— Всё, всё, извиняемся и обещаем больше так не делать!
Дверь купе с хлопком закрылась, и внутрь ввалился несколько испуганный долгим и серьёзным разговором с проводницей Александр, которого сразу же вытащили обратно, видимо ещё не всё недовольство ему высказав. Не закрывать дверь вплоть до самого отъезда оказывается было опасно, ему говорили об этом за пару секунд до спасательной операции, а после неё в особо ласковой форме намекнули, что, если бы светловолосой все-таки отрезало ноги, они брать на себя ответственность не стали бы. И хоть парень практически полчаса доказывал, что все было относительно безопасно и жизненно необходимо, взбучку ему устроили не хилую. Девушки, пробежавшие целый марафон по городу, быстро удалились в купе, переводить дыхание, и оставили несчастного наедине с этой страшной женщиной, чуть не испепелившей его одним взглядом. Язык у него не то, чтобы хорошо подвешен был, но глазки кота из Шрека все-таки урегулировали ситуацию, и над ними сжалились, не став ссаживать с поезда на остановке.
Пока парня отчитывали, Юля по-хозяйски завалилась в купе, сразу же выискивая в куче сумок свою, в которой должны были храниться запасы доширака на следующие два дня. Швец, прошмыгнув мимо нескольких любопытных пассажиров и разъяренной проводницы, забилась в угол между нижней полкой и стеной, обняв свои колени, исподлобья наблюдая за девушками. Белья на полке не было, да и вряд-ли появится, если ее все-таки отдадут голубоглазой, походящей сейчас на трубочиста, которого после выполнения его рабочего долга попытались особо жестоко убить. Вдали от отца было ощутимо спокойнее, по крайней мере никто не изобьёт и не полезет к ней со шприцом с какой-то странной жижей внутри. Но страх все никак не отпускал, возможно из-за пропадающего эффекта препарата. Куда они едут? Если и в Питер, что было понятно, то что они будут делать по приезде? У них есть деньги на жилье, еду и прочее? А вдруг отец поедет за ней и найдет ее где-то там? Скорее всего так и будет, и что ей делать? Их теперь четверо, но какова вероятность того, что не перебьют всех четверых? Крайне маленькая.
— Так, побегали, надо бы похавать. — Вытащив из сумки несколько упаковок лапши быстрого приготовления, заулыбалась рыжая. — Ну-ка погнали, поможешь мне с кипятком.
Схватив одиноко стоящую в стороне Сашу в охапку, она выскочила в коридор, оставляя Алену, явно не желавшую разговаривать сейчас, в одиночестве. Светловолосая плелась сзади, в узеньком коридоре бок о бок идти не получалось, понуро опустив голову. Так ждала этот день, мечтала о том, как они снова обнимутся и больше не будут расставаться при таких обстоятельствах, будут сидеть в обнимку весь вечер, все будет так прекрасно, а её не то, что не поблагодарили или обняли, даже близко не подпустили. Может быть тогда у дома ей просто было страшно или плохо, но она смотрела на неё как тогда, так и сейчас с нескрываемой злобой, как будто её вытащили из дома и заставили бежать от деспотичного отца силой.
Что случилось? Она явно не такой реакции ожидала. Неужели ей настолько промыли мозги, что смогли настроить против неё. Но что она сделала? Её вроде даже оклеветать не за что, чтобы обижаться сейчас. И что будет дальше? Ну приедут они в Питер, а там что? Она будет так же бегать от нее и отталкивать? Даже если она и расскажет, почему так себя ведет, и даже если это окажется весомым поводом, как им жить дальше? Как тогда, когда они только встретились? Не будет больше того милого ребёнка, которым красноволосая была рядом с ней? Неужели эта усатая падла все-таки смогла разрушить их не до конца укрепившуюся связь и забрать такое недолгое счастье?
— Эй, чего грустная такая? — Кинула себе за спину Юля, в отражении окна заметив грустное лицо подруги. — Никто не умер, дядя Степа нахуй пошел, все получилось практически так, как мы и планировали.
— Ага, а толку то? — Буркнула Саша, не поднимая головы. — Она ведет себя так, как будто я чужой человек и вообще самая ужасная тварь на земле, хотя я вообще ничего не делала.
— Расслабься, наркотики и не так на организм повлиять могут. Там…
— Да при чем они тут? Тебя же она не оттолкнула. Я чуть жопу не порвала сначала в квартире, потом в больнице, потом на этом ёбаном поезде, а она меня на хуй шлет. Может её вообще не надо было спасать?
— Эй, не кипятись ты так, ты че? Спасать точно надо было, хотя-бы потому, что для любого это пиздец, а не только потому, что она твоя девушка.
— Я в этом уже сомневаться начинаю.
— Тебе язык для чего? Сейчас спросим, если ей голову окончательно не снесет из-за наркоты. Мне всё ещё интересно, как с ней так получилось, неужели сам батя подсадил? Так вообще бывает?
— А ты думаешь она нам ответит? Мне она скажет не трогать ее, не удивлюсь, если говорить откажется.
— Блять, ты представь вообще, что с ней там делали, ее из-за наркотиков кроет, она только-только сбежала от отца, а ты требуешь от неё безграничной благодарности и яркой эмоциональной реакции. Ты вообще её видела? Её как будто через мясорубку пропустили, мне страшно представить, что с ней делали. Я бы посмотрела, как бы ты себя на её месте вела. Так что не надо обижаться на неё за то, что она твои ожидания не оправдывает.
— Я не знаю, просто… Блять, я убивалась две недели, скучала, а она…
— Всё нормально будет. — Со слишком уверенным в этих словах лицом заверила её Юля, подставляя один из трех имеющихся термосов под маленький кран с кипятком в конце вагона. — Сейчас спокойно поболтаем, если она на это ещё способна, и все выясним. Я уверена, что это просто недоразумение и старания дяди Степы, а она у нас не глупая, поверит нам, если мы будем правы. А мы будем правы. Я не позволю моих голубей разлучать и ссорить.
Светловолосая несколько облегченно заулыбалась, краем уха слыша ругань проводницы на всеми брошенного Александра. Когда кипятка в термосах хватало и на дошираки, и на чай, девушки наконец-то потащились обратно. Швец всё так же затравленно жалась в угол, снова кусая и без того изуродованный палец. Пока Саша так же обиженно топталась у дверей, рыжая расставила термосы по столу и наконец-то заметила плачевно состояние чужих рук.
— Бля… Это что…? — Испуганно протянула она, чуть не уронив пару упаковок лапши со стола.
Красноволосая палец мучать перестала, вытянула руки перед собой и, как, будто не видев этого месива раньше, уставилась на них, попеременно моргая. Поняв, что ей сейчас не смогут объяснить, что это, и как она так спокойно кусает палец и не заливается слезами от боли, рыжая только поежилась и вытащила из кармана сумки многоразовый пластиковый стаканчик. Саше хоть и запретили пока что приближаться к возлюбленной, она все равно любопытно придвинулась ближе, на что голубоглазая только спрятала ладони в рукавах рубашки и снова сжалась в комок.
— Блять, серьезно, как тебе не больно? — Растерянно воскликнула Юля, когда на обиженную реакцию Саши голубоглазая снова принялась обкладывать собственный палец. — Бля, мне плохо сейчас станет, прекрати, пожалуйста.
— Пиздец, спасибо, друзья, называется. Я вам жопу спас дважды, а вы меня с этим демоном ёбаным бросили! — Вдруг ввалился в купе злой Александр, наконец-то отделавшийся от не менее злой проводницы. — Вот так и защищай вас.
— Сань, Сань, не время ругаться, осмотри вон лучше человека, как опытный нарколог. И не урчи, а то как дед, ей богу.
— В смысле как нарколог? А что, кто-то на иглу подсел? — На удивление парня легко удалось отвлечь от наболевшего, видимо рыжая слишком хорошо знала друга, не умеющего долго обижаться, тем более на неё.
— Да не то, чтобы… короче, посмотри и скажи, не придётся ли нам потом за каким-нибудь припадком наблюдать.
Парень перевёл крайне удивленный взгляд на нервно дергающуюся Швец, всё ещё не веря в то, что говорят о ней и спасать надо её. Но при виде красных глаз с бездонными расширенными зрачками, раздробленных в мясо пальцев, дергающегося века и дрожащих губ понял, что ему не врут. При каких обстоятельствах девочке удалось познакомиться с каким бы то ни было наркотиком он спрашивать не стал, только задумался о том, как бы заставить её расслабиться, не доведя до истерики. В таком состоянии подобные скачки настроения были нормой, а зная Швец, скандал разразился бы не хилый. Он плавно присел рядом, разглядывая признаки нервного тика, думая, с чего бы начать.
— Так… давай просто поговорим. — Полушепотом пробормотал он, легонько прикасаясь к оголённому колену. — Ты боли вообще не чувствуешь? Или…
Красноволосая утвердительно кивнула, по-прежнему не особо смело поглядывая на притихших коллег, наблюдающих за этим диалогом.
— Ясно… значит обезбол какой-то. Голова не болит, спать не тянет? Или ещё что-нибудь такое?
— Тошнит… сильно. — Чуть помолчав, прошептала голубоглазая, чуть выглядывая из-за колен.
— Ага… Галюнами не страдаешь случаем? — Ещё один утвердительный кивок. — Ну, морфий или опиум какой-нибудь, другого ничего на ум не приходит. Если не брать всякие нелегальные и дорогие штуки, которые наш дядя Стёпа вполне мог достать, только он подобными свойствами обладает. Скажи, не помнишь, сколько раз он колол?
— Где-то два… или три… или…
Наглой ложью будут слова о том, что она помнит точное количество уколов. Из-за действия препарата и общего ужасного психического состояния она потеряла и счет беспорядочно летящим дням, и шприцам, с которыми к ней приходил отец. Может быть, этих успокаивающих инъекций было больше пяти, может быть, пока она спала что-то было, может быть перепуганный мозг стер что-то из памяти. Из всей этой однородной непонятной каши событий удалось выцепить только три точно не причудившихся ей случая, и то третий был под сомнением.
— Ну… в принципе не смертельно. — Видя, что от каждого его слова Швец болезненно ёжится и старается спрятаться от света, парень поднялся и отошел ближе к Юле, даже переставшей копаться в сумке.
— Какая-то лёгкая дурь если не смертельно?
— М-да, эта дурь убийственная вещь вообще-то. Может быть даже пострашнее героина будет. Просто если и правда только три укола было, сильного привыкания не должно было возникнуть. Я не ебу, как можно было сделать такое с собственной дочерью? Это вы ещё вовремя успели, если бы пришли на пару дней позже, пришлось бы к наркологу везти или в стационар класть.
— А так не придётся? — Подскочила к перешептывающимся коллегам взволнованная Саша.
— Ничего особо страшного, помучается пару дней и нормально все будет. Главное, чтобы она нам тут все не обблевала, а она вполне может, а то я люлей от страшной женщины уже достаточно получил, не хочется ещё раз встречаться из-за чего-нибудь такого.
— А… Откуда ты знаешь, что может? — До светловолосой только сейчас дошло, что парень говорит как какой-то врач, работающий с наркозависимыми, хотя никакого медицинского образования не имеет.
— Бывший мой ходячей энциклопедией по этой теме был, вот из-за него теперь все это и знаю. Только потом знание о всяких мефедронах и кокаинах перебралось в реальность, он стал малость неадекватным, и пришлось нам разойтись. Хотя, это он меня бросил, но не суть, такими темпами все равно помрет скоро.
Под несколькими сочувствующими взглядами парень быстро наколдовал кружку теплого зеленого чая и осторожно протянул все еще жмущейся к стене Швец.
— На, при отходняках и прочей хуйне должен помогать. Осторожно только.
Вручать голубоглазой любой предмет, из которого что-то могло вылиться было слишком опасным решением — у неё всё ещё дико тряслись руки и дёргался глаз, на без того потрепанные руки ещё и кипяток мог брызнуть. Когда так и произошло, парень быстро выхватил чашку обратно и поставил на столик под маленьким окном, за которым в кромешной темноте ночи мелькали огни отдаляющейся Москвы. Швец сиротливо посмотрела на жидкость перед собой, но из угла не вылезла, даже как-то сникла, будто всепоглощающий страх чуть отступил и теперь ей было просто плохо и сильно тянуло спать. Отчасти так и было, боли она, к счастью, пока что не особо чувствовала, картинка перед глазами плыла и подрагивала, голова кружилась, а тело после такой большой дозы препарата и изнурительной погони обмякло и стало каким-то тяжелым и ватным.
В купе повисла несколько неловкая пауза, которая могла бы быть обычной передышкой после долгой и изнурительной спасательной операции, если бы не девушки, между которыми буквально натянулась нить недосказанности и напряжения. Алёна старалась не смотреть в сторону светловолосой, показательно таращилась в окно грустными, пустыми глазами, будто пытаясь показать, как сильно она обижается. Саша теми же печальными глазами поглядывала на возлюбленную, всё борясь с желанием заобнимать и зацеловать её после долгой разлуки, хоть от той буквально за километр веяло пассивной агрессией по отношению к ней. Вся троица спасателей надеялась на милое, тёплое воссоединение после спасательной операции, а они ведут себя даже не как незнакомые люди, а скорее как враги.
— Так, всё, заебали меня. — Прервала минуту молчания Юля, поёжившись из-за холодка, пробежавшего по спине из-за общей атмосферы в помещении. — Че в самом деле происходит? Почему вы ведёте себя как какие-то… не знаю, просто херово?
— У меня тот же вопрос. — Подала голос Саша, надеясь, что этим не разозлит девочку ещё сильнее.
Красноволосая заметно напряглась, исподлобья поглядывая на вставших напротив девушек, всем видом будто напирающих на неё. Наверное, она за две недели слишком привыкла к тому, что любой, кто к ней приближается, хочет сделать ей плохо и больно. Уже по привычке стало страшно, казалось, что в ответ на её причины для обиды её будут осуждать весь вечер, вернут назад к родителям, выкинут из поезда или просто изобьют, как при этом спокойно говорить?
— Серьёзно, что случилось?
— Ты бросила меня. — Сквозь зубы процедила Швец, снова начиная ковырять остатки кожи на пальцах.
— Я? Когда? Мы же вот сейчас пришли? Под поезд чуть не попали сейчас, почему бросили? — Снова взвилась Саша, чуть подаваясь вперёд.
— Тебе батя об этом сказал? А он типо лучше знает? — Подал голос парень, всё ещё копавшийся в своих вещах.
Ну, как и ожидалось. Слова были сказаны без какого-либо злого умысла, просто обычные вопросы, ибо правда как-то нелогично, что они её не бросили, провернули вот такое, а она сейчас говорит, что её бросили. Но даже обычные вопросы, заданные по весьма логичным причинам, загнали и без того зажатую девочку ещё глубже в угол. В глубине души она понимала, что ей ничего тут не сделают, всё равно было страшно из-за такой резкой и активной реакции, казалось, что ещё чуть-чуть и на неё начнут натурально кричать, махать руками и агрессировать. Абсолютно во всех словах улавливался гнев и недовольство, а вслед за ними словами всегда идёт рукоприкладство и прочие неприятные вещи, всё равно, что они ей вроде как друзья, сейчас пугали даже они.
— Нет, серьёзно, я не понимаю…
— Эй, эй, харе уже, ты орать скоро начнёшь. — Юля вовремя заметила быстро намокшие глаза и слишком сильно дрожащие руки и остановила бурный поток красноречивых объяснений Александры, которые девочку явно пугали, судя по ухудшению и без того не особо спокойного состояния. — Я понимаю, что ты соскучилась и прочая хуйня, но разговаривать с эмоционально потрясёнными и шокированными людьми явно не умеешь. Че наезжать-то сразу? Так, ну-ка выйдите отсюда оба, дайте нам нормально по душам поговорить.
— Подожди, но-
— Без но. Иди, иди, вон до слёз ребёнка сейчас доведёшь, не надо нам этого.
Светловолосую кое как вытолкнули за дверь купе, чтоб та не продолжала пугать уже почти плачущую Алёну, вместе с её особо не сопротивляющимся тёзкой. Оставшись с не особо расслабившейся девочкой наедине, рыжая сама несколько облегчённо выдохнула, медленно подходя ближе к нижней полке.
— Слушай… я понимаю, что тебе мозги промыли и выебали, но объясни ещё раз, почему ты так яро убеждена в том, что мы… или только Сашка, судя по твоим словам, бросили тебя.
— П-прошло недели четыре уже, а она даже просто под окно не пришла, чтобы показать, что она вообще ж-живая. — Выдавила из себя Швец, стараясь говорить связно. — Я сначала с ума чуть не сошла, пока думала, что её убили. Она раньше говорила, что никогда меня не оставит, а когда это действительно было нужно, даже один раз не пришла. А п-потом оказалось, что из квартиры все вещи пропали. Ко мне не пришла, а квартиру обчистила быстро.
— Эм… интересная картина мира… Эй, эй, ну хватит, всё нормально, я же не давлю. — Стараясь говорить как можно менее мягко, пробормотала Юля, когда голубоглазая непроизвольно зажмурилась и торопливо стерла со щеки маленькую слезинку. — Так… ты не подумай, я не осуждаю, ничего не говорю. Короче, во-первых, прошло только две недели. Она говорила, что никогда не бросит и всё такое, и это правда, поверь. Две недели её не было не потому, что она струсила или что-то такое, просто в тот день твой папаша ей сломал два ребра, и максимум, что она смогла сделать, это ко мне доползти. Я уверена, что, если бы её так не покалечили, она бы пришла за тобой сразу после случившегося. Она тогда приползла ко мне, и даже моя бабушка была в ахуе с этого пиздеца, а она медсестрой в операционной когда-то была, не такое видела. Врачи сказали, что пока две недели не пролежит в больничке, не выйдет, вот нас две недели не было. Она бы и перемотанная за тобой поперлась, это я остановила, потому что тогда её бы переломали снова, а твоё положение ничем не улучшилось. Если кого и хочешь обвинять, то меня, я её остановила и заставила остаться, уверена, что ты увидишь здравый смысл в моём решении. Если ты мне не веришь, я могу покопаться, рентгеновские снимки найду, там все переломы прекрасно видно. Вещи из квартиры пропали потому, что нам надо было забрать их до того, как это сделают те прекрасные мужчины, которые за нами сейчас бегали. Если бы нам пришлось не только тебя, а ещё и твои вещи вытаскивать, всё бы не прошло так гладко. Они вон в той сумке лежат, можешь проверить, мы ничего не продали. Если я для тебя достоверный источник, то поверь, что на Сашку обижаться не за что, она вообще долбоёбка редкостная, все кости снова переломала бы, но все равно приперлась.
Болезненно красные, почерневшие глаза расширились до невозможности, особенно при упоминании двух сломанных рёбер. То есть всё было так? Рыжая не матерится и не делает странные лица, какая-то подозрительно серьёзная и спокойная, точно не лжёт и не придумывает. Получается её обманули? Так просто обвели вокруг пальца, сказав, что из квартиры вещи пропали. Ей просто сказали, что это Саша украла и сразу же сбежала, а она просто так поверила, сразу похоронив их и без того не особо крепкую связь. Гадко, что тонкой она была именно из-за неё, она никак не могла довериться и начать вести себя нормально, ещё и тут поверила не ей, а тому, кто систематически, всё её детство, ей врал и приносил только боль. Тому, кто всеми силами старался убить в ней всё желание жить, а не той, которая всё вернула на круги своя и подарила веру в то, что всё будет нормально, даже если от его влияния она никогда не избавится. Ужасно.
— Так, мы с Александром Валерьичем прогуляемся до самого дальнего окна в вагоне, а потом обратно и ещё раз туда. — Снова вернув себе довольное и всем привычное лицо, протянула Юля, вышедшая из купе, не до конца закрыв в неё дверь. — Валерьич, не спрашивай, пошли.
Рыжая схватила друга за руку и потащила в сторону дальнего конца вагона, нарочито медленно переставляя ноги. Саша, оставшаяся в одиночестве у тёмного окна, только растерянно дернулась в их сторону, после сразу остановившись. Её не звали, но в купе входить тоже не позволяли, а тут просто взяли и ушли. Ей тут стоять? А то она сейчас войдёт, а Швец в неё чем-нибудь тяжелым кинет, и окажется, что надо было дать ей побыть в одиночестве, а она, как всегда, ничего не поняла. Сама Алёна не хотела её видеть, Юля вытолкнула за дверь, а теперь все разошлись, ничего не сказав. И куда идти? Не тут же в одиночестве стоять?
— Че стоишь-то? — Шикнула ей Юля, обернувшись. — Иди давай, не тупи.
Поняв, что эта прогулка до дальнего окна была устроена специально для неё, светловолосая испуганно сглотнула и медленно приоткрыла дверь, осторожно заглядывая внутрь. Алёна сидела в той же позе, только чуть отвернулась от стены, слегка покачиваясь вперёд-назад. Заслышав звук напряженного дыхания, перевела взгляд на вошедшую, на этот раз не проявляя признаков страха или ненависти. Хоть глаза и были черными и стеклянными, сейчас в них виднелся не только страх, а ещё и невесть откуда взявшиеся нотки вины. Решив, что держать голову в купе, по-прежнему стоя в коридоре, ещё и в поезде, как минимум странно, светловолосая шагнула внутрь, неловко потирая руки о джинсы и прикрывая за собой дверь.
— Кхм… и… — Неловко пробормотала она, когда ни она, ни Швец не проронила не слова, они просто чуждо пялились, будто выжидая действий друг от друга. Решив, что самостоятельно девушка к ней не подойдёт, голубоглазая, дернувшись, перевалилась на бок и потянула к ней ручки, стыдливо поджимая губы.
Из груди вырвался облегчённый вздох, и светловолосая буквально подлетела к полке, аккуратно притягивая возлюбленную к себе в объятия. Вот Юля, и ведьма, и дипломат в одном флаконе. Младшая закинула руки на чужую шею и уткнулась носиком в плечо, наконец-то чувствуя рядом с собой родное тепло. Наконец-то она обнимает не саму себя, а кого-то, кого любит больше, наконец-то они снова вместе, наконец-то чувство подлого предательства, брошенности и отверженности испарились и дали относительно спокойно вздохнуть.
— Я уже думала, больше не увижу тебя. — Дрожащим голосом прошептала старшая, пересадив девочку себе на колени, не пытаясь стирать с глаз непроизвольно выступившие слёзы. — Солнышко… я не знаю, что тебе отец наговорил, но правда, у меня и в мыслях не было оставлять тебя с ним, это всё ёбаные рёбра, я..
— П-прости… — Вдруг тихо прошептала Швец, будто в первый раз трогая пушистые светлые волосы на затылке, будто не веря в то, что они и их обладательница реальны.
— Э… за что?
— За то, что поверила ему, а не тебе.
— О боже, да я и не думала обижаться. — Сидеть дальше в полусогнутой позе было не удобно, Саша снова приподняла возлюбленную за ягодицы, к своему ужасу, подмечая, насколько лёгкой она стала. Оперевшись о стену, уложив девочку на себя, она наконец-то полностью расслабилась и пристроила руки на холодной спине, радуясь хотя-бы тому, что на ней не было свежих ран, позже забывая и об этом, ибо боль голубоглазая всё ещё плохо чувствовала. — В такой жопе любой бы сломался, я сама, может быть, так подумала бы. Ну не плачь, всё будет хорошо. Теперь всё будет нормально.
— Куда мы едем?
— В Питер, куда ещё? У нас концерт вроде как должен быть, да и куда мы можем на поезде направляться?
— А… если он найдёт?
— Теперь нас четверо, мы, конечно, те ещё додики, но что-нибудь придумаем. Тебя ему обратно точно не отдадим. Кстати… че это за шестеро чертил, бежавших за нами? Кто это вообще?
— Это… какие-то мои дяди, не знаю, он их собрал как-то после выпускного, может быть заплатил им, вот они за нами и носятся вместе с ним.
Красноволосая прикрыла отяжелевшие веки, видимо стук колёс и мелькающие за окном деревья укачали. Да и чувство защищённости и спокойствия рядом с надёжными и любимыми людьми разморило лучше, чем усталость и истощённость. Хотя, сонливостью это назвать нельзя было, она за последние несколько дней в состоянии эйфории после препарата проспала сверх меры и сегодня вряд-ли уснёт хотя-бы на пару часов. Во время долгих перерывов между дозами всегда приходила тотальная бессонница, без него вообще уснуть было тяжеловато, коллеги ей какого-нибудь менее опасного снотворного в ближайшие дни вряд-ли дадут, придётся мучаться и ждать, когда режим сна и поврежденные наркотиком процессы в организме восстановятся, и у неё получится спать так, как раньше. Чужие аккуратные руки всё нежно блуждали по плечам, будто не веря в то, что она снова рядом, и теперь пытаются восполнить недостаток прикосновений.
— Ну вот, такая картина мне явно больше нравится.
В купе завалилась Юля вместе с уставшим от долгой прогулки по коридорам Сашей, расплываясь в довольной улыбке при виде её обнимающихся голубей. Парень тащил с собой несколько каких-то пластиковых бутылочек, для которых явно был нужен пакет. Те так и норовили попадать на пол и укатиться по сторонам, из-за чего тот не стал долго смотреть на столь милую картину и подлетел к столу, выкладывая их на него.
— Не хочется прерывать вашу идиллию, но нам придётся чуть-чуть тебя помучать.
Алёна распахнула испуганные глаза и снова забилась в угол, откатившись к стене, пытаясь спрятаться за возлюбленной. В бутылочках плескалась перекись водорода, пришлось немного ограбить проводницу, ничего другого особо полезного у неё не оказалось, большой моток бинтов и куча пластырей у них были с собой, а вот тех пары капель какого-то обеззараживающего средства явно не хватило бы на всё, что нужно было обработать. У красноволосой были разбиты оба колена, на голени зияло какое-то страшное месиво, а о пальцах и говорить нечего, после катаний по земле и пребывания в доме, где никто не собирался даже как-то перевязывать всё это, обработать было необходимо.
— Боюсь, что, если мы не приведём эту жесть на твоем теле в более-менее человеческий вид, придётся тебе ампутировать несколько конечностей, так что надо терпеть. — Представляя, какой ужас ей сейчас надо будет разглядывать и обрабатывать, вздохнула рыжая, вооружаясь ватными дисками и перекисью.
— Ну не бойся, чуть-чуть потерпеть надо. — Прошептала светловолосая, вытаскивая девочку из угла и снова укладывая на себя. — Сейчас последний раз обработаем и больно не будет больше никогда.
— Так, Саня, держи её, другой Саня иди сюда, спасать меня от ударов ногами по лицу будешь.
Швец схватилась за чужое плечо, прижимаясь к девушке как можно ближе и вздрагивая из-за звука капающей на ватный диск перекиси. Парень поежился, но все-таки сел рядом с подругой и обхватил руками тонкую щиколотку, фиксируя девочку на месте. На правой ноге покоилась ссадина от падения на колени и ещё что-то страшное, не поддающееся никаким соображениям по поводу того, кто и как это оставил.
— Может объяснишь, что это, мать твою, такое? — Аккуратно прикасаясь диском к краю раны, пробормотала рыжая.
— С-собака укусила.
Говорить что-то о том, что это полный пиздец, никто не стал, и так было понятно, что словами это описать будет сложно. Обезболивающий эффект, к счастью, ещё не пропал, диск быстро стал багровым, Александр стал бледным как мел, а рану быстро продезинфицировали, даже не услышав диких криков боли. Голубоглазая только изредка шипела и всхлипывала, когда жгучая жидкость попадала во вмятины от зубов и начинала страшно пениться. Не прошло и получаса, на голень быстро наложили повязку и оставили в покое. Шрам, наверное, останется ужасный от этого.
С коленями было полегче; ссадины были не такими глубокими, разве что крови, смешавшейся с землей, было много, пришлось работать не только перекисью, еще и каким-то антисептиком, чтобы смыть все это. Саша, дергаясь и нервничая так, как будто открытые раны поливают спиртом не её девочке, а ей, тыкалась губами той в макушку, без конца гладя по дрожащим плечам. Казалось, что она просто изо всех сил сдерживается, что ей дико больно, а она даже помочь ей хоть немного не может, только сидеть и смотреть, от чего и правда становилось физически больно.
— Так… В принципе больше ничего не вижу, только руки остались. — Явно понимая, что осталось вероятно самое сложное, вздохнула Юля.
Голубоглазая сама быстро протянула все, что от рук осталось, понимая, что эффект слабеет с каждой минутой, и если она будет сопротивляться, обрабатывать место, где расположено слишком много нервных окончаний, будет смертельно больно. С этим зрелищем Александр справиться не смог и сразу отскочил в сторону, когда его помощь больше не требовалась.
— Так… Вроде бы все. Это стоило нам одной бутылки перекиси. Заматывать не будем, так быстрее затянется, только не трогай. Как бы больно не было, и как бы не жгло, не трогай, а то пиздец будет. — Информативно изрекла Юля, складывая окровавленные ватные диски в пакет. — Ну, раз всех спасли, помирили и обработали, можно похавать и лечь спать. Сань, мог бы и дошик нам заварить, сидит, не делает ничего. Для оголодавших Поволжья мы специально пюрешку взяли, на случай если тебя бы лишили зубов, только её тоже заварить надо.
***
Еде противиться Алёна не стала, все-таки вообще неизвестно, когда она ела в последний раз, живот уже начинал недовольно урчать. Периодически сдерживая рвотные позывы, она кое как доела свою маленькую порцию заварного пюре, очень странного по консистенции по сравнению с домашним. Она всякие быстрозаваримые вещи никогда не пробовала, и не то, чтобы ей так не понравилось, просто не оставляли они после себя ощущение сытости в первое время. Все присутствующие в купе теперь разговаривали шепотом, после того как заливистый смех рыжей чуть не оглушил и без того шарахающуюся от каждого звука Алёну. Зелёный чай, которым её добротно отпоили перед сном, казался каким-то горьким и неприятным, какой-то неприятный осадок после него оставался.
Когда все основные дела были переделаны, компания поспешно улеглась спать, ехать им еще несколько часов, надо успеть хоть немного поспать. Швец за все время ни разу не оторвалась от возлюбленной, спать им пришлось в одежде на не заправленной полке, опираясь о стену рядом с окном, за которым глубокой ночью стало совсем темно. Эффект препарата постепенно пропал, к телу вернулась чувствительность, о чем красноволосая сразу же пожалела. Ноги ломало и жгло, а пальцы как будто подожгли, и по ним постоянно бегали языки пламени, заставляя практически на стену лезть из-за боли. И судя по тому, насколько глубокими были раны, как много их было и как долго она их кромсала, эта боль будет мучать ещё не один день.
Саша все покрывала висок и лоб невесомыми поцелуями, периодически сжимая в объятиях, в надежде на то, что это хоть чуть-чуть облегчает её муки, даря ощущение нужности, любви и сочувствия. Голубоглазая и правда иногда расплывалась в довольной улыбке, на пару секунд переставая чувствовать боль. Вместе с болью, на несчастную девочку обрушился еще и приличный страх, возросший буквально до небес, когда свет потух, и все улеглись по полкам. Чтобы предотвратить паническую атаку и чуть снизить уровень тревоги, Саша завела какой-то диалог ни о чем, хотя скорее ему подходил термин монолог. Ребята всё поняли и возражать не стали, бормотание из другого угла помещения, наоборот, убаюкивало, как бы ни было странно и саму Александру. Она рассказывала что-то про свои школьные годы, какие-то смешные или просто из рядя вон выходящие случаи, отвлекая внимание возлюбленной на себя. Пусть в те годы её постоянно игнорировали, обижая этим, или даже целенаправленно травили, вспомнить эти случаи исключительно ради того, чтобы посмеяться и поностальгировать по ушедшему времени было даже приятно, а больше говорить было и не о чем.
— Ну и короче они вытащили из шкафа её халат, какой-то бомжацкий, желтый такой, фу. А тогда новый год был, и там с какого-то хера палка, украшенная мишурой, в углу зачем-то стояла, они ещё и её… взяли…
Усталость снова взяла вверх, и девушка бессознательно опустила голову, незаметно для себя проваливаясь в сон. Рука, легонько тормошащая волосы на красной, а из-за пыли скорее бордовой, макушке, безжизненно сползла вниз и упала на полку. Снова тихо, только стук колёс и свист ветра за окном. Их четверо, они лежат рядом, но кажется, будто она снова одна. Как будто все умерли, и никого рядом больше нет. В шуме ветра различаются какие-то голоса, шепот, тени от сумок на полу в свете луны превратились в человеческую тень, по спине ощутимо гуляет чья-то костлявая ладонь с длинными, черными когтями. Швец подняла голову, пугливо озираясь по сторонам, почему-то не видя вокруг ничего кроме кромешной темноты. Она не спала, просто прятала глаза в чужой футболке, боясь их поднимать и открывать, боясь увидеть того, кого тут быть физически не может, слушала тихое бормотание, стараясь концентрироваться на нём, а не на страшной тишине. Она испуганно потормошила девушку по плечу, надеясь, что та не умерла, сейчас откроет глаза и продолжит рассказывать.
— А? Бля, на чем я остановилась…? А… ну и короче, они эту палку чуть ли не в жопу какому-то пацану засунули, который обиделся и начал угрожать тем, что класснухе всё расскажет. А мы у неё как бы халат обоссаный сперли, но его потом как-то заткнули. Вот. Я не знаю, зачем я это запомнила и зачем оно тебе, ну да ладно.
Старшая снова замолчала, наверное, вспоминая ещё какую-нибудь историю. Алёна поежилась из-за давящей на уши тишины и сильнее зарылась в тонкое одеяло, которым её укрыли, прячась от темноты. Но прошла минута, две, три, пять, Саша всё молчала как убитая, хорошо, что ещё продолжала дышать, а то мысли о том, что все вокруг умерли снова бы вернулись. Девочка выглянула из своего укрытия, намереваясь снова боднуть её, поняв, что та снова заснула. А она откинула голову назад стене и снова засопела, видимо уже не в силах держать себя в руках ради её спокойствия.
Уже положив руку ей на плечо, она вдруг задумалась о чем-то и медленно опустила обратно. Девушка скорее всего весь день провела на ногах, бегала спасать её, столько всего натерпелась, понятное дело, что ей хочется отдохнуть. А она уже где-то час не даёт ей этого сделать потому что ей страшно мучаться с бессонницей в тишине и одиночестве. Она столько всего сделала, заслужила свой законный отдых, а она так эгоистично мешает ей. Да и спит она так мило, так мило белокурые волосы на лицо падают, жалко будить. Если ей не спится, это в конце концов её проблемы, незачем тревожить вымотавшуюся Александру, она ей и так нервы сделала сегодня своими обидами, надо хоть дать выспаться. Сейчас лето, скоро уже посветлеет, мучаться со страхом ей недолго, лучше уж не будить. Если бы у неё только были часы, чтобы знать, сколько ещё мучаться.
***
— Санька, не ныть, пару шагов сделать осталось. Быстрее, быстрее, вон ребёнок уже посинел, его хоть пожалей.
— Меня бы кто пожалел. Почему бы тебе не забрать хотя-бы свой рюкзак, нахера отдавать его мне?
Трое похитителей в бегах вместе со своей добычей семенили мелкими шажками к какому-то явно очень дешёвому отелю, на аренду номера на двоих в котором ушла не особо круглая сумма. Если бы события предыдущих двух недель не случились, могли бы сейчас валяться на роскошных односпальных кроватях в какой-нибудь дорогой гостинице в самом центре города за счет родителей Швец, но в силу обстоятельств приходится довольствоваться тем, что есть. Здание находилось на окраине, до фестиваля нужно будет, наверное, час с лишним добираться на такси. Не пять звёзд, но вроде как должен быть вполне неплохим за свои деньги, главное, чтобы тараканы с потолка не падали а остальное можно и перетерпеть. Они тут на несколько дней останавливаются, надо не потратить на проживание все их деньги, собранные в совместный бюджет.
Алёна успела рассмотреть аномально солнечный Петербург только краем глаза, в такси, отвезшим их в отель. Там быстро укачало, да и на солнечный свет смотреть было всё ещё неприятно, а свет скакал по светлым стенам зданий, отражаясь от них и попадая в глаза, так что пока Юле, ни разу не бывавшей в этом городе проводили экскурсию по дороге, она по-прежнему вжималась в свою возлюбленную, всё ещё надеясь, что хотя-бы этой ночью ей удастся поспать хоть пару часов. Хотелось бы познакомиться с городом поближе, но с её паранойей и болезненным восприятием звуков и света это не сделается возможным даже после выступления, если их, конечно, не убьют Швецовы старшие за это время.
Отель был не особо большим, простое кирпичное непримечательное здание, к которому сейчас направлялась компания из четырёх человек, возглавляемая рыжеволосой девушкой, летящей к дверям буквально на крыльях. За ней тащились ещё двое девушек, у одной из которых буквально на лбу было написано, что её чуть не убили и ей смертельно плохо и больно. Сгорбившись, она шагала вперёд только на ощупь, прикрывала руками голову и всё жалась к своей спутнице, идущей рядом, будто у той в кармане пистолет, дарящий чувство безопасности. За этой процессией плёлся загруженный сумками парень, вынужденный тащить всё на себе без права вернуться в такси и забрать вторую половину.
— Здрасте, мы у вас тут номер бронировали недавно. — Довольная Юля подскочила к стойке регистрации, видимо у себя в голове уже празднуя приближающийся концерт.
Пока женщина, сидящая на ресепшене расспрашивала будущую постоятельницу на счет документов, номера и платы за него, Саша подвела идущую рядом девочку ближе, успокаивающе поглаживая по плечу. Ноги дико болели, даже ходить было тяжеловато иногда, пальцы судорожно тряслись, по всему телу плыли волны боли, из-за которых она уже начала покачиваться туда сюда. Светловолосая всю дорогу сюда держала её за запястья, чтобы та не ковыряла и без того израненные пальцы в попытке хоть немного притупить боль таким странным способом, сейчас, пока она на ногах, с этим всё чуть легче. К ним подполз валящийся с ног Александр, из последних сил удерживающий на каждом пальце по одной сумке, исступленно пялясь на Юлю, выжидая, когда та даст команду идти наверх и кидать это всё в номер.
— Да-да, сейчас. Не стойте тут как бедные родственники, второй этаж, тридцать седьмой номер, вот ключ. Не буянить.
Саша, которой вручили ключ от номера, повела двух страдальцев к лестнице, оставляя «предводительницу голубых» разбираться с бумажной волокитой. Это было небольшое помещение, состоящее из одной комнаты и небольшой ванной, со всего лишь двумя односпальными кроватями. Их четверо, кроватей две, как они будут спать следующие несколько дней — неизвестно. Они со Швец могут и на одной поместиться, как и планировалось, а вот как будут спать остальные двое из их компании — тоже неизвестно. Между кроватями, как и купе поезда, было не особо большое окно, смотрящее на не особо широкую и многолюдную улицу, на другой стороне которой стоял какой-то старый жилой дом.
Алёна, к своему превеликому счастью, поняла, что бессонная ночь и поездка в такси немного её разморили, и теперь даже спать хочется немного. Пока Саша ворчал и выкладывал важное содержимое сумок на пол рядом, она по-быстрому сбегала в душ, с не особо удобной настройкой температуры воды, и уже чистая и посвежевшая вылезла обратно. Ни один из присутствующих в комнате Саш не сразу заметил, как Швец завалилась на дальнюю от двери кровать, видимо присвоив её себе и своей возлюбленной, и практически моментально уснула, сжавшись в комок около стены. Когда это долгожданное событие наконец-то заметили, будить не стали, только укрыли тонким покрывалом и оставили отдыхать, отправившись на осмотр местности. Только Александра осталась, побоявшись того, что девочка долго не проспит, а как проснётся, не обнаружив в комнате никого, испугается и натворит каких-нибудь глупостей в приступе паники.
Это опасение оказалось правдой, через два часа та проснулась и, не сразу заметив, что светловолосая просто отошла в ванную, забилась в угол и тяжело задышала. Чудом обошлось без панической атаки, пришлось долго успокаивать и отпаивать чаем, отказавшись от всегда помогающей валерьянки, прихваченной с собой в силу того, что организм и так был переполнен всякими препаратами, нужно было дать немного отдохнуть. Сейчас уже почти десять часов вечера доходило, солнце опустилось за горизонт, оставляя после себя пока что слабые сумерки. Юли с Сашей всё не было, видимо гулять они пошли не по отелю, а по всему городу, а теперь потерялись где-то. Девушки сидели на своей кровати под тусклым светлом лампы, висящей над кроватью, разговаривая обо всём на свете, чтобы хоть как-то убить время. Швец уже менее остро реагировала на свет, частенько переводила печальный взгляд в окно, понимая, что это возможно единственный пейзаж Питера, который она увидит.
— И… как мне с ними теперь играть? — Голубоглазая подняла перед собой ладошки, кое где перемотанные пластырями, не представляя, как этими остатками от ногтей сможет играть на гитаре на сцене.
— Мы с ребятами решили, что раз мы всю программу на репетициях прогоняли, на этом фесте придётся обойтись без акустики. Сыграем всё так, потому что с твоими дрожащими руками ты вряд-ли хоть что-то сыграть сможешь. Так что твою гитару сюда можно было не везти.
Эти разговоры продолжались где-то несколько часов, Алёна уже начинала беспокоиться о том, куда делись двое балбесов, подозревая в их исчезновении своего отца. Хоть Саша иногда и звонила им, тоже беспокоясь за их состояние, а те отвечали и говорили, что просто кайфуют, что хоть и было правдой, красноволосую не особо успокаивало. Когда новость о том, что ей нельзя будет играть на своей гитаре на своём первом выступлении, успела её опечалить и даже несколько обрадовать при новом приступе боли в пальцах, в коридоре за стеной послышались тихие, крадущиеся шаги. Швец заслышала их, когда те топтались на лестнице, а когда они так же тихо подкрались к номеру, совсем напряглась и боязливо поёжилась. Саша, как ни странно, тоже услышала звуки, доносившиеся аккурат из-за их двери. Но в ответ на тревожный взгляд голубых глаз, зрачок в которых наконец-то сузился, она почему-то как-то странно ухмыльнулась и перевела выжидающий взгляд на дверь.
— Ой, извиняемся. — В номер ввалилась хитренько улыбающаяся Юля, не закрывая за собой дверь, а слегка притворяя, оставляя щель. — Извиняемся за то, что прервали ваши культурные переговоры, но у нас одна важная хуйня есть. Заходи, заходи, бырее.
Алёна совсем перепугалась, увидев и на лице возлюбленной эту странную лыбу, уже придумав и убедив себя в том, что сейчас сюда войдёт её отец, а эта важная хуйня, которая должна была прервать их разговоры, окажется каким-нибудь ритуальным жертвоприношением. Но к её величайшему удивлению из-за двери медленно выплыл такой же довольный Александр, держащий на руках перед собой небольшой тортик с одной сиротливой свечкой посередине. Обычный бисквитный светло-голубого цвета, с парой кремовых розочек наверху, наверное, долго искали.
— Мы понимаем, что это не особо подходящий момент для этого, но бля, раз в жизни бывает, мы не могли промолчать. — Рыжая отскочила в сторону и пододвинула к дальней кровати маленький журнальный столик, над которым и застыли руки, держащие торт. — Че молчишь? — Шикнула девушка на молчаливо лыбящихся друзей, когда Алёна напугано и непонятливо отодвинулась к стене, бегая округлившими глазами от одного до другого. — Песню запевай.
— С днём рождения тебя… — Неловко протянул парень, облегченно выдыхая, когда его тёзка подхватила поздравительную песнь.
— Ты думала, мы забудем? А нихуя. Вот. Дуй. — Торт наконец-то отпустили на стол перед всё ещё дико напряженной девочкой.
— А… а сколько мне? — Растерянно пробормотала она, когда наконец-то смогла осознать, что происходит.
— Серьёзно? Так, ну это вообще кринж, ты че? Совершеннолетней стала сегодня, ещё и спрашивает, сколько ей. Круто, ничего не скажешь. Восемнадцать тебе. Дуй давай, загадывай, чтобы твой батя от нас отъебался, и мы наконец-то его сожрём. Пока что не батю, а торт, к сожалению.
В воцарившейся тишине думать и принимать решения было легче, голубоглазая ещё чуть потупила взгляд на медленно тающую свечу и наконец-то слабо дунула, туша пламя. Она и правда загадала, чтобы отец каким-нибудь неведомым способом от них отстал, и они снова зажили хорошо, а без него ещё лучше. Чтобы жизнь больше не разделяла её с её возлюбленной, чтобы этот фестиваль был не последним, чтобы просто всё было хорошо. Факт того, что ей исполняется целых восемнадцать лет до сих пор не особо осознавался, вроде бы такая взрослая, а ощущает себя сейчас как самый беспомощный ребёнок на земле.
— Кайф, желаем вам, товарищ командир, счастья, здоровья, нормальной фотки на паспорте, чтоб отношения были крепкие, спина не болела, пенсию не задерживали, хуёк стоял, в общем всего, чего только можно. Сань, скажи че-нить.
— Эм… ну, счастья, здоровья там… всё?
— Пиздец, сладкоречивым ты можешь быть только в убуханном состоянии, я уже поняла.
У Швец предательски задрожали губы при виде такого милого поздравления. По сути, единственного в её жизни. С самого её детства в семье день рождения был праздником, на один день приближающим к смерти, в нём не было ничего весёлого или особенного. Никто никого никогда не поздравлял, разве что отец на юбилей мог позвать каких-нибудь друзей, поговорить о серьёзных скучных вещах, а ей в этот особенный день можно было разве что стырить с кухни на одну печеньку больше и отпраздновать в своём любимом углу в своей комнате. А тут её коллеги тайно сговорились и купили тортик на остатки денег, которые могли оставить на съём жилья, а потратили на неё, чтобы просто порадовать.
— Эй… ты плачешь? Блять… самое время обниматься. — Юля умилительно заулыбалась при виде намокших голубых глаз и вскочила со своего места, подсаживаясь к имениннице. Та хоть и не сопротивлялась, всё равно неловко отвела взгляд в сторону, стараясь сдержать наворачивающиеся на глаза слёзы. Саша умилительно промурчала что-то себе под нос и обвила исхудавшее тельце возлюбленной руками с другой стороны, мимолётно целуя в лоб.
— Ну да, ну да, а я лох как всегда. — Проворчал парень, подбираясь ближе к обнимающейся кучке. Решив всё-таки не оставаться лохом, он просто навалился на Юлю сзади, обвивая руками шеи подруг, пониже его где-то на голову, что уж говорить о Швец.
— Заебись… ладно, по-моему, тебе уже некомфортно, погнали есть. Мы даже нож и вилки пластиковые в магазине нашли, чтоб покушат-с по-человечески.
— Ты знала? — Прошептала голубоглазая своей девушке на ухо, когда двое балбесов убежали к двери за пластиковым ножом.
— Знала. Просто сюрприз портить не хотела. У меня сейчас деньги в основном на жильё нам будут идти, так что надеюсь ты не расстроишься, если я тебе сегодня вечером в качестве подарка шоколадку со дна сумки вытащу. — Та заулыбалась, легонько трепля свою теперь совершеннолетнюю девушку по пушистой голове.
— Для меня лучший подарок сейчас — сидеть здесь, а не с родителями. — Красноволосая благодарно боднула возлюбленную в плечо, подумывая о том, что ей бы преподнесли, если бы всех событий предыдущих двух недель не случились бы.
— Так, хватит пиздеть, нас тетка с ресепшена разъебёт, если мы не съедим эту прелесть сегодня, спасаем жопы. Сань, режь.
***
— Мне всё ещё не нравится эта идея… давай тут останемся?
— Да ладно, что такого? Мы же уедем уже через пару дней, пошли хоть посмотрим что-нибудь? Вдруг первый и последний раз тут находимся?
— Ага, и последний только потому, что нас где-нибудь там мой батя найдёт. По-моему, такое уже один раз случалось, помнишь?
— Случалось, но тогда мы были в квартире, а сейчас на улицу собираемся, не станут же они нападать при людях? Пойдём, буквально на часик.
Саша вытаскивала отчаянно сопротивляющуюся Алёну на улицу под предлогом того, что в Питере они ненадолго, а посмотреть хочется. Юля с другим Сашей целыми днями где-то пропадают, а они за все пять дней пребывания здесь даже на пару метров от отеля отойти не смогли. Швец привела уже, наверное, миллион доводов о том, что их выследят, найдут номер, в котором они живут, выкрадут её посреди ночи, поубивать практически всех, что они уже приехали и ходят по улицам города, разыскивая её. Скорее всего отец со своей свитой и правда уже шастает по улицам мрачноватого сегодня города, в надежде на то, что дочь не станет прятаться вечно, может быть, он уже догадывается, где она прячется и просто ждёт, неважно, он точно рядом. А светловолосая как будто забыла о том, что с ней сделал Сергей в последнюю их встречу, или просто устала уже четвертый день подряд сидеть в четырёх стенах с напряженной возлюбленной, боящейся даже в окно выглянуть и наткнуться взглядом на другие голубые глаза.
— Ну пожалуйста, давай останемся, я не хочу снова туда. — Красноволосая отчаянно хваталась за бортик кровати, хоть уже и успела одеться, пока старшая всё ходила вокруг да около, пытаясь вытащить хотя-бы в коридор.
— И ты собралась всё лето дома сидеть? Смотри, у нас обеих перцовки есть, если что отобьёмся как-нибудь, нам же всё равно на концерт уже завтра ехать, по любому придётся выйти на потенциально опасную территорию. Пойдём, Юля же вон не боится, хоть твой батя её видел и может узнать.
— Юля его не боится потому что он не её ищет. И что, что у нас перцовки? Он и не будет нападать на улице, он проследит за нами до дома, а как узнает, где мы остановились, посреди ночи сюда залезет, вас убьёт, а меня заберёт обратно! Ну пожалуйста, давай останемся!
Причины и дальше сидеть дома казались слишком уж параноидальными, и Саша, поняв, что ей будут отвечать ими ещё долго, просто подхватила младшую под ягодицы и, взвалив себе на плечо, убежала с ней к двери, не ставя её обратно на землю до того, как дверь в их номер захлопнулась. Какая-то она слишком лёгкая, девушка даже не завалилась назад с ней на руках, в ней теперь от силы килограмм тридцать с копейками. Младшая только испуганно сжалась и застучала ладонями по чужой спине, прося вернуть её на землю и кинуть обратно, в безопасное место.
— Буквально на полчаса. Да не паникуй ты так, на улицах людей много, ничего страшного. Лето на дворе в конце концов, не будешь же ты все три месяца под кроватью прятаться.
— Если я не буду прятаться, меня из-под этой кровати вытащат и кинут под другую. Ну хоть о себе подумай, они же тебя снова напополам сломают, если увидят, если тебе плевать на меня, хотя-бы о себе побеспокойся. — Швец запуганно вжалась в стену, глядя на то, как девушка закрывает дверь, отрезая её от единственного безопасного места.
— Солнце, я как раз за тебя и волнуюсь. Ты думаешь, мне не страшно, что тебя у меня снова заберут? Мы все тут этого боимся, мы и выбрали самый непримечательный отель, чтобы нас не нашли, и чтоб тебе было спокойнее. Я понимаю, что ты боишься снова туда попасть, но нельзя же прятаться всю жизнь и портить из-за них свои лучшие годы. Всё хорошо, мы не особо примечательно оделись, скорее мы их в толпе заметим, а не они нас. Пошли погуляем, может ты хоть немного успокоишься и развеешься, увидев, что там не так уж и опасно, как тебе кажется.
— Меня точно убьют… — Всхлипнула девочка, безвольно плетясь за девушкой. Лучше уж идти за ней, а не оставаться одной в коридоре.
— Никого не убьют, пойдём.
Эта уверенность даже обижала, она же знает, что шайка отца уже прибыла в город, разыскивает её, а если найдёт, эта ночь станет последней рядом с людьми, которым она доверяет. А Саша так спокойно говорит, что ничего не будет, что всё под контролем, и ей ничего не угрожает, не обращая внимания на её мольбы остаться в безопасности. Она практически слёзно умоляла её остаться, а она просто взяла и вынесла её из комнаты на руках. Младшей достали из украденных из квартиры сумок самые её непримечательные вещи: черное худи, ставшее ей великоватым за время пребывания в отчем доме, обычные джинсы, так же ей не по размеру, и обычные кеды, для лета такая одежда была неподходящей, но громоздкий капюшон скрывал и её яркие волосы и практически половину лица.
Делать было нечего, она обвила руку своей спутницы, с силой прижимая её к себе, и потащилась за ней, испуганно бегая глазами по сторонам. На улицах и правда было много людей, наверное, это было плюсом; в толпе зацепиться за них взглядом будет тяжело, светловолосая поэтому и была такой спокойной, чего не скажешь о её возлюбленной. Та шарахалась в сторону буквально от каждого проходящего мимо неё, таращилась на незнакомцев, идущих на встречу, перепуганными глазами, сжимала её руку всё сильнее и сильнее. Практически в каждом незнакомце она узнавала своего отца, казалось, что все вокруг пялились на неё, что это не люди, а копии отца, что все они сейчас одновременно на неё набросятся и разорвут на части.
Саша вытаскивала девочку на улицу дабы та хоть немного расслабилась и развеялась, увидев, что по улицам ходят обычные люди, которые не причинят им вреда, а получилось ровно наоборот. Напрягшись как никогда, она только вздрагивала и шарахалась в стороны, воспринимая это не как обычную прогулку, а как поход на казнь. Хотелось побыстрее вернуться домой, спрятаться ото всех, он точно её найдёт, может он и сейчас за ней следит из тёмных углов за зданиями, а она как дура ходит у него на виду, как на ладони, хоть сейчас бери и утаскивай домой. А рядом идёт Саша, такая спокойная, как будто сама хочет, чтобы их заметили. Светловолосая нервничала только самую малость, ещё и из-за того, что Швец вела себя несколько нездорово, она в отличие от неё видит мир вполне обычно и может не мучаться из-за дикой паранойи.
Они вышли на особо людную и широкую улицу, даже солнце вылезло из-за туч, стало совсем спокойно и как-то легко, но только не голубоглазой. От эффекта наркотика она отошла, свет глаза не резал, шум голосов не так сильно давил на уши, беспричинный страх испарился, уступая место вполне естественному и обоснованному. Ещё и чужой город, тут мало того, что неизвестно куда бежать, ещё и архитектура, обстановка на улицах была другой, тут её легко можно будет забить в угол. Внезапно сзади послышался тонкий детский голос, заставивший Алёну буквально подпрыгнуть на месте и сжать чужую руку до боли.
— Можно сфотографироваться? — Последнее из сказанного, что голубоглазая смогла услышать. Позади неё стояла девочка лет четырнадцати, практически одного с ней роста, и искрящимися глазами смотрела на Швец, видимо узнав в ней любимую певицу.
Саша, казалось, обрадовалась за возлюбленную больше, чем она сама, первый раз на улице узнали, попросили фото, надо, наверное, радоваться. Но Алёна явно так не считала, она перепуганными глазами оглядела сначала свою поклонницу, потом свою возлюбленную, и вдруг резко сорвалась с места, уносясь куда-то в толпу. Не сразу поняв, что произошло, Саша потупила взгляд в сторону, куда сбежала красноволосая, и перевела его на такую же растерянную девочку, не зная, как ей объяснить такое странное поведение.
— Эм… она сегодня странно себя ведёт. Подожди пару минут, сейчас приведу. — Даже постыдившись такой странной реакции, она убежала в ту же сторону, надеясь, что беглянку не придётся разыскивать в другом конце города. Искать девочку долго и правда не пришлось, она забежала за угол какой-то многоэтажки и вжалась в стену, схватившись за голову руками. Спрятавшись от вездесущих людей и закрыв обзор на возможных обидчиков волосами, она снова часто задышала, пытаясь подавить накатывающую истерику.
— Хэй, ты чего? Это же обычный ребёнок, просто сфоткаться хочет, что в этом такого?
— Это он. Это всё он. Это он подослал, он нас нашел, он нашел, он нашел. — Срывающимся голосом прохрипела Алёна, съезжая по стене вниз. — Пойдём, пойдём быстрее, он сейчас придёт, он уже нас нашел.
— Ей от силы четырнадцать лет, при чем тут он? Что тут такого страшного?
— Ты не понимаешь, он нашел меня, он… он…
— Тихо, тихо, всё хорошо, спокойно. — Перепугалась Саша, когда голубоглазая начала натурально задыхаться и ничком валиться на землю.
— Пошли… в отель… — Всё-таки смогла выдавить из себя младшая, чуть успокоившись и взяв себя в руки.
— Хорошо, пошли, пошли, сфоткайся только с человеком, а то неловко как-то даже.
— Но она же…!
— Она обычный ребёнок, она тебя не укусит, спокойно. Просто сфоткаться, и мы сразу пойдём домой.
— Точно?
— Точно, пойдем, вон к ней мама даже подошла, и что-то я очень сомневаюсь в том, что её подговорил твой отец.
Всё ещё напрягаясь так, будто идёт не фоткаться с фанаткой, а сдаваться в плен, Швец всё-таки подошла к растерянной девочке, наверняка напугав её натянутому оскалу. Как бы дружелюбно она ни старалась улыбаться, получалась только натянутая лыба, похожая на гримасу дикого страха и неловкости. Саша с мамой девочки одинаково неловкими и напряженными глазами смотрели на взятие фото и немногословный ответ красноволосой на слова о том, как её и любят и какая она классная, так же неловко переглядываясь. Когда счастливая девочка наконец-то потянула мать дальше по улице, голубоглазая железной хваткой вцепилась в руку своей спутницы и потащила ту в другую сторону, хоть и не знала, в какую сторону нужно идти.
— Ты хоть рада? — Сочувствующе улыбнулась старшая, когда Алёна снова испуганно вздрогнула из-за пробежавшего мимо парня.
— Вообще пиздец, меня могут забрать домой сегодня же ночью, ахуеть повод для радости. — Швец снова начала тревожно кусать губы.
— Мразь твой отец, даже с фанатами пофоткаться нормально нельзя. Завтра-то что с этим делать будешь?
— Не знаю, там должна будет быть охрана. Блять, мне кажется, они точно завтра придут.
— Значит приставим к тебе Сашку, он из нас четверых, по-моему, самый спортивный.
— Это не поможет… Надо что-то сделать, бля…
— Так, не паникуй хотя-бы сейчас. Если завтра всё-таки встретимся, значит завтра всё и решим. Если что-нибудь получится сделать, будем жить нормально, если проебёмся, значит будем красть тебя у них ещё раз и всё-таки попробуем обратиться в полицию. Только запомни прямо сейчас, если вдруг что произойдёт, что бы тебе ни сказали, я буду бороться за тебя до последнего. И если какая-нибудь пидорасина будет утверждать, что я тебя кинула, а меня не будет, то либо он пиздит, либо я сдохла.
