Избавься от него

После эвакуации постояльцев и персонала отель стал почти приятным. Распахнутые впопыхах двери, брошенные вещи, стаканы с недопитым кофе, чей-то развороченный чемодан в коридоре — элементы маленького хаоса смешивались с покоем опустения, создавая легкое щекотное удовольствие в животе. Приглушенная плавная песня, сочащаяся из динамиков, была довольно глупой, но почему-то хотелось ей подпевать. — Фушими-сан, не расслабляйтесь, — подал голос Камо, всученный Сарухико в качестве напарника в его первой полевой операции. — Затишье может оказаться очень кратким. Сарухико цыкнул для порядка, но молча признал его правоту. Хотя и считал, что в напарнике (вернее было бы назвать его нянькой) нет необходимости. Прошедшие дни были наполнены упражнениями, инструктажами, тестами и ценными советами от Авашимы, и Сарухико чувствовал себя всецело готовым к встрече с любым стрейном. А вот продолжать проводить дни с Авашимой он был не готов, а значит требовалось показать себя молодцом, не нуждающимся в дополнительном обучении. — Объект в конференц-зале на третьем этаже, — через пуговку рации сообщила Йошино из своего фургона с аппаратурой. — Быстрее всего попасть туда по черной лестнице через кухню, я разблокирую вход. На кухне лилась вода из незакрытого крана, и Сарухико, раздосадованный чьей-то безалаберностью, закрыл его. — Объект переместился в подсобное помещение на шестом этаже, — выдала Йошино. Сарухико кашлянул. — Шустрая сволочь, — пробормотал он. — Так можно до ночи за ним бегать. Камо добродушно усмехнулся. — А почему, считаете, на поимку одного-единственного хулигана отправляется целый отряд? — он как-то не по-деловому подмигнул. — Потому что отряд состоит сплошь из слабаков и бестолочей, верно? Сарухико кашлянул снова. Да, он считал примерно так, но слова, нормально звучащие в его собственной голове, из уст Камо звучали несколько неловко. — Я вас бешу, да? — буркнул Сарухико, следуя за напарником по узкой черной лестнице. Не то, чтобы его это сильно занимало, но момент показался подходящим, чтобы разжиться дополнительной информацией. — Вовсе нет, — дружелюбно отозвался Камо. — Новичков всегда ставят мне в пару, потому что я хороший. — Тц, я не об этом! Конференц-зал был усыпан осколками разбитых ламп, которые чем-то помешали сланцевому засранцу. Горшки с цветами ему тоже чем-то помешали, а на пятне рассыпанного грунта выделялись близко расположенные параллели следа маленьких колес. Сарухико сразу не понял, почему он дернулся от вида этих линий, а потом понял и дернулся снова. Камо замер на секунды над линиями, чтобы сделать фото и переслать Авашиме. — Мы полагаем, что, если капитан принял в клан… юношу с неоднозначным прошлым и сразу назначил его на ответственную должность, значит, на то были основания, — ответил он на успевший подвиснуть вопрос. — Вы хотели сказать, малолетку-предателя? — колко уточнил Сарухико, раздраженный тошнотворной политкорректностью. Да и плевать, вообще-то, бесит он их всех или нет. Нашел, чем забить себе голову. — Видим объект, — энергично сообщил из воротника Бензай. — Покинул подсобку, движется по коридору шестого этажа. Преследуем. — Поспешим, — Камо ринулся к лестнице, не забыв оглянуться и проверить, не отстал ли малыш. — Не уничтожить, а захватить, — напомнить прописную истину он тоже не забыл. Сарухико зашипел сквозь зубы, прыгая через ступени. Авашима вытоптала ему мозги постулатом, что назначение Скипетра-4 — контроль, а не уничтожение. Будто он какой-то отбитый дикарь, которому только дай грохнуть кого-нибудь. Видимо, так они вообразили себе наследие Хомры. *** — Писать собственный отчет совсем не так весело, как вытрясать их из других, да? — Домиуджи хохотнул у самого порога и быстро скрылся из офиса, чтобы не получить ответ. Сарухико и не собирался ему отвечать. Он чувствовал себя выжатым, как после приступа борьбы с призраком, и таким же одиноким в своих чувствах, хотя в этот раз его чувства разделяли. Стрейн, которого они после изнурительной беготни зажали-таки в прачечной, смотрел на него доверчивыми глазами Анны и нервно дергал маленькими кулачками подол красного платья. Как и все, Сарухико понимал, что это обман и что стрейн играет с их сознанием, но сражаться с существом, неотличимым от Анны, все равно было тяжко. По пути в штаб этот утырок сменил облик еще десяток раз, и от каждой новой маски кто-нибудь дергался и бледнел. Утырок успел побывать даже Мунакатой, и в тот момент вздрогнули все разом. Но, глядя на настоящего Мунакату, копающегося пальцем в горке цветных картонных кусочков, Сарухико внутренне насмехался над стрейном с его жалкой пародией. Никогда — ни в полутьме, ни больным, ни пьяным, ни мертвым не спутать подлинник с подделкой, поставь их рядом. — Что-то еще, Фушими-кун? Доклад бы завершен, и Сарухико молча таращился на капитана, не уходя и ничего не добавляя к сказанному. Он задумался об оригиналах и копиях, а затем о том, что однажды стряхнет эти мелкие картонки на пол одним резким движением руки, разнеся к чертям домики, кораблики и зеленые пейзажики, такие занимательные и важные, что от них взгляд не оторвать ни на секунду, сколько этого взгляда ни проси. — Вероятно, вас интересует, как прошло мое первое полевое задание? — предположил Сарухико с вибрацией нервного смеха в голосе. Ведь не может же быть такого, чтобы этому деревянному херу сначала было не плевать на него, а потом резко стало совсем плевать. — Лейтенант Авашима охарактеризовала твою работу как удовлетворительную, — отозвался Мунаката скупо. — Ее оценки мне достаточно. В своем воображении Сарухико долбил планшетом по столу, а на деле стоял смирно и собирал в кучку лицо, норовящее расползтись психической улыбкой. Орать внутри себя он за прошедшее время устал, а заорать наружу не мог. Но чувствовал, что вот-вот, еще чуть-чуть, и сможет. Ведь это очень утомительно — когда всегда внутри. Внутри просить дотронуться, просить повернуться в его сторону в додзё, когда ему так хорошо удается спарринг. Просить заглянуть в офис, когда он снова засиделся за полночь. Просить заметить его синяк на лбу и разбитый кулак. Просить подсесть поближе за очередным ночным разбором документов, а потом вышвырнуть документы и пригласить в постель. Просить услышать извинения, которые он вопит всем телом, за исключением рта. Сарухико аккуратно положил планшет на край стола и ушел к окну, за спинку кресла. Он помнил, что это хорошее место, уютное, как одеяло, из которого наблюдаешь за пургой. Он сел там на пол, привалившись к обивке боком, и решил, что останется. Пусть деревянный хер собирает картинки, изучает отчеты, общается с чинушами, дает поручения Авашиме, пьет чай и занимается прочими своими делами, а он тут тихо посидит. Место ведь на самом деле хорошее. Вскоре появилась Авашима, и началось долгое чаепитие. Сарухико сразу поджал ноги, чтобы его точно не было заметно, и разозлился на неудобства, но потом стал слушать разговор и от неудобств отвлекся. Командиры обсудили готовящуюся крупную операцию, и только что захваченного стрейна, и уровень Вайсмана Суо (слегка колеблющийся), и уровень Вайсмана Мунакаты (идеальный), и прибившегося к штабу кота по имени Куро, которого прикормил Зенджо-сан. Потом Зенджо-сан присоединился к ним, и начались обсуждения оснащения спортзала (нуждающегося в пополнении), и новых рекрутов (в целом не вызывающих нареканий), и нового напитка в баре Хомры, который Авашима сочла «несколько экстравагантным, но стоящим внимания» (лейтенант посещает вражеский клан и сообщает об этом?). Потом Сарухико проклял всех троих, потому что прятаться за креслом на полу приятно по собственному желанию, а не когда уже отсидел на жестком весь зад, а вылезти не можешь. Когда гости, наконец, отчалили, пол перестал казаться таким уж жестким, и, вроде бы, можно было еще посидеть. Но Мунаката встал у окна, постоял немного, рассматривая жалкую насупленную тушку внизу, и спросил: — Хочешь прогуляться? *** На крыше ветер сшибал с ног. Черное небо в туманной мути нависало низко и осязаемо, как будто пыталось всосать в себя слишком приблизившихся к нему человечков. Город, лежащий под небоскребом, дрожал размазанными дымкой огнями и казался далеким, словно принадлежащим другой цивилизации. Волосы стегали по лицу, плащ стегал по ногам, в ушах выло. Голова кружилась, лицо немело, позвоночник щекотали навязчивые перышки. Сарухико совершенно не нравилось это место, оно казалось агрессивным и изгоняющим, а вовсе не романтичным. Соглашаясь прогуляться, он думал о саде у штаба, а не об этом. — Ты боишься высоты? — Мунакате пришлось повысить голос, чтобы быть услышанным. — Этого нет в твоей анкете. Сарухико помотал головой. Он не боялся высоты. Никогда не забирался на нее и не боялся. Мунаката неторопливо двинулся к краю, а потом вскочил на широкое бетонное заграждение. Сарухико согнулся, схватившись за скрутивший смерчем живот. — Пожалуйста, слезьте оттуда! — крикнул он, чувствуя, как чернота неба медленно просачивается внутрь его черепа, и понимая, что, если ее просочится слишком много, он просто вырубится здесь. Мунаката повернулся и протянул к нему руку в подзывающем жесте. — Вот уж нихрена! — Сарухико даже топнул от возмущения. — Не пойду! Он топнул снова и пошел. Крыша качалась под шагами, как палуба маленького катерка. У самого парапета она стала мягкой, как мшистые болотные кочки, а тошнота поднялась из желудка и сдавила спазмом горло. — Залезай, — сказал сверху Мунаката и поправил очки. Спихнуть садиста? Элементарно — лишь немного подтолкнуть вперед, и все. Разом отвалится столько мучений. — Что у вас за развлечения такие? — Сарухико с усилием протащил вопрос через сжатое горло. — Зачем? Капитан молча отвернулся от него. Стоял на краю, трепался ветром, лоснился от осевшего на форму и кожу тумана. Не торопился, не напрягался, и не сомневался, что его больную волю исполнят. Как только смогут вдохнуть скукожившимися от страха легкими, так сразу. Забравшись на парапет, Сарухико встретился с чужим городом внизу вплотную, врезался в него грудью. Кости размякли, как размоченное в воде мыло. Он не орал дурную ругань только потому, что горло было передавлено, а все слова забылись. Но когда, накушавшись его страданием, Мунаката вновь заговорил, слова вспомнились. — Теперь возьми меня за руку и, когда скажу, прыгай. — Хера с два! — вспомнил Сарухико. — Я не настолько ёбнулся! Мозг отказывался верить в происходящее. До такой дикости не додумался бы даже Ники в своих приколах. Может, это снова глюки? Может, Сарухико стоит тут один и терзает себя сам, доведенный тоской до критической грани? Пальцы неловко потрогали капитанский рукав — на ощупь реальный. Съехали вниз, до голой ладони, стиснули ее. Она оказалась теплой и расслабленной, и не стиснула в ответ. — Это не приказ, а просьба, — сказал Мунаката, глядя вдаль. — Я хочу, чтобы ты сделал один шаг. Сможешь для меня? Сарухико сжал его руку со всей силы, очень стараясь наделать синяков. Пусть они останутся на недолгую, но все-таки память. — Только не отпускай, — напомнил капитан. — Смелее. Давай. И Сарухико шагнул. Ветер сразу озверел настолько, как будто был загнан в бутылку и вынужден бесноваться в тесноте. Вся мощь его сконцентрировалась в узком столбообразном пространстве, сделав воздух плотным и упругим, как мармелад, а тело легким, как снежинка. Ровное снижение перемешивало внутренности и меняло местами позвонки, но не грозило неминуемой смертью. Плывущие внизу улицы постепенно расширялись и наполнялись деталями. Небо отдалялось и больше не стремилось всосать в себя забравшихся к нему на порог человечков. Дорожка пустого ночного парка ловко поймала собой ступни. Удара о землю не было, но колени все равно подломились, и Сарухико повис на Мунакате, вдавившись в его грудь до боли в ребрах. — Зачем? — шепнул он и от душевного переполоха куснул шею, с трудом пробравшись к ней через преграду высокого воротника. — Зачем? — он куснул снова. Мунаката успокаивающе гладил его по спине. — В основном, чтобы эффектно и пафосно появляться перед ждущими меня людьми, — с тихим весельем ответил он. — Сейчас зачем?! — шепотом рявкнул Сарухико и укусил крепко, стараясь сделать больно и хоть чуть-чуть отомстить. — Чтобы узнать, прыгнешь ли. — Зачем? — Мне это важно. Сарухико оглох. Красные точки замельтешили перед глазами, образовали скопления и вспыхнули. Аккуратно отодвинувшись, он создал между собой и капитаном зазор, в виду невинный, но подготовленный для удобства размаха. И врезал кулаком по сволочной морде, вложив в удар столько чувства, чтобы себе никаких чувств не оставить.