Дитя Азкабана

СЫН ПОТТЕРОВ ЛИШИЛСЯ НАСЛЕДСТВА! Рита Скитер Лорд Джеймс Чарльз Поттер сделал официальное заявление «Ежедневному пророку» и незамедлительно отрекся от своего старшего сына Гаррисона Джеймса Поттера, сославшись на угрозу родословной, акт измены семье и семейным ценностям, и другие причины, которые он не может озвучить. «Единственное, о чем я сожалею, так это то, что не сделал этого раньше», – признался Лорд Поттер в Карлайле, в своем семейном поместье. «Я не могу точно сказать. Может, на это повлияла надежда, что он этого не делал. Что он не то, чего мы боялись. Но видимо я ошибался.» Бывший наследник Поттеров, который был заключен под стражу за убийство семнадцати маглов и нанесение увечий трем другим, и которого недавно освободили на основании ложных обвинений (см. страницу 3 для подробной информации), оказался недоступен для комментариев, в отличие от своего близнеца, героя волшебного мира с очень удачно подобранным именем – Сейвиора Сириуса Поттера. «Он всегда завидовал моей славе», – писал Мальчик, который выжил. «А кто бы не завидовал? Но все надежды на то, чтобы быть братьями, он разрушил в тот момент, когда стал угрожать жизни моего отца» В семье, когда-то из четырех человек, теперь осталось трое. Удержит ли что-нибудь Гаррисона от того, чтобы ещё больше разрушить эту благородную семью? И правда ли он такой невиновный, как утверждает? Безобразная газета взлетела над столом и тут же вспыхнула огнем. На другом конце зала усмехался Сейвиор. Все наконец-то закончилось. Он больше не Поттер. Ничто больше не связывало его с ними. Вместо того, чтобы, как все предполагали, покинуть Большой зал, он изящно встал, развернулся и зашагал в сторону стола учителей с таким ощущением силы, волнами исходившей от него, точно сама его магия трепетала перед ним. Он остановился перед профессором Снейпом, поднявшем в вопросе бровь. — Не окажите ли вы мне услугу, профессор Снейп, и не сопроводите меня в Гринготтс? – спокойно спросил он, глаза его метнулись к газете, лежавшей перед деканом его факультета. — У меня появились кое-какие дела, которые нужно решить с гоблинами в свете… эм… недавних событий. Профессор Снейп изучил неподвижно стоящего перед собой одиннадцатилетнего ребенка. Взгляд Северуса метнулся к, как оказалось, пытавшемуся ничего не выражать через свои предательски сверкающие глаза, директору. По мнению мастера зельеварения, этого ответа было достаточно. — У общей комнаты к одиннадцати часам. Не опаздывайте. — Спасибо, сэр, я не забуду вашу услугу. Глаза Гарри метнулись к любопытному взгляду профессора Квиррела и он развернулся от стола учителей; уголок его рта дернулся, все было словно в замедленной съемке. И в следующий момент все исчезло, он направлялся к выходу из Большого зала, краем глаза заметив, как наследник Малфоев, естественно, со всем своим приличием, шмыгнул за ним. Заметить то он заметил, однако не торопился начинать с ним разговор. Все то время, что они шли к выходу из зала с его уст не слетело ни единого слова. — Хочешь что-то сказать, Драко? – наконец сухо спросил Гарри. — Эта игра в молчанку меня напрягает. — Зачем тебе нужно к гоблинам? – выпалил Драко. На его лице отражалось веселье, даже если Малфой этого не видел. Иногда мальчик так ясно давал понять, что был не взрослым, которым притворялся, а простым ребенком. — Я наследник не только поттеровских богатств. Драко замедлил свой шаг, прежде чем снова осторожно нагнать Гарри. — Каких наследств? Сколько одних неутвержденных, – усмехнулся он, а его взгляд скользнул по Малфою. — Которые сейчас будут очень кстати. - Гринготтс остался таким, каким он его запомнил. Высокие белоснежные колонны из мрамора; хрустальные окна, обрамленные золотом гоблинов; люстры из пыльных бриллиантов; все здание было слегка кривовато, словно его строили пьяные мастера и архитекторы. Гоблины остались такими же суровыми и жестоко насмехались над всем, что смело попадать им на их жадные глаза. Из всех существ, с которыми он сталкивался, – а таких, нужно признать, было немного – он всегда предпочитал гоблинов. Гарри всегда ценил способность заставлять других чувствовать себя крохотными, грязными, незначительными, мелкими пылинками на планете богов. Прекрасным примером этого особого презрительного взгляда были гоблины. — Ах, мистер Гаррисон, – медленно сказал Крюкохват, смотря на истощенного ребенка сверху вниз, с возвышения. — Я как раз думал, сколько пройдет времени, прежде чем вы объявитесь здесь. — Как видите, совсем немного, – ответил он в таком же тоне. — Я пришел, чтобы заявить права на хранилища Слизерина и Певерелла, а также опеку семей Лестрейнж и Блэк надо мной. — В настоящее время в семье Слизеринов имеется живой Лорд, – сказал Крюкохват со скверной ухмылкой на лице. — В таком случае я хотел бы зафиксировать, что на основании магии являюсь членом семьи и последним наследником, – с лёгкостью возразил он. Крюкохват нахмурился. — Вас сопровадит Рагнок, мистер Гаррисон. Профессору Снейпу придется остаться здесь. Повернувшись к мастеру зельеварения, Гарри склонил голову. — Профессор, я ненадолго отлучусь, пока ждете, вы всегда можете проверить свое хранилище или заглянуть в Аптеку. Снейп слегка скривился, было неясно, была ли это улыбка или ухмылка, но в любом случае это что-то было. Ему нравилось знать, что он может вызвать у стоического профессора какую-то реакцию. Снейп коротко кивнул и стремительно направился к выходу из знаменитого банка, прежде чем еще один ухмыляющийся гоблин провел его по пыльным золотым коридорам Григоттса в больше походящий на крохотный банкетный зал кабинет. Длинные костлявые пальцы жестом пригласили его сесть, что он и сделал, и стал терпеливо, насколько ему позволял его шаткий рассудок, ждать. Гоблин достал каменную чашу с бронзовыми, выгравированными на серой поверхности рунами, и длинный серебряный кинжал с блестящими изумрудами на рукояти. Он уставился на них, уже понимая, что ему нужно будет сделать. Потребуется то, что в настоящее время в Темных искусствах считается маленькой формальностью – кровь, как и парочка скучных слов с зачарованным пергаментом. Следуя наставлениям Рагнока, он с жестокостью полоснул лезвием по ладони. В считанные секунды выступила и потекла кровь. Он сжал пальцы и густая красная жидкость потекла из раны прямо в чашу. Она скапливалась, а он ждал, когда гоблин скажет, что ее достаточно. Когда кровь наполнила треть чаши, тот так и сделал. Порез обработали бадьяном, он наблюдал, как Рагнок добавил в его кровь сине-зеленую жидкость, поэтому едва ли замечал жжение от затягивания раны. Медленно смешиваясь с красным, зелье становилось ядовито-фиолетовым. На отполированном дубовом столе лежал зачарованный пергамент, придерживаемый на каждом его углу драгоценным камешком. Ярко-зеленые глаза с восторгом и уверенностью в своих силах наблюдали, как гоблин тем же кинжалом размазал по пергаменту смесь. Какое-то время она плясала и вертелась, медленно стягиваясь в плотные четкие буквы – заглавие и продолжение списка. Прямой наследник рода Слизерин по магическому и духовному усыновлению: в случае смерти Лорда Слизерина права на хранилища и другие имущества переходят наследнику. Лорд Певерелл по крови и магии после одиннадцатого дня рождения: права на все хранилища, резиденции и другие имущества. Наследник и подопечный рода Лестрейндж по усыновлению: права на доступ к хранилищу подопечного и поместью. Наследник и подопечный рода Блэк по крови: права на доступ к хранилищу подопечного и поместью. Он принял семейные кольца Слизеринов и Певереллов, и, натянув их на палец, стал наблюдать как они сливаются с друг другом, став нужного размера. Он снова взглянул на Рагнока, прежде чем сказать: — Я хочу перенять черты внешности Слизеринов и Певереллов. Рагнок жёстко кивнул, призвав необходимые атрибуты. Это были просто два пузырька с одинаковым содержимым, единственное, чем они отличались, – это примеси. В одной была кровь трёх братьев Певереллов, в другой – Салазара Слизерина. Именно по этой причине, чтобы начать дела с Гринготтсем, всем главам семей основателей нужно было сдавать кровь для будущих наследников. Ему передали пузырьки, и он тут же опустошил их. Каждый миллиметр его кожи охватило жгучее до онемения и покалывающее, словно от игл, чувство, прежде чем внезапно все его тело пробил холод, а кровь словно застыла. В отличие от большинства, которые кричали, дрожали, и морщились, из-за того, что их тела изменялись против их природы, он ничего из этого не делал. Он сидел и ждал, когда закончатся метаморфозы, словно просто ожидал ключа от номера гостиницы. Когда все прошло, он открыл глаза и без палочки призвал зеркало в полный рост. Гарри встал перед ним, рассматривая каждую деталь, которая изменилась. Несмотря на то, что его волосы остались черными, они естественно выпрямились и стали шелковистыми, верхние пряди из-за своей длинны слегка вились. Скулы стали выше и острее, а лицо с подбородком – выразительнее. Сам он вытянулся на сантиметр-два, и выглядел здоровее, по сравнению с тем истощенным, мертвым видом, который приобретали все жители Азкабана; недели нормального питания – и того изможденного вида как не бывало. Его брови приняли более изогнутую форму, но не настолько сильно, чтобы казалось, будто он постоянно удивлен или шокирован. Однако, самым интересным были его глаза. В зелёных, словно Авада Кедавра, глазах проскальзывала ледяная голубизна, постоянно изменяясь, в зависимости от его настроения. Он вызывал в себе ненависть с гневом – и зелёный охватывал всю радужку; он успокаивался – и цвета приходили в смешанный баланс. То, что он внешностью обходил своих сверстников, для него было предельно ясно, и он был доволен этим. Красота – страшная сила. — Это все, Лорд Певерелл? – спросил Рагнок. — После становлением лордом я автоматически освобождаюсь от родительской опеки, верно? — Только в делах Визенгамота, – ответил Рагнок, — и в суде. На данный момент Лорд Слизерин является вашим законным опекуном; ему сообщат об этом в надлежащем порядке. — Тогда на этом все. Благодарю за уделенное время, Рагнок. Выход я найду сам. Глядя на удивленное лицо гоблина, он затолкал ухмылку в себя и покинул кабинет несколько встревоженным. Он надеялся, что полностью освободится от опеки, но теперь… Если, то, что он услышал, было правдой, теперь за него ответственен Темный Лорд. Его глаза охватил зелёный. Что ж, лучше ему не разочаровывать своего опекуна. По крайней мере, теперь он на шаг ближе к тому, чтобы найти его; чтобы вытащить их. Пусть он и ответил коротким кивком на незаданный вопрос, обратная дорога в Хогвартс прошла быстро и тихо. Даже если профессор Снейп и был удивлен изменениями в его внешности, то не стал это никак комментировать – ни вербально, ни невербально. Он знал, что ему не стоит ждать вежливости или безразличия от всех остальных. Все они – дети. Жалкие, ноющие, шумные, необразованные, избалованные, невоспитанные дети. Ожидая большего, он будет просто лгать себе. Гарри язвительно ухмыльнулся, когда мастер зельеварения отделился от него и пошел своей дорогой. По крайней мере, теперь его ничего не связывало. Связи похоронены и не больше никогда не восстановятся. Он так долго ждал этого. Ждал, с тех пор, как узнал о существовании такого способа, когда семья полностью отрекается от одного её члена. Это знание не спасало его от гнева, горечи, зависти, боли… Его ещё давно перестали любить, – вот к какому выводу он пришел, но то, кем он был… Он никогда не был Поттером. Для них он никогда не был семьёй. И не будет. Никогда не будет. И это сломало его. — Чего тебе, Поттер? – отрезал он, его глаза сузились на золотом мальчике Гриффиндора и двух его ручных питомцах. — Это ранит, – усмехнулся Сейвиор. — Это и правда ранит. Каково это, лишиться всего? — Ты и сам знаешь, разве нет? – сказал он, в ледяном тоне проскакивали нотки невинности. — Твой интеллект лишил тебя всего ещё очень давно, – он перевел взгляд на грязнокровку, — скажи, Грейнджер, он заставляет тебя писать за него сочинения, потому что слишком тупой, что не может связать два слова? – она вспыхнула, что вызвало у него усмешку. — Ты просто завидуешь, – ухмыльнулся Уизли. — Тебе никогда не стать таким же, как Сейвиор. Никогда. Он подавил желание вздрогнуть. — Все так. Мне никогда не стать таким же. Я всегда буду лучше. — Мама с папой никогда тебя не любили, – сказал Сейвиор. Он сделал это с видом того, у кого победа в споре была в кармане. И может в какой-то степени так и было. Он всегда недооценивал, как далеко готов зайти его брат. — Ты никогда не заслуживал любви. Не сделал ничего, чтобы заработать ее. Ты всегда был фриком. Это была лишь формальность, которая до этого удерживала их от того, чтобы отказаться от тебя. Видимо, быть фриком уже не считается уважительной причиной. — А ты? – это был конец. Все зашло слишком далеко. Это попадание было слишком близко. — Зачем все бегают вокруг тебя, не для того ли, чтобы воспользоваться твоей славой? Я боюсь за будущее Поттеров, правда боюсь. Худший ход, который вы только могли сделать, – это, наверное, потерять меня. Когда они умрут, а ты останешься, все полетит в тартарары. Просто потому что ты слишком глуп и слаб, чтобы удерживать и обрести силу, которая могла бы быть у этой семьи. — Заткнись! – яростно прокричал Сейвиор. — Почему? Сейвиор взревел, бросаясь на него. Гарри среагировал быстро, чисто рефлекторно, и в мгновение ока Мальчик-который-выжил покатился по каменному полу. Вид того, как спаситель волшебного мира влетел в стену, словно мешок с картошкой (хотя картофель был чуть умнее), в какой-то мере утолил его жажду крови. Он ухмыльнулся, глядя на лица Грейнджер и Уизли, полные ужаса. — Почему бы вам не позвать учителя? Мне бы так не хотелось, чтобы он здесь загнулся. Он не стал дожидаться их реакции. Его магия яростно и неустанно кружила, просто умоляя вырваться наружу. Это было слишком похоже на состояние его разума. Фрик. Он ненавидел этого слово. — Ты получишь по заслугам, фрик, – ухмыльнулся мракоборец. — Дементорам приходятся по вкусу многие. Он ничего не заслуживал. Не тогда. Он был невиновен. Тем не менее, они без разбирательств приговорили его. За него не боролась семья. Никто за него не боролся. Потому что он был просто фриком. Просто старшим близнецом Сейвиора. Просто тем самым забытым ребенком, сидящим в углу на праздничных вечеринках. Фрик. Они никогда его не любили. Они были так уверены, что ребенок из пророчества – Сейвиор. Чертово пророчество, которое ничего бы не значило, если бы они просто не обращали на него внимания. Старший ребенок. Более сильный ребенок. Те магические выбросы были его. Он заставлял игрушки парить. Он менял цвет их волос. Он изменил тот детский стульчик. Не Сейвиор. Это никогда не был Сейвиор. А затем случилась та ночь. Затем все было так, словно его не существовало. Он оказался позади. Забытый. На его плечо легла чья-то рука. — Авада Кедавра! Профессору Квирреллу чудом удалось увернуться от заклинания. Дрожа на полу, учитель уставился на хладнокровного ребенка, стоящего над ним с палочкой на готове. — Профессор, пусть эти последние несколько минут останутся между нами. Поклянитесь, если вы не против. — Я, Квиринус Квиррел, клянусь держать произошедшее последних пяти минут в тайне. По моей воле, так тому и быть. Гарри кивнул и направился к выходу с развевающейся за ним мантий. И только когда он был уже конца коридора, до него дошло. Квиррел не заикался.