Человек без цели

Не Хуайсан любил живопись и музыку. Любил рисовать картины, расписывать веера. Дома у него была комната, отведённая под мастерскую специально для этого. Живопись успокаивала, помогала выражать эмоции. Особенно те, которые обычными словами описать было невозможно. Наверное, он даже научился бы играть на каком-нибудь музыкальном инструменте, была бы достаточная мотивация. Музыку юноша любил всю, однако большее предпочтение отдавал весёлым и незатейливым мотивам. Это всегда помогало выбросить лишние мысли из головы. Любил Не Хуайсан и поэзию. Когда-то даже пытался писать и сам, однако таланта к этому у себя не обнаружил, потому предпочёл не марать бумагу лишний раз и только хранил у себя несколько сборников с особенно запавшими в душу стихами. Иногда на веерах записывал фразы оттуда. Ещё любил после грозовое время, когда воздух был словно более свежий. Когда ещё были тучи, но через них пробивалось солнце, от чего весь окружающий мир становился похожим на картину, выполненную масляными красками. Ещё Не Хуайсан любил солёное и всегда добавлял в свою еду чуть больше соли, чем следовало. Тогда брат всегда на него смотрел с крайним удивлением. Он любил есть разные виды орехов вместе с сухофруктами. Любил так сильно, что временами, сам того не замечая, съедал слишком много, от чего ему становилось плохо. И любил, когда брат специально отдавал указания, чтобы адепты купили похожих орехов. Любил есть сладкое, когда жутко хотелось есть, чем он всегда перебивал аппетит перед едой. Ещё очень любил свои веера. Всегда подбирал их так, чтобы они сочетались с его внешним видом. Любил то, что они часто скрывали его эмоции, что их можно было вертеть в руках, когда нервничаешь. То, что они предавали ему изящества. Не Хуайсан никогда не любил сабли, мечи. Не любил уроки, когда приходилось использовать свою саблю. Не любил учиться пользоваться ей и вообще вспоминать о её существовании. Он не любил шумные сборища в Нечистой Юдоли, когда к отцу приезжали какие-то важные люди, и в честь этого устраивался банкет. В такие дни он всегда прятался в комнате брата, рисуя. Он не любил засыпать, когда жгли снотворные благовония, потому что после вся комната впитывала этот запах, который надоедал. И с самого утра голова была словно в тумане. Саму грозу Не Хуайсан не любил ещё с малых лет. Она всегда так громыхала и пугала его. Когда он подрос, перестал так сильно бояться. Однако неприятный осадок остался, и на протяжении всей грозы было какое-то беспокойное чувство. Он не любил овощи. Не от слова совсем, но те, что были сваренными, просто на дух не переносил. Не любил их запах, вид, вкус. Всегда морщил нос и отворачивался, отодвигая от себя тарелку, чем всегда смешил брата. Не любил людей, у которых круг интересов состоял исключительно из ночных охот и тренировок на мечах. И не любил то, что эти люди пытались доказать ему, как он заблуждается, и выбирает не то, что нужно. Но больше всего Не Хуайсан ненавидел всеобщее внимание. Тот момент, когда куча глаз смотрела на него, следила за каждым его движением, вздохом, а он никак не мог избавиться от этого. Такое внимание было хуже любой отравы. Липкое, от которого, казалось, невозможно отмыться. И именно такое сейчас было направлено на него. Когда Лань Цижень обратился к нему, держа в руках лист с заданием, которое они выполняли на прошлом уроке. Он просил Не Хуайсана встать и выйти лицом ко всем остальным ученикам. И ослушаться юноша не мог, потому тут же подошёл к столу учителя. О, Небожители! Как же ему хотелось скрыться ото всех взглядов, вот только веера при себе не было. Лань Цижень запретил приносить их к нему на уроки или держать поблизости. Это произошло из-за того, что несколько раз Не Хуайсан писал шпаргалки прямо на веере. Потом приобрёл веер с потайным отсеком, куда прятал шпаргалки. Всё это прятать в своих широких рукавах было нетрудно, однако Лань Цижень очень рьяно следил за тем, чтобы на его уроках никто не списывал, а потому часто делал замечания. Вскоре учителю это надоело, и он просто запретил держать в быстрой доступности веер. — Перечисли мне классификацию ходячих мертвецов, — холодно требует Лань Цижень, заставив Не Хуайсана низко опустить голову. — Ну… — тянет он, но ничего больше произнести не может. — Ну же, — безжалостно продолжает учитель, — это должен быть лёгкий вопрос, если ты знаешь такие тонкости, как то, на каких мартвецов с какой силой действует мелодия успокоения. — Я… — незаметно для себя Не Хуайсан начал нервно крутить прядь волос, избегая смотреть хоть на кого-то в классе. — У тебя лучшая работа из всех. Почему же ты молчишь? У тебя девяносто пять баллов. На самом деле Не Хуайсан не был настолько бессовестным и глупым, чтобы неожиданно для всех написать, а точнее списать работу практически на идеально. Просто часть он действительно списал с помощью Вэй Усяня, а другую поставил просто наугад. Кто же знал, что после прошлого учебного года удача решит повернуться к нему только сейчас. — Я не планировал его так хорошо писать, — словно это могло его оправдать. — Я думал, максимум на семьдесят или семьдесят пять баллов напишу. От этого по всему классу послышались смешки. Эти словами показались детям настолько забавными, что они позабыли о присутствии грозного Лань Циженя. Шире всех улыбался Вэй Усянь. Цзян Ваньинь же сидел и со скорбным видом смотрел на друга. Если его брат нарушал правила с таким обыденным выражением лица, что все вокруг относились к этому как к некой норме, то его друг каждый раз делал это просто феерически. Каждый раз это было целое представление. — Что за поведение? — тут же убийственным взглядом смерил их всех учитель. Почему-то Не Хуайсан подозревал, что тот так бесится не из-за того, что его ученик списал на слишком хороший балл, а на то, что списал прямо под носом. Ведь Лань Цижень приложил множество усилий ради того, чтобы никто не смог хоть как-то сжульничать на этом тесте. Ходил между рядов, резко меняя свой маршрут, намеренно оставался у некоторых столов, оглядывая их придирчивым взглядом в поисках хотя бы одной шпаргалки. Однако ничего из вышеперечисленного не нашлось. Особенно тщательно он вглядывался в стол Не Хуайсана, но ничего там не увидел. И всё равно тот списал. Наверное, он даже подумать не мог, что его ученик с Вэй Усянем специально придумает для такого случая жесты. Сам же юноша придерживался мнения, что такой талант нужно уважать, а не порицать. Жаль только, что его мнение мало кого интересовало. — Думаю, в таком случае я просто поставлю тебе один балл за тест, и ты свободен, — снова возвращается учитель к Не Хуайсану. — Нет! — тут же взмолился юноша. — Пожалуйста, я завтра всё выучу. Я всё идеально расскажу. Прошу, это последний раз, честное слово. У Не Хуайсана были разные оценки. Они варьировались от тридцати баллов и до восьмидесяти. Однако у него ещё ни разу в жизни не стоял один балл. Нет, юноша, конечно, придерживался мнения, что в жизни нужно попробовать всякое, однако этот случай явно был не тем. Брат и так был крайне недоволен успеваемостью Не Хуайсана, а после такого точно приедет и придушит, а потом где-нибудь в лесу закопает и сделает вид, что не было никакого младшего брата. Потому сейчас этот потенциальный мертвец был в панике. Лань Цижень смерил своего ученика тяжёлым взглядом, вздохнул, погладив свою бородку, обдумывая, стоит ли его помиловать. А потом всё-таки ответил: — Завтра на рассвете расскажешь мне весь материал, стоя на рисе. Хоть что-то не ответишь, поставлю один балл и накажу за ложь и дерзость по отношению к старшим. Не то чтобы Не Хуайсану пришлись по вкусу подобные условия. Вот только выбирать было попросту не из чего, потому он энергично закивал. Цзян Ваньинь же смотрел на него как-то печально. Стоять на рисе значило то, что ученик должен был голыми коленями встать на сырой рис и стоять, держа спину прямо и не делая лишних движений, пока ему не разрешат встать. Так что подобное для Не Хуайсана могло показаться сущей пыткой, пусть на слух звучало не так страшно. И одно дело, когда наказание получает Вэй Усянь, который жил с госпожой Юй и теперь веселья ради, просто разыгрывает целые спектакли о том, как он страдает от боли. А совершенно другое — когда изнеженный жизнью Не Хуайсан будет принимать физическое наказание. Как-то раз он даже признался, что ещё ни разу в Гусу не получал физических наказаний. Только выговоры, переписи правил и отбывание наказаний на кухне. И отговорить его никак нельзя было. Сразу после урока он отправился в дом, вытащил все конспекты и начал заучивать. Что-то запоминал какими-то ассоциациями, что-то просто методом исключения, логикой. Но, похоже за свою оценку, был готов биться до последнего. Пару раз Вэй Усянь предложил бросить это дело. Времени ещё много, так что эту оценку он сумеет исправить. Вот только Цзян Ваньину показалось, что у того как-то слишком мало беспокойства за друга. Сам же он оказался немного настойчивее, говоря, что физическое наказание выпало не самое лучшее, но этим вызвал только волну раздражения со стороны друга. Не Хуайсан сразу же собрал свои вещи и ушёл. Ушёл куда-то в самый тихий и дальний угол Облачных Глубин. В школе и так было достаточно тихо, но здесь особенно. И ничего не сбивало с мыслей. Юноша, проживший под одной крышей с Вэй Усянем и Цзян Ваньином последние несколько месяцев, попросту отвык от тишины. Потому сейчас слышать её казалось чем-то странным и совершенно не естественным. Непривычным. И несколько минут Не Хуайсан тратит на то, чтобы привыкнуть к таким странным ощущениям, затем всё-таки начинает заучивать всё, что могло пригодиться. Вообще, пригодиться мог абсолютно весь учебник. Юноша нисколько не сомневался, что Лань Цижень обязательно прогонит его по всему, что они проходили, задавая какие-нибудь дотошные вопросы. Временами в голову закрадывались мысли о том, что учитель может спросить даже о количестве знаков препинания на какой-нибудь странице, однако вовремя отбрасывает эти тревоги. Нет, каким бы строгим не был этот человек, на подобную жестокость и подлость он не снизойдёт. Так что остаётся только учить от корки до корки и надеяться, что от волнения всё не забудется. Это был единственный раз, когда Не Хуайсан действительно что-то добросовестно учил. Однако вот так часами сидеть он не привык, потому ближе к отбою всё-таки закрыл учебник, чувствуя, что его шея уже порядком затекла. Юноша выучил всё, что только влезло в его голову, остальное приходились оставить на волю случая. Он только хотел подняться и возвращаться в дом, где наверняка беззаботно развлекаются Цзян Ваньинь и Вэй Усянь. Вот только заметил, как по этому саду идёт фигурка в жёлтых одеяниях. В ней Не Хуайсан без труда признал Цзинь Цзысюаня. Было немного непривычно видеть его не в окружении кучи друзей. Однако всем в какой-то момент требовалось отдохнуть от шумной компании. Юноша тут же помахал рукой с веером, привлекая к себе внимание и доброжелательно улыбаясь. Он рассчитывал на то, что Цзинь Цзысюань ответит кивком или чем-нибудь ещё в этом духе, а потом отправится дальше по своим делам, однако тот направился к нему с такой же благосклонной улыбкой. Отбывать своё наказание наследник Цзинь закончил почти на неделю раньше Не Хуайсана, а после этого они почти не разговаривали. Могли только переброситься парой фраз. И были не против недолго поговорить ни о чём, пока чего-то ждали. Но целенаправленно друг друга не искали, довольствуясь не дружбой, а приятельскими отношениями. Цзян Ваньинь с братом к подобному относились довольно скептически и обещались переломать ноги Цзинь Цзысюаню, стоит тому хоть как-то, словами или нет, задеть их друга. Не Хуайсан на это добродушно и немного растерянно отмахивался, прося их перестать говорить глупости. И что он сам не беспомощен, и если его начнут задирать, то он вполне спокойно может ответить. Просто любит сглаживать все конфликты, иначе они перерастут в неизвестно что. Цзинь Цзысюань расположился в беседке и устало прикрыл глаза. — Тяжёлый день? — учтиво интересуется Не Хуайсан. — Каждый раз, когда мы встречаемся, у тебя день обязательно потяжелее моего, — со смешком отвечает тот. — Ещё чуть-чуть и я начну думать, что это не просто совпадение. — Думаешь, мне это нравится? — устало спрашивает юноша. — Учитывая, что ты устроил на уроке, думаю, да. Но я ещё не уверен, что именно: получать наказания или привлекать внимание. — Я решил, что чистосердечное лучше, чем настаивать на том, что я всё сам написал, — Не Хуайсану не слишком нравится, что тема заострилась на одном нём, потому спешит заговорить о чём-то другом: — Я понятно, почему здесь. А вот ты чего от остальных сбежал? — А ты от своих друзей не устаёшь? Они-то пошумнее будут. — Зачастую это приятно. — Не сомневаюсь, — хмыкнул Цзинь Цзысюань. — Любому будет приятно, когда их будут опекать так же, как и тебя опекают. — А это ты с чего вообще взял? — спросил Не Хуайсан, пытаясь понять, как к подобным выводам пришёл его собеседник. — А ты не замечал? Я когда с тобой разговариваю, они на меня смотрят так, что я каждый раз думаю, мол, хвала Небожителям, что взглядом нельзя убить. Не Хуайсан усмехнулся, а Цзинь Цзысюань легонько хлопнул его по плечу. — Не смешно это! Ты представь, если они на меня смотрят вот так, когда я с тобой общаюсь, то тогда, как они на меня смотрят, когда речь заходит про их сестру. Или когда я оказываюсь рядом с ней. Нет, я понимаю, они хотят её защитить, хотят, чтобы у неё было всё самое лучшее. Но я тут причём? Нельзя от меня требовать любви. Не могу я же управлять своими чувствами! Не Хуайсан взглянул на собеседника как-то печально. Дагэ никогда не подбирали невесту ещё до его рождения, да и после тоже. Тот не был обременён подобными узами. И Хуайсан тоже. Он не был наследником, потому мог распоряжаться своей жизнью, как хотел. А вот Цзинь Цзысюаню повезло куда меньше. У него не было даже брата, который мог бы вступиться за него. — У Цзян Ваньина никакой невесты нет, хоть он и наследник, — тем временем продолжал негодовать тот. Кажется, ему давно хотелось выговориться на эту тему, но он не знал, кому. — Вэй Усяню такая судьба тем более не грозит. Так почему же, не зная моего положения, они смеют от меня чего-то требовать? Разве я хоть раз оскорблял их шидзе? Нет! Я всегда относился к ней нейтрально, а когда надо, выражал уважение. Но я не могу кричать о том, что якобы люблю её только потому, что так хотят они. Разве от этого хоть кому-то станет лучше? Цзинь Цзысюань раздосадовано вздохнул и замолк. — Всем было бы намного легче, если бы мы могли контролировать свои чувства, — философски отозвался Не Хуайсан. — Это бы уберегло нас от много. Жаль, что это не так. Но ведь и сама Цзян Яньли не влюблена в тебя? — Я не знаю. Она всегда доброжелательна ко мне. Уважает, заботится. Она милая, но… Я совершенно не понимаю её. Не знаю. И не знаю, что у неё в голове. — Брак вообще вещь не самая простая. Но если уж ты с уважением относишься к ней, как и она к тебе, то лучшим решением было бы не рыть себе яму своим поведением. Лучше начать учиться друг с другом сотрудничать, выстроить дружбу и доверие. Поверь, это окажется гораздо выгоднее, чем враждовать. Иначе со стороны может показаться, что тебе противна не идея о браке по расчёту, а невеста. А ещё можно взглянуть на родителей Цзян Чэна и посмотреть на то, до чего вражда друг с другом их довела. Цзинь Цзысюань всё это время смотрел на Не Хуайсана. И с каждым новым словом создавалось впечатление, что он не человека слушает, а видит какое-то чудо света. — Что такое? — тут же теряется юноша от такого пристального внимания. — А сейчас ты уже не создаёшь впечатление глупого паренька, которого ничего не заботит и который ничего не знает, — отвечает тот, чем ещё больше смущает Не Хуайсана, заставляя его закрыть лицо веером. — И почему ты строишь из себя дурочка? — Так удобнее. У людей от тебя ожиданий меньше. И разочаровать их сложнее, — тихо отвечает юноша и тут же поднимается. — Мне пора. Завтра вставать рано, отвечать Лань Циженю. А тебе… удачи, в общем. Не то, чтобы этот разговор спугнул Не Хуайсана, однако на долгие ночные откровения он настроен не был. А если и открывать душу, то какому-нибудь близкому человеку или незнакомцу, с которым вы больше не свидитесь. И по дороге в дом юноша задумался, о не самой завидной судьбе Цзинь Цзысюаня. О женитьбе он никогда не думал. Даже не видел себя рядом с кем-то. Не видел себя хорошим мужем. Но если бы потребовалось извлечь выгоду из брака, то с кем бы этот брак состоялся? Цзян Яньли занята. А больше дочерей у влиятельных кланов не было. Конечно, были ещё и другие, малые кланы, однако они могли не слишком многое. Было слишком абсурдно думать о том, что брак мог бы быть заключён между двумя мужчинами. Однако рассуждать о браке с малыми кланами было не так увлекательно, даже скорее нудно. Поэтому Цзинь Цзысюаня тоже пришлось отмести сразу же. Дальше в голову приходил только Цзян Ваньинь. Орден Юньмэн Цзян был достаточно влиятельным, чтобы извлечь какую-то выгоду. Да и наследник был человеком довольно приятным. В его компании всегда было комфортно и интересно. И было даже как-то неловко признаваться самому себе в том, что его компанию он предпочитал больше, чем компанию Вэй-сюна. Их с Вэй Усянем их можно было с лёгкостью назвать чуть ли не лучшими друзьями. Вот только друг друга они не тормозили в своих выходках и когда придумывали что-то новое, не ведали границ. В таких ситуациях их спасал только Цзян Ваньинь, успевающий вовремя остудить их пыл и вправить мозги на место. Кому-то быстрым подзатыльником, кому-то молчаливым взглядом. И несмотря на то, как здорово было проводить время с Вэй Усянем, от общения с ним быстро устаёшь. Не от него самого, но после долгого общения с ним и всего, что они могли натворить за день, требовался отдых. И не будь его брата рядом, то Не Хуайсан уже давно бы ходил выжатый как лимон. Таким людям, как Вэй-сюн нужны были более терпеливые и менее запальчивые люди. Вот Цзян Ваньинь своим обществом никогда не утомлял, будучи более спокойным, нежели его брат. Вот только время от времени пытался стоить из себя взрослого, который заносчиво задирал нос и старался выглядеть серьёзно, когда он слушал о том, что в очередной раз собрались вытворить эти двое. Правда, это только забавляло и умиляло Не Хуайсана, заставляя пристальнее смотреть на друга, ожидая, когда он заразится его весельем и эта маска сломается. После всех этих размышлений больше о браке думать не хотелось. Наверное, никто другой в этом выдуманном соревновании не выиграл бы. А ещё было в голову пришла мысль о том, что ему вообще-то должно быть очень неловко думать о браке с другом. Да и после подобных хороших мыслей переходить на что-то менее приятное не слишком хотелось. Ну и, в конце концов, не будет у него никакого брака. Ни с другом, ни с кем-либо ещё. Вокруг него, конечно, крутится много девушек, однако только изредка им удаётся заинтересовать юношу. Вот только при более близком общении этот интерес пропадал. Подходя к дому, Не Хуайсан понял, что там как-то подозрительно тихо. Обычно так тихо не бывает там, где живёт Вэй Усянь. Потому юноша тут же напрягся, не зная, к чему готовиться. Вот только, открыв дверь, глазам предстала не совсем та картина, которую он ожидал увидеть: и Вэй-сюн и даже Цзян Ваньинь сидели и что-то сосредоточенно рисовали на бумаге. Стоило Не Хуайсану показаться на пороге, как оба брата задрали головы, смотря на гостя. — Братец Не, а я уж думал, что ты потерялся и придётся идти тебя искать, — тут же расплывается в улыбке Вэй Усянь. — Давай, заходи быстрее. Мы тут устроили небольшое соревнование. Ты не представляешь, каких усилий мне стоило уговорить А-Чэна на это. — И что же за соревнование? — с интересом спрашивает юноша, садясь рядом с друзьями. — Мы должны нарисовать что-нибудь за определённое время, — любезно поясняет Вэй Усянь. — Ты будешь с нами? Не Хуайсан охотно кивнул и тут же принял листы бумаги. Краски оказались придвинуты на середину, чтобы всем было удобно пользоваться. — Что ж, — задумчиво протянул Вэй-сюн, — раз уж братец Не так внезапно к нам присоединился, тогда его мы и нарисуем! — Что?! — было непонятно, кто опешил больше: Цзян Ваньинь или же сам будущий объект художества. — Не надо меня рисовать, — начал смущённо отнекиваться юноша. — Надо, надо! Давайте, ну же, а то какое тогда веселье? — Вэй Усянь тут же перевернул песочные часы, схватил свой лист и отвернулся, чтобы никто не подсматривал. Замешательство Не Хуайсана продлилось всего несколько секунд, а после он тут же принял вызов и начал склонился над своей бумагой. Больше всего неуверенность переполняла Цзян Ваньина, который ещё пару раз взглянул на друга, а потом всё же приступил к рисунку. Вэй Усянь беззастенчиво просил друга повернуться, чтобы он смог срисовать какую-нибудь черту лица. Цзян Ваньинь не смел лишний раз тревожить его и только поднимал голову, чтобы свериться с реальностью. — Вэй-сюн, ещё немного, и мне начнёт казаться, что ты намеренно меня отвлекаешь, чтобы выиграть, — со смехом тянет Не Хуайсан, повторно поднимая голову и пристально смотря на друга. — Вот А-Чэн, например, меня не дёргает. — Вот и рисунок у него получится не такой красивый и точный! — А может, он просто и без этого знает, как я выгляжу, — беззастенчиво парирует юноша, даже не смотря на саму причину их спора. — Ага, конечно. Вот сидит и часами на тебя смотрит. — А что? Я красивый! А-Чэн, вот скажи, мной можно любоваться? — Не Хуайсан повернул голову к другу, ожидая поддержки с его стороны. Цзян Ваньинь резко поднял голову, совершенно сбитый с толку этим диалогом, и тут же столкнулся сразу с двумя взглядами. Один из них принадлежал его брату: решительный, горевший от весёлого спора. Второй принадлежал другу: с лёгкими смешинками; для него весь этот спор был сплошным баловством,. Вот только где-то в глубине глаз всё-таки можно было отыскать интерес к ответу на свой вопрос. И этот взгляд, казалось, прожигал насквозь. — Ну вот, — запричитал Вэй Усянь, — теперь ты отбираешь мою работу! — Это ещё какую? — тут же повернул к нему голову Не Хуайсан, а Цзян Ваньинь был безумно благодарен брату, что тот перенял весь огонь на себя. — Теперь ты ему докучаешь, а это я вообще-то делаю. — Время закончилось, — информирует их сам Цзян Ваньинь, кивая в сторону песочных часов. Не Хуайсан растерянно переводит взгляд сначала на часы, а после на свой рисунок, потом на друга, который обратил на всё это внимание. И почти по-детски тянет: — Я не успел закончить рисунок. Похоже, он был всерьёз огорчён этим фактом. Однако Цзян Ваньинь лишь пожимает плечами: — На меня не смотри, я тут вообще не при чём. Это не я отнимал твоё бесценное время. — Точно, — мстительно улыбается юноша. — В таком случае предлагаю снять несколько баллов с нарушителя спокойствия. — А-Чэн, ты слышишь? Он поддался на мои провокации, а теперь ещё за это с меня хочет баллы содрать! Где это видано? — вот только заметил, что в глазах брата нет ни капли поддержки, и тут же перешёл в наступление: — Ну раз уж ты закончил первый, то первый рисунок и покажешь. — Что? Ещё чего? — тут же задрал подборок Цзян Ваньинь, скрестив руки на груди. — Да ладно тебе. Всё равно придётся показать. Какая разница, в каком порядке? — Я первый покажу, — примирительно встревает в разговор Не Хуайсан и кладёт свой рисунок посередине. Вот только даже несмотря на этот долгий спор с Вэй Усянем, рисунок не выглядит незаконченным наброском. Надо признать, юноша рисовал довольно быстро, потому практически вся композиция получилась как надо. На бумаге он стоял вроде в каком-то саду, рядом с клеткой для птиц, что видела на дереве. Вот дерево и жители клетки как раз-таки и остались недоделанными. — Недурно, — констатирует Вэй Усянь, разглядывая рисунок. — А ты как думал? Я с малых лет веера расписываю. Конечно, я умею рисовать и могу составить тебе конкуренцию, — горделиво отвечает Не Хуайсан. — А если бы ты не отвлекал, то сделал бы даже лучше, чем ты. — Ты даже не знаешь, что я нарисовал, — тут же начинает юноша, но вовремя решает никого не мучать этой интригой и кладёт свой рисунок рядом. А Не Хуайсан тут же начал его придирчиво оглядывать. Он был изображён с улыбкой на лице, прижимающий закрытый веер к губам, как это часто делал, когда улыбался. Иногда мог полностью закрыть лицо. Все линии оказались чёткими и точными, а сам Вэй Усянь явно хотел сделать изображение как можно реалистичнее. — Что ж, ладно, неплохо, — недовольно кивает Не Хуайсан, понимая, что работа друга точно может посоревноваться с ним. А затем переводит взгляд на Цзян Ваньина. — Твоя очередь. Показывай. На несколько секунд тот замялся, совершенно не уверенный в том, стоит ли показывать, учитывая, что работы они изучали на предмет любого изъяна. Однако деваться было некуда, потому он кладёт бумагу и тут же поднимает голову, смотря на Не Хуайсана и ожидая его реакции. На рисунке юноша был изображён будто в момент поворота. Волосы ещё были в движении, а веер под небольшим наклоном, чуть ниже губ, на которых играла яркая улыбка. И несмотря на то, что рисовать Цзян Ваньинь не любил, каждый мазок он выполнял с особой осторожностью, стараясь сделать его как можно более плавным и мягким. И это словно бы придавало лёгкость рисунку. От этого щёки Не Хуайсана еле заметно заалели, а сердце затрепетало. — Думаю, победу можно вручать А-Чэну, — чуть смущённо пробормотал юноша. Вэй Усянь же согласно закивал: — Раз уж за себя я голосовать не могу, а братец Не меня обижает, то я тоже за твой, — а затем скосил глаза, ожидая увидеть какую-то реакцию на свои слова от друга. Вот только тот продолжал вглядываться в рисунок Цзян Ваньина. Прошло всего пара секунд, а после юноша потянул руку, забирая этот лист себе. Сам же художник от подобного опешил. Разумеется, он ведь не рассчитывал, что его жалкие потуги оценят, да ещё и попытаются прикарманить. Потому, стоило ему понять, что вообще происходит, тут же потянулся к Не Хуайсану, пытаясь отобрать у него лист. Вот только тот сразу же отполз подальше и завёл руку с рисунком за спину, а вторую выставил впереди, чтобы отбиваться, если понадобится. — Зачем тебе? — Цзян Ваньинь явно не ожидал, что когда Не Хуайсану понадобится, то он будет отбиваться отчаяннее, чем кто либо другой. — А тебе зачем? — улыбнулся юноша, чуть склонив голову. Он перехватывает руку друга и крепко держит. Пересилить его точно нельзя, но и вырваться тот не может, а потому Не Хуайсан может из раза в раз отводить руку от заветной цели. — Ты ведь так и не ответил, можно ли мной любоваться. А значит, считаешь, что нет. Так зачем тебе этот рисунок? Я выторговываю этот рисунок на твои слова… — Какой цирк, — раздражённо вздыхает Цзян Ваньинь. — Забирай, раз так хочется. Не Хуайсан рассмеялся, победно смотря на друга и прижимая рисунок к груди. А через секунду мстительно сказал: — Теперь мы будем рисовать тебя. — Что?! — Да! — тут же радостно кивает Вэй Усянь, напоминая о себе. От этого Не Хуайсану стало как-то неловко и стыдно. Самую малость. Занятые своими каким-то детскими разборками, они совсем забыли о существовании друга. Это было как-то неправильно. Юноша взглянул на рисунок и улыбнулся. Нет, это определённо того стоило. Этот портрет был слишком красив. По крайней мере, в его глазах точно. И прежде чем Цзян Ваньинь начал снова возмущаться по поводу этой идеи, Вэй Усянь уже перевернул песочные часы и приступил к работе. Не Хуайсан отставать не стал, взяв в руки кисть и сконцентрировавшись на работе. Рисовать Цзян Ваньина оказалось делом приятным и даже успокаивающим. Черты его лица выходили довольно легко. Почти все, кроме улыбки. Широко улыбался тот довольно редко, потому вспомнить во всех подробностях, как это выглядит, было довольно сложно. Потому Не Хуайсан в конечном счёте, остановился на том, чтобы просто нарисовать лёгкую, еле заметную улыбку, которая бывала чаще всего и от того казалась самой родной. И от этого сам Не Хуайсан начал слегкая улыбаться. Почувствовав на себе взгляд Вэй Усяня, юноша тут же повернул голову к нему, словно бы спрашивая, почему тот так на него смотрит. Ответом послужило то, как друг махнул рукой, продолжая хитро улыбаться. Это было сродни ехидно сказанными словами "Ничего-ничего, совершенно ничего". А потом кинул такой же взгляд на брата и, наконец, вернулся к работе. Не Хуайсан так и не понял подтекста, который вкладывал в это всё его друг, но сейчас было не до того, потому было решено подумать об этом позже. И вернулся в рисованию. Этот процесс оказался на удивление медитативным, заставив все мысли покинуть голову юноши, а сам он и не заметил, как пролетело отведённое на рисование время. — Всё! — объявляет Вэй Усянь, когда увидел, что песок в часах закончился. Не Хуайсан спокойно откладывает кисть и разгибается, легко улыбаясь и переводя взгляд со своего рисунка на самого Цзян Ваньина. После этого улыбается ещё шире и опускает взгляд. Слышит тихое хмыканье со стороны Вэй Усяня, однако не придёт ему значение. — Показывай первый! — оживлённо обратился тот к своему другу. Не Хуайсан в нерешительности замялся, отчего-то сильно смущаясь. Прошлый раз ему была не так важна оценка своей работы, однако сейчас сердце трепетало в страхе того, что его друзьям, самому Цзян Ваньину, мог не понравится портрет. Юноша вздыхает, и всё-таки кладёт свой рисунок, повернув его к другу и тревожно ожидая реакции. Несколько секунд Цзян Ваньинь вглядывался в портрет с каким-то странным выражением лица. Юноша ещё никогда такого не видел, потому начал всерьёз беспокоиться. Вот только Вэй Усянь заулыбался ещё шире. Ещё несколько секунд, и лист бумаги тут же оказался в чужих руках. — Я заберу его себе, — тут же информирует друга Цзян Ваньинь. — Это ещё почему? — тут же возмутился Не Хуайсан, позабыв про своё волнение. — А ну верни! Это мой рисунок. — Да неужели? Я считаю, что это вполне честный обмен! Я забираю это, раз уж ты забрал моего Хуайсана! На несколько мгновений оба юноши замерли от сказанных слов. На лице Цзян Ваньина снова появилось то самое выражение лица, а щёки Не Хуайсана покраснели ещё сильнее. Со стороны Вэй Усяня послышался неприлично довольный смешок. За что на юношу посмотрели сразу два убийственных взгляда. Внезапно Не Хуайсан повернулся обратно к Цзян Ваньину и кинулся на него, пытаясь забрать свой рисунок. Второй же юноша успел вовремя среагировать, откинул лист куда-то в сторону — Вэй Усянь тут же схватил его и забрал к себе от греха подальше, чтобы точно сохранить в целости, — а сам кинулся к листу с портретом Не Хуайсана. Вот только чья-то рука — хотя и без того понятно, что это была рука зачинщика этой небольшой потасовки, — схватила его за ногу, чуть выше колена, подтягивая Цзян Ваньина к себе. А затем ринулся к своему портрету и прижал его к груди, сгруппировавшись, чтобы уж точно защитить своё сокровище. — Тебе это зачем? — снова завёл старую шарманку Не Хуайсан, пока его друг пытался пробиться через эту защиту, но добивался только обратного эффекта. Не Хуайсан валялся на полу, потому не тратил времени и сил на лишние телодвижения, да и отбиваться ему не нужно было, только сильнее прижимать портрет к груди. А вот Цзян Ваньину пришлось сложнее, потому что приходилось и пытаться хоть как-то расковырять эту защиту, и стоять, удерживая равновесие, когда Не Хуайсан в попытке спастись резко поворачивался в какую-то сторону. Тогда приходилось прикладывать лишние усилия, чтобы вернуть его на место. Вэй Усянь же безмолвно за этим наблюдал, делая у себя в голове ставки на чью-то победу. И с каждой секундой происходящее казалось Не Хуайсану всё забавнее и забавнее, потому он уже начал улыбаться, однако рисунок не отдавал. Лишь с горящими от счастья глазами смотрел на Цзян Ваньина и старался сдержать смех. А как только почувствовал, что хватка слабеет, сразу же перешёл на очень отчаянные меры: схватил кисточку, что так удачно оказалась рядом, и мазнул ей по лицу Цзян Ваньина. Оба на несколько секунд замерли, смотря друг на друга. Чёрная краска осталась на щеке юноши, придавая его изумлённому лицу ещё более смешное выражение. И в конечном итоге, Не Хуайсан просто не выдержал и рассмеялся в голос. — Прости. Это было в целях самообороны, — без капли раскаяния пытается оправдаться он. А тот лишь фыркает и отстраняется, скрещивая руки на груди. Не Хуайсан поднимается следом. — Предлагаю ничью. Каждый забирает свой портрет. И дай я краску вытру, — юноша уже тянет руку к щеке друга, но тот легко отбивает это движение своей рукой. — Я и сам могу. — Ну вот, пожалуйста, — встревает Вэй Усянь. — На меня жаловались, что я на вас внимание не обращаю, когда речь заходит про Лань Чжаня, а сами ничуть не лучше. В этих своих разборках про меня забыли. — А ты в наши разборки не лезь, — любезно советует ему брат. — Может, лучше сделаешь и подаришь Лань Чжаню его портрет? — с улыбкой предлагает Не Хуайсан и чувствует на себе неодобрительный взгляд Цзян Ваньина. На несколько секунд Вэй Усянь задумывается, а после радостно кивает и как-то подозрительно улыбается. Наверное, его надо предостеречь от того, чтобы он не натворил глупостей и не перегнул палку, но юноша слишком устал для этого. Да и его друг не маленький, уж сообразит как-нибудь. Не Хуайсан аккуратно свернул свой портрет и положил его в одну из своих книг. Посмотрел на него каким-то мечтательным взглядом с улыбкой на губах. А потом всё-таки отправился спать. *** Утро для Не Хуайсана началось раньше обычного. Сон был очень тревожным, потому юноша просыпался очень часто. Но в этом были и свои плюсы. Он не проспал. Стараясь не разбудить своих друзей, он встал с циновки и как можно более бесшумно привёл её в порядок. После переоделся и кинул печальный взгляд на веер, размышляя, стоит ли его брать, или он успеет всё ответить ещё до того, как все проснутся. В конечном счёте, схватил его и заправил за пояс так, чтобы видно не было и Лань Цижень не отобрал. Выдохнув и мысленно помолившись всем богам, юноша вышел из дома и направился к учителю. Оставалось только надеяться, что от волнения он не забудет всё, включая обычные слова. Сейчас в голове Не Хуайсана было всё, что он выучил. Предложения в его мыслях складывались очень красиво и правильно. Вот только будет ли так, когда придётся говорить вслух при Лань Цижене — это уже другой вопрос. Дорога заняла не так много времени, а учитель уже ждал его. Вместе с рисом, который так любезно рассыпали, чтобы юноша мог встать на него коленями. Вообще Не Хуайсан не мог его никак осуждать. На самом деле учитель просто старался выполнить свой долг и был совершенно не виноват в том, что одному из его учеников всё это было крайне неинтересно. Потому в этот раз, несмотря на всю усталость, юноша подавил в себе раздражение. В этот раз он сам всё это затеял и был не вправе отступать. Тем более так позорно. Даже не дав собраться с духом, Лань Цижень махнул рукой в сторону риса, безмолвно говоря, чтобы его ученик вставал туда. Что Не Хуайсан и сделал, закатав штаны. Раньше про такое наказание он слышал. Знал, что его страшного брата так наказывали, когда тот был маленьким. Однако лично ничего подобного не испытывал. Знал, что это неприятно, однако не мог представить, что настолько. Глаза тут же расширились от боли и удивления. Захотелось сразу согнуться и отползти подальше от этого проклятого места. Вот только он должен был стоять с ровной спиной. — Приступим, — даже не дав привыкнуть, начал Лань Цижень. Не Хуайсан не знал, сколько он так простоял. Отвечал он практически безупречно, лишь изредка начиная от волнения говорить слишком быстро и с запинками. Тогда учителю приходилось напоминать о том, что следует сбавить скорость, а потом слушал дальше. Ответы вылетали почти сами собой, и вскоре единственное, что занимало голову юноши, было его крайне неудобное и болезненное положение, которое никак нельзя изменить. От волнения и боли хотелось расплакаться. Однако он каждый раз заставлял себя глубоко вздыхать и делать свой голос твёрже. "Сейчас не то время и место, чтобы плакать," — напоминал себе он. Не Хуайсан не знал, могут ли кровоточить колени от стояния на рисе, но если нет, то он, как юноше казалось, должен был войти в историю как первый человек, с которым это всё-таки произошло. Достаточно замучив своего ученика различными вопросами, начиная от самый стандартных и заканчивая дополнительными, на логическую связь со всем, что было выучено раньше, Лань Цижень объявил об окончании этого мероприятия. Не Хуайсан тут же выдохнул. Ему уже начинало казаться, что эдакое "избиение младенцев" никогда не закончится. Сказав, что сдал всё юноша на все сто баллов, учитель тут же добавил, что снимет пять баллов из-за всего, что случилось. Возражений, естественно, не встретил. А Не Хуайсан как раз получил те свои баллы, на которые написал тест. Кажется, у него в жизни не было подобных оценок. И это было даже приятно. Вот только если это значило, что ему придётся так зубрить всё подряд, то, пожалуй, он откажется от этого. Всё-таки здоровье и нервы у него не железные. Наконец поняв, что он уже может подниматься, юноша сначала согнулся пополам, выдыхая и жмурясь. Он почувствовал, что глаза всё-таки заслезились. Но снова пришлось уговаривать себя потерпеть ещё немного. Вот он придёт в домик к Цзян Ваньину и Вэй Усяню и тогда уже сможет дать волю чувствам. И обязательно распишет своим друзьям по всех красках, какие мучения пережил. Поднимаясь на практически негнущихся ногах, Не Хуайсан пошатнулся и чуть не упал. От этого падения его удержали чьи-то руки, аккуратно придержавшие его за талию и вернувшие его в вертикальное положение. Юноша поднял голову и столкнулся с серыми глазами. Красивые. И следующую же секунду смутился от своих мыслей, поняв, кому они принадлежат. Рядом с ним чуть ли не в плотную стоял Цзян Ваньинь и смотрел на него чуть обеспокоенно. Не Хуайсан тут же отпрянул, снова чуть не упал, но в этот раз удержал равновесие и замер, шокировано смотря на друга. И чувствует, как к щекам приливает румянец, потому выхватывает свой веер и прикрывает им лицо. — Ты… ты в порядке? — ошарашенно спрашивает Цзян Ваньинь. — Я… да. Да, всё хорошо, — поспешно кивает Не Хуайсан, нервничая ещё больше. Почему-то сердце начало бешено колоться, слова в голове путаться, из-за чего юноша был не в силах произнести ни слова, и продолжал прятаться за веером, настойчиво отводя взгляд. — А ты здесь зачем? — стараясь сделать вид, что не случилось ничего необычного, спросил он. Сам прекрасно понимал, что причиной сложившейся неловкости послужил именно он, потому старался сгладить ситуацию, как мог. — Решил проверить, как ты. Всё-таки это наказание не из приятных. Идти можешь? Не Хуайсан кивнул, заставив Цзян Ваньина подозрительно прищуриться. Обычно юноша бы не отказался от того, чтобы построить из себя умирающего лебедя и заставить кого-нибудь помочь ему, лишь бы себе жизнь облегчить. Быстро осознав свою ошибку, он тут же заохал. — Но знаешь, колени болят. Кажется, если бы я постоял ещё пару минут, то они точно бы закровоточили. — Если бы ты несколько часов стоял, тогда может быть, — отозвался Цзян Ваньинь, подходя ближе. А потом вздохнул: — Давай я тебя отнесу. От такого предложения у Не Хуайсана дух перехватило. Пытаясь это обмозговать, он поднял веер ещё выше, чувствуя себя крайне уязвлённо. Да что ж с ним сегодня такое? Поглощённый своими мыслями, юноша и не заметил, как Цзян Ваньинь оказался прямо перед ним, аккуратно отведя руку с веером от лица и внимательно вглядываясь в него, пытаясь понять, что у его друга на уме. — Что такое? — спрашивает он, заставив Не Хуайсана вздрогнуть и снова поднять голову. Снова встретиться с ним взглядом. И снова все мысли спутались. Потребовалось пара глубоких вдохов, чтобы вернуть себе самообладание. — Ничего. Я проснулся слишком рано. Спать хочу, — складно соврал он, сразу же повиснув на руке друга, стараясь откинуть всё волнение и смущение, которое накрывало каждую секунду. — Так что да, придётся тебе меня отнести. Удобно устроившись на спине Цзян Ваньина и положив подборок на его плечо, Не Хуайсан вслушивался в собственное сердцебиение. Слишком быстрое и неровное. От этого он нервно перебирал в руках веер. И, разумеется, это всё просто не могло укрыться от самого Цзян Ваньина, который предпочитал никак не комментировать это. И юноша был благодарен. Сейчас ему было тепло, хорошо и спокойно. Слишком удобно и очень приятно. Какие-то вопросы со стороны друга могли запросто испортить всё это. А с причинами своего волнения Не Хуайсан обязательно разберётся чуть попозже, когда не будет хотеть спать. Когда голова будет соображать лучше.