ID работы: 12736768

13:08

Слэш
NC-17
Завершён
1228
автор
Размер:
433 страницы, 23 части
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Разрешено только в виде ссылки
Поделиться:
Награды от читателей:
1228 Нравится 450 Отзывы 764 В сборник Скачать

𝟙⊘. 𝚏𝚜 𝟷𝟾𝟸𝟶𝟸𝟷

Настройки текста
Примечания:

20 июня, пятница

      Из-за хмурого неба, серых и по-воздушному взбитых, как сахарная вата, облаков утро выдалось не жарким, но невыносимо душным. Спёртый воздух, предвещающий то ли дождь, то ли грозу, не позволял надышаться. Перебирая в руках ключ от своего Ducati, Тэхён сидел на лавочке без спинки рядом с колумбарием. После пытливого разговора с Намджуном о Юнги, ему было немного не по себе, потому что вряд ли он мог ещё как-то это замять, кроме как сказать, что Юнги он доверял, а в ответ услышать «почему?» и резко замолчать, так как на подобное ответить без объяснений было сложно. Может, потому, что он не видел от него ничего плохого? Может, потому, что весь тот месяц в прошлом году, который он провёл в доме Паков по просьбе Хёнджуна, Юнги практически не отходил от его кровати, пытаясь вдохнуть в него жизнь? Или потому, что тот до сих пор стремился искупить вину перед Тэхёном и Хёнджуном, хотя сам Тэхён его вины здесь совершенно не видел? Вина лежала на нём самом, и об этом сказать Намджуну он пока не мог. По крайней мере, не в одиночестве.       Он увидел Юнги отходящим от парковки. В распахнутой чёрной полупрозрачной рубашке с коротким рукавом, которая оголяла его бледную кожу и открывала вид на белую майку. Пак был в кедах и чёрных джинсах с выпирающей на правом бедре пачкой сигарет в кармане. На носу — солнечные очки в массивной чёрной пластиковой оправе и чёрными непроглядными с внешней стороны стёклами, хотя солнца по-прежнему и в помине не было. Он стал их снимать по мере приближения к Тэхёну и убирать в нагрудный карман рубашки.       Тэхён же убрал ключ от мотоцикла в бежевую сумку, которая лежала на лавочке, и поднялся на ноги. Сам он выглядел, как маргинальный студент или офисный клерк, в этой белой рубашке навыпуск и голубых облегающих джинсах.       — Обнять можно? — спросил Ким ещё до того, как Юнги дошёл до него, и заставил этим его остановиться примерно в пяти шагах.       Пак только кивнул и совсем немного, едва заметно развёл руки в стороны. Выглядел он устало, хотя, по сравнению с их последней встречей, гораздо лучше. Но главной переменой был прямой, с едва уловимой горчинкой, взгляд, которым он посмотрел на Тэхёна сразу, как снял очки.       Тэхён преодолел расстояние несколькими большими шагами, неловко, но бережно обнял его вокруг грудной клетки и спрятал лицо в его плече, услышав знакомый и успокаивающий запах табака. Он вскоре почувствовал одну руку на спине, вторую — где-то под загривком. Пак его не стеснял в объятиях и не гладил, а как бы давал понять, что он здесь. И честно говоря, Тэхён бы хотел добиться того, чтобы это чувство спокойствия не имело временных ограничений. Ким быстро подавил всхлип и отстранился, глядя под ноги. Он легонько дунул себе в сторону глаз и прогнал подступившие слёзы.       — У меня есть ещё два часа до начала занятий, — сообщил Тэхён, подняв голову и встретив уже благосклонный и лучистый взгляд старшего.       — Идём, — Юнги с осторожностью взял Кима за руку и направился в колумбарий.       Его рука была сухой и тёплой, в то время как тэхёновы ладони то и дело становились влажными от духоты и волнения. Он еле заставил себя не опускать взгляд на руки, чтобы убедиться, что ему это не привиделось, чем запросто мог заставить Пака напрячься или вовсе напугать, хотя у самого сердце было в пятках. Он даже не сразу сообразил, следуя за ним, пока наконец не вспомнил и не попросил его остановиться.       — Юнги-хён, подожди, там мои вещи, — и указал в сторону лавочки движением подбородка.       Не вынимая своей ладони, он поднял рисунок и прижал его к груди, пока Юнги забирал его бежевую тканевую сумку с длинным ремнём. Они зашли в закрытый охраняемый колумбарий, тёмное стеклянное здание с высоким крыльцом и одним этажом. Несколько коридоров напоминали парижские пассажи в миниатюре или макушку Хрустального дворца своей стеклянной овальной крышей и металлическими опорами. Каждый траурный зал имел свою ведущую к нему полукруглую арку.       Они остановились по левую сторону возле последней секции около панорамной стены из тёмного стекла напротив арки. Тэхён вызволил свою руку, достал ключ из переднего кармана джинсов и шагнул вперёд к колумбарной нише со стеклянными ячейками и белыми деревянными рамами. Он открыл ключом замок ячейки, которая по высоте находилась приблизительно на уровне шеи, распахнул стеклянную дверцу, подвинув на полке рамку с фотографией чуть вперёд и поставив за неё свой рисунок к задней стенке. Урну с прахом он задел только кончиками пальцев и закрыл дверцу, заметив, как Юнги отрывает тоскливые глаза от ячеек двумя рядами ниже.       — Прости, — произнёс Ким, когда понял, что больше ему сказать нечего. Потому что ему было стыдно за то, что он умудрился совсем забыть о том, что это место было не только Хёнджуна, но и старших Паков.       Юнги не ответил, его отрешённый взгляд прошёлся по цветной фотографии в классической рамке из светлого дерева, словно Пак не позволял себе разглядеть знакомого человека. Хёнджун стоял на ней полубоком, взгляд прищуренных и почти непроглядных от широкой улыбки глаз был направлен в сторону от объектива — так, словно он не просто отвёл его, а смотрел на кого-то, кто его рассмешил. Эта фотография передавала тёплое открытое выражение его лица, благодаря убранным в небрежный хвостик тёмным волосам, но всю красоту передать не смогла — ту, которую нарисовал Тэхён. Юнги даже резко выдохнул через нос, когда его взгляд переместился на рисунок.       — Как настоящие.       Он говорил о глазах: светло-карем и ярко-голубом. Тэхён нарисовал старшего брата в цвете, уделив его особенности большее внимание. На рисунке он был в анфас, изображён от макушки до ключиц. Портрет, на котором его доверчивый и снисходительный взгляд миновал смотрящего. Тэхён нарисовал то, что хорошо въелось в его память, но не осмелился изобразить его так, чтобы столкнуться с его глазами напрямую.       Когда долгое молчание стало резать уши, он посмотрел на Юнги, который начал куда-то проваливаться в своих мыслях, и коснулся его руки, привлекая к себе внимание и встречая взглядом слабо тянущийся вверх уголок чужих уст. Немного осмелев, он поцарапал ему ногтем по внутренней стороне ладони, а потом пропустил свои пальцы между его. И сердце снова вдруг ушло в пятки, когда Юнги сомкнул свои пальцы на его руке. Даже в самых смелых снах Тэхён не мог позволить себе держать его за руку вот так просто, без причин. А когда стал чувствовать, что его вот-вот бросит в извинения или слёзы, заговорил:       — Намджун-хён разговаривал…       — Да, уже слышал, — сразу перебил его Юнги. — Я хочу поговорить с ним. Думаю, пора рассказать версию без твоего участия. О себе, если захочешь, скажешь ему, когда будешь готов.       Тэхён заставил себя задуматься об этом, хотя и без того уже знал ответ. Но он не травил себя и не углублялся, словно просто легонько коснулся себя изнутри. Сейчас это было довольно легко, потому что рядом с Юнги он чувствовал себя, как под куполом или будто находился рядом с громоотводом.       — Я не готов, — признал Ким.       — Знаю.       — Хён, а я могу присутствовать?       Юнги посмотрел на него задумчивым и оценивающим взглядом. Тэхён держался стойко, хотя и не храбрился.       — Если хочешь. Тогда сможешь привезти его вечером ко мне? — Тэхён быстро кивнул. — Ты что-нибудь ел? — На этот вопрос Тэхён уже ответил не сразу, пока прикидывал, подходит ли полстакана овсяного молока под описание приёма пищи. А когда понял, что не уверен, слабо мотнул головой. — Поешь со мной? Я привезу тебя обратно.       — Да.       Хотя Тэхён не говорил ему, что приехал на мотоцикле, Пак, видимо, уже знал об этом. А когда они вышли на парковку, понял, что он ещё и поставил свой «кадиллак» рядом с Ducati. Пак снял по дороге шлем с руля и положил его на заднее сиденье чёрного кроссовера. Возле машины они разняли руки, и в салоне Тэхён уже не осмелился прикоснуться к нему, хотя думал только об этом. И во время движения по городу ни один из них даже не заметил чёрный и красный мотоциклы, водители которых успели прекрасно их разглядеть, пока стояли на светофоре.       Чонгук заправил белую рубашку в светло-голубые костюмные брюки, затянул тёплого оттенка коричневый кожаный ремень и посмотрел на часы, когда двинулся в сторону ванной, за дверью которой Чимин скрылся полчаса назад. Он постучал костяшками пальцев, открывая светлую деревянную дверь с матовой стеклянной вставкой сбоку после раздавшегося «входи».       — Здесь подозрительно тихо уже пятнадцать минут, — с долей иронии, но совершенно серьёзным тоном объяснил Чонгук своё вторжение. Он заметил Чимина сидящим на краю ванны, Пак вытирал пушистым пурпурным полотенцем свои почти уже сухие волосы. Похоже, за этим занятием он успел сильно задуматься. — Я говорил, что должен ещё съездить в «Скайлайн» на два часа, с тобой всё нормально?       — М-м, — будто вспомнив, кивнул он. — Всё нормально, детка.       Чонгук прошёл внутрь, подобрал брюки на бёдрах и присел на корточки перед Чимином, положив руки ему на оголённые домашними шортами колени.       — Поговорим?       — Потом, иди, — улыбнулся он, опуская руку с полотенцем, — не хочу, чтобы ты опаздывал из-за меня. — Чонгук пожал плечами, словно это вовсе не имело значения. — Всё нормально, я пока разберу коробки со склада и встречу тебя в боевой готовности, — игриво подмигнув, ответил он, но Чонгук не отреагировал, а Чимин сделал глубокий вдох, когда понял, что Чон не собирался уходить. — Мне плевать, если между ними что-то есть. И плевал я на то, чем он занимается, но я не понимаю… Почему он не может хотя бы позвонить? Или Чанёль-хён соврал, и я ему уже настолько противен из-за того, что я с тобой? — Чимин бросил полотенце в раковину в углу и задумчиво погладил ладони Чонгука. — Что у меня за ебанутая семья? У нас же никого больше нет, разве не поэтому мы держались втроём? Я всегда был готов разорвать глотку за него. Клянусь, иногда я готов был убить тебя из-за хёнов. Например, за то, как ты говорил с Чанёль-хёном в самом начале, но потом понял, что ты и сам такой же. Почему мы это делаем ради них, а они — нет? Я ведь даже не приёмный, чтобы меня ненавидеть. Это из-за того, что я сошёлся с братом того, кого он ненавидит? Но это же его лучший друг, как такое возможно? Я раньше слепо верил ему, шёл за ним долгие годы и совершенно, блять, заблудился. Я больше не хочу этого делать. Такое чувство, будто сегодня что-то оборвалось внутри: я ему больше не верю и не хочу идти за ним, если он позовёт, — Чимин резко умолк, прервавшись на сухой всхлип, пока руками обнимал ладони Чонгука, словно успокаивался. — Но даже сейчас я чувствую себя предателем. Говорю, что не хочу больше верить и идти за ним, а сам чувствую, что у меня нет выбора, и я всё равно пойду. Чего он хочет от меня? Почему я должен по умолчанию принимать все его решения? Потому что я младше? Мне так плохо от этих чувств, что меня сейчас разорвёт. Я не хочу… не хочу его больше видеть.       Чонгук поднял руку и ласково погладил его по щеке, смахнув одиноко скользящую слезу.       — Детка, ты не сделал ничего плохого. Сильно сомневаюсь, что он тебя ненавидит, если вспомнить, как он на тебя реагировал хотя бы в тот раз, когда приехал на сбор бухой в стельку. Ты так говоришь, потому что обижаешься и злишься. Потерпи ещё немного. Надеюсь, он знает, что делает. — Он замолчал, пока Чимин тёрся щекой о его ладонь, хотя хотел бы добавить ещё много. В том числе попросить дать возможность ему самому связаться с Юнги, но знал, что Чимин будет против и вновь встанет на защиту старшего. — Иди сюда.       Он быстро поднялся на ноги и притянул его к себе, когда тот отстранился от ванны. Чонгук сначала мягко поглаживал его, тёрся носом и губами о шею, пока его руки не полезли под недавно надетую Чимином белую майку и не стали стаскивать её с него.       — Эй, — резко шепнул Чимин, но Чонгук его опередил.       — Опоздаю, — ответил он на невысказанное возмущение о том, что якобы Чонгук собирался возбудить и смыться. — Мне сегодня нужно тебе кое-что рассказать, о чём я узнал ещё неделю назад.       Не размыкая рук, Чимин отстранился от него так, чтобы видеть его лицо.       — Я сказал «сегодня», а не «сейчас», я пока немного занят, — и как только Чонгук просунул свои руки под чиминовы шорты сзади и крепко схватил за ягодицы, Пак прижался своим бедром между его ног и резко оттолкнул Чона к стене.       Услышав шум открывающихся ворот, Юнги вышел в тёмную прихожую, прислонившись спиной к стене прямо напротив двери, ведущей в гараж, скрестил руки на груди и теперь упирался взглядом в дверь. Он ждал недолго, когда она открылась и в проёме появился Чанёль, который быстро поднял взгляд на него и сухо сплюнул.       — Чёртов ниндзя, — сказал младший, закрывая за собой дверь и всматриваясь в Юнги. — Ты ещё трезвый, хён? Я думал, что первое, что ты сделаешь, когда вернёшься, — напьёшься.       Чанёль был в чёрной футболке, синих джинсах и чёрных лакированных туфлях с чуть заострённым носом — только они и говорили о том, что он сегодня явно был на работе. Наверное, единственный такой анархист в «Скайлайне», который частенько плевал на дресс-код и не боялся нарваться на неприятности, тем более что за любым выговором стоял бы Джиху. Улыбался младший сейчас одними глазами, ждал, пока он хоть как-то отреагировал бы. А Юнги отстранился от стены и поднял свои руки полукольцом. Из-за этого Чанёль вздохнул и обнял его.       — Ну как ты? — спрашивал его младший, крепко сжав Юнги в объятиях и напоследок хлопнув по спине.       — Нормально. Сейчас подъедут Кимы. — Чанёль после этих слов нервно усмехнулся. — Думаю, у тебя ещё есть время освежиться, если нужно.       Юнги направился в кухню, расположился за кухонным островком, закурил и пододвинул к себе стеклянную пепельницу. Чанёль, пока шёл за ним следом, включил по пути свет в прихожей и кухне, так как до его приезда старший сидел в темноте.       — Значит, ужинаем сегодня бухлом и сигаретами, — заключил младший Пак. — Ты уверен, что он отреагирует, как надо? Если ты хочешь рассказать всё…       — Всё, кроме Тэхёна, — перебил Юнги.       — И как ты себе это представляешь? Тэхён оказался в самом центре ситуации… Не-е-т, — протянул Чанёль, ткнув в сторону старшего пальцем, — он и есть ситуация. Если его выдернуть из истории, охуеть какая дыра засияет. Ну и как ты выкрутишься?       Юнги слегка повёл плечом:       — Я не готовил речь, как пойдёт.       Чанёль усмехнулся и вытянул сигарету из пачки на столешнице, когда Юнги щёлкнул зажигалкой у него перед лицом. Тот закурил и уставился на брата: часто так делал, изучал, да ещё то ли с весёлым, то ли с насмешливым взглядом.       — Почти уверен, что в прошлой жизни ты был ёбаной королевской коброй или вороном. Не удивлюсь, если это ты стал подкидывать ему крошки информации. — Юнги промолчал, хотя он этого не делал. — Можно я возьму пистолет? На случай, если Намджун захочет пристрелить меня за то, что я не рассказал раньше?       — Нельзя. И я не стану тебя выгораживать, — серьёзно сказал Юнги, хотя, конечно, шутил и подтрунивал над ним, при этом прекрасно зная, что повод был не особо подходящим, а ещё, что крайним старший Пак сегодня непременно сделает себя.       — Спасибо за поддержку, хён, — почти обижено ответил младший, а Юнги улыбнулся. — Что это? Ты улыбаешься? Ни про кого не забыл?       Старший сделал очередную затяжку и устало потёр глаза, хотя прошлую ночь он спал дольше обычного, но по-прежнему чувствовал себя не лучшим образом. И знал, что после окончания разговора с Кимами, он непременно напьётся, чтобы хоть немного забыться и расслабиться.       — У меня от тебя голова болит. Я только вернулся, а ты мне уже весь мозг проел.       — Он иногда бывает большой занозой в заднице, знаю, — продолжал Чанёль, отвлекаясь на сигарету, — но я люблю его. Хотя бы позвони, его только сегодня выписали. — Но Юнги промолчал, а Чанёль закатил глаза. — Да блять.       — Ты говорил, что он с Чонгуком?       Чанёль даже замер, потому что с Юнги они это всё ещё не обсуждали.       — До тебя что, две недели информация доходит?       В прихожей раздалась мелодичная трель дверного звонка, Юнги потушил сигарету в стеклянной пепельнице и сделал глубокий вдох.       — Хён, но если об этом не рассказывать, как ты объяснишь, что Хёнджун-хён… — Чанёль умолк, раздавливая окурок в пепельнице, а Юнги поднял на него изучающий взгляд. — Это несерьёзно, он бы… Ар-р, — Чанёль сморщился, зажмурился и двинулся к двери. — Ладно, делай, как знаешь, я поддержу. Но лучше налить ему перед тем, как рассказывать.       — Чанёль, — окликнул его Юнги, поднимаясь с барного стула и сталкиваясь с младшим взглядом, когда тот обернулся. — В последнее время я редко тебе это говорю, но спасибо. Мне жаль, что ты втянут в это, но без тебя я бы не справился.       Чанёль отвёл взгляд и повернулся боком, глухо прочищая горло и пытаясь скрыть, как эти слова тронули его, хотя Юнги всё прекрасно видел. Кажется, хорошим самообладанием они могли хвалиться исключительно поочерёдно, потому что когда Юнги пасовал, вперёд его двигал Чанёль, и наоборот.       — Идём, хён, — только и сказал младший Пак в ответ.       И они открыли входную дверь перед Кимами. Намджун поклонился Юнги, хотя, кажется, совсем того не хотел, но пока ещё чувствовал влияние старшего, а потому особо сильно своим поведением не выбивался, разве что хёном он Юнги не называл, но и не грубил. Говорил и обращался вежливо и осторожно.       Юнги пропустил их с Чанёлем вперёд, задерживаясь чуть дольше, чтобы без помех встретиться с доверительным и внимающим взглядом и как можно обнадёживающе сказать:       — Ничего не бойся. О тебе не будет ни слова.       — Я не боюсь, — неспешно ответил Тэхён, прерываясь на небольшую паузу, — ты же здесь.       Взгляд Юнги сменился с настороженного на тёплый, и он снова бережно взял Тэхёна за руку и направился в сторону кухни.       — Можно я сяду рядом с тобой?       Юнги усмехнулся, но кивнул, уже представив, как его будет испепелять взглядом Чанёль за эту подлянку. Тэхён сам вызволил свою ладонь прямо перед тем как войти в кухню, по всей видимости, чтобы со стороны Намджуна не было лишних вопросов и теорий.       Они расселись по две разные стороны массивного резного обеденного стола из тёмного дерева, посередине которого была протянута скатерть-дорожка тёмно-коричневого оттенка. Чанёль поставил на неё пепельницу, по бутылке соджу и водки, три стопки и две пачки сигарет с двумя зажигалками. Тэхён отказался от всего, даже от стакана воды.       — Может, сначала скажешь, что наговорил тебе этот уё… — Чанёля оборвал Юнги, который тихо прочистил горло и привлёк внимание младшего.       — Ты не просто дома, — сказал ему он, — а на встрече с другой семьёй, так что, пожалуйста, придерживайся правил и нейтралитета.       — Я понял, хён, извини, — покорно кивнул Чанёль и вновь посмотрел на Намджуна. — Что тебе сказал первый Чон?       Но Намджун бросил взгляд на Юнги, который, как и хотел, сидел напротив него. По всей видимости, именно о Юнги что-то хотел выяснить Намджун.       — Это потом, сначала вы.       — Я ещё не рассказывал об этом полностью, — говорил Юнги, удерживая зрительный контакт с человеком напротив, — мне начать с самого начала или с конкретного момента?       — С тринадцатого августа. — После этих слов Чанёль метнулся взглядом к Намджуну. — Интересует причина. И если она в долге…       — Долг был не его. Хотя поначалу Джун-хён помог мне, оставшуюся часть я выплатил самостоятельно. Он узнал о нём за несколько месяцев до этого дня, а чтобы помочь, взял всё на себя и продал часть своих акций. Сейчас они принадлежат людям, с которыми работает Джиху и которые практикуют привилегию, то есть… — Юнги опустил глаза в стол, пока думал и формулировал. — Это альтернативный вариант оплаты долга и любых финансовых затруднений, который они активно и более агрессивно практикуют в других местах и который планируют полноценно ввести в «Скайлайне». Об этом мы узнавали поодиночке, но в конце концов…       — Подожди, отмотай назад, — попросил Намджун, нахмурившись. — Если он продал долю своих акций, почему моя семья получила за них деньги и почему перед этим нам предлагали вернуть долю себе?       — Эта предложенная доля была моей, и я выплатил эти деньги, — Юнги немного нервно усмехнулся, — потому что должен был.       Намджун замолчал. Он выглядел напряжённым, внимательно изучал и оценивал Юнги, который смотрел ему прямо в лицо и старался рассказывать и понятно, и аккуратно, чтобы не было той реакции, какая была у него самого, когда он обо всём узнал. Впрочем, сейчас Пак ещё преображал истину, пытаясь защитить сразу трёх людей: Хёнджуна, Тэхёна и Намджуна тоже.       — Тогда ближе к результату, — попросил старший Ким. — И что из себя представляет привилегия? Продажа акций в счёт долга?       — Нет. Хм…       А пока Юнги брал паузу, чтобы безопасно для Тэхёна объяснить этот момент, Намджун продолжал спрашивать:       — Я всё равно не понимаю. Даже если он взял на себя какой-то твой ёбнутый долг… Откуда он взялся, мне важно знать? И что ещё ты сделал?       — Намджун, помолчи, — Чанёль склонился к нему ближе, потому что говорил вполголоса, — разве не ты хотел послушать? А сейчас не даёшь хёну вставить слово. Может, мне тебя выкинуть отсюда к хуям, пока не научишься себя вести и слушать?       — Знаешь что, — Намджун обернулся к нему, — если твой хён, — он нарочно выделил это слово, будто это было ругательство, — сейчас скажет, что мой старший брат умер раньше времени из-за него, я… — он вдруг осёкся, когда, по-видимому, вспомнил, перед кем он сидел. Но Юнги на это не реагировал, даже не тянул уголок губ в интересе, потому что момент был совсем не тот.       — Я был последним, с кем он разговаривал, потому что я был там с ним в этот момент. Так что да, это из-за меня. Если бы я знал, как далеко всё зашло, я бы успел его остановить, — сказал Юнги то, о чём Намджун ещё не знал.       — Это из-за меня, — резко ответил Тэхён, и все трое мгновенно повернули к нему головы, потому что всё это время младший Ким молчал. — Я был частью привилегированной оплаты. Пока три богатых кошелька…       — Тэхён-а, — Юнги попытался одёрнуть и заткнуть его, но тот его словно не слышал, — не заставляй меня приказывать тебе.       — …по частям выплачивали мой долг, который взял на себя Хёнджун-хён, они могли делать со мной всё, что хотели. Они живут этой привилегией, используют свои деньги и власть, чтобы реализовать свои ёбаные извращённые фантазии с теми, у кого нет выбора и кто им интересен. Они сами выбирают, сами забирают и решают, что могут делать. Они насиловали меня, связывали, били, топили, душили и…       — Хватит, слышишь? — Юнги взял его за руку, когда тот стал заикаться, тут же почувствовав ледяной холод, мелкую дрожь и твёрдые, едва сгибаемые пальцы, которые Юнги тут же стал растирать, окончательно повернувшись к Тэхёну.       — Юнги-хён не сделал ничего плохого и ни во что… — пытаясь преодолеть нервный приступ, продолжал Тэхён, — не ввязывался, это… всё я.       Второй рукой Юнги обхватил его белое, как мел, лицо рукой, заставив немного повернуть голову в его сторону и еле нащупав пальцем замедленный пульс.       — Смотри на меня, — попросил старший Пак, — ты в безопасности.       Намджун резко вскочил на ноги, когда Тэхён обмяк в руках Юнги.       — Отойди от него, ты ему не поможешь, — резко и почти грубо сказал он Намджуну. — Чанёль, мне нужны полотенце и одеяло.       — Да, сейчас, — и Чанёль тут же побежал на второй этаж.       Юнги поднял почти по-прежнему воздушное, как и раньше, но уже не такое критично хрупкое тело Тэхёна на руки и бросил взгляд на Намджуна.       — Не уходи, я ещё не всё сказал. Это займёт минут тридцать-сорок, — сообщил Пак и ушёл в гостиную, закрыв дверь ногой.       Он положил младшего Кима на диван, когда в комнату забежал Чанёль и включил свет. Младший Пак накинул на Тэхёна одеяло и положил полотенце на спинку дивана, пока сам Юнги, присев на край дивана, держал одну ладонь под носом Тэхёна, контролируя дыхание, а второй измерял пульс на шее, глядя на наручные часы.       Чанёль тяжело вздохнул, навалившись на диван с задней его стороны у окна, и, притаившись, ждал. Юнги его даже не слышал, пока пульс у Тэхёна не стал более ощутимым.       — Нормально? — тихо спросил он. Юнги кивнул ему одними глазами. — Белый чай?       — Успокаивающий у нас ещё остался? Минут через десять. С сахаром.       — Да помню я. Поищу, — ответил младший Пак и бесшумно вышел из гостиной, закрыв за собой дверь.       Юнги даже не понимал, что действовал на автомате, потому что вообще не задумывался, даже не давал себе прерваться на глубокий вдох. Его руки были твёрдыми и уверенными, движения были отработанными, словно он сталкивался с подобным несколько раз на дню. Перед тем как Чанёль принёс чай, Тэхён успел открыть глаза, а Юнги заставлял его молчать и пока согревал ему руки, и пока поил его чаем, а потом просил отлёживаться и продолжать согреваться. Сам при этом вытащил его руки из-под одеяла и уже привычно согревал их между своих тёплых ладоней. А Ким ничего и не говорил, пока сознание не перестало быть размытым и спутанным, а язык не начал слушаться.       — Юнги-хён, — услышал вскоре он и, повернув голову, встретился с виноватым взглядом Тэхёна, — прости.       Старший Пак почти бесшумно вздохнул, продолжив держать его руки в своих, время от времени поглаживая.       — Тебе не за что извиняться, это мне стоило говорить с ним наедине. Зря я разрешил тебе присутствовать, я сам тебя этим спровоцировал.       — Нет, — Ким попытался помотать головой между подушками, которые мешали это сделать, и облизнул губы, — это я вдруг захотел… сказать.       — Я должен буду уехать до следующего года из Кореи примерно через месяц и хочу забрать тебя с собой. Ты поедешь?       — Правда? — будто не слыша вопроса, с надеждой в тихом голосе спросил Тэхён.       — Да. Поговорим об этом потом, я просто хотел, чтобы ты знал. Ты можешь поспать, я буду здесь.       — Будешь сидеть здесь? — Юнги внимательно посмотрел на него и медленно, но уверенно кивнул. — Прости, я опять доставляю тебе одни…       — Прекрати это, — перебил его Юнги, — я сам хочу быть здесь. Поговорим позже, поспи.       Тэхён ещё некоторое время выдерживал его взгляд, но всё-таки повернул голову к гостиной и закрыл глаза, вместе с этим возвращая комнату в атмосферу гробовой тишины. Странно, но из кухни не доносилось совершенно никаких звуков всё то время, что Юнги ждал, пока услышит медленное и размеренное дыхание заснувшего Тэхёна. А после, когда было подумал, что Чанёль, видимо, вывел Намджуна на улицу, дверь приоткрылась, и младший просунул свою голову внутрь, шёпотом интересуясь:       — Хён, вам что-нибудь нужно?       Юнги даже облегчённо выдохнул, когда увидел его. Значит, по ту сторону двери всё было не так страшно, как он успел себе нарисовать.       — Пожалуйста, выключи основной свет и включи торшер в том углу, — Юнги кивнул головой в сторону угла рядом с выходом в коридор и к лестнице. — И попроси Намджуна зайти, мне будет проблематично это сделать, — Юнги опустил взгляд на уже почти тёплые чужие ладони в своих руках.       — Понял, — Чанёль сначала скрылся за дверью, а потом показался вместе с Намджуном, указав ему на массивное мягкое кресло напротив дивана, а сам начал менять интенсивность освещения в комнате, как попросил Юнги.       — С ним всё будет нормально, он просто спит, — Юнги произносил слова тихим и ровным тоном, почти шёпотом, но без соответствующего шипения. — Прежде чем я что-то скажу, может быть, у тебя есть какие-то вопросы?       Намджун, поставив локоть на подлокотник и прикрыв лицо рукой, смотрел на Юнги сквозь пальцы и молчал.       — Ты ему что-то дал? — спросил старший Пак у брата, заметив перемену в Киме.       Чанёль встал за Намджуном, активно закивал и показал пальцами форму стопки, а потом, помедлив, — нечто похожее на бутылку соджу.       — Ах…       — У меня их до хрена, — будто очнувшись, сказал Намджун тоже тихим, но грубоватым, шероховатым тоном. — Почему вы не сказали мне? И почему, — он указал на Чанёля, а потом шумно выдохнул «а-ай» и полностью закрылся рукой, когда, очевидно, вспомнил, как Чанёль оказался в курсе всего. — Я знал только про руки, — Намджун убрал ладонь от лица и кивнул на Тэхёна, — но не думал, что причина может быть такой.       — Он справится, а я помогу. Я хочу забрать его с собой, когда уеду из Кореи, примерно на десять месяцев.       Намджун даже не выразил ни одной эмоции и не шелохнулся, а Чанёль, услышав это, почти беззвучно хмыкнул. И Юнги вспомнил, что, похоже, брат знал об этом раньше всех, даже раньше самого Юнги.       — Я планирую перетянуть большую часть акций, проданных Хёнджун-хёном на себя, но мне не обойтись без посторонней помощи тех, кто имеет большее влияние, чем они. Я уже договорился об обоюдном соглашении с одним из таких людей. Надеюсь, что через него подтяну ещё нескольких.       — Для чего? Разобрать «Скайлайн» на части? — Юнги посмотрел на него молча и многозначительно, так как на этот вопрос конкретно пока ответить не мог. — Откуда у него взялся такой долг и почему… А-ай, — Намджун нервно взъерошил пальцами свои волосы. — А как со всем этим связан первый Чон?       Напряжённо сглотнув, Юнги повернул голову в сторону Чанёля, сталкиваясь с ним взглядом. К счастью, младшему Паку не надо было ничего объяснять.       — Он предводитель привилегии, — ответил за него Чанёль.       Юнги снова смотрел на Тэхёна ласковым, умиротворяющим и будто поглаживающим взглядом. Странно, но в эту их встречу при взгляде на него перевес чувств был не в сторону горечи и вины, а в сторону спокойствия, так что он даже смог немного отдалиться от разговора, который всё ещё продолжался.       — То есть из-за него Тэхён попал в эту привилегию и расплачивался… собой?       — Нет, — резко перебил Намджуна Чанёль. Соврал кратко, уверенно, как на автомате, а Юнги на этом моменте только облегчённо прикрыл глаза, потому что и сам меньше всего хотел, чтобы кто-то ввязывался в его дела с Джиху, даже если это было прямо заинтересованное лицо. И понял, что по сути весь доверительный разговор в этот момент пошёл по наклонной. И если они так продолжат и дальше, он вовсе потеряет смысл.       — Да, — твёрдо ответил Юнги.       — Хён! — испуганно окликнул его Чанёль громким шёпотом и тут же перевёл взгляд на резко поднявшегося с кресла Намджуна.       — Я прошу тебя пока не лезть в это, — продолжил Юнги, обращаясь к Намджуну. — Я разберусь сам, я это не оставлю. Но я позову тебя, если мне понадобится помощь, а ты постарайся себя контролировать. Это просьба, а не приказ.       — Но нахуя ему это? — На этот вопрос ему никто не ответил. — Разве нельзя… Ты не можешь его остановить?       — Уже нет, — ответил Юнги. — Сейчас я в меньшинстве, поэтому и должен уехать, чтобы решить этот вопрос.       Намджун сел обратно в кресло, тяжко вздохнул и наклонился к своим коленям так, будто его тошнило.       — Оставайся на ночь, когда договорим, можешь занять мою комнату, я всё равно буду здесь, а тебе лучше не садиться за руль. Если он проснётся до утра, я отправлю его в комнату Чимина.       — Я пока покурю, — сообщил Намджун и кивнул Чанёлю в сторону кухни так, будто тот обязан был последовать за ним, хотя сам, поднявшись, подошёл к дивану и бережным движением поправил у Тэхёна волосы около лица. — Где сейчас те, кто… — его голос дрогнул. — Как их найти?       — Уже никак, мы с Джун-хёном о них позаботились.       — Хорошо. Когда он говорил, остановился на «и», хотя уже сказал дохуя. Что они ещё могли… — на этом Намджун снова резко замолчал, а Юнги не смог посмотреть на него.       — Не знаю, почему вдруг он решился сказать тебе. Мы договаривались, что об этом говорить не будем.       — Бля, — Чанёль присел на край кресла, с которого недавно поднялся Намджун, и вытер рукой лицо, — хён, я тебя люблю. Думаю, многие, как и я, уважают тебя за мудрость, но в делах сердечных ты — ёбаный слепошарый простофиля. Надеюсь, Тэхён не умрёт от старости, когда дождётся от тебя первого шага. Он сделал это, потому что ты стал выставлять себя крайним, эх ты. Пошли, покуришь, выпьешь, и продолжите, Джун-а, — после последнего слова он бросил удивлённый взгляд на Кима, которому обращение резануло слух так же, судя по тому, как резко он обернулся к… другу? Бывшему другу? Чёрт их разберёт.       Но только глянув на Чанёля, Намджун вновь перевёл взгляд на старшего Пака, пока младший выходил из гостиной в кухню.       — Он к тебе что-то чувствует?       — Я не уверен, — задумчиво ответил Юнги, опуская глаза на спящего Тэхёна. — Думаю, что он больше видит во мне зону комфорта и безопасности, потому что мы с хёном были с ним всё время с того момента, как вытащили его из этого. Он почти месяц жил здесь. На меня просто выработалась положительная реакция, и, вероятно, это окончательно пройдёт вместе с приступами.       — А ты? — спросил Намджун.       Чужие пальцы в его руках дрогнули, и Юнги разомкнул ладони, позволяя Тэхёну высвободиться, чего тот, по всей видимости, делать вовсе не собирался.       — Не знаю. Но я его не обижу.       Намджун какое-то время молчал, дышал шумно и делился лёгкими алкогольными парами.       — Без понятия, что бы на это сказал хён, но мне это не нравится. Единственное, что я пока понял, так это то, что ему надо быть подальше от всего этого, а ты засунул его в «Помпеи».       — Я это сделал, чтобы защитить его, но я не требовал от него исполнения правил или приказов. Он делает то, что считает нужным.       — Если на то пошло, ему стоит быть подальше и от тебя тоже. Без тебя всё было почти спокойно, без такой хуйни, — он указал пальцем на Тэхёна, — а ты и провоцируешь и хочешь убедить его, что помочь ему можешь именно ты, — говорил он грубо, несдержанно. Похоже, алкоголь окончательно развязал ему язык, прибавив смелости так разговаривать со старшим. — Ты должен пообещать, что отпустишь его. Если это ёбаное чувство вины, то заканчивай демонстрировать его на нём. Он с тобой никуда не поедет.

21 июня, суббота

      В три часа ночи движение машин по отдалённому от города мосту было редким, и проезжали здесь в основном большие фуры. Ханган хоть и был вдалеке, потому что туда Чимин проезжать или дойти не осмелился, казался беспокойным из-за начинающегося дождя, который заставил его натянуть на голову капюшон безрукавной джинсовой жилетки.       В попытке понять, что было в голове у старшего Пака, Чимин так и хотел вернуться где-нибудь на десяток лет назад, когда, хоть и был юным, мог без проблем и, что главное, без особого на то разрешения зайти в родительский дом, когда ему не спится, опуская тот момент, что в то время он и так там жил. Не то чтобы он жалел о том, каким видел всё это время Юнги и какое значение придавал ему в своей жизни, но теперь младший Пак думал, что мог бы сделать себя ещё более независимым, если бы знал, что брат когда-нибудь будет держать его на расстоянии вытянутой руки, а то и ещё дальше.       Он положил ладони на тёплые, но мокрые металлические перила, прижавшись щекой к часам, на которых предусмотрительно отжал кнопку прежде чем выйти из дома. Чонгука ему здесь не хватало, но разбудить его, вымотавшегося, не посмел, хотя и представлял, как тот бы сейчас ободряюще обнимал его за талию, или, наоборот, к нему бы лип сам Пак.       Возможно, Чимин бы спокойнее выжидал и дальше, но именно из-за этого он хотел встретиться с Юнги, чтобы увидеть или услышать одобрение, чтобы предупредить, что теперь во многом его решения и поведение будут зависеть не только от него, потому что мнение и интересы Чонгука он уважал так же, как собственные. Поэтому если бы сейчас старшему пришло в голову отдать какой-нибудь приказ или призвать к себе на помощь, первое, что бы сделал Чимин, — стал бы советоваться с Чонгуком. Никогда и никого он ещё не ставил на один уровень со старшим братом, на которого почти всю жизнь смотрел, раскрыв рот. Чонгук был первым и единственным. И хотя иногда он видел в этом предательство со своей стороны, всё же чувствовал, что он всё делал правильно.       Лёгкие капли ударяли ему по капюшону, пока он думал о Чонгуке, Юнги, Хёнджуне и Джиху, которого он не видел уже больше полутора лет, если не больше и если не считать сбор Совета в прошлом году, хотя в последнее время всё больше этого хотел. Почему-то именно Чимин чувствовал себя паршиво, когда думал о том, что старший Чон уделял мало внимания Чонгуку из-за одного из хёнов Чимина. Хотя младший Пак не испытывал чувства жалости к Чонгуку, которое бы только унижало обоих, временами чувствовал свербящее чувство злости на старшего Чона. Пак усмехнулся, когда вдруг осознал, что теперь большую часть его мыслей занимал Чонгук, а не Юнги.       — Чимин… — от безжизненного тона этого голоса и диковинного обращения он отстранился от металлического ограждения, как ошпаренный, успев увидеть, как Чонгук после этого уронил голову себе на грудь. Удивительно, как он не слышал мотоцикл, но услышал голос.       Чимин скинул уже вымокший капюшон джинсовой жилетки, подбежав к нему. Он дотронулся до промокшей насквозь чёрной футболки без принта и почувствовал, как тело под руками дрожит. Он всё понял сразу, без вопросов, ещё по голосу, а Чонгук сел прямо на асфальт пешеходной дорожки, утыкаясь лбом в колени.       — Детка, прости, — Чимин присел сбоку от него, целовал в ухо и гладил пальцами по затылку, желая успокоить, — я не подумал. Я живой, смотри, — он просунул руку под его ногами — так, чтобы он смог увидеть её под немного разведёнными коленями. — Иди сюда, подними голову. — Чимин сел на мокрый асфальт между чужих коленей, приподняв и оторвав корпус Чонгука от собственных ног, и трепетно целовал его в мокрые от дождя и слёз щёки. — Прости меня, ладно?       Он стал щупать его по карманам джинсов, желая найти сигареты, но понял, что Чон не взял с собой совершенно ничего, кроме ключа, оставленного в замке зажигания заведённого и валявшегося BMW рядом, за пешеходным ограждением, и приехал без шлема.       — Я сейчас вернусь, — успокаивающе приговаривал он, целуя его то в губы, то в лицо после каждого своего слова, — дай мне минуту.       Чимин вскочил на ноги, поднял чёрный мотоцикл, заглушив двигатель и вытащив ключ, который сунул себе в карман. Он откатил BMW в сторону, в конец ограничивающего пешеходного ограждения, несколько раз за это время поблагодарив себя за то, что он сам остановился в начале моста и ему хватило ума не проехать дальше. Он поставил байк на подножку на широкой пешеходной дорожке рядом со своим Ducati и вернулся к Чонгуку. Он не успевал и не даже не хотел что-то анализировать и больше нацеливался на принятие мер.       — Вставай, детка, идём со мной, — он подтягивал его к себе за руку и плечо, пока тот, поднимаясь, словно на автопилоте, всё ещё находился где-то не здесь, но хотя бы реагировал.       Чимин увёл его чуть дальше мотоциклов, где можно было без проблем перепрыгнуть через парапет и спуститься по холмистой и травянистой земле. Так он завёл его под мост, рядом с береговой опорой, где хотя бы не было дождя, и заставил его сесть.       Сам пока снял с себя жилетку и майку, а с Чонгука — футболку, кинув на траву рядом с бетонной опорой. Пак сел ему на бёдра и крепко прижался к нему своим телом.       Воздух был спёртым от духоты и ночной температуры в +28 градусов, и дождь свежести не прибавлял ни грамма. Но несмотря на это, Чимин поглаживал его руками, пытаясь унять дрожь чужого тела и привести наконец его в чувство.       — Прости меня, — в который раз повторил Чимин, понимая, что звёзды сошлись паршиво, раз его мирную поездку на совершенно безобидный мост, который даже не был связан со сном Чонгука или Хёнджуном, как раз схлестнули с тем самым кошмаром. Он даже представил, в каком ужасе он был, раз впервые назвал его по имени. — Скажи что-нибудь? Можешь меня обматерить. Давай, скажи, что я — уёбищный мудак, который съебался, потому что думал только о себе. — После этих слов Чонгук хотел его оттолкнуть, но Чимин вцепился в него пальцами и прижался губами к его мокрым волосам.       — Отпусти, я хочу пройтись, — выдавил Чонгук.       Чимин уже знал, что тот не отдалялся, а защищался по старой привычке, думая, что ему проще будет справиться с этим наедине и не беспокоить его, как Чонгук говорил сам, «из-за этой хуйни».       — Никуда я тебя не отпущу. — Чимин только снова стал целовать его, заглушал губами нервное дыхание и редкие тихие всхлипы до тех пор, пока Чонгук не обнял его спину руками. — Детка моя, — Пак шептал ему на ухо и целовал, пока ласково мял ему пальцами шею, мочки ушей и зону за затылком, сбегая подушечками на позвоночник.       Они находились под мостом, недалеко от проходящей автострады, скрытые мрачным небом, тенью самого моста и оптимальным расстоянием, которое лучи фар проходящих машин не успевали преодолеть прежде чем войти в резкий поворот налево, почти в противоположную сторону, преодолевая бессмысленную дугу голого пустыря. Дождь к этому времени разошёлся не на шутку и перешёл на ливень, чуть не пробивая слой земли большими и резкими каплями, но благодаря ему было слышно только мокро-режущее движение шин по асфальту.       С ласковым поцелуем Чимин вернулся к его губам, медленно скользнул по ним языком, а потом мягким, поглаживающим движением забежал им в чужой рот. Когда Чонгук обхватил ладонью его лицо, он неспешно подался бёдрами вперёд, создавая лёгкое трение, тёрся пахом о его, желая отвлечь от картинки в голове уже проверенным способом.       — Детка, — наконец Чимин узнал в этом голосе своего Чонгука, который только лишь одним словом заставил его тело содрогнуться.       — Не делай ничего, просто расслабься, — шепнул он ему в рот, потянув зубами за нижнюю губу, и вскоре уже лаская его язык.       Хотя Чимин и сам напугался и сейчас бы сам расклеился вместе с ним, если бы не направил свою и чонгукову реакцию на другое. Он целовал его протяжно и неистово, бережно и властно, словно наряду с желанием обладать он извинялся за то, что ненарочно подкинул ему причины для бессмысленного волнения, понимая только сейчас, что лучше бы он его разбудил. Хотя…       После чужого жаркого выдоха в собственный рот он почувствовал его эрекцию, прямо под собственной, и стал расстегивать ему немного вымокшие джинсы.       Чимин заставил его лечь на траву, почему-то именно сейчас так остро прочувствовав то, как он по нему соскучился, хотя они засыпали вместе всего несколько часов назад. Облегающие и влажные джинсы заставили Пака разозлиться, когда он стягивал их с Чонгука, хотя от собственных избавился без проблем. Но это только вдохновило Чимина на то, чтобы, словно в отместку, укусить Чонгука за губу и грубо пролезть ему под резинку боксеров. Он взял его член в руку и снова укусил уже стонущий рот.       Пак взял всю инициативу на себя, когда, стащив с Чона последнюю деталь, стал проникать в него, мокрого и растянутого, во многом благодаря предыдущему вечеру. А когда Чонгук пытался что-то сделать, он или кусал его, или угрожающим шёпотом заставлял его не двигаться. Его тело было горячим и наконец-то податливым, полностью отдавшееся Чимину и отпустившее всё недавнее напряжение.       — Только не кончай, — сказал Чимин, обхватив пальцами, как кольцом, его член у основания, и издал протяжный, сдавленный стон, когда Чонгук прижал его бёдра к себе своими коленями.       — Тогда не говори этого.       Чимин умолк, понимая, что если бы он озвучил следующее намерение, это непременно привело бы к быстрой разрядке его сокровища.       Чонгук сунул ему в рот указательный и средний пальцы, которые Чимин крепко обхватил губами, по возможности из-за темпа лаская их языком и посасывая, хотя прекрасно понимал, что ему их нужно только облизать. Когда Чон закрыл глаза от удовольствия и дразнящей картинки в голове и медленно и жарко выдохнул, Чимин выпустил его пальцы, но вместо того чтобы почувствовать их внутри, ощутил, как Чонгук подался тазом вперёд, зажмурился и сквозь сжатый рот издал полустон, полумычание. Отвлекая своего парня от того, что он попал ему по чувствительному комочку нервов, Чимин несдержанно кусал его в ключицы, шею и плечи, оставляя на нём очередные отпечатки своих зубов.       От того, что Чонгук вошёл в него пальцами и резко прижал к себе ногами, Чимин застонал, и тут же его голову приподняли свободной рукой, просунув под нижнюю губу большой палец. Чонгук заставлял его смотреть на себя, а Чимин и не противился. С предательски рваным дыханием Пак продолжал уже медленнее, но грубее проникать в него, едва не забыв, о чём сам просил Чона, когда стал подводить его к фейерверку чувств движением руки. Но Чонгук прижал Чимина рукой к себе, увеличивая темп своих пальцев и умело пользуясь хриплым голосом.       — Не вытаскивай, пока не начнёшь кончать, — проговорил он ему на ухо так, словно напоследок смачно шлёпнул его по заднице. По крайней мере, именно так это воспринял Чимин, и выдернул голову из-под его руки, когда понял, что дольше уже не выдержит.       Пребывая где-то у звёзд, Чимин размазал по натянутому чужому животу липкую жидкость, которой сам же его и испачкал. А когда Чонгук откинулся на траву, взгляд Чимина наконец сфокусировался, и он прильнул лицом к чужому телу. Поддерживая его член в тонусе движением руки, он медленно и дразняще спускался от его груди, посасывал соски и прикусывал кожу поблизости, тут же издавая болезненный стон, когда Чонгук крепко схватил его за волосы.       — Терпи, я только начал, — сказал Чимин, начиная вылизывать ему пупок.       — Детка…       — Терпи, потом накажешь, — перебил Чимин, когда понял, что сейчас услышит новую угрозу.       Немного сжалившись, Пак оттянулся назад и основательно вылизал ствол его члена от основания до головки. В рот он его брал уже под томный и протяжный стон над своей головой. То придавливая, то лаская языком, втягивая щёки, он находил собственный ритм, прижимался к телу и земле корпусом, хотя предпочитал делать это, когда Чонгук стоял или сидел, но сейчас уже сам был не уверен, что выдержал бы соответствующую стойку на коленях из-за ослабших и всё ещё дрожащих ног после вчерашнего бурного воссоединения и только что очередного минувшего оргазма. Сейчас он тоже стоял на коленях, склоняясь к телу и нарочно выпячивая вверх голую задницу, но нагрузка была совсем другой.       Всё это время крепкая рука поглаживала его по волосам, придавливала за затылок, а потом отводила голову за подбородок, чтобы сменить ракурс встречного взгляда, который даже выдержать не мог, потому что Чонгук с протяжным горловым стоном откидывался на землю под собой.       — Детка, нос или горло? — шёпотом спросил Чимин, вытащив ненадолго член изо рта и спустившись ниже.       Решив, что за горло тому не хватит сил его держать, он сунул член за щёку, прижав его языком, и притянул к лицу чужие пальцы, заставляя его зажать нос, когда он выпрямился, втянув напоследок воздух через нос, а когда Чонгук сделал так, как он хотел, стал насаживаться в новом ритме и на всю длину глотки, пока горло не стало сжиматься и сосательный эффект не дал о себе знать. Но к этому времени Чонгук почти сразу отпустил его нос. Дав вдохнуть, тот крепко схватил его рукой за затылок, пока Чимин, почувствовав пульсацию, усиливал его ощущения с помощью языка и созданного вакуума, слушая несдержанный, глубокий и, кажется, надрывный стон.       — Э-эй, я даже не успел ничего сделать, — возмутился Чимин, вытирая с подбородка не уместившееся, когда тот кончил ему в рот.       — И кто в этом виноват?       Частично слизав, частично размазав по телу липкие жидкости, он был притянут Чонгуком, который завалил его на бок и стал вылизывать ему рот. Чимин шумно и сбито дышал через нос и опять стал терять голову, когда Чон с напором, настойчиво стал целовать, кусать и посасывать его губы, проникая в рот языком. И если поначалу Пак ему достойно отвечал, то под конец издал уже жалобно-молящий стон, из-за чего Чонгук тихо засмеялся ему в губы и отстранился.       Пока Чимин пытался отдышаться с закрытыми глазами, он мог расслышать не только водяные капли, отлетающие из-под агрессивно шедших колёс, но и почувствовать лёгкую вибрацию, в которую приводило мост движение авто. Крепкая тёплая рука медленно поглаживала изгиб его талии, и Чимин бы беспомощно провалился в сон, если бы не увидел лицо Чонгука, когда ненадолго приоткрыл глаза, и не заставил себя заговорить. Чон подпирал свою голову рукой, упираясь локтем в траву.       — Даже не знаю, о чём думать после такого.       — После чего?       — Ты назвал меня по имени. Ты сам говорил, что это не признание в любви. Какие тогда варианты?       Чонгук в ответ засмеялся, провёл большим пальцем по его челюсти и поцеловал в подбородок. А Чимин наконец открыл глаза, когда вспомнил, почему они вообще оказались под мостом, но при этом расслабленно выдохнул, признав, что верный способ снова его не подвёл.       — Теперь рассказывай, что случилось. Тебе приснился кошмар, это я понял. Что дальше?       Даже без света он видел немного виноватое выражение его лица, правда, время от времени поблёскивающие глаза говорили о том, что теперь ему нисколько не жаль.       — Ничего, я был не в себе. А когда прочёл записку, сложил в одно с тем, что мы видели первого, и я… — Чонгук прервался и шумно втянул в себя воздух через нос.       — Подумал, что из-за него я что-то такое сделаю? Ебанулся?       — Вряд ли я думал, как-то само получилось, сказал же, я был не в себе. Может, плюнуть на всё и приковать тебя наручниками к кровати, пока эта хуйня не перестанет мне сниться? Тебе это как раз понравится.       — Ты хорошо меня знаешь, — сквозь смех Чимин стал покусывать его в шею.       — Ты тоже. Если бы не это, я бы сейчас съебался.       — Так я тебя и отпустил. — Чимин отстранился от его шеи, просунул свою ногу между его и пристально на него посмотрел. — Забудь и смирись, ты остаёшься со мной.       Чонгук усмехнулся и провёл ему большим пальцем по покрасневшим и немного опухшим губам.       — Ты в порядке?       — Да. Моя детка устроила мне ебучие эмоциональные качели, но…       — Моя тоже, — перебил Чонгук и коснулся лбом его ключиц. — Прости. Ты не должен ничего включать, если ты в безопасности, или оставлять записки. Если захочешь куда-то пойти среди ночи, разбуди меня и скажи об этом, чтобы я видел, в каком ты состоянии, о большем не прошу. Я не собираюсь следить за тобой или допрашивать.       — Куда, блять, ещё я могу уйти среди ночи? Я просто хотел немного развеяться и хотел поехать с тобой, но мне было жалко тебя будить. Поэтому я написал, где я, включил твой ебучий трекер и взял с собой телефон. — Чонгук с грудным стоном отстранился и откинулся на траву. — Ты даже не позвонил и ничего с собой не взял. Как ты закрыл квартиру без ключей?       — Кажется, я захлопнул дверь.       Чимин вздохнул и лёг ему на руку, глядя, как Чонгук упёрся взглядом в нижнюю, изнаночную сторону проезжей части на мосту. Его лицо иногда освещал свет фар, словно очерчивая или подчёркивая линию носа и губ, по которым Пак медленно провёл ему подушечкой указательного пальца. Вряд ли Чонгук понимал, что он для него значил, потому что Чимин и сам не мог даже визуализировать это необъятное чувство, которое иногда, в моменты как сейчас, даже не помещалось в груди.       — Ты меня слишком сильно любишь, — признал Пак.       — Точно, — задумчиво ответил Чон, а потом, будто осознав, немного повернул свою голову к нему. — И не радуйся, я всё ещё не выиграл, потому что ты любишь сильнее.       Чимин улыбнулся и, обнимая его за грудь, ткнулся лицом ему в подмышку, втягивая лёгкий запах дезодоранта, пота и смятой травы.       — Может, останемся на час, пока не рассветёт? У меня пока нет сил ехать домой, я хочу спать и есть. Что будем делать?       Но Чонгук не ответил, только поцеловал его в волосы и аккуратно вызволил свою руку из-под его головы, заставив Чимина подняться с травы и сесть вместе с ним. И тогда Чимин понял, что всё это время Чонгук думал совсем о другом, потому что…       — Можешь дать мне свой телефон? — попросил тот, и Чимин, оглядевшись, нашёл свою жилетку и незамедлительно отдал свой телефон, который вытащил из кармана. — Ты мне доверяешь?       — Да, — Чимин поцеловал его в плечо и положил на него подбородок, а рукой обнял его за подтянутый живот, глядя, как Чонгук открыл список контактов и остановился на одном из экстренных. — Детка…       — Ты сказал, что доверяешь мне.       — Так и есть, можешь звонить, если нужно. Но что ты хочешь ему сказать? — Он заглянул в экран телефона, чтобы добавить: — В четыре часа утра.       — Проснётся. Не переживай, принуждать или отчитывать я его не собираюсь, вряд ли у меня есть такое право. Просто хочу встретиться и поговорить. Тебе ездить не нужно, я обо всём тебе расскажу, договорились? Не волнуйся за него, приедет и уедет в целости и сохранности.       И тут Пака осенило, и он накрыл ладонью свой телефон, встречая недоумевающий взгляд Чона.       — Я волнуюсь не только за него. Ты думаешь, с тобой я просто отвлекаюсь от мыслей?       — Не совсем. Я знаю, что ты меня любишь.       — Да? Тогда что ещё ты думаешь? — спросил, а в ответ Чонгук только молча отвернулся.       Именно сейчас ему стало противно от самого себя, когда он понял, что той уверенности, которую он давал Чонгуку, было недостаточно, раз тот допускал мысль, что при первой же возможности Чимин выберет Юнги и полностью перейдёт на его сторону.       — Блять, ну я и кретин. А ты придурок, ты ни хрена не понял, — Пак выхватил у него свой телефон, поднялся на ноги и стал подбирать свою одежду с травы. Резко, яростно, желая, скорее, разорвать, чем надеть на себя. Злость на самого себя и двух ёбнутых старших открыла ему второе дыхание. — Блядство, как это всё меня заебало.       — Теперь то же самое на доступном языке. Что я не так сказал?       — Важно то, что ты не сказал. Если ты не на первом месте у своей семьи, не значит, что со мной у тебя будет так же, — он швырнул ему его одежду. — Одевайся. Как же, сука, бесит, я им обоим втащу! Пусть делают что хотят, хоть весь мир разъебут, но хрена с два они повлияют на нас.       — Чимин, — окликнул Чонгук со спины, а он замер и закрыл глаза. Он снова поёжился от того, что Чон звал его по имени, только теперь без страха и нервного напряжения. Скорее, это было приятное волнение, лёгкий и успокаивающий своим теплом трепет, так что обернулся он уже почти покорным.       Застегнув молнию на джинсах, Пак опустился на корточки перед ним и едва касаясь поцеловал его в губы, потому что собственные всё ещё ныли и горели.       — Я не хочу, чтобы ты встречался с ним один. Я хочу устроить общую встречу с нашими первыми, ты мне в этом поможешь? И плевать, как именно, но я выдерну тебя из всего. Ты не будешь иметь в «Скайлайне» прямого отношения к тому, о чём говорил, ясно? И я хочу, чтобы ты понял, что я уже никуда не денусь.
Отношение автора к критике
Приветствую критику только в мягкой форме, вы можете указывать на недостатки, но повежливее.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.