Baby

Проснулся же малыш от того, что его подгузник ему меняли на новенький, чистый. Его папочка, когда сосредоточен, так красив, что Чонгук засмотрелся, балдея не только от вида старшего, но и от прикосновений к своему телу. Старый подгузник был выброшен в мусорный бак, для них же и отведённый, и Нам поднял взгляд на Чонгука. — Ты встал уже? Так хорошо мой маленький спал. Я не стал тебя будить, — мужчина улыбнулся. — Чем мой малыш сегодня занимался? Сразу признайся, если что-то натворил. — Папочка, я так скучал! И я не делал ничего запрещённого! Правда-правда! — Да, серьёзно? Ух-ты, какой ты у меня молодец. Я горжусь тобой, Гуки. Только вот кто-то брал книги ещё утром, и они до сих пор валяются на полу. Гуки, чему мы с тобой не так давно учились, а? — Все игрушки и книжки убирать сразу после того, как Гуки наигрался… — Правильно, малыш. Впредь чтобы всё убирал. Увижу в следующий раз, будешь стоять в углу и спать в темноте. — Я понял, папочка, понял! Чонгук аж нехотя вскрикнул из-за такого предупреждения! Ух, как же он боялся спать в одиночестве и темноте! А стоять в углу его самое нелюбимое занятие. Скучно и потом начинают болеть ножки. — Так, а сейчас нам бы с тобой не мешало покушать. Я уже кое-что приготовил на кухне, малыш. Надеюсь, что тебе понравится. Взяв Гука на руки, будто тот ничего и не весил, Намджун пошёл на кухню. Он посадил парня в специальный столик для кормления, только, собственно говоря, увеличенный. Да, Нам точно сильно подготовился к полной регрессии парня в такой возраст и был готов к чему угодно! Но Чонгук всё равно любил шалить в этом кресле. И когда Намджун его кормил опять какой-то пресной пищей из овощей и мяса, обязательно надо было вывернуть всё содержимое на пол. Но Намджун был бы не Намджуном, если бы не придумал решение и этой проблеме. Теперь же непоседливый Гук сидел пристегнутым к стульчику от ног и пояса до рук. И Намджун, и сейчас закрепив его, сел кормить. Гук опять плевался, потому старшему пришлось принять меры. Он грубо ударил его по пухлым губам, и малыш резко вздрогнул. В его глазках появились горячие слёзы, которые начали медленно спускаться к тонкой шее. — Только что ты меня порадовал, что весь день вёл себя хорошо, но сейчас вот так себя ведёшь. Не плачь, детка, я бы мог выпороть тебя за такое, но ты прекрасно знаешь, как я люблю тебя. Гуку не было больно, он просто знал, как разжалобить папочку, ведь обожал это — чтобы тот жалел и побольше хвалил. Чонгука так трясло от этого «хороший мальчик», что, наверное, только от одного этого он мог кончить, если бы постарался. Докормив его, Намджун отстегнул его руки и дал ему бутылочку с его обожаемым банановым молоком. У младшего после приема пресных овощей это ой как поднимало настроение каждый раз. — Что бы детка хотел поделать сейчас? — Ох, детка хочет показать папочке свои рисунки за последние два дня! — Гуки заулыбался. Эта нежная улыбка и полные счастья глазки заставляли Джуна сходить с ума. — Я обещаю с радостью посмотреть на них, малыш. Чонгук счастлив, потому поскорее хотел показать Киму своё художество и рассказать, где на рисунке он, а где папочка, или почему он нарисовал машинки красным, если не любит его. В общем, надо было стольким поделиться. Отстегнув Гука, Намджун пошел в зал вслед за бегущим впереди малышом. Там был небольшой журнальный столик с валяющимися на нем карандашами и стопкой бумаги и кучей рисунков Чона. Он, как оказалось, никогда раньше не рисовал, когда не регрессировал постоянно, а сейчас, постоянно являясь «малышом», он чувствует, что его тянет рисовать и показывать папочке каждый вечер свою выставку, представляя себя великим художником.