flashback
Хёнджин поднимается с дивана, лениво вытягивая руки вверх и прикрывая глаза, наслаждаясь тем, как расслабляются мышцы спины. Уж очень парень устал сидеть два часа в одной позе. — Ты кое-что забыл, — брюнет даже не успел спросить, что же такого он забыл, ведь Феликс моментально сунул ему в руки толстую книгу в красной обложке, где в центре была черная надпись «Цена Рассвета». Хёнджин кивнул. — Я увижу тебя снова? — и, о господи боже, как же тепло стало от этого вопроса. Для обычных людей это мелочь. Но Хёнджин не обычный. И вопрос совсем не мелочь. — Я позвоню, как дочитаю, — ответил брюнет, убирая книгу в свой черный рюкзак, который всё это время одиноко лежал у дивана. — У тебя нет моего номера. — Уверен на девяносто девять и девять десятых процента, что ты написал его на внутренней стороне обложки, — Феликс на это лишь улыбнулся, забавно играя своими светлыми бровями. — Ну вот! — Теперь ты никогда не посмеешь мне сказать, что мы друг друга не знаем!end flashback
Хван сладко чмокнул губами, сильнее прижимаясь к несчастной игрушке. За окном непроглядная темнота, освещённая миллионами звёзд и одной одинокой луной. Хёнджину раньше казалось, что в этом мире он такой же одинокий, как и белый спутник. Но это не так. Если мы не можем найти своего человека в городе, значит его здесь нет. Не можем найти в стране, значит его нет и в стране. Не можем найти на планете или в мире, значит и там его нет. Это значит лишь одно. Этот человек находится в целой Вселенной. Кажется, что она такая большая, бесконечная, безграничная. Однако нет. У неё вполне видны нежные руки с маленькими, по-детски невинными пальчиками, у неё отчетливо видна одна с половиной ноги, отчетливо видны длинные шелковистые волосы и много-много… Не веснушек. Нет. Созвездий. Речь же о Вселенной. Ночь создана для самых сладких фантазий. Не пошлых, вульгарных, безвкусных, с полным отсутствием эмоций и чувств, совсем нет. Скорее наоборот. Это время самых сокровенных желаний, самых тайных фантазий, самых драгоценных сюжетов, за прохождение которых человек отдал бы буквально всё. Хёнджин думал именно об этом. О чистом, невинном, нужном. Он думал долго, представлял, ощущал буквально каждой клеточкой своего тела. И именно с этими мыслями сознание юноши унеслось в непроглядную темноту, которую в простонародье называют «сон».***
Пусть Хёнджин и проходил весь учебный план сидя на домашнем обучении, сегодня был именно тот день, когда пришлось появиться в колледже. Парень стойко отсидел все три пары в одном корпусе, видя своих одногруппников примерно раз пятый. Он ни с кем не общался, ведь юноше это было попросту неинтересно. Но даже у такого затворника, как Хёнджин, всё же есть один друг. Вернее, подруга. Юна была удивительным человеком. Она прекрасно видела, что Хван не горел особым желанием общаться каждый день, поэтому она появлялась в жизни парня стабильно раз в неделю. Сегодня был именно такой день. Девушка предложила встретиться в парке, который располагался как раз рядом с корпусом, в котором сейчас находился Хёнджин. Парень прекрасно понимал, что такой человек, как Юна (читайте как «ищущий все возможные приключения на пятую точку»), выбрал парк не потому, что хочет, а потому, что для Хвана так было бы удобнее и лучше. Впрочем, Хёнджин не видел повода отказываться. Эта девушка отличалась повышенной активностью и взбалмошностью, но на самом деле она была прекрасным собеседником и понимающим слушателем. Наверное, Хвану не нужны были друзья только по одной простой причине: ему встречались только те, кто слушать просто не умел. Или не хотел. Это, в общем-то, не так и важно. Сдав преподавателю три контрольные, которые ну никак не могли быть написаны дома, Хван наконец-то покинул двери университета. На улице стояла прекрасная солнечная погода. От учебного заведения до парка было примерно пять минут ходьбы, поэтому юноша особо не спешил, зная свою подругу. В парке было немноголюдно. Несколько пожилых парочек сидели на скамейках, рассматривая осеннюю природу. Лёгкий ветерок, дувший с севера, сорвал с ветвей деревьев пожелтевшие листочки, которые отправились в одинокий полет. Под ногами тоже лежала опавшая листва. Она шелестела, иногда даже хрустела, но этот звук был такой приятный, что на душе сразу становилось спокойно. Дальше, в самой глубине парка, деревья были практически голые. Они готовились мёрзнуть несколько месяцев подряд в полнейшем одиночестве. Хёнджин дошёл до небольшого озера. Он его очень любил. В детстве, до того, как диагностировали рак, маленький Хван очень часто бывал в этом парке вместе со своим папой. Они постоянно играли у этого озера. Раньше, пятнадцать лет назад, водоём был чуть больше, отчего он постоянно был наполнен различными видами уточек, которые с радостью остужались в прохладной воде. Но озеро было уже не такое большое. И погода не была жаркой, чтобы было желание остудиться. И Хван был не ребенком. И он больше не являлся здоровым человеком. — Хей! Мой любимый Джинни! — парень даже не успел обернуться, как на него налетела маленькая фурия. Сегодня Юна оделась, на удивление, тепло. Меховая жилетка, под ней белый свитер, мини-юбка и белые вязаные чулки. Голову с каштановыми длинными волосами украшал красный берет, а на ногах были ботинки бежевого цвета. И да, для Юны такая одежда равна теплой одежде. — Привет, — улыбнулся Хёнджин, прижимаясь к девушке, которая распахнула руки для тёплых объятий. Она была практически одного роста с самим Хваном, поэтому парень уткнулся лбом в её плечо, ненадолго расслабляясь. — Как поживает мой малыш? — пара разорвала объятия и неспеша побрела по дорожке парка, вымощенной серой крупной плиткой. — На удивление, стабильно, — Юна кивнула. Возможно, её вопрос показался дежурным, но это не так. Она правда очень сильно волновалась и за ментальное, и за физическое здоровье Хёнджина. Но и, конечно же, за самого Хвана она тоже очень сильно боялась. — Не прогрессирует? — Та программа до сих пор помогает, представляешь? Прошло столько времени, я до сих пор в шоке с того, что мой прекрасный организм не привык к этим антибиотикам. Я же привык пить чай без сахара, — Юна засмеялась. Хёнджин говорил порой действительно смешные вещи в отношении к своему здоровью, и девушке это действительно нравилось. Глупые люди считают свои недостатки побочным эффектом. А люди, которые считают свои недостатки или особенности поводом для шутки, — настоящие счастливчики. Быть может, Хёнджину с его чувством юмора далеко до Феликса, но он абсолютно точно находится на верном пути. — А я наконец-то начала встречаться с Тэхёном, представляешь? Наконец-то этот вечно смущающийся мальчик решился на какое-то признание, — чуть скривилась Юна, но тут же вернула улыбку на свое лицо. — Это было так романтично, ты даже представить себе не можешь! Он позвал меня на крышу университета, там лежало много мягких пледов, а рядом с ними корзинка с едой. Блин, я так рада, Хёнджин! — Юна знала, что Хван не очень любил тему отношений, ведь у второго их никогда не было. Но она просто не могла не рассказать. Это тот самый случай, когда внутри так всё рвётся от счастья, что не поделиться просто невозможно. Хёнджин промолчал. Он поймал себя на мысли, что с радостью рассказал бы Юне о Феликсе. О знакомстве с ним, о его мировоззрении, о его увлечениях и самое главное — о том, что он считает себя трансформером. Но он почему-то не мог. Он так хотел, но не мог. И что его останавливало — одному Богу известно. Но сам факт того, что этим хотелось поделиться, бесценен. Друзья обошли озеро и вернулись к тому месту, где и встретились. Девушка вдруг полезла в свою сумочку, доставая оттуда прозрачный пакет, внутри которого было несколько кусочков белого хлеба. — Знаешь, Хёнджин… — тихо позвала его девушка, смотря на того искренним, вперемешку с лёгким смущением взглядом. — Ты как-то сказал мне, что этот парк очень ценен для тебя. Что самые яркие воспоминания — те, в которых есть твой папа, — девушка шмыгнула носом, немного прикрывая глаза. Хван начал волноваться. Что, чёрт возьми, происходит? — Я очень благодарна тебе за то, что ты впустил меня в своё сердце. Да, немного. Да, скорее всего, ты не то, что дверь открыл, ты просто приоткрыл маленькую форточку, но это ничего не меняет! — одинокая слеза скатилась по щеке девушки. Хван продолжал стоять в полнейшем ступоре. Его лицо украшало недоумение. — Мы с родителями уезжаем в гости к родственникам на два месяца, и я не смогу быть рядом с тобой очень долго! Поэтому я… — Юна неловко помяла кусочки хлеба у себя в руках, а потом смело посмотрела парню в глаза. — Я бы хотела, чтобы здесь, у озера, у тебя остались счастливые воспоминания, связанные со мной. С нашей дружбой, — Хёнджин обомлел. Он прекрасно знал о спонтанности девушки, о её разносторонности и искренности, но то, что она настолько глубоко прониклась их дружбой — даже не предполагал. — Юна… — Я принесла хлебушек! — воскликнула девушка, вытирая рукавом своего тёплого свитера холодные слёзы. — Я купила его в той же пекарне, что и когда-то покупал мистер Хван! Да, здесь сейчас нет уточек, но… Но есть озеро, есть хлебушек, есть я и ты. И немного фантазии, — тихо добавила девушка и боязливо заглянула в шоколадные глаза напротив. Оба прекрасно понимали, почему Юна хочет так попрощаться перед своим отъездом. Ответ простой. Нет уверенности в том, что через два месяца Хёнджин будет живой. Хван не любил плакать. Ибо у него начиналась конкретная истерика, что занимала очень много кислорода на всхлипы. Но как тут, чёрт возьми, не плакать? Как не плакать, когда человек, с которым ты общаешься раз в неделю, запомнил рассказанную тобой историю до мелочей? Обычно люди рассказывают душетрепещущие истории, зная наперёд, что их забудут. Не придадут значения. Закинут в самый дальний и пыльный ящик, завалив потом такими же грустными, но ненужными историями. Но Юна не забыла. Она придала значение абсолютно всему. Даже чёртовому хлебу. Хёнджин постарался унять дрожь во всем теле и сглотнуть подступившую к горлу тошноту, скрыв это всё за вымученной улыбкой. Он потянулся своими тонкими пальцами до протянутого ломтика, отламывая кусочек. Озеро пустовало. Казалось, что оно вообще мёртвое. Что здесь прошелся апокалипсис. Прямо как в книге Феликса. Хёнджин и Юна переглянулись и, будто бы поняв мысли друг друга, одновременно кинули маленькие кусочки хлеба в холодную воду. Пара молча кидала и кидала, не рассчитывая на хоть какую-то реакцию со стороны «мёртвого» озера. Но на поверхности показались пузырьки. Затем ещё. И ещё. Их было так много, что друзья зависли, рассматривая воду. В озере показались силуэты рыбок. Они были такие же коричневые, как и сам водоём. Их головы чуть выглядывали из поверхности воды, а рты с огромными губами забавно раскрывались, заглатывая кусочки хлебушка вместе с большим потоком пресной воды. Хёнджин улыбнулся. Он начал отламывать кусочки мучного изделия и кидать их в воду как можно быстрее. Рыбок становилось всё больше и больше. Юна веселилась вместе с ним. Она была счастлива, пока счастлив Хёнджин. Даже если второй это отрицал и не хотел принимать как факт. Поверхность воды всё больше и больше доказывала юноше, что озеро-то не мёртвое. Что даже если он не видит жизни, это не значит, что её нет. Даже если Хван считает, что тут только смерть, это не значит, что так и есть. Кусочки хлеба закончились довольно быстро. Да, здесь не было уточек. Да, здесь не было мистера Хвана. Зато здесь была Юна и много-много рыбок. Здесь не было прошлого и сокровенных воспоминаний. Здесь было настоящее — тёплые эмоции.***
Хёнджин не стал покидать парк так скоро. Он проводил Юну до остановки, подождал вместе с ней нужный автобус и, убедившись, что подруга села в него, вернулся обратно. Юна честно старалась не плакать, пока крепко прижималась к худому холодному телу своего друга, но у неё получалось плохо. Да, они общались раз в неделю, фактически по расписанию, ну и что? Это вообще не отменяло её привязанности к брюнету. Хёнджин нашёл одинокую скамейку, которая стояла под осенними деревьями в самой дальней стороне парка. Юноша уселся ровно по центру. Он всегда так делал, чтобы люди к нему не подсаживались. Баллон верным хвостиком стоял рядом с Хёнджином. Хван открыл «Цену Рассвета» в том месте, где лежала закладочка, и принялся читать. Парня поражало то, что количество смертей в отношении к репликам героев были ровно один ко одному. Буквально в каждой главе автор хоронил кого-то, подробно описывая сцены закапывания человеческого тела в землю. Не сказать, что Хёнджину было противно это читать. Когда-то давно, в детстве, брюнет часто увлекался различной фантастикой или, к примеру, триллерами. Просто потом в жизни Хвана появился «Царский недуг», оттеснив собой все остальные произведения на задний план. Сейчас отважный капитан Майлз пытался спасти маленького ребенка из-под разрушившегося здания. Половина кирпичной стены обвалилась, перекрыв вход и выход в подземное убежище огромной кучей тяжёлых камней. Это было интересно. Оказывается, Феликс тоже читает про боль, только несколько иную. В «Царском недуге» боль выражается в физическом здоровье человека. А в книге, где зомби постоянно убивают людей, боль выражается в потере близкого сердцу человека. Хёнджин перелистнул страницу и уже был полностью готов прочитать о несправедливой смерти маленького мальчика, но, во-первых, любая смерть уготовлена судьбой, а значит она справедлива, а во-вторых, к юноше подбежала незнакомая девочка. Она была одета в красную курточку, а блондинистые волосы завязаны в два миленьких высоких хвостика. — А что это у тебя? — малышка ткнула своим маленьким пальчиком в катетер, который, конечно же, был на своём законном месте. В носу Хвана, то есть. — Это катетер, — улыбнулся Хёнджин. Будь он сейчас возраста как эта девочка — обиделся бы и, быть может, даже заплакал. Но не сейчас. Ведь малышке просто интересно. Она правда не знает, для чего в ноздрях Хёнджина прозрачная трубочка. — Он даёт мне возможность дышать. — А мне она тоже поможет дышать? — Не знаю, давай проверим, — Хёнджин вдохнул как можно больше воздуха и снял катетер, вставляя его в ноздри маленькой девочки. Она обхватила трубку пальчиками, поправляя. Проходит секунда — и большие глаза девочки удивлённо распахиваются, смотря на Хёнджина удивительным взглядом. Складывалось ощущение, что ей не катетер с кислородом дали, а показали розового единорога. Большого такого, с красивыми сияющими крыльями, с гладкой шерстью и густой малиновой гривой. Его же именно так описывают в сказках? — Ёнми! Вот ты где! — около лавочки быстро оказалась женщина достаточно высокого роста. Её черты лица были максимально схожи с лицом девочки, из чего Хван сделал вывод, что это её мама. Для сестры уж слишком взрослая. — Боже, Ёнми, что же ты делаешь? — девушка заметила, как дочка стояла с катетером в носу, а затем перевела взгляд, полный сожаления, на Хёнджина, который старался не выпускать ни единого клочка воздуха. — Всё хорошо… — прохрипел Хёнджин, натянуто улыбаясь. — Прости, но я долго без неё не могу… — голос был уже сломанный, тихий такой, еле слышный. Последний кислород ушёл на то, чтобы попросить свою трубку обратно. Лёгкие начало неприятно жечь. Девочка закивала, вынимая катетер из носа и протягивая обратно Хёнджину. — Конечно! Спасибо, что дал попробовать! — женщина схватила свою дочку за руку и, примерно сто раз проговорив «прошу вас, извините», быстро покинула парк. Хёнджин вернул катетер обратно в нос и вдохнул такой нужный кислород. Лёгкие тут же успокоились, пожар внутри них потух, а организм усмирился. Мозг почувствовал, что опасность миновала парня. До приезда мамы оставалось подождать примерно час. И за этот час Хван планировал прочитать «Цену Рассвета» полностью.***
Мама приехала за Хёнджином ровно в четыре часа дня. За это время парень действительно успел дочитать «Цену Рассвета», но, как истинному книгоману, брюнету требовалось некоторое время прежде, чем он даст Феликсу свой отзыв. Вернувшись домой и поднявшись на верхний этаж, где находилась комната парня, Хёнджин вновь завалился на свою любимую кровать, очередной раз открывая «Царский недуг». Потребность в чтении данного произведения стала такой же важной и необходимой, как потребность пить, есть и мыться. Питер ван Хутен написал лишь одно своё произведение. И на этом всё. Об авторе не слышно никаких новостей уже более десяти лет. И это очень огорчало. Ведь сначала Хёнджин думал, что, быть может, ван Хутен пишет продолжение к книге? Или продумывает сюжет совершенно новой, но с персонажами из первой? Но, к сожалению, ни то, ни другое в действительности не совершились. И это очень расстраивало. В основе сюжета лежит история девочки Анны и её мамы, у которой не было одного глаза. Вообще. Женщина в принципе родилась без него. Они жили в какой-то незамысловатой деревушке, что находилась недалеко от маленького, незаметного даже на карте города. Девочка постоянно была одна. Гуляла в одиночестве, играла в одиночестве, читала и рисовала тоже в одиночестве. Всё делала в одиночестве. Всё, что у нее было, — это мама и хомяк, которого старшая просто ненавидела. Анна как-то притащила это животное из чужого дома, пока хозяев не было. Мать Анны занималась цветами. Она выращивала их на клумбах, что находились за их маленьким деревянным домиком, а затем продавала на городском рынке. Там она и встретила свою любовь. Для Анны, и, в том числе для Хёнджина, до сих пор остается загадкой — мошенник ли тот мужчина, что сумел вскружить голову старшей, или нет. Этот мужчина был из Голландии, и мама Анны называла его Тюльпановым Голландцем. Он постоянно покупал у женщины именно тюльпаны. Собственно, куда эти цветы потом девались — никто не знает. Но если складывается впечатление, что «Царский недуг» о раке, то это не так. Книги о раке вообще полнейшая фигня. Ведь обычно в таких произведениях главный герой обращается в какой-нибудь благотворительный фонд, тот ему помогает, собирает со всего мира деньги на лечение. В это же время человек чувствует нереальную поддержку и любовь от тех людей, которых даже не знает. Но это не так. Если люди помогли, это не значит, что они добрые. Даже если они отвалили кучу денег, это не делает их добрыми. Из всех, кто скинулся бы на лечение, действительно хорошими оказались человек десять. Те, что скинули последние деньги, на которые изначально хотели купить себе батон хлеба. Вот эти люди добрые. Но эта книга всё ещё не о раке. Потому что Анна, заболев редкой формой рака крови, не обратилась в подобный фонд. Да и ко врачу, собственно, тоже. Девушка решила открыть свой фонд «Фонд помощи в борьбе с холерой». Вот и все отличия. Именно поэтому эта книга не о раке. Хёнджин невесомо коснулся шероховатых страниц, любуясь таким родным текстом. Брюнет вдруг представил, как Феликс сейчас сидит в своей комнате, на красном мягком диване, завернувшись в тёплый вязаный плед, и бегает своими красивыми глазами именно по этим строчкам. Как блондин знакомится с Анной, её мамой, хомяком и Тюльпановым Голландцем. Как Феликс строит предположения, которые абсолютно точно окажутся неверными. Хёнджин точно это знал. Потому что его предположения о финале этой книги тоже были неверными. Книга заканчивается на оборванной фразе Анны и, в общем-то, Хёнджин знаком с таким литературным приемом. Но, в таком случае, автор должен написать продолжение или дать какое-нибудь интервью, но Питер ван Хутен удивил и здесь. Потому что он просто пропал. Оставил своих верных читателей наедине с собственными мыслями. Хёнджин вспомнил, что он обещал сказать Феликсу, как только он прочитает «Цену Рассвета». Открыв книгу в красной обложке, Хван переписал написанный синей ручкой номер телефона парня в свой смартфон и написал короткое сообщение: [Хёнджин] Краткий отзыв по твоей книге: слишком много крови и слишком мало прилагательных. Но мне всё равно понравилось. По правде говоря, такое сообщение для Хёнджина было очень даже длинным. Потому что он особо не с кем и не общался. Да и кроме Юны особых кандидатов не было. Феликс ответил спустя минуту.[Феликс]
Ты обещал позвонить, а не написать.
Хёнджин вдруг улыбнулся, прижимая раскрытую книгу блондина к груди. Немного подождав, брюнет всё же решительно нажал на кнопку вызова. — Хван Хёнджин. — Привет, Феликс. — Привет. Ты дочитал «Царский недуг»? — на конце провода послышался нервный смешок. — Хван Хёнджин, здесь шестьсот пятьдесят три страницы, а у меня был всего день! — голос прозвучал так по-детски, так невинно, что брюнет улыбнулся, опуская взгляд на книгу, лежащую на груди. — И на какой ты сейчас странице? — На пятьсот восемьдесят первой. Слушай… — после недолгого молчания подал голос Феликс. — А Тюльпановый Голландец мошенник или нет? От него исходит максимально неприятная аура! — Не скажу. Прочтёшь, тогда и узнаешь. — Честно, уже неловко, что я дал тебе «Цену Рассвета», — Хёнджин искренне засмеялся. Его слишком умилило это высказывание. Для брюнета любое человеческое творение, в сторону искусства, прекрасно. Ведь это чьи-то старания. Ведь кто-то сидел ночами, сгорбившись над маленьким деревянным столиком, вырисовывая черты лица Моны Лизы. А кто-то сидел на зелёной траве, опершись о шершавую кору дуба, расписывая красоту природы так досконально, чтобы читатель смог увидеть её своими глазами. В общем, Хёнджин никогда бы не назвал чужой труд недостойным внимания. — Не беспокойся, я уже читаю английскую классику. — О, тогда я действительно спокоен! — весело проговорил Феликс, после чего послышался звук перелистывающейся страницы. — Хван Хёнджин, ты отнимаешь время моего прочтения, а я до сих пор не знаю — верить этому Голландцу или нет! — Хёнджин подавил смешок, прикрывая рот рукой и ответил: — Тогда я отключаюсь. В тот вечер Феликс пообещал позвонить сразу, как дочитает «Царский недуг». Но он не позвонил. Парень не объявился ни на следующий день, ни через два, и даже ни через три дня. Не то чтобы Хёнджин теперь всюду таскал свой телефон в ожидании звонка Ёнбока, но вообще-то да. Таскал. И ждал. Но Феликс не звонил и не писал. Он будто бы испарился. Хван начал думать, а не идиотской ли шуткой сознания это всё было? Может, никакого Ли и не существует? А что, это многое бы объяснило. Например, Хёнджин искренне не понимал, как Феликс мог быть таким прекрасным. Это действительно оставалось для Хвана загадкой. Ведь брюнет привык, что люди в мире жестоки, что добро, конечно же, есть, но его так мало, что приходится искать, переворачивая каждый камешек и заглядывая под него. Хван также не понимал, чем заслужил внимание этого самого замечательного парня. Ведь Феликс такой интересный, такой прекрасный, он может даже в самом грустном и печальном увидеть только смешное. Чёрт возьми, он ходит с железякой вместо ноги, но его это только веселит! Зачем ему вообще такой угрюмый и совершенно обычный Хван Хёнджин? Правильно. Незачем. Именно к такому выводу пришёл юноша. Прошла уже неделя, и к парню пришло что-то вроде осознания, затем смирения, а потом уже понимания. Может, Феликса полностью отстранил именно «Царский недуг». Сейчас был вечер субботы. Хёнджин сидел вместе с родителями на кухне, ужиная. Вернее, родители действительно с удовольствием кушали чапчхэ. В общем-то, это блюдо нравилось и самому Хвану, однако сейчас парень уныло ковырял вилкой в своей тарелке, подперев рукой голову. — И представляешь, в честь этого в Пусане пройдет целый фестиваль! Мы обязаны туда сходить! — воодушевленно проговорила миссис Хван, улыбаясь своему мужу. Это единственное, что брюнета немного раздражало в своих родителях. Его мама безумно любила абсолютно любые праздники. Если в Японии проходил национальный день риса, то миссис Хван считала своим долгом отпраздновать его. Если в Австралии будет день дверей, а, скажем, в Новой Зеландии — день яблока, то всё семейство Хван будет об этом знать. Впрочем, сейчас речь шла о фестивале в честь национального дня цветов. Чёрный экран телефона юноши загорелся, оповещая о новом входящем сообщении. В семье Хёнджина считалось некультурно отвлекаться на гаджеты во время семейного ужина, но сообщение это было от Феликса, да и мистер и миссис Хван были сейчас уж очень увлечены днём цветов.[Феликс]
Я дочитал твою книгу. Позвони, как будет время.
Хёнджин счастливо улыбнулся, пряча свою улыбку от родителей за широкой ладонью. Юноша сжал свой телефон чуть сильнее, ведь эмоции от такого искреннего счастья переполняли его через край. Феликс не ушёл. Он не собирался оставлять Хёнджина. Брюнет быстро поблагодарил своих родителей за такой вкусный ужин и, поставив тарелку с практически нетронутым блюдом возле раковины, отправился на задний двор. Это единственное место, которое Хёнджин мог с уверенностью назвать комфортным. Ему действительно нравилось здесь находиться. Здесь стояли плетёные стулья, расположенные вокруг столика со стеклянной столешницей. У забора стояли проржавевшие от старости качели. Достаточно было дотронуться до них, как те издавали неприятный скрипящий звук. Раньше они были не такими. Раньше они любили Хёнджина и пускали покататься маленького мальчика, пока миссис Хван стояла на летней кухне, готовя любимый вишнёвый пирог своего сына. Наверное, эти качели — единственное напоминание о жизни. О жизни до рака. Хван устроился на одном из плетёных стульев, ставя баллон с кислородом рядом с собой. Выбрав в телефонной книжке нужный номер, Хёнджин позвонил Феликсу. — Хван Хёнджин, пожалуйста, скажи мне, что в твоей чёртовой книге не хватает тридцати страниц! Прошу! — Хёнджин начал смеяться, понимая такую реакцию Феликса. Только он захотел ответить, как его перебили. — И кто всё-таки этот Тюльпановый Голландец?! Он мошенник или нет? — Хван закрыл рот обратно, понимая, что Феликсу сейчас надо дать возможность выплеснуть эмоции после прочтения такой вот неэмоциональной книги. — И что стало с Анной? Она блин умерла или нет? Что это такое?! Кто так пишет, Хёнджин! Хвану вдруг захотелось защитить Питера ван Хутена. Брюнету на секунду показалось, что книга Феликсу совсем не понравилась, что сюжет не лёг парню на душу и что все эмоции эти наполнены лишь негодованием. — Добро пожаловать в тяжелую муку «Царского недуга», — в итоге ответил Хван. Он услышал в голосе Ёнбока искренность. Ему действительно было интересно, умерла ли Анна, ему действительно было интересно, мошенник ли Тюльпановый Голландец. Это была не злость, это была искренность. — Это жестоко. — Зато эта книга помогает развить нашу спящую фантазию. Даже если ты мне сейчас скажешь, что не додумывал финал сам, я не поверю, — на том конце провода неожиданно послышался всхлип. Хёнджин впал в ступор. — Феликс, ты чего? — Я? Я-то ничего. У меня всё отлично. А вот у Минхо… — повисло достаточно долгое молчание, которое прерывалось лишь истерикой и всхлипами хёна. — У него проблемы, Хёнджин. И я буду тебе очень благодарен, если ты приедешь! Отключаюсь! Хёнджин даже рта раскрыть не успел, как в трубке послышались короткие гудки. Вот же ж… Хорошо, приехать, так приехать.***
Дверь в дом Ли открыл отец Феликса. Мужчина снова был одет в строгий костюм, но галстук был развязан и просто свисал с шеи. Видимо, мужчина недавно вернулся с работы. — Привет, просто Хёнджин, — улыбнулся мистер Ли, пропуская парня внутрь дома. — Они с Минхо в комнате. Тебе помочь с баллоном? — Не стоит, спасибо, — Хван слегка поклонился в знак уважения и пошёл в сторону лестницы. По мере спуска в комнату Феликса Хёнджин все отчетливее слышал громкие возгласы и всхлипы, которые абсолютно точно принадлежали не Феликсу. Ведь у того совершенно другой голос. Хван запомнил его. Чуть отдышавшись после этой идиотской лестницы, брюнет наконец-то смог увидеть всё происходящее в этой комнате. Два парня сидят спиной к нему, держа в руках джойстики, и увлеченно играют в какую-то игрушку. В общем-то, город из «Цены Рассвета» Хван узнал буквально сразу. Феликс, услышав тихие шаги позади себя, тут же улыбнулся и поднялся со своего дивана, приветствуя Хёнджина. Господь бог, какой же Хван сегодня красивый. А ведь брюнет даже не подозревает этого. Парень просто оделся в обычную белую рубашку, расстёгнутую на несколько верхних пуговиц и чёрные брюки со слегка завышенной талией. Может сложиться впечатление, что Хёнджин пришёл прямиком из школы, но это совсем не так. Лично у Феликса сложилось впечатление, что Хван пришёл с показа мод, не иначе. Зато теперь рассказы брюнета о том, что ему нравится шоу «Топ-модель», вполне всё объясняет. — Хван Хёнджин! — Ёнбок коротко обнял юношу, который, к слову, чуть выше блондина, и быстро отстранился, не давая второму почувствовать отвращение или брезгливость. Уж очень сильно ему хотелось прижаться к этому телу. — Привет, — улыбнулся Хван, пряча небольшой румянец за наклоном головы. Взгляд сам нашёл Минхо, который, к слову, даже никак не отреагировал на появление Хвана. Брюнет сидел, смотря пустым взглядом в огромную плазму, а из его глаз текли слёзы. Даже из того, что был искусственным. Слёзные железы-то никуда не делись. — Что это с ним? — Дэхён. Он бросил его, сославшись на то, что не сможет это сделать после операции. — Когда ему удалят второй глаз? — Ага, — парни говорили так, будто в этой комнате Минхо и не было вовсе. Впрочем, практически так и было. Сейчас это был не любимый хён Феликса, веселый и жизнерадостный. Сейчас это была обычная тряпичная кукла. Которая, кстати, стала не нужна своей хозяйке. — Феликс, мать твою! Нас справа обходят, где тебя носит! — повысил голос брюнет, не выпуская джойстика из рук. Его пальцы быстро перебирали различные кнопочки, Хван даже не успевал следить за движениями. — Ну конечно, ты же блин ушёл один! Теперь из-за тебя погибнут жители! — пробубнил недовольно Феликс, усаживаясь обратно на диван. Хёнджин пристроился рядом с блондином на подлокотник. — И что он сказал? — Он ему сказал… — Да я ему говорю, что он обещал! Он обещал не бросать меня! Он говорил, что любит! Как можно любить, если ты постоянно врёшь и не держишь обещаний?! Это разве любовь?! — прокричал Минхо, вытирая рукавом своего худи новую волну горячих слёз. — Кричу ему прямо в лицо его сраное «всегда», а он молчит, представляешь?! Он, мать твою, молчит и только больше отворачивается от меня! Будто меня уже нет! Будто я уже умер! — изо рта Ли вырвался рваный вздох, он подавился и зажмурился. Истерика не планировала отпускать парня. — Скажи ему, что он несет дичь, — попросил Феликс. Хёнджин был отчасти согласен с этим. Брюнет конечно не знает, что такое настоящая любовь, однако он подразумевает, что Минхо истолковал это определение не совсем верно. По крайней мере, Хван бы вряд ли также расшифровал это слово. — Ну, вообще-то его реакция вполне нормальная, — Минхо быстро повернулся к Хёнджину и посмотрел взглядом, наполненным целиком и полностью лишь благодарностью. Его понимают. Хван его понимает. Феликс кивнул. — «Боль хочет, чтобы её чувствовали», — сказал блондин, продолжая играть вместе с Минхо в игру под названием «Цена Рассвета 3». Хёнджин аж дёрнулся. Феликс только что процитировал фразу из «Царского недуга». — Твою мать, Минхо! Я, конечно, не хочу показаться скотиной в великий час твоего траура, но из-за тебя мы сейчас провалим миссию! — пальцы Феликса бегали по джойстику так же быстро, как и пальцы Минхо, взгляды обоих парней такие сосредоточенные, такие настроенные, что Хёнджин вдруг понял. Ему комфортно даже просто сидеть в этой комнате. — Не пробовали обойти со стороны школы? — спросил Хван. — А проблема в том, что с этой стороны всё уже заминировали. Из-за тебя, горе любви! — Вообще-то это ты предложил пересидеть в этом чёртовом доме! Мы бы уже давно спасли детей! — пиксельных человечков, за которых играли Феликс и Михно, окружили со всех сторон. Ли выругался и отбросил джойстик на диван, зарываясь мокрым от слёз лицом в свои трясущиеся от переизбытка эмоций руки. Феликс, видимо, даже не планировал сдаваться. Его персонаж отважно принимал в своё тело всевозможные пули, шкала здоровья быстро менялась с зелёного цвета на желтый, а затем и вовсе на красный. — Граната, придурок! — прокричал Минхо, смотрящий на происходящее на плазме через щель между пальцами. Персонаж Феликса просто побежал к этой гранате, а через секунды две произошёл взрыв, бум от которого заполонил весь обзор. На экране высветилась надпись «Game over», а ниже было написано, что миссия провалена. Однако Феликс, похоже, был абсолютно другого мнения. — Зато я спас детей. — Их убьют через минуту, — проговорил Хёнджин, смотря на Минхо. Уж очень он волновался за состояние брюнета. — Знаешь, минута жизни перетекает в час, час в день, день в месяц, месяц в год, а год в вечность. Я подарил детям вечность, Хёнджин. Пускай она и длится всего минуту, — Хван кивнул. — Хорошо загнул, — наконец ответил брюнет. А Феликс остался довольным от такого ответа, гордо задрав свою блондинистую голову вверх. — Как так можно было, Хёнджин? Люди дают обещания для того, чтобы держать их! — простонал Минхо, сильнее жмурясь. Ситуация с Дэхёном не отпускала парня. — Но не все их сдерживают, — отметил Хван, ловя на себе гневный взгляд Михно. Тот явно был не согласен с такой позицией. Вернее, не хотел соглашаться. Феликс громко сглотнул. — Минхо-хён, извини конечно, но даже я сейчас ой как боюсь твоих безумных глаз, — и это была чистейшая правда. Глаза Ли старшего буквально пылали огнем. Рвали и метали алые искры внутри себя. Точнее, один глаз рвал и метал, а второй просто был. — Да потому что на кой черт давать обещания, если они ничего не значат?! — Минхо вскочил с дивана и направился в сторону Хёнджина. Второй тоже встал, готовясь слушать шквал эмоций. — Зачем говорить, что любишь, что не оставишь, что не бросишь, если в итоге именно так и сделаешь, а, Хёнджин?! Зачем?! — у Хвана сложилось ощущение, что его волосы сейчас сдует назад, так сильно кричал сейчас Минхо. По всему красивому лицу были размазаны засохшие слезы, глаза были красные от лопнувших капилляров, а губы были очень сухими и потрескавшимися сразу в нескольких местах. — Наверное, потому что человек думал, что ему под силу сдержать своё общение, а на деле оказалось, что это совершенно не так, — спокойно ответил Хёнджин. Минхо выдохнул и потупил взгляд, поджимая губы в тонкую линию. — Не все такие сильные, как ты, Минхо, — брюнет дёрнулся, как будто получил пощечину. Такое влияние оказали на него последние слова Хвана. — Феликс, я могу? — спросил старший, показывая пальцем на подушку. — Конечно, Минхо. Всё что угодно, — Ли схватил подушку, до этого мирно лежащую на диване, и начал её избивать, нанося бесконечные удары кулаком куда-то в её середину. — Ненавижу! Ненавижу-ненавижу-ненавижу! — Минхо швырнул подушку в стену, и та беззвучно упала на пол. Послышался истеричный рык, и уже через секунду брюнет топтал эту несчастную подушку ногами. — Стой, — Феликс подошёл к Минхо, беря того за руку. Блондин подвёл своего лучшего друга к полке с наградами и удовлетворенно улыбнулся. — Вот! Бери всё что хочешь и громи хоть всю мою комнату! — Но это же твои… — Не парься, хён, — это всё, что ответил Феликс, после чего сразу вернулся к Хёнджину. Впрочем, брюнет был удивлён не меньше. — Да что? — Ли улыбнулся такой реакции Хвана. Стоит весь такой красивый, с приоткрытым ртом, отчего его нижняя губа теперь прекрасно демонстрирует всю свою красоту, ещё и руки на груди своей манящей сложил. — Я никогда не любил баскетбол. Пришло время моему папе узнать об этом, — Феликс пожал плечами и сел на диван, приглашающе похлопав рядом с собой, зовя Хёнджина. — Не могу перестать думать о твоей книге. — Понимаю. Со мной было так же. — Я действительно не могу поверить в то, что Питер ван Хутен ни разу не обмолвился о судьбах героев, — позади парней послышался звук разбившейся награды. Феликс обернулся и увидел Минхо, который только что добил эту фигурку, наступив на неё. — Так вот. — Нет, от него вообще ни слова. — Засунь свое вонючее «навсегда» сам знаешь куда, Дэхён! Я ненавижу тебя! Феликс, я могу? — Минхо показал пальцем на кубок, вопросительно глядя на друга. Грудь Ли быстро поднималась и опускалась, волосы растрепались, а глаза всё ещё продолжали метать искры. — Бери всё, что хочешь, — Минхо кивнул и, схватившись за позолоченный кубок, швырнул его в стену. Награда разлетелась на несколько осколков, которые оказались в разных частях комнаты. — Чёртово твое «навсегда»! Чёртов Дэхён! Назло тебе до последнего буду ходить с нормальным глазом! Ненавижу любовь! — прокричал Минхо, одним махом руки скидывая все награды Феликса на пол. Настала тишина. Брюнет осел на пол, подгибая колени к груди и утыкаясь в них лицом. — Полегчало? — тихо поинтересовался Феликс. В ответ послышалось такое же тихое «угу», и Ли лишь кивнул. — Да, Хёнджин. Боль хочет, чтобы её чувствовали…