13:08

13 июня, пятница

      Через герметичный салон массивного «инфинити» проникал запах сырости, а чёрное кожаное заднее сиденье, на котором сидел Юнги, от длительной стоянки автомобиля на холодной подземной парковке было твёрдым и неподатливым.       — Я нужен? — спросил его крупного телосложения мужчина за рулём, не оборачиваясь.       — Только заблокировать дверь, — ответил ему Юнги, устанавливая глушитель на пистолет, — внутри быть необязательно.       Мужчина только коротко кивнул, и тёмный салон полностью тонированного внедорожника, включая лобовое стекло, вновь погрузилось в гробовую тишину. Хотя пыла в нём заметно поубавилось, Юнги был собран, уже заранее предполагая, что все блокируемые им чувства и эмоции рухнут на него сразу, как он закончит. Он снял с себя бейсболку, бросив её на пустующее пассажирское сиденье, поверх своей же сумки, и с трудом из-за тонких чёрных кожаных перчаток на руках зачесал волосы назад и поднял с пола небольшую чёрную бархатную подушку.       — Идёт, — уже напряжённо сказал мужчина.       — Заводи и выходи.       Тот завёл двигатель и вышел, как велел Юнги, почти бесшумно захлопнув за собой дверь, а следом открывая заднюю для владельца автомобиля. Тот увидел Юнги уже после того как сел, а дверь за ним закрылась одним резким и грубым движением руки человека снаружи. Когда мужчина стал ломиться обратно, заметив пистолет, Юнги, насколько позволяла поза мужчины и пространство салона, резко ударил его ребром ладони по сонной артерии, подкладывая под область груди сзади господина Чхве подготовленную подушку и прямо усаживая его на сиденье. У него была всего минута, максимум две, до того как тот очнётся, и Юнги, помедлив, поднял на него голову, изучая вполне мирное и безвольное выражение лица мужчины.       Он держал себя в хорошей физической форме, выглядел если не подкачанным, то неплохо подтянутым. Если бы Юнги уже не знал о нём всё, то мог бы погадать, а так он уже и сам видел, как тот каждое утро отправлялся на часовую пробежку в одно и то же время, а потом без всякого зазрения совести позволял себе опрокинуть 50 мл купажированного виски 20-летней выдержки и выкурить сигару, то есть, грубо говоря, сравнять счёты со здоровьем. Но стоило признать, что выглядел он лет на семь моложе: больше, чем на сорок по возрасту не тянул. У него была строгая короткая стрижка с поблёскивающими в темноте от кондиционера или геля волосами, начисто выбритое лицо со здоровой кожей и очень ухоженные руки без массивных перстней, лишь с одним аккуратным обручальным кольцом, глядя на которое, Юнги только помотал головой, мысленно представляя, каким он был в семье.       Как только он стал шевелиться и приходить в сознание, Юнги распахнул его кашемировый тёмно-серый пиджак, снял предохранитель и приставил дуло глушителя к области сердца. С ним тянуть он не собирался. Чхве Гёнхи закашлялся, а когда сориентировался в пространстве, бросил лишь один взгляд на приставленный пистолет, напряжённо втянув при этом живот, и посмотрел на Юнги.       — Чего ты хочешь?       — Ничего. Я здесь из-за Ким Тэхёна. Ты последний, а должен был быть вторым. Это всё, что я могу сказать.       — Ах… Так это тебя я ждал. Что бы ты ни сделал, тебя быстро найдут. — А когда не получил от Юнги совершенно никакой реакции, добавил: — Не говори жене.       Его рука была твёрдой и уверенной, когда он нажимал на спусковой крючок, принимая отдачу, выдержал секунды наедине с телом одного из главных отморозков, а после Юнги почти вытряхнул себя из машины, жадно хватая воздух ртом, чувствуя, что вот-вот задохнётся, словно всё это время в салоне задерживал дыхание. Чувство вины перед Хёнджуном захлестнуло его с новой силой: ему понадобился почти год, чтобы довести его дело до конца, и неизвестно сколько времени потребуется, чтобы осуществить то, что он сам намеревался сделать. С трудом отдышавшись сырым и холодным воздухом, Юнги разобрал пистолет, открыл переднюю дверь, забросив оружие в сумку, которая стояла на сиденье, и закрыл машину.       — Я закончил, — сказал он притворно твёрдым тоном, надевая бейсболку и стягивая с рук тонкие чёрные кожаные перчатки.       — Спасибо, — ответил мужчина, который только сейчас перестал караулить заднюю дверь со стороны Гёнхи. — Тебе что-нибудь нужно?       Юнги только мотнул головой и даже не глядя выставил ладонь вверх, молча прощаясь, так как меньше всего хотел оставаться с тем, кто продолжил бы говорить о Хёнджуне. Он прошёл в другую часть парковки, дошёл до ничем не примечательного чёрного седана «тойоты», сел за руль, забросив сумку на пассажирское сиденье рядом, и двинулся вперёд.       Нащупав левой рукой сигареты в кармане лёгкой куртки, Юнги вскоре закурил с плотно закрытыми окнами, и салон заволокло тяжёлым запахом и табачным дымом. Он наивно надеялся, что чем больше туманности будет перед глазами, тем меньше вероятность, что его разорвёт на части. Юнги едва ли заметил, как добрался до нужного места, пока пытался выбраться из зыбучих песков забвения. С сумкой он вышел из машины, которую поставил у задней стороны здания, забрался по пожарной лестнице на крышу и сбил две камеры видеонаблюдения.       Он стал торопиться, когда внезапно понял, что именно хочет сделать. Сбросив коричневую кожаную сумку с короткими ручками на серую шероховатую плитку из керамогранита, Юнги присел на парапет крыши четырёхэтажного здания, свесил ноги в тяжёлых, так и тянущих его вниз, чёрных берцах и достал телефон из кармана куртки. В слабом свете огненного из-за большой облачности заката здесь было почти темно, а уличные фонари в этой части отсутствовали напрочь, словно намеренно не засвечивали, лишь сам главный вход был обрамлён неоновыми светодиодными лентами с золотым свечением.       В Осаке было на пятнадцать градусов прохладнее, чем в Сеуле, а по открытой крыше гулял колючий порывистый ветер, заставляя Юнги сдвинуть бейсболку ближе к глазам.       Он отключил на телефоне блокировку связи, и, почти не медлив, нажал на контакт. На звонок ему ответили почти сразу неуверенным «алло?», потому что номер был незнакомым. Но Пак молчал.       — Хён? — настороженно и намеренно без имени спросил Тэхён.       — Да, — коротко и тихо ответил Юнги, сомневаясь, что в ближайшие минуты разговора сможет выдавить ещё что-то, кроме разве что обжигающе холодного «мне пора» просто потому, что пока ни на что другое был не способен.       Младший Ким облегчённо выдохнул и долго молчал. Вплоть до тех пор, когда Пак уже стал думать, что позвонил ему зря и только лишний раз подкинул ему причины для эмоционального возбуждения, которое могло выйти боком. Но вряд ли он вообще успел подумать об этом до того, как нажал на вызов, впервые поддавшись порыву и желанию услышать этот бархатистый, но сейчас всё же немного шероховатый от волнения голос.       — Ты позвонил, чтобы я тебе что-то сказал? — кажется, Тэхён придавил телефон к уху сильнее, потому что его голос стал отчётливее. — Почему ты не сказал, что собираешься делать? Я же сделал, что ты хотел. Ты не должен делать это для меня.       Юнги по-прежнему молчал. Не говорил, что он делал это вовсе не для него, а для самого себя, просто потому что должен, потому что только сейчас начинал чувствовать, что сможет наконец посмотреть ему в глаза без долгой подготовки. А Тэхён, похоже, и не ждал, что он ему что-то ответит.       — Что мне сказать? Мне отговаривать или, наоборот, говорить об этом? Может, мне говорить о чём-то другом? — Он тараторил, пока не сделал глубокий вдох, и его голос стал звучать более спокойно и размеренно. — Сегодня я дома, рисую хёна. Кажется, теперь он похож на человека. Дорисую и отнесу. Пойдёшь со мной? Я хотел съехать от родителей, но твой второй попросил меня подождать до августа, а мой стал странно на меня смотреть при встрече. Вряд ли он что-то узнал обо мне. Но боюсь, что мог что-то узнать про хёна, а смотрит, потому что сомневается, знаю ли об этом я. Надеюсь, я ошибаюсь, — на этом моменте Тэхён ненадолго прервался из-за неосознанно тяжёлого и несдержанного вдоха Юнги, и младший переключился на другое. — Я прочитал о нём в Сети, — голос Кима стал вдруг отрешённым, словно по другую сторону трубки он стал медитативно раскрашивать пустой лист, чтобы не реагировать на собственные слова. — Не знаю, что я должен был почувствовать, но я как будто заново там побывал, а ещё мне стало жаль. Может, из-за того, что меня он трогал всего дважды и, в отличие от них, пытался только задушить. Но когда Хёнджун-хён сказал про Ёнсу, я плакал, так что даже не знаю, как это работает. Боюсь, если прочту про Гёнхи, тоже заплачу. Может быть, я какой-то неправильный?       — Тэхён-а, — выдохнул Юнги и этим заставил младшего умолкнуть и, кажется, на какое-то время перестать дышать. Но после этого старший больше ничего не сказал.       — Здесь очень жарко, — продолжил Тэхён. — Дома работает кондиционер, а в университете не продохнуть, но мне осталось недолго. Вообще-то и промежуточную и заключительную сессии я давно сдал — я говорю о той части семестров, которые я пропустил в прошлом году. Но я обязан добрать количество недостающих часов. Всё, что мне сейчас нужно, — приходить на пары. — Тэхён сухо усмехнулся: — Рассказываю, как будто письмо пишу. Тебе вряд ли это интересно.       — Продолжай, — слабым, но ощутимо растаявшим голосом ответил Юнги. Его глаза в этот момент незаметно для него заблестели.       — Хм-м... Я ношу с собой твои перчатки, хотя до последнего приступа, в прошлое воскресенье, был перерыв в два с половиной месяца. Пока это рекорд, но сейчас они правда происходят реже. Ещё не могу хвалиться аппетитом или терпимостью к морским... морскому запаху, но я поработаю над этим, а сейчас если что-то ем, то в одиночестве. Мне так спокойнее. Так как в этом семестре я учусь с другим курсом, то никого там не знаю, хотя мне это нравится, потому что я ни с кем не хочу общаться. Однажды этим я обидел старосту, который почему-то считает себя моим хёном, но в тот день со мной был Чимин-хён, и он сказал, что в... — Тэхён резко умолк, когда понял, что едва не ругнулся. — В общем, пригрозил ему, и больше он ко мне не подходил. Учёба закончится в конце июля, но диплом мне отдадут только в феврале, вместе с другим выпуском. Проект я тоже сдал ещё зимой. Пока не знаю, чем я займусь. Вообще-то… — он помедлил, — я хотел посоветоваться с тобой, потому что не уверен, что я вообще чего-то хочу. — Тэхён замолчал и шумно — где-то недалеко от трубки, возможно, ненадолго придерживая её плечом, прежде чем снова плотно прижать её к уху и щеке, — смял лист, когда уже не мог игнорировать бушующие мысли в голове. — Когда тебя можно увидеть? Я не буду отговаривать, хён, просто вернись домой и разреши с тобой увидеться.       Юнги молча посмотрел на часы, допускал мысль сорваться и прилететь ближайшим рейсом, потому что вдруг остро этого захотел, — почти такой же порыв, как с телефонным звонком. Но подъехавший к центральному входу чёрный внедорожник мгновенно его отрезвил и напомнил о том, сколько всего ему ещё предстояло здесь уладить.       — Мне пора, — тихо, как в самом начале, сказал он в трубку. И помедлив, добавил: — Я вернусь утром в следующую пятницу и тоже хочу тебя увидеть.       После этого в трубке стало тихо, но Юнги терпеливо ждал, хотя в это время должен был уже спуститься вниз, и тут Тэхён, словно очнувшись, быстро ему ответил:       — Я буду ждать тебя у Хёнджун-хёна.       Только после этого Юнги отключился и спрятал телефон в карман лёгкой чёрной куртки из водонепроницаемой ткани.       — Господин Такано, — окликнул он прямо с крыши человека в сопровождении двух мужчин, которые тут же взяли его на прицел, — скажите своему другу, что я согласен.       Невысокий мужчина в центре в чёрном пиджаке, неясным лицом из-за нечёткого освещения, но с поблёскивающими стёклами очков на носу, узнав больше голос, чем тёмную фигуру в бейсболке, попросил своих сопровождающих опустить оружие.       — Я приду в четверг в это же время, — продолжал Пак, — он должен быть здесь, чтобы всё обговорить. У меня есть несколько условий, в том числе я смогу уехать только в августе. Надеюсь, он знает, что я давно вне игры?       — Ему и не нужно, чтобы ты... — на ломаном корейском отвечал мужчина, подбирая подходящий глагол, — гонял.       — И ещё... Вероятно, я поеду не один, — сказал напоследок Юнги, поклонился ему и слез с парапета.       Чанёль вновь запрограммировал кондиционер сбавить температуру в кабинете на четыре градуса, хотя ещё только недавно подмерзал и прибавлял комфорта в виде тепла, сидя в чёрном костюме поверх чёрной футболки. Намджун за это вечно на него ворчал, потому что вместо того чтобы сосредоточиться, был вынужден терпеть «эксперименты а-ля Спирфиш». Хотя рабочий день был окончен, Чанёль продолжал торчать на своём месте, закинув ноги на стол и больше отвлекаясь на телефон и часы, чтобы не пропустить выезд на миссию, хотя ею сложно было назвать предстоящее дело.       Своим появлением его удивил Намджун, который зашёл внутрь и бросил перед Чанелём закрытую чёрную папку. Он только убрал ноги со стола и изогнул бровь, пока убирал фиксирующий эластичный шнурок с двух углов.       — Я думал, ты уехал домой, на часы смотрел?       — Если ты мне не ответишь, я пойду к Чону. Откуда у Хёнджун-хёна взялся невъебический долг перед инвесторами и что ещё за ёбаная плата привилегией?       Чанёль побледнел в один момент, словно кто-то кинул в его лицо чашку с мукой, пока он бегло изучал то, что лежало перед его носом.       — Где ты, блять, это достал? Я уверен, что ничего не осталось, я лично это всё сжигал.       — Распечатал. Я давно уже ищу какую-нибудь хуйню, которая бы всё объяснила, это я нашёл в засекреченной папке на его рабочем компьютере.       — Его компьютер списали почти год назад, как ты…       — На вопросы ответь, — резко оборвал его Намджун.       Чанёль закрыл папку, поставив на неё локти и навалившись грудью.       — Как друга тебя прошу, не лезь в это.       — Ты мне давно не друг. Был бы другом, рассказал бы, что за пиздец здесь был, или он есть до сих пор? С какого момента ты знаешь всё?       Взгляд Намджуна был цепким, сверлящим и вопрошающим, а глаза горели раздражением, даже слепой бы понял, что он заебался шарить в этой ситуации, как в комнате без света. Чанёль ненадолго отвёл от него взгляд, впуская мигающие картинки воспоминаний в свою голову.       — Всё? С тринадцатого августа, — ответил он, поднимая глаза и замечая, как лицо Намджуна едва ли не перекосило от его слов. — Я слышал последний разговор двух первых — Чона и твоего, а потом...       Намджун резко развернулся к двери и, как и говорил, отправился к Джиху.       — А ну стой! Слышишь? Не делай того, о чём пожалеешь. — Чанёль взял папку, выбежав из кабинета, и в последнюю секунду заскочил в кабину лифта, задев закрывающуюся дверь плечом. — Я серьёзно, тебе лучше поговорить с моим первым, а не с ним.       — Да? И где он? — На этом вопросе он, поджав губы, промолчал. — Не путайся у меня под ногами.       Когда они вышли из лифта, Чанёль завис перед холлом, который вёл к трём кабинетам, остро ощутив, что не был здесь уже год. Он присел на диван-канапе, пока Намджун, минуя уже пустующий стол секретаря, в буквальном смысле врывался в кабинет Джиху и с грохотом захлопывал за собой тяжёлую дверь. Чанёль чуть не раздавил себе подбородок, когда обхватил его пальцами, упираясь локтями в колени. Он нервничал и готов был уже звонить Юнги, потому что пока всё говорило о появлении новой переменной в их плане и ситуации в целом. Из бывшего кабинета Хёнджуна вышел Чонгук, который просовывал плечевой ремень небольшой чёрной кожаной сумки через голову, держа второй рукой мотоциклетный шлем. Младший Чон был в иссиня-чёрных костюмных брюках и белой рубашке с коротким рукавом и узким чёрным галстуком-шнурком, пиджак он укладывал поверх сумки.       — Что за шум? — спросил тот, но он только пожал плечами. — Разве ты не должен тоже сваливать?       Чанёль нервно посмотрел на наручные часы.       — Да, скоро поедем.       — В чём дело? Кто в кабинете?       Пак сам уставился в дверь напротив, пытаясь насквозь просверлить её взглядом. И будто отвечая на вопрос, дверь открылась, но уже гораздо медленнее, а Намджун вышел спокойным, словно сбросили настройки, лишь раздражённым взглядом в сторону Чанёля он напоминал о их прошлом разговоре. Проигнорировав Чонгука и оторвав взгляд от лидера «Помпеев», он ушёл к лифтам. Джиху показался следом, уголок его губ был слегка приподнят, когда он расслабленно сунул руку в карман серебристых брюк и, заметив Чанёля, быстро и едва заметно подмигнул ему. Он же в ответ только прищурился, как бы приглушая яростный взгляд. Похоже, даже здесь первый Чон не растерялся и умудрился усыпить бдительность Намджуна, хотя в этом Чанёль не был уверен. Вполне возможно, он только распалил эту настойчивость.       — Что ты ему сказал?       — А что должен был?       Продолжить диалог мешал Чонгук, Чанёль даже не мог сказать первому Чону, что даже если у того вышло запудрить сейчас Намджуну мозги, тот непременно вернётся.       А Джиху в это время перевёл взгляд на брата и мягким тоном поинтересовался:       — Чонгук-и, ты домой? Можешь зайти ко мне ненадолго? Есть важный разговор.       — Не сегодня, у меня дела.       — Это быстро и важно. — Старший был настойчив, но когда встретил почти непоколебимый взгляд младшего, добавил: — Пожалуйста.       Только после этого Чонгук двинулся к нему.       — Он мне потом тоже нужен, — Чанёль поднялся с дивана, удерживая папку, от которой он сейчас несомненно избавится, под рукой.       — Как скажешь. Видишь, Чонгук-и, сегодня ты нарасхват, — усмехнулся Джиху, пропустил своего младшего и закрыл дверь кабинета.       Чанёль вернулся на этаж ниже, захватил металлическую мусорную корзину из собственного кабинета и, спустившись на первый, вышел из стеклянного здания. Он поджёг листы из папки сразу после того как разорвал их и бросил в мусорное ведро, встречая паршивейшее чувство дежавю. Уже не в первый раз ему приходилось брать себя в руки потому, что не имел права расклеиться или задуматься о том, что происходило, иначе вся усердно сформированная стабилизация, которую он навязал и себе и Юнги, полетела бы к чёртовой матери.       Но полуулыбка, полуусмешка первого Чона доводила его до бешенства и отчаяния одновременно. Почему тот не выглядел хотя бы напряжённым, после того как Намджун напомнил ему о кошмаре. Пак всё ещё не понимал, как можно в одно короткое мгновение продать душу дьяволу? По ощущениям только вчера он знал его достаточно хорошо, чтобы с уверенностью сказать, чего тот точно не сделал бы, но уже сегодня тот работал с насильниками, садистами и извращенцами.       Размельчив пепел, он вытряхнул его в уличную урну, возвращаясь в здание и сталкиваясь с Чонгуком в дверях главного входа.       — Быстро, — заметил Чанёль. — Я уже иду, встретимся у бара, поедем оттуда.       Уже через сорок минут они оба сидели в серебристом седане Чанёля на ограждённой парковке офисного небоскрёба. Площадка хорошо просматривалась, в том числе и с поста охраны, которая заправляла шлагбаумом при въезде.       — Что в кейсе? — спросил Чонгук, когда лидер вернулся в машину, после того как отдал серебристый металлический кейс мужчине прямо у входа в здание. — И зачем нужны Хосок и Соён, если дела как такового нет? Ты же не думал, что раз еду я, а не кто-то другой, то вопросов не будет?       Чанёль молчал, думал, как сказать, а Чонгук решил, что тот в очередной раз не хочет отвечать.       — Опять наркота?       — Нет. Там важные документы. Правда, фальшивые и задним числом.       — Вопрос остаётся: зачем Хосок и Соён? Тем более что мы торчим под камерами. — Чанёль на этом вздохнул. — А, ясно. Опять приказ? Тогда для чего это?       — Для безопасности моего первого. Я правда не могу всего сказать, но никому ничего не угрожает, в том числе и потому, что ты сидишь здесь. — Чонгук нахмурился и подался вперёд к приборной панели. — Скажем так, если вдруг что-то пойдёт не так, никого не тронут из-за тебя. Так понятно?       — Нет. При чём здесь я? Не тронут так же, как в прошлый раз? Чимину только вчера вытащили ёбаный дренаж.       — В тот раз меня не было в городе, и поэтому всё полетело к хуям собачьим... — Он лёг на руль, обняв его руками, и издал сдавленный стон. — Ты здесь из-за «Скайлайна» и своего первого. Мне нужно отвести подозрения от моего первого, поэтому мы здесь. Нужно создать искусственные проблемы в деловых отношениях с бывшими и настоящими инвесторами, чтобы поводов для… выяснения отношений было несколько. Отъебись, ничего больше не могу сказать.       Чонгук откинулся на подголовник сиденья и уставился на крыльцо здания через лобовое стекло. Ранее оранжевый закат потемнел до тёмно-коричневого сумеречного неба, заставляя Чонгука время от времени нервно поглядывать на часы.       — Не заебался беспрекословно подчиняться? — спросил он, отворачивая от себя циферблат на руке.       Чанёль усмехнулся, отстранился от руля и насмешливо посмотрел на Чонгука.       — Кто бы говорил. Ты хоть что-то делаешь сам?       — Займусь новым инвестором и, надеюсь, получу наконец доступ к информации, тогда и начну.       — Даже интересно посмотреть, как ты пошлёшь нахуй своего первого. Не забудь свистнуть.       — Заебёшься ждать. Я не собираюсь узнавать всё от него. Кое-кто попросил меня не верить тому, что я вижу и слышу. А ты, похоже, слушаешь только то, что говорит тебе первый. Сильно сомневаюсь, что вы объективны. Сам пытался что-то выяснить?       — Ты смешной. Нихуя не знаешь, а говоришь, что я слепой? Поговорим, когда хоть что-то выяснишь. — Чанёль полез в откидной подлокотник между передними сиденьями и вытащил оттуда пачку сигарет с зажигалкой. — Не говори потом, что я не предупреждал, скоро начнёшь таскаться за моим первым, как собачонка, а то и на коленях ползать.       Чонгук схватил его за лацкан пиджака, но уже выработанная чиминова сигнализация в его собственной голове не дала ему даже сжать кулак для удара, и он, зажмурившись и шумно и с недовольством выдохнув, отпустил Чанёля.       — Ладно, забыли, — сказал старший, поправляя приподнявшийся ворот и лацкан, — ты здесь пока не при чём. Сигарету дать?       Вспомнив, что свои он оставил в сумке в баре, Чонгук резко вытянул у него сигарету из пачки и отвернулся, а после стал искать зажигалку в карманах пиджака, пока Чанёль не кинул ему свою.       — Ты сказал, новый инвестор? Кто? — Чанёль закурил и приоткрыл окна с обеих сторон.       — Не знаю, кто-то от вашего Ли Муёна, на которого вы не надышитесь.       Чанёль бросил на него быстрый изучающий взгляд, пока устраивал руку с сигаретой на двери, поверх внутренних накладок.       — Н-да, — протянул он, — может, раньше мы бы и поладили, если бы общались больше.       Но Чонгук его мнение не разделял и, хотя удивился услышанному, виду не подавал и вообще больше не смотрел в его сторону.       — Раньше ты таскался, как собачонка, за моим первым, — сказал он, в красках припоминая своё прошлое нетерпимое отношение к нему, и если бы не Чимин, это вряд ли бы изменилось.       Чанёль на это только усмехнулся и больше ничего не говорил, потому что на крыльцо вышел тот же человек невысокого роста в бордовой рубашке с коротким рукавом и бежевых брюках, очки плотно прилегали к носу, а волосы до плеч были убраны в забавный хвост. За ручку он держал тот же кейс.       Лидер тут же выскочил из машины, бросая недокуренную сигарету на асфальт. Они почти ничего друг другу не сказали, и Чанёль вернулся в машину, поставив кейс на пол за спинкой своего сиденья.       — Это всё? — спросил Чонгук, а когда Чанёль кивнул ему, усмехнулся. — В итоге я ни хрена не сделал, лучше бы к Чимину уехал.       — Не выёбывайся, будто не знал, для чего ты нужен.       — Пока ты пёрся до крыльца, в тебя двести раз могли выстрелить.       — Никто бы в меня не выстрелил, ты вообще нихуя не понял из того, что я сказал. — Его голос стал уже грубее и раздражённее, и он вздохнул. — Был бы ты на нашей стороне, я бы рассказал, а ты бы оценил. А пока скажу, что ты был нужен и понадобишься ещё. Похоже, ты недалеко от меня уйдёшь в ближайшее время.       — Я вернусь пешком, — заявил Чонгук, выбрасывая сигарету и выходя из машины, пока Чанёль не успел завести двигатель и двинуться с места.       — Да брось, — пытался окликнуть он его через открытое окно, — я же...       — Я тебе уже говорил, что ты много на себя берёшь, — перебил он его, — ты здесь не при чём. Здесь близко, и я обещал Чимину кое-что купить, а потом сразу поеду.       — Скажи ему, что я приеду завтра.       — Сам скажи, или у тебя, как у первого, аллергия на звонки?       Чонгук не стал продолжать этот бессмысленный диалог, хотя многое бы мог добавить, особенно о первом, но он вышел с парковки и пошел в сторону бара Хару. Дневная духота заметно спала, а нагретый асфальт успел остыть, когда температура воздуха опустилась до +23 градусов, так что Чонгук чувствовал себя вполне комфортно, и у бара он оказался через полчаса, часть этого времени он потратил на то, чтобы зайти за тушёными овощами с мясом в основном для себя и токпокки, о которых Чимин весь прошлый вечер почти что умолял, потому что вдруг сильно их захотел, а из еды в больнице не получал ничего, кроме практически постной еды в виде супов из яиц или капусты, риса и кимчи и чего-нибудь вроде тофу с говядиной или вареной свинины. В баре он забрал шлем и сумку с пиджаком, тут же отправившись к Чимину. К тому времени закат был давно позади, а на небе красовалась полная луна, лучше всяких фонарей освещающая почти пустую парковку.       Когда Чонгук зашёл в палату, Чимин почему-то сидя спал на диване, запрокинув голову на верхушку мягкой кожаной спинки. Мигающий и меняющий интенсивность свет шёл только от тихо работающего телевизора. Чонгук поставил еду на столешницу, сумку, закрытую пиджаком, и шлем — на стул, тихо вымыл руки и, прежде чем сесть на диван, коснулся пальцами чужой челюсти, а когда Чимин рефлекторно и неожиданно для последних дней резко схватил его за запястье, усмехнулся.       — Иди в кровать.       — Не хочу, — Чимин открыл глаза и отпустил его руку, — я заебался лежать и спать.       Чонгук только вздохнул и осторожно провёл большим пальцем по цветущему синяку на его шее.       — Ты принёс токпокки? — спросил Пак. Чон кивнул и указал взглядом ему в сторону столешницы, а Чимин улыбнулся и почти замурлыкал. — Ты что-нибудь ел?       — Нет, хотел поесть вместе с тобой. Почему не дождался меня? — спросил Чонгук, глядя на его волосы и пропуская их между пальцами.       Чимин сидел в домашних шортах и белой футболке с мультяшным принтом, его платиновые волосы были особенно пушистыми — похоже, совсем недавно он их помыл, наверняка, как и все эти дни, отбиваясь от медперсонала, потому что просто не мог признать в их присутствии слабость. Чонгук в данном случае был единственным исключением.       — Не хотел тратить время на это. Я же знал, что ты вернёшься поздно, — Чимин притянул его левую руку к себе, глянув на часы, на которых оставалось полчаса до полуночи. — Хотя не очень.       Чонгук ткнулся носом в его шею, почувствовав, как Чимин стал пальцами ломать ему укладку.       — Прости, я так и хотел въебать сегодня твоему второму. — В чужих пальцах появилось напряжение, и Чон подумал, что Пак сейчас заставит его отстраниться, но Чимин продолжил гладить его по волосам.       — Он мне звонил перед твоим приходом.       — Неужели? Жаловался?       — Нет, сказал, что всё нормально, и он заедет завтра, о тебе вообще не заикался. — Чимин задумчиво замычал, а потом тихонько засмеялся. — Так что не знаю, с кем ты там был.       — Меня заебали миссии, которые подкидывает ваш первый. — Он еле успел вовремя заткнуться, так как в запасе была ещё одна причина недовольству, направленного в сторону старших Паков, и это Чимин. — Извини.       — Разве ты не говорил, что это последняя? Больше не придётся терпеть. Лучше найди нам какое-нибудь дело, и мы свалим на него вдвоём.       — Всё, что меня сейчас интересует, связано со «Скайлайном», а ты не хочешь в это соваться.       — Я уже сунулся, смотри, — он хотел поднять свою футболку.       Но Чонгук остановил его и стал целовать в шею, подбираясь губами к уху с серьгой, перебирая её языком. Он втягивал через нос притягательный запах шампуня с ароматом белого шоколада и исключительный и неповторимый запах своего парня, поэтому отстранился Чон с большим трудом.       — Как себя чувствуешь?       — Нормально. — Чимин испытующе посмотрел на него, в его глазах стал отражаться свет большой полной луны за неприкрытым жалюзи окном. Он не глядя выключил телевизор с помощью пульта, погрузив комнату в полумрак. Медленно и мягко схватил Чонгука за горло, потому что пока не мог делать резких движений, и снизил громкость своего голоса до шёпота. — Сиди и не двигайся.       — Успокойся, — засмеялся Чонгук, — тебе только вчера убрали эту проклятую трубку. Хочешь, я уйду?       — Давай, попробуй, — угрожающе ответил Чимин. — Если бы я знал, что для того чтобы ты приходил каждый вечер, мне нужно пустить в себя пулю, давно бы достал твою пушку.       — Это совсем не смешно.       — Знаю, прости. Я домой хочу.       Чонгук коснулся его правой скулы левой рукой и мягко поцеловал его в губы, слизывая и съедая последние слова. Потому что сам хотел этого не меньше и без Чимина даже со своей квартиры съехать не мог. Просто не представлял себя в их общей новой в одиночестве. Как только поцелуй стал более напористым, а дыхание обоих — шумным, Чонгук отстранился.       — Пошли, детка, ляжешь со мной, — говорил Чимин, отстраняясь к спинке глубокого сиденья и руками стараясь спихнуть Чона с дивана.       — Я всё ещё хочу есть и потом, если мне опять приснится кошмар, я могу двинуть тебя локтем или забыть о том, где мы, — в качестве извинений он ласково погладил Чимина по щеке. — Не сегодня.       — Может, хватит уже убивать меня? В меня уже стреляли, разве он не должен прекратиться?       — Не знаю. И пока не выясню, рисковать не буду. Ты хочешь домой или нет?       Чимин угрожающе наставил на него свой указательный палец, его глаза по-прежнему были подсвечены луной.       — Наслаждайся своим единственным козырем. Приедем домой, и я тебе покажу.       — Что именно? — усмехнулся Чонгук.       — Отвали, я пошёл есть токпокки.       — Подожди, — Чонгук помешал ему подняться, встав коленями на сиденье перед Чимином так, что тот оказался между ног, когда сам, нависая, старался его не касаться.       — Я сказал: отвали, — повторил Чимин, едва сдерживая смех, пока смотрел, как Чонгук пытался устроиться. — Какого хрена ты делаешь?       — Я бы тебя сдёрнул к себе на колени, но нельзя, а я хотел сказать, что мы можем договориться, и пытаюсь тебя не трогать. — Он положил ладони на мягкую спинку дивана по разные стороны от головы Чимина, глядя на него сверху вниз. — Но ты должен кое-что сделать, что-то очень простое.       — Ну?       — Признай, что ты выиграл, — ему даже удалось сказать это с совершенно серьёзным лицом.       Но вместо того чтобы получить обычную реакцию, когда Чимин отпихивал его или делал захват, злобно раздувая ноздри, хотя сам проворачивал такие ходы куда чаще, сейчас он только поднял на него голову и едва заметно в полумраке улыбнулся одними глазами.       — Ладно. Я тебе это скажу, но только один раз. Наклонись. — А когда он сделал, как тот просил, Чимин чуть ли не по слогам произнёс: — Ты-любишь-сильнее. — Сказал и упёрся ладонью ему в грудь. — А теперь отвали, ты от меня другого не услышишь.       Чонгук усмехнулся, погладил большим пальцем под его ушком с пирсингом и хотел уже слезть с него, но Чимин крепко схватил его руками за бёдра и прижал его задницу к своим коленям.       — Ты только что сказал мне отвалить.       — А ты дважды послал меня, — ответил Чимин, пытаясь с помощью пальцев притянуть его к себе, — но ты привёз мне токпокки. Наклонись, мне больно это делать.       Чонгук усмехнулся.       — Ты серьёзно или нарочно давишь на жалость?       — Ненавижу, когда давят на жалость, я сказал как есть. Ты сам знаешь, что я пока не могу этого делать.       Чон смотрел на него внимательно, пытливо, проверяя на притворство, но в итоге склонился и поцеловал его, а Чимин тихо засмеялся ему в губы.       — Блять, я так и знал, — Чонгук укусил его за нижнюю губу. — Подожди, я сяду рядом.       — Нет, сиди так и целуй меня.       Чон обхватил его лицо левой рукой, оттягивая большим пальцем нижнюю губу и представляя, как ласково и бережно целует каждый сантиметр где-то податливого, где-то пока напряжённого, но ещё более любимого тела, а потом грубо, почти по-животному берёт его. И видимо, он слишком долго замечтался о том, чего ещё только предстояло дождаться, потому что Чимин с недовольным стоном откинул голову назад.       — Я же не врал, просто воспользовался… — но договорить ему Чонгук не дал и заткнул его своими губами, целуя томительно и дразняще и на удивление не встречая в ответ стремления ускориться от Чимина. Напротив, Пак ласково поглаживал его по челюсти, щекам и затылку, зарываясь пальцами в волосах, и только под конец, перед тем как отстраниться, оттянул зубами его нижнюю губу. — Я соскучился.       — Я тоже, — тихо ответил Чонгук, в мыслях мечтая ускорить ход времени. Он снова поцеловал его, чуть более требовательно и исступлённо, пока под его брюки сзади не проникли руки его парня и не стали вытягивать заправленную рубашку.