Пособие о том, как приручить Проклятие

      Погрузившись с головой в собственные силы, я не замечала проходящего времени, мало думала, редко контактировала с Двуликим, порой даже случайно его игнорируя. У меня был шанс полностью погрузиться в мощь, которой я обладала пару веков назад и смогла её восстановить уже здесь. Данную возможность я не упускала, позволяя себе забыться в величии и мыслях, что скоро добьюсь своей цели — верну всё, что сохранилось в прошлом.       Песнь дьявола, кража жизни, управление временем в целом — память подводила на некоторых моментах, не позволяя вспомнить, как осуществить то или иное движение, но довольно быстро я смогла филигранно применять способность, захватывая пространство точечно или распространяя её по всей территории.       Сукуна иногда бурчал за то, что моя техника мешала ему элементарно следить на часах за временем или пить кофе.       — Анриэтта, вода опять не льётся из кружки, — говорил он, что означало, я случайно замедлила время на кухне.       Слегка напрягаясь, я возвращала всё как было в указанном месте и без особых усилий погружала в безвременье остальное.       — Готово, — отвечала я, когда дело было сделано.       — Поражаюсь, как демоническая гробница за твои манипуляции всё ещё не выгнала тебя, — мыслил вслух мужчина, как бы намекая, что использовать силы в чужих владениях считалось моветоном.       Я была приверженцем высокой культуры только в тех моментах, когда считала нужным, но этот случай, очевидно, был не тот.       — Смирись, твоя техника перестала работать так, как надо, ещё в нашу первую встречу, — с улыбкой припоминала я прошлое.       — Хочешь сказать, демоническая гробница меня предала? — Конечно, Сукуна спрашивал не всерьёз, тем не менее я ответила абсолютно честно:       — Нет, просто я ей нравлюсь больше.       С этим трудно было поспорить, хотя Двуликий упрямо делал вид, что пытается найти аргументы в свою защиту.       Сила бурлила во мне, струясь по венам и беспощадно ударяя в голову, как алкоголь. К прежним способностям прибавились техники Двуликого, которые были мною без стеснения позаимствованы: то же бессмертие или огонь. Захлёбываясь идеей создать старую империю в новом мире, обдумывать слова Винеции о приближении войны с высшими мирами не оставалось времени. Мысленно я отдавала предпочтение больше находиться в прошлом, где у меня помимо магической мощи, были семья и дом, и всё меньше оставаться здесь — в окружающей реальности.       Моя отстранённость не обходила Двуликого стороной, который иногда напоминал, что мне стоило бы сосредоточиться на чём-то помимо фантазий, но моего нежелания что-то менять было вполне достаточно, чтобы его не слушать.       — Чем тебе так не нравится настоящее? — спрашивал он, когда в очередной раз я проигнорировала чужую рекомендацию.       Он не понимал меня, а я его: как быть здесь вообще может кому-то нравиться? Мир забыл меня, забыл Сукуну, стёр из памяти всю историю, благодаря которой он до сих пор существовал. Люди ничем не интересуются, кроме непонятных гаджетов, они не стремятся к большему и не склоняют головы, столкнувшись с кем-то более великим, чем они сами.       Чужая невежественность отвратительна настолько, что с каждым разом терпеть её не остаётся сил. Презрение вызывают их голоса, речи, не имеющие смысла, культура — оно чужое, а я для них как гость, который вскоре должен уйти. Выносить это теперь, когда до революции оставалось полшага, не хотелось тем более. В настоящем я не обладала ничем, поэтому здесь у меня не могло быть и будущего.       — Оно мне всем не нравится, Рёмен.       Дни, как секундная стрелка, сменяли друг друга: где-то там наше сражение с Годжо и Гето, где-то там моя победа над миром. Я вырыла себе яму и всё больше уходила под землю. За последние месяцы я ещё никогда так часто не вспоминала о том, что имела, а потому теперь каждое воспоминание отдавалось не только трепетом, но и противным комом в горле. Я была скована мыслями о том, что должна сделать в будущем, но всё ещё находилась в плену призраков прошлого. Застряв в безвременье, я забыла, жила ли когда-нибудь по-настоящему.       Вернувшееся могущество застилало глаза пеленой: мне было всё равно на то, что скоро беззаботные дни могут закончится, а у нас с Двуликим до сих пор не было плана, как спастись от Смерти. Пока проклятая энергия могла течь вдоль моих жил, возвращая во времена, когда я управляла страной — этого было достаточно, чтобы спать спокойно. Так могло продолжаться вечно, пока Двуликий в один момент не заявил, что через семь ночей начнётся «Магическая битва».       — Почему так рано? — задавалась я вопросом.       — Ты веришь в гороскопы? — в ответ спрашивал Рёмен.       Первыми в списке наших целей шли главные силы поделённого напополам проклятого мира — Годжо Сатору и Сугуру Гето. Первый мешал мне вернуть свою позицию в должности, последний затмевал восставшего короля проклятий из мира мёртвых.       Сведя брови на переносице и недолго думая, я отозвалась:       — Вряд ли. Дата и время — банальные совпадения, которые всерьёз не могут ни на что влиять.       Мужчина отошёл от настенного календарика, прибитого к одному из углов его спальни.       — Немного Удачи нам не помешает, — с задумчивостью ответил он.       Дурное предчувствие подкрадывалось незаметно. Постепенно я начинала задумываться над распределением сил: наших и живущих в иных измерениях. Каждый раз, когда я думала, что враг один, появлялся новый, как назло, сильнее: Сукуна, Гето, Сатору, Винеция… Даже Аида не замыкала эту проклятую цепь, хотя казалось хуже некуда. Картинка складывалась так себе, но за неимением иных предложений, оставалось лишь прикладывать больше усилий, чтобы реализовать задуманное.       При должной подготовке любые преграды исчезнут, — размышляла я, пока тревога всё ближе подползала к моей шее. Вот я чувствовала, как голова от мыслей тяжелела, непонятный кашель прорывался сквозь горло, а ночью накатывали приступы удушья.       Раньше врагами были люди, а теперь на пути стояли создатели всего живого. Разве дать отпор богу под силу смертной? Смогу ли я добиться поставленной цели, имея лишь замедление времени и упорство? За себя постоять-то я вообще смогу? Моё сердце не выдержит очередного проигрыша, слишком уж много их на счету.       Так от банального замедления времени я перешла на новый уровень — активация расширенной территории. Рано или поздно мы должны были к этому прийти, так как часть моей энергии по-прежнему находилась внутри резерва Сукуны. Обряд по объединению наших очагов был проведён уже уйму месяцев назад, а мы не смогли найти подходящего момента, чтобы закрыть этот гештальт даже после смерти Аиды. Оттягивать больше было нельзя. В грядущей битве любая способность не будет лишней.       — Анриэтта, ты даже не пытаешься открыть территорию, — причитал Двуликий, стоило мне снова оказаться в зале вместе с мужчиной.       Однако, перейти от намерений к действиям оказалось сложнее, чем я думала. Каждый раз меня что-то останавливало: громкое дыхание мужчины, мысли, не тот настрой, отсутствие желания… Но истинной причиной, которую я пыталась скрыть от себя самой, являлся страх. Неуверенность, что поселилась во мне, когда я поняла, что до битвы почти не оставалось времени.       — Я делаю всё, что в моих силах, — лгала я.       — Врёшь. — Это же видел и Двуликий.       Я пыталась сосредоточиться на поставленной задаче снова и снова — научиться технике до боя, но только у меня начинало что-то получаться, как сомнения, гудевшие, словно проклятия, всё громче, вынуждали вжимать голову в плечи и останавливаться.       — Каковы наши шансы? — не унималась я, сидя на полу в медитативной позе. Собственные переживания въедались так сильно, что от них сложно было избавиться.       Одно дело были Сатору и Гето, другое — Смерть, Дьявол, та же Судьба. При всей неопределённости сражений с магами или проклятиями, исход можно предугадать или по крайней мере знать, к чему готовиться, а вот что касается жителей верховных миров, знать наверняка хоть что-то нельзя.       — Продолжай делать то, что делаешь, и шансы точно станут больше, — ответил Сукуна, со скукой сидя на диване недалеко от меня.       Мужчина крутил между пальцев красный огонёк энергии, что не так давно получил от матери. Тусклое свечение обволакивало кожу, а порой проходило сквозь неё, если Двуликий пускал его по венам вплоть до шеи. Теперь тот мог управлять всей силой клана Рёмен, которая была ему недоступна при жизни законной главы. Проклятая печать послушно исчезала при желании хозяина и снова наползала ему на лицо, заставляя красные глаза каждый раз становиться ярче.       — Сколько раз я повторяю, что расширение территории мне не подвластно, — раздражалась я, вынужденная который день подряд тратить время на осуществление чужих фантазий.       Умения прокачивались лишь в том, чтобы лучше ощущать чужой резерв: вот, теперь нам не нужно было даже соприкасаться руками.       — Наша цель свергнуть устоявшуюся магическую иерархию, но, если будут задействованы иные миры, — как и предупреждала Винеция, — мы не выстоим.       — Сосредоточься на Гето для начала, — отделался коротким ответом Двуликий.       — Хватит уходить от темы, — разозлилась я. — Ты правда не думаешь над тем, что будет, если вмешается Судьба?       Сукуна перевёл на меня взгляд, прекращая демонстративно играться с пламенем.       — Как ты уже заметила, наша задача свергнуть магическую иерархию, а не мировую. Если вмешается Судьба, мы умрём, хочешь ты того или нет, — сказал Сукуна с невероятной суровостью.       Вряд ли злость помогала делу, но одна мысль о новом провале была невыносимой, кости ломило от несправедливости: «Неужели это то, что я заслужила после стольких стараний?!». У всего был смысл — у каждого своё предназначение, так что же теперь? Моё — это стремиться к цели, за которую не получится уцепиться? Я дожила до этого дня ради осознания, что прошлое — пепел, который вот-вот развеют?       Выбранный путь не мог вести к Смерти. Не после всего, через что мне удалось пройти.       — Не говори, что предлагаешь смириться, — скривившись, проговорила я.       Двуликий вздохнул, понимая, что спорить со мной сейчас бесполезно.       — Я предлагаю сосредоточиться на конкретной задаче, — лишь отозвался он.       Хотела бы я себе сказать: «Уйди от этого кошмара, дай ощутить себя живой», но след прошлого оставил после себя неутолимую жажду к всевластию. Оно опустошало, душило, зажимало мою трахею крепкими пальцами и вонзало в неё ногти. Попробуй владеть чем-то в мире, где не имеешь ничего. Рискни и снова ощути чувство потери, которое никогда не испытывала, сидя на троне.       В своём мире.       В своей власти.       В своём доме.       Одиночество пускало корни, прорастало во мне столетиями. Не те люди, не то место, не та атмосфера — всё не то. Неизведанность нового так не пугала, как осознание, что всё тут чужое или, вернее, я здесь чужак среди своих.       Двуликий не понимал, почему я сопротивлялась что-то построить в этом мире — активировать ту же территорию, в которую всегда можно вернуться. Он не понимал, что дом — это не стены, символизирующие уют, а люди, в нём живущие. Моё тело физически застряло здесь, а ментально — в далёком прошлом. Построить что-то в новом мире не так уж сложно, проблема в том, что возвращаться туда некому.       Я слишком долго держала в своих руках корону, чтобы так просто положить её на полочку.       Стоит лишь отступить и всё рухнет. Рухнет абсолютно всё, что строилось столетиями.       Хотелось заполнить пустоту в душе теми чувствами, что дарил мне трон, но я, казалось, была проклята Дьяволом.       В этом мире мне никогда не будет места и покоя — вот, что оставалось предельно ясным.       — Эй, — снова позвал Сукуна, — может, наконец, делом займешься?       Открыв глаза, сообразила, что опять провалилась в поток собственных мыслей, вместо активации способности.       — Я занята, — отделалась коротким ответом.       Сковывающая усталость заставляла вновь прикрыть веки, хоть я и сопротивлялась этому наваждению. Совесть гудела откуда-то со стороны, что обессилила я далеко не от попыток сконцентрироваться, и Двуликий был прав.       — Чем же?       Однако гордости молчать о слабостях хватало:       — Не твоё дело, — отозвалась я, что, мужчину, конечно же, не впечатлило.       Тот выгнул бровь и резонно произнёс, как бы напоминая:       — Ты находишься на моей территории, поэтому всё, что связано с тобой — моё дело.       И вот опять это предательское чувство, схожее с пощёчиной.       Не мой мир.       Не моя власть.       Не мой дом.       Вера в лучшее погибала с каждой новой минутой.       Двуликий не знал, как реагировать, видя отражение мыслей у меня на лице. Что он должен делать? Что он вообще делает, держа меня здесь? Что он будет делать, когда битва закончится?       — Что не даёт тебе покоя? — устав видеть противоречие на моём лице и слышать молчание на сотни его немых вопрос, наконец прямо спросил Рёмен.       — Я считала свой план спасительным светом в конце тоннеля, а оказалось, что он фонарь приближающегося поезда.       Воспоминания убивали меня порой до такой степени, что хотелось кричать во весь голос.       — У тебя здесь есть всё, что можно получить. Хочешь обрести дом — открой территорию, заставь людей встать на колени — сопротивляющихся сожги. Хватит вечно цепляться за прошлое, пока у тебя есть шанс обрести большее в новом мире.       Чужое непонимание было противно до тошноты. Меня раздражало выворачивать душу перед Двуликим, надоедало объяснять то, что являлось кристально понятным, как капля воды.       — Я не хочу властвовать чужим, Сукуна, я хочу вернуть то, что мне по праву принадлежит.       — Этого уже не существует.       — Это моя цель.       Она в голове. Живёт у меня под кожей. Течёт в крови.       Только эта призрачная возможность вернуться заставляет меня дальше жить.       Мой путь просто не может вести к Смерти. Не после того, через что мне удалось пройти.       С тех пор, как тикание часов больше напоминало приближение судного дня, сон всё реже стал посещать мою спальню. Закрывая глаза, я не могла отделаться от беспокойства о грядущей войне, собственной жизни, словам Ви. Открывая глаза, и видя напротив лежащего Сукуну, я не могла представить, что вскоре нам придётся разойтись по двум фронтам и сражаться.       Двуликий никогда не покидал мои мысли. Сколько бы я не думала о том, что вообще его не касалось, будь то прошлое или родители, он постоянно находился на краю моего сознания, став неотделимой частью. Я не переставала проклинать Аиду с момента нашей последней встречи. Умом я помнила, что Двуликий мой враг. Это даже не мешало мне спать с ним в одной постели. Мучило меня противоположное: мы не близки, но я всё равно не могла представить то, что нам когда-нибудь придётся сойтись в сражении.       Поначалу бессонница подкрадывалась незаметно: я не могла долго уснуть, постоянно ворочалась, просыпалась до восхода солнца, если судить по висевшим часам. Но тревога со временем росла, так что сон вскоре стал редким гостем, лишь иногда забегающим на чай. По степени напряжённости ночь перед боем превосходила все предыдущие при чём не только у меня, поэтому мы с Сукуной по обоюдному согласию решили провести её в общей компании, раскладывая на картах пасьянс.       — Валет крести — это Гето, ты — дама пик. Ваша встреча произойдёт здесь, — Двуликий указал точку на карте, где находилась центральная канализация, — границы второго фронта ты помнишь.       Мужчина на всякий случай обвёл тихое место на выезде из города, где большинство домов было заброшено, а из людей туда могли забрести лишь единицы. Эти границы мы вывели, чтобы осуществить задуманное как можно тише. На руку нам не сыграет, если в бой присоединится посторонний в виде поддержки для другой стороны.       — Я долго готовилась к бою с ним. С учётом того, что о наших планах ему ничего не известно, Гето не сможет дать необходимый отпор, — прокомментировала я, вспомнив сколько сил вложила за эти дни, чтобы в ускоренном режиме вернуть полную власть над техниками.       — Главное, чтобы армия его проклятий не присоединилась в нужный момент, иначе ситуация станет затруднительной, — напомнил Рёмен.       — Ты прав, — согласилась я. — Но мы тоже не зря ждали того, чтобы как можно большая их часть разбрелась по городу в наших поисках.       Брови Двуликого свелись на переносице: что-то в моих словах ему не нравилось, тем не менее о своих мыслях он предпочитал молчать в последние дни.       — Имей в виду, одного ты его не застанешь. Будь осторожна, — отозвался дух.       Я кивнула и вытянула из колоды ещё две карты.       — Валет червей — Годжо, король треф — ты, — остановившись на этом, я подняла взгляд на Двуликого. — Где произойдёт ваша встреча?       Мужчина приблизительно выделил пальцем точку на карте.              — Думаю, здесь. Завеса покрывает несколько районов, не знаю, где именно маг решит остановиться.       Дабы исключить попадание третьих лиц, если вдруг они захотят присоединиться, Двуликий установил специальный барьер, позволяющий войти только одному человеку. Завеса не спадёт до тех пор, пока враг не станет уничтожен, а снять её просто так отнимет много сил, в чём, думаю, Годжо не будет заинтересован. Данное правило работает в обе стороны, но Сукуна, очевидно, не преследует цели убирать завесу.       Я внимательно изучила карту, после чего, нахмурившись, констатировала:       — Второй фронт находится довольно далеко от первого.       Подумав, Рёмен ответил:       — Довольно далеко, чтобы наша битва не задела тебя, и достаточно близко, чтобы в нужный момент я успел оказаться рядом.       Всё это не нравилось мне тогда и ещё больше сейчас, когда от боя нас отделяли какие-то несчастные часы.       — А что насчёт меня? Что если я захочу помочь тебе? — Сатору был сильнее Гето, и его Сукуна полностью взвалил на себя. Такой расклад мне не нравился категорически. — Настрой завесу так, чтобы я смогла присоединиться.       Но категорична в своём мнении была не я одна.       — Нет, — отрезал Рёмен. — Во-первых, это может помешать, во-вторых, завеса уже настроена, изменить её не получится.       — Думаешь, только тебе важно иметь возможность вовремя оказаться рядом? — через силу выдавила я. — Что прикажешь мне делать, если я освобожусь раньше, стоять и смотреть на тёмный барьер, что разделяет нас?       Вернув себе все пальцы и забрав силу матери, Двуликий был невероятно силён. Я не ставила под сомнение его мощь и готовность сразиться с сильнейшим магом, но неизвестность в отношении мужчины была мучительной. Раньше единственной заботой было добиться поставленной цели, однако, на протяжении уже полугода Сукуна являлся неотъемлемой частью моей жизни. Представляя разгар сражений, что-то кричало во мне, что я должна быть с ним, и попеременно с этим внутри оглушала фраза: «Очнись. Вы тоже враги».       Мужчину мои слова повеселили. Он честно ответил:       — Ждать, пока я не вернусь с победой.       Но это всё ещё не то, что я хотела услышать.       — Через сколько завеса активируется? — решила я переменить тему.       Та была предустановлена на определённое время, с которого и начнётся магическая битва.       Рёмен бросил мимолётный взгляд мне за спину, после чего отозвался:       — Через четыре часа.       Это было как удар исподтишка: время проходило слишком быстро и незаметно. Растянувшись на полу, я не отрывала взгляд от потолка. Благо часы находились за моей спиной, уберегая от соблазна каждый раз пробежаться по ним глазами. Мало. Осталось так мало времени. Мысли потихоньку ускользали к тому, чтобы активировать песнь дьявола и хотя бы ненадолго оттянуть момент неизбежного. Спасала лишь поговорка, что ожидание Смерти хуже её самой. Так что оставалось набраться терпения и дождаться начала.       Сукуна вытянул из колоды ещё пару карт — четыре туза. Не стоило даже говорить, кто это был на этот раз, но Двуликий тем не менее сказал:       — Судьба, Аида, Смерть и Дьявол. Нужно быть готовыми, что рано или поздно кто-то из них вмешается.       Я рассмеялась.       — Готовыми сказать: «Прекрасный день проститься с миром», так ты это себе представляешь?       В попытке прервать истеричный смех, я накрыла лицо рукой, но тут же мне вовсе захотелось разрыдаться.       Рано или поздно кто-то из них вмешается… Проклятье, как к такому вообще можно быть готовым?       — Если бы они хотели убить нас, вряд ли бы мы всё ещё могли здесь находиться. У них нет причин делать этого.       — О, верно, пока нет. Сегодня ночью они появятся целым списком.       — Да ладно тебе. — Я услышала, как Сукуна поднялся. — У Смерти было уже тысяча раз, когда она могла убить тебя. В тысяча первый тоже найдёшь способ выкрутиться.       Мужчина словно говорил: «Глупо будет теперь сдаться после стольких попыток её избежать», и, чтож, в его словах был смысл. Двуликий стоял рядом со мной, пока я тоже не поднялась.       — М-м, ты прав, — убирая с плеч невидимую пыль, проговорила я. — Кое-что против Смерти я всё ещё не пробовала.       Собеседник взглянул с интересом.       — Что?       Я посмотрела на Сукуну с невероятной усталостью, словно приговор мне уже был вынесен. Тем не менее я честно призналась:       — Молитву.       Каждому из нас нужно было настроиться перед боем, собрать в кучу мысли. Спать мы не собирались, но любой маг знал, что перед битвой провести время в одиночестве являлось необходимостью.       Подаваясь этому негласному правилу, я двинулась в спальню, выделенную месяц назад Двуликим, тот тоже сделал несколько шагов в своём направлении. Задумчивость не сходила с его лица в последнее время, он остановился на полпути, и, будто вспомнив о чём-то, развернулся.       Мы находились не так далеко друг от друга, чтобы я чётко смогла услышать:       — Анриэтта, если тебе будет грозить опасность — забери мои силы.       Ресницы дрогнули от удивления, да и вся я, казалось, вздрогнула, услышав то, что с большим успехом посчитала бы за звуковые галлюцинации. Мужчина выглядел предельно серьёзно. Какое-то время назад мне бы не поверилось в услышанное, но сейчас меня пугало то, что я ни на миг не сомневалась в обратном. Глупо верить в нечто подобное от проклятия, тем более от врага, но негласно я сделала эту глупость уже сотни раз, и, кажется, была не намерена что-то менять. Вопрос в том, что заставляло так поступать Двуликого?       Я давно осознала своё безрассудство: глупец, решивший напороться на один и тот же нож дважды. Доверие всегда было недосягаемым лучом солнца, которое я с успехом обходила всё это время, но сейчас я слепо тянулась к нему, не иначе как для того, чтобы ещё раз обжечься — опять почувствовать боль. «Огонь греет, но обжигает тех, кто подходит слишком близко», — я чувствовала себя идиотом, раз зная это, всё равно продолжала идти к свету.       — Сукуна, — я тоже звучала серьёзно, — зачем тебе всё это делать?       Зачем держать меня здесь, словно пряча от всего мира? Зачем давать мне защиту? А это: «достаточно близко, чтобы я успел оказаться рядом» тоже для каких целей? Что ему даст находиться с тем, кто в принципе не видит своего места здесь?       Ярое недоверие с моей стороны, но в то же время такое отчаянное желание довериться. Я рвалась на тот шаг, что когда-нибудь приведёт меня к гибели. Стремилась сгореть от жара, что пылал внутри. Ещё никогда я так часто не открывала свою грудь для сквозного отверстия, но… кажется, ранее делать это перед Двуликим оказывалось не так уж больно…?       Мужчина ещё ничего не ответил, но я уже знала, что бы он сейчас не сказал, — я поверю. Мне нужно было лишь ухватиться за клочок жалкой надежды, неважно из чего Рёмен его сделает.       Сукуна долго смотрел на меня с чуть приподнятыми бровями, изучая моё лицо под разными углами. Он точно осознавал, что может сказать любую ложь: моей истерзанной душе было плевать во что верить, если это будет сказано из его уст. Но он медлил, тщательно подбирая слова; зная, что ходит по грани моего отчаяния.       Я не смотрела ему в глаза. Никак не могла себя заставить.       Если Смерть придёт за мной, у неё будут твои глаза. Такие же красные и красивые до боли.       — Анриэтта, — я снова вздрогнула. Нервы были натянуты, как тетива. — Довериться кому-то может оказаться не так уж страшно.       — Как ты можешь так говорить? — негромкий голос сорвался. Я наверняка знала, что он врал. Я помнила каждый случай моего доверия, и чем он оборачивался.       — Я не причиню тебе боль, — сказал он без тени сомнений, словно хотел вселить уверенность в нас обоих.       Я утратила дар речи на достаточно долгое время, прежде чем снова смогла говорить. Моё бунтующее сердце замерло, не то, чтобы поверило, но… ему очень хотелось. Я ненавидела эту жалкую, ущербную мышцу, которая билась мне в ребра, напоминая о том, что у меня тоже есть слабости.       Наверное, тогда мы оба знали, что сказанное — ложь, а Рёмен просто искал способ, который бы смог меня утешить. Никто из нас не мог даже предположить, насколько непосильной может оказаться расплата для каждого. В тот момент он радовался, потому что у него получилось.       Получилось найти путь к моему сердцу. На этот раз даже не делая дыру в солнечном сплетении.       Прокручивая в голове слова Сукуны снова и снова, в моей груди начинало щемить. Я опустила взгляд, стараясь сдержать слёзы. Это было большее отчаяние чем когда-либо, потому что я знала, что чужие слова причинят мне боль, но уже тогда я ничего не могла с собой поделать.       — Зачем? — вновь повторила я. Мой голос звучал сипло, без капли уверенности. — Зачем тебе всё это?       — Чтобы ты подчинила меня.       Двуликий не раздумывал над ответом. Он сказал это слишком легко, будучи абсолютно уверенным. Когда я ошарашенно вскинула подбородок, на мужском лице играла спокойная улыбка. Я раскрыла рот, но знала, что мне так и не хватит духу что-либо ответить.       С неким страхом я начала замечать, что хочу от него больше, чем имею право. Хочу дальше слышать эти слова от Двуликого. Хочу видеть его чаще, чем сейчас это делаю. Я поймала себя на том, что неосознанно желаю остановить время, чтобы ещё чуть-чуть насытиться моментом.       Моя голова небрежно упала ему на грудь, а неразборчивый шёпот остался доступен только моему слуху:       — Стань причиной, по которой я вернусь домой.