Я подарю тебе небо,
подарю тебе стикер
Подарю тебе лето,
покажу тебе Питер
День пятый. Они впервые за это время выходят на улицу. Лёша пошёл на риски, потому что Гречкин уж слишком настойчиво просится прогуляться. Спорить с ним бесполезно. И сейчас этот монстр шагает по улице с самодовольной усмешкой, позади оставляя шлейф сигаретного дыма, чужой ненависти и злости. Грязной зависти. Макаров плетётся рядом, слушая шумные шаги. Он ничего не может делать тихо. Кирилл вдруг заливается хохотом. Странным и болезненным. —Можешь так не смеяться, это жутко.–Лёше страшно. Блондин останавливается, беря Лёшина лицо в свои холодные руки. —Отсоси, потом проси, а как пососёшь, пососи ещё– ответил Кирилл, убегая вперёд и напевая..Призрака Оперы?! —Ты не меняешься–Лёша закатил глаза и тоже побежал, догоняя Кирилла. Мало ли? Вдруг под машину бросится? Кто этих чертовых торчков знает.. Но Гречкин лишь схватился руками за столб уличного фонаря и прокрутившись вокруг него. Вновь встал перед Лешей и широко распахнул ледяные глаза.В устах немого – истина,
в ушах глухого – музыка,
в глазах слепого – свет.
судьба сжимает ки́сти нам,
рождая жалких узников,
что всюду сеют смерть.
и не вкусить грядущего,
поскольку настоящее –
затянутый ситком;
всё ценное – упущено,
все цели в долгом ящике,
все мысли под замком.
слова – как черви в черепе,
на пыльных фотографиях –
Эдем для никого.
я оду новой э́ре пел, –
а вышла эпитафия,
а вышел приговор.
Закончив, он засмеялся, театрально изображая трагедию и согнув колено, упал на мокрый асфальт, потянув Лёшу за собой. —Ты просто..просто псих!–Шепчет Макаров, ложась рядом. Он потом пожалеет об этом, но ему все равно. Взгляд устремляется в небо. Темно, красиво. Кирилл тихо, почти неслышно приподнимается, нависая над Лёшей. —Я тебя тоже ненавижу.–И опускается ниже, прижимаясь к тёплым мягким губам Макарова. Слегка кусает нижнюю, проводя языком по ранкам, извиняясь. Он отрывается, протягивая Лёше руку, чтобы тот поднялся. Они никогда не будут говорить об этом. Парни, смеясь, идут домой. И конечно же попадают под дождь. Капли стекают на лицо по мокрым волосам. Леша любит, ценит такое простое. Питер, любимый Питер. И сейчас это до безумия кстати. Кирилл подхватывает Лёшу на руки, крепко обнимая и улыбается во все зубы, светя золотыми грилзами. Он все тот же конченный нарик, но теперь слишком родной, чтобы быть плохим. И, кажется, всё так как нужно. И нет никаких проблем и нет никаких наркотиков. Они возвращаются уже ночью, всё мокрые, но до жути счастливые. —Пойдёшь со мной?–Аккуратно спрашивает Лёша, сидя на бортике наполненной ванны. Кирилл, конечно же, соглашается. Они лежат в горячей воде, но объятия греют даже больше. Лешина брезгливость почему-то на этого человека часто не распространялась. Он к такому не привык, но усиленно пытался свыкнуться. Макаров набирает ароматной пены в руки и невинно посмеиваясь, сдувает её блондину в лицо. Тот забавно морщит нос и целует Лёшу в висок, а позже и в губы. Вновь кусает. Не выгнать из него этой садистской хуйни. Поцелуй горький из-за привкуса пены, но такой желанный и родной. Уже родной. Лёша подметил, что они впервые перед друг другом без одежды. Полностью. Такие открытые и свободные. Это, надо признать, ощущается плохо. Леша за жизнь в детском доме слово «стыд» забыл. Потому что личного пространства нет и не будет. А здесь что-то другое. И Леше непривычно. Они сидят недолго. Кирилл аккуратно закутывает Лёшу в махровый халат, отправляя в комнату. Сам встаёт перед зеркалом, вглядываясь в отражение. Ещё не вернул былую свежесть и выглядит изрядно поебаным. С синяками под глазами и впалыми щеками. Мысль, что Лёша его даже таким принимает, приятно льстила и колола где-то в животе. Засыпают они в объятиях друг друга. И наверное, Кирилл почувствовал что-то похожее на..счастье?