[Феликс]
Минхо прооперировали. Теперь он официально БПР.
И любой человек на месте Хёнджина уже давно бы облегчённо выдохнул, но увы. Увы, Хван не обычный человек. Он умирает. И знает, каково это — умирать. Поэтому этот самый облегчённый выдох встал где-то в районе грудной клетки, пока не торопясь вырваться наружу. Новое сообщение не заставило себя так долго ждать:[Феликс]
Это значит, что он теперь абсолютно слепой. Так что всё плохо.
Именно поэтому Хёнджин не выдыхал. Он знал, что в этом мире ничего не может быть так просто ровно так же, как не все судьбы увенчаются хэппи-эндом. Хотя, надо отметить, что счастливый конец каждый человек может трактовать по-разному. Для кого-то счастливым окончанием жизни будет подаренный котёнок, о котором тот так мечтал. Для кого-то это наличие своей семьи, своих детей. Для кого-то это работа, а для кого-то… Для кого-то счастливым концом будет то, что человек вообще прожил эту жизнь. И не так важно, сколько секунд это длилось. БПР — означает «без признаков рака». Безусловно, Хёнджин знал расшифровку, Феликс не сомневался в этом. В детстве Хван очень надеялся, что когда-нибудь услышит эти слова от врача, но нет. Он не услышал их ни в детстве, ни в подростковом возрасте. Да и вряд ли уже услышит. Кто-то живёт со «спящими» раковыми клетками и забот не знает, а кто-то живёт под управлением этих раковых клеток, буквально разрешая им размножаться, плодиться, питаться и уничтожать себя изнутри. Не хочет, но разрешает. Ведь ничего не может сделать. Идея навестить Минхо не появлялась. Потому что она была там изначально. С самого первого дня встречи парней. Ведь Хёнджин уже тогда отметил, что на восемьдесят процентов Минхо не будет видеть. К сожалению, Хван с радостью бы отдал умение такого точного предсказания кому-нибудь другому, но уже поздно. Болеющие раком видят, когда такие же болеющие раком стремительно умирают. Как снаружи, так и внутри. Хёнджин одолжил машину у мамы, пока та возилась на кухне. Сегодня к ней должны были приехать те самые любимые и незаменимые подружки, поэтому миссис Хван готовила самый теплый и вкусный приём в виде своего фирменного пирога. Пахло неимоверно вкусно, но Хёнджин решительно отрезал все мысли о мамином изделии и, взяв ключи, направился в больницу. Та находилась не так далеко, сорок минут езды на медленной скорости и вуаля — машина останавливается, и Хёнджин аккуратно паркуется на первое попавшееся свободное место. Палата Минхо располагалась на пятом этаже. В общем-то, больница была очень даже хорошей, дорогой. Врачи улыбаются, халаты выглажены так, что даже под микроскопом вряд ли найдёшь хоть одну вмятину. Волосы девушек убраны в идеальные пучки, а работники стойки регистрации вообще пушистые душой, как белые облака. Типичная платная больница. Хёнджин подошёл к нужной палате и хотел постучать, но услышал за дверью женский голос и решил подождать. Но не получилось. Из комнаты донеслось нежное: — Войдите. Парень приоткрыл дверь и, затащив свой баллон с кислородом в палату, прикрыл за собой вход. Комната просторная, в приятных белых тонах, нет ничего детского или старого, всё новое и, скорее всего, весьма дорогое. В центре палаты стоит кровать, которая, судя по размерам, предназначена для двух человек. На ней лежит Минхо, а рядом стоит медсестра. Лица девушки не было видно, розовая шапочка и белая маска предотвращали возможность рассмотреть её. Девушка что-то делала с повязками на голове Минхо, постоянно склоняясь над ним и проделывая незамысловатые махинации. На деле же она просто наносила лечебную повязку, чтобы швы лучше затянулись и в тканях не произошло какого-нибудь воспалительного эффекта. — Привет, Минхо. — Дэхён? — Э-э-э, нет, это Хёнджин. Я из группы Поддержки, — Хван еле удержался, чтобы не выпустить очередную колкость в сторону «Сердца Иисуса». — Хёнджин и ночь разбитых наград, так помнишь? — брюнет ни в коем случае не обижался на Минхо. Во-первых, старший не был обязан запоминать Хвана, а в особенности его голос, а во-вторых, Ли только недавно прооперировали. Даже если сам Минхо отошёл от шока, то его организм вряд ли. — А-а, помню конечно! Привет, Хёнджин из группы Поддержки, — медсестра затянула последний бинт и, отрезав ненужные концы, отошла от кровати Минхо. Тот продолжил. — Мне обещали, что за потерю второго глаза, в качестве компенсации, у меня обострятся другие органы чувств, но… Что-то пока незаметно, — криво усмехнулся старший, поворачивая голову в сторону, где примерно, в мыслях Минхо уж точно, стоял новый знакомый. — Подойди, чтобы я ощупал твоё лицо руками и заглянул тебе в душу глубже, чем это могут зрячие. — Он шутит! — сразу же отозвалась медсестра, которая, к слову, уже практически ушла. Осталось только поставить подпись в планшетке, что была прикреплена к койке пациента, о том, что обход проведён, закончен, повязка сменена. — Я знаю, — ответил Хёнджин, улыбаясь. Какими бы шутками ни плевался Минхо, старший всё равно продолжает нравиться брюнету. Медсестра наконец-то вышла, а Хван позволил себе поставить стул ближе к кушетке старшего. Сев на него, парень взял ослабевшую и не полностью отошедшую от наркоза руку Минхо в свою и крепко сжал, поглаживая большим пальцем. — Как ты, хён? — Нормально, — Минхо повернул голову в ту сторону, откуда услышал голос младшего, чтобы создать хоть какую-то иллюзию нормального диалога. Но это вряд ли помогло бы. Ведь вся голова Ли перебинтована. На глазах огромной толщины марлевые повязки, а на шее виднеется небольшой отёк. Видимо, операция прошла не так гладко, как могла бы. — Я не понимаю. — Чего не понимаешь? — Мы были с ним вместе больше года. Это, блин, много! — Хёнджин посмотрел с некоей грустью на старшего, ведь даже представить не может, каково ему сейчас. Каково это — ощущать себя любимым и нужным целый чёртов год и даже несколько месяцев, а потом, потеряв возможность видеть, потерять и это? Каково потерять и жизнь, и веру в жизнь? Хёнджин никогда бы не хотел знать ответ на эти вопросы. Но он бы отдал абсолютно всё, даже свои глаза, лишь бы Минхо сейчас не было так одиноко. Лишь бы он не думал об этом чёртовом Дэхёне, которого не должно быть даже в мыслях. Да, вот так вот просто человек, болеющий раком, отдал бы всё, лишь бы другому человеку с таким же недугом стало хоть чуточку лучше. — Ай! — Минхо дёрнулся, вырывая руку из хватки Хёнджина, и, нащупав сбоку кровати красную кнопку, нажал на неё. Эта красная кнопка не просто так. Если пациенту слишком больно, то достаточно нажать на неё, и необходимая доза наркотика поступит в организм. Да-да, именно в организм. Это обычные люди, здоровые и беззаботные, называют это страшное слово «обезболивающим». Но в мире, где ты живёшь с целью умереть, всё несколько иначе. Хёнджин чуть подождал, пока наркотик начнёт действовать, помогая притупить боль. Следил за грудью старшего, движения которой постепенно возвращались к норме, и только убедившись, что лекарство скоро подействует, продолжил: — Минхо, прошёл всего день. А год и несколько месяцев не равно вся жизнь, понимаешь? Дай себе немного времени. Времени на то, чтобы понять, что этот человек тебе не нужен, — Минхо чуть помолчал, а Хёнджин и не торопился продолжать разговор. Он смотрел куда угодно, но только не на старшего. Видеть его полностью забинтованную голову немного тяжело. — Она ушла? — Минхо, видимо, прислушавшись, понял, что никого другого кроме них в палате нет. Хёнджин кивнул. Но парень очень быстро спохватился, вспомнив, что Ли его, вообще-то, не видит, и ответил: — Да. — Слава богу, — выдохнул старший, поудобнее устраиваясь на мягкой белоснежной подушке. — Знаешь лучшие качества медсестры? — Забирать кровь на анализ с первого раза. — А еще говорить, что всё будет хорошо, даже если человек в полнейшей заднице, — парни улыбнулись. — И не позволять себе снисходительный тон. — Что-то вроде «Как твои дела, сладенький? Сейчас я сделаю тебе укольчик», — слащавым голосом проговорил Хёнджин, смотря на то, как растягиваются губы старшего, и тоже улыбаясь. — Ага, «Бо-бо моему маинькому сюсичке?», — смеясь, ответил старший, самостоятельно возвращая свою руку в Хванову, действуя по интуиции. Хёнджин сразу всё понял и сам обхватил чужое запястье. — На самом деле, здесь большинство врачей и медсестёр нормальные. Вот только почему-то именно мне попалась та, у которой повышенный уровень милашностей в крови. А вообще… — Минхо чуть поднял голову, отчего казалось, что, не будь на лице бинтов, он смотрел бы чётко в глаза Хвана. — Хочу свалить отсюда нафиг. — Отсюда — это из больницы? — младший знает, как можно играть со словами. Потому что сам в этом мастер. Уточнить, откуда именно хочет свалить Минхо, особенно в свете последних событий, парень посчитал необходимым. — Из больницы тоже, — Минхо чихнул и тут же вздрогнул, ведь боль моментально прошлась по всему телу и, добежав до мозга, со всей силы ударила по нему кувалдой. Хёнджин ничем не мог помочь, он лишь успокаивающе гладил руку, пальцы которой слегка подрагивали, и сочувствующе поджимал губы. — Честно говоря… — продолжил Минхо, когда боль отошла на второй план. — Я больше думаю о Дэхёне, чем о своём глазе. Вернее, о его отсутствии. Вернее, об отсутствии двух глаз. Идиотизм? Идиотизм. — Идиотизм, — согласно кивнул Хёнджин, улыбаясь. Факт того, что Минхо хотя бы понимает всю абсурдность данной ситуации, уже вселяет надежду на то, что в скором будущем Ли сможет отпустить этого человека. — Но, Хёнджин, я продолжаю верить в настоящую любовь, понимаешь? Я верю, что человека без пальца, без ноги или без руки, а может, и вовсе без нижней части туловища, возможно полюбить. Люди либо болеют, либо попадают в аварии, или ещё какие-то ситуации, это же не делает их другими, Хёнджин. Почему Дэхён посчитал, что я недостоин любви? Я правда верю, что она может быть навсегда. Чтобы до конца жизни, чтобы до последнего вздоха, понимаешь? — Да, Минхо. Я понимаю. — Иногда я хочу, чтобы ничего этого не было. Рака, я имею в виду, — язык Минхо начал заплетаться, слова путались, а рука начала слабеть. Наркотик начал действовать. — Мне очень жаль, Минхо, — и это была чистая правда. Хёнджину действительно было жалко. Ведь совсем недавно Ли старший что-то видел. Видел чёртового мистера Кима с его идиотским «Сердцем Иисуса». Видел улыбку Феликса, его веснушки, видел баллон с кислородом самого Хвана, видел своих родителей. Видел жизнь. Ощущал себя любимым и верил в это чёртово «всегда», а по итогу он остался абсолютно без всего. И это было очень грустно. — Феликс, кстати, приходил. Прогулял занятия, представляешь? — о, дорогой Минхо, если бы только знал, что это не особо-то и удивило Хёнджина. — Он… легче… — голова старшего свесилась набок, и, если бы глаза не были забинтованы, то можно было бы увидеть, что веки опущены. — Больше не больно? — ответом послужил еле заметный кивок. Хёнджин решил спросить о Феликсе, ведь Минхо хотел что-то сказать, но не сделал этого. Однако одного размеренного дыхания хватило, чтобы стало ясно — старший уснул. Хёнджин осторожно коснулся перебинтованной макушки парня, нежно проводя по ней своими пальцами, гладя и показывая свою заботу на прощанье. Улыбнувшись старшему, который теперь свободен, который, пусть не видит, зато всё слышит. Который теперь не болеет раком. Который теперь просто живёт. Без глаз, без виденья мира, но он живёт. Дверь за Хёнджином тихо закрылась, а парень перед уходом подарил своему новому другу самую счастливую, но в то же время печальную улыбку.***
Прошло несколько дней. В вечер, после посещения Минхо, Хёнджин был сам не свой. Ему было слишком жалко старшего. Слишком грустно, слишком… Просто слишком. Потому что хорошие люди не заслуживают плохого отношения к себе. Мама не стала допытываться и пытаться узнать у парня причину перемены настроения. Хёнджин как-то рассказывал о Минхо, вскользь, но упоминал, а если учесть тот факт, что юноша вообще редко что рассказывал миссис Хван про других людей, она, безусловно, запомнила. С Феликсом пока что не общались. Хёнджин отчего-то уверен: младшему нужно сейчас побыть одному. Осознать, что его друг теперь не видит, но зато здоров. Принять тот факт, что как раньше уже не будет. Хван не знал, но предполагал, что Феликс может быть не таким солнечным, каким демонстрирует себя. За любой улыбкой скрываются миллионы осколков из боли и страхов. И осколки эти есть у каждого человека. Абсолютно. Каким бы ярким, красочным и жизнерадостным он ни был. Сегодня нужно было сдать преподавателю тест, к которому Хёнджин готовился на днях. Настроение было нулевое, хотелось, чтобы появился Феликс и поднял его одной своей улыбкой, но это невозможно. Хёнджин уверен: сейчас он должен стать тем самым ярким лучиком в жизни Феликса. Поддержать, успокоить, обнять, сказать, что всё будет хорошо, что теперь Минхо, как минимум, в безопасности, что не стоит расстраиваться. И Хван обязательно именно так и сделает, но только после того, как напишет тест. Позавтракав вкусными мамиными сэндвичами, парень поднялся обратно в свою комнату и, сев за стол, открыл ноутбук. Пока компьютер загружался, парень доставал необходимые принадлежности — пенал, тетрадь и учебники. Прелесть дистанционного обучения — возможность списывать абсолютно всё. Причём Хёнджин всё знал, он учил и готовился. Но подстраховка никогда не помешает. Парень знает не понаслышке: иногда человек может выучить материал просто превосходно, однако из-за своего страха, своей неуверенности и нервозности путается и не отвечает преподавателю так, как надо. Поэтому именно сейчас Хёнджин достаёт с полки последний необходимый учебник и возвращается на своё рабочее место. Только парень зашёл в Интернет, как на главной странице, где находится поисковая строка, вылезло уведомление:[Новое входящее сообщение от lidewij.vliegentharn@gmail.com]
Дорогой Мистер Хван! Боюсь, Вы верите в незаслуживающее доверия, хотя для веры это не редкость. Я не могу ответить на Ваши вопросы письменно, потому что это бы означало написать ответы сиквела к «Царскому недугу», который Вы можете опубликовать или разместить в Паутине, заменившей мозги Вашему поколению. Существует телефон, но Вы можете записать разговор. Не подумайте, что я Вам не доверяю, но я Вам не доверяю. Увы, дорогой Хёнджин, я не отвечаю на подобные вопросы иначе как лично, но Вы там, а я здесь. Должен признаться, что Ваше неожиданное письмо, полученное через мисс Влигентхарт, немало меня порадовало: как удивительно сознавать, что я сделал для Вас что-то полезное. А между тем собственная книга кажется мне настолько далекой, будто её написал кто-то другой. Но если волею судеб Вы окажетесь в Амстердаме, милости прошу ко мне в Ваше свободное время. Обычно я всегда дома. Я даже покажу Вам мои списки покупок. Искренне Ваш Питер ван Хутен через Лидевью Влигентхарт. Глаза Хёнджина полезли на лоб, зрачки расширились, рот приоткрылся от шока, а дыхание участилось. Вот так доброе утро. Вот уже несколько лет единственной мечтой Хвана была, есть и останется возможность получить от такого восхитительного человека, как Питер ван Хутен, хоть какую-то весточку. Хоть предложение, хоть фразу, хоть одно слово. Но, оказывается, такой нелюдимый ван Хутен способен превзойти все ожидания. Он написал даже больше одного предложения, вводя Хёнджина в неподдельный шок и самую настоящую радость. Ведь юноша уже даже не рассчитывал на то, что его кумир когда-нибудь ответит хотя бы на одно из многочисленных писем. Кому-то может показаться, что это всё фигня, ну подумаешь, автор ответил, ну и что? Но нет, это не фигня. Для человека, болеющего раком, не фигня. Люди, которые медленно умирают, видят счастье в мелочах. Кто-то чуть больше, кто-то меньше, но всё равно видят. Счастье Хёнджина заключалось в этой книге. Может быть, «Царский недуг» был тем самым спасением парня? Кто знает, быть может, не будь большого количества страниц в твёрдом переплёте, жизнь сложилась бы иначе? Быть может, пока тебя понимает хоть кто-то, пускай даже незнакомый тебе человек, ты продолжаешь жить? Глаза быстро бегали по строчкам, которые точно не были написаны самим Питером, а скорее, его ассистенткой, однако меньшего удовольствия от этого не было. Взор начал мутнеть из-за скопившихся в уголках глаз слёз. Дышать было тяжело. Впрочем, как и всегда, но сейчас к слезам добавилось и нервное состояние, парень будто бы сидел на расколённом острие тонкого ножа. Ещё чуть-чуть и можно упасть. В пропасть эмоций. — Да что же это такое! — прокричал Хёнджин, хватаясь обеими руками за голову, вплетая пальцы в свои шёлковые, недавно вымытые волосы. Миссис Хван, которая всё это время была на кухне, тут же бросила просмотр какого-то не очень интересного шоу, побежав на крики своего сына. Ноги быстро перемещались с одной ступеньки на другую, а взгляд женщины уже был наполнен ужасом и животным страхом. Как случалось всякий раз, когда Хёнджину становилось плохо. — Сынок? — миссис Хван влетела в комнату так быстро, что дверь, открытая наспех, ударилась о стену и отскочила обратно. Хёнджин подпрыгнул от испуга, переводя взгляд в сторону звука. — Что с тобой? Что-то болит? Закончился кислород? — женщина упала перед Хёнджином на колени, хватаясь руками за нежные щёки и поворачивая голову юноши к себе. — Нет, ничего. Всё нормально, мам, — женщина облегчённо выдохнула, устало прикрыв глаза, но практически сразу вернула взгляд обратно на сына, продолжая держать его лицо в плену. — Тогда почему ты кричал, Джинни? — Я, эм… — парень замялся, прикусывая нижнюю губу и стараясь увести взгляд. — Сынок, говори, что случилось? Что-то с Минхо? — Нет! Нет, с хёном всё хорошо, не переживай, мам. Теперь с ним всё хорошо, — с долей облегчения прошептал брюнет. Хёнджин взял руки мамы в свои и переместил их к себе на талию, утягивая миссис Хван в трепетные объятия. Женщина ласково улыбнулась, утыкаясь в плечо сыну. Такие моменты были очень редкими, а потому мама их очень ценила. — Питер ван Хутен пригласил меня к нему в гости! В Амстердам, мама! Я обязан поехать! Мы же поедем, да? Нельзя упускать такой шанс! — начал тараторить Хёнджин, не умолкая. Сердце миссис Хван болезненно сжималось с каждым словом её любимого сына всё сильнее и сильнее. Ведь Хёнджин наконец-то счастлив, наконец-то в его голосе слышится радость, наконец-то его глаза блестят, но… — Джинни… — женщина выпуталась из объятий и заглянула сыну в глаза. — Мы не потянем такой переезд, сынок. Для твоего оборудования… Нужно очень много денег, малыш, — миссис Хван с грустью смотрела на лицо сына, искорки в глазах которого стремительно гасли, возвращая былую безразличность. — Да, мама, прости. Я замечтался. Извини, пожалуйста, — и извинялся он искренне. Ведь Хёнджин поставил свою же маму в неловкое положение. Казалось бы, что такого? Перелёт да перевоз оборудования. Да только это не так. Точнее так, но оборудование — это не один баллон с кислородом. Ночью Хёнджин спит с кислородной маской, которая подключена к огромной штуковине. Чтобы перевезти именно это, да ещё и на самолете, потребуется действительно немало денег. — Джинни, я так люблю тебя, но мы просто не сможем, прости меня, сынок. У нас просто нет таких денег, — мать опустила глаза, продолжая стоять на коленях перед парнем. Хёнджин прижал её голову к своему животу и начал аккуратно перебирать блондинистые прядки. — Мам, всё хорошо. Я просто замечтался. — Это правда так важно для тебя? Давай я поговорю с отцом, и мы… — Нет, мам, правда. Не нужно. Я выпалил это на эмоциях, прости. Всё, забудь. Я что-нибудь придумаю, — парень продолжал успокаивать миссис Хван, нежно гладя её спину. И видит Бог, женщина сейчас как никогда рада тому, что Хёнджин не видит её лица. Не видит той боли, что проскальзывает во взгляде. Во взгляде, где прямо так и написано: «Я не могу осуществить мечту своего собственного сына». Но и Хёнджин думал о своём. О том, что он не должен был этого говорить. Парень вдруг понял одну простую истину — у его родителей нет денег из-за него самого. Ведь воздух в баллоне не бесконечный, как и лекарства, дезинфекторы и многие другие препараты и различное оборудование, необходимое для того, чтобы жить. Миссис Хван не может выйти на работу, потому что её работа с давних пор — нянчиться и трястить над своим сыном, сдувая с него пылинки. Один отец зарабатывал деньги, которые, к слову, уходили на Хёнджина. «Я обуза. Обуза, которая в конечном итоге всё равно сделает больно окружающим. Своей смертью», — мысли Хёнджина кружились только вокруг этой темы. Страшно и неприятно осознавать, но факт остаётся фактом. Амстердам и мечта Хёнджина ввели бы родителей в непокрываемые долги. — Мам, я хочу позвонить Феликсу… — тихо прошептал брюнет, опуская руки с материнских плеч. Женщина закивала, поднимаясь с колен и, поцеловав сына в лоб, быстро покинула его комнату. Старалась не смотреть на него, лишь бы тот не заметил кристально чистых слёз, стекающих по щекам. Когда дверь закрылась, а со стороны лестницы перестали доноситься звуки удаляющихся шагов, Хёнджин схватился за телефон, быстро набирая номер Феликса. — Хван Хёнджин, — снова это родное приветствие. Снова хочется улыбаться от этого низкого ласкового голоса, снова хочется представлять лицо блондина, его веснушки, его блестящие и искрящиеся глаза, его шелковистые волосы, его смех… Всего Феликса. Хочется всего Феликса сюда, в эту комнату, чтобы сидел рядом, чтобы шутил и улыбался, чтобы делал Хёнджина счастливым. Теперь осталась одна надежда на счастье. Вместо приветствия Хван начал читать ответ Питера ван Хутена, как несколько дней назад это сделал Феликс. Читал красиво, старался сделать так, чтобы младшему захотелось прикрыть глаза от одного лишь удовольствия, старался, чтобы было приятно слушать не письмо и его содержимое, а голос. — Вау… — прошептал Феликс, когда Хёнджин дочитал письмо. Сказать, что блондин был в шоке, — ничего не сказать. Потому что всё, ради чего замышлялась эта отправка письма Питеру ван Хутену, — подтолкнуть Хёнджина к тому, чтобы написать ещё раз. Ведь мужчина ответил. А значит, до него можно достучаться. И, как истинный герой мелодрам, испробовав это на себе, Феликс с радостью предоставил возможность связаться с ван Хутеном и самому Хёнджину. Ли предполагал, что мужчина проигнорирует второе письмо, которое ему придёт, однако ошибся. Быть может, если человек сильно верит во что-то, то это обязательно сбудется? Ведь Феликс просто мечтал, чтобы Питер ван Хутен отправил в ответ Хёнджину хоть что-то, и ведь это случилось! Значит, мечтам свойственно сбываться? Главное уметь ждать и не отчаиваться. Главное, чтобы были люди, готовые тебя поддержать. — Это я и без тебя знаю, — по-доброму съязвил Хёнджин, улыбаясь. — В Амстердам-то я не попаду. — У тебя осталось желание? — о, это Феликс затронул тему благотворительного фонда «Желания Джина». Любой человек, болеющий раком, может обратиться в эту организацию с просьбой выполнить любое твоё желание. Осуществимое, конечно же. — Нет. Я использовал его ещё очень давно, — огорчённо проговорил Хёнджин, крутясь на своём стуле. Не сильно, конечно, насколько позволяет длина трубки. — И на что ты его потратил? — Мне было тринадцать лет… — Только не Диснейленд, прошу тебя! — не дав договорить старшему, перебил его Феликс. Хёнджин промолчал, тихо смеясь. — Ну нет… Ты не мог поехать в Диснейленд… — брюнет снова промолчал. — Хван Хёнджин! — на том конце провода было слышно, как Феликс вскочил со стула, ножки которого неприятно проскрипели по полу. — Ты что, потратил последнее желание умирающего на Диснейленд?! — блондин уже просто кричал в трубку, вызывая громкий смех старшего. — Нам ещё дали по городу погулять и оплатили проживание на месяц, — тихо пробормотал Хван, слегка ссутулившись. И чего это ему от реакции Феликса стало так… Стыдно? Нет, ему не стыдно. Парень смутился. Да, точно! Хван очень-очень смутился. — Боже мой! Поверить не могу, что я влюбился в парня, который так глупо отдал своё желание… — прошептал Феликс. А сердце Хёнджина заходило в бешеном темпе. Ёнбок так легко и непринуждённо сказал это, будто это обыденность. Хотя, может быть, так и есть, но все обыденности для Хёнджина не были обыденностями. Феликс. Только что. Признался. В. Любви. Да, не как это делают в красивых дорамах или детских сказках. Да, он сделал это даже в какой-то степени скрыто, не говоря эти три слова прямо. Потому что Феликс знал Хёнджина. Знал: чтобы доказать свои чувства, нужно сделать ещё очень-очень много. Но он готов. Готов, потому что слишком сильно влюблён. И да. Хёнджин догадывался об этом. Догадывался, что есть шанс, что такие горящие счастьем глаза не для всех. Что улыбка, особенная, а не обычная, родная и любимая, тоже не для всех. Что всё это не для всех. Догадывался, но старался не думать об этом. Ведь любовь — понятие абстрактное, верно? — Мне было всего тринадцать лет! — повторил Хван, а в голове набатом билось «влюбился-влюбился-влюбился». Это безумно льстило, это дурманило и заставляло впадать в краску. Хёнджину это не нравилось, он решил сменить тему. — Ты почему не на учебе? — Приехал к Минхо. Сижу, вот, в коридоре, задания делаю. — Как он? — В порядке. Вообще-то я переживаю больше за его моральное состояние и наличие мозгов. У него теперь нет того, чем люди обычно смотрят, а он беспокоится о том, что его бросил Дэхён, — вообще-то Хёнджин беспокоился ещё и о самом Феликсе. О его состоянии, ведь его друг теперь полноценный… инвалид. Да, это звучит ужасно и грустно, но это факт. Факт, который необходимо принять. Однако по голосу Феликса Хвану стало понятно — с младшим всё хорошо. В этом плане ему не требуется поддержка. И нет, Феликс не эгоист. Просто он видит во всём плохом только хорошее. Потерял ногу? Ничего, зато дети с интересом глазеют на тебя, пытаясь придумать, как бы аккуратно спросить, что это за диковинка такая. Нет глаза? Да и фиг с ним, смотри одним. Зато у окулиста в два раза меньше придётся сидеть. Нет двух глаз? Ну ничего! Нечего на этот скудный мир смотреть. Обычный и неинтересный. Представляй свой, волшебный и сказочный, такой, который увидишь только ты. Болезнь — не приговор. Болезнь — путь к особенности. А что касается голоса… Голос — часть души каждого человека. Обычно, как говорят, «глаза есть зеркало твоей души». Да, это так, и спорить с этим нет никакого смысла. Однако если ты не можешь посмотреть в глаза? Если ты не видишь этого человека? А если ты вообще не можешь видеть? Вот тогда-то и нужен голос. Даже в фальшивом голосе профессионального актёра можно услышать правду. Потому что правду можно найти везде. Нужно только поискать. Именно поэтому Хван был уверен — с Феликсом всё хорошо. — Первая любовь всегда самая яркая в жизни человека. Самая незабываемая и неповторимая, поведение Минхо легко объяснить даже с точки зрения психологии. — Согласен. — Сколько ему ещё торчать там? — Врачи говорят несколько дней, нужно понаблюдать за тем, как затягиваются швы. Если не пойдёт осложнений, то дня через три поедет домой. Ох… — на заднем плане послышались чужие шаги, а в трубке шуршание, будто Феликс куда-то собирается. — Тут его мама пришла, мне нужно идти. — Хорошо, — прошептал Хёнджин. — Хорошо, — незамедлительно ответил Феликс.***
Сегодня у Хёнджина был выходной от учёбы день. Нет, конечно, можно сказать, что в какой-то степени у него всегда выходной от учебы, но в этот день он, скажем так, официальный. К слову, учиться на дистанционном обучении и хорошо, и плохо. Хорошо — если ты типичный интроверт, если тебе нужен сплошной комфорт и уют, чтобы рядом были твои вещи, чтобы под рукой в любую секунду оказалось то, что нужно, и если ты… одинок. Звучит грустно, но это так. Одинокие люди в девяноста процентах случаев предпочитают обучение, не предполагающее взаимодействие с большим количеством людей. Минусы — все, кто говорит, что учиться дома легко, глубоко заблуждаются. Ведь большинство преподавателей именно так и думает, поэтому и нагружают в три раза больше положенного. Однако Хёнджину весьма повезло в этом плане. Ведь все те, кто ведёт у него, в основном понимают, что парень, блин, умирает, а потому стараются не заваливать заданиями. Однако всегда и везде есть исключения. Даже природа не обошлась без исключений. Вот и здесь. Нашёлся один старый дедушка, который слишком много требовал от парня. Но Хван стойко терпел все унижения, стиснув зубы. Иногда нужно чуть подольше побыть ангелочком, чтобы потом, в будущем, это сыграло тебе на руку. Миссис Хван решила попробовать хоть как-то развлечь своего вечно скучающего сына, поэтому потащила в гости к своим подругам, где они смотрели какое-то новое реалити-шоу, которое совсем недавно выпустили. Не сказать, что брюнет прям фанат данного направления, но для того, чтобы посмеяться, самое то. Суть шоу было в том, что богатого человека, в основном какую-то знаменитость, отправляют в незамысловатую деревушку, давая совсем немного денег. И цель проекта — показать, как человек, привыкший к богатству и роскоши, будет выживать в обычных условиях. Хёнджину было забавно на это смотреть. Как минимум потому, что какого-то блогера отправили всего лишь в маленький город, это даже не деревня. И квартира там обычная, да, возможно, в душевой кабине нет режима дискотеки и функции настройки потока воды, но жить-то можно. Однако лицо главного героя этого выпуска говорило об обратном. Мол, «фу, как здесь можно жить» или «оу, это что… Я пылесосить ещё сам должен?!» и всё в этом роде. Было правда забавно. Ведь Хёнджин помимо всего этого таскает всегда и везде этот дурацкий баллон с кислородом, спит с маской, принимает кучу таблеток и постоянно следит за стерильностью катетера. А этого человека просто поселили в квартиру, где нет горничной. Отвратительно. Главный герой отправляется на основную улицу, ведь в день съемки этого выпуска в городе проходил какой-то сезонный праздник. Хёнджин не особо знает традиции различных стран, а потому и в саму суть вопроса он особо не вникал. Вот блогер прогуливается по вымощенной дорожке, дома украшены какими-то флажками, а на площади стоит несколько ларьков. За ними продавцы — в основном пожилые люди, продающие то, что под руку попалось. В первом, к примеру, бабушка демонстрировала глиняные горшочки, судя по виду, ручной работы. За вторым стояло двое — бабушка и дедушка — они продавали фрукты и овощи со своего огорода. За следующим — пожилой мужчина с седой бородой, закрывающей всю шею, и в фартучке в клетку чёрно-красного цвета. — Суп! Гусиный суп! Гуси собственной фермы! — люди проходили мимо, видимо, суп с гусем, вместо привычной курицы или говядины, вызывал сомнения. Очередная семейная пара проходит мимо, но мужчина не отчаивается. Продавец слышал много комментариев в свой адрес, однако всё равно старался завлечь покупателей изо всех сил. Кто-то, проходящий мимо, сказал, что его суп воняет. Что ж, следующие минут семь выпуска этот самый дедушка доказывал, что гуси собственного производства и что гусиный суп гусями не пахнет. Ладно, мамина взяла. Хёнджина действительно повеселила эта ситуация. Телефон брюнета начал издавать мелодичный звук, а сам корпус вибрировать. Хван достал гаджет, а на вопрос мамы о том, кто звонит, ответил короткое «понятия не имею», хотя прекрасно знал — это Феликс. — Да? — Хван Хёнджин! Ты сейчас дома? — Э-эм, нет, — ответил брюнет, смотря на маму, которая вместе со своей подругой смеялась над очередной глупостью этого горе-блогера из реалити-шоу. — Да знаю я. Это был риторический вопрос. Как я могу не знать, когда стою у тебя под дверью? — Оу… — Хёнджин слегка удивился, но по большей части в приятном ключе. Блондин пришёл, чтобы увидеться с Хваном. Это не могло не греть где-то в районе груди. — Мы скоро приедем, — ответил Хёнджин, смотря на бегунок видео на экране телевизора. До окончания серии этого шоу осталось буквально десять минут. — Жду. Впрочем, сказав маме причину своего желания покинуть гостей, та моментально посадила сына в машину и повезла домой. Автомобиль подъехал к дворику, и только Хёнджин вышел из машины, как завидел Феликса, сидящего на крыльце. Тот сразу встал и ярко улыбнулся. Той самой улыбкой, которая только для Хёнджина. Признаться, Хван сегодня будет ещё много раз удивляться. Например, сейчас он удивлён новым образом блондина. Ведь младший обычно носил что-то спортивное, но сегодня… Сегодня это были бежевые брюки с завышенной талией, красивая удлинённая блузка с широким чёрным поясом и высокие берцы. Но это не выглядело несуразно. Наоборот. Это чертовски шло блондину. Миссис Хван, ласково поздоровавшись с Ёнбоком, направилась в дом, дабы не смущать ни гостя, ни своего сына. Последнего в особенности. — Феликс… — Хёнджин медленно подходил к блондину, который за это время так и не сдвинулся с крыльца. Одна рука была заведена за спину, а в глазах виднелся игривый огонек. — Ты что там прячешь? — Твой подарок, — сказав это, блондин протянул руку, что до этого времени находилась за его спиной, и взгляд Хёнджина упал на букет оранжевых тюльпанов. Красивых таких, с пока что закрытыми бутонами. Феликс специально выбирал именно такие, ведь хотел, чтобы Хёнджин лично наблюдал за тем, как они будут распускаться. Чтобы эти тюльпаны распустились именно для Хван Хёнджина. Но и это ещё не всё. Это был не совсем обычный букет. Помимо того, что он был подарен Феликсом, он был ещё и в точности как тот, что подарил Тюльпановый Голландец маме Анны в «Царском недуге». Столько же цветов, такой же пышный и перевязанный такой же красной атласной лентой. Хёнджин готов был задохнуться от переизбытка чувств. Он не знает, как Феликсу удаётся порождать внутри старшего давно умершее, но делал он это превосходно. Феликс возвращал Хёнджину жизнь. Жизнь, которую старший когда-то похоронил собственными руками. — Феликс… — Хван сделал ещё один шаг, оказавшись максимально близко к блондину. — Ликси… — Хёнджин осторожно потянулся к букету, который пока что находился в руках младшего, смотря в глаза напротив. Феликс улыбнулся, довольный такой реакцией. Старший положил свои руки на стебли листьев прямо поверх маленьких ладошек Феликса. Как всегда, чувствовался контраст: холодная кожа Хёнджина и тёплая Ли. Но это уже не было чем-то странным, скорее, наоборот — привычным. Будто так и должно быть. Будто фраза «противоположности притягиваются» не просто фраза. — Не хочешь сходить на пикник, Джинни? — а вот и вторая новость за сегодня, удивившая старшего. Конечно он хочет. С Феликсом он готов даже играть в его компьютерные игры, где нужно убивать зомби. Главное не то, чем заниматься, а с кем. Перед уходом парни вошли в дом, потому что Хёнджину как минимум нужно было поставить цветы в ёмкость с водой. Папа вышел из гостиной и, завидев Феликса, потащил его на кухню, завлекая в незамысловатый разговор. — Значит, вы с Хёнджином познакомились в группе Поддержки? — спросил мистер Хван, усаживаясь за кухонный стол. Феликс остался стоять, рассматривая фотографии, что висят на стене. — Да, сэр. — А давно болеешь? — мужчина кивнул на ногу Феликса, намекая на протез. — А… это… БПР уже несколько лет. Ногу я себе оттяпал не по собственной воле, хотя это можно рассмотреть как один из способов потерять лишний вес. Ноги нынче тяжелые, — весело ответил отцу Хёнджина Феликс, вызывая у того улыбку. Хёнджин потащил букет цветов к себе в комнату. Нет, безусловно, он мог отдать их маме, но ведь тогда бы эти цветы стояли либо на кухонном столе, либо на тумбе гостиной. Но Хван хотел, чтобы это были его цветы. Поэтому такой вариант он отмёл сразу. В комнате он нашёл вазу, в которой когда-то очень давно стояли цветы, и, налив в неё воды, поставил тюльпаны. Сосуд с цветами сразу оказался на подоконнике, поближе к солнцу, поближе к жизни. Цветы идеально вписывались в интерьер. Чёрт, Феликс даже ни разу не был в гостях у Хёнджина, однако будто бы знал, какого цвета дарить тюльпаны. Опять же, это льстило. Хван не планировал переодеваться, чёрная рубашка и тёмные брюки вполне сойдут. Лишний раз снимать катетер тоже нет никакого желания. Но Хёнджин тоже захотел предстать перед Феликсом в более красивом виде. Именно поэтому юноша стоял сейчас перед своим зеркалом, аккуратно накрашивая губы бесцветным блеском. Вроде и незаметно, и красиво. То, что нужно. Наспех уложив волосы, парень спустился вниз. Не найдя Феликса в гостиной, он пошёл в сторону кухни, однако, услышав голоса, остановился прямо около дверей. — Феликс, ты должен понимать, что Хёнджин болен. Что эта болезнь с ним навсегда, что она никуда не денется, что его лёгкие однажды… — Я готов! — перебил отца парень, заходя на кухню и ровняясь с Феликсом. Блондин лишь подарил очередную улыбку. Попрощавшись с родителями Хёнджина, юноши вышли на улицу. Феликс учтиво предложил свою руку, а старший, не задумываясь, вложил свою, переплетая пальцы в замочек. За рулём, к сожалению, был Ёнбок. Младший обосновал это тем, что сюрприз до победного должен оставаться сюрпризом. Признаться, Хёнджин чуть не умер раз десять за всё время в пути. Феликс постоянно то резко тормозил, то неумело поворачивал, то вообще останавливался в миллиметре от впереди идущей машины. Младший решил отвлечь разговорами. — Что ты никогда не видел в Диснейленде? — Хёнджин задумался. В какой-то степени он сейчас был благодарен блондину за этот вопрос, потому что он отвлёк от тревожности. — Ну… плачущих детей? — Феликс на секунду посмотрел на Хёнджина, затем вернул взгляд обратно на дорогу. — Ты точно в Диснейленде был вообще? Как дети могут там не плакать? — Хёнджин улыбнулся, опуская глаза вниз и рассматривая свои сцепленные руки. — А ещё что? — Никогда не видел там людей без сладкой ваты, — Феликс засмеялся, чуть наклоняясь вперёд, к рулю. Кулачки немного сжались, демонстрируя через фарфоровую кожу белые костяшки пальцев. — А скульптуры? Ты видел там скульптуры? — спросил блондин, выворачивая руль в правую сторону. Хёнджин, вцепившись в кресло, задумался. Кажется, он действительно не видел в Диснейленде каких-либо скульптур. — Так вот. — Мы едем в музей? — по правде говоря, Хёнджин любил абсолютно любой вид искусства, поэтому настроение моментально поднялось, хотя казалось, что выше уже просто некуда. — Почти, — загадочно протянул младший, улыбаясь. — Едем в парк со скульптурами? — Феликс вздохнул. Нет, он, конечно, не сомневался в способностях Хёнджина, но факт того, что старший догадался так скоро, немного расстроил. Парк находился позади одного из известных в городе музеев искусств. Его основная фишка — наличие самых разнообразных скульптур. Здесь были и арки, и памятники, и просто различные фигурки. Парни вышли из машины и пошли в сторону скульптуры огромного скелета. Он в прямом смысле лежал на земле, а по его костям лазали дети, веселясь и играясь. Рядом, на скамейках, сидели их родители, увлечённо разговаривая между собой. К слову, сегодня погода была весьма тёплой. — «Сексуальные кости», автор работы — Джоуп ван Линсхвут. — Голландец? — удивлённо спросил Хёнджин, продолжая идти вперёд. Нужно было подняться на невысокую горку, чтобы дойти до назначенного младшим места. Хвану было неспокойно. Его правое плечо странно болело, и парень внутренне очень паниковал. Что, если метастазы продолжили странствовать по организму? — Ага. Как и Тюльпановый, — подтвердил Феликс. Парни дошли до нужного места. Это Хёнджин понял, когда младший снял с плеча рюкзак и начал доставать оттуда различные вещи. Сначала на лужайке оказался плед, и только Хван хотел присесть, как блондин быстро остановил его. — Погоди. Ещё одеяло. Земля холодная, простудишься, — сказал младший и достал тёплое одеяло, подтверждая свои слова. Хотелось смущаться и глупо улыбаться. В принципе Хёнджин делал и то, и другое, но тщательно старался это скрыть. А Феликс тем временем достал несколько контейнеров с едой и бутылку. — Почему абсолютно всё оранжевого цвета? — спросил Хёнджин, осматривая предметы, что лежали на одеяле. Да даже само одеяло было оранжевое. В душе теплилась надежда, что это некий намек на Амстердам. — Ну… Создаю иллюзию Голландии. Чай голландский, сэндвичи по их рецепту, только помидоры, извини, мексиканские, — юноши засмеялись, присоединяясь к ребячеству детишек, что продолжали лазать по тазовым костям бедной скульптуры. — Ну вот, Феликс! Мог бы хотя бы оранжевых помидоров принести! — весело проворковал Хван, смотря на смеющегося друга, который открывал контейнер. — Будешь сэндвич? — Конечно, — младший протянул Хёнджину бутерброд, наблюдая за тем, как первый кусочек погружается в рот. Брюнет довольно прикрыл глаза, наслаждаясь вкусом. И моментом. Ведь Феликс всё это сделал для него. Для него купил цветы, для него приготовил бутерброды, для него нашёл всё оранжевое. Всё это для одного Хван Хёнджина. — Вот, что мне в этой скульптуре нравится, — прервал тишину Феликс, засунув в рот сигарету и повернувшись в сторону «детской площадки». — Скелет настолько огромный, что кости располагаются далеко друг от друга, вызывая у детей желание попрыгать по этим костям. Вот, смотри, — Феликс указал пальцем на девочку в розовых штанишках и белой кофте, что стояла на фаланге большого пальца ноги. — Пальцы расположены далеко, а она очень хочет оказаться именно на указательном. Сейчас она сто раз подумает, но в итоге всё равно прыгнет, — девочка будто бы ждала слов блондина, потому что как только они слетели с его уст, малышка перепрыгнула на фалангу указательного пальца, хватаясь ручками за самый кончик, дабы не потерять баланс. — Своего рода игра на костях, тебе так не кажется? — Слишком много ассоциаций и тайн в этой встрече, — задумчиво проговорил Хёнджин. Впрочем, так и было. Если Феликсу надо подогреть интерес человека к чему-либо, то он обязательно это сделает. — Ты пытаешься понять, почему ты сейчас сидишь здесь, в парке скульптур, со странным парнем с одной с половиной ногой, который оделся не как обычно и держит меж двух пальцев сигарету? Или, может, тебе интересно, почему мы пьём именно апельсиновый сок, едим голландские бутерброды и сидим на оранжевом одеяле, а напротив нас скульптура голландского архитектора? — Хван успел только открыть рот в немом шоке, ведь поток слов, который сейчас слетел с красивых губ Феликса, превысил лимит слов младшего, кажется, на год вперёд. — Да?.. — Так вот. Хван Хёнджин, ты в раннем детстве заболел раком и, под действием страха смерти, которая сто процентов забрала бы тебя на следующий день, побежал в фонд выполнения желаний, потратив своё одно-единственное на детскую радость. Как и большинству малышей твоего возраста, тебе предложили несколько вариантов поездок, а ты выбрал самую красочную или насыщенную картинку, однако, суть не в этом. В итоге в силу страха ты выбрал эмоции, вызванные искусственным путем. — Между прочим, я сфотографировался с Микки Маусом! — возразил старший, пытаясь защитить своё детское желание. Да, глупое. Но зато есть фотография. На стене висит, кстати. — Так, я этот текст готовил слишком долго, жуй свой недоголландский бутерброд и не перебивай! — шикнул Ли, строго грозя своим маленьким пальчиком. Выглядело чертовски мило. Но Хёнджин всё же послушался, покорно откусывая новый кусочек. — Так вот. А ты представь, к примеру, как люди, у которых нет возможностей воспользоваться услугами фонда, сгорают от желаний, которые сами выполнить не в состоянии? Что, если они вживую хотят посмотреть на какую-нибудь гробницу в Османской империи, но у них нет денег и визы? Что тогда? А представь, ты мог бы посетить любимого Питера ван Хутена, наведывавшись к нему в Амстердам, но увы и ах, ты потратил своё желание на какой-то идиотский луно-парк? — Но я уже этого не узнаю. Я ведь потратил своё желание, — ответил Хван, запивая последний кусочек сэндвича апельсиновым соком. Честно говоря, брюнет не совсем понимает, что от него хочет младший. — Зато я не потратил. — В смысле? — на самом деле, фонд помогал далеко не всем. Вообще не всем. Только тем, что смертельно больны. И не просто смертельно больны, а тем, которые стремительно умирают. Грубо говоря, там целый конкурсный список на получения возможности исполнения желаний, своего рода «игра на выживание», пусть и звучит грубо. — Мне его дали после того, как ампутировали ногу, — пояснил Феликс. — До этого, конечно же, никто и ничего мне не собирался предоставлять. Ну рак и рак, подумаешь. Много кто сейчас болеет раком. Учти, я не собираюсь отдавать тебе своё желание, речь вообще не об этом. Мне самому безумно интересно встретиться с Питером ван Хутеном, однако без парня, который буквально познакомил меня с этим автором и его творчеством, пускай и в виде одной работы, ехать в Амстердам нет никакого смысла. — Абсолютно никакого, — поддакнул Хёнджин, с интересом поглядывая на блондина, глаза которого отдавали маленькой хитринкой. — Я поговорил с фондом, они одобрили нашу поездку. Даже посоветовали даты, когда погода будет хорошей, но в то же время будет мало туристов. — Феликс, ты… Ты невероятен! — блондин придвинулся к Хёнджину, заглядывая прямо в глаза. Хвану на секунду показалось, что младший хочет его поцеловать, поэтому моментально напрягся, что, скорее всего, не скрылось от взгляда Ёнбока. Тот, будто бы почувствовав перемену настроения, отстранился. — Но, Феликс, ты не обязан… — всё ещё пребывая в некоей растерянности, проговорил брюнет. — Обязан. — Боже, Ликс, ты невероятный человек! — Хёнджин положил голову на плечо Ли, обнимая его руку своей. — Надеюсь, ты говоришь так только мне, а не всем, кто финансирует твои поездки за границу.***
Вернувшись домой, первое, что сделал Хёнджин, — это рассказал маме о поступке Феликса, о том, что значили все его загадки и к чему те привели. — Джинни, это слишком. Это очень серьёзный подарок от незнакомца. — Он не незнакомец, мама. Он мой лучший друг, — ответил Хёнджин. Миссис Хван моментально посмотрела в глаза своего сына, пытаясь понять, лжёт тот или нет. — Он мне дорог, мам. Уговаривать свою маму долго не пришлось. Буквально через десять минут женщина сидела с телефоном в руках, разговаривая с лечащим Хёнджина врачом. Как оказалось, поехать в Амстердам можно, но только при условии того, что с Хёнджином будет кто-то из взрослых. И тут лишь два варианта: либо мама, либо сам врач. Потому что рядом должен быть человек, который моментально сможет помочь, случись что с Хёнджином. Вариант с мистером Хваном отпадает сразу, потому что для него болезнь сына сродни Мировому океану — изучен лишь на два процента. — А как же папа, Джинни? Ты представляешь, как ему будет грустно? Мы уедем, а он останется тут один, продолжая ходить на свою работу, — да, Хёнджин, конечно же, выбрал вариант поездки с мамой, ибо врач… На нём табу. — Мам, может, он, наоборот, отдохнет от нас? Посмотрит телевизор, а не обречённо уйдёт, увидев, что ты смотришь реалити-шоу, покушает фаст-фуда, который ты так не жалуешь. Человек отдохнёт, — мама тихо посмеялась с такой настойчивости своего сына, но загорелась идеей быстро. Женщина начала разговаривать с врачом, спрашивая, что с собой взять и в каких количествах. Позже связалась с самим фондом, а потом и с родителями Ёнбока. У Хёнджина начала побаливать голова, поэтому, выпив две свои таблетки, парень не спеша направился в комнату. Мысли о кровати, о долгожданном отдыхе так привлекали, что игнорировать их было просто невозможно. К большому сожалению, сон не шёл от слова совсем. Как минимум из-за того, что мысли Хёнджина целиком и полностью заслонил Феликс и его сегодняшние действия. Атмосфера, в которой находились парни, казалась романтической, скорее, со стороны, нежели была на самом деле. Ведь на деле это был обычный дружеский пикник. Хёнджин прокручивает у себя в голове момент, когда Феликс придвинулся ближе, когда заглянул в глаза и, найдя ответы, отстранился. Правда в том, что Хван сам не знает, хотел он этого поцелуя или нет. Ему абсолютно точно нравится Феликс, но не в том жаргонном смысле, в коем его упоминают обычно в старших школах. Неужели Хёнджину придётся целоваться с Феликсом ради поездки в Амстердам? Звучит ужасно. Особенно если учесть тот факт, что Хван никогда и ни с кем не делал этого. Вообще для брюнета даже просто мысли о такой плате за поездку приравнивались к проституции. И это тоже было отвратительно. Хёнджин решил написать Юне. К слову, девушка даже не удосужилась ответить, она просто перезвонила. Парню пришлось рассказать историю знакомства и всего общения с Феликсом, после чего он был вынужден слушать слишком противный писк, на протяжении, примерно, половины минуты. — Хёнджин, это же прекрасно! Я видела Феликса на вечеринках, не будь он по мальчикам, я бы его… — Юна! — Думаешь, он сверху? — Юна! — ещё громче повторил Хёнджин, зачем-то прикрывая лицо рукой. Одни лишь подобные мысли, особенно в опошленной современностью голове его подруги, вводили в краску и заставляли смущаться. — Да ладно тебе, я же просто шучу, — девушка чуть успокоилась и продолжила уже более серьёзным тоном. — Помнишь Тэя? — Конечно, — Хёнджин зачем-то помнил абсолютно всех бывших парней, что были у его подруги. Зачем ему эта информация? Вопрос, конечно, хороший. А главное — ответа на него, как такового, нет. — Так вот. Мне не нравилась его внешность, но нравился его характер и внутренний мир. Может, у тебя так же? Может, тебе нравится в Феликсе только одно, но другое, немало важное, не нравится от слова совсем? — Хм, — Хёнджин задумался, но весьма быстро пришёл к выводу: как ни крути, в Феликсе ему нравится и внешность, и характер. — В общем, если замутишь с ним, жду пикантных подробностей! — весело пролепетала Юна. — Люблю тебя! — подруга попрощалась, а Хван отключил телефон, кладя его рядом с собой. Хёнджин долго рассматривал потолок своей комнаты, пытаясь понять, что же ему не даёт поцеловать Феликса. Что ему мешает это сделать? Парень уже отчаялся, думая, что ответ к нему так и не придёт, однако нет. Всё было просто. Хёнджин не боялся сделать Феликсу больно. Но он знал, что это неизбежно. Потому что Хван умрёт, а Ликс останется в этом мире один, без него. И это казалось чертовски эгоистично по отношению к этому прекрасному человеку. Хёнджин вспомнил рассказ про Хэлли. Почему-то захотелось посмотреть на неё. Юноша открыл ноутбук, зашёл на страничку Феликса, а через неё нашёл в друзьях одну-единственную Хэлли, которая была в сети уже очень давно. На страничке большое количество прощальных постов от друзей, знакомых, дальних родственников. Все писали, какая девочка молодец, что она боролась до последнего, что она правда хотела жить. В последнем прикреплённом посте были фотографии, сделанные перед смертью. Рак не щадит никого. Если он есть — он уничтожит полностью. С Хэлли произошло именно так. Её глаза были закрыты, но они были очень опухшими, ресниц не было видно, волосы сбриты, всё лицо бледное, губы просто белые, в прямом смысле этого слова. Щёки впалые, будто человека не кормили… Всю жизнь. На фото был скелет, обтянутый кожей и опухший в районе лица. Хёнджин промотал чуть ниже, читая сами комментарии: «Мне очень жаль, что ты умерла», «Молюсь за тебя», а месяцем после того, как девушки не стало, «Тоскуем по тебе. Боль не ослабевает. Мы все словно получили незаживающие раны в твоей схватке, Хэлли. Мы скучаем по тебе. Я тебя люблю». Далее последовали фотографии, где девушка может и болела, но стадия была не такой серьёзной. Она стояла около какого-то здания, похожего на школу, в компании двух людей — парня и девушки, — юношей был Феликс. Они улыбались, крепко обнимались и смотрели не в объектив камеры, а в души тех, кто увидит эту фотографию, всем своим видом показывая, что они счастливы. Затем последовала другая фотография. В спортивном зале. Феликс стоял с баскетбольным мячом в одной руке, а второй обнимал подругу, которая держала кубок с цифрой один. Опять оба счастливые. Оба живые. Хёнджин не ощущал чего-то вроде ревности, нет. Наоборот, он рад, что с Феликсом был человек, который способен сделать его счастливым. Однако ключевое слово здесь «был». Он был, а сейчас его нет. Феликс один. Счастлив ли он? Родители позвали ужинать. Хван быстро спустился с лестницы, присаживаясь за обеденный стол. Плечо и голова продолжали болеть, и вот вопрос: они болят, потому что рак решил проснуться или потому что Хёнджин слишком много думает и сам себе создаёт психологическую боль, которая превращается в физическую? Ели в полной тишине. Родители не раз пытались разговорить своего сына, однако ничего не получалось. Хёнджин лишь уныло ковырял вилкой в своей тарелке, смотря на безвкусные брокколи. — Всё хорошо? — обеспокоенно спросила мама, внимательно следя за сыном. Конечно же, она замечала абсолютно все перемены, поэтому переживать начинала достаточно быстро. — Просто задумался. — Любовная растерянность, — мечтательно протянула мама, смотря в глаза своему мужу. Тот, улыбнувшись, кивнул. — Мам, я не подросток-идиот, который влюбляется во всё, что движется. И я не хожу на свидания, не ходил и не буду, потому что это тупо пустая трата времени, — родители переглянулись, пытаясь в немом диалоге понять причину такого плохого настроения своего сына. — А как… Минхо? — аккуратно спросил папа, стараясь перевести тему. — Ослеп, — отрезал Хёнджин, вызывая у матери небольшое негодование. — Джинни, что с тобой? — Что со мной? Чёрт, серьёзно? Да я же грёбаная бомба замедленного действия, мама! Я не хочу, чтобы круг пострадавших от моего взрыва был большим, я хочу его, наоборот, сузить, понимаешь?! Я не хочу друзей, не хочу знакомых и не хочу любви, потому что в итоге всем этим людям будет больно! Мне достаточно вас! Вы думаете, что я не знаю, но поверьте, я прекрасно понимаю, как тяжело тащить на себе такую обузу! И пусть лучше будет больно только вам двоим, зато остальные будут счастливы, не зная, что я сдох! — прокричал Хёнджин и, резко отодвинув стул, вышел из кухни так быстро, насколько это было возможно. Приземлившись на свою любимую кровать, Хёнджин включил музыку на ноутбуке, любимую песню Феликса, потому что слышимость в доме была большая, а отрывки фраз из разговора родителей не нравились парню уже на раннем этапе. Пока музыка грузилась, парень слушал шепот. Папа сказал: «Меня это просто убивает», мама: «Вот этого ему точно слышать не надо», папа: «Мне очень жаль, но…», мама: «Ты что, не благодарен?», и папа: «Господи, конечно благодарен!» Музыка наконец-то заиграла, быстро приводя парня в чувства. Хёнджин снова принялся изучать страницу Хэлли. Брюнет наткнулся на интересный пост и принялся читать. Там рассказывалось о том, что компания друзей недавно навещала подругу, и врачи сказали, что в четверг вечером девушку выпишут. Понятное дело, вечером того четверга Хэлли домой так и не попала. Благодаря просмотру страницы Хэлли Хёнджин смог понять причину — он не может дать Феликсу согласие, потому что тогда он будто бы подпишет акт насилия над парнем. Потому что в итоге Хёнджин умрёт, а Феликс останется с разбитым сердцем. В очередной раз. Чувство вины просто сжирало изнутри, поэтому брюнет решил написать младшему сообщение: [Хёнджин] Привет. Не знаю, поймёшь ты меня или нет, но я просто не могу тебя поцеловать. Потому что, как только я об этом думаю, в голове возникает картинка с надписью «Издевательства над Феликсом Ли Ёнбоком». Не подумай, что я испытываю к тебе отвращение или что-то вроде того. Просто я не могу. И возможно, моё сообщение не имеет никакого смысла, однако в любом случае — прости. Хёнджин не волновался. Почему-то он был уверен, что Феликс всё правильно поймёт. Впрочем, ответ пришел практически моментально:[Феликс]
Хорошо.
[Хёнджин] Хорошо.[Феликс]
Хван Хёнджин, перестань флиртовать со мной!
[Хёнджин] Хорошо.[Феликс]
На самом деле, я всё понимаю, Джинни. Выдохни, я не держу на тебя зла или что ты там себе успел напридумывать.
И Хёнджину чертовски хотелось ответить на это сообщение очередным «хорошо», однако брюнет сдержал себя. Пожелав друг другу спокойной ночи, парни прекратили переписку. И Хван уже собрался спать, даже выключил лампу, что стояла на прикроватной тумбе, как дверь в комнату открылась, и в помещение вошли родители. — Ты не граната. Только не для нас. Мысль о том, что ты можешь умереть, повергает нас в глубокую печаль, Джинни, но ты не граната. Ты чудесен. Ты этого не знаешь, детка, потому что у тебя не было ребёнка, ставшего блестящим юным читателем с побочным интересом к дурацким телешоу, но радость, которую ты нам приносишь, гораздо больше нашей скорби о твоей болезни, — проговорила мама, присаживаясь на край кровати. Папа отзеркалил действия своей любимой, только с другой стороны. — Это правда, — кивнул мистер Хван. — Мы бы не стали тебе врать о таком. Если бы ты был для нас обузой — выбросили бы тебя на улицу, — Хёнджин рассмеялся, прикрывая рот рукой. — Да, прилепили бы на пелёнку дату рождения и положили бы на крыльцо любого детского дома. Тоже мне, нашёл проблему, — поддержала весёлый настрой своего мужа миссис Хван, поглаживая сына по шелковистым волосам. — И ещё… — тихо продолжил отец, беря руку Хёнджина в свою. По сравнению с отцовской, та казалась невероятно крохотной. — Тебе не обязательно ходить в ту группу… Вообще, главное, учебу не запускай, а в остальном — тебе решать, чем заниматься, а чем нет. Хёнджин улыбнулся сначала папе, потом маме. Родители поцеловали сына в обе щеки и вышли из его комнаты с чувством полной облегчённости. А Хёнджин уснул. Уснул, чтобы вскоре проснуться с невероятной болью в голове. Болью, которая била по самому мозгу, вызывая перед закрытыми глазами блики. Болью, которая заставит вскрикнуть от безысходности, затем заставит парня сжаться в маленький комочек и принять свою участь…