My angel

      Теплый летний воздух попадал в легкие с каждым рваным вздохом, прожигая щеки и нос. Горло садняще горело, как и всё внутри почти до самого солнечного сплетения, где превращалось в целую гущу эмоций, от которых хотелось упасть замертво и больше не вставать никогда. Лужи под ногами совсем не ощущались, как и то, что обувь была уже насквозь мокрая. Никогда прежде подобное не казалось такой мелочью, как сейчас. Прямо сейчас все вокруг было неважно. Важен был только человек, из-за которого время словно останавливалось и превращалось в мир, где существовали только они вдвоем. И больше ничего.       Минхо бежал по ночному городу, иногда уворачиваясь от преград в виде пьяных смеющихся компаний. Когда Джисон позвонил, он сразу же вскочил и успел только обуться, прежде чем выбежать из дома, поэтому сейчас бежал в клетчатых серых штанах и белой футболке, а беспорядок на голове выглядел так, будто он не расчесывался с рождения, но это ведь не важно, когда тебя кто-то ждет. Особенно, если этот человек тебе дорог. Ему хватило услышать дрожащий голос Хана и просьбу прийти, чтобы забыть напрочь обо всем, забивая все свои мысли лишь одним — Хан Джисоном.       Сердце горело вместе с легкими. Минхо задыхался не от нехватки кислорода, а от любви. Если его когда-нибудь спросят, делили ли какие-то события в его жизни на «до» и «после», он несомненно и без раздумий ответит — любовь.       До отравленного разума и дрожащих коленей, до обожжённых щек и вырывающегося из груди сердца, до горьких слез и самых счастливых улыбок. Все это — его любовь.       Хан, дожидаясь Ли, тихо открыл дверь, медленно и осторожно проворачивая замок, затем стал ждать. С каждой секундой волнение накатывало с новой силой, он даже задумался о том, правильно ли сейчас вообще поступает, но решил, что все делает верно, когда увидел перед собой тяжело дышащего взлохмаченного Минхо, который обессиленно смотрел на него блестящими глазами. — Только тише, — приставив палец к губам, шепотом попросил Хан.       Минхо не ответил, даже не задался вопросом, почему же нужно быть тише, он просто подошел, крепко обнимая рыжеволосого. Джисон почувствовал, как быстро стучит сердце брюнета, отчего улыбнулся, прижимаясь в ответ. Все-таки, его объятия были для него волшебными, и, как снотворное, успокаивающими.       Парни простояли так еще какое-то время, потому что никому не хотелось прерывать этот контакт. Они слишком соскучились друг по другу. Но Джисон разжал руки первым, делая шаг назад и разворачиваясь, поманив его куда-то рукой. Когда они проходили мимо гостиной, Минхо увидел спящего Хенджина на диване и понял: из-за него, скорее всего, сейчас тревожится парень. Но почему он позвонил ему? С какой целью?       Они прошли в спальню Хана, увешанную постерами каких-то рок-исполнителей. В комнате пахло ароматизированными свечами, которые Джисон постоянно жег, чтобы почувствовать уют и снять стресс. Поэтому от него всегда пахло древесиной или какими-то орехами, иногда апельсинами, еще реже — лимонами, а когда денег и вовсе не хватало, он просто пах воском. Свечи были его зависимостью. — Зачем ты меня позвал? — не сдержав своего любопытства, задал вопрос брюнет, садясь на односпальную кровать, ощущения которой были ему до жути знакомыми. Когда-то он спал на ней даже чаще, чем на своей собственной. От этих мыслей уголки его губ вместе с бровями слегка приподнялись, наполненные скорбью воспоминаний.       Джисон сел рядом, смотря ему прямо в глаза. — Не могу уснуть… Я пойму, если тебе не понравится моя просьба, но, не мог бы ты, как раньше, поспать рядом со мной? — он смущенно поджал губы, опуская взгляд на свои руки, сжатые в кулаки и лежащие на коленях. — Ты спрашиваешь? — Минхо, как кот, игриво улыбнулся, встал, поднимая и Джисона, отодвинул одеяло и лег. — Ложись, — хлопнул по кровати несколько раз, другой рукой потирая сонные глаза. Хан лег рядом и укрылся одеялом, немного дрожащий от волнения. Лежать на спинах не получится, слишком мало места, поэтому они лежали на боку, смотря друг на друга. Вообще, он и вправду собирался спать, ведь с Минхо он засыпал очень быстро, но тот смотрел так пристально, что не ответить вопросительным взглядом в ответ было не возможно. — Ты только ради этого позвонил мне в пять утра? — спросил Минхо, подкладывая руку под свою голову. — Нет… — Расскажи мне, — промурчал, прижимая его к себе, его руки обвили талию, расположившись на спине Хана, и показались обжигающими, поэтому, от неожиданности, он выгнулся, удивленно смотря на брюнета. — Хёнджин страдает без Феликса. Он любит его, — поведал Джисон, уткнувшись лбом в подтянутую грудь. — И мне от этого больно, Минхо, понимаешь? — Отлично понимаю, — выводя узоры по бархатной спине, ответил Ли. — Я пол ночи думал обо всем этом. И о тебе тоже, — послышался приглушенный шепот. Джисон ерзал. То-ли из-за темы разговора, то-ли из-за щекотки. — Я скучал.       Он смутился, закрыв заалевшее при свете восходящего солнца лицо руками. — Прости, я не должен был это говорить! У тебя парень есть и, к тому же, ты не должен вообще со мной нянчиться сейчас. Тебе наверняка это в тягость. Я не знаю, зачем сказал это… — пролепетал спешно себе в руки, не в силах посмотреть на него. — Просто забудь об этом, ладно? — Я тоже скучал, — ровным тембром прошептал ему на ухо Минхо, все так же гладя по лопаткам и пояснице, чем вызывал у Джисона необъяснимый табун мурашек, волной раскатывающихся по всему телу. Ухо словно обдало кипятком. — Ты же знаешь, что я все еще люблю тебя. И всегда любил только тебя, — он навис сверху, целуя куда-то в челюсть, отчего Джисон шокировано вжался руками в простыни, испуганный своей реакцией. Все казалось каким-то неправильным. — Ты же знаешь это, да? — прошептал в самое ухо, наклонившись до жути близко. — Почему? — Джисон посмотрел в его темные глаза цвета горького шоколада, едва сдерживая слезы. — Почему ты любишь меня? Я ведь причинил тебе столько боли, и продолжаю это делать. — слезы покатилась из уголков глаз, скатываясь мокрой линией, которую Минхо тут же вытер костяшками пальцев. — Я люблю тебя за твоё очарование, за твою силу духа, — он прикоснулся к его щеке, легонько поглаживая, с сожалением смотря в глаза, полные смятения. — За твою преданность чувствам, даже если они и не принадлежат мне, за то, какой ты милый, когда играешь с моими кошками и не злишься, когда они тебя царапают, за то, каким ты бываешь грубым, когда проигрываешь в играх, ведь в такие моменты попытки рассмешить тебя — самое лучшее занятие, — он осторожно приблизился, целуя в уголок губ. — Я люблю все в тебе, Джисон. Сколько бы времени не прошло. — Тогда почему ты встречаешься с Кимом? — нахмурившись, обиженно предъявил рыжеволосый, как только проглотил слезы. — Или ты ему такие же речи говоришь? — Ни разу, — Минхо, словно кот, устроился рядом, прижавшись к хрупкому телу Хана, располагаясь головой на его груди. — У нас с ним ничего серьезного то и не было. — Но вы встречаетесь, Минхо. Мне плевать, что у вас там было, но это факт, — он отпрял на край кровати, рассерженно отвернувшись спиной к другу и сжавшись калачиком. — Пока не расстанетесь, не смей мне такое говорить. — Уже расстались, — с довольной улыбкой шепнул Минхо, обвивая талию и притягивая его к себе вплотную. — Я могу продолжить говорить о том, насколько сильно и долго люблю тебя и хочу любить всю свою жизнь?       Джисон хотел вырваться из хватки крепких рук в области живота, но передумал, почувствовав свое обессиленное состояние, смог лишь спросить: — Почему вы расстались? — Говорю же, у нас ничего серьезного не было. Мы просто поддерживали друг друга, так как оба переживали болезненное расставание, — от этих слов в груди у Хана больно кольнуло. — Будто искали друг в друге какое-то спасение. — И как, нашли? — Неа. Как видишь, я все равно в итоге прихожу к тебе, — прижался еще ближе. — А Сынмин? — А Сынмин тоже любит кого-то. Позавчера сказал, что съезжает. — Куда? — не унимался. — К девушке своей. — Из-за которой его сердце болело? — Угу, — промычал Минхо. — А что? — Так грустно это. — Но мы ведь в такой же ситуации, — сказал Минхо, уткнувшись в изгиб шеи и плеча, отчего тот, почувствовав горячее дыхание, застыл, боясь пошевелиться.       Джисон прикоснулся к горячим ладоням брюнета на его животе, разъединяя их из замка и разворачиваясь, уже нависнув над Ли, кинул его руки в стороны, чтобы тот не успел ими воспользоваться, чтобы оттолкнуть, и поцеловал. Осторожно, ненастойчиво, нежно, боясь, что Минхо передумает в любой момент. Все же, как можно любить такого, как Джисон? Он же ни на что не годен. Он причиняет лишь боль. И если он даст сейчас обещание, признавшись в любви идеальному Ли Минхо, то сдержит ли его? Или снова пырнет ножом по сердцу, не справившись? Они не знают, какие будут последствия у их действий, но сейчас хотелось отдаться целиком и полностью.       Минхо не оттолкнул. Он положил свои руки на по-детски пухлые щеки, притягивая к себе еще ближе и углубляя поцелуй. Правильно ли то, что они сейчас делают? Что ж, они подумают об этом позже, а сейчас размышлять не было времени, ведь бьющиеся в унисон сердца, так давно изголодавшиеся друг по другу, сейчас молили о том, чтобы они больше не теряли время.       Его и так уже совсем нет.

---

      Джисон этим утром проснулся первый. Он зевнул, потирая сонные глаза. Дернулся, когда почувствовал прикосновение руки к своему бедру, но это оказался Минхо, который ворочался во сне и о котором только возобновляющий работу мозг благополучно забыл. Хан тепло улыбнулся, накрывая его одеялом, а затем вышел из комнаты, тихо закрыв за собой дверь. В гостиной все еще спал Хван, который, как надеялся Джисон, ничего этой ночью не слышал. Он тихо прошел мимо, идя на кухню. Что ж, сегодня в его доме много гостей (для такого интроверта, как он), поэтому завтрак нужно готовить в большом количестве.       Его кулинарные навыки были не особо хороши, поэтому он приготовил яичницу с беконом. Треск масла разбудил Хвана. Он зашел на кухню словно огромное привидение. Его белые локоны походили больше на стог сена, чем на обычную шевелюру, а глаза напоминали щели, потому что не открывались из-за яркого солнца, светившего из огромных окон. — Вкусно пахнет… — мечтательно протянул Хенджин, усаживаясь на стул и глубоко вдыхая такой манящий запах, отчего желудок, напоминая о себе, заурчал. — А почему тарелки три? — Минхо недавно пришел, — ответил Хан, доставая три стакана и наливая в них персиковый сок. — Недавно? — завис блондин. — Я не слышал. — И хорошо, — проронил Минхо, заходя на кухню и садясь рядом с Хенджином. — Привет, Хван.       Начали трапезу. Сегодня, почему-то, утро казалось очень уютным и солнечным, будто в детстве. Они говорили обо всем на свете. Смеялись, переглядываясь, пока ели, потом вместе мыли посуду, к обеду устроили соревнование в какой-то онлайн-игре, потом смотрели сериалы. На учебу никто не пошел. Это был прекрасный день, когда казалось, что впереди еще целая жизнь. Когда думалось, что счастье — оно такое. Но где был в этот момент Феликс?       Он был в другой вселенной. Там, где сейчас была зима, холод и горы лекарств. Зимой живые умирают, а мертвые оживают. Вот и Ликс застывал, превращаясь в маленькую снежинку, ждал, когда же придет весна, чтобы снова задышать. Он любил кушать персики и нектарины, любил спать под тремя одеялами, жаждал научиться кататься наконец на коньках, улыбался, когда гулял со своими школьными друзьями. А сердце замерзало. — Что насчет Феликса? — Минхо жевал овсяное печенье, запивая горячим чаем, и смотрел на Хенджина, решив, наконец, обговорить с ним то, что так долго мучило его душу. — В смысле? — блондин удивленно глянул на брюнета, его рука дрогнула под давлением тяжелой кружки и немного ягодного чая пролилось ему на штаны, от чего от испуганно дернулся. — Вот чёрт… Джисон, у тебя есть какие-нибудь штаны? — Сейчас принесу, — кивнул, уходя в свою комнату, после чего послышались брякающие звуки открывающихся шкафчиков.       Минхо тихо поставил свою чашку на столик, разворачиваясь корпусом к Хвану и не громко произнося: — Джисон не может, зато я спрошу. Что с Феликсом? Он еще в Австралии? — Да, — закивал головой. — Мы созваниваемся периодически. — И как у него дела? Когда вернется? — продолжал засыпать вопросами. Заметил, что ноги замерзли, поэтому завернулся в плед, становясь похожим на гусеницу. — Когда разрешат активно двигаться. Он сказал, что пока что только поправляется после операции, — аура вокруг Хенджина заметно потускнела, будто над его головой появилась проливная тучка. Он вжался спиной в диван, обхватив руками прижатые к груди коленки. — Скучаешь? — задумчиво спросил Ли. — Жутко, — Хван лег на острые коленные чашечки, смотря на брюнета, сидящего в позе лотоса и завернутого в белый мягкий плед. — Ты любишь его. Не как друга, — прозвучало почти утвердительно. — Да? — Что? — Хенджин залился краской, удивленно хлопая глазами. — Ну… — Ты собираешься ему об этом сказать? — Когда придет время — да, — еле слышно ответил блондин. — Понятно, — Минхо опустил взгляд вниз, уходя в раздумья.       Хенджин сел поближе, вытягивая шею и шепча почти на ухо: — А ты… любишь его? — Кого? — потупил взгляд Ли. — Хана. — Тебе ли не знать, насколько сильно, — нахмурился, продолжив: — Я, пока ты думал только о себе, все это время помогал ему смириться со смертью матери. Вдобавок еще и с потерей лучшего друга. — И он тебя, — проигнорировав режущие слова Минхо, сказал блондин. — Думаешь? — Уверен. — Вот… — послышался задорный голос рыжеволосого, которой тут же стих, как только увидел как близко сидят друг к другу его друзья. — …штаны.       Он вручил в руки совершенно спокойному на вид Хвану, тот встал и пошел переодеваться в ванной, а Джисон сел на его место, сверля глазами острые черты лица: — Что вы делали? — Разговаривали, — ответил Минхо, кусая засохшие губы.       Джисон хмурился все сильнее, надувая и без того пухлые щеки. Минхо, увидев это, усмехнулся, обжигая надутую щеку поцелуем. — Я люблю тебя, Сон-и, — сказал, будто это обычное дело, и взял кружку с остатками чая обратно в руки. Допил. — Вы секретничали о чем-то? — Хан подозрительно прищурился, косясь на отточенный профиль. — У вас от меня какие-то тайны? — О чем ты? — улыбнулся, потрепав рыжую копну волос. — Он просто сказал мне кое-что. — Что? — Расскажу, когда ты скажешь мне тоже самое, что сказал мне Хван. — Они такие короткие… — Хенджин вернулся. Штаны, которые свободно сидели на Хане, были ему очень коротки, будто с младшего брата снял. Минхо захохотал, улыбаясь квадратной улыбкой.       Джисон угрожающе уставился на блондина, буркнув: — Это просто ты слишком высокий! Извини, что в моем доме нет одежды для гигантов! — Ах! — Хенджин драматично схватился за сердце, скривив лицо. — Так меня еще никто не оскорблял! — Гигантам в моем доме не рады! — Джисон бросил в него подушку, хитро улыбаясь, будто вызывая на поединок. — Вот значит как… — Хван поднял брошенную в его живот подушку с пола, кинув ее в Джисона. Но вот неудача: она попала в зевающего Минхо.       Они лежали на полу. В подушках, одеялах, еде. По телевизору шел какой-то детектив. Минхо уже видел десятый сон, утомленный боем, в котором его в итоге побили объединившиеся Хенджин и Хан. Блондин увлеченно смотрел и комментировал происходящее, жуя яблоко. Джисон просто лежал и слушал болтовню друга, обнимая Минхо и закинув на него ногу, отчего Хенджин ехидно посмеивался. Так проходили их дни. Летние дни. Они проживали их так, будто они были для них последними.       А Хенджин все ждал, когда же лето вернется и для Феликса.