cache-cache.

      Это была весна.       Мартовское небо затянуло тучами, завыл холодный, пронизывающий до костей ветер.       Человек шёл по улице один, и встречались ему редкие прохожие, спешившие укрыться от предвещающегося дождя под крышами торговых центров или родных домишек.       Воротник пальто человека трепыхался на ветру, а капюшон то и дело норовил слететь, глаза слезились. Быть может, последнему была и иная причина, однако человек всё шёл, стараясь не оглядываться.       Иначе всё перевернётся с ног на голову. — Анго!       Сердце человека пропускает удар. Становится ещё холоднее. — Анго!       Слышатся торопливые шаги.       Сакагучи хочет ускориться, хочет сорваться на бег, понестись что есть мочи и как можно дальше, укрыться где-нибудь под одеялом и остаться одному.       Его одёргивают за локоть, заставляя остановиться, и он замирает, устремляя стеклянный взгляд в асфальт под ногами и не роняя ни слова.       Несколько секунд длится мертвенная тишина, затем начинает говорить Огури: — Долго бегать будешь?! Долго игнорировать мои чувства будешь? Долго своих чувств избегать, Анго? — голос звучит с укоризной, но не скрывает в себе обиды.       Сакагучи потерян. В попытках до последнего не обращать внимание на внутреннюю борьбу, бьющую по самому сердцу кулаками, он бормочет словно сквозь сон: — Оставь. Ты же знаешь, это не просто так. — Господь, Анго, ты же умён! — раздражённо вскрикивает Муситаро. — Избавь меня от этой глупости, прекрати говорить подобное. Можно-нельзя — у тебя своя чёртова жизнь! и ответственность за неё несёшь только ты. Как и за свою жизнь ответственен лишь я. И если со мной что-то случится… — Если с тобой что-то случится, я вряд ли справлюсь, — еле слышно произносит Анго.       Он одёргивает руку и продолжает шаг.       Муситаро раздражается всё больше, глазами прожигая узкую спину уходящего. — Ты думаешь, что имеешь право решать за нас двоих? Думаешь, это правильно? Ты трус, Анго! Человек в пальто замирает: — А ты — нет? — Я хотя бы не сбегаю от человека, к которому испытываю чувства, которого люблю. Я догнать его пытаюсь и мозги вправить! — Люб… — он оборачивается. В глазах застывают нескрываемые страх, тревога, сожаление. Грусть.       Дистанция быстро сокращается, скорым шагом Огури приближается к Сакагучи.       Он потерял близкого друга. Он знает, как это. Он знает, насколько будет тяжело, если он потеряет и Анго. Но отпустить его сейчас, так ничего и не начав, кажется в последнюю очередь правильным решением. И разве можно сказать, что они до этого ничего не начали?       Он обнимает.       Что есть силы Муситаро сжимает в объятиях Анго. До дрожи в руках, до невозможности сделать вдох, без шанса на побег. Крепко. — Не тебе одному страшно дорогого человека потерять. Не один ты его уже однажды терял. Но скажи, Анго, разве было бы лучше, не встреть ты его никогда? Ты не знал бы боли? А счастье бы ты знал?       Сакагучи через силу поднимает взгляд, заставляя себя смотреть прямо в глаза напротив. Расстояние оказывается столь мало, что от неожиданного жеста оба вновь замирают. — Я не думал тебя обидеть. Никогда не хотел. Уберечь хотел, защитить от чувств, — руки безвольно висят вдоль тела. — Сам-то слышишь, что несёшь? — выдыхает Огури с усталой улыбкой. — Не тебе меня от моих же чувств беречь. Пусть будет страшно. Но мы вдвоём будем, вместе будем, а значит, немного счастливее хотя бы потому, что хоть раз уступили сердцу.       Первая и совсем маленькая капля дождя падает на щёку Сакагучи, он медленно протягивает руки, обнимая в ответ. — Муситаро… — голос предательски вздрагивает. Анго наконец позволяет себе прислушаться к внутренней борьбе и осознать, как абсолютно и безусловно побеждает в нём сердце. — Поцелуй меня, Муситаро.       И Огури целует. Его всегда мягкие, нежные губы смело, но невероятно бережно касаются сухих, искусанных губ Сакагучи Анго, трепетно и осторожно накрывают их, желая передать как можно больше из того, что чувствует сам Муситаро. При этом не сделав больно, не надавив, точно обращаясь с чем-то безмерно хрупким и едва осязаемым.       Летят капли дождя, разбиваясь об асфальт. Они ударяются о крыши торговых центров и родных домишек, текут ручейками, собираются в маленькие лужи. На улице пусто, и лишь двое, не укрытые зонтом, стоят друг напротив друга в музыке дождя, промокшие до нитки. — Я не обещаю, что не причиню тебе боли, Муситаро. — Молчи уж… Мне хватит одного твоего присутствия, Анго. — Дурак…       Это была весна.       Весна, когда за долгое время на лицах этих людей невольно расцвела счастливая улыбка.