Легенда о Довакине. Книга 1

      Марций простоял по правую руку от генерала Туллия больше часа, но практически не вслушивался в его беседу с Тарр’джеем, хоть и был единственным человеком, которому оказалось доступно содержание этого разговора за закрытыми дверьми. Туллию поначалу, конечно, претила мысль об охране («Как будто я сам за себя постоять не могу, я легионер или кто!?»), но опыт его предшественника, генерала Теренция, павшего от руки наёмного убийцы, показывал, что Братья Бури учились политиканствовать и вполне пользовались методами, идущими вразрез с нордскими представлениями о благородстве и смерти в честном бою. Смириться с необходимостью охраны и лично с Марцием ему в итоге пришлось. А теперь, спустя несколько месяцев ничем, кроме Хелгена, не омрачённой службы Марция начальником генеральской охраны, Туллий ему, похоже, даже иногда доверял.       В общем, шанс Марцию выпал удачный, и любой другой на его месте весь обратился бы в слух, наблюдая такую встречу — да и самому ему ещё пару недель назад было бы любопытно — но теперь мысли его блуждали максимально далеко от материй, которые обсуждали генерал и начальник имперской разведки. Последнюю должность Тарр’джей получил, разумеется, после успеха операции на Туманной заставе и страшно гордился — во многом ещё и потому, что был едва ли не единственным каджитом в скайримском легионе. Официально его родина состояла в Альдмерском Доминионе, и потому большинство скайримских каджитов, которые не скитались по дорогам провинции с торговыми караванами, были талморцами. Чаще всего — шпионами. Строго говоря, Марций и сам бы не поверил, что котяра честно работает на имперскую армию, если б не знал, что родом Тарр’джей был из каджитского клана, оказавшего в своё время бешеное сопротивление Доминиону в Эльсвейре. И умел хорошо скрывать свои корни, чтобы юстициары Талмора, совавшие нос в том числе в дела легиона, ничего не заподозрили.       — Мои люди пытались подбить клинья к Анур-риэль, упр-равителю р-рифтенского яр-рла, генер-рал, — докладывал Тарр’джей. — Но каджит бы не спешил довер-рять ей. Каджит считает, нужно быть остор-рожней и пр-роверить её на лояльность талмор-рцам. Думаю, им было бы очень-очень удобно заиметь собственного шпиона при яр-рле, котор-рая поддер-рживает Бр-ратьев Бур-ри, да ещё и в таком кр-рупном гор-роде, как Р-рифтен. Для них-то это, небось, прямо р-рассадник ер-ретиков.       Марций взглянул на разложенную перед генералом на столе карту и усмехнулся: точно такую же изображали на центральном развороте справочника «Владения Скайрима», который в обязательном порядке выдавали всем имперским офицерам по прибытии на службу в северную провинцию. Сам он получил подобный справочник аж целых десять лет назад и с тех пор затвердил вступление наизусть:       «Офицер Империи, добро пожаловать. Этот справочник вручён тебе, чтобы помочь тебе и твоим подчинённым лучше разбираться в географии Скайрима. Поскольку в Скайриме вам предстоит долгая служба, подобную информацию сложно недооценить.       Скайрим разделён на девять владений. Владение — это крупная территориальная единица, приблизительно соответствующая графству в Сиродиле. Каждым владением управляет ярл, который держит свой двор в столице владения.       Из этих владений четыре довольно малы и малонаселённы. Их столицы, соответственно, мало чем отличаются от рядовых городов. Пять крупнейших городов Скайрима являются столицами более крупных владений…»       И далее — сухое перечисление девяти владений Скайрима и их столиц с востока на запад, от Велотийских гор, границы с Морровиндом, до гор Друадах, границы с Хай Роком; свидетельство полной неосведомлённости жителей центральной провинции о делах на севере, информация, которую ты, офицер Империи, за первый же день в Скайриме выучишь без труда, а на второй поймёшь, что всё гораздо сложнее. Марций вернулся мысленно к себе в комнату в южной части Мрачного замка. Там осталось лежать письмо от отца, пришедшее неделю назад. Тревожное письмо. Оно и пришло не как обычно — его передал Марцию лично из рук в руки капитан почтового судна, мужик с шершавыми, мозолистыми руками и совершенно бесстрастным, ничего не выражавшим лицом. Марцию так и не удалось ничего от добиться от этого человека, как он ни старался, и тем сильнее разрасталось у него в груди давящее чувство стыда. Похоже, из-за его неосторожных вопросов отец на старости лет ввязался в неприятности, и если самому Марцию было не привыкать, то уж Сципию, столь рассудительному, что заскучать впору, теперь, должно быть, приходилось несладко. Тон писем его, ранее сухой и официальный, с раздражавшим Марция оттенком нравоучения, стал тревожным, а смысл — туманным. Старик боялся, и причиной страхов его — как обычно — стал его родной сын.       Интересно, выживи тогда, в год Битвы Красного Кольца всё-таки не он, а Корнелий, сказал бы отец Корнелию хоть раз своё коронное «ты меня когда-нибудь погубишь» — постыдный признак родительского бессилия?       В попытке отвлечься от мыслей об отце Марций заскользил взглядом по карте в привычном по справочнику порядке.       Вот восточный Истмарк, край термальных источников и суровых зим со столицей в Виндхельме, оплот Братьев Бури и Ульфрика Буревестника — именно поэтому Марций за десять лет там даже почти не бывал. Источники, правда, видел издалека не раз, когда у имперцев была ещё возможность размещать лагеря глубоко в соседнем Рифте, на самой границе с Истмарком: устланные белыми облаками пара неровные ряды кратеров, заполненных аквамаринового цвета водой, утопали в глине, плоскими ступенями стелились вдаль, насколько хватало обзора. Вечерами, наблюдая из лагеря за тем, как пар вился над источниками, подхваченный ветрами Кинарет, Марций любил раздумывать о том, как поедет туда в первые же недели, когда легион получит контроль над Истмарком. Он не сомневался в том, что этот день однажды настанет — до ряда крупных неудач, сначала с фортом Гринвол, а затем с побегом Буревестника из Хелгена, для него это был лишь вопрос времени.       Взгляд Марция скользнул ниже, на юго-восток — генерал даже воткнул булавку прямиком в точку, обозначавшую Туманную заставу, где взяли пару недель тому назад Буревестника. Вот и она, граница с Рифтом. Марций любил Рифт с его тёплыми зимами, «золотой» осенью и дурманящей весной, напоенной запахом медоноса и боярышника — именно в такую весну он чуть не погиб в битве за форт Гринвол. И всё равно почти жалел, что покинул эти края: во Мрачном замке отчаянно не хватало мягкого солнца, равнинных лесов, пахнущих прелой листвой, и задушевных вечерних бесед с легатом Фейсендилом. Легат Фейсендил был редким альтмером на службе у легиона и всегда с огромной горечью и тоской говорил Марцию об Алиноре, где никогда не бывал — он вырос в Сиродиле и считал себя больше нибенийцем, чем высоким эльфом.       — В общем, с Ануриэль пока понятно лишь то, что ни скампа лысого не понятно. Нельзя делать ставку только на неё, — беседу генерала с начальником разведки Марций по-прежнему слушал вполуха. — Есть у нас ещё варианты, что скажешь?       — Самый очевидный вар-риант — Мавен Чёр-рный Вер-реск, — промурлыкал Тарр’джей.       —На её медовар-рне во многом дер-ржится экономика р-региона. И, насколько каджиту известно, конкур-рентов она устр-раняет безжалостно. Без её отмашки в Р-рифтене ничего не делается.       Сообразив, что в беседе генерала с котярой не говорится ничего из того, что каджит не растрепал бы ему за кружкой эля в «Смеющейся крысе», Марций вновь вернулся к праздному разглядыванию карты. Воспоминания захватили его. Он взглянул в центр, на Высокий Хротгар, самую высокую гору Скайрима. Как раз прошедшей весной по дороге из Рифта сюда, во Мрачный замок на суд генерала Туллия, после которого и назначили Марция, к его изумлению, начальником генеральской охраны, конвой вёз его через границу между Рифтом и Фолкритом, через горный перевал между Ветровой Дугой, давно забытым храмовым комплексом древних нордов, и ныне сожжённым дотла городом Хелгеном. Тогда-то, во время одной из ночёвок на заброшенной стоянке погибшего великана, Марций впервые за десять лет и насмотрелся вдоволь на бывшую обитель драконов, которую поэтично называли в книгах «Белой Башней» — верхушка Высокого Хротгара, это было видно невооружённым глазом, в самом деле, похоже, никогда не таяла и ослепительно белела сквозь дымчатые облака даже непроглядными беззвёздными ночами.       По левую сторону от горы на юге, упираясь в Джеролльскую гряду, раскинулся лесистый Фолкрит, известный в первую очередь чистейшим озером Илиналта, которое возникло с течением столетий на месте храмовых руин цивилизации снежных эльфов. А ещё, до недавнего времени — имперской крепостью Хелген, «вратами на север». Именно сюда Марций и прибыл в первую очередь, как оказался в Скайриме. В какой-то степени скайримский Хелген и сиродильская Брума, располагавшиеся по разные стороны гор Джеролл, естественной границы между провинциями, были зеркальным отражением друг друга. Брума ощущалась слишком нордской для Сиродила, а Хелген — слишком имперским для Скайрима. Тем символичнее и печальнее было осознавать, что Хелгена больше нет.       Внушительную часть карты над Фолкритом занимал степной Вайтран с крупнейшим центром торговли в одноимённой столице. На второй или третий год в Скайриме — даты у Марция в голове уже сто раз перепутались — он побывал в Драконьем Пределе, легендарном дворце вайтранского ярла, где, по легендам, в незапамятные времена держали, бывало, в плену драконов. Взяли его тогда с собой на переговоры с ярлом Балгруфом от безнадёги, понимая, что боец из него никакущий и надеясь, что, может, хоть дипломат выйдет сносный. Практически всю встречу Марций молчал, только глядел по сторонам с открытым ртом, а в конце не утерпел и выпалил, глядя ярлу прямо в глаза:       — А можно ли увидеть балкон под крышей башни, на котором держали драконов?       И Балгруф тогда смеялся над ним, а командир после сурово его отчитал. С тех пор много воды утекло: дипломата из Марция не вышло, зато боец в итоге получился, кажется, всё-таки неплохой; прошлое постепенно забывалось — никто уже и не помнил конфуза, за который тогда, много лет назад ему было мучительно стыдно на протяжении нескольких месяцев. И вот, неделю назад, проезжая через вайтранские степи из Фолкрита на северо-запад, в Хьялмарк, Марций вспоминал об этом происшествии уже с улыбкой едва ли не каждый раз, когда глядел на маячившую справа на горизонте громаду Драконьего Предела.       — Получается, де-факто Рифтеном заправляет эта Мавен? — от громкого голоса генерала Марций вновь вынырнул ненадолго в реальность из омута памяти.       — Так точно. У яр-рла Лайлы одно только пр-розвище «Р-рука Закона», но каджит лично убедился в том, что за этими гр-ромкими словами ничего не стоит. Уж где законы не р-работают, так это в Р-рифтене, генер-рал.       — И на чём держится сила Мавен? На наёмниках?       — Почти. Пр-редположительно, у неё под пятой всё местное отделение Гильдии вор-ров, генер-рал.       — Серьёзно? — Туллий недоверчиво нахмурился, сложив руки на груди. — Скайримская же, вроде бы, едва ли не загнулась?       Марций усмехнулся. За год с лишним в Рифте он наслушался историй о славном прошлом и печальном настоящем Гильдии воров. Хотя кошелёк в Рифтене во время визита в местный дом терпимости у него как-то раз всё-таки своровали. Шальная память коварно подкинула Марцию образ красавицы Хельги в надетом на голое тело алом шёлковом халате, который он ей подарил на прощание. Он постарался отогнать неуместные думы, но всё-таки не выдержал и нащупал в кармане знак Дибеллы — ответный подарок, небольшой сапфир, приятный сувенир, который дарили некоторым своим поклонникам почитательницы богини любовного искусства. Тайные визиты к Хельге и рискованные попытки пробраться через городскую стену, чтобы её повидать — ещё один повод скучать по Рифту. Хотя, конечно, узнай кто, что он ради бабы бегал втайне от начальства ночами в Рифтен, где всем заправляют Братья Бури…       Хорошо, в общем, что никто не узнал.       — Есть пр-редположение, что слухи о печальном положении Гильдии вор-ров — это хитр-рый манёвр-р, — возразил генералу Тарр’джей. — Пр-ритвор-риться мёр-ртвым, чтобы вр-раги не нападали и не ждали нападения.       — Умно, — согласился Туллий. — Коли так, неплохо бы нам человечка своего заиметь в Гильдии. В любви и на войне, как известно, все средства хороши. Кабы эту Мавен да на ярлов трон, конечно… Наверняка ведь целит туда, раз уж она такая местная воротила?       — Р-разумеется, — осклабился Тарр’джей. — Мы уже р-работаем над внедр-рением в Гильдию, но их местоположение мы ещё не установили. Хор-рошо пр-рячутся.       Марций опять заскучал и вперился в карту. На самом севере Скайрима, над Вайтраном располагался Белый Берег, ещё одно крупное, но пустоватое владение, богатое в равной степени и лесом, и горами, и равнинами, но более всего снегом. Даже в относительно тёплую пору там хозяйничают порывистые ледяные ветры и продувают насквозь деревянную, одноэтажную столицу — унылый Данстар. В самом городе Марций никогда не бывал, только видел издалека несколько раз, но знал от сослуживцев-нордов, что держался Данстар на одной только шахте, а в остальном загибался, и жители помоложе старались уехать из этих неприветливых краёв туда, где потеплее да заработка побольше.       Было в Скайриме место, впрочем, и похуже Данстара: на западе от Белого Берега, прямиком над Истмарком раскинулся Винтерхолд, скованный льдами со стороны Моря Призраков — вечно холодная, почти безжизненная пустошь. После Великого обвала там не осталось ничего, кроме Коллегии магов и крошечной деревеньки на месте некогда величественного города. Если бы не Коллегия, куда год от году, правда, стремилось всё меньше народу — молодые и перспективные маги грезили об Университете Волшебства в имперской столице — наверное, от деревеньки бы и вовсе давно уже ничего не осталось.       Уж не в Винтерхолде ли учился тот паренёк из Хелгена — Лодуром, что ли, его звать? Что-то он там такое Хадвару болтал, вроде как, в Сиродиле даже бывать ему приходилось, да только Марций толком ничего не запомнил. Помнил только, что жаль ему было этого растяпу.       Думы его прервал тяжёлый, мокрый кашель, не вовремя запросившийся наружу. Из Фолкрита во Мрачный замок Марций возвращался через Хьялмарк, владение, известное лишь кособокой столицей, наполовину увязшей в болоте, и непроходимыми топями, где не жил, вероятно, никто, кроме злокрысов да колдунов. Марций приехал в Солитьюд промокшим насквозь и спустя неделю слёг с тяжёлой костоломной лихорадкой — это случилось вечером того самого дня, когда генерал Туллий отпустил мятежницу, которая принесла им Зубчатую корону.       Прокашлявшись, Марций взглянул на застеклённую полку справа у самой стены, устланную внутри красным бархатом. Внутри под замком, ключ от которого хранился лично у генерала, и лежала теперь Зубчатая корона — и до смешного неуместно смотрелась на бархатной подушке с позолоченной вышивкой. Слишком грубая, острая, колючая для имперского официоза — и всё-таки вот она, покорилась, кому положено.       — Держи меня в курсе, как дело движется, Тарр’джей, — велел генерал начальнику разведки, взглянув недобро на Марция, который мигом выпрямился и подавил остатки кашля. Туллий извлёк из большого ящика стола карту Рифта и расстелил её поверх общей карты Скайрима. Ещё около пары часов они совещались, и Марцию ничего не оставалось, кроме как посматривать по сторонам да окна бдить, хоть он и сомневался в том, что Братья Бури решатся на такой отчаянный шаг, как покушение, во второй раз. Да и Теренция-то не прямиком же во Мрачном замке убили, а в дороге.       Всё более скучая с каждой минутой, Марций неизбежно вернулся мыслями к отцовскому письму. За последние пару дней он так часто перечитывал эти две страницы, исписанные мелким, убористым почерком, что затвердил его наизусть, хотя после первого прочтения с трудом верил своим глазам. Каждый абзац этого послания, буквально пропитанного страхом, приходилось расшифровывать, но Марций первый начал — вопросом о таинственных «знакомых» он поставил в непростое положение не только себя, но и старика.       «… Я очень рад был, сын мой, получить твоё письмо, и прошу тебя ответы впредь отправлять по возможности с прежнего адреса, чтобы я точно знал, какое письмо мне пришло от тебя, не потерял его в потоке корреспонденции и немедленно прочёл. Времена нынче непростые, и писем я получаю — только успевай читать. Ещё немного, и вместо привычных почтовых телег будем пользоваться для быстроты птичьей почтой — орлиной, например…»       Эту часть Марций разгадал легче всего. Отец намекал, что отправлять ответные письма безопасней в обход талморских проверок. Из Фолкрита сделать это оказалось нетрудно, покуда до сих пор не прибыл из-за каких-то неясных трудностей в пути талморский юстициар со свитой. Вернуться в Фолкрит Марций, конечно, не мог, но уже не первый день обдумывал, как бы так изловчиться, чтобы никто не вскрывал его корреспонденцию и не проверял его письма домой на наличие ереси или анти-талморских высказываний. Предыдущие письма отца, до того, как старик начал изъясняться обиняками, тоже приходили с печатью в виде герба Доминиона, золотого орла.       «…Да будет тебе известно, что большинство моих знакомых, о которых ты так любезно вспомнил, нынче в Скайриме, и поскольку им, как и многим в этих северных краях, наверняка гораздо больше нашего известно о проблеме, которая тебя тревожит, я настоятельно прошу тебя, Марций, с ними повидаться…»       А вот это уже Марция одновременно тревожило и приводило в почти мальчишеский восторг. По всему выходило, что отец его верно понял — он не сомневался в том, что отец его верно понял — а это означало, что именно в Скайриме, как Марций и догадывался, скрываются последние Клинки. Бывшая императорская охрана и разведка, орден, безжалостно уничтоженный Доминионом и запрещённый на территории Империи после того, как была проиграна Великая война и заключён Конкордат Белого Золота.       Никто, воистину, не мог знать о драконах больше Клинков. Их многовековая история была неразрывно связана с охотой на этих существ в ту пору, когда драконы ещё встречались в Тамриэле повсеместно. И теперь, когда они вновь вернулись, только Клинки, пожалуй, и могли бы помочь Империи решить эту проблему — если бы всё ещё оставались приближённым к Императору орденом, а не жалкой кучкой отчаявшихся выживших, разбросанных по отдалённым уголкам огромной страны, которая распадалась на глазах.       Именно их Марций и задумал разыскать — авантюра воистину непростая, провернуть такое под носом у Талмора и генерала Туллия, который, как бы ни скрипел зубами при виде эмиссара Эленвен, а всё равно в открытую против неё не пойдёт… К отцу Марций обратился, повинуясь какому-то лихорадочному наитию, осознавая всю опасность такого шага и в то же время будто бы совершенно потеряв голову. Однако добился, чего хотел: подтверждение того, что Клинки нашли новое пристанище именно в Скайриме, провинции, которая по-прежнему со скрипом подчинялась Талмору, лежало у него в комнате, спрятанное под соломенный матрас. Кровь от мысли об этом мигом закипала в жилах: с драконами справиться точно больше никто не поможет, но любые связи с Клинками — это прямой путь на плаху. А перед этим, скорее всего, в пыточную при посольстве Талмора в Солитьюде. Вот это, мать твою, приключение.       Самому Марцию умирать спустя десять лет службы стало уже не страшно, а вот за отца он не на шутку беспокоился. Тем более, что, судя по дальнейшему содержанию письма, в Имперском городе тоже назревала какая-то сомнительная заварушка:       «… Но не спеши: одна из них вскоре прибудет в Скайрим и сама выйдет с тобой на связь. Видишь ли, сын мой, она должна доставить нашим общим друзьям ценный груз; но поскольку обстановка в Скайриме нынче нестабильная, и она, и я очень рассчитываем на твою помощь…»       Никаких дальнейших инструкций, пояснений или даже намёка на внешность или хотя бы народность гостьи из письма не следовало. В любом случае, изначальный план Марция, состоявший в том, чтобы, заручившись поддержкой отца, разыскать Клинков и постепенно донести до генерала Туллия, что идея это была самоубийственная, но рабочая, затрещал по швам. Похоже, сам того не понимая, он ввязывался в какую-то ещё более серьёзную игру — возможно даже, как обычно это и случалось, рыл сам себе яму с упорством твердолобого кагути.       Однако ровно в силу этого же упорства отступать от задуманного он не собирался. «Поглядим, как вы все запоёте, когда дракон полетит и другие города сжигать».       — Трибун Корвус, вольно — смысл слов генерала Туллия дошёл до Марция, увлечённого мысленным цитированием отцовского письма, далеко не сразу. Ошалелый взгляд, пожалуй, выдавал его: генерал, сурово глядя ему в глаза, как-то странно усмехнулся, и Марций предпочёл побыстрее ретироваться. Как там ребята часто говаривали? Подальше от начальства, поближе к кухне? Только в его случае, наверное, к крыше.       Клетушка Марция в одной из южных башен действительно расположилась под крышей — ничего, что не развернуться, зато своя, а не в казармах вповалку. Бодро взбежав по винтовой лестнице на самую вершину башни, он наконец-то как следует, до жжения в горле прокашлялся, пока никто не видел, и устало опустился на табурет у длинного, узкого стрельчатого окна. Костоломка уже отступила, но каждый приступ кашля отчего-то отнимал столько сил, будто Марций день за днём тяжело трудился, а не просиживал штаны при генерале. Местный лекарь объяснял ему, что лихорадку вызывает не сырость болот, а какая-то заразная дрянь, которая там водится, и гадость эта не просто выключает тебя из жизни на недельку-другую, а ещё и заметно ослабляет организм. Марция это злило. Повезло лишь, что слабость так же быстро отступала, будто её и не было.       Утомлённый кашлем, а ещё более — скукой, он уставился мутноватым взглядом в окно. Из башенки открывался великолепный вид на город, на реку Карт и на окутанный рваным туманом Хьялмарк на соседнем берегу. Бурный поток Карта мчался через всё владение Хаафингар в Море призраков с юго-запада, с гор Предела, края серебра и крови, единственного из девяти владений Скайрима, которого Марций действительно остерегался.       Именно там ещё во времена Великой войны и начался по-настоящему бунт Буревестника. Локальные восстания, которые имперцы подавляли с разной степенью успеха вот уже как десять лет, и даже открытый конфликт последнего года, были не началом, а следствием напряжения, которое нарастало со 176-го. С Маркартского инцидента.       Тогда Изгои, дикари, объявившие себя коренным населением Предела, воспользовались слабостью Империи и захватили Маркарт, столицу владения. Ульфрик по просьбе местного ярла прибыл на подмогу, но довольно быстро взялся наводить в городе свои порядки. Его ненависть к Изгоям и даже к сородичам-нордам — не только к тем, кто открыто примкнул к восставшим, но и к тем, кто просто не откликнулся на его призыв к оружию, — не знала границ. «Маркартский медведь» — так прозвали его впоследствии свидетели резни, которую он устроил. «Или вы с нами, или вы против Скайрима», — под этим лозунгом пытали и казнили всех, включая подростков, способных держать оружие в руках. Ульфрик умыл Маркарт в крови. Фактически взял город под свой контроль. Отказался впускать в ворота Маркарта легионеров и потребовал вновь разрешить поклонение Талосу на территории Предела, вынуждая Империю нарушить едва заключённый Конкордат Белого Золота — позорный, воистину (кто это отрицал?), но всё же спасавший её от дальнейшего открытого противостояния с Альдмерским Доминионом. Восстанавливая «исконную скайримскую веру» в одном-единственном владении, Ульфрик рисковал судьбой всего государства. Норды могли сколь угодно кричать о том, что из него сделали «козла отпущения», когда посадили в тюрьму; что таким образом имперцы предпочли поскорее спрятать с глаз людских «настоящего героя», чтобы не выглядеть жалко. Но Марций всегда искренне считал, что Ульфрик был хоть и силён, яростен, но недальновиден. Боевой берсерк нужен для того, чтобы вносить смуту в ряды врага. А для того, чтобы просчитывать наперёд и не направить корабль в эпицентр шторма, нужен стратег.       Судя по Маркартскому инциденту и по тому, что Ульфрика недавно почти казнили, стратег из него, рассудил Марций, оказался так себе.       От размышлений его оторвал стук в дверь. Он тут же подскочил, и только теперь заметил, что щёки у него запылали, потому что кровь прилила к лицу. Марций приложил похолодевшие ладони к щекам и попытался выровнять дыхание, чтобы унять гулкий стук сердца. Он вообще легко приходил в возбуждение от сильной злости. В бою ему это обычно помогало, а вот в обычной жизни, скорее, наоборот.       — Войдите!…       Увидев генерала Туллия, Марций поспешно подскочил и вытянулся по струнке.       — Да не суетись, — покривился генерал и отмахнулся. — Хорош.       — Прошу прощения, генерал.       — Ты мне эти расшаркивания брось. Серьёзный у меня к тебе разговор. Вот тебе раз! Панику разводить, конечно, пока причин не наблюдалось, но Марций ощутимо напрягся. «Ну конечно, талморскую цензуру я проскочить рассчитывал, умный какой… Паршивая это была затея с самого начала. Но коли уж заварил эту кашу, придётся выкручиваться».       — Что-то отец твой с письмами к тебе зачастил, — нарочито спокойно поинтересовался Туллий. — Что, есть, о чём волноваться?       — Я понятия не имею, генерал, — без зазрения совести солгал Марций. — Прошу прощения, но, думаю, вам куда лучше известно, что творится при императорском дворе, чем мне, если вы об этом. Отец просто пишет мне… о своём самочувствии и о делах поместья.       Они встретились взглядами. Спустя несколько мгновений игра в гляделки разрешилась вничью: ни один не дрогнул и взгляда не отвёл.       — И как там поместье?       — Прекрасно. Отец умеет вести дела.       — Ты врать-то завязывай, — раздражённо фыркнул Туллий; у Марция внутри что-то оборвалось. — Во-первых, я бы тебе поверил, если бы батюшка твой не напирал, когда просил за тебя, в том числе на то, что дела у него паршивее некуда, а ты его единственная, мать твою, кровиночка. А во-вторых, как будто я не знаю, что таким, как ты, золотым мальчикам, их стареющие знатные отцы и доверяют все самые главные тайны. Тебе на его месте потом сидеть и разгребать всё дерьмо, в котором они сейчас варятся.       — При всём моём уважении, генерал, я не понимаю, о чём вы, — с нажимом ответил Марций. Стыд ядом разливался по жилам, добрался до сердца, заныл в груди. На что он, в самом деле, рассчитывал? Ладно сам, но старика подводить под такие серьёзные последствия — а ведь Марций и раньше не сомневался в том, что отец наверняка просил за него после форта Гринвол. Не может такого быть, чтобы после настолько очевидного провала доставалось столько почестей просто так, одной только генеральской милостью. Так он ещё и с удачей своей в игры играть задумал! Вот же дурак. Не надо было, в самом деле, никаких писем посылать домой.       — Марций, я тебе зла не желаю, — глаза Туллия потемнели. — Но даже отсюда, из проклятого Скайрима вижу, что в Имперском городе творится какая-то ерунда. Армейские чины в столице поговаривают, знаешь ли, о заговоре. И вот, что я тебе скажу: не вмешивайся. Потом сам не отмоешься, а ещё впутаешь меня на старости лет, если совсем дело плохо станет. А мне, уж извини, куда важнее тут порядок навести, чем политиканствовать в угоду сильным мира сего.       Марций тихо выдохнул. Что бы там себе ни надумал Туллий, по словам его было ясно: он ничего не знал. Только чувствовал, предполагал неладное, но не понимал масштабов происходящего. Марций догадывался, что и сам всего не понимал, но подлый страх вдруг вновь сменился в его душе торжествующим восторгом. Получается, ничего ещё не потеряно. Орден Клинков вновь возьмётся за дело. Это означало… Акатош Единый, сколько всего это означало! «О, если бы вы только могли себе представить, генерал, что я в самом деле задумал», — Марций и сам-то пока смутно себе это представлял, но едва сдерживался, чтобы не озвучить своих лихорадочных мыслей, и душа его ликовала от собственного знания, и от того, что ему всё-таки доставало сил не проболтаться, и от того, что он самому себе казался хитрее генерала. И он почти улыбался.       — Чего это ты на меня лыбишься? — Туллий буравил Марция недобрым взглядом. — Думаешь, я не понимаю, какие разговоры в последнее время тайком в Совете Старейшин ведутся? У меня, Марций, иллюзий нет: я всю Великую войну прошёл и могу столько вам всем об императоре рассказать, что вы побросаете оружие в тот же миг, наплюёте на этот сраный Скайрим и уйдёте из легиона к скамповой матери. Или к Ульфрику, что более вероятно. Но ты вот, что пойми: все эти вопросы, кому там на троне сидеть, кому возле него пастись и лизать императорские сапоги — это всё решать надо потом. Сейчас у нас две проблемы — Скайрим и Талмор. И с Талмором мы не справимся, пока будем грызться между собой и вспоминать старые обиды. Или не очень старые, — рыкнул он, предвещая вопросы в духе: «А как же Хаммерфелл?». Марций и рта толком раскрыть не успел.       «Вот это я дурак. Может, он и не в курсе деталей, но легко обо всём догадается, если вдруг что! Нужно быть осторожнее и предупредить отца… Или вообще пока ничего не писать. Но ведь приедет уже эта его знакомая… Ох, и заварушка грядёт!» Мысль эта отчего-то уже совсем не пугала, а наоборот, грела душу.       — В общем, все, кто молчит, делают это не просто так, Марций. И не такие все дураки, как тебе кажется. Или твоему папеньке. Просто есть вещи поважнее вашей придворной грызни, и ты вроде парень достаточно смышлёный, чтобы это понимать. На том и закончим.       Он с горькой усмешкой отвернулся к двери, сложив руки за спиной — от взгляда Марция не укрылось, что пальцы генерала слегка подрагивали.       — Как бы там ни было, генерал, Имперский город далеко, а я там десять лет не бывал. Куда мне в теневые интриганы? Вы слишком лестного обо мне мнения. Я на отцовское место никогда не стремился, скука всё это смертная. А старик просто переживает обо мне. Всё-таки и форт Гринвол, и Хелген, как я понял из его писем, в столице часто обсуждали.       — Хорошо бы так, Марций, — мрачно протянул генерал, ненадолго вновь обернувшись в его сторону. — Хорошо бы так.       Марций не знал, что ответить и нужно ли хоть что-либо отвечать, но тут их прервал громкий топот мощных сапог по лестнице, и в дверном проёме появился взъерошенный солдат без шлема. По бледному, растерянному лицу его стало ясно, что что-то стряслось.       — Докладывайте, ауксилий, — велел генерал, и Марций обрадовался, что не видел в эту секунду его лица. Он даже по голосу сообразил, что настроение генерала, пожалуй, вполне могло стать даже почти простительной причиной для убийства.       — Тут такое дело… — замялся солдат, явно не понимая, с чего начать.       — Не мямлить.       — Слушаюсь! До нас дошли вести, что в Вайтране… как бы это сказать… не сочтите за суеверного дурака, генерал, ради всего святого, но там вроде как объявился, этот, как его… Довакин.       Марций растерял всю беззаботность, которую так упорно напускал на себя при генерале, и дико вытаращился на солдатика, не веря своим ушам.       — Найдите легата Рикке, ауксилий, и потребуйте её в зал военного совета. Марш! — рявкнул Туллий, и солдат, хрипло повторив вышколенное «слушаюсь!», исчез так же быстро, как и появился.       — Чтобы через три минуты оказался там же, — велел Туллий Марцию и вышел наконец из комнаты.       — Слушаюсь, генерал.       Оставшись один, Марций захлопнул дверь, бросился к кровати и принялся наскоро шарить рукой под соломенным матрасом. Когда письмо наконец нашлось, Марций безо всяких сомнений бросил его в камин, и огонь быстро сожрал два пергаментных листа — хранить их и дальше было бы слишком рискованно и опасно. Да и незачем: Марций всё равно запомнил отцовское послание слово в слово, аккуратные маленькие буквы с изящными завитками клеймом отпечатались у него в мозгу.       «…Дождись вестей от неё, сын мой, и тогда уж будь покоен: в обмен на помощь с доставкой груза она всенепременно постарается сделать всё, что в её силах, дабы помочь тебе с твоей проблемой. Ей хорошо известно, что такое долг и благодарность. Поначалу женщина эта может производить превратное впечатление, однако я ручаюсь, что она — одна из самых благородных существ среди всех, кого я встречал. И, ради всего святого, будь осторожен.       Да хранят тебя Восемь-и-Один от любой беды,       любящий тебя отец,       Сципий Корвус».       За окном с громким клёкотом пронёсся сорвавшийся из гнезда на крыше стремительный ястреб.