Помощь утопающей не всегда дело только самой утопающей

      Около пяти утра Мари все же уснула, все так же сидя, опустив руки на плечи Киры. Ей грезилось что-то тревожно-беспокойное, отчего девушка постоянно вздрагивала, и после очередного вздрагивания ее подруга приоткрывает глаза, сонно смотря на нее. Сильные руки осторожно тянут ее на себя, под одеяло, горячо обнимая и закидывая на бедро ногу. Шевеления после этого прекратились, и еще через пару часов уже больше приятного сна все потихоньку начали открывать глаза. Посильнее прижимаясь к объекту тепла, розововолосая что-то бормочет, открывая глаза. На душе было тяжелее от выгона, но все же потеря Крис казалась серьезнее, чем почти достойный выход Идеи, которая была не настолько травмирована, как эта оголенная рана в кепке.              Этот день начался не то, чтобы очень хорошо. Сразу с испытания — урока у психолога. Едва пацанки успели перекусить омлетами и быстренько обсудить все, как их позвали на первый этаж. Что было странно, появление Лизы в их небольшой столовой больше не вызывало урагана эмоций. Кто-то даже кивнул приветственно, что было довольно необычным явлением для этого дома.Она села с правого бока от нее, притронувшись только к несладкому зеленому чаю. Маша только подумала, что он пахнет, как моча кошки с деревни у деда (а еще что они точно хотят заставить их ходить в туалет раз в пятнадцать минут, ну или драться за эту возможность). Сама она даже поела, хотя пресную еду просто ненавидела — пару кг скинуть успела на этом вонючем питании. Часть скормила Кире, часть выкинула, ноя куда-то в Настино плечо, что ей снится в эротических кошмарах ни что иное, как литр острого том яма с креветками. Та лишь беззлобно ругается на нее за разгулявшийся аппетит, делясь в ответ своими гастрономическими мечтами.              Общий зал встретил их брызгами крови, лентами, в общем — напоминали место убийства. Девочки вокруг начали кричать, плакать, и до того, как Мари дошла до своего предмета, она налетела на Леру, хватая ее за лицо обеими руками. Она захлебывалась слезами, сжимала кулаки и выглядела так, будто вот-вот набросится на кого-то, но страха в глазах напротив не было.              — Давай, милая, плачь, плачь, как последняя сука, но попробуй выровнять дыхание. Давай вместе. Вдох, — она глубоко вздохнула, чего не вышло у ее подруги. Не теряясь, она начала со вздоха заново, и на десятый раз у нее почти получилось, пусть и немного рвано.              — Повторяй за мной, — просит Маша, а та только кивает.              — Я…              — Я…              — Не буду…              — Не буду…              — Винить себя за эмоции.              — Винить себя… за… эмоции…              — Постепенно у тебя все получится, ты невероятная умница, — она целует ее в щеки, обнимает, сжимая губы до побеления, понимая, что сама вряд ли справится с эмоциями, которые могут на нее нахлынуть. Мужественно отстраняется, пока Лера отходит на стул, чтобы присесть и отойти от этого кошмара, смотрит на единственную целую полку на стене среди хаоса. Сердце делает кувырок, останавливаясь в горле. Хочется его сблевать, чтобы было не так больно. Плюшевый розовый фламинго и костыль. Она на самом деле даже не помнила, когда рассказывала редакторам про эту ситуацию, но это было не главным сейчас. Куда важнее было ощущение, что ее затолкали в ледяной бассейн с головой, залив и глаза, и уши, и даже все тело, сделав его ватным. Начало знобить, трясти и колотить — по-другому это состояние назвать было невозможно. К ней подходит сама Любовь, гладит по плечу и помогает дойти до места съемки — на крайний стул первого ряда, его уступила Амина, пересаживаясь рядом. Все были мрачными, и из-за отсутствия близких людей рядом было особенно тревожно. Нет, она успела прилично сблизиться со всеми, но это было скорее условностью, перемирием для комфортной жизни. Она помогала всем то ли из-за синдрома спасателя, который почему-то начал набирать обороты, то ли потому что настоящая она — трезвая — именно такая.              — Тут была убита ваша женственность. Глубокие травмы повлияли на то, что вы утратили свою гендерную идентичность, перестали быть девочками, — она говорила про то, что им быть женщинами — опасно и смерти подобно. Это было исключительной правдой, но в ушах шумело, и половина слов пролетела мимо ушей. Ногти привычно начали наваливать на ладони, но Амина, сидевшая совсем рядом, с силой разъединила их, удерживая и не давая сделать еще хуже — хотя пара отметин уже кровоточила. Это помогло проснуться.              — Спасибо, — слабый шепот.              — Машенька, ты так поддерживаешь других, а сама будто потерялась, что тогда произошло? — ее спросили первой, что вызвало просто бурю эмоций. Она слабо начала говорить, тихо, но в тишине это было слышно абсолютно всем:              — Это был год, когда умер отец. Я шла домой, когда ко мне подошел мужчина в яркой розовой меховой шубе. Он попросил о помощи. Всего лишь дойти до подъезда — моего подъезда, кстати. У него была одна нога и один же костыль. Лицо его я не забуду никогда, — она глубоко вздохнула, смаргивая слезы, так как ее руки все еще держала ее одноклассница.              — Почему ты не отказала ему? — логичный вопрос от психолога. Без обвинений, исключительно интерес.              — Я посмотрела ему в глаза, и они были… как у отца. Он был похож на него ужасно. Тогда я подумала, что это способ искупить мою вину за его смерть, согласилась, но он внезапно… открепил вторую ногу от одежды и потащил меня вверх по лестнице. Тогда он… меня… — она не смогла закончить, складываясь пополам, лицом в колени. Все поняли все и без слов.              — Потом он помог одеться, сказал, что я хорошенькая, отвел до квартиры и ушел… На утро я увидела про него по телевизору. Маньяк-педофил, которого задержали за убийство детей, которого называли фламинго. — она легла на плечо Амины, скрывая слезы и страх в глазах.              — Это кошмарно, милая. Просто ужасно, что такие, как он, ходят по улицам, ломают детей навсегда. Хорошо, что его тогда посадили, пусть и не за твое дело, я правильно поняла, ты ничего не сказала? — она кивнула.              Истории других девочек дались даже хуже, чем ее собственная. Хотелось сорваться и обнять каждую, но вместо этого только слезы бесконечно текли по щекам, уже делая больно и без того сухой коже. От количества эмоций затошнило. Кислый, немного сладковатый комок поднимался ко рту, оставляя неприятный привкус. Она сглатывает, терпит. Она сидит, сидит упорно до самого конца, но стоит только камерам отключиться, как подпрыгивает со стула, несется в ванную, где содержимое желудка выходит в унитаз. Тяжело дышит, слезы вместе с рвотой стекают по подбородку, и в глазах темнеет от слабости. Она почти падает, когда ее хватают прохладные руки.              — Тише, маленький, пойдем умоемся, — она узнает Виолетту и поворачивается, держась за стенку. Перед ней было не стыдно быть даже такой — грязной и побитой, потрепанной и неважной. Прохладная вода дает ясность уму, и вот они сидят на влажном полу, держась за руки, пока Мари пыталась восстановить дыхание, пока Ви осторожно вытирала слезы с ее лица. В дверь стучат. Ну да, логично, туалет мог быть нужным не только им. Напоследок чмокнув подругу в щеку, пацанка помогла встать своей однокласснице, после чего они вышли. За дверью стояли Лиза с Кирой, они тихо переговаривались о чем-то, не имеющем особого смысла, прислонившись спиной к стене. Увидев, что они вышли, два заинтересованных взгляда одновременно скользнули по бледному лицу Маши.              — Все в порядке, меня просто вырвало. Так бывает, когда что-то неприятное вспоминаю. Вилка вон умыла мою зарыганную ебучку, — девушки напротив обменялись какими-то странными взглядами, которые не обещали ничего хорошего, но потом подошли, и Кира приложила ладонь ко лбу «пострадавшей»              — Блять, да у тебя температура! Так, зайка, сегодня съемок не будет больше, ты сейчас сдаешься товарищу Дарье, она выдает тебе жаропонижающее, а дальше ты прикидываешься ветошью и лежишь в кроватке. Окей? — она мамочкой начала вертеться вокруг, удивляя этим в первую очередь себя. В какой момент ей вообще стало не похуй? Это было бы прекрасной темой для проработки с психологом. Как раз Любовь была той, к кому хотелось обратиться. Записав это в голове в планы карандашом, она отвлеклась на начавшую что-то говорить розововолосую.              — Да ладно, это просто нервы, оно…              — Лиз, проконтролируй все это, пока мне не пришлось нести эту ебанашку на руках, — она прерывает ее речь, спокойно обращаясь к однокласснице, которую только недавно она, можно сказать, игнорировала. Та слабо улыбнулась, кивая со всей ответственностью во взгляде.              — Конечно, можешь не сомневаться. Пошли давай, — она недовольно морщится, когда ее волосы взлохмачивает крепкая рука, но не отстраняется, что вызывает еще больше вопросов.              — Ладно… — девушку хватают под руку, пока та не передумала, и ведут в комнату куратора.              — Тридцать восемь и семь, малышка, как так? — мать всея проекта ставит чайник, разводит горячей водой малиновый «Антигриппин», дает его усаженной в кресло и завернутой в плед подобно шаурме болеющей. Та недовольно дует губы, но пьет, тихо благодарит.              Решение было сделано следующее: Лизу переселили в комнату прямо в кровать Маши, а ее саму временно отселили на третий этаж. Как ни странно, никто не был против. Первое испытание этой недели дало девочкам немного понять друг друга, и теперь против ее нахождения в комнате не был никто. За исключением, правда, одной Мишель. Выгон Кристины точно сыграл на ее нервах, из-за чего девушка ходила темнее тучи, вымещая агрессию на Лизу, которая, на самом деле, больше не была одна. Слово за слово, но язвительно-колюче слово за нее вставляла Кира, приподнимая бровь, иногда одним взглядом заставляя замолчать. Новая волна сплетен разнеслась по дому, однако, обходя Марию — та ничего не знала. не видела, не слышала. Может, и специально.              День, в который она заболела, не запомнился вообще никак. Следующее утро встретило ее температурой в тридцать семь и девять, так что закинувшись колесиками от всего, чего можно, девушка почти бодро присоединилась к автобусу на испытание, садясь на длинное заднее сидение среди всех, что-то с ходу шутя про то, что выглядела так в последний раз когда марафонила с бывшим.              Их привезли куда-то в подобие спортивного зала и кинули в раздевалку. Там были именные шкафчики с фотографиями из самого первого дня — тогда еще после вручения броши была небольшая фотосессия. Все выглядели мягко говоря — помято.              — Бабы, как в школах из сериалов шкафчики, заебись! — Маша хихикает, спокойно раздевшись до белья, как велело задание. Она была в комплекте черного цвета: полупрозрачный бралетт в сеточку с двумя человечками с картины «Крик», вышивка которых прикрывала соски. Трусы были из тонкой, но плотной ткани, высокие и со вставками из той же сетки по бокам. Одна за одной девочки уходили, пока не возвращаясь.              — Ну, братцы, я пошла, не падайте духом, — она рассмеялась и вышла в помещение с камерами. Психолог, телевизор и какой-то шкаф. А, это был тренер, который безучастно стоял, разглядывая противоположную стену. Интересно, интересно. Заговорила Любовь.              — Здравствуй, Машенька, сейчас включится экран, и ты должна будешь рассказать, что чувствуешь к тому, что видишь. Понятно задание? — она смотрит мягко, что любой стресс, если бы он был, конечно, мигом испаряется, заставляя довериться.              — Здравствуйте, да. Конечно.              Включается «представление». Ее ноги. Ну, ничего неизвестного или необычного, она часто смотрится в зеркало, знает каждый шрам, каждое пятнышко.              — Чуть-чуть волосатые, прикольные, — она улыбается, переступая с ноги на ногу.              — Бедра какие-то острые, знаете, у меня вообще тело такое, будто мне четырнадцать. Все такое угловатое, худенькое, без округлостей красивых. В целом, тело, как тело, но немного неприятно. Для идеала подкачаться бы, мышцы прикроют, выйдет конфетка.              — Нос немного с горбинкой, красивый, глаза вообще охуеть озера, все нравится. На ушки бы пирсинга побольше, может бровку бы проколоть…              — То есть, ты чувствуешь себя вполне комфортно в своем теле? — спрашивает Любовь, задумчиво оглядывая бинты и пластыри на руках. Они уже успели поговорить, хотя до какого-то результата еще было совсем далеко.              — Да, мне удобно, нормас, вот спортом заниматься с девочками начала, правда тяжело, торчала долго… мда.              Выбрав наугад какие-то смешные варианты частей лица, чтобы посмеяться, девушка вышла к остальным. Там стояли почти все, и через некоторое время собрался весь дружный коллектив. Шутка-шутки-шутки — лучший механизм защиты человека. Вдоволь посмеявшись после тяжелого испытания, они едут обратно в дом — там их ждет второе испытание за день. Потихоньку перед глазами плыло, но вовремя выпитый напиток богов помогал держать жар под контролем. Они открывают большой ящик, вот Амиша читает письмо, и им выдают… платья. Что-то вроде как русское народное, с кокошниками. Ага. Мари досталось что-то странное: платье почти в пол, небесно голубое с желтой полосой посередине и с подъюбником, который весил, по ощущениям, больше, чем она. На голову приземлился небольшая твердая ленточка таких же цветов, которая, на самом деле, едва торчала вверх.              — Эй, ты выглядишь лучше всех, нечестно нахуй! — в ответ на это она совершенно неэлегантно поворачивается на каблуках. еще менее элегантно — показывает язык, кое-как ковыляя к другой стене, чтобы по дороге под локоть схватить падающую Лизу, вместе стормозить о Леру и упасть прямо на Мишель. Последней, конечно, данная куча-мала не понравилась больше всего, но когда на тебе лежит Лера, возмущаться особо не приходится. Потом виновницы и вовсе исчезли в сторону улицы, стоило им тихонечко извиниться и помочь всем встать.              Кое-как все добрались до главного — небольшой деревянной сцены. Хотя их туда пока что и вовсе не пустили, заставляя на неудобных шпильках топтаться по мягкой земле. Удовольствие то еще, конечно. Маша ловко прицепилась сбоку от Дианы, как той, которая выглядела наиболее уверенно, мысленно боготворя себя за то, что хорошо с ней общалась в свободное от всего время. Она вообще была хорошей. Умной и интересующейся, стремящейся развиваться, а не стоять на месте. Вообще никого Маша не могла назвать плохим человеком. Кто-то был ей лично более интересен, кто-то — меньше. Вот и все. Только теперь непокрытая голова Юли почему-то мозолила глаза и вызывала сомнения. Но это мысль на потом. Как-то незаметно для себя и других она вливалась в коллектив, стараясь не только не конфликтовать, но и не давать промять себя под лидеров. Она спорила со всеми по чуть-чуть, прямо говоря, когда не считает чье-то мнение правильным.              Пацанки на каблуках — что может быть смешнее? Только пацанки с коромыслом на плечах, идущие модельной походкой на каблуках. Им ничего особо не объяснили, но Маша вызвалась первой — вдруг получится что-то — она все же когда-то провела целый выпускной в школе на шпильках (а ее специально спаивал одноклассник, подливая в шампанское водку с ромом). Она почти уверенно проковыляла до сцены, стараясь наступать на носок, а не пятку. Вышло неплохо.              — Блять, бабы, помогите, я его не подниму нормально, я сейчас наебнусь! — к ней подлетела почти изящно Юля, накидывая на плечи деревянное издевательство. Ну, с песней. Она делает первый шаг, стараясь не поднимать руки, держит из строго вниз чуть за юбкой у задницы, пробный шаг с носочка — и она не падает! Пару раз оступившись, она доходит до конца, на повороте влетая каблуком в щель.              — Блять! — осторожно вылезя, она возвращается, слыша хлопки одноклассниц.              — Так, бабы. Главное — наступайте не на пятку, так вы будете как коровы на льду. Руки вам не помогут, плечи вниз, попу не отклячиваем. Ну, удачи, давайте, — она под смех модели и нежную улыбку Марии вернулась в строй, крича что-то поддерживающее всем выступающим, поправляя и подсказывая. В целом, не так уж и плохо. Дальше им объявили перерыв до вечера. Пока что снимать наряды было нельзя, и это было настоящей пыткой. Девушки устроились в креслах, и Мари схватила блокнот и ручку — почему-то именно на проекте она начала что-то рисовать, что-то писать. На листе бумаги постепенно из небрежных линий вырисовывался длинный кокошник, знакомое тату на шее и блестящий взгляд темных глаз. Она поменяла платье на немного другое, разрисованное колючей проволокой, чтобы передать образ лучше. Кто-то заглянул за плечо и вырвал рисунок из рук, размахивая им во все стороны. Ну конечно. Мишель.              — Верни! — она встала, хватая ее за локоть, но рисунок уже пошел по рукам.              — Девки, смотрите, а нам не говорила, что рисует, — светловолосая с видом, выражающим превосходство, смотрела в злые карие глаза. Вырвав руку, она отошла к креслу, садясь.              — Блять, красиво. Нарисуй еще меня!              — И меня!              Девушка с усталостью прикрыла лицо ладонями. Началось… Гомон множества голосов прервал знакомый и грубый.              — Эй, телки, давайте вы выстроите очередь, и когда она захочет, а лучше — выздоровеет — нарисует. А то помрет, виноватыми будете. — она не подходит, но сверкает глазами. Подходит Лиза, которая успела отвоевать собственность розововолосой. Она тихо кладет ее в руки хозяйке и садится на подлокотник кресла, в которое Мари успела вернуться.              — Спасибо. Смотри, какая ты красавица… — в ответ та улыбается едва заметно, стараясь скрыть эмоции.              — И улыбка у тебя прекрасная.              — И вовсе нет, убогая улыбка, — черноволосая отворачивается, но не уходит, слегка касаясь кончиками пальцев чужого колена.              — Красота в глазах смотрящего, малыш, в глазах смотрящего, — приобнимает, одной рукой вырывает рисунок и протягивает ей, улыбаясь.              — Держи. Надо бы тебя почаще рисовать, ты мило расцветаешь.              В ответ на это она (как было бы очевидно) прикрыла рот рукой, отводя взгляд вбок. Это Маше особенно не нравилось — то, как она не принимала хорошие слова, запираясь в себе. Девушка встает, протягивая руку Лизе.              — Пошли воды возьмем, пить хочу ужасно, — та кивает и вкладывает ладонь в теплые пальцы. которые придают уверенности, крепко обхватывая. На кухне нет никого. В холодильнике быстро находится холодная бутылка воды, но она, кажется, не так интересует пацанку. Отпив пару жалких глотков, она обнимает черноволосую, зарываясь носом в волосы, вдыхая аромат ее шампуня. Лиза пахла приятно. Немного пылью, чем-то кожаным и сладким розовым перцем. Она чувствует, как весь груз вселенной поднимается над ее плечами, когда миниатюрные руки гладят ее по спине.              — Спасибо, мне так было нужно это. Я устала, — она чувствует себя крошечной, куда меньше, чем кто угодно в этом доме, но защищенной и принимаемой. В такие моменты она ясно понимала, что она младше как физически количеством лет, так и морально — почти ребенком на фоне такой большой и понимающей все мудрой Лизы.              — Я вижу, все вижу, я с тобой, — она целует ее в висок пару раз, прижимается просто, а затем невесомо отпускает, оставляя на себе ощущение легкости. Обе девушки отпивают из бутылки, и вот они возвращаются, чтобы уже встать у стены из-за занятого уже кресла. За окном идут активные приготовления к испытанию, а они болтают о чем-то без конкретной темы. Кто-то жалуется на жажду к наркотикам, кто-то скучает по друзьям и родным, кто-то еще что-то. В общем, просто жалуются, что изоляция конкретно треплет их нервы.              — А зато я тут отдыхаю по всем фронтам, — шепчет ей подруга, — правда шоколадок не хватает.              — Я тебе попробую украсть сладенького на следующей съемке, все будет, — хихикает, разочарованно вздыхая, когда их зовут на задний двор. Огонь всегда был любовью, тому, к чему тянуло Мари, поэтому идея пройтись без каблуков с горящими коромыслами была такой манящей и веселой, что она без раздумий вышла первая. Раскинув плечи, она сама светилась изнутри этим огнем, поджигая нужные факелы, затем гордо подходя к одноклассницам. Уснула она быстро, пусть и без привычного тепла тела рядом с собой. Собственного тепла в этот раз было достаточно. В эту ночь она была впервые настолько самодостаточна в одиночестве. Впервые оно ее не тяготило даже немного.              Длинный выходной. О, это единственный дом, в котором ненавидели выходные абсолютно, был дом пацанок. Тягучая скука, отсутствие занятий и тесный контакт с девочками без шанса вырваться в люди. Хотя в этот день после снятия кружочков в телеграм они заметили, что по соседству приехала компания молодых людей. Ну конечно, шило в жопе заиграло почти у всех, и вот они стоят у забора. Кто-то выпивал, кто-то курил, кто-то просто разговаривал. Мари стояла в отдалении, отказываясь от всего, просто болтая о чем-то с миловидного вида мальчиком. Тот также не пил, покуривая что-то сладкое и электронное, отчего немного подташнивало. Они говорили о погоде, о том, тяжело им или нет, об одиночестве и о жизни вне проекта. В какой-то момент она даже не поняла, как ловко перепрыгнула через забор с несколькими девушками, обнимаясь с новыми приятелями коротко, как при первом знакомстве.              Маша садится на землю, не боясь испачкать домашнее, и рядом с ней по обеим сторонам садятся вовсе незнакомые молодые люди. ей в руки суют одноразовый стакан, но та не принимает его, и в итоге он падает на землю, проливается. Они начинают злиться.              — Ах ты ж сука! Че, думаешь, мы не видим, что ты нихуя не борцуха? — ее хватают под руки, пока та пытается вырваться. Выходит мало что, но на прилив моральных сил действует отрезвляюще пощечина. Она кусает одного за локоть со всей силы, и тот криком отвлекает второго. Девушка бежит к забору обратно, врезаясь в грудь идущей к ним Киры. Она смерила ее недовольным взглядом, отстраняясь от непонимающей ничего паникующей подруги.              — Пошли домой, пожалуйста, — она обнимает себя за плечи, вздрагивая и пытаясь унять дрожь в пальцах. Эта ситуация напомнила все самое плохое, что случалось, но впадать в паническую атаку на чужой территории было страшно. Та как-то скучающе оглядела ее, холодно приподнимая бровь.              — А что, с мальчиками нафлиртовалась? — эти слова вызвали ступор. Она увидела непонимающий взгляд в ответ и продолжила:              — Ну что, сидела себе спокойно там с соседями, комплименты делала.              Сбоку показалось довольное лицо Мишель. Паззл в голове начал складываться.              — Тебе что, кто-то это напиздел? — Маша подходит ближе, хватает за руку, заглядывает в глаза. Что-то в них отзывается, и девушки отходят на свою территорию. Остановились они на крыльце, присаживаясь на прохладное дерево. Даже в наступающей темноте были видны пьяные глаза, казавшиеся чернее обычного. Она злилась.              — А если бы ты увидела, как они заламывали мне руки, ты тоже прошла бы мимо? — нарушает тишину розововолосая. Конечно, о таком варианте произошедшего ее собеседница даже не думала.              — А такое было? Мне сказали, что ты села меж парней, начала с ними болтать… довольно близко, — в ответ она только энергично начала махать головой, отрицая.              — Я перелезла за забор с вами, потом села с каким-то непьющим, потому что мне стало плохо. Слабость, понимаешь, — она неопределенно махнула рукой, — потом он ушел, и подсели двое. Начали говорить, что они видят, что я слабая. Я укусила одного и сбежала, а там… ты. Просто ты.              Она видела, как сжимаются кулаки, как она тихо на выдохе произносит «сука» и опускает в пол глаза. На сердце было тревожно, но при этом немного приятно от доверия, которое было между ними.              –Прости, я ужасно ревнивый человек. Обычно я это скрываю, но сейчас мне стоило бы больше доверять тебе, да, крошка? — гладит рукой по щеке, но неприятный осадок остается. В какую-то секунду она чувствует себя почти вещью — все эти ревности казались подозрительными, странными. Прикрывает глаза, ластится, а затем слегка отстраняется с улыбкой.              — Мне их убить? — Мари отрицательно качает головой.              — Нет, просто лучше не пей больше, а то кто-то нас точно видел там. Я сейчас пойду пить лекарства и спать, хорошо, Кирь? — поцелуй в макушку.              — Тебе прийти почитать сказку, малыш?              — Тебе тоже нужно отдохнуть, ты прилично выпила, — она поцеловала ее в щеку, убегая на третий этаж к себе, закрывая дверь и садясь на край кровати. Прислонив ладонь к груди, она поняла, что чувствует тревогу, от которой сердце бешено стучалось. В отличие от других моментов в Кирой, это была совсем не то приятное смущение и возбуждение, а скорее самый обычный страх.              Ее холод во взгляде, оттенок собственничества, злость в голосе и то, что она верит словам, которых потенциально боится — это все слишком некрасиво вязалось с теми криками про абьюзера. Медленно мимо глаз проносятся сцены откровенной незаинтересованности в проблемах других. Как она что-то шептала ей пока девочки говорили о проблемах… Да уж, тут с головой в омут бросаться не стоит. Перед ней стоит красный знак — «ОСТОРОЖНО!». Тут уже понадобился стратегический запах печенья — одна штука отправилась в рот, даря капельку позитивных эмоций. Сладкое — это то, чего абсолютно точно не хватало в этом доме. Но делиться? Пфф, ни за что.              — Потом уже решу, ладно, может, это единственный раз… — бормочет она, залезая в пижаму. В душ она сходит утром — слишком большая возможность встретить кого-то, а Маша в слишком сильной задумчивости. В дверь постучали. Девушка уже было хотела притвориться спящей, как услышала знакомый голос.              — Слушай, могу я зайти? Пожалуйста…– никогда голос Виолетты не слышался таким жалким. Услышав те самые слезливые нотки, она подскочила на ноги, открывая дверь самостоятельно. В какой-то момент показалось, что за дверью может стоять Кира, но это было уже слишком параноидально — конечно, там была только ее подруга. Она была, на удивление, даже трезвая. Только глаза были красные-красные, как и раздраженные от слез мокрые щеки.              — Я не вывожу, совсем не вывожу, блять. Мне так хуево, хочу сдохнуть, — она падает в объятия, обессиленно сжимается, когда слышит щелчок двери.              — Пошли на кровать, маленькая моя, пошли, — она механически гладит по волосам, главной целью считая не уронить Ви на пол по дороге.              — Вот так, умница, давай, ложись ко мне на колени. Расскажешь, что случилось? — конечно, она уже знает, что давит, но не может не убедиться, что ничего еще худшего не случилось.              — Да как обычно, только хуже. Я чувствую, что кто-то не видит, что я пытаюсь меняться, а мне, блять, так сложно и больно слышать, что я несерьезно отношусь. Мне так больно! Я не могу буквально жить нормально, меня коноебит так, пиздец. Хочу просто не чувствовать это все, блять, хоть что угодно, только не ломка, сука, — она прижимается лицом к ее бедру, и горячие слезы щекочут кожу. Мари гладит ее везде, где только может достать, ласково почесывает и массирует затекшую-зудящую кожу, целует по всей макушке.              — Хочешь сладенького, малыш?              — А у тебя есть? — она смотрит своими бездонными щенячьими глазами, и Маша готова отдать ей все, что есть. До последних трусов. Лишь бы только увидеть, что она счастлива, суметь помочь. Они стали ужасно близкими подругами, почти заменяя друг другу мать. Со стороны их отношения могли показаться слишком близкими, интимными, но такого подтекста не было никогда.              — Для тебя найду все из списка, разрешенного законом, крошка, — она достает пять штук, по одной потихоньку вкладывая в руки, наблюдая, как истерика отходит, только тихие всхлипы и хруст шоколада слышались в тишине. Утомленная состоянием и эмоциями, Виолетта уснула, вот так, лежа животом на диване, а щекой на коленке, а следом за ней погрузилась в невеселые сны и хозяйка комнаты, сворачиваясь калачиком так, чтобы не тревожить нежное создание на своих коленях и иметь возможность зарыться ладонью в ее каре. Этой ночью дверь в комнату пару раз скрипнула, но ни одна из девушек не услышала, отдыхая каждая от своих проблем…              Лохматые и заплаканные, они на утро спустились в ванную, и Маша кожей чувствует плотоядный взгляд на себе, как будто этот кто-то (мы прекрасно знаем кто) искал на чистой коже что-то грязное, как следы страсти. Это было страшно до мурашек, но она выдерживает этот тяжелый взгляд, с грустью ощущая, что маска милой романтичной натуры на Кире трещит по швам, открывая что-то пугающее, будто бездна начала смотреть в ответ после того, как долго смотрел в пустоту. Не успели они позавтракать, как девушек сунули опять в этот дурацкий ящик-автобус, на пустые желудки увозя их в неизвестное. Всю поездку Лиза досыпала на плече Мари, и та была совсем не против — лишь тихонечко рассказывала что-то смешное на ухо, наслаждаясь простой и приятной компанией, от которой она хотя бы знала, чего ожидать. «Надо держаться Лизы, она надежная» — проносится в голове, после чего она хмурится, совершенно не желая прерывать ту связь, что была между ней и Кирой, но понимая, что подсознательно ее что-то отталкивает. Закончить думать не дала остановка транспорта. При виде караоке-бара у девушки загорелись глаза. Определенно надо своровать что-то для Лизы. Чего бы это не стоило ей.              Они выходят, держась за руки с черноволосой, проходят мимо столиков и садятся. Начинается череда неудачных шуток. Если честно — хотелось ударить женщину за каждую, но было понятно, что это просто провокация, ничего больше. Она тихо сидела рядом с девочками, шепотом сдерживая их от чего-то грубого, успокаивающе касалась и говорила, что все это бред, который не должен их обижать, никакая вовсе не правда.              — Батя Маши взглянул на ее уродливое лицо и решил вопрос брачной клятвы перед такой же женой просто, разлучив себя с ними смертью.              В зале воцарилась тишина. Шутка была скорее странной, чем смешной, и сама жертва шутки лишь видела, как это творение задело других — кулаки некоторых девочек сжались, и та поспешила успокоить их, что ей абсолютно все равно на мнение какой-то выскочки. Это слегка уменьшило их пыл, да и вот вышла Любовь.              — Девочки, как вы ощущаете себя, когда про вас так обидно шутят? — Маша только молчит, не понимая, насколько ей плевать, и ее взгляд цепляется за ерзающую на месте Вилку. Тихонько шепчет на ухо Лизе объяснение и пересаживается, крепко сжимая ее руку. Та кладет голову на плечо подруги, быстро моргая. Слезы сами потекли по щекам бедной, и психолог обратила внимание на ту, когда та уже издала громкий всхлип.              — Я не могу так… — она пытается объяснить свое состояние, жмурится и пьет из стакана много воды залпом. Женщина сочувственно кивает.              — Но Виолетта, ты не чувствуешь себя одной, верно? — та кивает на девушку, с которой вечно видят бывшую наркоманку, с которой они особенно близки, и та может только кивнуть.              — Я всегда буду за тобой, с тобой, за тебя, просто потерпи, я буду рядом, мы выдержим, ты сильная девочка я пройду с тобой весь путь бок о бок, — гладит ее по голове Мари, целует в волосы.              — Сейчас вы видите идеальный вариант поддержки. Она не обещает, что все будет хорошо, но говорит, что будет рядом. Но Машенька, пожалуйста, слушай ещё и тему. Мы ценим вашу дружбу, правда.              — Конечно, простите. Я примерно поняла все. Нужно уметь постоять за себя без агрессии, но так, чтобы у человека не было желания шутить так унизительно. Верно? — ей в ответ кивают.              — Именно. Сейчас вам предстоит показать то, как у вас это получится.              Маша вышла на сцену, и едва стоило началу той же шутки случиться, ка та отрезала:              — Прошу учесть мое мнение, шутки на какие-то больные темы не делают вас умнее, только показывают, что у меня нет недостатков кроме моей тяжёлой истории. Боюсь вас огорчить, меня это не цепляет, но дабы показаться воспитанной персоной, от подобного формата шоу стоит отказаться, — она легко поклонилась, отходя в зал. Диана отличилась. Не так сильно, только накричав на бедную актрису. В целом, не так и плохо.              По дороге к автобусу девушка приметила на столе бумажные пакетики сахара, куску мятных жвачек и одиночные плиточки молочного шоколада. Пара фокусов со времен карманных краж — и все это отправляется под лифчик к самому сердцу. Так же по пути ей кто-то сунул одноразовую электронную сигарету и коробочку «Киндера» в полосочках, и девушка ловко убрала весь улов по углам одежды, где в теории никто искать не стал бы. Плотная толпа и уверенное лицо — и даже девочки ничего не заметили. На самом деле ей была нужна только шоколадка, но дают — бери, бьют — беги. Не били, значит можно взять, и вот она манит за собой Лизу, садясь на самые крайние кресла у окна. Хитро улыбается, шепчет ей на ухо «У меня для тебя подарок, приходи ко мне в комнату вечером», подмигивает, а затем ловит взгляд Киры и старается не утонуть в темных насмешливых глазах, но получается плохо. Мило улыбается, выдерживает взгляд, но не получает улыбки в ответ. Качает плечом, отмахиваясь от легкой грусти и поворачивается в окно, весело машет какой-то малышке в окно, а затем прикрывает глаза — выспаться все же не вышло.              Их привезли не домой, а на студию. Она тихонечко прибилась к команде, в которой встала между Лизой и Кирой, слушая задания. Ну, чисто женские вопросы. Она тихонько шептала то, что знала, наслаждаясь тем, что она успевала раньше второй команды. Тихий голос рядом пытался вывести из душевного равновесия, такой приятный, но враждебный:              — А я думала, ты захочешь подарить победу своей любимой Ви, — пальцы коротко касаются шеи, отчего по ней бегут мурашки. Девушка не поддается на провокацию, ровно отвечая:              — Ну да, мы дружим, но я в другой команде, я похожа на крысу?              — Да.              — Спасибо.              Она со спокойным лицом поддерживает Диану, которая расставляет какие-то вещи и искренне радуется победе, убеждая отдать этот иммунитет как раз той, которая так сильно помогла команде. Вот теперь точно был конец съемочного дня. Первым делом Маша спрятала все честно награбленное по сумке, а затем переоделась, ложась на кровать, беря в руки книгу истории России. Хотелось чем-то занять глаза и мысли, сил на общение было мало. В целом это было даже интересно, несколько увлекая. Самое то, чтобы скоротать время.              От книги ее отвлекла Лиза.              — Привет, что там за подарки? — она садится рядом, кладет руку на книгу, заглядывая с заинтересованностью ребенка в глаза. Мари не может удержаться, тянется, чтобы поцеловать эту красавицу в кончик носа, а потом — в уголок губ. Невинно и нежно, как можно было описать все их общение. Встает с кровати, роется и достает три квадратика шоколада. С лицом профессионального фокусника она показывает их, и собеседница радостно хлопает в ладоши, облизывается.              — Молочный, — она открывает один и протягивает, наслаждаясь тем, как глаза напротив радостно горят, когда тонкие губы обхватывают предложенную сладость.              — Лучший момент этого дня! А то я стояла, смотрела, как тебя ест глазами Кира. Чего она, кстати? Я спрашивала, но она не ответила.              — А вы общаетесь?              — Ммм? Ну да, немного начали, с ней интересно поболтать, но иногда такое лицо делает, не по себе немного, — облизывает губы, дожевывая шоколад, как довольная кошка.              — А, ревнует к Виолетте, к каким-то мужикам-соседям, к кому-то еще, может. Не знаю. Не понимаю я этих приколов, — машет рукой, намекая завершить эту тяжелую тему. Вот на эту тему она точно первая подходить не будет. Если самой блондинке это будет нужно — она поговорит. Это просто.              — Прикинь, мне еще гости подсунули всякого разного. Даже одноразку! — она смеется, понимая, что ждет приглашения покурить от одного-единственного человека. Без Киры не хотелось даже курить. Это как раз тревожило больше всего. Странная привязанность, граничащая с зависимостью. Это точно не было чем-то нормальным. Охладить разум, обдумать и тогда уже — принять решение. Ее будто смела с ног волна чувств, не дав подумать. Раньше она бы только радовалась, но сейчас такой роман «на скорую руку» казался неправильным на фоне других отношений — доверия и поддержки Лизы, которая не наступала, лишь постепенно подпуская ближе к себе. Они просидели вместе почти всю ночь, не выключая свет, обсуждая все на свете. Лишь под утро уснули так, как были — в одежде и с книгой в руках.              — Девочки, подъем! — Это была Даша. Она сказала, что нужно будет переместить кровать Маши на второй этаж к остальным. Конечно же, все начали помогать, и к началу дня комната стала немного теснее, но вместе с этим и дружнее, шумнее на один голос. Но об этом было некогда думать — их забирали на какое-то испытание длиной в целый день.              Фотосессия в белье, оголяющая их женственность. Относясь к этой идее немного скептически, девушка все же спокойно переоделась и села в кресло визажиста. Им эту новость преподнесли мужики, которые не произвели никакого впечатления на розоволосую. Хотя букетик она бы себе прикарманила, уж больно милый.              — Можете делать что угодно, я не против, правда, — она смеется, когда ее лицо щекочет кисточка. Она готова одна из первых — просто потому что не сопротивлялась особо. Ее цепкий взгляд зацепился за Настю. Очевидно, ей попался так себе мужик.              — Извините, здравствуйте, давайте я попробую, я неплохо крашусь, мне будет легче найти контакт, вы что, не видите, что ей некомфортно? — протараторила она, и визажист с лицом, полным облегчения, вышел из комнаты.              — Вот еблан, — она прошептала, поворачиваясь к знакомой.              — Доверяешь моим ручкам? — та в ответ только кивнула, заметно расслабляясь.              Карандашом очертить брови, добавить немного жемчужного блеска, аккуратно причесать на один бок волосы, пройтись по кончикам ресниц тушью — и вот она напоминает куколку.              — Смотри. какая ты красивая. У тебя нежные черты лица, их надо подчеркивать мягким, тогда ты прям цветешь.              «Клиентка» была довольна, несмело улыбаясь.              — Вот! Представляй то, что сейчас чувствуешь, когда тебя будут снимать. Ты выглядишь как настоящая звезда телевизора. которая пришла забрать свою награду, — она искренне делает комплименты, пока место съемки занято. Надеясь, что хоть капля уверенности в себе появилась в этих глазах, она перевела взгляд на Юлю. Та развела целую истерику, на что хотелось закатить глаза к небу, лишь бы эта пытка прекратилась. Пришла ее очередь фотографироваться, и девушка взяла с собой подушку. Ну, пригодится, выглядела она мило.              — Здравствуй, волнуешься? — фотограф окинул ее взглядом, ища сильные стороны внешности, за которые можно было зацепиться. Визажисты и стилисты поработали на славу: нежный матовый бежевый с коричневым образ и мокрый эффект в волосах создавали ощущение легкой дерзости, что особенно подчеркивалось уже почти полностью смывшейся розовой краской в прическе. В итоге ее безбожно развели на снятие топика, прикрыв часть груди подушкой так, что она казалась сидящей где-то в облаках сонной принцессой. Закончилось все уже затемно, и преподаватели удивили всех тем, что это будет короткая неделя, с выгоном в этот же день. Делать нечего, все еще накрашенные и уставшие, они направились в зал, где решалось все самое худшее. Началось все спокойно. Показывали фото, улыбались, смеялись. Вот показали Настю. Она стояла, держа медведя за шею, опустив его голову на уровень груди, прикрывая тело. Улыбалась она так почти незаметно, важно и загадочно. Со всех сторон посыпались комплименты.              — Анастасия, как вам то, что вы видите на экране?              — Я думала, что будет хуже. Мне Маша помогла, она накрасила, еще типа… подбодрила, во! — она улыбается шире, скрывая лицо ладонями. Приятно.              Вот и фотография самой девушки. Она сидит на полу, держит на коленях подушку, немного грустно опустив взгляд куда-то в сторону. Острые колени и плечи особенно выделяются, придают невинности.              — Мария, мы рады, что вы вовлечены во все задания, в истории девочек, и мы хотели бы вручить вам белую ленту. Однако не забывайте больше думать о себе, хорошо? — та кивнула, с гордостью подходя и получая приз за старания.              Вторую белую ленту получила Амина, что было заслуженно. Черная лента на Геле выглядела скорее логично, а вот уход Мишель никак не отразился на сердце. Хотя много кто, например, та же Кира, весьма сопереживали ей.              Стоило отъехать черной машине, как во двор дома заехала новая, такая же черная. Пацанки задержали дыхание, когда дверь медленно открылась, выпуская девушку в светлой толстовке с капюшоном, который скрывал лицо. Конечно же, это была Кристина. Многие, в том числе и Мари, рванули к ней с криками, обнимая и спрашивая то, что интересовало всех — как так?              Она поправляет кепку, смотря на девушку, что терпеливо ждала своей очереди обняться, а затем тянет ее за шею на себя, втягивая в короткий жгучий поцелуй. Не успевает та опомниться и как-то отреагировать, как она отстраняется, хрипло смеется, идет мимо к другим девочкам.              — Ну привет. Машок, — роняет она, оставляя ее в полном недоумении.