***
— Маруся состояла в интимной связи с лакеем? Глаза Саши полезли на лоб от откровений Федора, на что тот лишь кратко кивнул. — Миша рассказал мне — он столкнулся с ними в этом сарае. Федор уперся рукой в покосившуюся крышу постройки, барабаня пальцами по дереву. Ожидание врача, который должен был осмотреть труп, затянулось — очевидно, единственного на всю округу доктора задержали более срочные дела. — Да как же ты позволил ей?! — возмущение Саши было безмерным. — Ты был при ней вместо отца! Как же отдавать ее замуж опороченную? Федор наклонился к нему и сказал тише: — Ты не кричи особо, это дело между нами. Я узнал об этой связи, когда Маруся уже была порчена. Да и не судья я ей, — он отмахнулся и посмотрел в сторону, — сам не безгрешен. От упоминая греха Саша вздрогнул и нервно сглотнул. Очень уж свежо было воспоминание о пожирающей плотской страсти, с которой не было сил справиться. — О чем ты? — осторожно спросил он брата. Между Федором и Сашей всегда были близкие доверительные отношения, вот только никогда бы Саша не осмелился признаться брату в произошедшем с Ваней, а вот Федор открылся легко: — Я изменил жене с гувернанткой Мишеньки, — Федор потупил глаза. — А она еще и забеременела. Так некстати. — А где она сейчас? — Саша не переставал изумленно смотреть на брата. Отчего же в грех впала вся их семья, что за проклятье нависло над Соколовыми? — Здесь, в поместье, так и учительствует. Не могу ж я выгнать ее без причины, да и носит она мое дитя! Не знаю, что с ней делать, — Федор растерянно развел руками.***
Невысокий пухлый доктор средних лет, недавно поселившийся в селе, обтер руки и поднялся с колен. — Что ж, могу сказать, что умер юноша так же, как и прошлые жертвы — от некого паралитического яда. Точнее сказать я не могу, полагаю, анализы смогут определить вещество, но это, конечно, лишь в Петербурге возможно. — Отец настрого запретил мне предавать дело огласке, — шепнул Саша нахмуренному Федору, выйдя для разговора наружу. — Да и не отправлю я труп в Петербург, — в тон ему шепотом ответил брат, — он стухнет в пути, жара какая стоит! Хоронить, и дело с концом, — он поднял глаза и твердо сказал: — К чему расследование это, если всей округе ясно, кто к этому причастен — где они появляются, там и мертвецы! А что делать с Ерпетиными, отец не дал распоряжения? — с некоторой издевкой произнес Федор, не скрывая ненависти к гостям. — Про Ерпетиных ничего не говорил. Но убийцу сказал обезвредить, сам рассуди, что он имел в виду, — вздохнул Саша. Федор ничего не ответил, лишь сверкнул глазами, уходя, а Саша вернулся в сторожку к телу. — Кто же это сделал? Человек или животное? Почему на руке у погибших проколы, как от зубов? И разве не от потери крови умерли эти люди? — Александр засыпал доктора вопросами. — Стыдно признать, но мне не достает знаний, чтобы ответить на эти вопросы, Ваше Сиятельство, — доктор развел руками. — Я ведь не судебный медик, я по женским болезням специализировался в Петербурге, — он с виноватой улыбкой приоткрыл саквояж и продемонстрировал лежащий сверху акушерский стетоскоп. — Зарождение новой жизни, а не смерть — мой профиль. Что до потери крови — это, простите, байки, что придумали крестьяне, напуганные вампирами. Отверстия, который убийца проделал в вене, довольно большого сечения, — доктор присел у распростертого тела и пинцетом, который держал в руке, коснулся следов на предплечье лакея, — чтобы кровотечение было обильным. Но не настолько, чтобы погубить человека, это все же вена, а не артерия, да и не самая крупная. И уж точно он потерял не «всю кровь до последней капли», как судачат, — это просто невозможно. — А бледность отчего такая? — Это спазм поверхностных сосудов, действие яда, я полагаю. Я читал, что яд некоторых змей вызывает подобные симптомы. Саша замер как громом пораженный. Лишь один он знал, что значили эти слова. Не в сторожку ли сбежал Ваня, оставив спящего Сашу на скомканных после страсти простынях? Необходимо было поговорить со змеем, вот только как это сделать и не нарушить напутствие духовника, что наказал не вступать с любовником в разговоры? И как опять не поддаться чарам искусителя? Может, все же не вампиры это, а случайность какая-то? — А где же кровь? — он выскочил из сторожки, догоняя попрощавшегося врача. — Та, что вытекла из вены. — Пол сторожки был совершенно чист, как и тело убитого. — Может, собрал куда… — доктор растерянно потер подбородок. — А может, и выпил он ее, чем черт не шутит! Явно с душевнобольным имеем дело, им чего только в голову не придет. А сейчас прошу меня простить, мне надо посетить пациентку, — он невзначай кивнул на расстегнутый саквояж в руке, откуда торчал стетоскоп, и бодро направился к господскому дому.***
За обедом в доме Соколовых царила гнетущая атмосфера. Напряженную тишину нарушал лишь стук приборов о фарфор и ерзанье Мишеньки на стуле. Маруся была бледна настолько, что Саша всерьез опасался, не подействовал ли и на нее паралитический яд, и смотрела потухшим взглядом в тарелку, не отведав ни кусочка. Федор изредка свирепо поглядывал в сторону Ерпетиных, которые не поднимали глаз. Остальные присутствующие лишь переглядывались между собой в недоумении и тревоге. Все вздрогнули, когда Маруся резко встала и, извинившись, вышла из-за стола. Саша с удовольствием последовал бы за ней — сидеть почти бок о бок с Ваней ему было невыносимо. Но следовало привыкать к пытке постоянно видеть его и вспоминать о своих ошибках, ведь, несмотря на подозрения, он был братом потенциального жениха Маруси. Саша внутренне готовился к изобличающему разговору с Ваней и холодно посматривал в его сторону, на что Ваня отвечал растерянной улыбкой. «Будто не понимает, что я чувствую к нему!» — раздраженно думал Саша, замечая нежность в Ванином взгляде. Твердо решив разобраться с Ерпетиным раз и навсегда после обеда, он отвернулся, давая понять, что обмен взглядами окончен. После трапезы, когда все стали расходиться, Саша подошел к Ване. — Не торопитесь уходить, Иван Алексеевич, мне нужно поговорить с Вами, — голос Саши звучал сухо, с неприязнью, а дрожь от волнения, которая охватила его от Ваниной близости, от вида его приоткрытых губ рядом, он старательно скрывал. Однако Ваня ответил ему с такой просветлевшей улыбкой, что, казалось, посыл Сашин совсем не понял. — Конечно. В саду можно поговорить. Сад у вас замечательный! Воспоминания о вчерашних жарких поцелуях на залитом закатным светом парапете заставили Сашу покраснеть. «Ну, нет, суккуб, больше ты меня не соблазнишь!» — зло думал он, направляясь за Ваней в сторону бокового выхода в сад, когда их планы нарушило появление взволнованного слуги. — Ваше Сиятельство! Господин Ерпетин! — слуга переводил взгляд с Федора, стоящего на лестнице, на Ваню, не зная, к кому обращаться. — Что тебе надобно? — не давая тому перевести дух, спросил Федор. — Там, — слуга указывал рукой на открытую настежь дверь в сад, — господин Ерпетин… Петр Алексеевич… Умер он только что. В холле повисла звенящая тишина, лишь горячий ветер из распахнутой двери со слабым звоном шевелил стеклянные подвески на люстре. Пару мгновений никто не сдвигался с места, а затем Ваня невольно оттолкнул Сашу, который стоял перед ним, и бросился в сад. За ним последовал и Федор, изумленный до крайности, и лишь потом Саша, пришедший в себя после замешательства. Петр Ерпетин лежал на дорожке на боку, лицо было в крови. — Упал лицом вниз, как подкошенный, — шептал кто-то из слуг, столпившихся рядом. — Шел и упал, и всё, не дышал уже. — Может, с сердцем плохо стало? — предположил кто-то. Саша завороженно смотрел на второй труп, увиденный за один день, и почувствовал, как кто-то вздрогнул совсем рядом. Обернулся и столкнулся с глазами Вани, ошеломленными и влажными. — Да какое сердце — он же молодой! — воскликнул тот горестно, обращаясь к одному лишь Саше. Ваня присел возле тела, осторожно протянул руку к плечу, но, не коснувшись, вдруг подскочил резко и отпрянул. — Аистова трава, — прошептал он едва слышно, оглядываясь на Сашу. — Зачем убили его? Зачем? — с этими словами он пятился все дальше от трупа так, будто боялся подцепить от него заразу, а затем развернулся и быстро двинулся в сад через расступающуюся толпу. Саша проводил его оторопевшим взглядом, случайно выхватив среди людей лицо Маруси, стоящей поодаль. Сестра смотрела Ване вслед если не со злорадством, то со мстительным торжеством, поджав губы и сузив глаза, а когда увидела, что Саша наблюдает за ней, отвернулась и поспешно ушла. Он, задумавшись на мгновение, решил поговорить сначала с Ваней, а потом уж с Марусей. — Кто убил? Какая трава? — он нагнал Ваню и схватил за руку, останавливая. — За слугу — брата моего убили?! — вместо ответа воскликнул тот и посмотрел Саше в глаза пронзительно, с болью. — Я во всем виноват, — не дождавшись ответа, сокрушенно сказал, опустив глаза. — А ну расскажи-ка мне все, — неожиданно для самого себя мягко сказал Саша, невзначай озираясь, чтобы убедиться, что никого рядом нет. Словно забыл он, что хотел вести допрос змеенышей, а не утешать, забыл, как едва не клялся перед иконами, что не заговорит с искусителем — все забыл и обнял Ваню за плечи, слегка прижимая. Каково это — брата потерять? Ваня прильнул к нему, положил голову на плечо, задышал в шею сбивчиво, Саша кожей чувствовал, как ему больно, страшно, как зарождается в Ваниной душе ярость, но пока глубоко, ведь и горе он еще не осознал до конца. — Я слугу того убил, не Петр. За что ж Петю наказали? — вымолвил, наконец, Ваня. — Ты? — Саша отодвинул его от себя, чтобы посмотреть в глаза. — Петр сказал мне, что застал сестру твою со слугой, в бешенстве был. Нравилась ему Мария Дмитриевна, очень Петя хотел этой свадьбы. — Ваня шмыгнул носом и присел прямо на траву. — Петр был в ярости, уязвлен, ревновал. Сказал мне, что если я крови хочу — вот кого укусить надо. Всерьез ли сказал, не знаю… — Крови? — переспросил Саша, присаживаясь рядом. — У нас эпидемия была, — пустым голосом начал Ваня, глядя в сторону невидящим взглядом, — инфекция, которая только нас, Ерпетиных — змеиный род, поражает. Многие умерли, дядька наш, дочери его, я тоже болел, выздоровел, но ослаб, — он поднял на Сашу глаза, — мне стало крови нужно очень много, почти каждый день, жажда такая невыносимая. Иначе совсем плохо становится. Я укусил того человека у дороги — Петр бранил меня, что выдаю нас с головой, но не мог я стерпеть. А тут Петя сам мне сказал в сердцах: «Укуси его». Вот я и пошел туда. Мария Дмитриевна убежала, а слуга этот остался в домике. Прибраться, может, хотел. Слуга этот, кому он сдался? А Петя — брат мой! Оставались в живых только мы вдвоем из нашего рода, а теперь, — он расширил безумные от горя глаза и покачал головой, — я один! Саша ошеломленно смотрел на него, не зная, что сказать. — Противен я тебе? — вдруг спросил Ваня с горькой усмешкой. И не успел Саша что-то ответить, тот взял его за руку и, прикоснувшись пальцем к запястью, сказал: — Вижу, противен. Браслет давно снял? Только тогда Саша заметил, что на руке Ваниной до сих пор надет был кожаный шнурок с камешком. Сердце ёкнуло, отчего-то стало больно, все смешалось в душе. Саша резко притянул Ваню к себе, обнял крепко, с чувством, зарылся носом в его волосы. А Ваня уперся щекой в его грудь и стал рассказывать, всхлипывая, просто изливать душу единственному оставшемуся в мире близкому человеку: — Петя не болел вместе со мной, он мог бы детей здоровых зачать, нашего змеиного рода продолжение! Хотел свадьбы, семьи… Зачем убили? — Ваня снова всхлипнул. Саша внутренне дрогнул, представив, как Маруся рожает упырей, но вида не подал, продолжил ласково обнимать лежащего на его груди Ваню и спросил: — Почему ты уверен, что Петра убили? — Яд это, — Ваня привстал и посмотрел в лицо, сверкнув глазами яростно, — аистова трава. Мне теперь даже подойти к Петру нельзя — опасно для меня. Как же я хоронить его буду? А если не я — больше некому, я один… — он уронил лицо на руки и затрясся в беззвучном плаче. Подождав, пока Ваня успокоится, Саша попросил: — Расскажи про эту аистовую траву, может, я смогу понять, кто это сделал. На самом деле он знал почти наверняка, кому пришло в голову отомстить за слугу, хотя сердце его до последнего отказывалось верить в чудовищное предположение. — Это яд, а может, противоядие — как посмотреть, — бесстрастно начал Ваня, едва шевеля губами, обессиленный после рыданий. — Наш змеиный яд расслабляет мускулы, обездвиживает, чтобы жертва не сопротивлялась, а потом замедляет и останавливает сердце — но не сразу, ведь нужно, чтобы кровь текла. Аистова трава все делает наоборот. Если попадает в тело человека, то яд змеиный разрушает. А вампира губит. Так и случилось с Петром, это очевидно. Запах этой травы я сразу почуял, как к Пете подошел. — Как же Петр нашел Марусю со слугой? — задал Саша один из сотен вопросов, что зародились в его голове. — Не случайно же он в ту сторожку в углу сада забрел. — Пете записку подбросили анонимную, так он объяснил мне.