ID работы: 12737619

Виноваты звёзды

Слэш
NC-17
Завершён
450
автор
Katerina_Till бета
Размер:
275 страниц, 13 частей
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
450 Нравится 108 Отзывы 267 В сборник Скачать

VII

Настройки текста
            Как заканчивается жизнь? Как это обычно описывают в книгах или показывают в сериалах? Главный герой сидит где-то в полнейшем одиночестве, с ним лишь его мысли, оглушающая тишина и больше никого… С ним только он сам и смерть, которая уже очень близко.       Потом ему обязательно становится плохо, он прикрывает глаза, чтобы стерпеть боль, но веки обратно уже не поднимаются. И уголки губ тоже больше никогда не поднимутся, чтобы показать кому-то, скорее всего, невероятно красивую улыбку. И руки больше не будут работать, ноги не будут ходить, а мозг… Мозг просто уснёт.       Полагаю, это описывают или показывают очень красиво, чувственно, так, чтобы хотелось плакать с первых секунд. Это правильно. Боль хочет, чтобы её чувствовали.       Сегодня ночью боль, до этого времени спящая в организме Хёнджина, захотела, чтобы парень её почувствовал вновь. Она проснулась неожиданно, без предупреждения, пугая до кончиков костей бедного юношу, который хоть и думал, что готов к смерти, но…       К смерти невозможно быть готовым.       Боль нарастала постепенно. Спящий организм почувствовал не сразу, отчего эта особа выигрывала в схватке с парнем уже на одно очко.       Хёнджин спал мирным сном, смотрел картинки, что подкидывало воображение, где они с Феликсом в Амстердаме, как они приезжают к Питеру ван Хутену, как знакомятся с ним, как расспрашивают его о книге, о её написании, о её героях, узнают, что с ними стало и кто они на самом деле.       Но в это время лёгкие постепенно переставали функционировать. Ведь они просто не могли. Появилось препятствие, воздух перестал проходить по дыхательным путям, перестал поставлять органам необходимый кислород.       Маска не помогала. Она не может помочь, потому что нос хоть и дышал, но не дышало всё остальное.       Хёнджин проснулся от удушья. Лёгкие невероятно сильно горели, в районе груди пекло так, что казалось, эта часть тела находится в самом сердце ада. Но это было не так. Сам Хёнджин находился в самом сердце ада. И не на протяжении всей жизни, а конкретно сейчас.       Парень резко распахнул глаза. Сердце билось от адреналина, который выбросился в большом количестве из-за стресса, что окутал парня с ног до головы. Хёнджин резко поднялся, дрожащими руками стянул маску, та запуталась в распущенных волосах, не давая снять себя до конца.       Медицинская установка начала противно пикать, и, видит Бог, для Хвана этот звук был сродни пению кукушки. Не красиво, нет. Аппарат отсчитывал, сколько секунд парню осталось жить.       Из глаз потекли слёзы. Холодный ручей скатывался по ледяным щекам, скапливался в районе подбородка и, соединяясь с каплями другой стороны, падал вниз.       Хёнджин коротко крикнул, но постарался сделать это как можно громче, чтобы родители помогли. Чтобы мама с папой прибежали в комнату, чтобы сняли эту дурацкую маску, чтобы успокоили, чтобы сказали, что всё обязательно будет хорошо. Это, конечно же, бред. Но когда ты умираешь — даже банальное «всё будет хорошо» немного облегчает твою боль.       Парня сгибало пополам. Он сидел на кровати, запутавшись в одеяле, трубке от кислородной маски, что застряла в волосах, и рыдал. Но не как это происходит обычно. Не с криками, воплями и душераздирающим воем, нет.       Хёнджин просто уткнулся лбом в свои дрожащие крупной дрожью колени, закрыл глаза и плакал. Плакал сильно, плакал отчаянно, плакал так, как плачут перед тем, как уйти навсегда.       Видел в закрытых глазах пляшущие звёздочки разных цветов. Видел в них не отголоски сильной боли, а лицо Феликса. Такую же яркую, как эти блики, улыбку, такие же непорочные глаза, такие же веснушки, весёлые и задорные. Видел всё это, и плакать хотелось ещё сильнее. Выходит, Хёнджин не смог стать бомбой для младшего? Выходит, хоть кому-то он не сделает так больно, как будет больно его родителям?       Руки с силой сжали несчастное одеяло, которое скомкалось где-то в ногах в тот самый момент, когда глаза юноши с ужасом распахнулись.       Наверное, умирать страшно, да? Что человек видит перед смертью? Темноту? Лица близких людей? Глаза любимых? Видит самые счастливые моменты своей жизни? Может, ему показывают что-то вроде флешбэков, с крупной надписью сверху: «Итог вашего существования»? А если человек был несчастен? Если не было у него ни любимых людей, ни радостных моментов, что тогда? Что он видит?       И что увидит Хёнджин? Каким он был человеком? Счастливым или нет?       А что люди чувствуют перед смертью? Боль? А где? Во всем теле или только в том месте, где развивалась болезнь? Насколько это больно? Терпимо или вообще невыносимо? Люди умирают каждые две секунды, но человечество, живущее не один век, до сих пор не знает ответы на эти вопросы.       В доме семейства Хван тонкие стены не просто так. Не потому что родители Хёнджина хотели сэкономить или потому что было лень докупать материал, нет. Всё куда проще. Если парню станет плохо — достаточно будет подать хоть какой-то знак, и родители сразу всё услышат.       Так происходило и сейчас. Миссис Хван услышала тихий отчаянный крик своего единственного и любимого сына, моментально проснулась и принялась тормошить своего мужа. Вместе выбежали, быстро поднялись по лестнице и влетели в комнату своего мальчика.       Всё, что было видно в темноте, — маленький комочек, что сидел посередине кровати, скрючившись, спрятавшись от всего мира. В комнате шумел прибор, ничего не было видно, но последнее не страшно. Приступы случались раньше, они случаются и сейчас. Комната Хёнджина изучена вдоль и поперёк.       Мистер Хван подбежал к своему сыну, потянул за плечи, разогнул, старался заглянуть в глаза, чтобы оценить состояние. В этот момент мама Хёнджина включила в комнате свет, и картина, открывшаяся обоим родителям, повергла их в неподдельный шок и, главное, в самый настоящий ужас.       Лицо их единственного и самого драгоценного сына было красным и мокрым от слёз. Глаз было не видно — те опухли так, будто Хёнджин являлся заядлым алкоголиком, а не подростком, болеющим раком. Из носа текли струйки крови, сразу из двух ноздрей, да так сильно, что становилось ещё страшнее. И это была не просто кровь. Вытекали не только капли, но и целые кровяные сгустки, которые с противным звуком падали куда-то на одеяло. — Джинни! — миссис Хван быстро подбежала к сыну, начиная выпутывать из его уже намокших от холодного пота волос маску. Мужчина в это время взял сына под сгибом коленей, второй рукой обнял за спину и, как только голова освободилась от этой дурацкой маски, сразу поднял Хёнджина на руки.       Мама парня быстро отключила аппарат, снабжающий маску кислородом, взяла документы сына, что всегда хранились в одном месте именно для таких случаев, и побежала вслед за мужем.       По пути к машине Хёнджин прижимался к груди отца как только мог. Руки вцепились в пижамную футболку стальной хваткой, на коже проступали белые участки — так хорошо виднелись костяшки пальцев.       Грудь рвано вздымалась. Парень не оставлял попыток сделать хотя бы маленький вздох, получить хоть чуточку кислорода. Родители слышали ужасные, похожие на рычания вздохи своего ребенка.       Это не было похоже даже на попытки дыхания. Это было что-то похожее на рёв и скрип половицы. Хван пытался как мог, но воздух дальше носа просто отказывался идти.       Очередная попытка — и голову словно кувалдой ударили. Будто бы мозгу надоело пытаться вместе с Хёнджином и тот просто послал парня. Будто бы сейчас весь его организм против того, чтобы Хван остался живым.       Боль была такая, будто бы в самую макушку вонзили острый нож. Вонзили и начали очень быстро вынимать и втыкать ещё раз в то же место, только глубже. Затем опять вынимать. А потом снова втыкать. И так всё глубже, и глубже, и глубже. Пока от головы не останется ровным счётом ничего.       Хотелось кричать и плакать. Но слёзы высохли, а голос словно пропал. Сознание медленно уходило, оставляя парня справляться с этой проблемой в одиночку. Хёнджин больше не чувствовал тепла тела своего отца, своего любимого папы, который в детстве водил маленького Джинни в парк кормить уточек.       Он не слышал рыданий мамы, которая бежала следом за мужем. Он не слышал мамы, которая заставила мистера Хвана смастерить качели, когда Хёнджин был совсем малышом.       Он ничего не ощущал и не слышал. Ничего. Кроме боли.       Миссис Хван открыла дверцу машины, залезая на задние пассажирские сиденья, муж бережно передал сына, находящегося уже в предсмертном состоянии. На лице размазалась кровь и где-то успела даже засохнуть, глаза были опухшими, губы — потрескавшимися, а лицо — бледнее снега.       Если бы посторонний человек посмотрел на Хёнджина, он бы не узнал в нём подростка, которому девятнадцать лет. Сейчас парень больше был похож на мертвеца. Хотя, по сути, таковым он сейчас и являлся. — Мой малыш… — сквозь слёзы прошептала миссис Хван, укладывая тяжёлую голову сына себе на колени. Та опустилась на ноги словно булыжник. Хван не чувствовал собственного тела, не мог им управлять и не мог контролировать хотя бы свои движения. Собственно, удар затылка об острые женские колени он тоже не почувствовал.       Отец Хёнджина быстро оббежал машину и, сев за водительское сиденье, моментально завёл автомобиль. Ехать нужно было недалеко, но сейчас была важна каждая секунда. Мужчина был весь на нервах, он то и дело посматривал на сына, которому с каждым мгновеньем становилось только хуже и хуже. — Любимый, прошу тебя… — обратилась к своему мужу мама Хёнджина, попутно перебирая мокрые пряди волос своего ребёнка. — Молю тебя, давай как можно быстрее, он же умирает…       Мистер Хван прибавил газу, крепко сжимая в своих руках кожаный руль автомобиля. От резкой смены скорости спина женщины моментально вжалась в спинку автомобильного кресла. Миссис Хван лишь бережно придержала голову сына, нисколько не пугаясь того, что сейчас произошло.              Хёнджину по-прежнему было очень больно. Так больно, что хотелось вырвать своими дрожащими руками свои противно мокрые волосы. Так больно, что хотелось удариться головой о бетонную стену. Так больно, что хотелось разбить череп об эту преграду вдребезги.       Но парень не мог ни плакать, ни кричать. Ведь если закричишь, из организма выйдет последний, такой драгоценный сейчас кислород на то, чтобы издать звук. Если заплакать, то последний воздух покинет лёгкие лишь для того, чтобы родители услышали один жалкий всхлип.       Слишком дорого стоили те действия, которые вынуждали совершить боль.       Ночной город помогал семье Хван как мог. Дороги были пустые, все люди уже давно были у себя дома, лежали в тёплых кроватках и видели десятые сны. Одинокая машина неслась на достаточно большой скорости, пытаясь доехать до больницы как можно скорее.       Хёнджину хотелось истерично смеяться. Он хрипел и всё же покашлял, у него из носа текла кровь, его бедная взмокшая голова кружилась так, будто его прокатили на самом жестоком аттракционе из всех, что вообще есть на этой планете. По черепной коробке били кувалдой, а из глаз продолжали течь слёзы.       Но организм не отключался. Мозг отчаянно продолжал бороться за маленького ребенка, ещё толком не успевшего увидеть этот дивный мир, полный загадок и тайн. Сердце помогало первым двум, работая на износ.       Забавно. Хёнджин хотел отключиться, чтобы не чувствовать эту боль. А боль хотела, чтобы её чувствовали.       Машина резко остановилась на больничной парковке, издавая характерный свист. Мистер Хван снова пулей вылетел из машины, снова бережно взял окончательно ослабевшее тело своего сына и со всех ног понёсся в сторону входа в больницу.       На стойке регистрации не было ни души, всё здание спало, а новые пациенты приедут либо на скорой, либо придут завтра, если посещение врача не так срочно.       Входная дверь распахнулась, в проёме показался мистер Хван, который, оглядев всё помещение и оценив обстановку, прокричал: — На помощь! Срочно нужна помощь! — медсестра, идущая мимо, сразу же обернулась. Она увидела мужчину, взгляд которого был просто безумным — смесь злости, страха и волнения, а на руках он держал подростка. Руки парня безвольно свисали вниз, ноги болтались, словно кукольные, а голова была запрокинута так, словно это уже давно не живой человек. Бледность кожи была видна даже с достаточно далёкого расстояния.       Девушка моментально что-то прокричала, достала из кармана рабочий телефон и, быстро позвонив, побежала к мистеру Хвану.       Буквально через секунду распахнулись двойные двери, что находились с правой стороны от входа, а из них выбежала спасательная бригада, толкая кушетку вперёд и держа какие-то трубки и мешочки. — Сюда! Быстро сюда! — прокричал мужчина средних лет, который, кстати, выглядел достаточно внушительно. Высокий рост, широкие плечи, белый халат и шапочка на голове. На носу круглые очки, а в нагрудном кармане блокнот, ручка и бейджик. — В реанимацию его, срочно! — врачи тут же засуетились, Хёнджина бережно забрали из рук мистера Хвана, аккуратно переложив содрогающееся в конвульсиях тело на передвижную кушетку.       Хёнджин, почувствовав хоть какой-то простор, моментально свернулся калачиком, ещё и скрещивая между собой ноги. Голова зарылась куда-то внутрь, где воздуха, кстати, было ещё меньше.       Хотелось сжаться до размера атома, лишь бы вокруг ничего не смешивалось в какую-то абсолютную какофонию, которая только раздражала. — Быстрее! Дайте мне его карту! Мы его теряем!

***

      Феликс всю ночь не мог уснуть. Он был так поглощён собственными мыслями, что сон просто отошёл на второй план, давая волю фантазии.       Не думать о Хёнджине просто не получалось. Мысли то и дело возвращались к моменту их последней встречи. Как парни вместе сидели в парке скульптур, как Хван старался делать вид, что всё хорошо и что его ничего не смущает. Однако смущало. И Феликс это, разумеется, заметил.       Старший с самого прибытия в парк вёл себя странно. Обычно Хёнджин никогда не хрустит костями, но в тот день он постоянно крутил головой, чтобы хрустнули шейные позвонки. Уже тогда Феликсу было интересно, почему же старший так делает, но решил, что спрашивать всё же не будет.       Когда парни поднимались в горку, блондин заметил, как старший перехватил ручку кислородного баллона другой рукой и дальше держал только ею. Да, возможно, в этом ничего такого нет и придраться тут не к чему, но на самом деле это не так.       Феликс провёл с Хёнджином достаточно много времени, чтобы запомнить привычки старшего. Например, Хёнджин всегда носит резинку красного цвета на правой руке, чтобы в любой момент времени завязать себе хвостик или сделать пучок.       Ещё брюнет всегда проверяет время. Буквально постоянно. Да, люди, болеющие раком, делают так часто. Почему? Ответ прост. Антибиотики, в большинстве случаев ещё и сильнодействующие, нужно принимать строго по расписанию. И расписание это пишется не в инструкции к препарату, а составляется лично врачом. Исходя из индивидуальных данных каждого пациента, специалист делает персональный курс приёма лекарства. Ведь кому-то можно принимать только в определённые часы, потому что потом организм, к примеру, засыпает. Кому-то таблетку нужно разделить пополам, а кому-то, наоборот, съесть вместо одной таблетки две.       Это всё индивидуально, и Феликс прекрасно понимает, почему Хенджин так внимательно следит за временем.       Скорее всего, люди, болеющие раком, почти каждую секунду следят за временем. Так же, как и предыдущие факты, Феликс запомнил и то, что старший носит баллон с кислородом в правой руке. Так почему же в тот прекрасный день старший вдруг переложил ручку в другую руку?       И нет, Феликс не параноик. Просто он тоже болеет раком и прекрасно понимает, что может скрываться под этими самыми «обычными совпадениями».       Парень перевернулся на бок, подминая под себя одеяло и закидывая на него ногу. Время было около двух часов ночи, а уснуть до сих пор не получалось.       Феликс вспомнил, как он готовился к этому свиданию. Точнее, нет, не так. Феликс готовился к свиданию, а Хёнджин просто пошёл в парк, дабы погулять со своим другом. Вот так точно будет правильно.       Глупая улыбка сама застыла на веснушчатом лице. Каково было лицо продавщицы, когда парень ей пытался доказать, что помидоры, которые она хотела ему продать, никакие не голландские, а самые настоящие мексиканские.       Старушка, видимо, поняла, что спорить с Феликсом было бесполезно, ибо тетушка просто согласилась и сказала, что в таком случае голландских помидоров у неё попросту нет.       Феликсу ничего не оставалось, кроме как кивнуть в ответ и взять эти несчастные помидоры. Ещё и красного цвета были, вместо нужного оранжевого.       Потом блондин бегал по различным супермаркетам в попытке найти сок, привезённый из Голландии. Парень в прямом смысле брал пакеты с напитком от абсолютно всех брендов, переворачивал упаковку и читал текст, дабы понять, чьего производства продукт.       Пришлось оббегать не один магазин, чтобы найти дурацкий голландский апельсиновый сок. Уже не так важно, из каких он там апельсинов выжат, хоть из американских, хоть из африканских, хоть ещё из каких. Главное, чтобы коробка сока была привезена из Голландии.       Потом Феликс прибежал домой и взялся за ноутбук. Он открыл социальную сеть, куда люди обычно выкладывают различного рода ролики, показывая свою жизнь, готовя что-то или распаковывая посылки из различных иностранных шопов. Там блондин написал в поисковой строке «голландский сэндвич рецепт» и начал смотреть возможные варианты приготовления незамысловатого блюда.       Да, особых кулинарных навыков для обычного сэндвича, конечно же, не требуется, но ведь сэндвичи не совсем обычные. Они ведь были не для себя, не для того, чтобы засесть с ними перед ноутбуком и смотреть какую-нибудь длинную дораму. Они были для Хёнджина. А значит, это уже автоматически были не просто сэндвичи.       Феликс откинул одеяло, потому что ему вдруг стало достаточно жарко, и вновь перевернулся на спину, смотря в белый потолок. Сон, будто бы назло, всё никак не наступал, не заставлял своей силой закрыть глаза, не заставлял мозг отправиться отдыхать. Он не приходил и не давал уснуть бедному Феликсу.       А тот только и рад. Чем больше блондин думает о старшем, тем больше хочется кричать от радости. Для Феликса общение с Хёнджином было очень драгоценным. Тем, что никому и ни за что не отдашь. Ни за какие деньги и ни за какие желания. Потому что это твоё. Твоё самое драгоценное.       А драгоценное не отдают.       Перед глазами всплывает момент, когда Феликс рискнул придвинуться к Хвану поближе, но тот, видимо, понял всё слишком быстро, поэтому моментально отстранился, опуская глаза вниз и зачёсывая прядку волос за ухо от подкатившей неловкости.       Это было мило. Будь на месте Хёнджина другой человек, младший, возможно, пошутил бы и парни вместе посмеялись. Но на месте Хёнджина — Хёнджин, и Феликс не шутил. Ли просто всё понял и не стал как-либо комментировать это.       Да, попробовать губы Хёнджина на вкус было действительно очень интересно, да и само желание, по правде говоря, жило внутри парня уже очень давно. Феликс любил Хёнджина. И даже признался ему в этом.       Когда Ли это понял? Наверное, в тот самый момент, когда рассказал про письмо Питеру ван Хутену. То, как старший смотрел в этот момент на блондина, нельзя было ни с чем сравнить. Тот взгляд был наполнен таким искренним счастьем, такими настоящими эмоциями, что зрачки шоколадных глаз блестели.       А ночь, звёздное небо и большая красивая луна только добавляли волшебства в эту атмосферу. Феликсу правда казалось, что он находился в сказке. Потому что ну не может человек смотреть таким взглядом, каким смотрел тогда Хёнджин. Не может человек так красиво, так постепенно обнажать свою душу, показывать свои сокровенные желания и самые большие страхи. Не может человек всегда ценить другого человека.       Обычный человек не может. А Хёнджин может. Он ценит Феликса всей душой, младший чувствует это.       Ощущать, что ты делаешь кому-то приятно, делаешь кого-то счастливым, греет душу так, что никогда в жизни не захочется пить горячий чай.       Хёнджин стал самой настоящей сказкой для Феликса.       Парень вновь прикрыл глаза, стараясь хоть немного уснуть. Но голова будто бы издевалась, а сознание её подначивало, говоря, как именно не давать блондину спать, ибо возник вопрос:       Почему Хёнджин сказал, что не может поцеловать Феликса?       Что он имел в виду, сказав это? Быть может, старший не умеет? Хотя да, он действительно не умеет, брюнет сам же сказал об этом и без особого стеснения. Может, он болеет чем-то ещё, что может передаться через поцелуй? Нет, вряд ли, Хёнджин бы сказал младшему и об этом, второй уверен в этом.       Тогда что? Что там себе напридумывал Хван, загоняя себя под собственные же рамки и стандарты? Это обязательно надо будет узнать.       И кажется, только после этой мысли сознание и голова бедного Феликса успокоились. Они будто бы ждали, чтобы до Ёнбока дошёл смысл этого мозгового штурма, а только потом, успокоившись, отпустили парня.       Но уснул Феликс далеко не с мыслями о поцелуе.       Да, Хёнджин стал для Феликса сказкой. Но сказку-то эту, оказывается, пишет Феликс. Может, у сказки есть шанс на счастливый финал? Ведь на то она и сказка, верно?

***

      Веки, посиневшие в свете последних событий, медленно поднимаются, картинка перед глазами расфокусированная, будто бы у парня зрение минус сто. Свет такой яркий, все предметы слишком белые, глаза невольно жмурятся, в попытке уйти от такого оттенка. — Проснулся. — Констатировала факт медсестра, по-доброму улыбнувшись парню. Звук доносился будто бы из толщи воды, будто бы Хёнджину налили жидкость в уши по самое не хочу. Было сложно разобрать то, что продолжила говорить девушка.       В коридоре закричала чья-то мама. Судя по всему, умер ее ребенок. Это нормально для онкологических больниц. Да и смерть тоже понятие нормальное. Кто-то умирает от старости, кто-то от того, что неудачно прошелся по темному переулку, а кто-то вот… От рака.       Женский плач, смешанный с криком, наполненным болью и отчаяньем, резал по ушам самым острым, раскаленным донельзя ножом. Хёнджин сморщился. Руки были ватные и, по правде говоря, парень не особо то их и чувствовал, поэтому даже банально закрыть уши не получится.       Самое худшее, что может случиться с родителем — это смерть его ребенка. Ведь как заложена жизнь? Ребенок рождается, кутается в семейной любви, учится, растет и развивается, заводит собственную семью и переживает смерть собственного родителя. Но что будет, если ребенок умер раньше, чем родитель? Что тогда?       Разве можно пережить такую боль? Дети рождаются для того, чтобы жить. Жить, провожать своих родителей, становиться самыми старшими в поколении, чтобы потом их проводили также их дети.       Выходит, родители детей, болеющих раком, «выиграли» эту жизнь по всем фронтам? Выходит, они попадают под все критерии вида «хуже, чем…»?. Ведь первое: хуже, чем умереть от рака, может быть только наличие ребенка, умирающего от рака; а второе: хуже, чем собственная смерть, может быть только смерть собственного ребенка.       Это ужасно. Когда человек проживает эти два «хуже, чем» — страшно. Наверное, именно эти люди знают настоящую жизнь. Которая без розовых замков, пустых обещаний и несбыточных мечт.       Потому что настоящая жизнь полна загадок, тайн и ужасных историй.       Глаза Хёнджина окончательно закрываются, а голова безвольно падает набок. Организму хватило буквально две минуты для того, чтобы истратить всю накопившуюся энергию.       Парень бездушно пролежал в палате около трех дней. За это время медсестры сменялись и не раз, каждая очень внимательно следила за показателями на медицинских приборах и очень вдумчиво записывала результаты каких-то анализов в планшет, который был прикреплен к любой больничной койке.       Глаза вновь медленно открываются, в уголках скопились неприятные «сухарики», которые, вообще-то, медсестра должна была снять, во время утреннего обхода.       Взору Хёнджина открылся теперь уже не яркий свет, слепящий глаза, а два силуэта людей, что склонились над парнем. Картинка постепенно становилась ясной, и буквально через пару минут силуэты стали четкими.       Родители юноши сидели по обе стороны от сына, обеспокоенно осматривая своего ребенка. Хёнджин сначала долго смотрел на отца, а затем перевел взгляд на маму, также долго смотря в самую душу. — О Господи… — Не выдержала Миссис Хван и, всхлипнув, закрыла лицо руками, начиная рыдать. Ее плечи мелко и часто тряслись, лица было не видно, но то, что оно покраснело от подступившей истерики, было заметно невооруженным глазом.       За эти три дня, что Хёнджин был в отключке, женщина будто бы прошла все девять кругов ада. К такому невозможно привыкнуть. Быть готовым и в случае чего помочь — да, но стать стрессоустойчивым к этим ситуациям просто нереально.       Конечно же, Миссис Хван надеялась на лучший исход, верила, что ее любимый сын справится и с этим приступом, что откроет свои шоколадные глаза, что снова посмотрит на своих родителей. Что она сможет забрать Джинни домой, чтобы тот днями напролет читал «Царский недуг».       Возможно, именно вера и есть путь к счастью? — Джинни… — Прошептал Мистер Хван, мягко улыбаясь. Женщина, пересилив себя, положила свою мокрую от холодных слез руку на впалую щеку сына, бережно оглаживая бархатную кожу. — Привет… — Прохрипел Хёнджин. Парень попытался поднять руки, чтобы обнять родителей, но те лишь безвольно упали вниз, поднявшись перед этим буквально на пару миллиметров. — Не трать силы, они тебе еще пригодятся. — Проговорила Миссис Хван и самостоятельно наклонилась к сыну. Мужчина повторил действия своей жены и теперь можно было наблюдать прекрасную картину под названием «воссоединение семьи». — Ты нас так напугал… — Хёнджин перевел виноватый взгляд на отца, который смотрел на своего сына с оставшейся ноткой грусти. — Простите меня… — Не смей извиняться за такое. Ты ни в чем не виноват. — Ответила Миссис Хван, зажимая ладошку Хёнджина в своих двух. — Что произошло? — Теперь с тобой все хорошо, Джинни. — Ответил папа. — В твоих легких накопилась жидкость, вот и все. Ее откачали, теперь тебе ничего не угрожает. Новых раковых образований нет, приступ случился из-за того, что этой жидкости было примерно пять литров, она мешала нормально функционировать твоим легким, вследствие чего нарушалась и работа самого сердца. — О, Хёнджин как никто иной прекрасно знал о какой жидкости идет речь. Когда парню было примерно десять лет, случился подобный приступ и тогда откачали около трех литров ярко-янтарной жидкости. По правде говоря, со стороны может показаться, что это вовсе и не то, что мешает жить, а наоборот то, что скрашивает жизнь. Ведь незнающий человек подумал бы, что это просто-напросто коньяк. Вот так вот. Какой-нибудь дорогой, обязательно коллекционный коньяк.       Забавен лишь тот факт, что и первый, и второй коньяки убивают. — Он приходил? — Прошептал Хёнджин и с надеждой посмотрел на своих родителей. Правда в том, что Хван очень хотел, чтобы ответ был положительный. Но при этом парень искренне надеется, что Феликса не пустили в палату. — Приходил. В тот же день. — Хёнджин раскрыл от удивления свои уставшие глаза и посмотрел на родителей лицом, полным шока и страха. — Не переживай, его не пустили. Пока ты не приходил в себя, да и после, собственно, пускали только родственников. — Хван выдохнул, прикрыв на секунду глаза.       Секунда превратилась в минуту, минута в час, а час — в несколько часов. Парень снова уснул. Организм снова требовал энергии.       Хёнджин пошел на поправку только через четыре дня после первого пробуждения. И сколько бы Миссис Хван не обещала своему сыну, что его скоро заберут домой — тот не верил. И на то были причины. Как минимум — его все еще никуда не забрали.       Через день после того, как парень смог пообщаться с родителями, ему разрешили выйти из палаты и походить по больнице. Казалось бы, обычное и даже скучное дело. Так-то да, но когда человек несколько дней подряд находится в одном и том же месте, в одном и том же положении и в одном и том же состоянии — это утомляет и заставляет задуматься о смысле слова «одиночество».       Хёнджин встал на дрожащие ноги, которые были в теплых шерстяных носочках, и направился в сторону выхода из палаты маленькими, щепетильными шажками.       В коридоре было немноголюдно. Все потому, что сейчас была ночь, время посещения больных уж точно закончилось, совсем маленьких пациентов уже давно уложили спать, а старшие могли себе позволить побыть немного в тишине.       В холле был только дежурный врач, который сидел за стойкой регистрации и заполнял какие-то бланки, скорее всего это были анкеты пациентов. Периодически звонил телефон, мужчина поднимал трубку, спрашивал фамилию и имя, возраст и симптоматику.       Хёнджин оглянулся по сторонам. Справа был коридор, ведущий в столовую, которая, конечно же, уже закрыта, а вот если пойти по левой стороне — можно оказаться в зоне отдыха.       Решив, что там будет всяко лучше, нежели в собственной палате, от которой уже порядком тошнило, парень направился в левый коридор.       Зона отдыха состояла из диванчиков оранжевого цвета, пуфиков и стеллажей, что были заставлены различными книгами. Свет выключен, горит лишь одна настольная лампа, что находилась в самом углу комнаты. Хёнджин проходит внутрь, направляется к тому столу, чтобы сесть и, может быть, заставить себя почитать что-то помимо «Царского недуга», но юноша останавливается раньше, чем нужно.       На диване, что изначально был повернут спинкой к Хвану, спал Феликс, мило свернувшись в маленький комочек. Ботинки были сняты и аккуратно стояли у «кровати», а из-под короткого носка выглядывал стальной протез.       Все прекрасные длинные волосы младшего спутались в одну сплошную блондинистую какофонию, под глазами огромные синяки, губы все потрескались, а кожа покрыта маленькими мурашками. В общем-то, последнее точно можно объяснить, ведь в этом помещении действительно достаточно холодно.       Хёнджин бесшумно засунул маленький пакетик с кислородом в карман бежевого вязаного кардигана и тихо сел на колени. Теперь лица парней находились на одном уровне. Хёнджин рассматривал такие родные для себя черты ангельского лица и с каждой секундой все четче понимал — он соскучился по этому младшему. Он соскучился по этим губам, что постоянно растянуты в волшебной улыбке, он соскучился по этому бархатному низкому голосу, что повергает всех прохожих в неподдельный шок, он соскучился по этому маленькому аккуратному носику, по которому хотелось щелкнуть, он соскучился по этим мягким шелковым волосам, которые так красиво развевались на ветру, он соскучился по этим бесконечным веснушкам, которыми было усыпано лицо.       Да, Хёнджин был все эти дни в отключке. И да, он соскучился по Феликсу. — Ликси… — Тихо прошептал старший, аккуратно приглаживая рукой спутавшиеся волосы парня. Тот забавно чмокнул губами и поудобнее устроился на руках, внутренние стороны ладошек которых были повернуты друг к другу. Хёнджин невольно улыбнулся. — Ликси… — Еще раз позвал брюнет. Если Ли сейчас не очнется, то Хёнджин умрет от того, насколько милый сейчас был блондин. Хван переместил руку на мягкую щечку и огладил кожу большим пальцем.       Этого хватило для того, чтобы Феликс моментально раскрыл глаза. Младший даже вздрогнул, потому что никакой нормальный человек не планирует проснуться и увидеть кого-то перед собой. По крайней мере вот так резко. — Джинни? — О-о, голос Ёнбока спросонья казался еще более низким, но при этом оставался таким же нереально бархатистым и неземным. Таким, который нравился Хёнджину. — Да… — Прошептал Хёнджин, снова улыбаясь. Младший позволил себе несколько секунд полежать, насладиться тем, что старший сейчас находится в такой запретной близости, да еще и его рука находится на щеке Ли.       Но как только эти несколько секунд проходят, Феликс резко встает и, сползя с дивана на холодный пол, моментально юркнул в объятия старшего, который широко раскрыл руки, приглашая.       Да, от Хёнджина сейчас пахло больницей и лекарствами, но Феликсу все равно. Блондин утыкается носом в шею старшего, а руки, сжавшиеся в кулачки, лежат на груди Хвана.       Старший обнимает в ответ и чуть склоняет голову в правую сторону, прижимаясь виском ко лбу Феликса. Руки старшего лежат на талии Ли, ладони отчетливо чувствовали мелкую дрожь, которая не хотела отпускать младшего. — Ты весь замерз… — Прошептал Хёнджин, на что получил тихое «угу». — Дурак. — Ответил брюнет и, раскрыв свой кардиган, укутал им еще и Феликса, прижимая младшего к своей груди еще сильнее.       Младший готов был выть от такой заботы. Спина была приятно закрыта теплой вязаной одеждой, на талии лежали холодные руки Хёнджина, но они, на удивление, не заставляли вновь дрожать.       Потому что холодные руки Хёнджина грели Феликса. — Как ты, Джинни? — Спросил Феликс, поудобнее устраивая голову в ямке между шеей и плечом старшего. — Теперь все хорошо… — Ответил старший, оглаживая руками талию Феликса. Красивые спортивные изгибы чувствовались даже через ткань одежды, вызывая внутри Хвана непонятный ему трепет. — Ты почему не дома?       Если бы Хёнджин сейчас видел лицо Феликса… Младший поджал губы и сильно зажмурил глаза. Нет, про то, что Хвану стало плохо, младший узнал до того, что недавно заставило его плакать два дня подряд, но говорить все равно пока что не хотелось. — Я приехал сюда сразу, как понял, что тебя отвезли в больницу. — Внизу живота старшего что-то приятно защекотало, говоря своему хозяину, что подобные слова слишком приятно слышать, что такие слова дорогого стоят. — И, как видишь, не уезжал. — Младший имел в виду свой внешний вид. Да, если бы младший увидел Хвана в первый день после пробуждения — даже не парился бы. — Но тут неудобно спать, Ликси, зачем ты так с собой? — Блондин выпутался из объятий и заглянул старшему в глаза. — Джинни, меня не пускали к тебе. А я должен был лично убедиться в том, что с тобой все хорошо, понимаешь? — Хёнджин выдохнул, покрепче сжимая ладошку Феликса в своей руке. — Поэтому я и не уезжал практически. — Я надеюсь, что ты даже мельком не увидел моего внешнего вида в те дни… — Проговорил Хёнджин, отводя глаза в сторону. — Эй! Хёнджин, не говори так! Подумаешь, выглядел как посиневший от зрелости баклажан. — Хван удивленно посмотрел на младшего, ловя на себе насмешливый взгляд, а потом схватил с дивана подушку и стукнул ею Феликса. — Ай, Джинни! Ты чего? Я шучу! Шучу! — Начал смеяться блондин, прикрывая рот рукой. Зона отдыха хоть и находилась в крыле, где в общем и целом нет палат, но шуметь ночью в больнице не очень то и хотелось. — Сам ты баклажан! — Весело пролепетал Хёнджин, в очередной раз ударяя подушкой младшего куда-то в плечо. Парни смеялись, несильно пихали друг друга и наконец-то наслаждались компанией, по которой оба уже успели очень сильно соскучиться. — Пойдем в палату. Здесь холодно. Там хотя бы отопление есть, я не хочу, чтобы ты болел. — Проговорил после бурного боя брюнет, поднимаясь с пола. Парни направились в палату.       В комнате горел только маленький светильник, что находился над изголовьем койки. Хёнджин забрался на кровать и приглашающе похлопал по матрасу. Феликс был одет в домашнюю одежду, что лишний раз подтверждало его слова о том, что он практически не покидал больницу. — Рассказывай, Ликси… Как у тебя дела? — Феликс очень хотел рассказать правду, но Хёнджину было рано такое знать. Младший быстро придумал что такого можно рассказать, что точно не расстроило бы старшего и ответил: — Все хорошо, хён, правда… — Феликс согнул ноги в позе лотоса и всем корпусом развернулся к старшему. — Пару раз ездил домой, чтобы помыться и вкусно покушать. — Хван улыбнулся. Он как никто другой понимал, почему блондин ради вкусной еды готов был поехать домой. Потому что блин здесь могли испортить даже обычную кашу. Есть было невозможно. Точнее не так. Если ты не платишь за ресторанную еду, то да, есть было невозможно.       Но Феликс сказал неправду. Точнее не всю правду.

flashback

      Феликс проснулся рано утром, хотя уснул глубокой ночью. Сон не шел будто бы специально, будто само подсознание кричало парню о том, что должно что-то случиться.       На часах восемь утра. Блондин лениво переворачивается на своем диване, устало смотрит в темный экран плазмы и медленно моргает. Веки все еще тяжелые, организм будто бы сам требует парня закрыть глаза обратно, вновь лечь спать и дать наконец-то отдохнуть, но…       Но душа и сердце Феликса кричат ему обратное. А чуйка парня редко когда подводила.       Юноша поднимается с кровати и берет в руки телефон. Было бы абсолютно банально, сказав далее, что парень первый делом пытается связаться с Хёнджином, но, к сожалению, да. Так оно и есть.             Феликс действительно начинает писать старшему, зная, что тот встает достаточно рано. Однако, Хёнджина не было в сети с того самого момента, как парни последний раз разговаривали по телефону. Ведь Хван именно тогда смотрел страницу Хэлли, думая о том, что он своей смертью разрушит жизнь каждого.       Блондин написал обыденное «Хван Хёнджин», но ответа не последовало ни через час, ни через два, ни через пять. Феликс начал не на шутку паниковать, ведь если брюнет проспал, то он, как минимум, не принял добрую дозу таблеток. А это очень плохо.       Забавно, обычные люди обесценивают свое здоровье и, когда им назначают лечение, зачастую просто забывают принять лекарство или выпить таблетку перед едой.       Забавно, что люди, болеющие раком, так сделать не могут. Потому что одна таблетка может стоить им целой жизни.       Феликсу долго думать не пришлось. Парень быстро поднимается на первый этаж своего дома, накидывает поверх домашней одежды свою осеннюю куртку и под вопрос мамы «что случилось, сынок?» пулей вылетает из дома и садится в свою машину.       Ключ вставляется в замок зажигания, мотор громко ревет, оповещая всех прохожих о том, что нужно посторониться. А если учесть тот факт, что за рулем сидит Феликс, сторониться реально надо.       Машина быстро несется по дороге, наполненной автомобилями, водители которых спешат в различные кафе и рестораны, ведь именно сейчас обеденный перерыв.       Феликс старается изо всех сил. Старается приехать к дому Хёнджина как можно быстрее.       Вот показывается привычный белый забор, из-за которого виднеется привычный куст сирени, что сейчас была по сезону полностью голой. Феликс привычно паркуется, подбегает ко входу в привычный дом и привычно стучит в дверь.       Вот только ни через минуту, ни через две, ни через десять дверь никто привычно не открывает. И это чертовски непривычно.       Номеров телефонов родителей Хёнджина у Феликса не было, поэтому оставался один единственный выбор — ехать в больницу.       На самом деле, обычный человек, в первую очередь, предположил бы, что Хёнджин гуляет или, к примеру, поехал вместе с родителями в кино или на какую-нибудь выставку. Проблема лишь в том, что люди, болеющие раком, далеко не обычные.       Блондин быстро возвращается за руль, вновь заводит машину и разворачивается, направляясь в сторону главной онкологической больницы города. Дорога не заняла много времени, буквально через двадцать минут Ли уже стоял в холле.       Там ему вежливая девушка сказала, что да, действительно, такой пациент, как Хван Хёнджин, поступил в отделение реанимации сегодня ночью. Сердце Феликса тогда пропустило гулкий удар, затем остановилось, а потом забилось с такой быстрой скоростью, что в грудь неприятно било.       Феликс на минуту прикрывает глаза и медленно выдыхает. Пальчики сами сжимаются в кулаки, маленькие, слегка отросшие ногти, впиваются в белую нежную кожу, оставляя на ней красные следы в виде полумесяцев.       Девушка поняла все без слов и объяснений, вышла из-за стойки регистрации и, взяв парня за руку, повела в сторону лифта. Они поднялись на четвертый этаж, прошли по одному коридору, затем свернули направо и прошли чуть дальше, останавливаясь практически в самом конце больничного крыла.       Да, больница действительно была огромная, она состояла из трех зданий, что были соединены между собой при помощи воздушных мостов, что находились на втором и четвертом этажах. Не то, чтобы данная больница хорошо спонсировалась, но да, она реально хорошо спонсировалась.       Здесь было самое лучшее оборудование, здесь работали самые квалифицированные врачи, здесь самые лучшие партнеры из всех, что только есть в Корее. Полы, стены, подоконники и окна просто блестели от чистоты, до которой их натирают. В столовых, если доплатить, кормили действительно вкусно, комнаты отдыха выглядели так, будто это и не больница вовсе.       Медсестра подводит Феликса к Миссис и Мистеру Хван, что сидели около палаты номер четыреста двадцать три. Их глаза были закрыты, руки сцеплены в крепкий замочек, а лицо женщины было опухшим от недавних слез. Феликсу даже не требуются какие-либо объяснения, чтобы понять, что да — с Хёнджином все-таки что-то случилось.       Юноша не стал будить родителей, потому что один их вид просто кричал о том, что ночка выдалась действительно веселой.       Ли присаживается рядом, на свободный серый стул, и начинает ждать. Благо долго бездействовать не пришлось, буквально через пятнадцать минут приходит мужчина средних лет, одетый в белый халат, с бейджиком на правой стороне груди.       Врач будит родителей и говорит о том, что Хёнджин очнулся и к нему можно ненадолго зайти. Феликс даже не надеялся на то, что ему разрешат увидеться со старшим, потому что сам прекрасно знает правила больниц. В таких ситуациях, в которой оказался и Хван, к пациенту пускают только родственников.       Родители, увидев блондина, грустно улыбнулись, Миссис Хван потянулась к Феликсу своими продрогшими дрожащими руками и заключила того в объятия. Парню было приятно. Он чувствовал, ощущал, а главное знал — он не является кровным родственником, но он является частью семьи Хван.       Но Феликса не пустили ни через день, ни через два. В общем-то, это было весьма ожидаемо, но как же блондину было тяжело от этого. Не видеть Хёнджина несколько дней подряд, не слышать его голоса и звонкого смеха, не видеть его радостных глаз и сияющих волос — было настоящей пыткой для Ли.       В один из дней, когда все небо затянулось темными грозными тучами, когда весь город был покрыт непроглядным шлейфом дождя, что шел без остановки, Феликсу стало совсем одиноко. Да, у него было много друзей и да, у него все еще был лучший друг, которого Ли без зазрения совести переименовал в книжке контактов на «Крот». Нет, ну а что? Теперь у него на это есть веские причины.       Но даже общение по телефону не спасало от тоски по старшему. Хотелось с кем-то поговорить, излить душу. Точнее, не просто излить душу, а полностью рассказать про Хёнджина. Чтобы кто-то, кто не знает этой истории, ознакомился с ней, узнал о существовании такого прекрасного и бесценного человека, как Хван Хёнджин.       Феликс вспоминает про продавца, что когда-то работал на ярмарке. Тот самый дедушка, у которого Ли купил снежный шар. Слова о том, что Феликс обязательно должен будет показать ему того, кому захочет отдать этот сувенир.       Кажется, Феликс нашел этого человека. Кажется, Феликс уверен в том, что он нашел этого человека.       Родителей старшего в очередной раз приглашают к Хёнджину, чтобы поговорить с ним не более десяти минут, и в этот момент Феликс быстро одевается и покидает больницу.       Ехать до центра города было весьма проблематично, ведь именно здесь обычно слишком много машин, которые постоянно сигналят впереди идущим, ведь именно они самые умные и знают все правила дорожного движения.       Машина останавливается на платной парковке, что была ближе всех к центральной улице, и блондин уже направлялся в ту сторону, где у этого дедушки был свой магазинчик. Он продавал там различные сувениры, как ни крути, это центр города, здесь много туристов, и такое местечко будет весьма востребованным.       Дверь открывается, золотой колокольчик оповещает работников о новом покупателе, который уже зашел и прикрыл за собой массивную дверь. Помещение было будто волшебно-историческим: высокие стеллажи коричневого цвета, что уходили почти под самый потолок, сундуки и столы. Все это было обставлено и старыми книгами с легендами происхождения города, и сувенирами, и кружками, и магнитами. В общем, здесь было абсолютно все, что пригодилось бы обычному туристу. — Доброго дня. — Из-за прилавка показывается черная макушка. Молодой парень смотрит на Феликса с доброй улыбкой на лице, глаза светились от счастья — видимо тот совсем заскучал тут сидеть. — Здравствуйте. — Феликс посмотрел по сторонам, в попытке найти того самого дедушку из детских воспоминаний. — Извините, тут раньше работал дедушка Чон, я могу с ним поговорить? — Улыбка тут же сползла с лица паренька и полностью сменилась грустью. Феликс перепугался такой реакции и поспешил оправдаться. — Господи, я вас обидел? Не подумайте, просто он, скажем так, мой давний знакомый, мне очень нужно было с ним поговорить. — Он… — Парень запнулся, отводя взгляд. Его руки теребили бежевый фартук с надписью самого магазина. — Он умер месяц назад… Боюсь, я не смогу вам помочь. — Губы продавца сжались в тонкую полоску, а глаза закрылись. «Да что ж за день то такой?» — Подумал Феликс и поспешил извиниться. Парень успокоился достаточно быстро, но нотки грусти еще были видны в его голубых глазах. — Он умер месяц назад… — Тише повторил парень. Феликс в этот момент осознал, что добавь к дате смерти еще пару недель — получится срок дружбы с Хёнджином. — И это был мой дедушка. — Феликсу стало некомфортно. Он обошел прилавок и, подойдя к незнакомцу, просто обнял его. Крепко так, нежно и бережно, по-родному. Да, они не были знакомы.       Но разве незнакомые люди не заслуживают помощи или поддержки, когда нуждаются в этом?       После недолгой беседы с этим пареньком, Феликс отправляется в еще одно место. Мысль о том, что он все же хочет выговориться, не давала ему покоя, поэтому блондин даже не думал о том, чтобы забить на это все.       Машина останавливается у массивных кованых из железа ворот черного цвета, которые даже со стороны выглядели весьма устрашающе. Ли выходит из автомобиля, осматривается по сторонам в поиске хоть какого-то живого существа, но ничего даже похожего не находит.       Вздохнув, Феликс открывает калитку и проходит на территорию. Тут и там стояли различные гранитные плитки с изображениями людей, которых больше нет в этом мире. Которые чуточку посмотрели и ушли. Кто-то одним глазком, кто-то чуть подольше, но факт один — их больше здесь нет.       Блондин сглотнул ком в горле. Было уже около восьми часов вечера, небо, которое и из-за дождя было весьма темным, сейчас почернело окончательно. Дул холодный и весьма сильный ветер, забирался за ворот куртки парня, заставляя шею и спину покрываться мурашками. Феликс вздрогнул.       Ли достал из кармана бумажку, на которой было написано «14-8». Это означало, что нужная могила находилась в четырнадцатом секторе, на восьмом месте.       Феликс начал бродить по кладбищу, ища нужный сектор. Вот он проходит мимо отдельного, особого сектора. Здесь были могилы детей. На гранитных плитах, рядом с ними и по бокам — везде стояли различные плюшевые игрушки. Смотреть на даты рождения и смерти было просто невыносимо. Парень остановился, увидев на одной из плит «Пак Ёнми. 28.02.2018 — 29.02.2018». К глазам подступили слезы горечи.       Потому что не должно быть настолько несправедливо. Каждый достоин быть живым.       Феликс быстро вытирает рукавом куртки скатившуюся слезу, что сразу неприятно начала холодить кожу щеки, и отвернулся, не желая больше смотреть на могилы детей.       Пройдя чуть дальше, блондин наконец-то нашел нужную. Парень заходит на могилу, и садится на маленькую скамейку, что стояла у каждой плиты.       Феликс смотрит на фотографию от которой в груди разливалось приятное и родное тепло. Будто смотришь на человека, совсем близкого тебе по духу и мировоззрению. Хотя, скорее всего, именно так и было.       На плите фотография человека с добрыми глазами, длинной бородой и густыми бровями. На лбу видны морщинки, появившиеся в виду достаточно большого возраста, а губы украшала отцовская улыбка. — Чон Сонхун… — Прошептал Феликс и улыбнулся в ответ. — Последний раз мы с вами виделись, когда я был вот таким… — Парень опускает свою руку, показывая достаточно маленький размер. — А вы уже тогда были с такой доброй и родной для меня улыбкой. — Феликс посмотрел в черно-белые глаза и почувствовал, как первая предательская слеза покатилась по молочного цвета щеке. — Вы тогда сказали мне очень много важных вещей. И я запомнил одну вашу просьбу… — Ли шмыгнул носом и достал из кармана телефон. — Вы попросили меня найти того человека, которому я захочу отдать этот снежный шар. Попросили найти кого-то бесценного и очень важного для меня. — Парень открыл галерею и пролистал чуть-чуть вниз, открывая нужную фотографию. — Вы тогда очень хотели, чтобы я показал вам этого человека. Извините, что не сделал этого раньше… Видимо, тогда я еще не знал этого, а сейчас полностью уверен в своих чувствах. — Феликс улыбнулся, смотря на фотографию Хёнджина. Этот снимок был сделан в тот самый день, когда младший вытащил Хвана из дома покататься на велосипедах. На этом фото Хёнджин задумчиво смотрит на звездное небо, его острый подбородок выведен идеально четкой линией, нос чуть приподнят от удивления, губы слегка приоткрыты, а в глазах отражалась красота ночного неба. Феликс еще шире улыбнулся и повернул экран телефона к гранитной плите. — Вот, Сонхун-хён… Это Хван Хёнджин, самый удивительный и прекрасный человек на этой планете. — Феликс на секунду замолчал, но первый всхлип все же вырвался из его рта. — Мы с ним познакомились в группе Поддержки, я тогда его, можно сказать, спас. Он такой волшебный, Сонхун-хён. — Блондин начал открыто плакать, не пытаясь остановить поток предательских холодных ручейков. — Когда он улыбается, я готов кричать на всю округу о том, как сильно я люблю его. Его голос такой волшебный, его глаза такие бездонные, его улыбка — настоящее произведение искусства. — Феликс склонил голову, зажмурил глаза и продолжил плакать. Плакать от того, что не знает, как быть дальше. Он хотел спросить совета у Сонхуна, но опоздал даже здесь. Он также мог опоздать и с Хёнджином, но хотя бы в этом повезло. Но Феликс знал еще одну вещь, о которой не знал старший. Она давила и заставляла задыхаться, но блондин пока не будет делиться этим с Хваном. По крайней мере, пока тот полностью не восстановится. — Я так люблю его, хён… — Феликс снова плачет, активно шмыгая носом и вытирая лицо рукавом. — Сонхун… Он же тебе нравится, да? Он правда хороший! Он кажется таким закрытым и недоступным, но это совсем не так! Даже непробиваемые стены пробиваемы, хён…       После этого «диалога» Феликс еще около двух часов просто сидел под проливным дождем и смотрел на фотографию Чон Сонхуна. Перед уходом парень прижался своим лбом к холодному каменному лбу человека, который теперь вечно улыбается…

end flashback

— В общем, если я и уезжал домой, то только чтобы помыться и переодеться. — Хёнджин понимающе кивнул, кладя руку поверх ладони Феликса. Младший удивленно посмотрел на старшего, но ничего предпринимать не стал. — Ликси… я… — Хван отвел взгляд и вздохнул, собираясь с мыслями. — Я так испугался в ту ночь… — Феликс понимающе закивал, накрывая руку Хёнджина своей второй и слегка сжимая. — Оказалось, что новых образований у меня нет, но легкие переполнились жидкостью, поэтому я не мог нормально дышать. Я задыхался, Ликси…       В комнате повисло молчание. В коридоре тоже было тихо, ведь все уже давным давно видят десятые сны, лежа в своих кроватях. Феликсу стало так больно за Хёнджина, что никакая его позитивность здесь не поможет. Блондин утыкается Хёнджину в плечо и тихо всхлипывает. — Ты чего… — Я не хочу без тебя… — Шепчет Феликс куда-то в одежду Хёнджина и сильнее жмется к старшему, сжимая в руках его кардиган. Старший кладет руки на спину блондина и нежно поглаживает, притягивая Феликса ближе к себе. — Я тоже не хочу без тебя, Ликси…
Примечания:
Отношение автора к критике
Приветствую критику только в мягкой форме, вы можете указывать на недостатки, но повежливее.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.