---
— Ёнбок, — снова обратился к нему Хенджин, с нескрываемой тревогой смотря в бездонные карие глаза, покрасневшие и слегка опухшие, всё избегавшие его взгляда и снова наполнявшиеся влагой, как только они сталкивались, и брюнету думалось, что так быть не должно. Феликс не должен выглядеть таким. Таким изувеченным. Будто только коснешься, будто только попробуешь помочь — сразу же появятся трещины, которые, в конце концов, полностью покроют хрупкую душу, разрушив до основания. Ведь каждый летальный исход когда-то является лишь маленькой угрозой. Поэтому Хвану страшно. До трясущихся рук и сбитого темпа биения сердца страшно. Настолько, что он и сам начинает чувствовать жжение в носу и приближающийся потоп, который вот-вот должен был победно потечь по белоснежным щекам. — Пожалуйста, я хочу помочь тебе, — брюнет попытался коснуться его руки своей, но тонкая, смуглая рука Ли моментально отдернулась, заставив парня зашипеть от боли, ибо он ударился ей о стену, той самой раненной ранее рукой. Феликс сделал шаг назад и плавно сполз по этой же стене, не обращая внимания на неприятное ощущение трения о шероховатую поверхность, наверняка очень грязную, ведь на крыше школы никто не убирался с самого момента ее постройки, но сейчас это было абсолютно неважно, потому что в зажмуренных до невозможности глазах сейчас витали искры, а рука будто бы вот-вот должна была разорваться на части. Он взвыл, а Хенджин упал на колени, испуганно смотря то на руку, то на веснушчатое лицо, не зная, что же ему делать. Ликс же даже не говорит, что у него за травма. Или все-таки правда порезался просто? — Феликс, ты… — снова абсурдное «Ты в порядке?» пытается вырваться, но Хенджин прикусил язык, пытаясь подобрать другие, более подходящие слова. — Я больше не буду пытаться тебя коснуться, только не уходи, я… прости, что не подумал! Мне жаль, Ликси, только не закрывайся снова, пожалуйста, — Хенджин уже искусал губы в кровь, всё пытаясь утешить друга, пока тот корчился от боли, ему хотелось обнять, прикоснуться и погладить, подарить тепло — только так он умел показывать свое присутствие и поддержку, но Феликс… кажется, совсем не такой, он боится касаний, и эта модель поведения ставит Хвана в тупик. — Не… не называй меня Ёнбоком, — попросил блондин почти шепотом, будто кто-то может их услышать, когда острая боль отступила, оставляя после себя лишь пульсирующие волны отчаяния, припал затылком к той же самой стене, наблюдая, как Хенджин садится рядом, полностью повторяя его позу. — Мне не нравится это имя. — Правда? — Хенджин бросил виноватый взгляд на друга, пытаясь унять нарастающее в груди желание прикоснуться к Феликсу, ведь веснушки и родинки на его покрасневших щеках так и бросались в глаза, привлекая внимание совсем некстати. — Прости, Феликс, но могу ли я спросить, почему оно тебе не нравится? Блондин съежился, услышав вопрос, но, прикрыв глаза и сделав глубокий вдох, начал говорить, ведь было очевидно, что Хенджин задаст этот вопрос. Правда, Ликс не думал, что и вправду сможет рассказать. Наверное, Хван какой-то особенный, раз ему он доверяет… — У меня проблемы, Хенджин, — охрипшим голосом поведал Феликс, шмыгнув носом. — И мое имя постоянно мне о них напоминает. — Проблемы? — брюнет напрягся, переплетя пальцы свои рук в замочек и закусив щеку изнутри. — Давай решим эти проблемы вместе. — Всё не так просто, — Феликс снова шмыгнул, а взгляд забегал по лицу брюнета, ища в нем поддержку, ведь говорить об этом ужасно сложно. — Они делают ужасные вещи, Хенджин, и заставляют меня участвовать в этом. Я не могу сбежать от всего этого кошмара, — он прикрыл лицо ладонями, пытаясь сдержать снова подступающие слезы. Сейчас точно нельзя. Пока Хван здесь, рядом с ним и слушает его — нельзя. Вдруг он разочаруется в нём? Может быть, почувствует отвращение, а может, вообще уйдет? Если бы он так поступил, Ли бы его понял, но это не отменяет того факта, что ему было бы чертовски больно. — И что ты теперь обо мне думаешь? — он неряшливо усмехнулся, опустив взгляд на свои колени. — Я оказался совсем не таким, каким ты меня представлял. Хенджин приоткрыл рот от смятения. Феликс, оказывается, так много еще не рассказывал ему, хотя он и не должен был ему все о себе докладывать с первой встречи, конечно нет, но такие открытия заставляют совершенно по-новому увидеть человека. И именно сейчас Хван увидел его с совершенно другой стороны. Что же Ли терпел, пока он слепо видел в нем лишь улыбчивого мальчишку с милыми веснушками… Хенджин, ты такой эгоист. Сколько еще людей будут нуждаться в тебе, пока ты ничем им не можешь помочь? Ты же видел, как он плакал. Но не помог. И зачем ты снова сломал эту стену, если не собираешься помогать? Снова подпустил к себе… а ведь ты абсолютно никак не поможешь. В который раз. Убежишь сразу же, когда надоест. — Я надеялся, что хотя бы в этой школе все будут адекватными, без всяких ублюдков, которые почему-то всегда выбирают мальчиком на побегушках именно меня. Сколько школ и стран мне надо сменить, чтобы меня оставили в покое? О-ох, — Ликс рухнул головой брюнету на плечо, потому что он больше не выдерживал ее веса. Ему всегда становилось плохо, когда он пытался говорить о своих, сжигающих душу и превращающих ее в безжизненный серый пепел, проблемах, и этот случай не был исключением. Правда, в этот раз он оказался на плече друга, которому полностью доверял. Доверял даже свои секреты и даже свою боль, а это очень многого стоит для Феликса. Хван под ним вздрогнул, когда почувствовал на плече чужую голову, но не повернулся, скорее, застыл, удивленный такому Ликсу. Только что руку отдергивал, не желая прикосновений, а теперь вот, на тебе, пристроился на плече! — Почему ты не сказал мне об этом всём сразу, глупый, — Хенджин и не заметил, как положил свою голову на голову младшего, прикрыв уставшие глаза, представляя Ли, который постоянно бежал, не в силах дать отпор, как загнанный в угол заяц. И даже такой Феликс, познавший подростковую жестокость, до сих пор находит в себе силы улыбаться и заводить друзей? Хотя, чего удивляться, Хан Джисон такой же. — Мы бы помогли тебе сразу же. — Думаешь, я не пытался выбраться? — он вздохнул. — Вы ничем мне не поможете. — Феликс, — Хенджин сказал это строго, будто отчитывал, но нет, он просто волновался. — что они с тобой делали? — Но он не дождался ответа, поэтому повторил: — Феликс, что… Феликс резко убрал свою голову с плеча Хенджина, а тот поднял голову, как только почувствовал, что Ли зашевелился, после чего рывком поднялся на ноги. Его немного занесло в сторону и он чуть не упал, но ему удалось удержать равновесие. — Ликс… — встревоженно обратил на себя внимание тоже вставший на ноги Хван. — Ты мне не доверяешь? Я думал, всё иначе… — он стал нервно кусать и без того истерзанные стрессом губы, смотря поочередно то в один медово-карий глаз, то в другой, а они смотрели в ответ томно, неописуемо тяжелым взглядом. — Ох, Ликси, ты такой невероятный, в самом деле… — он заправил за ухо персиково-блондинистые пряди, ожидая, что Феликс снова оттолкнет его, он тот лишь неловко взглянул и опустил голову, удивленно моргая. — Когда я встретил тебя, я даже представить себе не мог, насколько ты сильный. — Что за чушь, Хенджин, — он прищурился, поморщив веснушчатый нос. — Если бы я был сильным, не плакался бы тебе в плечо целых пол часа, а теперь еще и прогуливая урок. — Когда-нибудь я обязательно покажу тебе, насколько ты силен духом, раз ты сам этого не видишь. — Хенджин тоскливо улыбнулся, стряхивая пыль со своих брюк и снятого только что пиджака. — Но… Феликс, — он вспомнил кое о чем еще, что не давало ему покоя. — Твоя рука. Что с ней на самом деле? — Да ничего, говорил же, порезался. Скоро заживет, — Ликс машинально одернул рукав пиджака, чтобы бинта не было видно, а затем принуждённо улыбнулся, обнажая верхний ряд белоснежных зубов. — Ты печешься обо мне больше, чем моя мама, — буркнул. А Хенджин на это лишь пихнул его легонько кулаком в плечо, как сделал это Феликс в их первую встречу. — Ты правда можешь доверять мне, Ликс. Знаешь, — парень опустил взгляд на свои кроссовки, смущенно сведя брови. — Чтобы ты не сделал, я никогда тебя не оставлю. Феликс широко улыбнулся, прищурив сияющие глаза, в которых сейчас, как казалось Хвану, сияло само солнце, а затем приблизился к его уху, напоследок добавив: — Пожалуйста, сдержи своё обещание, хорошо? А затем убежал. Но если бы Хенджин знал, что это будет их последним нормальным разговором, то он бы ни за что не отпустил его, не позволил бы уйти, схватил бы его руку своей и не отпускал. Вечность бы говорил с ним, слушал, но не отпускал бы… Но он не знал. Он слишком многого еще не знал… И это было его роковой ошибкой.---
На следующий день Феликса в школе не было, что настораживало Хвана, поэтому он весь день был как на иголках, в каждом уголке неосознанно выискивая блондинистую макушку, но потом, уставший от этого, пошел на тренировку, надеясь выбить из своей бесполезной головы тревожные мысли. Стоит наконец взять у Феликса его номер, но вот удачный случай все никак не подвернется. Уже поздним вечером, когда стемнело и он переодевался в раздевалке, слушая какую-то болтовню Джисона и Чонина — мальчика на год младше, который недавно начал заниматься футболом, но уже показывал неплохие результаты, поэтому на зимние игры, как все ребята считают, тренер возьмет его в основной состав, ему кто-то написал, но он не сразу обратил внимание на пришедшее уведомление. — Слушай, а пойдешь завтра после школы со мной гулять? — предложил Хан, роясь в своем шкафчике. — Я тебя со своими друзьями познакомлю, думаю, вы хорошо поладите. — Твоими друзьями? — задумался Чонин, зарывшись рукой во взмокшие после тренировки черные пряди и растрепав их. — Хён, я там, наверняка, самый младший буду, не будет ли вам скучно в моей компании? — не дождавшись ответа добавил он. — Да брось, год — не такая уж и большая разница, — улыбнулся робости младшего Джисон. — Да, Чанбин? Вот он вообще со студентами только и общается, видишь, — он показал на Со, пьющего какой-то протеиновый коктейль, указательным пальцем, страдальчески вздохнув. — Даже не посмотрит в мою сторону. Думает, с нами скучно. Хотя сам он скучный, раз водится только с нудными студентками! Или это из-за того, что они покупают тебе алкоголь, а, Чанбин? Все-то думают, что ты правильный спортсмен, — усмехнулся. — Да отвали ты, ни с какими студентками я не вожусь! — Чанбин нахмурился, бросив бутылку в рюкзак, мигом натянул на себя черную куртку и, стрельнув взглядом на шатена, заявил: — Зачем ты вообще здесь ошиваешься? Чтобы мозги всем вокруг выносить? Пол года уже, как запретили заниматься футболом, а ты всё приходишь на тренировки. Зачем? Чтобы мешаться тут? Ну молодец, у тебя это отлично получается. — Ты… — процедил сквозь зубы Хван, уже вмешавшись в диалог. — Или всё мечту свою отпустить не можешь? Уж смирись, эта дорога для тебя теперь закрыта, — Чанбин уставился на застывшего Хана, в карих глазах которого отразился океан отчаяния, который он так тщательно старался скрыть улыбкой, а затем ушел, громко хлопнув дверью. — Вот же… Мудак! — пробормотал в слух Ян, кинув свой кроссовок в дверь, за которой только что скрылся тот, кто, возможно не специально, но растоптал еле держащегося на плаву Джисона, потому что сейчас он резко шмыгнул носом, прикусив до побеления нижнюю губу зубами, которая тут же стала вишнево-красной от прилива крови, а затем выбежал из раздевалки, игнорируя пытающегося его успокоить Хенджина. — Блять… — безэмоционально бросил Хван, громко падая на лавочку. — Вот ублюдок, — он обхватил руками голову, растормошив черные пряди, приведя свою прическу в полный беспорядок. — Ну почему всё так! — крикнул Хенджин, в итоге все-таки решившись и выбегая из раздевалки следом.---
После того, как случилось всё то, о чём я сожалел очень долго, Я снова возник и в бессонницы миг осознал, моё сердце… Не смотря ни на что, оно снова трепещет, поёт,
А всё думаю и не решаюсь спросить, может ли петь так твоё?
Джисон прикрыл уставшие глаза, откинув голову назад, затылок болезненно столкнулся со стеной, но сейчас эта боль волновала гораздо меньше, ведь душа болела так, будто он только что окунул ее в огонь, а она, сгорая, как исписанный лист бумаги в костре, кричит и просит о помощи. Его рвет на части от всего того, что было обещано, но в итоге осталось лишь черной кляксой на его сердце, сейчас уже захлебывающимся в этих чернилах. Слишком много попыток. И все неудачные. Наверное, каждый что-то обещавший ему когда-либо, никогда не выполнял своих обещаний. Даже он сам. — Ты такой молодец, милый мой… — девушка с длинными каштановыми волосами, собранными в косу, ласково улыбнулась, обнажая слишком рано появившиеся в уголках губ морщинки. — Мама очень тобой гордится. — Обещаю, что стану настоящим футболистом, и тогда ты будешь всем говорить, что я твой сын, а они будут тебе завидовать! — воодушевленно заверил Хан, горящими глазами смотря на поставленный только что на полку золотой кубок. Первая игра и первая победа. — Сон-и, дорогой, главное, будь счастлив, — она подошла к маленькому сыну и заключила в теплые материнские объятия, вытирая предательски капающие слезы, дабы сын их не заметил. — Будь счастлив и исполни свою мечту, а я всегда буду за тебя болеть, хорошо? — Хорошо, мам, — сказал Джисон и обнял маму крепко-крепко в ответ, как могут только дети. Но он даже это обещание не смог выполнить. Последнее желание его матери, оставившей его из-за смертельной болезни, которую она тщательно скрывала от мужа и сына до последнего. Она всегда была на его стороне, в чем бы он не участвовал, она всегда приходила и болела за него. Но когда он стал старше, мальчики засмеяли его за это и он попросил маму больше не приходить на его игры. А сейчас… Он бы все отдал, чтобы она пришла хотя бы на его последнюю игру. Неудачную, позорную, но это ведь не важно. Важно, что был бы рядом человек, который даже после поражения верит в тебя. Сейчас хочется лишь снова ощутить ту поддержку и заботу, снова увидеть, что кому-то на него не всё равно. Но даже если бы у него была возможность встреться с ней сейчас, что бы он ей сказал? Он бы стыдливо опустил голову, извиняясь за то, каким ужасным и ничтожным вырос. Вот, даже спорт пришлось бросить из-за проблем с позвоночником после перелома. А самое унизительное: он до сих пор не может оставить эту несбыточную мечту, которой дышал с самого детства, и которую так сурово сегодня растоптал Чанбин. Джисон посмотрел на свои руки, такие тонкие и слабые… Он слаб не только физически, но и морально. На что он вообще годится? Такой бесполезный и ни на что негодный. Ведь он даже любить не умеет. — Нам нужно расстаться, Джисон, — сухо произнес заветные слова Минхо, смотря в стеклянные, точно ожидавшие, но не принимавшие эти слова глаза Хана. — Я… — ступор, невозможность сделать и вздоха, будто легкие вырвали вместе с сердцем за один миг, и предательски подкосившееся ноги, словно он плюшевая игрушка, а не человек. — Минхо, прошу… Что я сделал не так? Я исправлюсь! — он вышел из оцепенения и схватил родные, холодные из-за погоды руки, прижимая их к своей груди. — Я исправлюсь, Минхо, просто скажи, что мне… сделать… — но он не смог договорить, потому что начал рыдать, ведь Ли выдернул свои руки, разворачиваясь и уходя. Но парень обернулся, когда был еще достаточно близко чтобы увидеть каждую слезинку, стекающую по щекам и падающую на снег. Мысленно прощаясь с ним и их общими воспоминаниями, сделал глубокий вздох, видимо, ему самому было очень трудно принять такое решение. Да, так и было. Минхо очень чувствительный, но он всегда старался выглядеть сильным для других. И когда перед ним предстал такой сломленный, дрожащий, плачущий… любимый Джисон, которого он целовал и обнимал каждую ночь перед сном, лишь бы тому снова не снились кошмары. Он сказал достаточно громко, чтобы парень услышал: — Ты все еще любишь его, да? — кривая успешка. — Я устал быть всего лишь заменой, Хан, — он отвел взгляд на грязный дорожный снег, который нещадно давили и загрязняли проезжающие мимо них машины, а ведь сейчас он прекрасно передавал его душевное состояние. — Я вернусь, когда ты полюбишь именно меня, а не мою тень, напоминающую тебе Хвана. И ушел, оставляя Джисона задыхаться, упав на четвереньки на холодный снег. Так и закончилась еще одна попытка Хана выполнить данное маме обещание — стать счастливым. Больно, блять, ужасно больно. Хан задыхался от собственных чувств, сидя на крыше и смотря на пасмурное небо, рукой сжимая футболку в области груди. Кто-нибудь, вырвите ему уже сердце… Лишь бы болеть перестало. Кто угодно… — Джисон… — послышался запыхавшийся голос, и через пару секунд к нему подбежал Хван, обессиленно упав перед ним на колени. Всю школу оббежал, а на крышу пойти додумался в последнюю очередь, дурак. Они ведь раньше часто тут зависали вдвоем, неудивительно, что он пошел именно сюда. — Ханни, все хорошо, — обнял его, положив свою голову ему на плечо. Хан был ему дорог, очень дорог, и видеть его слезы — как ножом в самое сердце. — Зачем ты пришел? — прошептал шатен. — Что за глупый вопрос, Ханни, — обратился Хенджин, гладя его по спине, потом улыбнулся, когда заметил, что плечи Джисона стали меньше дрожать. — Я волнуюсь за тебя. — Ну вот опять, — зарыдал, схватившись за его бежевую толстовку и сжав ее в своих руках до тряски. — Зачем ты даешь мне ложные надежды, Джинни? У Хвана дар речи пропал, он стыдливо сжал губы. — Я правда хочу помочь тебе справиться с этим, — он прикрыл глаза. — Я не могу оставить тебя одного, просто не могу. — Но ты же уже нарушил свое обещание, ушел, когда нужен был мне больше всего. Когда умерла моя мама и я начал сходить с ума, Джинни, что ты сделал тогда? — прерывисто говорил Джисон, давясь от кома в горле и слез. — Оставил меня, ушел, хлопнув дверью, а потом целых два года делал вид, что никогда меня и не знал. Так зачем вновь возвращаешься, делая только хуже? — Прости… — Хенджин положил свою крупную ладонь на щеку Джисона, прося прощения, и ему правда было ужасно жаль, но если бы все было так легко и они до сих пор были бы вместе, счастливо проживая свою юность, то это не было бы жизнью. — Не могу, — Джисон уткнулся лбом Хвану в ключицу, сил не было. Хотелось прямо сейчас разогнаться и с этой же крыши спрыгнуть, и больше никогда ничего не чувствовать. — Идиот! — рыкнул какой-то хриплый голос, после чего послышался удар, отчего парни вздрогнули, ошарашенно смотря друг на друга. — Кто это? — испуганно спросил Джисон, мотая головой в разные стороны и ища источник звука. Хенджин же моментально поднялся на ноги и помог встать другу. Влезать в разборки каких-то чужих им людей не хотелось, поэтому они просто постарались свалить, но не вышло. Когда они выглянули из-за угла, где и находилась дверь, ведущая внутрь школы, они увидели там около десяти человек, что-то громко говорящих. — Черт… — пробубнил Хван, смотря на силуэты, слабо освещенные одним жалким фонарем над дверью, ведь уже давным-давно стемнело, и мама наверняка уже не один раз позвонила на его телефон, мирно лежащий в раздевалке. — Почему ты не сделал так, как мы сказали? — крикнул самый крупный из парней. — Ты должен был притащить девчонку сюда! —…Я знаю. — И где она? — недовольно буркнул второй. — Не получилось, — послышался неуверенный тон. — Что значит не получилось, Ёнбок! — снова повысил голос бритоголовый парень, прижимая блондина к стене за на плечо, от чего тот вскрикнул. — Ёнбок… — прикрыв рукой свой рот проронил Хан, испуганно спрятавшись обратно за угол. — Или ты хочешь быть вместо нее? — расхохотался третий. — В принципе, лицом то ты не плох, и на бабу сойдешь, пока рот свой не откроешь. — Вы с ума сошли? Лучше избейте просто, как обычно, и отпустите! — Феликс испуганно задергался, из-за чего получил прямо в солнечное сплетение кулаком. — Хенджин, нам нужно сделать что-нибудь! — испуганно затараторил шатен, хватаясь за голову. А Хенджин шепнул что-то быстро Хану, и рванул. — Эй! — крикнул он, подбегая к ним. — Что вы делаете? — он нахмурился, не скрывая в глазах злости, перемешанной со страхом. — Ты-то кто? — он грозно нахмурился, рассматривая Хвана с головы до ног. Выглядит не высоким и худым. Точно не тянет на того, кто может представлять угрозу. Парни усмехнулись. — Ты его сюда позвал? — обратились к Феликсу. — Ёнбок-и, ты думаешь, он тебе как-то поможет? — Чего вы от него хотите? — сжал кулаки, косясь на дрожащего блондина, макушка которого выглядывала из-под широко плеча парня в черной куртке с каким-то белым узором в виде дракона на спине. — Катись отсюда и не лезь, — оскалился самый широкий. — Или на его место захотел? — Я же его знаю! Это Хван… Как тебя? А, — он покачал головой. — Хван Хенджин, с футбольного клуба. Они засмеялись, а тот, что держал Феликса за плечо, наконец отпустил, подойдя к Хвану. — Ненавижу футболистов, — только успел услышать Хенджин, потому что в тот же миг упал, потеряв равновесие. Он ударил правой рукой. Резко, без замаха. Точно в челюсть. Хенджин помотал головой, пока зрение не вернулось к нему, затем поднялся, усмехнувшись: — А вы, значит, с бокса. — Значит, не в первый раз удары от боксера получаешь, Хван, — улыбаясь, как чеширский кот, хохотнул самый высокий, стоящий ближе к Ли. Брюнет сделал вздох, пытаясь игнорировать звон в ушах и легкое головокружение. Феликса надо было спасать. И если сейчас это будет не Хенджин, то никто другой больше не осмелится. И он решил бороться. Хван слегка втянул голову в плечи, сгорбился и опустил глаза. Пусть этот боксер думает, что его боятся. Но, во-первых, голову всегда следует держать пониже — этому его папа научил. А во-вторых, любой человек перед ударом переступает, слегка смещает корпус. Вот за ногами противника он сейчас и следил, ждал, чтобы ударить навстречу. И вот когда он замахнулся снова, Хенджин увернулся, нанеся ответный удар. Но он, конечно, не был профессиональным бойцом, хоть и имел опыт в драках, поэтому его удары были не точными. Он пришелся куда-то по лицу, отчего тот отшатнулся. Сейчас бить по другим местам невозможно из-за гребанных курток. Треклятая осень. — Ты, — рассвирепел он, смотря прямо в расфокусированные карие глаза, выглядывающие из-под растрепавшейся черной челки. Точно ворон, стреляющий своим метким взглядом, сейчас смотрел на него Хван. Так слаб, а все сверкает этим уверенным взором, будто у него есть какой-то козырь в рукаве. Как бы не так. — Сукин сын! Он ударил Хенджина снова, в этот раз прямо в нос. Он запрокинул голову назад, шипя от боли и противного хруста, отдающегося в ушах повторно раз за разом. В глазах снова все поплыло, а в носу показался металлический запах. Черт, что ему делать? Сейчас же их просто изобьют, если ограничатся только этим. У него изначально не было шансов. — А, я понял, — он противно улыбнулся почти до самых ушей и ушел обратно к Феликсу, все также стоящему у стены и дрожащему, будто бы на него было вылито ведро ледяной воды. — Это твой ухажер? — рассмеялся. — Оказывается, ты не только девушек соблазнять умеешь, Ёнбок-и, — провел рукой по его щеке, от чего Феликс скривился, а Хенджин дернулся. Хотел побежать к нему, но путь загородили пятеро других ребят. И неужели все — боксеры? Феликс, как ты вообще на них нарвался… Хенджин плохо понимал, что сейчас происходит, но у него была цель — помочь Феликсу, и даже его сваренный в крови мозг, как бы не болела голова, кричал ему о том, что надо драться, поэтому он снова встал в стойку. Но были ли у него шансы? Не было. Ведь их было больше, чем пятеро — это он понял тогда, когда по затылку пришелся удар чем-то тупым. И все, дальше темнота. Он даже понять ничего не успел.---
— Кто-нибудь! — Джисон, тяжело дыша, ворвался в раздевалку. Конечно, вряд-ли в такое позднее время кто-то еще будет здесь, но, как говорится, надежда умирает последней. И он надеялся не зря. На лавочке сидел Чанбин. Он поднялся, когда увидел вошедшего Хана, убрал свой телефон обратно в карман и начал: — Джисон, я тебе сказать кое-что хотел. — Не сейчас! Там, на крыше! — несвязно начал Хан, взяв Со за руку и таща куда-то. — Феликса и Хенджина убьют сейчас! Быстрее! Там гопники какие-то! — Подожди, что? — спросил, встав столбом на выходе из комнаты. — Давай тогда полицию вызовем! — Да у нас времени нет! — У нас не будет времени, если нас убьют там вместе с ними, — закусил щеку, роясь в карманах в поисках телефона. — Нельзя в полицию, Хенджин уже на учете стоит! — вырвал у него из рук телефон Хан. — Отлично, тогда пусть его там изобьют до смерти, — закивал головой Бин, закатив глаза. Джисон посмотрел на телефон. Что бы сделал Хенджин на его месте? Как бы помог? Его ведь могут из школы исключить за такое… Но ведь его жизнь важнее! Внутри все сжалось от безысходности. Да, Хван ему точно потом спасибо не скажет, но уверенный взгляд парня напротив заставил его сделать выбор. Он сжал в трясущейся руке еле помещающийся андроид, нажав на вызов.---
Непроглядная тьма выпустила из своих оков юношу. Тело начало понемногу ощущаться, а ресницы медленно открываться, впуская в зрачки ослепляющий и жгущий искусственный белый свет. Он поморгал немного, фокусируя взор. Белый потолок, белые стены. Какая давящая атмосфера. Он что, в психушке? Внезапно услышал голоса и понял, что до этого слышал лишь звон. — Хенджин, — кто-то схватил его за руку. — Ты очнулся! Он приподнялся, схватившись за голову, ведь она заболела так, будто по ней только что проехал поезд. Осмотрелся. Заметив сидящего рядом и держащего крепко его руку парня, начал его рассматривать, щурясь от яркого освещения. — Как ты себя чувствуешь? — Джисон, — обратился охрипшим голосом, отчего Хан сразу же подал ему стакан воды. — Где я? — В больнице, — Хан встал, выключая свет по просьбе Хвана. — Феликс в соседней палате лежит. Сказал, попозже зайдет к тебе, потому что сейчас на рентген ушел. — Феликс? — вопросительно посмотрел на него Хенджин, падая обратно на подушку. — Какой Феликс?