В Опере – маски прочь

      – А эта опера – правда, про вампиров?       Драголюб уже, кажется, в десятый раз переспрашивал – просто из удовольствия услышать утвердительный ответ – и болтал босыми ступнями в воздухе, сидя на решетке колосников.       – Да, про вампиров, – соглашался Эрик, наблюдая за муравейником пестрых костюмов, мельтешащими фигурками, хитрой социальной машинерией храма музыки.       Конечно, его больше интересовали подвесные механизмы галереи, рычаги и конструкции для движения подвесных декораций, осветительные приборы и прочие инженерные мелочи, создающие сложный организм – театр… Но подготовка к спектаклю и изнанка сцены тоже были по-своему увлекательны.       Вот баритон по имени Рой Радке мечется туда-сюда в поисках порции коньяка – чтобы успокоить нервы, – и черный плащ развевается за плечами подобно крыльям летучей мыши; вот сопрано Сабрина Кроули наворачивает круги, бормоча себе что-то под нос – сродни заклинанию или молитве; разминающиеся на арьерсцене и в карманах кордебалетчицы и кордебалетчики, все, как на подбор, идеально сложенные, как заводные куклы…       – Несите же сюда скорее! – голосит Радке, вырывая из рук реквизитора стакан, а затем гротескно падая на стул. – Владыка голоден уже четыреста лет!       – Он не похож на вампира, – с наигранным разочарованием замечает Драголюб, в то время как баритон делает жадный глоток.       Секунду спустя Радке с яростным кашлем и проклятиями выплевывает коньяк на стол – на кипу книг и рукописей, на чернильницу с гусиным пером, – и тем самым тушит свечи на тяжелом подсвечнике.       Из горла вырывается нечленораздельный вопль, сквозь который угадывается ужас и недоумение.       – Что ты мне принес?! – наконец умудрился выдавить он. – Что это за гадость?!       Восклицание было вовсе не риторическим. Драголюб едва сдерживал хохот, темные глаза на круглом лице задорно блестели, а Эрик, в свою очередь, догадался: здесь не обошлось без телепатической силы внушения.       – Вампиры не пьют коньяк! – заявил Драголюб, обращаясь к артистам, чуть склоняясь над зеркалом сцены, словно становясь частью комичной постановки. – Вампиры пьют кровь и едят людей!       Тем временем массовая истерия уже успела охватить и Радке (искренне убежденного, что мгновение назад чуть не выпил человеческой крови), и окружавших его работников, увидевших вместо алкоголя иную жидкость – теперь красной кляксой расплескавшуюся по поверхности стола и настольного реквизита. Рыжеволосая Кроули, единственная по задумке Драголюба сохранившая рассудок, обозвала их истеричными идиотами и чуть было не кинула в них тыквенную голову – но тут же передумала ввязываться в регулярную потасовку очевидно перенервничавших коллег.       – Еще даже ничего не началось – а мне уже нравится, – молвил Драголюб, а Эрик повернул голову в его сторону, невольно улыбаясь. – Как здорово, что мы пришли сюда! И как здорово, что мы не там, – кивнул он в направлении зрительного зала, отделенного занавесом, – а в самом сердце.       Они, быть может, и не были бы сейчас свидетелями закулисных комедий, а Драголюб бы не забавлялся с разумами артистов, подчиняя их своей воле – как податливых, красочно одетых марионеток, словно это его, Драголюба, театр, – если бы не рекомендация и приглашение общих друзей.       Команда режиссера к общей готовности заставила всех до единого замолчать и занять свои места, ропот публики, как шум мощных волн, доносился из-за тяжелой бархатной стены кулис.       Занавес начал подниматься, закрутились шестеренки, пришли в движение тросы, и Эрик затаил дыхание.       Вампир, ведьма и Дьявол на сцене, Сбор урожая начался.