— Джинни, я пришла! — дверь со скрипом отворилась. В комнату зашла женщина с черными угольными волосами, аккуратно собранными в пучок. Она поставила на пол большую, черную, на вид очень тяжелую сумку. — Я принесла твои вещи.
— Здравствуйте, — Джисон поднялся со стула и поклонился миссис Хван, на что она тепло улыбнулась, слегка кивнув в ответ.
— Хан, не знала, что ты здесь, — она принялась раскладывать вещи по полкам, закатав по локоть рукава своей молочной рубашки. — Почему не в школе?
— Феликс написал мне утром, что Хенджин начал приходить в сознание, поэтому я и прибежал сразу. Не подумал даже, что в школу нужно, — он потянулся, пытаясь размять затекшие мышцы, случайно заметив взгляд Хенджина, потерянно смотрящего то на маму, то на друга.
— Джинни, милый, — она подошла, обхватив руками лицо сидящего сына, а тот поморщился от прикосновения холодных, еще не согревшихся после мороза рук. — Что врач говорит? Мне сказали, у тебя что-то с памятью.
— Потеря памяти в связи со средней тяжестью повреждения головного мозга вследствие несчастного случая, — озвучил сказанные пришедшим, как только он очнулся, в палату доктором пару часов назад. — Мам, чего именно я не помню? Мне кажется, со мной всё в порядке, я не должен лежать в больнице. Это правда, что я чувствую ужасную усталость, будто по мне самосвал проехал, и голова болит, особенно когда пытаюсь вспомнить, что было вчера, но я могу поехать домой, я в состоянии это сделать, — посмотрел на маму с надеждой в глазах, ожидая, что она смилуется над ним и ему больше не придется находиться здесь.
— Дорогой, — обратилась, а Джисона в который раз незаметно для всех передернуло от этих обращений, слишком больные воспоминания они обнажали. И Хенджин не замечает. Вчерашний Хенджин бы заметил. — Что ты помнишь последним?
— Как мы с Хани в пиццерию ходили, да, — закивал, сам с собой соглашаясь. — тогда еще дождь пошел и нас облила проезжающая мимо машина. Мы потом насквозь мокрые к нему домой пошли и пили противный ягодный чай, — демонстративно поморщился, но помнил, что Хан этот чай обожал с самого детства, и дома у него всегда был только такой, поэтому всегда приходилось пить его. Но со временем он начал даже привыкать к этому вкусу, находя в нем что-то уникальное, но над другом все равно издевался, говоря, что это пить невозможно.
— Хёнджин, это было три года назад, — вздохнул Джисон, смотря на него сострадающе. Хотелось рвать и метать от осознания того, что он не помнит так много того, чего им пришлось пережить. А в голове Хвана теперь они снова те беззаботные подростки, для которых единственной проблемой было — чтобы мама не узнала о замечании в дневнике. — Мы уже в выпускном классе старшей школы, нам по семнадцать лет, и в этой же школе ты подрался. Тебя ударили по голове. Это могло привести к летальному исходу или к инвалидности, но, к счастью…
— Я продолжу, — сказал сухой, немного хриплый голос врача, только что зашедшего в палату, чтобы поговорить с миссис Хван.
— Здравствуйте, — она благодарственно поклонилась, а затем начала засыпать его расспросами о состоянии сына.
— Давайте я расскажу вам и самому Хенджину так, чтобы вы имели представление о том, что это такое и как с этим жить, — он пригласил их сесть на диван, а сам сел напротив, поставив туда стул. — При сотрясении происходит нарушение межнейрональных связей. Вся ткань мозга поддается паталогическому воздействию. Вам очень повезло, — он глянул на рассеянного Хенджина, сразу же возвращаясь обратно к его медицинской книге. — Риски умереть были гораздо выше, но ты не только выжил, но и получил всего лишь среднюю степень сотрясения. Точно в рубашке родился, — улыбнулся, поправляя спадающие очки. — При таком исходе может преследовать головная боль, тошнота, дезориентация, а также кратковременная потеря памяти. Но всё не так плохо, как могло бы быть. Вы, главное, сильно не волнуйтесь, всё хорошо. Мозг скоро заработает так как надо, если говорить понятнее, и тогда он всё вспомнит.
— Но почему он не помнит целых три года своей жизни? — забеспокоился Джисон, тряся ногой. — Разве можно забыть так много, если при этой так называемой «второй степени»
потерю памяти даже амнезией обычно сложно назвать.
— Мозг каждого человека индивидуален, и именно его отреагировал так. Ничего страшного в этом нет, главное лечиться, чтобы не заработать осложнения.
— Как я экзамены буду сдавать… — округлил глаза Хван, уставившись на врача так, будто бы он был в этом виноват.
— Ничего страшного, сдашь через год, — пыталась успокоить его мать.
Кто-то постучался.
— Мистер Чон, там пациент из соседней палаты опять промолчал о своем приступе, мы не можем ему успокоительные вколоть, вы можете помочь? — в палату
вошла молодая медсестра. На бейджике имя «Хван Йеджи».
— Что ж, мне нужно идти, — хлопнул руками по своим коленям. — Хёнджин, медсестры помогут тебе с лечением, а ко мне завтра придешь на обследование, будем потихоньку
активировать работу твоего мозга, а пока дай своему телу отдохнуть и переварить услышанное, — ушел, за ним вышел и Джисон, отчего-то очень обеспокоенный.
— Ей богу, ему в психиатрическую больницу нужно, а не в неврологическую, — покачала головой, закатив глаза, молодая медсестра.
— Йеджи? — засияла женщина, резко встав с дивана и подойдя к девушке, та ответила радостной улыбкой.
— Тетя! — обрадовалась, слегка подпрыгнув.
— Неужели у тебя уже практика началась? Ох, бедные студенты, ни минуты отдыха! — она крепко обняла племянницу, похлопав по спине. — Какая же ты уже взрослая. На маму так похожа стала!
Девушка хихикнула, тут же приняв серьезный облик, вспоминая, что она фактически «на работе» и если кто-то услышит — ей не поздоровится.
— А что с Хёнджином случилось? — она глянула на него. Парень смотрел в пол, будто сильно о чем-то задумавшись. Никогда раньше она не наблюдала такую реакцию. Обычно он тепло относился к своей старшей кузине, с которой они с самого детства были вместе. Даже называли друг друга братом и сестрой, отчего некоторые считали, что так и есть. Но после того, как она поступила в университет на медицинский, общение постепенно сошло на нет.
Подошла, осматривая перебинтованную голову, из-под бинтов торчали, словно иголки, черные пряди. Волосы отрасли уже так сильно, что лезли в глаза, неприятно покалывая. Сколько же он не стригся?.. Или вкусы в прическе поменялись за это время? Неужели можно так сильно измениться за каких-то три года? — думал Хван, смотря в пустоту.
— Снова подрался? Или на футболе травмировался? — посмотрела на тетю, ожидая ответа хотя бы от нее.
— Я сама не знаю, что произошло. Говорят — подрался, но с теми, кто это сделал, все нормально. Так они еще и ударили его по голове! — она вздохнула, положив руки на грудь, в области сердца. — Битой, представляешь? Точно бандиты какие-то! Так еще и бедного мальчишку Ёнбока, одноклассника Хенджина, запинали так, что он кровью кашлял, когда полицейские приехали. Дикари, а не люди, будущие преступники! — села обратно к сыну, взяв его руку в свои ладони.
— Какой кошмар! — охнула девушка, а ее кошачьи глаза округлились. — Как ты на них нарвался, Джин?
— Я не помню… — схватился за голову. — Даже не знаю, о чем вы говорите. И какой
Ёнбок? Он из-за меня пострадал?
— Не помнишь? — ударила себя по лбу Йеджи, затем взяла оставленное доктором дело о болезни Хвана, быстро пробежав по не нему глазами. — Ты знаешь, к чему это может привести? Когнитивные расстройства — еще не самое страшное, что может произойти. Ты можешь уже не стать тем человеком, которым был буквально вчера. У тебя девушка есть? Если есть, считай — вы расстались.
— Почему? — почему-то заинтересовался Хван, а вдруг, у него и в правду кто-то есть. Ему, все-таки, уже семнадцать. Не четырнадцать, как он думал, когда проснулся.
— Да потому что полное изменение личности — тоже не редкость после сотрясения мозга. Даже твои вкусовые предпочтения могут измениться, — вздохнула, положив бумаги обратно на столик. — Вот почему я просила тебя всегда быть аккуратным!
— Какой ужас, — ахнула миссис Хван, сжав со всей силы руку сына, представляя в своей голове уже самое страшное, а Хван ее обнял, успокаивая, от чего она вздрогнула. Ее семнадцатилетний, вчерашний Джинни был другим человеком. Колким, грубым, агрессивно-пассивным — да, но не таким. Она почувствовала соленый привкус во рту, поэтому задышала медленнее и глубже.
— Так что, девушка-то есть? — она села на тот стул, где до этого сидел доктор Чон, после чего ехидно посмотрела на брата.
— Не знаю, — отрезал, смутившись.
— Так в телефоне посмотри, мне же любопытно, — она осмотрелась, затем подошла к прикроватной белой тумбе, найдя там устройство. Дала в руки Хенджину со словами: — Если что, я с ней переговорю и она тебя не бросит. Так что не переживай и уверенно звони ей, а то она, наверное, уже вся извелась.
Брюнет посмотрел на выключенный телефон. Такой маленький. Или просто его собственные руки стали гораздо больше? Так странно ощущать себя будто не в своем теле, но, взглянув на кузину еще раз, ему приходится откинуть эти бесполезные мысли на самую дальнюю полку, включая заряженный заранее заботливой матерью телефон.
Сразу же, как устройство пришло в действие, оно было атаковано сообщениями. От кого — Хван понятия не имел. Быстро пролетали разные имена, и ни одно не было ему знакомо, кроме Джисона, писавшего что-то в полночь. Разблокировал. Перейдя на рабочий стол, отметил про себя, что на обоях очень странная картинка — восходящее над городом солнце. Почему солнце? Он же ненавидит дневное время суток, ему больше по душе ночная жизнь. Он и сам как олицетворение ночи — бледный, с черными глазами и такими же черными волосами. Он бы отлично пошел на роль главного призрака в каком-нибудь дешевом ужастике, или на роль вампира: отлично бы смотрелся в готической одежде.
Зашел в мессенджер. Как много сообщений… У него что, так много друзей? Или это просто одноклассники, которым не всё равно? Слишком много мыслей, которые не вмещались в черепную коробку, больно врезаясь в области затылка, от чего он сморщился, пока боль не прошла.
Зашел в первый чат.
«Привет, Хван Хенджин, это Бан Чан. Джисон сказал мне, что с вами произошло. Скорее поправляйтесь… Я за вас очень переживаю. Вся эта ситуация — один сплошной кошмар. Я могу навестить тебя на днях? Всё же не слишком серьезно?»
Так и хотелось натыкать это убийственное «Ты кто?», но он просто написал «Спасибо» и вышел.
«Эй, Хенджин, вы там как? Почему Феликс не отвечает? Я приду завтра, принесу вам еды, а то, должно быть, в больнице ужасно кормят, Минни тоже придет:)»
Кто эти двое — тоже загадка. Как и то, почему мальчика называют то Феликсом, то Ёнбоком, но он примерно понял причину — у него то тоже было второе имя, правда только в детстве, когда он жил в течение года в Лас-Вегасе и там его все называли Сэмом, но отчего его второе имя за ним плетется и в Корее? Надо будет спросить.
«Ты в порядке?..
Прости, что поступил так
Теперь ты в больнице…
Я не должен был тебя оставлять»
Джисон… Так хотелось вспомнить хоть бы вчерашние события, чтобы понять, за что он вообще извиняется.
— Ну что? — выжидающе сжала руки в замок Йеджи.
— Не думаю, что это так, — не открываясь от экрана телефона, ответил брюнет.
— Ох, дай я посмотрю, — вырвав устройство из его рук, плюхнулась рядом и начала листать чаты. — Хм.
Она подозрительно прищурилась, посмотрев на брата, а тот уставился в экран.
— Почему она у тебя не забита никак, — пихнула его в плечо, из-за чего Хенджин от возмущения надулся, бормоча что-то невнятное и забирая телефон с черным чехлом обратно. — Вот такое у тебя значит к девушкам отношение? А? — вскинула брови. — Сейчас маме твоей расскажу!
— Да отстань ты, дай самому посмотреть сначала, — насупился, отворачиваясь к ней спиной, на что девушка фыркнула, демонстративно закинув ногу на ногу и скрестив руки на груди.
С чего сестра решила, что этот номер — его девушка, ему было непонятно. Может, женское чутье? Начал читать сообщение, которое, почему-то, было всего одно, и отправлено ему было вчера вечером.
«Хенджин, спасибо тебе большое за всё. Мне было очень тяжело до встречи с тобой, но после моего перевода в эту школу одиночество уже не ощущается так сильно, и это все благодаря тебе. И пускай мы провели вместе еще очень мало времени, ты мне уже очень дорог. Пожалуйста, не оставляй меня… Я думаю, ты мне нравишься»
Кто это написал?
— Думаешь, мы близки? — развернулся и посмотрел на девушку, поправляющую челку.
— Это фактически признание в любви, Джинни, — она засмеялась, а потом услышала что-то в громкоговорителе и убежала, бросив лишь «я попозже зайду».
Признание?..
---
К вечеру стало совсем скучно, и книги, что принесла мама, он дочитал, поэтому решил выйти в коридор, посмотреть, что тут да как. Коридоры палат встречали запахом медикаментов, дезинфицирующих и моющих средств. Запах проникал в легкие, словно впитываясь в организм. Наверное, поэтому все врачи всегда пахнут лекарствами, ведь этот запах очень быстро прилипает. Озорные голоса ребят помладше доносились из комнат, кто-то что-то читал, сидя в общей комнате, кто-то играл в настольные игры. Жизнь здесь кипела полным ходом. Здесь жизни было даже больше, чем в школе или на работе, в торговом центре или в магазинах, в любом другом общественном месте. Больница — это место, где жизнь особенно хрупкая, словно стеклянная ваза, сюда люди, что не познали то, насколько человек слабое существо, не попадают. Поэтому от всех, мимо кого он проходил, прямо светило аурой жизни. Не обычной, а немного отчаянной, слегка тяжелой, но очень ценной. Все здесь были такими, кроме…
В глаза бросился юноша, сидящий в этой же общей комнате на красном большом диване. Он сидел недовольно, хмуро, надув щеки. Наверное, это из-за того, что над его персиковыми волосами сейчас издевались ребята возраста начальных классов, что-то вожделенно в них вкалывая и вплетая. Хенджин подошел чуть ближе, стоя возле стола, где ребята играли, кажется, в монополию. Зачем-то рассматривая юношу, на чьем персиковом лице сверкали веснушки и родинки, которые «бегали» по лицу, когда он начинал возмущаться и надувать щеки, потому что кто-то из девочек неосторожно его расчесывает, выдирая волосы, он заметил, что парень очень интересно проявляет эмоции. Хван подошел еще ближе и сел на такой же диван справа, прямо возле кулера с водой, возле которого двое подростков страдальчески сидели и ждали, пока он нагреется, чтобы налить чая. Он это понял по кружкам с заварками в их руках.
Блондин увидел его, наверное, испугался его торчащих во все стороны волос и полузабинтованной головы, ткани которой небрежно свисали на брови, потому что слегка развязались, пока он лежал на кровати и вертелся во все стороны, поэтому уставился, будто удивленно, хотя, Хван подумал, что радостно, потому что медовые глаза засверкали, а брови поднялись на лоб.
— Феликс? — отчего-то, подумалось, что это он тот самый одноклассник.
— Как ты узнал? — удивился еще сильнее, уже приоткрывая от эмоций рот. — Ты же, говорят, память потерял.
— Я не узнал, — возразил брюнет. — Предположил.
— Вот как, — вздохнул, торопя надоедливых и приставучих детей, что никак не отлипали от его бедных пушистых волос.
— Я слышал, тебе тоже очень досталось вчера, — неуверенно пытался продолжить разговор Хван. — Как ты?
— Нормально, как и всегда, — улыбнулся, прищуривая глаза, отчего Хенджин замер.
Феликс сидел прям под окнами, солнечный свет светил Хвану в глаза, проникая в комнату своими лучами. Но в тот миг, когда улыбка украсила юношеское лицо, Хенджину показалось, что Феликс светится. Гораздо ярче, чем солнце.
— Кажется, я осознал, почему на моих обоях солнце, — затрепетал.
— Что?
— Ты солнце? — он хотел заявить, но вышло почему-то вопросительно. — Ну, то-есть, — развел руками, будто пытаясь объяснить на языке жестов. — Я не знаю, что имею ввиду… — отчаянно произнес он, бросив руки на колени, отчего послышался громкий хлопок.
Ликс заулыбался еще шире:
— Ты так изменился. Стал очень милым.
— Милым? — Хенджин бы возмутился, но, отчего-то, сердце начало стучать так громко и быстро, что он слышал только его, а щеки заалели. Теперь он похож на персонажа комикса: бледный, а румянец очень заметен, будто помадой размазали. Отчего такая реакция? Неужели за три года он так постарел, и теперь у него проблемы с сердцем? — В смысле? А каким я был?
— Хм, — потер подбородок, размышляя. — Скорее, более отстраненным, зрелым, иногда заторможенным, а так, ты и «до» был очень милым, не волнуйся. Хотя сейчас твой взгляд не такой тяжелый, как раньше. Твои глаза словно были лисьими, а теперь щенячьи, — он тихо посмеялся, приблизился, всматриваясь в темные глаза, заметил, что у Хенджина очень красивая родинка под левым глазом, которая, каким-то образом, ранее была им не замечена. — И вправду, теперь ты совсем другой, — сказал и поспешно ушел. Только сейчас Хван заметил, что Феликс, почему-то, ходит в толстовке, а ведь в комнате очень тепло, а в такой одежде, должно быть, и вовсе очень жарко.
Хенджин, не долго думая, побежал за ним. Хотелось еще многое обсудить.
— Стой, — окликнул Ликса. Тот развернулся, непонимающе смотря. — Можно поговорить с тобой еще?
Ли уставился на него, но через секунду засмеялся, и повел его в свою палату. Оказывается, она находилась слева от палаты Хвана.
— Тут прохладно, — обняв себя, чтобы согреть, сообщил Хенджин.
— Я закрою окно, — он подошел к окну и закрыл, встав на носочки.
— Какие травмы ты получил? — спросил Хенджин, подойдя к нему. — Серьезные, раз тебя не выписывают.
— Нет, все в порядке, — улыбнулся на одну сторону парень, отходя и садясь на свою кровать.
Но Хенджин не сдавался, сел рядом и уставился на Феликса.
— Что с тобой? — будто не зная, что сейчас с Хенджином происходит, спросил блондин. Затем громко вздохнул, чем вызвал у Хвана необъяснимый поток мурашек. — Благодаря тому, что ты вмешался, меня не били. Не успели.
— Но моя мама сказала, что ты кашлял кровью, — он начал нервно кусать губы, чуя что-то неладное.
— Это не из-за какой-то травмы было, — сдался Феликс. — Я тоже тогда потерял сознание, а перед этим почувствовал ужасную тошноту, звон в ушах. Это было ужасно жутко. Мне показалось, что я умираю.
— Что это было?
— Сегодня утром мне сказали, что у меня опухоль.
— Что? — Хенджин криво усмехнулся, уставившись на профиль Ликса, что-то высматривающего за окном.
— Лейомиома желудка. Она доброкачественная, поэтому я не знал, пока первые признаки, по типу рвоты кровью, не появились вчера.
— И как долго ты болеешь этим?
— Скорее всего, уже несколько лет.
— И ты не чувствовал, что что-то не так? — он положил свою руку на его плечо, пытаясь поддержать.
— Симптомы появляются только на поздних стадиях. Иногда я только чувствовал тяжесть под ребрами, но это ведь нормально, как мне казалось, ведь у людей постоянно что-то болит или ноет.
— Это же лечится, да? — с надеждой спросил Хван. Феликс, конечно, был для него незнакомцем сейчас, но отчего-то он чувствовал к нему такое притяжение и доверие, что и вправду начал переживать, чувствуя удушающую, ноющую боль где-то в груди.
— Мне уже сделали УЗИ утром, в обед делали МСКТ. Теперь ждут результатов. Потом в хирургическое отделение отправят, — Феликс поднял ноги и прижался коленями к груди.
— Всё будет в порядке, раз опухоль доброкачественная. Мы поправимся и вернемся в школу, — улыбнулся, поглаживая Феликса по плечу. — И все будет как раньше.
— Не будет, — Ли уже не светился. Он будто сгорел. Его волосы теперь были пшеничными, а глаза цвета горького кофе, это Хван отметил, когда Ликс глянул на него мельком. Феликс будто что-то предчувствовал.
— Почему?
— Когда ты прочитаешь, что я тебе написал — не будет как раньше.
Хенджин потупил взгляд, пытаясь вспомнить, читал ли он сообщения от Феликса. Вроде бы не читал.
— А что ты там писал? С чего такие выводы? — удивился брюнет.
— Ты меня даже не помнишь, так зачем мне тебе рассказывать? Когда вспомнишь, тогда и поговорим! — вскипел, сведя густые брови и недовольно цыкнув.
— Я подумал, что ты ангел, когда увидел впервые, — зачем-то сказал Хенджин, смотря на возмущенного парня. — А теперь думаю, что ты неправильный ангел.
— Что ты несешь? — стукнул легонько его по теменной области головы. — Там вообще что-нибудь осталось?
Хенджин рассмеялся. Звонко и по-ребячьи.
— Ты и вправду стал ребенком.
— Я выгляжу как ребенок? — Хван обиженно на него посмотрел, надув губы.
Феликс хотел ответить, но Хенджин взял его за кисти и повалил на кровать, нависая сверху. Его кулон с драконом ударил Феликса по подбородку, отчего тот задергался, возмущаясь.
— Прости… — он всматривался в большие карие глаза, даже не осознавая, что все еще мертвой хваткой держит руки блондина. Приблизился, смотря на ушибленное место, так, что Ли чувствовал его обжигающее дыхание на своей шее. — Я больше не буду его носить.
— Ты ведешь себя, как ребенок, — буркнул, вырвавшись из хватки крепких рук. — Больно же! — но почему-то схватился за сердце, а не за ушибленный подбородок. — И какой дурак будет носить такие тяжелые штуки на шее? — понизил голос, ругаясь, отчего у Хвана закружилась голова, хотя, скорее всего, она закружилась из-за травмы.
— Но я же уже извинился, — растерянно глянул на уже стоящего Ли.
— Иди уже, скоро ужин, — зевнул, выгоняя одноклассника из своей палаты, куда тут же зашли его соседи по комнате, гадая, какую гадость им дадут на ужин сегодня.
— Тогда, Феликс, когда я всё вспомню — ты обязательно мне все расскажешь, идет? — но ответа не дождался, тут же убегая в свою палату.
— Для начала вспомни! — крикнул ему Ли, после чего плюхнулся на кровать, тяжело дыша. То-ли это от болезни, то-ли от того, что Хенджин был только что слишком близко, запрещённо близко. Боже, Феликс, тебя повалил на кровать фактически четырнадцатилетний мальчик, а ты так реагируешь. — Какой кошмар! — схватил свою подушку и крикнул в нее.
---
Прошла неделя, в течение которой Хван усердно лечился. С Феликсом больше поговорить не вышло — его увезли на следующий же день. Сначала он думал, что его перевели в хирургическое отделение, либо же в другую, более хорошую больницу, но потом Джисон поверг его в шок, сказав, что родители увезли Феликса лечиться обратно а Австралию, ибо там это гораздо дешевле. Вот так у него не стало еще одного друга — подумал он, но тут же выбил эти глупые мысли из головы, ударив себя по щекам. Ликс жив, и скоро вернется, а Хенджин к тому времени обязательно все вспомнит, и тогда поговорит с ним о тех словах. Феликс же обещал. И они обязательно сдержат обещания друг друга. Поэтому Хван обязательно всё вспомнит…
Но прошла уже чёртова неделя, а он так и не вспоминал. Абсолютно ничего.
