Имя

Каникулы. Все, кому есть, куда ехать, разъехались. По гулкой громаде школы бродят инкубаторские Зеро, несколько сирот и самые фанатичные из учителей. Нагиса даже не заметила, что начались каникулы, буднично громит свою лабораторию, вымещая злость неудовлетворенного перфекционизма. Рицу хочет поехать в отпуск, но не уверен, что можно оставить школу на нее. Как бы не пришлось возвращаться к кратеру. Впрочем, это привычная неуверенность, повторяющаяся из года в год. До сих пор Нагиса смогла уничтожить только космическое количество нервных клеток себе и всем. Сейчас с ней что-то не так. Стоит в своем идиотском кукольном платьице прямо на пороге кабинета, замерла. Не влетает, не кружит, не верещит, не осыпает хамством. Даже волосы ее как-то прибито провисли, как хвосты пушистых кошек, попавших под дождь. Вяло шевелит губами, что-то говоря. Рицу не слышит. Он включил режим глухоты, заметив движение открывающейся двери. Никто не входит в его кабинет без стука, кроме Нагисы, здесь не ошибешься. Она еще и какая-то бледная сейчас. Заболела? Может, помрет? Она делает поворот корпусом, выводит из-за своей спины хмурую темноволосую девочку, слегка подталкивает ее вперед, проходит в кабинет и запирается. Рицу мысленно дергает рычажок, включая слух. Нагиса привела своего ГМО-ребенка, это необычно. Следует послушать, что у них там. — Коя, детонька, расскажи, пожалуйста, Минами-сенсею, что ты видела. Нагиса пихает девочку ладонью меж лопаток в его сторону. Та делает два порывистых шага, взмахивая руками, чтобы удержать равновесие. Хмурится еще сильнее, сжимает губы в трещину. Рицу чувствует мимолетную симпатию к девочке, граничащую с уважением. Уважением сродни тому, что испытываешь к шахтерам и работникам скорой помощи — тем, чья жизнь тяжела и неказиста, но они справляются. Этой Зеро повезло с сенсеем, как пассажиру поезда, попавшему в вагон китайских туристов. — Я видела Соби, — бурчит Зеро, пиная пол носком туфли. — Я сидела на заборе, а он был за территорией. Он вышел и пошел по дороге, а потом выскочила машина, его схватили, затолкали в нее и увезли. Его ударили по голове и в живот, потому что он не хотел ехать. Девочка зыркает на Рицу так, будто обвиняет во всех грехах. Точно так же Нагиса зыркала на него много лет, пока ей не надоело обвинять его в смерти своей сестры. — Надеюсь, он не вернется, — ворчит Зеро, стукая пятки друг о друга. Рицу подходит к ней близко, слегка наклоняется, ловит запах вишневой жвачки. — Вот как? — переспрашивает флегматично. — Почему же? Девочка вскидывает на него не по-детски тяжелый взгляд и отвечает честно: — Он меня бесит. — Понимаю, — Рицу кивает. — Расскажи, как выглядели люди из той машины и сама машина. Подробно. *** После их ухода Рицу лежит грудью на столе и смотрит на свои снятые очки, отодвинутые на дубовый краешек. Будь у них с Соби Связь, сейчас не стояло бы вопроса, где его искать. Даже искусственной Связи достаточно, чтобы ясно чувствовать свою пару. Но они не пара, и это значит, что придется обращаться в полицию. Турнир в Мито. Это первое, что приходит в голову. Там был легион народа, и кто-то мог положить на Соби глаз. Вернее, все присутствующие положили на него глаз, но кто-то мог перейти от желаний к действиям. Желание обладать таким Бойцом естественно, как приливы и отливы. Когда-то его должны были похитить! Запереть в застенках, сломить волю издевательствами, поставить именное клеймо. А потом кидать из битвы в битву, бросая вызов всем подряд, ублажая самолюбие. Ведь не для того добывали шикарную игрушку, чтобы стирать с нее пыль и фотографировать для соцсетей. В кабинете никого нет, и Рицу мог бы от души вмазать по столешнице, всплеснуться бранью, сломать что-нибудь. Никто не увидит. Но он сдержанно встает из-за стола, надевает очки и выходит в коридор. Полиция скоро приедет, будет малоприятное общение и, весьма вероятно, раскопки. Прежде, чем посторонние увидят спальню Соби, Рицу должен взглянуть на нее сам. И, если там есть что-то непредназначенное для посторонних, убрать. В конце концов, Соби художник. Вдруг у него натуралистичный эротический эпизод с опекуном на полстены. Эпизода на стене нет. Есть обычный подростковый бардак, два потемневших недоеденных яблока на кровати, открытое окно с взлетающей занавеской, разбросанные рисунки бабочек, среди которых один старательный автопортрет в очках и с сигаретой. «Почему без жилетки?», — думает Рицу с внутренним нервным смешком. Нигде нет книги о викингах, от которой Соби не мог отлипнуть последние пару дней. Любопытно. Никто не берет с собой книги в похищение. В добровольные поездки берут, да. Рицу никогда раньше не копался в его вещах, считая это унизительным в первую очередь для самого себя, но теперь особый случай. Он перебирает учебники, альбомы, набросанную снопами одежду, осматривает полки, изучает ящики шкафов. Находит красивый, жемчужного оттенка искусственный член немного большего размера, чем его собственный, и слегка царапается. Вот, на что мальчишка тратит карманные деньги. Рицу находит кнут — такой же, как его собственный, только, судя по состоянию, не используемый по назначению. Зачем он Соби? Находит почетный кубок из Мито, покрытый фломастерными цветочными узорами и вензелями. Вот же паршивец. Викингов нет нигде, как и бумажника, и проездного. Соби никогда никуда не ездил без спроса. Мог прогуляться возле территории, но уезжать без письменного разрешения ученикам нельзя. Он решил нарушить правило и был схвачен злодеями, или же?.. *** Медно-розовый закат создает на кладбище атмосферу легкости и светлого покоя. Застывшие облака предлагают нырнуть в них и барахтаться, пока не устанешь и не заснешь, обласканный золотистым пухом. Проступивший в светлом небе месяц кажется бархатным. В последнее время Рицу тянет смотреть на небо. Он замирает на пару минут, отдаваясь созерцанию, уже зная, что прав в догадках и может расслабиться. Соби ждет его на могиле своих родителей — в месте их первой встречи. Он мог выбрать любое место, но ждать пришлось бы долго. А встреча здесь символична и пафосна, она как будто знамя новой эры, второе знакомство. Рицу не мог не начать поиски отсюда. Он подходит молча, садится на траву рядом. Не смотрит ни на Соби, ни на то, что он рисует огрызком карандаша в потрепанном блокноте. Подсветка облаков теперь чуть насыщеннее и гуще, а месяц немного ярче, но такой же бархатный. Месяц кажется добрым, как розовое сухое вино. — Вы что-нибудь почувствовали? — тихо спрашивает Соби, не отрываясь от штрихования. — Поняли, любите меня или нет? Рицу чувствует, что на могиле Акио разговор о любви с Соби будет отдавать комедией. Однажды он долго смеялся, наткнувшись на шальную мысль, что пытается использовать сына как заменитель матери. Чтобы проверить гипотезу, он представил Акио, лаская Соби в постели, и это было ужасно. Агацумы не накладывались друг на друга, упирались шипами. Потому что Соби это Соби, его вообще ни на что не наложить, ни с чем не сравнить, ни с чем не перепутать. Другого такого утомляющего негодника нет. Подбить знакомых разыграть похищение, это же надо было додуматься. Не нарушая приказов, он ухитряется оставаться таким… неудобным. — Если любите, хватит тянуть. Соби бросает блокнот и карандаш в сторону и сует руку в карман рюкзака. Достает маленькое шило и зажигалку, протягивает Рицу на раскрытой ладони левой руки. Порывисто задрав рукав, поглаживает свое облюбованное местечко — внутреннюю сторону локтя. Выразительно заглядывает в глаза. — Пожалуйста, — говорит ровно, будто катя звуки по рельсам. — Нанесите его. Я не хочу больше быть один. Одно Имя на двоих означает, что потеряться невозможно, расстаться невозможно. Соби боится, что его бросят. Выжженные на коже латинские буквы станут его гарантией, необходимой его бойцовской природе цепью. Боец должен принадлежать. Рицу берет с его ладони атрибутику, рассматривает, будто от этих предметов можно ждать сюрпризов. — Ты выбрал самый зверский способ, — замечает он скучающе. — Можно сделать это проще. — Чтобы лучше запомнить, — объясняет Соби. — Это не то, что нужно упрощать. Рицу бросает зажигалку и шило в карман своей сумки и чиркает «молнией». — Я уеду ненадолго, — сообщает спокойно. — Попрошу Нагису за тобой присмотреть. Кожа под его рубашкой чувствует волны такого болезненного протеста, что у самого горло саднит желанием заорать. — Если правило не покидать школу без разрешения для тебя слишком сложно, посидишь это время под замком в своей комнате. Рицу не хочет, чтобы по возвращении ему просверлили дыру в черепе и высосали через трубочку мозг, а именно это сделает Нагиса, если его воспитанник доставит ей хлопоты. Он встает с травы, но холодно удалиться не получается — отчаянно схвачен за предплечье. Когда-то давно Соби постоянно его хватал — за руки, за одежду, даже за волосы. Лез обниматься, вис на шее. Все это очень раздражало, поэтому пришлось ввести полный запрет на касания. Теперь Соби не трогает его руками даже в постели, однако пользуется лазейками в законе, чересчур страстно сдавливая ногами в любви и компульсивно норовя привалиться головой в буднях. Пальцы Соби разжимаются с таким трагизмом, будто Рицу болтается над пропастью и теперь полетит вниз. Да, будь у них Связь, о раздельном отпуске не шло бы речи. Всегда вместе, как хвост и ушки. А теперь необходимо придумать наказание за второе нарушенное правило. Как же это утомительно.