В Опере – маски прочь

      – Проклятье, Эрик, ну я же тебя просил! – сквозь зубы выругался Уильям, обращая гнев в пустоту.       Невидимого собеседника не было рядом – даже по ту сторону высокого зеркала, тайного хода в секретные коридоры к оперному подземелью, – и юноше оставалось лишь с досадой всплеснуть руками. Сценический костюм на вешалке – расшитая камнями и шелковой вязью узора ткань – мерцал и переливался, отражая свет ламп, пуская по стенам гримерной комнаты россыпь дрожащих светлячков.       «Мало того, что он проигнорировал мою просьбу не вмешиваться в процесс подготовки, – мысленно негодовал Густавссон, – так еще и я теперь буду похож на восточную танцовщицу в драгоценных каменьях! Ну спасибо тебе, Эрик!»       В глубине души Уильям прекрасно понимал, что Эрик подобным образом всего лишь – исключительно из благих побуждений – выражал любовь. Призрак Оперы в буквальном смысле усыпал дорогого друга алмазами, украсив одеяние так, чтобы вся роскошь бренного мира была сегодня на нем. Однако костюм выглядел безвкусно – и вовсе не подходил под облачение странствующего архитектора, роль которого исполнял первый тенор парижской оперы.       Уильям быстро облачился в сверкающую рубашку, отточенными движениями раздеваясь и одеваясь, лишь на пару секунд обнажая атлетичное, пусть и худое, тело – по привычке, чтобы не искушать чужие глаза.       В гримерной он был один, да и Эрик прежде не был замечен за подглядыванием… Однако не так много времени прошло с тех пор, как Уильям делил помещение с другими хористами и кордебалетчиками, а Арман не любил, когда на Уильяма кто-то смотрит.       Граф де Даммартен вообще много чего не любил.       При мысли об опекуне лицо юноши невольно омрачилось, брови нахмурились, на скулах напряглись желваки. Проклятый граф… Опять подарит букеты роз, абсолютно не беря во внимание, что Уильям любит одуванчики.       Впрочем, Эрик постарается, чтобы цветы от Даммартена тут же были отправлены куда-нибудь подальше – а скоро и сам Арман де Даммартен.       Топот торопливых ног по ту сторону створки выдернул из омута непрошенных мыслей, к реальности, волнительной и долгожданной. Уильяму нравилась новая опера: она была загадочной, красивой, мистической; в ней было и про пробуждающуюся, возвращающую к жизни любовь, и про то, как злодею в финале надирали задницу.       Серо-голубые глаза в отражении высокого зеркала подмигнули. Даже если этой ночью вся нечисть Парижа собралась на шабаш в опере, чтобы поглядеть на «Сбор урожая», он не даст себя в обиду.       И у него есть Эрик. Эрик его защитит.       Мгновение спустя Уильям Густавссон, подающий надежды тенор, восходящая звезда парижской оперы, несся по коридору вместе с другими участниками труппы в закулисье, а драгоценные камни на шелковой рубашке издавали мелодичный звон при каждом изящном движении, каждом шаге упругой поступи.       Он был в маске – в белой маске странствующего архитектора, своего персонажа – и в очередной раз ощутил близость с Эриком.       С каждым днем он понимал его все больше и больше.