Избавься от него

Бар был ничего. Народу немного, музыка негромкая, цветные огоньки уютно перемигивались под потолком. Всю дорогу Сарухико пыхтел, сокрушаясь, как мог он согласиться на эту авантюру, и рефреном повторял в голове просьбу к таксисту остановиться и высадить его. Не то, чтобы, перешагнув порог бара, он резко расхотел домой под одеяло, но шок от своего решения присоединиться к парням несколько притупился. В конце концов, если пришибленный скромник Эномото способен провести вечер в питейном заведении в компании девушек, то он и подавно сможет. — Зря мы оделись в штатское, — усмехнулся Камо, первым, как подобает старшему, двигаясь вглубь зала. — Это было ошибкой. Акияма с горящим предвкушениями взором нагнал его, не желая отставать. — Почему? — удивился он. — В форме мы выглядели бы как пострадавшие в сражении бойцы, а не как маргинальное хулиганье, — Камо расхохотался и слегка обвел рукой зал. — Все смотрят на наши потрепанные рожи. — Ой, — Эномото остановился и взволнованно потрогал свою стесанную в битве с Белым челюсть. — Как мы могли об этом не подумать? Акияма радостно повернулся к напряженному Сарухико. — Ничего, зато мы дадим Фушими-сану отличный шанс закадрить девушку. Он единственный из нас выглядит прилично. — Точно, — поддержал его Камо. — Если бы не ваша роскошная лоснящаяся гематома на лице, Акияма-сан, вы бы, как обычно, забрали всех красавиц себе. Но в этот раз вы дадите шанс нашим девственникам. Эномото, сконфужено плетущийся в хвосте, запнулся и остановился. — Я не девственник, — буркнул он, глядя в пол. — Напрасно мы приехали. Может, вернемся в штаб? — Вот еще, — Сарухико начал раздражаться. — Начатые дела надо доводить до конца. — Вот это слова настоящего мужчины, — одобрил Камо и мучительно панибратски притянул его к себе локтем за шею. — Я знал, что из вас выйдет толк. Сарухико постарался не слишком перекоситься от этого вопиющего жеста. Акияма меж тем уже добрался до стойки и что-то воодушевленно объяснял бармену. Тот, профессионально покивав, приступил к процедуре смешивания. — Два взрослых и два детских, — пояснил Акияма, пододвигая спутникам готовые коктейли. — Тот, который с красным перчиком, для вас, Камо-сан, беречь от детей! — Мне уже можно взрослый, — оскорбился Эномото, беря предложенный ему безалкогольный. — Мм, вкусно, — попробовав, он подобрел. Сарухико заметил компанию девчонок за столиком у дальней стены. Они поочередно бросали взоры в их сторону, пихались и переговаривались, и хихикали так, как будто им тут комедийное шоу. Одна из девчонок мрачно таращилась в свой КПК, не обращая ни на что внимания, а высокий стакан воды со льдом, стоящий перед ней, был нетронут. Она сразу приглянулась Сарухико, и он решил, что нечего тратить время попусту, высматривая что-то еще. — Они вчетвером, как мы, — деловито сообщил он, повернувшись к парням. — Может, познакомимся с ними? Акияма вытянулся на стуле, став выше, оценил предложение и одобрительно причмокнул губами. — У вас замечательные очки, Фушими-сан, — жарко откликнулся он. — Право слово, они мне нравятся. Вы так отменно видите! — Я за то, чтобы ставить цели и добиваться их, — проворчал Сарухико, помнящий, зачем пришел. Камо поболтал остатки своего напитка, любуясь перчиком. — Не будь у нас нашего капитана, я бы пошел на край света за вами, — с придыханием выдал он, смеясь глазами. Напоминание о капитане придало Сарухико мужества и упрямства. Он непременно подцепит ту суровую девчонку с водой, даже если ему придется с ней целоваться. Даже если она прижмется к нему этой своей мягкой выпуклой грудью, когда он ее обнимет. Так надо, и точка. *** — Неужели пойдешь? — Ники, сидящий за компьютерным столом, оторвался от судоку и взглянул насмешливо. Сарухико в пижаме стоял у кровати, монотонно пиная деревянную ножку. Пнув слишком сильно, он скривился и вдарил другой ногой. — Придется, — плюнул он зло. — Я принял его кретинские условия. Самодурское правило посещать капитанскую спальню каждую ночь никуда не делось. Весь день Сарухико ждал отмены, но этого не случилось. Происшествие в кабинете ничего не изменило. Его хотели целовать, несмотря на яд. Ласкать, несмотря на стену протеста. Сжимать и связывать все туже, будто не понимая, что ничего хорошего из этого не выйдет, а выйдут только нервотрепка и хаос, разлад со здравым смыслом, ошибки и крах. — Ты сейчас по уровню пафоса переплюнул его, — заметил Ники, подслушивающий мысли, и погрыз кончик ручки. — Завтра нацепишь три ремня, да? Сарухико ухмыльнулся и перестал пинать кровать. От присутствия Ники вдруг стало легче, и разве это не разлад со здравым смыслом? — Я пошел, — сообщил он, гордо расправившись. — Не вздумай копаться в моем компьютере. — Зачем? — Ники за столом подпер висок кулаком и вернулся к судоку. — Я и так знаю, что ты гуглишь порнуху, а потом пытаешься залезать в себя пальцами по образцу. Сарухико охнул, полыхнув щеками, и решил не отвечать. Объясняться с трупами — еще чего не хватало. Но историю поисковых запросов решил не хранить. По пути к капитанской спальне Сарухико разработал план. Во-первых, извиняться за свое хамство он не намерен. Это была всего лишь защитная реакция на то бесконтактное и бессловесное морозное нападение. Во-вторых, он познакомился с девушкой и назначил ей свидание, а значит встал на здоровую стезю, и никаких больше постыдных экспериментов с пальцами. Акеми станет его главным оружием. Он заявит о ней прямо, четко дав понять, что не нуждается ни в каких извращенных играх. Что Скипетр для него — только место работы, и ничего более. Несмотря на позднее время, Мунаката встретил его в полном дневном облачении. Плащ, шейный платок, оба ремня — все на своих местах. Очки, крепость стана, серьезность лица — тоже на местах. Наверное, он хорошо закинулся таблетками, потому что никакого щемящего чувства неправильности его вид не вызвал, хотя ужасная рана на груди за двое суток зажить никак не могла. Его вид вызвал желание размазаться по его телу, как растаявшее масло — по горячему тосту, и одновременно с этим бежать галопом, матерясь и расшвыривая препятствия — чувства, уже ставшие почти привычными, а значит вроде как почти нормальными. — Проходи, Фушими-кун, — сказал Мунаката, быстро глянул на часы и поджал губы, будто Сарухико сильно задержался. — На столе документы, с которыми я не успел закончить. Разбери их, пожалуйста. Если возникнут вопросы, задавай. Заперев дверь, он уселся в кресло, раскрыл какую-то папку и уткнулся в бумаги. *** — Мне интересно, как он собирается объяснять Золотому беспричинное нападение на нейтральный клан, — Сарухико бормотал то ли с Ники, то ли сам с собой, выключая компьютер и зевая. — Зеленые сейчас ведут себя так тихо, что никаких поводов даже за уши не притянуть… Он занимался зелеными вопросами в своей комнате после основной работы в офисе. Иногда его дело плелось, как помирающая черепаха, изредка неслось, как валун с горы. Часто он все бросал, потому что не мог себя заставить. — Тебе кажется, что ты на что-то влияешь, а на самом деле просто мечешься в панике, — Ники зевал ему в такт, сидя на подоконнике на фоне черного квадрата, сливаясь с квадратом одеждой и волосами. Он был прав. Сарухико назвал Мунакату самодовольным индюком в лицо — ни один босс такого не простит. Понятно, что его держат в клане только для борьбы за Сланец, и как только все будет кончено, выкинут пинком. Неважно, оттягивать этот момент или приближать — он все равно настанет. Хотя, думать о борьбе за Сланец при живом Золотом довольно некрасиво. Кокуджоджи оказался чуть ли не единственным, кто не пострадал в ночь нападения на башню, и в целом не проявлял намерения в ближайшем будущем почить. — Тебе надо чаще гулять с Акеми, — сказал Ники, небрежно откинувшись головой на стекло. — Девушки не любят, когда про них забывают. Сарухико взглянул на него опасливо. Человек из плоти таким движением мог бы разбить стекло. — Еще чаще? — переспросил он с недоумением. — Мы гуляли на прошлой неделе. А вчера я написал ей сообщение. Ники ухмыльнулся: — Да ты просто сексуальный гигант. Сарухико встал из-за стола и замер, размышляя, идти в душ или лечь спать так. Сил на душ не было. Подумав еще немного, он принялся медленно стягивать обувь, решив, что ему неплохо чушком. Акеми оказалась нормальной, с ней можно было контактировать. Она почти все время молчала, почти никогда не звонила, сообщения писала короткие и по делу. Играла в умные игры, а не в какую-то разжижающую мозги дребедень. Не ныла, что устала, если они долго шли пешком. Целоваться с ней было не так уж ужасно. Противно, конечно — слюни эти, прижимания, тычки носами. Язык скользкий, фу, но если без языка, то ничего. Можно отвлечься на что-нибудь и перетерпеть. По крайней мере, не пробирало всего, не оглушало, не кидало в истерику и трясучку, как от поцелуя Мунакаты. Вот уж где подлинный кошмар. А со слюнями он кое-как справлялся — все как-то справлялись же, никто не травился. За руку ее брать — вообще легко. Руки она всегда мыла, когда они приходили в кафе — значит чистоплотная. Никакими удушливыми духами от нее не смердело. Ему очень повезло найти ее. — Если захочешь сделать ей комплимент, придумай что-нибудь другое, — посоветовал Ники, спрыгнув с подоконника. — Про то, что ты считаешь ее руки чистыми, не говори. Сарухико покосился на него недоверчиво и переспросил: — Комплимент? Ники вздохнул и забрался в постель. — Те трое, наверное, до сих пор в шоке, что ты не испортил им отдых, — предположил он задумчиво, помолчав. — Я их не спрашивал, — отмахнулся Сарухико, тоже лег и погасил свет. Тоже помолчал, подумал и, прикрывая рот краем одеяла, пробормотал смущенно: — Слушай, почему ты никогда не разговаривал со мной вот так, по-человечески? Ну, раньше… Ники снова вздохнул — протяжнее и тяжелее, чем до того. — Я и сейчас с тобой не разговариваю, бестолочь, я мертв, — ответил он с недовольством. — Просто тебя корежит то от стресса, то от тоски, и ты пытаешься прятаться за мной. Прячься пока, но недолго. Взрослеть все-таки когда-то надо. Возникла тишина, а в ней — шмыганье носом. — Не реви, — тотчас отреагировал Ники. — Я не реву! — рявкнул Сарухико и пихнул его коленкой непонятно в какую часть тела. — Ты за кого меня держишь вообще? Сарухико слегка простудился после последней тренировки с Авашимой на площадке. Снова был дикий ливень, он промок до костей, и никто не пришел переодеть его в сухое, а сам он решил, что ему плевать. Упал на покрывало, как был, и валялся, пока не уснул. Прислушивался к шагам в коридоре, звук которых на самом деле не проникал в комнату, но ему казалось, что он слышит набойки, и непонятно было, почему дверь не открывается, почему шаги постоянно мимо. Ему тогда приснилось, что он просыпается и находит чай на столике у кровати, но, когда проснулся по-настоящему, столик пустовал. — Теперь ревешь? — участливо спросил Ники. Теперь да. Сарухико вспомнил тот приснившийся чай. Иногда он думал, что первый, считающийся реальным, тоже однажды приснился. Когда зачитываешь Мунакате стандартный ежевечерний доклад, а тот молча собирает свою картинку и не поднимает головы, трудно думать иначе. Когда за почти три недели — ни единой улыбки и ни единого слова, кроме необходимых рабочих и до крайности уставных, то как не заподозрить очередные выверты своего дурного мозга? Наконец-то Мунаката почувствовал и признал чужое желание, а не подсунул вместо него свое. Или сам понял, что ввязался в безнадежное дело, спутавшись со своим клансменом. Может быть, желания наконец-то совпали. И все бы хорошо, но стало очень тяжело шнуровать сапоги. Перевернуться на другой бок в постели — тоже усилие. Дотащить себя до столовой — подвиг, причем, бессмысленный. Затолкать в себя еду — мучительный труд. Тоска, при которой нет сил нормально раздеться перед сном и завесить окно, когда за ним стемнело, придавила Сарухико к земле и забросала жирными глинистыми комьями сверху. Тоска, при которой отключаешься в раздевалке с носком в руках и сидишь так долго, что бдительный Камо спрашивает о самочувствии и встревожено предлагает проводить в медблок. При которой допустил идиотскую ошибку в документе и даже не устыдился, когда на нее указали. При которой Ники перестал издеваться, пожалев.