HET NOK UN MAHLaaN DROGGEE ERei SULeyK SE ALDUIN VOKRii
Чем бы ни был этот язык, Лодур его не знал и перевести не умел ни слова, однако при каждом взгляде на скрижаль и даже на бумагу с копией таинственных символов неясный восторг охватывал его, словно надпись взывала к самым недрам его души. Лодур списывал это на восхищение древностью — а ещё на самодовольство, потому что у него, обычно пишущего как курица лапой, очень ловко вышло скопировать надпись. Под конец болезни его навестила Камилла — наверняка она приходила к Фендалу, но Лодуру было приятно, что и о нём она не забыла. Он заметил, что Камилла всячески старалась не подходить к нему близко и не садиться рядом (вероятно, наслушалась от жениха жутких подробностей о симптомах бурой гнили), но при этом общалась благосклонно и не переминула сообщить последние новости: — Знал бы ты, как Свена перекосило, когда он услышал об успехе вашего похода! Небось, локти кусает, что сам напроситься к вам в компанию не догадался. — Пусть лучше радуется, — поморщился Лодур в ответ. — Мы там… всякого навидались. Камилла безразлично пожала плечиком — то ли уже всё знала от Фендала, то ли предпочитала вовсе не знать — пожелала ему здоровья, пригласила на свадьбу через пару месяцев, да и была такова. На следующий день с визитом явился Алвор, и Лодуру аж неловко стало: все-то к нему теперь стремились как на приём, будто он важная персона какая. — Что ж ты, приятель, нам-то ничего не сказал? — сетовал Алвор. — Мы с женой узнали, что вы с Фендалом в горы собрались, только после вашего ухода. Уж мы бы тебе всяко подсобили. — Да неудобно как-то стало… — промямлил Лодур, гадая, известно ли было Алвору о его дурацкой пьяной выходке в «Спящем великане». — Эх ты, герой, неудобно ему, ты гли, — Алвор задорно ему подмигнул, и вопрос о его осведомлённости о Лодуровом пьянстве так и остался вопросом. — Скажете тоже. Герой с дырой. — Думай, что хочешь, а не зря Хадвар тебя тогда в Хелгене, видать, подхватил, — деловито заявил Алвор; из-за крупного телосложения он едва помещался на табуретку, которую для него притащил Фендал, и сидел, широко расставив ноги и сложив руки на груди. — Бывают, знаешь, люди, которым везёт оказаться в правильном месте в правильное время. И что-то мне подсказывает, что парень ты везучий. — Да уж… не то слово, — Лодура аж перекосило. — Сказал бы мне кто такое месяц назад, я бы и не поверил. — Воля богов переменчива как северный ветер. Это так мой дед говаривал, и я не вижу причин ему не доверять, — со всей серьёзностью сообщил Алвор, хмуря густые брови, забавно изломанные ровно посередине. — Дед у меня мудрый был. Старую веру исповедовал. Ни в каких современных богов не верил, даже в Талоса. Идолов из дерева вырезал. Что ни говори, а всё-таки исконное это, нордское. Более всего Сестру Ястреба почитал. И лес любил, охотник был зоркий, ловкий. Со зверьём дружить умел. Ну, в общем, не от мира сего. Потому, наверное, и про жизнь понимал куда больше, чем мы, дураки… Отец, правда, ругался с ним жутко, всё ему доказывал, мол: идолы твои деревянные, старый — это всё блажь, пустое. А дед на своём стоял. Я раньше с батькой соглашался, а сейчас, знаешь, часто деда вспоминаю. — Ага, — Лодур от его разглагольствований подустал. — А мой отец в Талоса верил так, что рвался с эльфами воевать и жизнь за Империю отдал. Истовая вера, Алвор, она вообще людей до добра не доводит. «Тайбер Септим был нордом и доказал всему миру, что эльфийскому владычеству никогда не бывать. Наш долг перед Империей, перед Скайримом и перед самими собой показать, что мы достойны нашего предка», — так заканчивалось последнее отцовское письмо: Лодур с детства помнил эти строки наизусть. Когда они с матерью читали их, отец был уже мёртв — просто вести о Битве Красного Кольца до Винтерхолда дошли очень поздно. — Зря ты так, Лодур. Твой отец сделал всё, что мог, чтобы сдержать Доминион. Я бы, между нами говоря, и тебе советовал в легион вступить. — Посмотрим. Алвор недовольно буркнул что-то себе под нос, поднялся на ноги с натужным кряхтением и хлопнул Лодура по плечу. — Ну бывай. Удачи тебе в Вайтране.***
Мерида провела в пути около двух недель. Поговаривают, конечно, что на крепкой телеге или быстром коне весь Скайрим от Солитьюда до Рифтена можно при должном усердии проехать за сутки-двое, но у неё не было ни коня, ни возможности заплатить за проезд. Она вообще привыкла путешествовать на своих двоих; множество раз совершала долгие переходы по самым северным регионам Скайрима, где яростный ветер не утихает ни на минуту и колется неласковым снегом, который царапает щёки докрасна и застит глаза. В таких походах думается лишь о невероятной близости смерти, которая стискивает кости ледяной хваткой и весь дух выбивает из тела порывами бури, неудержимой, как сама Кин. «Сестра Ястреба больно клюётся, да зато учит стойкости», — сказал как-то Мериде отец, после того как едва добрёл из Виндхельма домой в лютый мороз. Стоял месяц Вечерней звезды; Мерида с матерью едва согревались у очага и стучали зубами, стоило только шаг сделать прочь от огня, а отец умудрился по сугробам ростом себе по пояс тащиться до Рощи Кин пешком двое суток. Оголодал, замёрз, чуть ноги себе не отморозил и ещё месяц почти лежал с тяжёлой лихорадкой, но выжил и верил, что богиня ветров испытывала его, застав снежным бураном в пути. «А в итоге его, избранника Кин, зарезали как собаку», — мысль эта не выходила у Мериды из головы, пока она топла в болотах Хьялмарка, добираясь от руин Корваньюнда до Солитьюда. Мысль эта не позволяла ей сдаться и отступить. И вот, снова ветра судьбы подхватили её, как осенний лист, и понесли на сей раз на восток, до Вайтрана. Корваньюнд Мерида покидала почти без денег, и к тому времени, как она добрела до Солитьюда, средств у неё не прибавилось. Задерживаться в столице ей не захотелось (уж больно жить там дорого, и имперцы под боком), а посему она первым делом отправилась в ближайший посёлок, называвшийся Драконьим Мостом из-за того, что единственной связью со внешним миром для него был старинный мост, увенчанный каменной головой дракона с широко разинутой пастью. Местные понятия не имели, кто и когда именно его построил; Мериде хотелось верить, что возвели его ещё в Меретическую Эру древние норды вместе с гробницами вроде Корваньюнда. Но более всего занимал её вопрос, который она никому не могла задать: проходила ли когда-нибудь её мать по этому мосту? Останавливалась ли здесь, в поселении лесорубов по пути на другой конец провинции после того, как ушла из общины, в которой родилась и выросла? Проводила ли, как и сама Мерида, почти каждую ночь, сидя под могучей драконьей головой, чтобы поглядеть на северное сияние, разлившееся изумрудно-алою краской по тёмному, почти чёрному небу? В Драконьем Мосте у неё появился шанс подзаработать: один из местных рабочих слёг с гремучкой, и Мериду наняли вместо него в подмогу на лесопилку на несколько дней. Обзаведясь деньгами, она как можно скорее отправилась дальше, чтобы, не приведи Талос, не столкнуться в округе с кем-нибудь из близлежащего лагеря Братьев Бури, который, насколько ей было известно, расположился прямо под носом у имперцев в лесной глуши у подножия горы Килкрит. От тёмно-синей перевязи мятежников она избавилась, но всё равно при мыслях о возможной встречи со «своими» (такими уж ли теперь своими?) испытывала ощутимую дрожь в коленях. По той же причине Мерида на сей раз шла не через болотистый Хьялмарк, а более долгим, но зато менее трудным путём с остановкой в Рорикстеде. Ей повезло не сбиться с пути и не пересечь случайно границы с Пределом, где в последнее время коренные племена степных дикарей крайне жестоко расправлялись с заплутавшими путниками, хотя как-то раз, уже у самого Рорикстеда она видела жуткую картину: полусгнившее тело мужчины, посаженное на деревянный кол, возвышалось над острыми кончиками дикарских шалашей из оленьих шкур на Змеином Утёсе. Именно тогда Мерида осознала, каким же чудом она не привлекла чужого внимания во время ночёвки в поле. Хотя именно в ту ночь спалось ей отвратно и постоянно мерещилось, будто кто-то наблюдал за нею со стороны. Далёкий силуэт Драконьего Предела на единственном холме посреди бескрайней равнины она увидела на исходе десятого дня пути, стоя меж развалин вот уж как пару веков назад покинутого поселения неподалёку от форта Греймур. Ранее Мериде бывать тут не доводилось, однако о руинах городка в Вайтране она слыхала не раз. Кто-то считал, что население его попросту постепенно перебралось в столицу холда и опустело со смертью последних упрямых стариков; кто-то видел во всём мистику и проклятия коварных даэдра; кто-то настаивал на том, что жителей отпугнули бандиты после того, как форт погорел и остался стоять обугленным скелетом на разграбление мародёрам, никем не охраняемый. Как бы там ни было, в ту ночь Мерида спала на сырых от осенних дождей, давно прогнивших досках одного из заброшенных домов и перед сном глядела на звёзды, размышляя о том, как, пожалуй, было бы прекрасно отправиться туда, далеко-далеко, в самый Этериус, свободный от мирских забот и тревог — и никогда больше не возвращаться обратно. Наутро она заметила, что к форту Греймур подтянулись рабочие и несколько вайтранских стражников: видать, гражданская война всё-таки вынудила ярла Балгруфа найти средства на ремонт и укрепление форта, как бы он ни кичился своим хвалёным нейтралитетом. «Что ж», — подумалось ей: «Хотя бы сюда мятеж Ульфрика принёс какую-никакую жизнь, а не смерть». Она миновала громадные многовековые ворота с витиеватой резьбой, торчавшие прямо из земли на подходе к Вайтрану будто кости каменного великана, и мигом погрузилась в утреннее жужжание человечьего улья: пригород Вайтрана просыпался с петухами и к этому часу уже давно работал, не покладая рук. В пригороде жили в основном фермеры; пара из них держала мельницы, а ближе к мосту через Белую реку, у поворота на Ривервуд стояла медоварня. Внимание Мериды, как и большинства местных работяг, однако, привлекла совсем иная сцена, абсурдная, с какой стороны ни посмотри: один из фермеров напористо скандалил с группой то ли наёмников, то ли налётчиков в стальных доспехах с острыми наплечниками и характерными скайримскими витыми узорами на груди. И стояла вся эта братия рядом с распростёртым на грядках телом только что убитого великана. Великаны в Скайриме не были редкостью, но обыкновенно держались вдалеке от цивилизации и сами вторжений на свои территории не одобряли. Как правило, жили они не группами, а по одиночке, сооружая лагеря в отдалённых уголках провинции, и разводили мамонтов, которые были для них одновременно и источником пропитания, и защитниками, и верными друзьями. Этот же великан при жизни наверняка мог считаться единственным в своём роде, потому что заявился прямиком к людям, да ещё и явно забрёл сюда без четвероногого спутника — иначе не лежал бы теперь мёртвым лицом в капусте. — Ироды, что ж вы наделали-то, прокляни вас все даэдра разом! — вопил фермер, очень смуглый имперец с явной примесью редгардской крови, схватившись за чернявую голову. — Всю капусту мне попортили этой тушей! Забор сломали! Убирайте его отселя немедленно, он же не ровён час гнить начнёт! — И это твоя благодарность за спасение? — среди людей в стальных доспехах особенно ярко выделялась женщина с огненно-рыжими волосами. В отличие от своих товарищей, броню она носила на старинный манер, с основанием из плотной кожи, к которому крепились нагрудник и наручи из нарочито грубого сплава стали и железа. Ноги её защищали кольчужные поножи из того же материала и кожаные сапоги, укреплённые железными мысами и пластинами из сплава по бокам. Окинув фермера горделивым взглядом с ног до головы, женщина вздёрнула острый подбородок и с чувством собственного достоинства произнесла: — Коли не нужна тебе была наша помощь, что ж ты орал на всю округу? Справлялся бы сам. Учти, Пелагио, за такие выкрутасы мы из принципа оставим его тут разлагаться. — Только попробуйте! — огрызнулся Пелагио, и на его немолодом, изрезанном морщинами и следами от оспы лице отразился искренний ужас. — Нет бы подальше от фермы его увели, герои сраные, вы же меня без урожая оставили… Тьфу! — Чего горланите на всю округу? — Мерида решила вмешаться: как бы ни была задета гордость победителей великана, а фермера ей стало жаль. — Да вот, защитнички наши меня так защитили, что я теперь всю зиму буду голодать! — запричитал Пелагио, так умоляюще глядя на Мериду, будто она могла убрать тело великана в одиночку. — Ох, за что ж беда-то такая на мои седины… Мериде, с юности седой, было особенно забавно слышать такое от имперца, у которого на голове не наблюдалось, несмотря на немалый возраст, ни одного седого волоса. — Эйла, пошли, — велел рыжеволосой женщине один из её спутников, здоровяк с квадратной челюстью и огромными тёмными кругами под усталыми глазами. На секунду их с Меридой взгляды недобро встретились. — Раз такой деловой, вот пусть сам и разбирается, — настоял он, и вся честная компания вояк собралась прочь. — Да что ж вы за люди-то такие, какого даэдрота ему, в самом деле, с этим великаном делать? — возмутилась Мерида, уперев руки в бока. Её, разумеется, никто не послушал. — Ох, от Соратников в последнее время больше проблем, чем помощи, — запричитал Пелагио. — И что только о себе возомнили? «Мы придём на помощь, если плата достойная»… Тьфу! — Да тише ты, расплевался… Постой, Соратники!? — Мерида ушам своим поверить не могла. — Нет, дружище, что-то ты путаешь. Уж у Соратников-то всяко должны быть представления о чести. — Да ничего я не путаю, ты тоже умная такая нашлась! — взбрыкнул фермер и от досады яростно пнул ногу мёртвого великана. — Соратники, грю, они и есть, кто ж ещё? — Ёб твою мать… — раздалось вдруг у них за спинами. Они синхронно обернулись и увидели тощего, патлатого парня со шрамом от когтей на левой щеке, который нервозно поправил наплечный мешок и неловко одёрнул и без того длинноватые рукава робы, глядя на поверженного гиганта.***
Дорогу до Вайтрана Лодур на этот раз провёл в полной прострации и очнулся от состояния бродячей сомнамбулы только после спуска на равнину. До этого мысли его бродили далеко-далеко и проделали немалый путь: от заснеженных пустошей Винтерхолда, где остался лежать дорогой сердцу мертвец, до лесов Сиродила, где приходилось порою ночевать прямо на голой земле, а затем обратно в Скайрим, в Хелген, в огонь и хаос, в пахнущую страхом, и потом, и кровью толчею, над которой раздавался громогласный драконий рык. «Почему же дракон до сих пор больше не появлялся?» — вопрос этот жалил усталый ум, но оставался без ответа, ведь откуда вообще Лодуру было знать, не сжигала ли крылатая бестия прямо сейчас, пока он брёл до Вайтрана, например, Солитьюд? Или тот же Винтерхолд. Или любой другой город. А может, дракон вообще летел в имперскую столицу. Поди, разбери, откуда и зачем он явился и чего хочет. От смутных, спутанных дум его отвлекло журчание Белой реки и яркий свет полуденного солнца. В глазах заболело и потемнело; Лодур прикрыл их рукою, сощурился, но головы не отвернул — взглянул, как мог, на Магнусов луч. «Если есть правда в том, что солнце и звёзды — это отверстия во тьме Обливиона, через которые свет и магия Этериуса проникают в Нирн, выходит, все мы любуемся каждодневно на главный источник всей магии этого мира и даже не помышляем об этом». Этериус казался ему таким далёким и таким близким одновременно. «Интересно, смотрит ли на нас кто-нибудь с той стороны?» — этой мысли он улыбнулся едва-едва и продолжил путь по каменистому бережку Белой реки, чувствуя, как наминает стопы галька даже сквозь подошвы сапог. Со стороны медоварни Хоннинга доносился знакомый сладкий, приторный запах с лёгкой примесью солода, и Лодур, как всегда похмельный и жутко нервный перед очередной встречей с ярлом Вайтрана, испытывал жгучее желание заглянуть в таверну при производстве и пропустить стаканчик-другой. Пока он договаривался с совестью и вновь шагал вперёд по инерции, ноги донесли его до фермы, за дальним забором которой стояла мельница, неспешно ворочая обветшалыми лопастями. И вот тут-то Лодур очнулся и глазам своим не поверил, потому что узрел мёртвого, чтоб его, великана. — Ёб твою мать… Вот тебе и всходы, вместо капусты-то… — протянул он, тяжело сглотнув. Аромат мёда сменился металлическим запахом крови, и Лодур снова вспомнил о разбойниках у входа в руины Ветреного пика, и ещё о Хелгене, об оторванной ноге Берты из Драконьего Моста, о мёртвом палаче со стрелой в глазу, а потом и вовсе — холодный, потемневший от времени и грязи каменный пол Миддена глубоко под Коллегией, где железистый запах смешался с удушающей гарью. Он поймал себя на мысли о том, что постоянное чувство тошноты, от страха ли, отвращения или от бурой гнили, уже порядком измучило его. Великанов Лодур вблизи никогда не видал, потому что в его родном Винтерхолде их не водилось, равно как и в Сиродиле. В основном они обустраивали лагеря и пасли мамонтов на территории Вайтрана и Истмарка, чуть реже встречались на болотах Хьялмарка и морозных равнинах Белого Берега. А Лодур, хоть и родился в северной провинции, даже не во всех владениях Скайрима бывал, а если и бывал, то в основном проездом. О том, что, согласно одной легенде о Херморе и Чернильном Коте, любопытство сгубило каджита, Лодур знал прекрасно, но всё равно не устоял — робко, бочком шагнул ближе к почившему исполину. И тут же пожалел об этом: разлагаться тело ещё не начало, но от спутанных, жёстких волос великана и его серой, дряблой кожи, висевшей на массивных костях иссохшими складками, исходила такая гадкая вонь, что Лодур тут же понял: мыться великаны вряд ли любят. — Да ты-то ещё кто такой!? Угольно-загорелый имперец средних лет вытаращился на него с искренней злобой: Лодур, очевидно, оказался не первым любопытным. — Я, э-э-э… так, мимо шёл. Вы не серчайте. Просто… такое не каждый день увидишь. — И слава богам! Иначе хозяйству моему пришёл бы кирдык! — Да вот, говорит мне добрый человек, что Соратники защитили его от великана, — засмотревшись на мертвеца, Лодур даже не сразу заметил высокую, крепкую беловолосую женщину в железной кольчуге, — а с телом помочь не пожелали. И огород, видишь, пострадал. Лодур кивнул: от забора, в самом деле, одни доски остались, а капусту всю подчистую раздавило великаньей тушей. Разломанные кочаны истекали соком и пропитывались кровью, грязной от примеси рыхлой земли. — Мда… сочувствую, — буркнул Лодур себе под нос и отчего-то мигом ощутил тяжесть драконьего камня, тянувшего вниз наплечный мешок. И чего он, в самом деле, влез? Шёл бы себе дальше. А то припрягут ещё помогать. — Вот вы все, ёб вашу мать, сочувствующие! — ругался Пелагио. — А как помочь, так хрен допросишься! — Кабы нам сюда мага, конечно, — рассудила беловолосая женщина, потирая задумчиво подбородок. — Вот тогда бы мы легко справились. Была у нас в отряде магичка, так мы с её помощью даже неслабые такие валуны ворочали при надобности. Владела она чарами какими-то, поднимала предметы то ли силой мысли, то ли ещё как. А мы с ребятами силу прикладывали, как получалось. — Телекинезом, что ли? — поинтересовался Лодур и тут же осёкся: помалкивать бы ему, ох, помалкивать бы! — А тебе откуда знать? Ты, что, маг? — Маг, — соврать у Лодура духу не хватило. — А в каком это таком отряде у вас магичка была? — В легионе, — запнувшись на секунду, пояснила женщина. — Ага. — Звать тебя как? — Лодуром. — А меня Меридой. Вот что, Лодур, давай-ка применяй этот ваш телекинез. — Вот это, конечно, тяжеленная туша… Пока они с Меридой ворочали тело великана в степь, Лодур весь облился потом и теперь еле ноги переставлял. Они с Меридой медленно шагали к вайтранским воротам. — Что-то хиленький из тебя маг, — беззлобно смеялась Мерида, наблюдая за тем, как он пыхтел и отдувался, то и дело вытирая взмокший лоб. — Да я, знаешь, в чарах школы изменения как-то не силён… — Понятия не имею, о чём ты, — Мерида беззаботно пожала плечами. Лодур, глядя на неё, диву давался: в ней, наоборот, силищи было столько, что она и не устала ничуть. Только невероятной красоты коса, белая-белая, как снег на вершине Глотки Мира, заметно растрепалась. Мерида вообще была, вопреки своей медвежьей мощи, очень хороша собой. — Да так… не вникай. Когда они избавили беднягу Пелагио от проблемы с великановой тушей, Мерида предложила вместе дойти до Вайтрана, и Лодур, порядком утомлённый размышлениями о драконах и неприятными воспоминаниями, которые мучали его каждый раз, когда он оставался наедине с собой, легко согласился. После тяжёлого физического труда, правда, совсем ни о чём не думалось. — Значит, ты норд, но при этом колдун… Вот так-так, — Мерида поглядывала на него с плохо скрываемым любопытством. — Я, честно говоря, знакома только с одной нордской магичкой. — Вообще-то не колдун, а маг. Есть разница. У меня, говорят, в предках были бретонцы, — беспечно отмахнулся Лодур. — Уж не знаю, правда это или нет. — Ну, росту ты точно не бретонского, — Мерида со всей силы хлопнула его по плечу. — Эй! — Чего пищишь? — Рука у тебя больно тяжёлая. — Нордская. — Ах вот как, значит… Они громко рассмеялись и теперь уже беседовали совершенно непринуждённо. Мерида рассказала Лодуру, что прибыла из Солитьюда: она-де устала воевать, решила поселиться на нейтральной территории и как раз подумывала присоединиться к Соратникам, но теперь, после их сомнительной выходки с Пелагио и великаном аж засомневалась. — В общем, наверное, поселюсь пока тут, найду работу какую, а там видно будет. — А я, пожалуй, доеду всё-таки до дома, — вздохнул Лодур, почёсывая левую щеку. — Я в Винтерхолде вырос. У меня там брат остался… надеюсь. Если не уехал, конечно. Меня пять лет дома не было. — Приличный срок. — Угу. Я в Сиродиле учился. — Вот оно как. Понимаю. Я бы тоже в нынешние-то времена из имперской провинции постаралась поскорее убраться. — Да не в этом дело. Не то, чтобы меня кто-то тыкал в мою откровенно нордскую рожу, там всем в основном наплевать. Просто как-то не сложилось у меня там. — И такое бывает. Веселье сменилось резко накатившей печалью — каждый, пожалуй, кручинился о чём-то своём. В городские ворота путники входили в полном молчании. — Не знаешь, где тут можно остановиться? — спросила наконец Мерида, когда они оказались на главной площади. Вайтран по-прежнему пестрел яркими красками, от разноцветных тентов над торговыми прилавками до изумрудной зелени редких деревьев. — В «Гарцующей кобыле», — Лодур указал в сторону трактира. — Тут, вон, рукой подать. — А ты?… — Да я… кхм, во дворец мне надо, — Лодур поймал себя на том, что ему отчего-то почти стыдно говорить об этом, как будто от сомневался, что ему вообще поверят. — Я, понимаешь, с поручением от ярлова придворного мага. — Что ж, тогда удачи тебе, Лодур из Винтерхолда, — Мерида с готовностью протянула ему руку. — И спасибо за помощь. — Д-да не за что… — Может, свидимся ещё. Я по дороге видела кузницу при оружейной лавке. Если удастся устроиться туда подмастерьем, найди меня там, как соберёшься уезжать. Повидаемся напоследок. Лодура подкупала её сдержанная, но очень при этом тёплая улыбка, так что он легко согласился. — Вот и славно, — Мерида махнула ему рукой на прощание. — Бывай здоров. — Угу. Тебе того же.***
Драконий Предел встретил Лодура непривычной тишиной. Первый визит запомнился ему напряжённым спором; громкие, возмущённые голоса ярла Балгруфа и его приближённых переполняли тронный зал, перекрикивали друг друга яростно, распирали балки — тогда казалось, будто они хрустят под гнётом напряжённого спора. Теперь же длинный дом будто дремал: ярла в тронном зале не оказалось, его управителя-имперца тоже нигде было не видать, только дети носились с громким топотом оголтелых кагути по галерее второго этажа. — Осалил, осалил! — Нет, Фротар, не-ет, не честно! — Да что ты ноешь всё время, Дагни, ты уже достала! Послышался гулкий толчок. — Ай! Дура, чего пинаешься!?… Лодур детей не любил, будь они хоть ярловы, хоть не ярловы — всё одно шумные, раздражали его страшно. Посему он поскорее проскользнул направо, в лабораторию Фаренгара, однако уже на пороге замер в изумлении. Придворный маг оказался не один; за его столом, бесцеремонно разложив крупный рулон пергамента поверх его записей, стояла невысокая фигура в кожаных доспехах с кучей ремешков, подсумков и карманов. Лодур мгновенно опознал в неизвестном третьем женщину, но лица её не видел — оно было скрыто капюшоном. — Видишь? Терминология времён по меньшей мере Первой эры! — восторженно чирикал Фаренгар, едва не приплясывая вокруг своей таинственной собеседницы. — Это наверняка копия гораздо более древнего текста, чем можно было бы подумать. Мне нужно сверить её с поздними источниками, конечно, но… Ты представляешь, какое это сокровище, если он был действительно написан в период Войны драконов? — Я рада, что твоя работа не стоит на месте, — резко оборвала его женщина в капюшоне, — но мои наниматели ждут не дождутся более… материальных результатов. Времени у нас в обрез. — Поверь, я делаю всё, что в моих силах! — Фаренгар откровенно занервничал. — Вон, даже ярл наконец-то сообразил, что в это исследование положено вложиться! Одна беда, его протеже, которого мы послали на Ветреный пик, куда-то запропастился, и… На этом этапе разговора Лодур многозначительно кашлянул и уставился на Фаренгара в упор. Тот тоже вперился в него неверящим взглядом и растерянно развёл руками: — Ну надо же! И бывает же такое! Только я о тебе вспомнил, и ты тут как тут! — Ага. Дополз, отплёвываясь от бурой гнили, — мрачно проворчал Лодур и бесцеремонно сгрузил тяжёлый наплечный мешок прямо на стол. Фаренгар вздрогнул и тут же прикрыл нос и рот капюшоном, не сводя с Лодура испуганного взора. — Я уже не заразный, — куда более миролюбиво пояснил тот, и Фаренгара, очевидно, попустило. Его гостья же лишь выпрямилась, но более не шелохнулась; Лодур не видел её глаз, только тонкие суховатые губы, но был отчего-то уверен, что рассматривала она его очень пристально. Повинуясь приступу непонятно, откуда взявшейся смелости, Лодур молча кивнул на мешок, и женщина медленно развязала узел стягивавшей ткань верёвки, расправила мешок пошире и вынула на свет, проникавший приглушённо сквозь решётчатое окно с толстыми полупрозрачными стёклами, каменную скрижаль. Солнечные лучи заструились по желобкам неровно выбитых линий. Женщина громко, судорожно выдохнула, бережно перевернула скрижаль, и взволнованным взглядам всех троих предстал клинописный текст. — Глазам не верю… — у Фаренгара даже голос задрожал. — Это и вправду он… Драконий камень! А ты, парень, не такой уж хиляк, как кажется! Подумать только… Прошу тебя, Де… Женщина громко цыкнула на него, и Фаренгар осёкся. Лодур мигом понял, что личность незнакомки раскрывать ему не собираются, и деликатно отвёл взгляд. — Пожалуйста, дай мне подержать его в руках! Хоть немножечко, — взмолился Фаренгар, и женщина со снисходительной усмешкой выпустила скрижаль из рук. Фаренгар принял артефакт на руки бережно, будто младенца. — Выходит, ты была права! Клянусь Акатошем, где бы ты ни добыла сведения о Ветреном пике, всё правда, до единого слова! — он взглянул на мрачную гостью почти с нежностью и даже не огорчился, получив в ответ очередную презрительную ухмылку. Лодуру вновь показалось, что, выказав достаточно снисхождения Фаренгару, женщина в капюшоне уставилась на него. Он ответил ей тем же. — Неплохо, — в голосе её звякнули задорные нотки, но затем она вновь повернулась к придворному магу: — Пришли мне копию, как расшифруешь. Я бы хотела… — Фаренгар! Вот ты где! Скорее, ты нам нужен! Все трое обернулись как по команде: прямо за спиной у Лодура материализовалась данмерка-хускарл, которую он видел при ярле во время первого визита в Драконий Предел. — Боги всемогущие, Айрилет, что стряслось? На тебе лица нет, — обеспокоился Фаренгар. Лодур разглядывал сначала бледную, злющую, запыхавшуюся Айрилет, затем повернул голову на голос мага, а когда стал выискивать незнакомку, обнаружил, что её уже и след простыл. «Вот те на! Куда же она отсюда деться-то могла!?» В следующую же секунду, впрочем, всем стало всё равно, потому что Айрилет наконец отдышалась, убрала с потного лба непослушные пряди растрёпанных рыжих волос и прорычала с досадой: — У северной сторожевой башни видели дракона! Лодур почувствовал, как земля уходит у него из-под ног. Дракон. Если он летит на Вайтран, город совсем скоро постигнет судьба Хелгена. — Ты там тоже понадобишься! — рявкнула на него Айрилет, и Лодуру стало совсем дурно. Он отчаянно не хотел второй раз за месяц наблюдать, как люди будут метаться и гореть в драконовом пламени.