***
В середине декабря пришли кое-какие известия о Штирнере. Министерство наконец создало Отряды самообороны, патрулирующие южное побережье. Эрик рассказал, что в него записали и его отца, поручив тому наблюдать за прилегавшей к их поместью береговой линией. Не то, чтобы эти добровольцы могли противостоять людям Штирнера; но они вполне могли подать сигнал тревоги при приближении каких-то угроз. Эрик ужасно негодовал, что какой-то чиновник из министерства начал компанию против плюща. Последний, мол, обвил стены замков и пора бы его вырубить, а то там могут спрятаться люди Штирнера. Пользы от этого не было бы от на грош, но все же газеты печатали его статьи, нервируя окружающих. Кое-кто типа Кайли стал даже доказывать, что так, мол, и должно быть: наука знает лучше нас. — Это возмутительно, — поморщилась Кэтрин. — Неужели больше нечего сказать людям, кроме откровенной чепухи? Люди Штирнера, конечно, только и могут, что прятаться за плющом. Они хоть сами понимают, что написали? — ехидно протянула слизеринка. — Кстати говоря, — подмигнул ребятам Нотт. — Нам письмо от Река.Здравствуй, Эрик. Благодарю за ответ. Надеюсь, что Святочный бал подарит вам множество радостных воспоминаний, но выбор чемпиона оставляет желать лучшего. Дай Мерлин, выдержит хотя бы пять минут первого тура. Удивляет, что Макгонагалл вообще решила провести Турнир, учитывая нынешнее положение на континенте, но отправляет потенциальных болельщиков по домам. Где гарантия, что шпионом не окажется кто-то из чемпионов? В таком случае, кажется, логичнее и вовсе обойтись без состязания. Можете не искать в газетах ничего насчёт Штирнера: бесполезно. Про отпор на равном уровне пока бессмысленно и думать, но нельзя давать обществу повод для паники. Вследствие чего они хотят, видимо, отвлечь вас или создать комическую картину. Для реальности уж слишком карикатурно. Что касается меня, все по-прежнему. Адель с тёплом вас вспоминает и шлёт привет. Просит держаться вместе, учитывая нынешнюю обстановку. Работы нет: так сказать, неблагодарная фамилия. Удачи, Рек
— Ну и где тут хоть слово о Штирнере? — удивилась Кэт. — Ну как ничего? — вскинул брови Альбус. — Смотри: нам говорят, что министерство врет, и все не так, как нам рисуют! Все куда хуже, похоже. — Вроде с Фаджем, министром магии, был тот же случай, — добавил Эрик. — Отец Альбуса твердил, что Волдеморт вернулся. А Фадж возьми да и выстави всю ситуацию рассказом сумасшедшего. — Ну… Эти вроде как отряды самообороны создают… — заметил Альбус. — Ой, проку от них… Только плющ рубить, — фыркнул Эрик — А если про это специально пишут? Что отряды только на плющ годятся, — слегка нахмурилась Кэт. Альбус задумался. Сейчас ему не давала покоя мысль о том, что именно нужно Штирнеру в школе. Скорее всего, это была книга или некий иной магический артефакт. Только вот какой? Альбус чувствовал, насколько это важно, но не мог понять, о чем идёт речь. Впрочем, кое-какие события навевали размышления. Александрина Бэрк что-то искала в Запретном лесу. Там же он заметил и Клэр во время прошлогоднего нерадения. Скорее всего, она искала что-то важное. Видимо, это нечто было где-то там, и что именно, понять следовало как можно быстрее. — Погоди… — до Альбуса донёсся голос Эрика. — Ты идёшь на бал с этим русским? — А что? — равнодушно отозвалась Кэт. — С дурмстранговцем? — механично уточнил Альбус. — Да, — хлопнула ресницами Кэт. — Ты, Эрик, и вовсе с Мариной Гриффиндорской. Позорник! — Это точно: позорник! — прыснула Вики. — Позор факультета, — бросила проходящая Веста. Эрик в ответ скорчил ей вслед забавную рожицу. — Что корячишься, трофей Маринки? — фыркнула Кэт. Стараясь не показать своих чувств, Ал тотчас слабо улыбнулся. Задумавшись, он обвел взглядом зал так, словно видел его в первый раз. Факелы продолжали гореть на стенах, почему-то напоминая о промозглом зимнем утре. Потолок изображал мокрый снег с дождем, насыпавший первые сугробы. Ал вспомнил как Кэт восхищалась игрой этого Золотова, как переживала за каждый его успех. Неужели между ними что-то есть? Глупо. Они просто идут как друзья… Или как знакомые… Только сейчас он ощутил, что хочет сказать сам себе важную мысль, но никак не решается это сделать. У Кэт, у той самой Кэт, что сейчас привычно отбрасывает золотистые волосы, нет и не может быть к нему ничего? Это было также невероятно, как если бы сейчас вдруг наступила весна, и зацвели вербы возле Черного озера. Это просто недоразумение… К его удивлению Забини послала улыбку Золотову и помахала ему рукой. Альбус впился в них глазами и тотчас потупился в кубок: нельзя было показать даже на мгновение, что он взволнован. В конце концов, Лорд Эйспер должен быть всегда бесстрастным. Сумка была уже сложена, и Ал посмотрел в газету. «Вербы… Тоже цветут…» — грустно усмехнулся он про себя. Ему показалось, будто он стал бледнее, чем обычно.***
Святочный бал было решено провести в Сочельник, дабы школьники встретили Рождество прямо за праздником. Ученикам в этот раз рекомендовали остаться в школе: министерство по слухам было взволновано, что люди Штирнера могут начать совершать нападения, как и в прошлом году. Впрочем, об этом мало кто пожалел: Большой зал был украшен именно так, как и положено перед большим праздником. В центре Хагрид установил огромную голубую ель, на которую ученики взирали, как на большое чудо; поодаль от нее стояли двумя рядами по шесть пушистых пихт. Первый их ряд был украшен в золотые шары и шишки; второй — в серебряные шары и шишки. Для симметрии «золотой» ряд украшали белые свечи, а «серебряный» — золотые. Главную ель украшали старинные игрушки, которые доставали только по особым случаям: это старые шары с движущимися картинками из восточной жизни — Китайской, Монгольской и Персидской империй. Впрочем, шептались, что это только начало: в праздник Большой зал будет украшен гораздо пышнее. Прежние дамблдоровские вольности прикрыли. МакГонагалл сообщила, что бал должен быть сугубо классическим: никаких групп и музыкальных выступлений не предвидится — только классическая музыка. После советов с немецких гостем директор выбрала для чемпионов вальс Штрауса с причудливым названием «Freut euch des Lebens», который Хелена учила друзей правильно произнось на одном дыхании. Кажется, в переводе он означал что-то вроде «Радости жизни». Эта причудливая музыка теперь регулярно звучала на третьем этаже. Профессор Мангейм, имевший музыкальное образование, лично тренировал четыре пары в кружении, чтобы они правильно держали шаг. Для всех прочих был запланирован более легкий «Кайзервальс», о котором Хелена говорила, что его танцевать куда легче, чем «Утренние листки». Постановка была трудной: чемпионы занимались так, что к вечеру та же Кэт не чувствовала ног. Помимо пары Забини и Золотова, в вальсе тренировались и еще три пары: Хелена пошла с новым слизеринским старостой Дэниелом Фоули, Рене — с братом-близнецом Скамандера, а сам Лоркан пригласил Анну Вудсток. Альбус чувствовал себя странно, словно морские волны сами собой набегали на берег и разбивались о скалы. То он твердил себе, что все это ерунда и этот поход не значит ничего; то он представлял себе ночами дикие сексуальные наслаждения Золотова с Кэт, в одной из которых сильный дурмстранговец качал на коленях нагую слизеринку, обладая ей; то он твердил себе, что все это не стоит выеденного яйца, и ему следует заняться делами. Пытаясь найти утешение, Ал стал наведываться в Запретную секцию почти каждую ночь, ища информацию о темной магии. От этих поисков он иногда чувствовал себя совершенно обессиленным, словно какая-то темная сущность высасывала из него шаг за шагом жизнь. Только сейчас он начинал понимать, что значит взрослое слово «отдаляться». Твой близкий друг ещё вроде бы друг, ещё как-будто все по-прежнему, но с каждым днём происходит что-то не так. Каждый день, каждую неделю вы общаетесь все реже и реже, и ты ощущаешь, что у друга уже нет потребности общаться столько же, как полгода и год назад. Твой друг больше сам не начинает разговор: он только отвечает на твои вопросы. Твой друг занят больше, чем прежде, хотя у тебя по-прежнему столько же времени. Время вашего общения неуклонно сжимается: где прежде были дни, теперь часы, а потом и минуты. И этот процесс нельзя повернуть назад, как бы тебе этого не хотелось. Сам Альбус решил не приглашать на праздник никого. То ли из-за обиды на Кэт, то ли от злости, то ли просто от какого-то странного внутреннего охлаждения он решил идти на бал один. В конце концов, пройдет сейчас этот дурацкий бал, и все станет также как прежде… Или не станет? Альбус каждой клеточкой души ощущал странную апатию. Единственное, что ему хотелось — это, пожалуй, читать побольше книг про Темное волшебство, хотя после них он чувствовал себя еще больше усталым и разбитым. Утром в Сочельник Ал вышел в гостиную, ежась от сквозняка. Народ готовился к балу, и, кажется, впопыхах забыл о завтраке. Ночью ему снился жуткий сон: змееподобный человек в зеркале наставил на него палочку и выпустил зеленое проклятие. Avada Kedavra, заклятие убиения. Во сне Альбус понял, что он убит, но, проснувшись, с удивлением обнаружил, что жив — это всего лишь сон. Чувствуя странный холод он спустился в гостиную, и, поежившись, сел у камина. Странно, но девочки крутились, уже примеряя бальные платья, словно не боялись холодов. Одной из слизеринок, готовящейся к балу была Валери Гэмп. С обязанностями старосты она справлялась: всегда могла дать первоклассникам совет насчёт домашних заданий, вовремя снять баллы в случае нарушения дисциплины, никогда не позволяла себе повышать голос. В общении Вэл казалась весьма милым человеком за счёт вежливости, харизмы и прекрасного чувства юмора. Она весьма быстро нашла общий язык с Кэтрин Забини: девушки часто общались и шутили. Альбус нисколько не удивился, увидев их вместе, отходящими от зеркала: они, кажется, продолжали какую-то свою болтовню. — Все же Макгошка молодец, что турнир провела, — сказала Кэтрин, поправляя изящные рукава праздничного платья. — Множество впечатлений, новые друзья, бал… — А вот у Брэдли всегда были нелады с начальством, — вздохнула Гэмп. — Как? — вскинула брови Кэт. — Невероятно умный, талантливый и ответственный человек. Вежливый. В чем проблема — то? — В том — то все и дело, — развела руками Вэл. — Брэдли считал, что начальство уступает в интеллекте, но начальствует? — догадалась собеседница. — По-сути так и есть, — отрезала Кэт. — Брэдли формально им подчиняется, но знает и умеет несоизмеримо больше. — Он этим управленцам дарил с улыбкой свою книгу с ехидной подписью: с пожеланием научных успехов, — звонко рассмеялась Вэл. — Гениально, — заливалась Кэтрин. — Пусть успехи прославят вас на весь мир! — Они к нему придирались по мелочам, — фыркнула собеседница. — А вот он им в ответ новую статью. — Молодец, Брэдли, — с гордостью проговорила Кэт. — Завидуйте молча. Несколько второкурсниц, включая Евангелину Забини, болтали о нарядах, обступив полутемное зеркало с двумя свечами по бокам. Ал послал улыбку Кэтрин, но та, поглощенная болтовней с Валери, не заметила его. Альбус посмотрел на тусклое каминное пламя. Кажется, это было вполне естественно, что Кэт не замечала его, ибо зачем ей было теперь его замечать? Закинув ногу на ногу, Ал попытался углубиться в книгу, слушая стрекот младшекурсниц. Когда-то и они болтали с Кэт… Гостиная была украшена небрежно. Камин украшали сосновые ветви, под зеркалом и над длинным салатовым диваном повесьте рождественские венки. На самом камине поставили небольшую ёлку, с зелёным, красным, жёлтым и синим шарами. В других гостиных установили по слухам такие же. «Дружба всея Хогвартса», — ехидно подумал Альбус. Завтрак прошел сумбурно, словно всем хотелось, чтобы он закончился как можно быстрее. Ели уже сияли праздничными шарами, а проносившиеся духи вовсю обсуждали предстоящий бал. Роза и Эльза отчаянно зевали за гриффиндорским столом: они, похоже, проболтали всю ночь. Кэт уже помахала Алексею, словно говоря, что уже спешит к нему, да и Эрик безотрывно смотрел на стол Гриффиндора. Даже Скорпиус Малфой что-то важно шептал Крэббу, изредка хихикая: они, похоже, обсуждали девчонок. Зато Джейс, позабыв, кажется о присутствии Белинды, смачно осматривал вытянутые длинные ноги Анны Вудсток. Альбус усмехнулся: он не ощущал особой грусти — скорее, на душе поселилось щемящее одиночество, точно он снова был ребенком и смотрел, прищурившись, на огни вечернего города. Покончив с завтраком, Альбус поднялся в башню и стал наблюдать в маленькое окошко, как поет снег, укрывая школьный дворик снежным покрывалом. Впереди лето, и Алу осталось всего полгода до пятнадцати. Ал вздохнул и поправил волосы, наблюдая за беспорядочным порханием снежинок. Уже пятнадцать, куда только уходит время? В голову снова лезли мысли о Кэт. Ты утешаешь себя тем, что это глупости, мнительность и ничего не изменилось по большому счету. И вместе с тем ты прекрасно понимаешь, что изменилось все, и ты не в силах вернуть все назад. Ты говоришь себе, что завтра, послезавтра, все будет иным, но приходит послезавтра, а не меняется ничего. «Что с ними случилось? Жизнь с ними случилось!» — говорил иногда в шутку дядя Рон. Альбус ненавидел эту фразу: слыша её, он испытывал внутренне омерзение. Его любимая мысль звучала иначе: «Любого человека я просил о чем-то только один раз. В исключительных случаях — дважды. А трижды — никогда и никого». И он почему-то понимал, что его любимая мысль несовместима со словами дяди Рона. Незаметно для себя Ал поднялся в библиотеку. У входа промелькнула Роза Уизли, зачем-то наколдовывающая нитки. «Шить, что ли, собирается?» — фыркнул Альбус. Потолок и стены библиотечного зала украшали рождественские гирлянды и венки из омелы. Пара витых свечей одиноко проплывала по комнате. Оно и понятно: кому нужно украшать помещение, находившееся так далеко от Большого зала? В воздухе бал разлит праздничный и загадочный запах — смесь картона, хвои и ветоши коробок со старинными игрушками, рождавший странное томительное воспоминание о детстве: о тех временах, когда хочется вырасти поскорее, а потом, когда вырастаешь, сожалеешь о них. «А трижды — никогда и никого!» — сказал себе Альбус. Предстоял бесцельный день хождения по Хогвартсу. Читать не хотелось, и Ал решил занять чем-то поинтереснее. От нечего делать Альбус пошёл наугад в одну из маленьких башен. Это крыло Было почти необитаемым, и сюда мало кто заглядывал из учеников, Было холодно, и в щели сильно сквозило, пронизывая до костей. Выглянув в окно, Ал вдруг поймал себя на странной мысли, что однажды он уже видел этот базальтовый парапет, заметенный снежинками. Но где? Перед глазами возникло странное видение: высокий темноволосый юноша смотрит, чуть сутулясь, в это окно, а рядом падают снежинки. Ал потёр лоб. Да, эту сцену он видел во снах в детстве не раз: тогда сны была куда лучше Духа в зеркале. Юноша меланхолично смотрел в окно, точно как сейчас он сам, а затем куда-то шёл… «Фонтан! — вдруг вспомнил Альбус. — Здесь должен быть фонтан». Альбус до сих пор помнил свой сон в ту ночь, когда его напугал боггарт в Доме Блэков. Он видел, как высокий темноволосый юноша лет семнадцати одиноко шел по узкому коридору и о чем-то грустно беседовал с пролетавшим рядом призраком женщины. Ал заметил, что он был одет в форменный серый пиджак Хогвартса: точь в точь, как у самого Альбуса. Затем он вышел во дворик, где остановился возле замерзшего фонтана и стал о чем-то размышлять, глядя на ледышки. Да, это было здесь: он узнал это место. До сих пор Ал считал тот фонтан сном, но что если он в самом деле существовал? Выход был единственным, и Альбус, полный смятения, вышел а коридор. Так и есть: он убегал куда-то вправо, ведя к тёмной базальтовой стене. Кругом было обилие паутины, но сейчас Поттеру было все равно. «По!» — звала его некогда Кэт, и на душе при одной мысли об этом вдруг стало тепло. Впрочем, он тотчас усмехнулся; больше так его звать Кэт не будет. К удивлению Альбуса в стене была чёрная дверь с ручкой. Ал вспомнил, как тот темноволосый юноша открыл ее во сне. Удивительно, но открыть ее было легко и на яву. Невдалеке послышался скрип деревянных половиц: похоже, здесь кто-то ходил. Подумав с минуту, Ал пошёл вверх по винтовой лестнице, в деталях вспоминая свой давний сон. Через несколько минут Альбус в самом деле поднялся наверх башни. Здесь была маленькая площадка, окружённая крепостной базальтовой стеной. На неё видимо было наложено заклинание: мраморные плиты пола не заметал снег. Да, как и во сне, в центре площадки стоял фонтан, — сейчас он замёрз, но весной он без сомнения зашумит, бросая вверх струи и брызги. В центре фонтана были четыре небольшие фигуры льва, барсука, орла и змеи. Все было как во сне. Да, этот сон был явью! Впрочем, долго изумляться своему открытию Алу не пришлось. На бороде фонтана лежал длинный белый конверт. Ал осторожно подошёл, взял его в руки и прочитал:«Мистеру Альбусу Северусу Поттеру».
Почерк был похож на аккуратные завитушки Адель, но зачем Эйвери было так его мистифицировать? Она могла бы написать ему лично. Проверив письмо на наличие тёмных духов и проклятий, Ал открыл его. К его удивлению из конверта выпала длинная колдография, изображавшая портрет той девушки, которым он любовался в доме Блэков. Она также в сиреневой полупрозрачной тунике восседала на троне, поднимая бокал и вытянув ноги в античных босоножках. В не то ли сероватых, то ли голубках глазах засияла та же лукавая улыбка. Альбус снова подумал, что лучше и красивее этой девушки нет на свете. Улыбнувшись, он перевернул колдографию и почитал введённую витиеватым почерком надпись.Мария Блэк
Ниже стояла подпись:Я открываюсь под конец.
Пораженный Альбус стал изучать надпись. Мария? Может быть, Лукреция Блэк? Или эта самая Мисапиноа, как две капли воды похожая на Лукрецию? Нет, именно Мария! Мария Блэк. Ал с тревогой осмотрелся. Только сейчас ему пришла неприятная мысль: очевидно кто-то знает, что он несколько раз останавливался возле ее портретов в доме Блэков. Кто же? И неужели за ним следят? Ал задумчиво сделал круг вокруг фонтана, скованного льдышками. Если за ним следят, то они вполне могут знать и про убийство им маглов. Ал задрожал. Перед глазами снова стали лица убитых им парней. В глазах застыл все тот же стеклянный ужас, и это сделала его зеленая вспышка. Наверное, эти лица он не забудет вовеки. Временами Альбусу грезилось, что это сделал вовсе и не он, а какой-то другой человек. Он намеренно придумывал себе кучу впечатлений, чтобы забыть, заслонить картинки ужасных видений, только не очень это получалось. Сейчас боль поутихла, но ужас, что кто-то может это знать, заставила снова ожить старые кошмары. Мотнув головой, чтобы отделаться от настойчивого видения двух мертвых тел, Ал не заметил, как быстро пошел вниз, неся странную колдографию во внутреннем кармане. В гостиной стоял полумрак, украшенный струящимися нитями серебристого дождя. Маленькие еловые ветки, источая аромат, обвивали резные чаши подсвечников. Только Вики Смит примеряла сиреневое платье у зеркала, да пара семикурсников что-то обсуждали в креслах у камина: кажется, поведение какие-то девиц. Ал тихо усмехнулся и плюхнулся в кресло. На маленьком столике с сосновой веткой лежала потертая белая книга, и он с интересом подвинул ее. — Мне идет? — механически бросила Вики, словно спрашивала «который час?» — Вполне, — Ал дежурно закинут ногу на ногу. — Ой, Ал, это ты? — с интересом обернулась она. «Ждет кого? ' — подумал Альбус с долей снисходительного любопытства. Синий огонек осветил еловые гирлянды, обвивавшие зеркальную раму. — Я думала… — пробормотала Вики, но тотчас осеклась. — Ганс Христиан Андерсен… — прочитал Ал, близоруко поправив очки. В последнее время он, незаметно для самого себя, стал говорить более тихо и насмешливо. — Такой маггловский сказочник? — Вообще-то он сквиб, — Вики поправила воротник. Альбус полистал книгу. Кое-какие из этих сказок он читал в детстве у тети Гермионы. Все по-прежнему. Стандартный набор. — Мне всегда нравилась сказка про русалочку, — задумчиво проговорила Вики. — Весьма редкое и трогательное мировоззрение — жизнь для другого. Русалочка могла бы возненавидеть принца. Могла бы устранить его ради собственного спасения. Но не сделала ни того, ни другого — она желала ему счастья при любых обстоятельствах. — А принц того стоил? — прищурился Ал, повертев книгу. Перед глазами снова поплыли тела с застывшими глазами, и он властно мотнул головой, приказывая внутреннему голосу заткнуться. — В том и изюминка этой сказки, — поправила серебряное кольцо Виктория. — Простить другого человека и до конца видеть в нем личность, которая достойна счастья не меньше самой Русалочки. — Боюсь, принц не оценил такого щедрого подарка, — фыркнул Ал. — В том и дело, — вздохнула Вики. — Русалочка не думала, оценит ли это принц. Она просто отошла в сторону и пожелала ему счастья. Она считала его ровней даже после расставания. Тем она читателей и потрясает: жизнь для другого редкость. — Тогда это бессмысленная жертва, — пожал плечами Альбус. — Принц получил все, а она ничего? — Русалочка не думала о собственной выгоде, — отозвалась Виктория. — Она его ценит, похоже, за сам факт существования. И то, что этот человек счастлив, ее не огорчает. — Как посмотреть… — Ал прищурился на зеркала. — Русалка влезла в его мир, чужой для неё, где её, скажем прямо, никто не ждал. Она понятия не имела ничего о том мире, а у принца была своя жизнь. Ей это в голову не пришло. — По-сути да, — кивнула Вики. — Погоня за миражом. Но, видимо, любовь так подействовала. — А мне вот нравилось всегда начало «Снежной королевы», — Альбус задумчиво откинулся головой на спинку кресла. — Я все думал: как тролль с учениками создавали то зеркало, где мир становился уродливым? Как они подбирали пропорции стекла? — прищурился он на голубой отстает фонарика. — Как пробовали? — Интересное наблюдение, — слегка улыбнулась Вики. — Никогда не слышала столь любопытной версии. Правда, жаль, что в дальнейшем про эту историю ни слова. — Вот представь: как они спорили за сорта стекла? Как впервые опробовали его на ком-то? — продолжал Альбус. — Как понесли это свое необычное зеркало? Я бы дорисовал такую интересную историю… — Знаешь, я вот думала о другом… — Вики левитировала тонкие перчатки. — А вдруг Герда не дошла бы до Кая? Он так и остался бы с ледяным сердцем? — И вечно укладывал бы слово «Вечность» из льдин… — кивнул Альбус. — Это жизнь без любви! В холодном дворце и с ледышками. — Выходит… Смотри, как интересно! — Альбуса словно охватил легкий азарт. — Чтобы сложить слово Вечность надо не иметь любви? — А ведь получается, что да! Но почему? — Ладно, Ал, пойду к себе, соберусь… — бросила Вики, махнув рукой. «Ждёт чего-то…». — подумал Альбус. — Или кого?» Гостиная опустела. Несколько мгновений Альбус покрутил в руках книгу. Затем открыл наугад сказку и попробовал почитать, хотя осознал, что не понимает смысла слов. На душе поселилась странная тоска, какая бывает только зимними вечерами. Ал посмотрел в книгу. Что-то про сосну, которая может сгореть для других, а её пустили на книгу. Бред… Он прищурился на огонь… Наказание… Сможет ли он в самом деле уйти от ответа с той истории? На душе неприятно щемило, и решил переодеться. Альбус не заметил, как часы а форме изумрудной кобры показали шесть. Пора было идти на праздник. Гостиная казалась совсем пустой: только пара силуэтов мелькнуло в полутьме. Переодевшись в жёлтую рубашку с косым венгерским воротником, Альбус надел коричневую бабочку. Можно было бы не идти на бал, но это означало (и Ал это хорошо знал) дать Кэт с русским ощутить свою победу. Посмотрев еще раз на колдографию, Альбус немного повеселел. Девушка на ней казалась ему такой красивой, что даже Кэт виделась ему простушкой. На мгновение в душе затеплилась надежда, что возможно она жива, и он мог бы найти её где-то. «Я открываюсь под конец»… Альбус представил себе, что ему удалось найти эту девушку, и они пошли вместе по залитой солнечным светом улице в Косом переулке. Ал мотнул головой: все же видение было слишком приятным, чтобы не возмечтать сесть в уютное кресло и предаться ему. «Займись-ка делом, Эйспер!» — приказал он себе и быстро пошел в в коридор. Разумеется, один и, разумеется, не чувствуя особой радости от предстоящего праздника. Большой зал был в этот раз украшен необыкновенно пышно. Стены переделали в декорации, изображавшие зимний сосновый лес, замеченный снегом. Лежа ризами на темно-зеленых игольчатых ветвях, он напоминал огромные белые одеяла, под которыми снились таинственные сны. В лесу вечерело, и кое-где между деревьями светились синие и красные огоньки фей, зовя пройтись по зимним сугробам. Казалось, что еще немного, и в этот лес сам собой придет зимний праздник, унеся с собой огорчения и тревоги, залив их разноцветными огоньками и отбросив своей морозной белизной. — А говорят… — прошептала с восхищением Евангелина Забини, укутанная в полупрозрачную голубую мантию, — в лес можно даже пойти, и выйдешь на улицу! Ал с интересом осмотрел сестру Кэт, подумав, что ей, пожалуй, рановато носить столь двусмысленные наряды. «Разве что и эта покорит иностранца», — сострил он самому себею — Куда? — ее однокурсница Ариэлла Спренгтон даже махнула кудрявой головой. — К озеру… — прошептала младшая Забини. — Прямо к берегу! Близоруко прищурившись, Альбус осмотрелся по сторонам. Эрику прислали темно-зеленый костюм, и Ал знал, что его друг в нем слегка комплексовал. Немудрено — мода на подобные костюмы прошла, кажется в пятидесятых годах, и сейчас он смотрелся милым призраком прошлого. Марина Эйкин, стоявшая рядом с ним нарядилась в голубое платье с короткими круглыми рукавами, которое ей прекрасно подходило и напоминало сказочных принцесс. «Приперся таки с гриффиндоркой», — подумал с неприязнью Ал. Другие его однокурсницы тоже стояли парами. Вики Смит радостно прихорашивалась, поправляя шелковистые волосы. Прямое сиреневое платье, казалось, было сшито прямо под неё; и создавало, в комплекте с белыми перчатками, одновременно нежный и величественный образ. Девочка разговорилась с высоким темноволосым пятикурсником в черном фраке. Кэтрин выбрала более лёгкий образ; если Вики напоминала элегантную леди, то белокурая подруга — утонченную фею. Забини выбрала кремовое платье с воздушной юбкой и открытыми плечами. В сочетании с золотыми локонами, Кэт казалась уютной и нежной, но Альбус сделал вид, что они просто хорошие знакомые, легко кивнув подруге. Та, похоже, тоже не горела желанием болтать с другом, а неопределенно махнула ему белой перчаткой. Подумав с минуту, Ал отошел к дереву. Мгновение спустя, дубовые входные двери отворились, и в зал вошли чемпионы главе с профессором Мангеймом. Сразу за ним шли чемпионы: Хелена и Рене в розовых туниках и античных сандалиях, Золотов и Скамандер в черных смокингах. Навстречу им вышла директор МакГонагалл в длинной изумрудной мантии и четырехуголке. Профессор Мангейм махнул палочкой, и в дальней линии за голубой елью появился грот, наполненный розовым кустами и цветущими вишнями, благоухавшими на фоне шумящего фонтана. Над кустами и скульптурами порхали маленькие феи, неся фонарики. — Участники Турнира и их партнеры, пожалуйста, пройдите сюда, — прозвучал голос профессора МакГонагалл. Кэт просияла, поправив изящным движением платье и, стуча каблуками, легко побежала к Золотову. Следом туда пошли Роули и Скамандер, и, взяв за руки девушек, повели и к гроту. Альбус смотрел на отрываясь. Он едва заметил, как зазвучала музыка причудливого вальса, почему-то напомнившего ему морскую раковину. Открывающие бал ученики вышли в центр и закружились парами. Хелена и Дэниел с первых шагов закружились так, словно были на настоящем балу в Вене, чем невольно заставили Альбуса улыбнуться. Кэтрин тем временем улыбнулась Алексею, и они закружились в вальсе самозабвенно глядя друг на друга. Эта пара, казалось, не танцевала, а плыла, едва касаясь пола. «Она… любит его?» — спросил самого себя Альбус, глядя на хвойные ветки. Сейчас они казались ему ненастоящими: словно прошло уже очень много лет, и он, Альбус, смотрит на этот мир как бы из далекого будущего — наверное, стариком. Свечи то вспыхивали, отражаясь в стеклянных шаре, то, напротив, тухли, погружая Большой зал в легкую полутьму с предчувствием праздника. Рука Кэт, сжимавшая спину Алексея, казалась отвратительно отталкивающей. Однако вальс скоро изменил музыкальный такт, перейдя в совершенно новую мелодию, выводя подобие трелей. — Сейчас будет самое самое! — прошептала Вики. Ал прищурился. Неожиданно Хелена и Рене отделились от своих партнеров и достали из воздуха ленты. Затем, изящно махая ими, подбежали в Фоули и Скамандеру и те завязали глаза девушкам. Кэт отошла в сторону, а Хелена и Рене ко всеобщему изумлению сделали вдвоем танец с завязанными глазами. Девушки совершали круговые прыжки, то сходясь, то расходясь в танце. Маннгейм, однако, смотрел на девушек, кружащих с завязанными глазами с крайним напряжением. Он словно что-то прикидывал и стремился найти объяснение чему-то изумительному. «Танцуют хорошо… — вздохнул про себя Альбус. — Но что его насторожило?» Он попытался найти глазами Эрика, но потерялся в толпе. Сверху под аплодисменты посыпались конфетти. Сцена сменилась, и уже Алексей и Кэт изображали в танце странную пару, где девушка убегала от парня на лужайке, а тот пытался ее нагнать. «Аполлон и Дафна, — презрительно подумал Ал, вспомнив, что вальс был из середины девятнадцатого века, кажется времен египетского кризиса. — Да догонит он тебя, догонит! Уже догнал, догнал», — фыркнул он. Не желая смотреть продолжение с появлением двух других пар, Альбус развернулся и медленно пошел прочь. В голове свербил вопрос о том, какими были настоящие танцы во времена Аполлона и Дафны, словно это в самом деле что-то значило в его жизни. Вальс явно пошел на затухание, и Ал, пробиваясь сквозь толпу, решил идти к елям. Почему именно к елям, он, пожалуй, не знал и сам, но сейчас это казалось ему важнее всего на свете. Две третьекурсницы с Хаффлпаффа о чем-то болтали, уже забыв о вальсе, повторявшим фигуры в обратном порядке. «Ленты, — вдруг подумал Альбус. — А будут ли ленты? Впрочем, какая разница»… Ему снова казалось, что этот зал, озаренный огнями, не настоящий, а он, взрослым, сидит в комнате и вспоминает все это оттуда. «Куда уходит время?» — меланхолично фыркнул он себе. Перед глазами возник давний летний день, как они с отцом идут по городу мимо большим серых домов и заходят в какое-то магловское кафе. Не то, чтобы роскошное, но весьма респектабельное на вид. Отец заказывает две порции стейка, воды ему, себе бокал вина, гарнир. Отец тогда был в ссоре с матерью, и что-то рассказывал ему о детстве. И еще говорил, что мать это мать — с ней надо быть дипломатом, чтобы добиться своего. Альбус слушал и не понимал, почему всегда дома надо юлить и придумывать тактику, чтобы чего--то добиться. Кажется, тогда он был в темно-серой полосатой рубашке. Или не в ней? Когда-то из будущего и этот вечер будет казаться ему таким же давним и безвозвратно ушедшим, как и тот день… Он очнулся от звона музыки. Прислушавшись, Ал понял, что это был вальс «Утренние листки». Похоже, Макгонагалл решила дать его, а не «Кайзервальс». Елка блеснула огнями фей. Все вокруг приглашали того, кто стоял рядом. Подумав немного, Альбус, однако, не стал никого приглашать, а отправился к линии елей. Открыв портфель, он достал потертую книгу, которую старательно изучал последние дни. Не будучи уверенным, что он правильно понял текст, Ал прочитал:«Дары Смерти» — объединяющее название трёх артефактов: Бузинной палочки, Воскрешающего камня и Мантии-невидимки, которые, по преданию, подарило воплощение Смерти братьям Певереллам (см. статью «Сказка о трёх братьях»). Многие волшебники искали эти Дары, полагая, что владелец всех трёх сможет стать повелителем смерти. На самом деле, повелителем смерти может стать только тот, кто осознаёт её неизбежность, но не пугается смерти, а принимает смерть как часть жизни.
Мантия-невидимка? Не была ли это его мантия, в которой он совершал свои ночные походы в Запретную секцию? Альбус задумчиво посмотрел на кружащуюся разноцветную толпу. Если это была его мантия, то где находились Бузинная палочка и Воскрешающий камень? «Послушай, Эйспер, — прошептал в голове знакомый холодный голос, — владея камнем, способным вызывать к жизни умерших, ты можешь контролировать весь мир!» «Этим самым камнем?» -недоверчиво спросил сам себя Альбус. «А почему бы и нет? — продолжал голос. — Ты вернешь к жизни, кого пожелаешь, ты подаришь победу над смертью, кому пожелаешь. Тебе остается шаг. Только один шаг…» Альбус поискал глазами родственников. Из всей многочисленной семьи он пока заметил только Джеймса. Ал поднял от удивления глаза: облачившись в черный фрак, его брат танцевал с Анной Вудсток в легком платье леди начала позапрошлого века. «Смотри-ка: Джеймс кавалером стал!» — хмыкнул Ал. Через несколько мгновений он увидел Розу Уизли в коричневом замшевом платье и черной маске, кружащуюся в каким-то шестикурсником из Гриффиндора. Рядом с ней кружилась и Эльза Лонгботтом в розовом бальном платье и тоже в темных масках. «Вас так трудно узнать!» — подумал ехидно Альбус. Задумавшись, Альбус почувствовал прилив крови. Всего один камень мог сделать его могущественным, мог подарить ему силу, о которой можно было только мечтать. Надо было только собрать, сгруппировать правильно мысли. Прищурившись, он заметил, что Скорпиус Малфой о чем-то важно беседует с Крэббом и Бэддоком. Ал улыбнулся. Возможно из чистого озорства, ему захотелось опробовать невербальное непрощаемое, которые он так старательно штудировал в последние недели. «Imperio!» — подумал он, пристально глядя на Скорпиуса. — Повеселись, Эйспер!» — усмехнулся Ал сам себе. Сверху посыпалось конфетти под аплодисменты. Мгновение спустя Малфой посмотрел на потолок, а потом с криком побежал прочь от изумленных приятелей. Альбус, остановившись, смотрел на него так, словно сам был изумлен не меньше остальных. Малфой, между тем, схватил синюю шляпу с острым верхом, и нацепив ее, подбежал к еле. Марина Эйкин взвизгнула, и Эрик как-то по взрослому сжал ей руку. Скорпиус, подпрыгнув, начал выбрасывать вперед ноги. Тотчас грянул пятый венгерский танец Брамса: похоже, кто-то не удержался. — Да что это за бал? А ну-ка чардаш! — крикнул Скорпиус. Раздались аплодисменты. Альбус, обернувшись, не сдержал смеха: чуть поодаль от переливавшейся огнями ели стояла Хелена с палочкой. Она превратила шляпу Малфоя в черный котелок с пером а его мантию в белую рубашку с вышитым воротником. — Что это? — спросил Альбус, подбежав для отвода глаз. — Словак… — ответила с легкой улыбкой Хелена. — Словак-крестьянин. Он собрал урожай и танцует в огороде. Быстрым взмахом палочки Хелена превратила хлопушку в вилы. Малфой под общий хохот оперся на них. — Но у нас сейчас не осень, а зима? -Эрик подбежал, давясь от смеха. — У нас все времена года, — мягко ответила Хелена. — Мы вспоминаем уходящий год! — Петушок погромче пой, Разбуди меня зарёй! — напела Евангелина, аплодируя. — А ну-ка давай «Марш Ракоши»! И саблю мне! — гордо скомандовал Скорпиус. Оркестр в самом деле заиграл «Марш Ракоши». Хелена взмахом палочки исправила его наряд на желтую рубашку и косым венгерским воротником и бабочкой, как одевались, по ее словам, магнаты. Около ребят собралась толпа зевак, аплодирующих танцевальным «успехам» Малфоя. Альбус выхватил взглядом Весту: она была одета в костюм Коломбины, и болтала с темноволосым мальчиком из Райвенкло, облаченного в костюм Арлекина. Еще один магглорождённый четверокурсник оделся тостом и плясал на длинных ножках. Альбус вспомнил, как задрожал при мысли, что будущий маг Круга Тьмы заставит Малфоев плясать, как маньяков. Забавно, но заставил-таки плясать его он, то есть… Эйспер. Подумав, что такие пляски могут скоро вызвать интерес преподавателей, Ал снял заклинание. Малфой с размаху упал и растянулся на полу. — Твари… — простонал Скоприус. — Меня..... околдовали...... — Кому ты нужен, придурок? — засмеялся Эрик. — Эк тебя на венгерскую тему повернуло… — прошептала потрясённая Марина Эйкин. Фонтан начал выпускать разноцветные искры вроде фейерверка. Шум танцующих напоминал, что классические вальсы закончились и пошло что-то более современное. Ал поморщился: он совершенно не выносил неклассическую музыку. Глядя на вспыхнувшие свечи, он подумал, что вполне возможно таинственный камень находится в Хогвартсе. Если это так, то Штирнер и его люди могут охотиться именно за ним. Малфой скулил на полу, и профессор Слагхорн в алой бархатной мантии шел к ним: видимо, хотел разобраться, что к чему. Быстро схватив Эрика за плечо, Ал потащил его в толпу: лучше было удалиться отсюда. Альбус и сам не ожидал, что мгновение спустя они столкнуться с Алексеем и Кэт, танцующими медленный танец. Кэтрин, казалось бы, была настолько счастлива, что не замечала окружающих. Они с русских словно пребывали в своем, отдаленном от других, мире. «Небесные» глаза Кэт нежно и весело смотрели на Алексея, словно спрашивая: «Думаешь, со мной уже всё ясно?» Золотов мягко вел партнёршу, осторожно сжимая тонкую талию. Кэт инстинктивно угадывала движения и изгибалась на поворотах. — Впечатляет? — показал Ал другу, стараясь максимально сохранить бесстрастие. — Да уж… — пробормотал Эрик, глядя на сливавшуюся в танце пару. — Подпоил он ее что ли? — У Оффенбаха была об этом ария… — усмехнулся Альбус. Какой обед нам подавали, Каким вином там угощали. Уж я его пила, пила И до того теперь дошла, Что просто готова, готова… — А дальше? — рассмеялся Эрик. — Но тсссс, об этом ни слова… — поднял брови Ал. — В смысле? Поимеет он её что ли? — шепнул Нотт. Фонтан вновь высыпал синие искры, растворившиеся в зале. Девочки радостно завизжали: с потолка посыпалось разноцветное конфетти. Эрик засмеялся. Ал поймал себя на мысли, что сейчас он не может думать ни о чем, кроме таинственного камня.***
Добравшись до спальни далеко заполночь, Альбус рухнул на кровать. Нотт попробовал пошутить насчёт чардаша Малфоя, но, похоже, усталость взяла своё, и он счастливо уснул. Зато Альбус не мог заснуть: возбуждение оказалось сильнее усталости. Перед глазами снова и снова плыли сцены танцев Кэт с этим Золотовым, из-за которых на грудь словно ложился камень. Больше у него нет надежды. Нет шансов. Нет мечты. Альбус вспомнил, как Кэт летела на Пегасе. Как они, маленькими, бегали на весенних каникулах в лесу. Как шли втроём по лесу. Больше они так не пойдут. Это была жизнь взаймы. Отец когда-то говорил, что есть такая книга «Жизнь взаймы». И вот она закончилась. На душе было странное чувство: смесь сладости и горечи. Сладости при воспоминании об этом бале и танцах, море огней и том мире. Горечи, что у него больше нет надежды. Нигде и никогда. Он повернулся на спину. А что будет после жизни взаймы? Отец, кажется, говорил. Будет другая книга. «Время жить и время умирать». Время умирать… Ну, умирать, пожалуй, громко сказано, но жизнь… Смотреть на её счастье, не имея никакой надежды, ни единого шанса. Думать, что впереди нет ничего. Никогда и ничего. Да и если есть, нужно ли ему это? Нужен ли ему шанс от девушки, выбравшей не его? «Жизнь взаймы окончена…- подумал Альбус. — Долги уплачены». Он представил себе сцены их страсти. Вот он раздевает Кэт донага, и у неё на губах лукавая развратная улыбка. Он подхватывает на руки Кэт и сажает её нагой к себе на колени. Они целуются взасос. Сейчас он начнёт ей обладать. Альбус вдруг поймал себя на мысли, что увидеть такую гадкую сцену будет даже интересно. Любопытно, он посадит Кэт лицом к себе или от себя? «Потому что она — шлюха», — спокойно сказал он себе и открыл глаза. Это было похоже на отречение. Перед глазами поплыли сцены в купе, в лесу, где натравил на гриффиндорцев змей, перед каникулами у стола… Той Кэт больше нет. Есть шлюха, которой обладает тот русский или кто он там. Увидеть эти сцены интересно, пожалуй, но она уже другого сорта. В тот же мог словно игла пронзила ему мозг. «Займись-ка делом, Эйспер», — прошептал холодный голос. Альбус понял, что не уснёт. Он посмотрел на часы. Половина четвёртого. Идти в Запретную секцию, возможно, было поздновато, но после такого бала все спали, как убитые. Быстро одевшись, Ал накинул мантию невидимку и вышел в гостиную. К удивлению Альбуса библиотечный холл жил своей жизнью. На диване сидел парень с девицей на коленях и смачно целовал ее: они, кажется, не могли оторваться друг от друга. Ал пригляделся: в полутьме было трудно что-то отчетливо разглядеть, однако в девице он узнал их старосту Вэлери Гэмп. Откинув волосы, она с наслаждением притянула к себе шею парня. Кем он был, Альбус не разглядел: не был виден даже цвет галстука. Быстро нырнув в конец холла, Ал осторожно открыл дверь заклинанием и тотчас чертыхнулся: дверь скрипнула. Впрочем, Гэмп, похоже это интересовало мало. «Интересно, Забини тоже сейчас также лижется?» — ехидно подумал Альбус, наколдовывая по привычку шар, подающий сигнал тревоги у двери Запретной секции. Внутри секции было как обычно темно, и Ал направил свечу совершать полет между стеллажами. Перед глазами снова поплыли сцены танцев Кэт, но юноша властно велел себе заткнуться. Ал уже хорошо знал структуру Запретной секции и быстро пошел к разделам, где могла лежать нужная ему книга. Посмотрев несколько фолиантов, он быстро нашел черный том, обитый кожей, на котором красовалась надпись «Магические артефакты». Посмотрев оглавление, он сразу нашел раздел «Дары смерти».Бузинная палочка (Жезл смерти) принадлежала: Геллерту Гриндевальд, Альбусу Дамблдору, Драко Малфою, Гарри Поттеру, в настоящее время ее судьба не известна. Воскрешающий камень принадлежал: семейству Гонтов, Волан-де-Морту, Альбусу Дамблдору и Гарри Поттеру, предположительно оставлена в Запретном лесу. Мантия невидимости принадлежала: Гарри Поттеру, его отцу, деду, прадеду и так далее, передавалась из поколения в поколение в роду Поттеров.
Сердце застучало. Его мантия невидимка, выходит, была одним из трех Даров смерти? Если это было так, то ему оставалось получить два последних дара. Судьба Бузинной палочки пока терялась во мгле. Зато Воскрешающий камень, возможно, лежал прямо здесь, в Запретном лесу. От предчувствия такой находки словно кружилась голова. Бессмертие… Он, Лорд Эйспер, обретет настоящие бессмертие? Это было слишком невероятно, но казалось на редкость близким. Поставив книгу на полку, Альбус осторожно пошёл в спальню. Было около шести — глухой час бесконечной зимней ночи. Подойдя к окну, он посмотрел на тихо падавший мокрый снег. Если ему удастся сделать правильные расчёты, то уже весной он сможет найти камень, а ближе к лету и заняться поисками Старшей Палочки. «Лорд Эйспер — Мастер Смерти», . с восхищением подумал он. И от этого его отделяли всего несколько шагов.