За краем поля

Мишенька лежал на траве, раскинув руки в стороны, совершенно неподвижный, но, без сомнения, живой — грудь мальчика едва заметно поднималась при дыхании. Из прокусов на предплечье двумя тонкими вялыми струйками бежала темная кровь. После секундного промедления Саша бросился к племяннику, слегка отстранив застывшую неподвижно Анну, опустился на колени и поднес руку к шее, чтобы нащупать пульс. Сердце билось, но найти пульсацию стоило большого труда, настолько слабой она была. — Несите в дом! — приказал Саша охрипшим враз голосом подбежавшим слугам. — Пошлите за врачом! Взгляд его упал на Анну. Лицо ее, всегда бесстрастное, казалось, теперь окончательно лишилось всяких чувств, по щекам разлилась бледность, а взгляд, каким она провожала людей, подхвативших Мишу, был таким потухшим, будто принадлежал неживому человеку. Саше захотелось схватить ее за плечи и потрясти, вырвать из оцепенения, слишком уж противоестественной ему, обладавшему порывистым сердцем, казалась реакция матери. Однако не оставалось сомнений — Анна, разумеется, не хотела навредить единственному сыну и сейчас пребывала в шоке от случившегося. Гувернантка Татьяна, напротив, металась, не находя себе места, то порываясь пойти за слугами, то бросаясь к Саше. По раскрасневшимся щекам ее катились слезы, Татьяна дрожала всем телом и беспрестанно бормотала в возбуждении: — Мишенька, как же так?! Я не уследила, виновата, не надо было отпускать к речке, — она подняла мокрые глаза на Сашу. — Я недалеко была, как же не увидела упыря? Должно быть, от реки он пришел… Саша оборвал ее жестом, дескать, потом расскажешь, и отвернулся к тропинке, ведущей к реке. Там, за заросшей свежей травой поляной и пышными кустами сирени, уже отцветшей, протекала довольно стремительная и полноводная в начале лета Галка. Почему Ваня пришел сюда, почему не убежал к себе, за край поля, или в имение Ерпетиных, теперь ему одному принадлежавшее? И как вышло, что именно сюда пришел Миша, которому обычно запрещали приближаться к реке без присмотра, памятуя о трагическом случае с Николаем, который стал слабоумным после того, как тонул в детстве. Саша в задумчивости повернулся к все так же толпящимся людям, глазами стараясь отыскать садовницу, которая столкнулась с Ваней. Пожилая женщина переминалась с ноги на ногу рядом с Татьяной, теребя грязными руками черенок мотыги. Мельком Саша увидел, как в трясущихся руках гувернантки блеснул стеклянный флакон, похожий на пузырек с микстурой, из которого та отпила глоток и спрятала в кармане верхней юбки. — Что это у Вас, Татьяна Захаровна? — не упустил возможности спросить Саша. — Для успокоения нервов пью, — пояснила Татьяна. — Совсем плохо у меня с нервами в последнее время, — в подтверждение своих слов девушка залилась слезами. Отбросив на время мысль об этом, Саша подошел к садовнице и увлек ее за собой в уединенный уголок за сиренью, приказав остальным расходиться и приступать к своим обязанностям. — Расскажи мне, не знаю твоего имени… — Евдокия, — пробормотала женщина и тут же принялась рассказывать, причитая и всхлипывая: — Стояла я, значит, у гряды, сорную траву убирала, тут выходит из кустов этот. — Она резко вдохнула и дернула плечами, вытаращив глаза, изображая пережитый испуг. — Как он выглядел, вспомни точнее. В крови он был, грязным, верно? Невольно Саша пересказал то, что ему уже передали, хотя понял запоздало: сыщики так не делают, не должен он подталкивать свидетеля и сбивать с толку. Вот только Саша не был сыщиком и понимал, что не справляется с возложенной отцом задачей. Голова его кипела от мыслей, но ни одна не казалась правильной. К тому же, отправлясь в деревню, он рассчитывал неспешно расследовать убийства незнакомых крестьян, а не родных людей терять день за днем. Ком встал в горле, Саша вздохнул рвано, уговаривая самого себя, что Миша-то жив, не убил его почему-то Ваня. Что-то показать хотел, напугать? Или сжалился над невинным ребенком? — Значит, был он в голубой рубашке. Рубашка мокрая была сверху, тут — садовница положила ладонь на полную грудь, показывая место, — и в каплях крови там, там, — она хаотично втыкала палец в свое тело. — Капли лишь? А лицо, руки? — Нет, чистый был. Только волосы мокрые и рубашка. Глаза огромные, горящие, подошел ко мне и говорит: «Поди, бабка, посмотри, там ребенок лежит господский!» — и показал сюда. Только сказал и дёру дал к реке, больше его не видела. Я побежала, куда он показал, и маленького графа нашла. Лежал он и в небо смотрел, как мертвый. — Женщина всхлипнула и утерла щеку грязной рукой. — Я закричала, стала звать. Потом кто-то глазки ему закрыл, чтоб солнце их не сожгло — он ведь не двигался совсем, даже не моргал. — Кто первый тебя услышал? — Гувернантка молодая. Прибежала и давай причитать. Отпустив женщину, Саша быстро пошел к дому, размышляя об услышанном. Первоначальная версия его была, что Анна выпустила Ваню как сообщника, но почему он вместо благодарности напал на ее ребенка? И почему не убил Мишеньку, как других жертв, а позвал человека на место преступления? Картина не складывалась. И никак не шел из головы пузырек, что носила с собой Татьяна. Одно было несомненно — это сделал Ваня. Если в случае с Федором все было неоднозначно, то случай с Мишенькой полностью повторял почерк упыря — мальчик даже лежал в той же позе, что и лакей, и укус был в том же месте на руке. В доме его встретила гнетущая атмосфера. Почему-то Саша был уверен, что Миша быстро придет в себя, однако этого не случилось. Напротив, доктор, которого привезли как можно скорее, сказал, хмуро свесив голову: — Боюсь, состояние ребенка тяжелое. Яда в его крови недостаточно, чтобы остановить сердце, но все же оно работает очень слабо, отчего кровообращение страдает. Головной мозг не получает достаточно питания, — доктор стукнул пальцем по своей голове, будто Саша не знал, где находится головной мозг. — Это coma . Похолодев, Саша вошел в комнату Мишеньки. Анна сидела над кроватью сына с мертвенно-бледным лицом. Она даже не подняла глаз на Александра, заговорив каким-то не своим, незнакомым голосом: — Доктор сказал, Мишенька между жизнью и смертью. Сказал, чтобы готовились к худшему. Если выживет — может стать, как Николай, слабоумным. Впервые в жизни Саша увидел, как Анна плакала — она разрыдалась так внезапно, завыв в голос, как раненый зверь, что у него мурашки пошли по коже. — Нет, не может быть! — ошеломленно бормотал Саша, глядя на расслабленное личико племянника. — Это он, упырь твой! Будь он проклят вовеки! Чтоб он издох в корчах! Я хочу разорвать его на части! — Анна выкрикивала еще какие-то проклятья, но Саша не слышал ее. В голове его помутилось. Страх за Мишу, отчаянное осознание, что для мальчика лучше смерть, чем жизнь, как у Коли, и ненависть к Ване адской смесью заиграли в его крови. Анна права. Ваня заслуживал худшего. — Я найду его, — тихо проговорил он, не пытаясь перекричать бьющуюся в рыданиях женщину. — Я знаю, где он.

***

Вскоре, охваченный яростью, он мчал через поля на коне в сопровождении двух крепких мужиков со двора, вооруженных вилами и ножами. На краю залитого солнцем ржаного поля, до боли знакомого Саше, он спешился и принялся ходить по меже взад-вперед, вспоминая слова заклинания, которые когда-то сказал ему Ваня, взяв клятву держать их втайне, как и точное расположение того самого края поля на границе посевов и леса. Вздохнув глубоко, Александр проговорил заклинание шепотом, и тотчас словно волна подхватила его и мужиков и всосала в нору под землей. Не успел он моргнуть, как его взгляду предстало знакомое Ванино убежище: тот же свет, льющийся ниоткуда, пение невидимых птиц и странные неосязаемые полотна полупрозрачной ткани, колыхающиеся на отсутствующем ветру. Саша бросился к комнате, где жил когда-то, призывая следовать за собой ошеломленных мужиков, которые от страха выставили вперед вилы. Ваня спал на той же кровати, где прежде лежал со сломанной ногой Саша. Упырь выглядел таким беззащитным, что на мгновение Саша подумал, что обошелся бы и без помощников, со жгучей злостью представляя, как ударил бы Ваню чем-нибудь по голове и связал. Уж точно змей не ожидал, что может быть застигнут врасплох в своей же норе. От шума и приглушенного шепота мужиков Ваня проснулся, подскочил в постели и уставился округлившимися глазами на Сашу, в ужасе переводя взгляд на чужаков за его спиной. Через мгновение упырь подскочил на ноги, не проронив ни звука, и отпрянул назад. Как и прежде, стен не было видно, но Саша знал — они здесь есть. В одну из них уперся спиной Ваня, отступая, и оказался загнан в тупик. Мужики, выставившие вперед вилы, почти касались его зубьями. Саша рассмотрел дрожащего упыря — на нем была все та же рубашка, в какой он напал на Мишеньку: голубая, с каплями крови. — Это не я, Саша! — это были единственные слова, которые успел проронить изумленный Ваня прежде, чем двое дворовых навалились на него разом, связывая руки и покрывая неловкими ударами. Обратно ехали уже без спешки. Руки Вани были привязаны к груди, а на шею накинута веревка, которую, словно поводок, держал один из мужиков, заставляя упыря быстро идти за конем. — Я Мишу вашего случайно увидел, — безнадежно свесив голову, говорил Ваня. — Думал, мертвый он, но пульс был. Я пошел к дому, увидел старуху какую-то с тяпкой, сказал ей, дескать, мальчику плохо, позови кого. Вот и все! Не трогал я его, Саша! — в голосе его сквозило отчаяние. — Не Саша я тебе, нечисть, — рявкнул тот. — Александр Дмитриевич! Кто ж, если не ты? Разве не один ты остался на свете из всего вашего рода? — Саша не смог подавить издевку в голосе, а Ваня лишь кратко кивнул и опустил глаза, больше уже не поднимая. Лживый змей! Ни одному его слову Саша больше не верил. Убил бы сразу, не задумываясь, если б не обещание, которое дал сходящей с ума от горя Анне. Мужа ее убил, ребенка искалечил — разве не имеет Анна права на месть, воспользовавшись разрешением судить и казнить, что дал им граф? С этими мыслями он подтащил к вдове почти волоком едва передвигающего ноги Ваню. — Вот он, — кратко сказал Саша ледяным голосом. — Еще б теперь узнать, кто его из темницы выпустил, чтобы он Мишу убил. Он был уверен — выбор Вани пал на Мишу не случайно — его сообщник желал смерти Соколовых: сначала отца, потом сына. — Я узнаю, — таким же стальным тоном ответила Анна, свирепо глядя на упыря. — Он мне все расскажет. — Не знаю я, кто меня выпустил! — крикнул Ваня отчаянно вслед уходящему Александру. — Там не было никого за дверью, только мужик этот спящий. Саша! Саша не обернулся. Знал, что сердце дрогнет. Он быстрым шагом направился к комнате гувернантки, почти уверенный, что знает, кто сообщник упыря, — для того ему не потребовались пытки, а лишь умозаключения. Очевидно, Федор отказывался признать ребенка Татьяны, да и какая ей от того польза, если ребенок ее незаконнорожденный и младше основного наследника Федора. Потому она решила убить обоих: и Федора, и Мишу. Пленение Вани после смерти Федора было ей не на руку, потому как при живом Мишеньке поместье досталось бы его матери. И вряд ли жизнь бывшей любовницы мужа с бастардом на руках в доме Анны, известной суровым и жестоким нравом, было бы счастливым. Потому Татьяна решилась выпустить Ваню из камеры, усыпив охранника тем лекарством, что пила для успокоения нервов. После они договорились встретиться у реки, где никто не ходит, Татьяна заманила туда Мишеньку, а упырь прятался на берегу. Вот только что-то помешало ему задуманное до ума довести. Может, жалость все же? Постучав несколько раз и не дождавшись ответа, Саша, обуреваемый гневом, вошел в комнату гувернантки. Та крепко спала, очевидно, находясь под воздействием лекарства, полупустой пузырек с которым лежал рядом на кровати. Саша взял его, открыл пробку и принюхался. Светло-золотистая жидкость обладала лёгким, почти незаметным травяным запахом. Дворник вполне мог не почувствовать его среди яркой терпкости кваса. Запоздало смутившись своей дерзости врываться в комнату дамы без разрешения, Саша поспешно вышел и приказал взять дверь под охрану и Татьяну до выяснения не выпускать. Анна устроила пыточную прямо во дворе, близ пристроя, чтобы все видели, что упырь, убивший десятки людей, не остался безнаказанным. Ваню подвесили за руки к ветке старой яблони и пороли плетьми, что есть мочи. Саша лежал в своей кровати в другом конце поместья и закрывал уши подушкой, но все равно слышал его отчаянные крики. К вечеру он не выдержал и пошел туда, чтобы спросить Анну, не перегнула ли она палку? Или решила запороть упыря до смерти? Может, стоило остановиться, раз Ваня не желает выдавать сообщника, и просто убить его? От увиденного Саша содрогнулся. Спина подвешенного Вани представляла из себя сплошь кровавое месиво. Плетью рассекли даже штаны, которые были на нем надеты, и теперь упырь был совсем голый, что, казалось, никого не смущало, и кровь, по-человечески красная, струями бежала по его израненным ягодицам и белым бедрам. Голова Вани свесилась на плечо, глаза были закрыты, но лишь до тех пор, пока подручный хозяйки не плеснул ему в лицо ведро воды. Ваня тотчас открыл затуманенные глаза и посмотрел на подошедшего Сашу. — Это не я, — пробормотал он чуть слышно. Понятно было его желание спастись ложью, но, судя по обстановке и дьявольской решимости, сверкавшей в глазах Анны, надежды у Вани не оставалось. Саша поспешно отошел, не находя в себе сил смотреть, как истязают тело, которое недавно дарило ему блаженство. Оглянувшись невольно на очередной вскрик, он увидел на привязанной к ветке руке Вани кожаный браслет с камешком. Сердце пропустило удар и сжалось невыносимо. В тот-то миг Саша, наверное, и предал память брата, решив, что Ваня получил уже сполна. А вечером, прогнав охранника из-под дверей камеры в подвале, не таясь, на правах хозяина, отпер дверь и волоком вытащил на себе почти бесчувственного Ваню, которого Анна бросила в темницу, чтобы утром продолжить пытку.

***

С трудом втащив Ваню в нору, Саша уложил его на кровать на живот и уставился на истерзанное тело. Дрожащей рукой провел по единственному неповрежденному месту на плече. Ваня дернулся от прикосновения, застонал и приоткрыл глаза. — Не я это сделал. Что ж ты мне не веришь, Саша? Я ведь тебя никогда не обманывал, — с трудом проговорил он. Саша покачал головой. Взгляд упал на собственное запястье, где давно уж не было браслета. А Ваня клятву хранил. Но разве стоит это того, чтобы простить ему, что Федор мертв, а Мишенька на пороге смерти? Саша снова посмотрел на Ваню — упырь тоже был не жилец. Спина его, полностью лишенная кожи и сочащаяся кровью, нагноится вскоре, и горячка убьет его. Отчего-то Саша не чувствовал удовлетворения, а лишь горечь. — Можно ли тебе как-то помочь? — он и сам не поверил, что произнес это — губы, будто чужие, ворочались сами по себе, говоря голосом сердца, а не разума. — Может, есть лекарство какое-то змеиное? — Мне только кровь нужна, много — она все раны лечит, — ответил Ваня тихо. — Помнишь, как я ногу твою выходил — быстро все срослось, на глазах. — Ты что же меня кровью поил?! — изумился Саша, чувствуя, как желудок сворачивается в комок. — Человеческой? — Ну не свиной же, — Ваня еще находил в себе силы усмехаться. — Только человеческая годится. — Не могу я в этом тебе помочь, — оторопело ответил Саша и поднялся на ноги. — Надеюсь, не умрешь тут от голода вампирского, — он хотел с сарказмом сказать, но не вышло, слишком глухо и с болью прозвучал голос. — Я нашел жертву накануне, потому должен продержаться какое-то время, — совершенно серьезно ответил Ваня, будто не понимая, как чудовищно звучат его слова. — Мишеньку нашего? — похолодев, спросил Саша. — Да нет же, мужика какого-то дворового, он на речке рыбачил. Устав слушать ложь из змеиных уст и совсем уже раскаявшись в необдуманном спасении Вани из рук Анны, Саша выбежал из норы и устремился в поместье, где наутро его ждал допрос гувернантки.