Избавься от него

Сирена пронеслась по штабу, как громадное механическое чудовище, зацепив Сарухико острым железным крюком и вырвав из сна. «Нападение на башню Михашира», — ровным деловитым тоном сообщил дежурный из динамика. Сарухико сел на кровати с раздраженным вздохом, потер лоб и снова упал на подушку. Что за херня? Каким отбитым дикарем надо быть, чтобы посметь напасть на Золотого короля? Может, перепутали чего? «Нападение на башню Михашира», — повторил дежурный, и растревоженная ночь зашевелилась за стеной. Поднятые по тревоге оперативники впрыгивали в сапоги и хватали сабли, служебные машины вырывались из гаража, в воздух поднимались вертолеты, Авашима, бодрая и пылающая, будто и не спала, отдавала приказы, и все бодрились и пылали вслед за ней. Сарухико нарисовал перед собой эти картинки, резюмировав мыслью, что быть кабинетным червем просто замечательно. Вся эта суета его не касалась. Мунаката пригрозил вытащить его в поле, но пока не реализовал угрозу. Мысль о том, что капитан сейчас сам выброшен из уютной постельки, приятно пригрела злорадную душонку. Сарухико улыбнулся в темноте и заметил, что спать больше не хочется. Хлопнул ладонью по кнопке на стене над головой, зажег светильник. Часы показали начало третьего. Следовало перебраться за компьютер, подключиться к камерам, посмотреть, что там за дичь. Внутрь башни не заглянуть — системы Золотого клана закрыты даже для Скипетра-4, но, может, и снаружи что-нибудь видать. Два Дамокловых меча в небе над башней заставили Сарухико снять очки, хорошенько протереть их полой рубашки и снова надеть. Один был золотой — это ясно, а второй… неопознанный. Тусклый и неровно помигивающий, как будто в нем садилась батарейка. Нестабильный и чахлый, с неясным цветом и нечеткой формой. То ли умирающий, то ли рождающийся. Ничего подобного Сарухико прежде не видел. Что это такое вообще? Новый, восьмой король? И нахрена он нужен? Когда к мечам присоединился синий, Сарухико почувствовал дурацкое волнение в животе. Скипетр окружил башню и приступил к штурму. Политика невмешательства в дела других кланов в этот раз была отброшена, а, значит, происходило нечто чрезвычайное. Угроза Золотому сама по себе чрезвычайна до фантастичности. Чтобы устроить такое, нужно обладать наглостью, самоуверенностью и амбициями… Мунакаты. Сарухико откинулся на спинку компьютерного кресла, задрал лицо к потолку и растянул рот в нервной улыбке. Почему по ночам мозги засоряются какой-то лютой чушью? Но ведь Мунаката сейчас горит внутри, он возбужден идеей занять место Золотого. Не идеей даже, а перспективой, причем, довольно недалекой. Почему бы не приблизить влекущий момент овладения Сланцем самому? В бардаке сражений так удобно отправить Кокуджоджи на заслуженный покой и возложить вину на злодея-незнакомца. Мог Мунаката сам организовать нападение? Вряд ли. Может он им воспользоваться? Кто знает. — Тц, — оттолкнувшись ногами, Сарухико отъехал от стола и брезгливо скривился. Чертова паранойя. Он не приучен верить в людей. Мунаката слишком хорош, чтобы не подозревать его в каких-нибудь гадостях. Чем сильнее Сарухико проникался им, чем тверже становилась преданность, тем чаще он ловил себя на понимании, что ждет подвоха. А теперь, когда его чувства пошли вразнос, и гребаный капитан подменил собой все прочие смыслы жизни (которых, в общем-то, до него и не было), теперь болезненное стремление к поиску гнильцы сравнилось по мощи со страхом найти ее. — Дерьмо, — прошипел Сарухико, порывисто встал и пинком отпихнул кресло в сторону. В этой операции не требовалось его участие, он мог спокойно лечь спать. Настолько спокойно, насколько возможно, когда твои сослуживцы и командиры сражаются неизвестно с чем. Но разве Синий клан давал повод сомневаться в его боевых качествах? Скоро они наведут порядок, выслушают скупую вредную благодарность Золотого и вернутся в штаб. И тогда Сарухико второй раз за ночь притащится к капитану, чтобы… Просто притащится, и все. Улегшись в постель, Сарухико уставился в потолок и завис. Таким бесполезным он не чувствовал себя со времен Хомры. Может, действительно пора выползти из кабинетов на воздух? Пустить в дело синюю силу, полноценно прочувствовать ее, наконец. Ведь в этом и есть настоящее единение с королем — в использовании его силы. В том, чтобы стоять за его плечом с оружием наизготовку, а потом впасть в транс боевого танца, а потом степенно уйти, снисходительно оглянувшись на побежденных. Рука орудовала в штанах бойко и делала приятно. Фантазии и рука — восхитительный тандем. Под опущенными веками залило синим. Сарухико впервые увидел капитана в бою — в воображении, но экстатически живо. Сокрушительную элегантность и штормовую скорость его движений, светящийся задор глаз, вьюжную чистоту ауры. Азартную улыбку на мифически красивом лице. И взмахи плаща, как всплески бьющегося в скалы сумеречного океана. Улившись теплым и вязким, Сарухико обмяк и отяжелел в опустошающем облегчении, и рухнул в сон, даже не вытащив руку из штанов. *** Домиуджи, злобный, как бойцовый петух, топтался у умывальника с тюбиком зубной пасты. У него была сломана правая рука, а единственной доступной левой он пытался отвинтить крышечку, кривясь и шепча ругательства. — Давайте, помогу, — предложил Акияма с заплывшей гематомой половиной лица, но с дурацким позитивом в голосе, и забрал у него тюбик. — После такой ночки можно было дать выходной, — задушено бесился Домиуджи, подставляя щетку. — Что за хренота вообще? Я даже лечь не успел. — Ладно, все могло быть хуже, — успокаивал его Акияма. — По крайней мере, все наши живы. Сарухико, умываясь, внимательно слушал разговоры парней в душевой, но с вопросами не влезал. Все подробности приключений в башне Михашира он узнает из отчетов. Надо только получить разрешение официально вернуться в информационный отдел, а для этого дождаться капитана из медблока. После ночной заварушки туда потребовалось многим, и он, как положено, пропустил всех перед собой. Мощности их медблока не рассчитаны на битвы с какими-то кончеными королями. — Не буду я писать отчет, у меня рука в гипсе, — психовал Домиуджи. Сарухико повернулся к нему. — Я бы на вашем месте беспокоился об извилинах в паутине, — флегматично сказал он. Акияма прыжком отгородил их с вскинувшимся Домиуджи друг от друга, предупреждая конфликт. — Зачем вы так, Фушими-сан? — укорил он. — Сейчас и без того все взвинчены. Сарухико небрежно вытер лицо полотенцем, висящим на плече, и молча ушел. Контакты с людьми слишком утомительны, чтобы вступать в них без дела. Одеваясь у себя в спальне, Сарухико сообразил, что пережил эту ночь без гостя. Ники не притащился ни чтобы поддержать его паранойю, ни чтобы посмеяться над дрочем на пафосно-слюнявые внутричерепные картинки. Удивительно. В вестибюле медблока неожиданно приятно пахло. Не дезинфекцией и лекарствами, или, чего доброго, кровью, а какими-то нежными цветами. Сарухико сел на диван, оббитый белой искусственной кожей, и почему-то решил, что цветы эти должны быть фиолетовыми, мелкими и очень хрупкими, такими, что нельзя дотронуться до лепестков, не повредив их пальцами. Было пусто и тихо, квадратное окно в полосках жалюзи мутнело туманом. Совсем недавно Сарухико опасался этого места, а теперь зашел спокойно, и с какой-то ровной бетонной уверенностью в том, что обязан зайти. Совсем недавно ему казалось, что его могут здесь запереть. Совершенно идиотское опасение, учитывая, что штатного психиатра в Скипетре нет. Теперь, вслед за мыслью о фиолетовых цветах, потянулись бредни другого толка. Например, что здесь наверняка есть какие-нибудь мышечные релаксанты, хороший местный анестетик и, до кучи, мощное успокоительное. Ведь однажды от него потребуют того, для чего все эти вещи точно пригодятся. Вчера вечером, когда с него стягивали штаны, ему показалось, что кошмарный момент уже настал. Он изучил множество статей и постов разной степени адекватности на беспокоящую его тему, но информированность не развеяла страхи, а только укрепила их. Странно, что Ники до сих пор не подбросил своих дровишек в этот паникерский костер. Когда капитан вышел из кабинета врача, Сарухико спохватился и вскочил. Он так увяз в своих думах на замечательно удобном диване, что как будто забыл, для чего здесь сидит. А, собственно говоря, для чего? Зачем ему потребовалось непременно встретить Мунакату в медблоке? Тот сам не найдет отсюда дорогу, или что? Капитан выглядел неправильно. Был бледным, как туман за окном, ступал без привычной твердости и стати, с заметным усилием держа спину прямой. На форме — диагональный разрез через торс и огромное темное пятно впитанной крови. На нижней губе — алая ранка. Вид прокушенной губы окатил Сарухико водой с кусками льда, и стало так неуютно и досадно, что захотелось наорать на капитана, как на хулигана, плескающегося водой и кидающегося льдом. — Что такое? — спросил Мунаката очень тихо, поравнявшись с ним. — Почему ты здесь? Нездоровится? Сарухико поморщился от липкого стыда, стянувшего кожу. На кой черт он приперся? Просто чтобы увидеть этого чурбана как можно скорее, дотронуться, убедиться, что теплый, а значит живой. Но не будет же он лапать Мунакату в вестибюле медблока, хоть и пустом. Может, еще повиснуть на нем и обсопливить шею? Что за мелодраматическое дерьмо? — Нет, я… к вам, — на вопрос все же требовалось ответить, и Сарухико ответил, раздраженно выдохнув. Мунаката нахмурился. — Насколько срочно? — спросил он холодно. Почему от смущения и сожалений нельзя рассыпаться прахом, и чтобы тебя потом равнодушно замели в совок? — Не срочно. — В таком случае зайди в мой кабинет через полчаса. И ушел, не взглянув на растерзанного собственной нелепостью дурачка. *** В кабинете Мунакаты воняло куревом. Вот же дрянь. Суо постоянно дымил своими паршивыми сигаретами, теперь и этот будет? — Тц, — Сарухико демонстративно помахал ладонью перед лицом. — Могу я открыть окно? — Открой. Влетевшая в помещение сырость приятно охладила горящие щеки. Сарухико постоял немного у распахнутых створок, прячась от капитана за высокой спинкой его кресла. Было всерьез не по себе. Очень хотелось сказать что-нибудь… личное, но что конкретно — он не имел представления. Мунаката затушил недокуренную сигарету в пепельнице и отодвинул ту на край стола. — Я редко курю, — зачем-то сообщил он, как будто обязан был что-то объяснять. — Не буду при тебе, если тебе неприятно. Сарухико прижался животом к спинке кресла, склонившись лицом над глянцевой макушкой. Выбраться из укрытия он не находил в себе смелости, и мягким ногам не хотелось делать лишних шагов. За заграждением ему вдруг сделалось плюшево уютно, как человеку, наблюдающему за свирепой метелью из теплой комнаты и пушистого пледа. Но длилось это удовольствие недолго, потому что капитан, откинув голову, поднял на него лицо и взглянул в упор. — Не нужно беспокоиться обо мне, Фушими-кун, — сказал он прохладно, а потом улыбнулся. — Мои дела гораздо лучше, чем у Белого, ведь я на свободе. Белый король, восьмой король. Сарухико уже наслушался о нем за это утро. Один из членов Золотого клана, которого вдруг выбрал Сланец. По неясной пока причине, вместе с силой к нему пришло безумие, заставившее уничтожать собственный дом и соратников. Сила, которая к нему пришла, оказалась колоссальной, поэтому и «Зайчиков», и Синих изрядно потрепало. Но теперь этот лиходей утрамбован в самую укрепленную камеру Скипетра и скован по рукам и ногам, а значит, свое отбуянил. Сарухико отшатнулся от кресла, сжал и разжал кулаки, требуя от себя собраться. За заграждением было так хорошо, что этот фиолетовый выстрел взглядом без предупреждения показался настоящей диверсией. Но вообще-то Сарухико явился сюда не для соплей, а для дела. А потому он обошел стол и встал на свое привычное место, с которого зачитывал стандартные здоровые доклады до того, как с ним случился рецидив психоза. — Прошу разрешения вернуться к своим обязанностям в информационном отделе, — выдал он, сжав кулаки за спиной. Он начал фразу бравым тоном, но наткнулся зрением на ранку на губе капитана и позорно дрогнул. В целом Мунаката теперь выглядел лучше, чем в медблоке. Сменил комплект формы на целый и чистый, смыл кровь с рук. Наверное, подействовало обезболивающее, потому что лицо больше не было таким фаянсово-бледным и напряженным. Но эта маленькая ранка от зубов… От ее вида сердце как будто провалилось в колодец, на самое дно, где темно и холодно, и толща воды давит и плющит, выжимая жизнь. — Хорошо, — сказал Мунаката после короткого раздумья. — Но с двумя условиями. Первое — каждый день ты тренируешься с лейтенантом на площадке, как вчера, второе — каждую ночь приходишь ко мне в спальню. «…как вчера», — мысленно закончил его фразу Сарухико, обмирая. Трепет и жар в каждой клетке были такими мучительными, что захотелось побежать на площадку к Авашиме прямо сейчас. — Согласен, — ответил он, упрямо дернув челюстью. Вообще-то его ни о чем не спрашивали, но гордость потребовала ответить все равно. Мунаката поставил локти на стол и уложил подбородок на переплетенные пальцы. Улыбнулся так одобрительно и ласково, что сердце оттолкнулось от дна колодца и пулей вылетело на воздух, к солнцу. — Можешь получить свое оружие у интенданта, — сообщил он. — Заодно прихвати, пожалуйста, новый ремень для меня.