгкие побольше воздуха, чем сделала себе ещё больнее, и снова захрипела, даже начиная злиться на себя за то, что не владеет собственной речью. Юля выжидающе стучала пальцем по столу, всё не понимая, из-за чего та не говорит, а только издаёт странные звуки и с трудом делает короткие вздохи, которых всё никак не хватало.
— Так… я так понимаю, что говорить ты не хочешь, что-то мне подсказывает, что тебя избили, дай посмотрю хоть. Хотя… у тебя вот тут синяк под глазом… пиздец, опухает, по-моему… Щас лёд приложим.
Пока Саша всё пыталась что-то из себя выдавить, девушка быстро ощупала её ноги, не замечая за ней признаков боли. На лице кроме почти незаметных потёков крови и синяка под глазом ничего не обнаружилось, разве что эта горбинка на носу не давала покоя, но та не придала этому особого внимания, мало ли, вдруг раньше просто не заметила. Шея просто была испещрена засосами, на что барабанщица мимолётно ухмыльнулась и продолжила свой профессиональный осмотр. Грудь ощупывать было неловко, она сразу перешла на рёбра, подмечая на рубашке грязные следы. Саша прервала свои попытки говорить и коротко вскрикнула, случайно ударяя кулаком по столу, когда чужие пальцы слегка надавили на место чуть ниже груди.
— Ой. Так… то есть тут больно?
Светловолосая зажмурилась и часто закивала, вынуждая подругу отпрянуть.
— Ну… я вообще-то не понимаю, что с тобой и что надо делать… Может это просто ушибы и тебе надо отдохнуть, а может какой-нибудь перелом жопы и уже можно в морг везти. Но я щас приведу кое кого, она должна сказать, ты это… не уходи никуда, я щас.
Рыжая унеслась по коридору в глубь комнаты, по пути врезаясь в стены. Светловолосая облокотилась о стол, всё пытаясь дышать. Она чувствовала, что постепенно задыхается, теряет сознание, но всё старалась сидеть ровно, дожидалась прихода подруги с помощью. Сейчас вообще не хотелось терять время на помощь себе, надо было идти спасать Алёну, ей сейчас гораздо больнее и хуже. Но вставать, отталкивать и снова мучать себя движением было ей не по силам, да и она рисковала упасть где-нибудь по дороге, задохнувшись или умерев от болевого шока. Нужно было хотя-бы отдохнуть пару часов, чтобы вернулись силы двигаться и не было так больно.
Из глубины квартиры послышались шаркающие и лёгкие шаги, быстро направлявшиеся к кухне. Саша собрала всё свои оставшиеся силы, и выпрямилась, стараясь принять более здоровый и хороший вид. Из-за угла вынырнула чуть побледневшая Юля, а за ней её бабушка, которую, судя по всему, только что разбудили. Старушка удивленно ахнула и прикрыла рот сухой рукой, разглядывая уже знакомую девушку, выглядящую сегодня намного иначе, чем в прошлый раз.
— Батюшки… Это… это шо произойти должно было? Избили стало быть?
Женщина прошаркала ближе к пациентке, со всё ещё приоткрытым ртом и широко распахнутыми глазами оглядела её, поправляя очки на носу. Слишком судорожно она дышала, постоянно прикрывала закатывающиеся глаза, пытаясь сесть ровнее и принять обычную позу.
— Ну-ка рубашку расстегни. — Кивнула она внучке, полностью оглядев девушку и сделав определённые выводы. Юля оперативно подскочила к коллеге, потрясывающимися руками расстегивая пуговицы. Та стыдливо заёрзала и задышала тяжелее, когда её грудную клетку и талию оголили, скидывая мокрую ткань.
— Ну-ка живот втяни. Сильнее, сильнее. — Хоть рёбра в дистрофичном теле и так торчали, но этого видимо не хватило. — Свят, свят, свят… Дочка, ты почему вообще ходишь? У тебя два ребра сломано, диву даюсь, что ты всё ещё в сознании. Откуда ты, сколько идти нужно было?
Саша мелко задрожала, услышав столь неутешительный диагноз, сдавленно дыша сквозь стиснутые зубы. Теперь понятно, почему больно лежать на животе, дышать и в целом двигаться. То есть спасение её девочки придётся отложить? Ребро само не срастётся, из-за него она даже может умереть, а тогда вытащить её из маленького ада не сможет никто. Лежать с переломом в больнице придётся явно не один день, но хотя-бы дать сделать с этим что-то надо.
— Ба… а нос-то тебе кто сломал? — Ахнула старушка, легка прикасаясь к горбинке на носу, слушая болезненное шипение в ответ. — Такая хорошая девочка, кто тебя так?
Родители её потенциальной супруги. Забавно.
— Чего стоишь-то, голова садовая? Звони в скорую, а то твоя подружка рискует на тот свет отправиться.
Рыжая побелела ещё больше и рванулась в другую комнату за телефоном. Старушка бормотала что-то себе под нос, застёгивая рубашку обратно, что светловолосая уже не особо слышала или различала. Наверное, правда стоило позвонить в скорую с самого начала, от долгого нахождения без должного количества воздуха в глазах потемнело, дышать по-прежнему не получалось, она даже спуститься вниз к бригаде скорой вряд-ли сможет.
— Ты это… не умирай, эй! Щас, через пару минут должны будут приехать. Ты почему сразу не вызвала их?
В голову как-то даже не пришло, что у нее что-то настолько серьёзное, что ради этого надо вызывать скорую. Она к врачам обращаться не привыкла, это с детства табу, а тут целая скорая. Вдруг это все-таки оказался бы простой ушиб, а она людей потревожила этим. Да и хотелось предупредить кого-нибудь из тех, кто должен знать об этом, а из больницы это тяжеловато сделать будет. Рыжей не ответили по все тем же причинам, она пробормотала что-то о том, что по-быстрому соберется сама и унеслась в другую комнату, оставив подругу с бабушкой.
Та всё ходила вокруг да около, что-то бормоча под ном, когда у светловолосой стало совсем плохо, и та откинулась на спинку стула, дыша на самых последних силах. Скорая не особо торопилась, рыжая уже начинала обеспокоенно причитать, нарываясь на упреки женщины, которая неторопливо вытащила из морозилки кусок замороженного мяса и аккуратно приложила к опухшему глазу пациентки. Та, не разлепляя потяжелевших век, зашипела и сморщилась, начиная дышать ещё чаще и тяжелее.
Когда у Юли началась практически полноценная истерика, под окнами наконец-то послышался вой сирены машины неотложной помощи. Почти сразу же запил домофон, рыжая засуетилась около полуживой девушки, пытаясь поднять её на ноги или просто дотащить до двери. Ту смогло поднять только осознание того, что если она сейчас так просто сдастся и умрёт, то Алёнку кроме нее не вытащит, она так и останется умирать с родителями, они не отыграют свой первый концерт, она больше никогда к ней не прикоснётся. Она с трудом привела себя в относительное сознание и с тяжелыми хрипами поползла к двери под руку с светящейся Юлей.
Живот пронзила самая острая за все время боль, последнее, что она увидела, было несколько людей в синей одежде с носилками наперевес. Периодически её то возвращало в реальность, то вырубало обратно, слышались приглашенные голоса медиков, спрашивающих что-то у всхлипывающей Юли. Интересно, она выживет? Хотя, что в сломанных ребрах смертельного? Хотя, наверное, это от вида перелома зависит.
***
— Так, множественные переломы с осколками, операционную готовьте. Быстрее, быстрее, хоть какую-нибудь, а то катафалк вызывать придется. Капельницу поставьте, ИВЛ, расторопнее давайте. Девушка, не путайтесь под ногами, что вам надо?
— А мне… а мне можно где-нибудь… подождать?
— Ну я не знаю, если вы готовы ждать несколько дней, то вот лавочки.
— П-почему… несколько дней?
— А потому что сейчас прооперируем, потом ей отлежаться надо, допускать никого не положено пару дней. Вы ей вообще кем приходитесь?
— Я… подруга и… коллега.
— Ну вот, тем более. Езжайте-ка вы домой, мы вам возможно позвоним потом. Вы, между прочим, задерживаете процесс оказания помощи, а это уголовно наказуемо.
Рыжая осталась в пустом коридоре, взволнованно бегая глазами по стенам. И что теперь делать? Просто оставить ее тут? А кому давать номер, чтоб узнать, как очнется? Но расспросить же еще надо, чтоб понять, что вообще произошло и что нужно с этим делать. А вдруг с ней сегодня произойдет то же самое, а её не предупредят? И почему тревожить нельзя? Не умрет, рассказать нужно, она же все-таки именно к ней пришла. Эта операция и прочие движения наверняка в кругленькую сумму встанет. Главное, чтобы у самой Александры были какие-нибудь средства, а то в одного она это лечение не вывезет.
Бросать Сашку одну здесь она не захотела и, тревожно вздохнув, упала на лавку как раз напротив операционной. В голову, конечно, закрадывались мысли о том, что это родители одной голубоглазой особы постарались, но вот вопрос, где она сама находится, всё ещё оставался открытым. И что делать после этого? Одну избили до полусмерти, вторая хрен знает где околачивается в это время, а у них концерт в конце этого месяца. Одну надо успеть вернуть к жизни, вторую найти и вернуть на родину, если с этой задачей справиться можно, наверное, быстро, то гитаристку держать тут будут не меньше недели, а то и больше, тогда и сорваться что-нибудь может.
Пролетел где-то час или только половина, ливень за окнами и не думал сбавлять обороты, всё так же сильно стучал по стеклу, раскачивая из стороны в сторону густые зелёные кроны деревьев. По коридорам только недавно отремонтированного госпиталя начали бродить пациенты в белых халатах, а девушки почему-то всё не было. Она, конечно, и до вечера подождать может, но как-то это подозрительно. С трупом долго возиться бы не стали, что тогда там происходит, из двери напротив за весь час так никто и не выходил. Хорошо хоть, что телефон зарядить с утра успела.
Томительное ожидание наконец-то прервалось, и из операционной выползла группа усталых хирургов, стягивающих с рук запачканные кровью перчатки. Под напряженным взглядом рыжей оттуда на кушетке выкатили до ужаса бледную девушку, переодетую в такой же белый халат. Та сразу же вскочила с места и подлетела к уже знакомому мужчине, заранее включая всё своё природное обаяние.
— Ну и как? Всё хорошо?
— Нормально, но осколки и острые концы костей чудом не проткнули лёгкое, я удивлён, что при таком состоянии вы не сразу нам позвонили. Что вообще случилось, если ей пару рёберных дуг буквально в порошок перемололи?
— Товарищ, так если бы я знала! Я сама в шоке, она ко мне в таком состоянии пришла, я вот не нашла решения умнее. Давайте вы меня к ней пустите, я тревожить не буду, дождусь, как очнётся, и спрошу, что случилось, а?
— Вы понимаете, что это противопоказано? Что это против правил?
— Прекрасно понимаю, но и вы поймите, она как очнётся, точно начнёт нервничать, меня звать будет, а мне от моего дома до сюда добираться ужасно долго, да и некогда потом будет, мне сейчас нужно. У неё ни родителей, вообще никого, а рассказать кому-то же надо. Я вообще в другом конце посидеть могу, но мне правда надо.
— Что ж вы все такие настырные-то? Ладно, идите, но, если кто-нибудь зайдёт, а вы сидите не в другом конце палаты, вас придётся выпроводить.
— Святой вы человек. Честное пионерское, не подойду близко.
Девушка влетела в палату, моментально подскакивая к койке. Тон кожи девушки практически сравнялся с цветом её белой больничной туники, даже волосы на её фоне казались темнее. К носу шли какие-то трубки, с ними она хотя-бы дышит теперь размеренно и глубоко, может как очнётся даже говорить нормально сможет. Сам же нос, сломанный, по словам бабушки, тоже решили подправить, и тоже прооперировали, наложив на него марлевый пластырь. Врачи говорили что-то про осколки и полный перелом, может от того, что эта дебилка не вызвала скорую, а припёрлась к ней, одно из двух рёбер впилoсь куда-нибудь в лёгкое или ещё куда-то, вот она говорить и дышать нормально не могла. Надо будет по ушам надавать за то, что так халатно к своему здоровью и своей жизни относится.
***
На улицах уже начинали образовываться пробки, из-за плотных стен дождя где-то произошла авария и теперь длинные очереди из постоянно сигналящих машин выстраивались почти на два километра в длину. Разве что молнии тут и там бить перестали, стало ещё темнее, хоть стемнеть должно было через несколько часов. Атмосфера была мрачная и притягательная, хотелось выйти к тем детям на улицу и походить по лужам вместе с ними. Саша вон уже высохнуть успела после улицы, снова пушистая копна волос на лицо спадала. Дефибриллятор отстукивал ровный ритм противным пищащим звуком, хорошо, что за пару часов она уже привыкнуть к нему успела, даже практически не слышно было.
Телефон почти разрядился, она успела даже прочитать давно заброшенную книгу за эти пару часов, хорошо, что эти внеплановые посиделки в больнице выпали именно на день, когда у неё особых дел в планах не было. Она уже почти лежала на стуле, закинув на рядом стоящий стол ноги, разминая глаза после долгого упора в экран гаджета. От созерцания бегущих по стеклу капель её отвлекло движение еле-еле открывшихся карих глаз, лениво гуляющих по палате. Чуть не упав на пол, рыжая медленно отложила телефон на стол и опустила ноги на пол, бесшумно подкрадываясь к ожившей подруге.
— Эй…? Сань?
Саша только медленно перевела на неё ничего не понимающий взгляд, будто спрашивая, что она тут делает. Пока та оглядывалась, девушка устало вздохнула, уже начиная жалеть, что осталась сидеть здесь, она же явно не в состоянии рассказать ей что-нибудь о произошедшем.
— Юль… — Вдруг послышался тихий хрип снизу.
— Слава пиву, ты хотя-бы разговариваешь. — Облегченно выдохнула рыжая. — Если ты мне сейчас не расскажешь, что мать твою с тобой случилось, я у тебя эти трубки из носа вырву или ещё что-нибудь сделаю, а что конкретно я пока не придумала.
— Усатая падла забрала её у меня. — Злостно процедила Саша, аккуратно пробуя дышать.
— Так… ну, в целом я подозревала. А с тобой-то что?
— А я пыталась донести до него, что он ёбнутый и как-то защитить её, вот перо под ребро получила. Точнее ногу. Её увезли хер знает куда, а я вот с рёбрами переломанными.
— Блять… это он ногой тебя ебашил? А… с чего вообще? Они тебя под кроватью что-ли спалили?
— Да нет. Тут история такая интересная, она на выпускном взбунтоваться решила, всё, что думает о нём, ему в лицо высказала, потом меня засосала, мы к утру потрахались… ну короче он утром приперся с бандой каких-то своих друзей, её в машину запихали, меня отмудохали и в кусты кинули. А телефон её у меня, я даже хотя-бы попытаться с ней заговорить не могу. — Говорила светловолосая на порядок легче, хоть всё ещё могла только шептать и хрипеть из-за неприятного ощущения трубок у носа и пары швов на животе.
— М-да… вам мало доёбок от них было? Зачем было подставлять и себя, и тебя заодно?
— Она не захотела терпеть их контроль всю жизнь. Вообще она всё правильно сделала, нехуй пиздить её ни за что. Это этого мудазвона надо винить, а не её в том, что она не захотела побои терпеть. Надо как-то её спасать.
— Подожди, спасатель хренов. Ты знаешь, куда её увезли?
— Нет… но… если поискать, то может узнаем. Мы же обе знаем, что они живут где-то в коттедже… ну короче, на картах найти можно.
— Ладно… и… что после этого делать будем? — На лице у Юли читался ярко выраженный скепсис, особенно по поводу предложенного ей далее плана.
— После этого придём к ним, отпиздим и заберём её.
— Ахуеть план. — Она нервно и заливисто рассмеялась. — То есть ты на полном серьёзе предлагаешь прийти в гости к двухметровому амбалу, набить ему морду твоими хиленькими ручками и забрать у него дочь, за которую он тебе сегодня пару рёбер сломал? Да ты оптимистка, как я погляжу.
— Блять, ну я же не одна буду?
— А кого ты ещё планируешь с собой взять?
— Как минимум тебя и Сашку, может втроём у нас как-то получится. — Саша забыла о ноющей боли в районе рёбер и приподнялась на локтях, уже начиная нервничать из-за того, что подруга не предлагает ей свою кандидатуру.
— Эм… а почему именно нас?
— А ты не хочешь мне помочь? Мы должны держаться вместе как минимум потому, что у нас у всех концерт через пару недель, а без неё вам мало того, что играть не для кого будет, вас банально на территорию не пропустят, так что вы либо со мной, либо никуда не едете. — Видимо от Швец ей передалось ещё и умение манипулировать.
— Ах ты мамкин манипулятор… — Рыжая с выражением некой гордости, хитрости и лёгкого недовольства сложила руки на груди. — Ну… если уж нам надо составить хоть какой-то минимальный план, то логично, что присутствовать должны все.
Барабанщица выудила из кармана телефон и отвернулась к стене, набирая сообщение третьему их сообщнику. Саша, поняв, что штурмовать неприступную крепость ради спасения любимой в одиночку ей не придётся, облегченно выдохнула и легла обратно на койку. Судя по тому, как разбушевался ливень за окном, его они ждать будут около двух часов, если он вообще соизволит прийти.
— Так, он пытался отпираться, но меня товарищ командир тоже заразил умением давить на больное, так что скоро будет, если по дороге в какую-нибудь лужу не упадёт и не захлебнётся.
Ждать его пришлось около сорока пяти минут, а если бы он решил путешествовать на такси, то это время растянулось бы на два часа. Измотанный и до нитки промокший Александр без особой конспирации ввалился в палату, выжимая длинные волосы по пути. Кожаная куртка, накинутая поверх плеч, его явно не спасла и выглядел он так, будто по дороге всё-таки упал в какую-то слишком глубокую лужу. Накрашенные не особо водостойкой тушью ресницы его тоже подвели и теперь он был похож на металлиста с особо неопрятным боевым раскрасом.
— Так… если у вас что-то недостаточно важное, то я лично кину вас в лужу. — Устало пропыхтел он, откидывая мокрые сосульки волос назад. — Ёбана… я думал, что мы встречаемся в больнице просто по приколу, а тут такое… Кто тебя так?
— Долгая история. — Торопливо шикнула Юля, подводя друга к краю койки. — Короче, так как у нас четверых на носу концерт, а вокалистка приняла ислам и покинула нас, надо придумать что-то и вытащить её из концентрационного лагеря.
— А, точняк, вы же ко мне заходили в ту ночь… Мне вообще-то обещали рассказать, какого хрена произошло и с какой стати вы припёрлись ко мне в двенадцать, блин, ночи и вытребовали пузырь водки. Последний, между прочим!
— Короче, объясняю для мяса. — Экспертно потёрла руки Юля. — Эта пара голубей нажралась на выпускном, высказала одному усатому негодяю всё, что они о нём думают, параллельно обоссали его, пососались, убежали, а потом ещё и поебались. Он решил обидеться и припёрся к ним с утра с компанией своих любовников, они отмудохали до двух сломанных рёбер вот этого вот защитничка, а вторую уволокли, скорее всего в её старый дом. Нам всем тут понятно, что по нашей просьбе нам её на денёк не отдадут, так что надо как-то её вернуть, пусть и не совсем законными способами. Идеи и предложения выслушиваем сегодня, наилучшее предложение и будем обдумывать.
— То есть… вы хотите прийти домой вот к этому вот… дяде и… украсть у него его же дочь? Я бы сказал, что вы бесстрашные, но вы, скорее всего, просто ебанутые. Как вы себе это вообще это представляете?
— Пока что никак не представляем, поэтому тебя и позвали.
— Бля… ну ты же знаешь, что я до усрачки боюсь всего такого… почему именно мы? Почему нельзя хотя-бы полицию вызвать?
— А ты думаешь, что это сработает? — Вмешалась в разговор нервная Саша. — Ну вызовем мы, они приедут, он им пару тысяч в карман сунет, её мамаша адвокат с ними поговорит, они сразу же уедут, ещё и нас в чем-нибудь обвинят. Он может купить, по-моему, вообще весь этот город, думаешь он просто сдастся при появлении полиции? Если мы что-нибудь не придумаем, ей не поможет никто, не говоря уже о том, что мы без концерта останемся.
Повисло напряженное молчание. Никто не горел желанием идти в логово к этому маньяку в законе, который одну из них уже покалечил практически до смерти. К тому же у них троих против шестёрки его шестёрок, как бы смешно это не звучало, практически никаких шансов, они только рискуют угодить на койки рядом со светловолосой, даже не добравшись до Алёны. Ещё бы, понятно, что никто не хочет рисковать своей жизнью или здоровьем ради того, чтобы попытаться вытащить начальницу, что получится явно не просто, если вообще получится.
— Ясно… Я хотя-бы попытаюсь. — Обиженно буркнула Саша и подорвалась с кровати. Трубки от носа упали куда-то на живот, игла, подсоединённая к капельнице, натянулась и норовила порвать вену, что девушку сейчас совсем не волновало. Её девочку так сейчас возможно пытают, а эти двое ей даже помогать её оттуда вытащить не хотят. Тянуть время нельзя, нужно действовать прямо сейчас, хотя-бы найти место, где её удерживают.
— Эй, эй, эй, стоять. — Запротестовала рыжая, силой укладывая взбунтовавшуюся подругу обратно на койку. — Мы ж не отказываемся. Куда ты собралась в таком виде? Тебе только что два ребра на место вернули и нос вроде как перешили, а она уже куда-то намылилась.
— Намылилась спасать её. Её там убить раз десять успеют, пока я тут лежать буду, мне надо идти. — Всё упиралась светловолосая, норовя встать и убежать разрабатывать план в одиночестве.
— Тише, тише, тише! А то я сейчас позову кого-нибудь, они тебя успокоительными обколют, ты все эти две недели будешь в отключке валяться, этого хочешь? — Эта угроза на удивление успокоила. — Всё… спокойно. Мы не отнекиваемся, просто… согласись, идти к этому усатому пидриле втроем, имея из плана и оружия крепкое ничего, пиздец как глупо. Санёк ссыстся, но без этого никуда, че ты нервничаешь сразу? Надо сначала придумать хоть какой-то план действий, а потом уже куда-то бежать.
— Да-да, тем более ты после операции даже съебаться от него не успеешь нормально. — Поддакнул явно испуганный планами этого месяца Александр.
— Если ты сейчас поторопишься и куда-то пойдёшь вот в таком состоянии, у тебя мало того, что не заживет ничего, так ты ещё и рискуешь сделать всё ещё хуже. Так что успокаивайся, и давай думать над тем, что и как мы будем делать. Эй, голубизна на ножках, хватит к двери пятиться, я всё вижу. Я, конечно, понимаю, что ты больше всего на свете боишься за свою жопу, но давай-ка как-то поблагороднее будем. Она всё-таки какая-никакая, но наша подруга, и я уже не говорю о том, что типо начальница.
— Да я… это… я просто стою, всё нормально, я вас слушаю.
— Ага, слушает он. Ну что, что делать будем, россияне? Ты хотела бежать спасать её, давай, предлагай что-нибудь. Помимо идеи идти напролом и лишаться различных конечностей. И без убийств. Я, конечно, понимаю, что ты на него дуешься, но я хочу на выступать на концерте, а не в тюрьме.
— Ну… — Светловолосая осеклась, понимая, что не продумала даже первого своего шага. — Ладно, сначала надо хотя-бы понять, где они её держат.
— Ха-ха, если всё-таки в аду, то… можно туда хотя-бы не ходить? — Послышался писк темноволосого из угла.
— В аду, в аду, только в маленьком и на этой земле, к сожалению. — Вздохнула Юля, ища в телефоне иконку гугл карт. — Так, короче, для начала надо найти место, где её держат, и понять, как всё плохо. А потом уже что-нибудь решим.
— Она говорила что-то о коттеджах, каком-то массиве и… — Память старательно вырисовывала описание того самого места, о котором рассказывала Швец в ту самую ночь. — Там был остроконечный высокий забор, туи по периметру… и… дом сам вроде тёмный, трехэтажный, клетка с собаками должна быть где-то в стороне.
— Угу… и нам это ровно ни о чем не говорит… Бля, да тут целый огромный массив, не особо далеко от центра… — Присвистнула рыжая, разглядывая разветвления узких улочек меж домами. — И как искать будем? Тут на его поиски может уйти пара дней, тем более если мы досконально не знаем, как он выглядит. С карт мы ничего особо не вычислим, придётся искать прямо там. Там наверняка ещё охрана, шлагбаум есть.
— Значит надо быстрее идти туда искать, вдруг там на заднем дворе уже могила вырыта? — Снова засуетилась Саша, порываясь опять встать.
— Так. Если ещё раз попытаешься вскочить, мы тебе помогать не будем, ещё и врача позовём. У тебя ещё пару часов назад на месте рёбер была пыль и крошки, про нос я вообще молчу, от тебя пользы ноль будет, ты сделаешь хуже и себе, и ей. Так что просто доверься нам, мы подождем какое-то время, чтобы ты хоть немного в себя пришла, а потом пойдём и уделаем эту усатую гадину своей крутизной.
— Но… нам нельзя время тянуть, её же…
— Я знаю, что чем дольше, тем хуже, но если мы в таком состоянии попремся против шести накачанных мужиков, всё, что мы сможем им предложить, это жопку нашего басиста дорогого, так что не стоит торопиться. — Было видно, что Юля нервничает, но из последних сил пытается сохранять самообладание. — Я думаю, ей тоже не понравится, если мы тебя по дороге потеряем. Врач сказал, что срок на восстановление минимум две недели…
— Две недели?! — Подскочила на месте светловолосая.
— Две недели. И как бы ты не сопротивлялась, ты будешь лежать тут две недели. Я понимаю, что ты не хочешь чтобы она пострадала, но если не побережёшься, то пострадаете вы обе, а ты можешь и не выдержать на этот раз. Так что потерпи немного и сможешь лично плюнуть ему в лицо, как вытащишь её оттуда.
