Протёртая душа

— Я стёр записи, — произносит Хэйдзо, присаживаясь на край кровати, на что Казуха резко отодвигается и вжимается спиной в изголовье. — Решил, что записи из кабинета тоже сотру… Чайльд, конечно, бесит неимоверно, но и ко мне могут возникнуть вопросы… — К-как? — изумлённо выдыхает Казуха, прижимая ноги к груди и обхватывая руками колени. — Как я смог стереть записи в кабинете охраны? — переспрашивает Сиканоин и хмыкает. — Ты разве забыл, на что я способен? Глупенький Казу, — произносит он приторно и тянется рукой к пациенту, поглаживая его голову. — Охране плевать, что тут происходит. Особенно тем, с кем можно договориться деньгами, — пожимает плечами и убирает руку от чужих волос. — И ты… Просто дал деньги, чтобы стереть записи? — спрашивает Каэдэхара, поднимая алые глаза на психиатра. — Именно. Дал деньги, зашёл в комнату и всё стёр, — он усмехается. — А ты как думал? Сколько раз я трахал тебя в своём кабинете, — смеётся Хэйдзо, прослеживая в чужом лице секундное отвращение. — Я в этот же день ходил всё стирать. Вот поэтому нужно уметь договариваться с людьми, — Сиканоин подмигивает и придвигается ближе к Казухе, кладя тому ладонь на колено. — А лицо… — шепчет Казуха, рассматривая на чужой коже синяки и царапины, что начали заживать. — В тот день ни у кого не возникло вопросов? — Конечно, они возникли. А ты помнишь, что случилось, когда я оставил тебя в палате? — Хэйдзо тянет губы в ухмылке и упирается подбородком в колено Казухи, проникновенно смотря тому в глаза. Каэдэхара напрягает память, пытаясь вспомнить, что же произошло в тот день. Но воспоминания такие расплывчатые, что это вызывает головную боль. — Давай я напомню, — решает помочь зеленоглазый. — К тебе пришли медсёстры и вкололи сильное успокоительное со снотворным. Ты проспал почти сутки. — А… Д-да… точно, — Казуха прислоняет пальцы к голове, потерянно смотря куда-то мимо Сиканоина, лицо которого находится так близко. — Н-но… Как это связано с тем, что тебя избил Чайльд? — Я сказал Гань Юй, что это ты накинулся на меня и избил, — пожимает плечами Хэйдзо так равнодушно, что у Казухи вздрагивает сердце от боли. — Она взяла остальных медсестёр и пошла к тебе. Помню, когда я вернулся, ты уже спал. «Мудак», — проносится в голове Казухи, который смотрит на психиатра с ещё большим отвращением. Сиканоин вправду решил, что может без каких-либо ограничений пользоваться Казухой. — И почему же ты решил прикрыть Чайльда? — ровным голосом интересуется Каэдэхара, терпя внутренний накал злости, что разрастается в душе и пышет огнём. Хэйдзо отводит взгляд от алых глаз и смотрит в сторону. Поджимает губы, после чего тихо произносит: — Во-первых, за это Чайльд будет передо мной в долгу, — усмехается ехидно, чувствуя, насколько он превосходен. — Во-вторых, мне явно не нужны разборки с полицией… Любые разборки… — Потому что ты боишься, что правда о тебе всплывёт? — низко говорит Каэдэхара, сжимая руками подушку под собой. — Оу, да ты не так глуп, — смеётся Сиканоин и убирает подбородок с колена Казухи, чтобы сесть рядом с ним и силой прижать к себе. Пациент утыкается макушкой в плечо психиатра, слыша, как у того бешено завелось сердце. Может, Хэйдзо заметил пугающий взгляд алых глаз, а, может, просто чувствует свой привычный азарт. — Я тебя ненавижу… — с горечью шепчет Казуха, сжимая рукой халат Сиканоина на его груди. — Я знаю, котёнок, — мягко проговаривает Хэйдзо и трётся щекой о голову пациента. — Почему тогда, в больнице, ты вообще со мной заговорил? — он поднимает голову и смотрит прямо в зелёные глаза, которые не выражают ничего, кроме чувства собственного величия. — Потому что хотел тебя себе, — Сиканоин пожимает плечами так легко, словно не сказал чего-то плохого. — Ты мне понравился. — Понравился… — повторяет Казуха. — Или же ты увидел во мне прекрасную жертву, которой легко управлять… — Ого, ты начал анализировать себя и окружающих людей? — посмеивается Сиканоин, укладывая голову Казухи обратно на плечо, потому что не может выдержать на себе взгляд алых глаз, наполненный ненавистью. — Лучше не углубляйся в это и живи жизнь. К тому же, она у тебя не такая перспективная, как раньше, поэтому смирись и привыкни. — Прожить до конца дней рядом с тобой? — задаёт риторический вопрос Казуха тихим и безжизненным голосом. — Почему ты такой? П-почему… Я… Я просто не понимаю, — одна слеза скатывается с щеки. Казуха хочет выпутаться из чужих объятий, но руки Хэйдзо лишь сильнее прижимают к себе, не давая уйти. Сиканоин смотрит на эти безуспешные попытки до тех пор, пока пациент не сдаётся и не валится обратно головой на чужое плечо. Он всхлипывает, пачкает слезами белый халат психиатра и прижимается лицом к плечу. Сиканоин ласково поглаживает парня по голове, периодически касаясь сухими губами чужого лба. — Я просто не умею по-другому, — пожимает плечами Хэйдзо. — Мои родители меня так научили, а переучиваться в таком зрелом возрасте — пустая трата времени. — Твои родители учили брать всё, что ты захочешь? — ядовито спрашивает Казуха и усмехается. — Нет, — качает головой психиатр, почёсывая макушку пациента. — Меня просто не научили любить, как все, но… тебе необязательно знать моё прошлое, — шепчет он и усмехается, когда Казуха вздрагивает. Зеленоглазый поднимает взгляд на настенные часы, подмечая, что скоро в палату должны принести обед. Поэтому психиатр приподнимает голову Казухи со своего плеча и отнимает руки от чужого тела. Парень встаёт с кровати и идёт к дивану, на котором обычно сидит пациент и доктор, когда проходит терапия. — Скоро обед, — напоминает он Казухе, и тот тоже поднимается с кровати, направляясь к стулу. — Перед едой нужно выпить таблетки, — Хэйдзо тянется в карман и достаёт пачку, выдавливая на руку два колеса. — Держи. Казуха берёт медикаменты в руку и, позабыв о воде, кладёт таблетки на язык, с лёгкостью их проглатывая. Вкус кажется немного другим, поэтому Каэдэхара сразу же задаёт вопрос: — Что это? Другие? — Да, — кивает Сиканоин. — У нас закончились те таблетки, которые тебе прописали, поэтому, пока не пришла поставка, мне дали аналог. Пациент кивает, садится за стол и обхватывает голову руками, мрачно смотря расфокусированным взглядом в белый стол. В голове уже зреет план, но он так сильно пугает Казуху, что тот никак не может решиться на его исполнение. Через пять минут дверь палаты открывается, а на пороге стоит медсестра с тележкой. Девушка кивает сидящему на диване Хэйдзо и, сдерживая рвущийся страх, медленно подходит к Казухе за столом. — Добрый день, — тихо произносит она и открывает тележку, вытаскивая оттуда коробку с едой. — Сегодня на обед салат с ломтиками сыра, — продолжает она, выкладывая перед Казухой пластиковую ложку. — И сладкое пирожное, — добавляет она, поставив на стол небольшую тарелку с шоколадным пирожным, покрытым клубничным сиропом. Она вынимает закрытый стаканчик с чаем, ставит на стол, закрывает тележку и уходит, попрощавшись с парнями. Казуха гипнотизирует взглядом еду, не смея к ней притронуться, ведь аппетита совсем нет, особенно в присутствии Хэйдзо, который почему-то не уходит. — Ты будешь сидеть со мной? — осторожно спрашивает Казуха, беря ложку рукой, которую бьёт мелкой дрожью от одной внезапно возникшей мысли. «Нет… ложка не подойдёт. К тому же, она пластиковая», — думает Каэдэхара, кидая краткий взгляд на Сиканоина. — Да. А ты против, что ли? — отвечает Хэйдзо, встаёт с дивана и садится за стол напротив пациента. — Мне нельзя проследить за тем, как ты ешь? — Это немного некомфортно, — тихо отвечает Казуха, набирая ложкой салат, листья которого падают обратно в тарелку. — А я спрашивал тебя о комфорте? — Сиканоин склоняет голову в бок, внимательно изучая эмоции на чужом лице, но, по правде говоря, они начинают пугать психиатра. Следующие десять минут, пока Казуха ест салат и обдумывает план, Сиканоин просто смотрит в окно. Его и вправду выбил из реальности вопрос Казухи о том, почему же Хэйдзо такой. Не то, чтобы Сиканоин не задумывался или не понимал. Нет, он прекрасно знает, вот только до сих пор не может признаться себе в этом. В том, что не умеет нормально любить и добивается всего силой. Да ему даже плевать на то, взаимны ли его чувства, если для него главное, что чувствует именно он, а не другой человек. Сиканоин никогда не признается ни себе и ни кому в том, что правда болен. Ему следует пройти лечение, заняться собой и, возможно, даже пить таблетки, но психиатр мастерски игнорирует свою проблему, привыкнув прикрываться масками, которые он создавал практически всю осознанную жизнь. — Хэй… — зовёт его Каэдэхара, и Хэйдзо отвлекается от рассматривания голубого неба за окном. — Эм… я не уверен, что съем всё пирожное, да и помню, как в прошлый раз ты попросил у медсестры принести тебе точно такое же, — медленно говорит парень. — Я подумал, что оно тебе нравится, поэтому… могу ли я поделиться с тобой? — спрашивает так невинно, что даже нет подозрений, что Казуха что-то задумал. — Минут двадцать назад ты сказал, что ненавидишь меня, — усмехается Сиканоин и качает головой. — Но мило, что ты хочешь со мной поделиться. Казуха кивает и пытается выдавить из себя искреннюю улыбку, чтобы Хэйдзо поверил, что атмосфера в комнате осталась такой же, а в голове Казухи нет ни единой мысли о расправе. — Давай ложкой поделим? — спрашивает Сиканоин, но Казуха быстро машет головой. — Почему? — Ложка пластиковая, а пирожное не настолько мягкое, — ровным голосом отвечает он, пусть в груди него сиреной воет паника. — Давай ты сходишь за ножом и мы спокойно разделим сладкое пополам? — Казуха улыбается одним уголком губ, не веря в то, как убедительно скрывает свои настоящие эмоции. — Ммм… не уверен, что мне разрешат принести нож из столовой в твою палату, — вздыхает Хэйдзо и встаёт со стула. — Но в моём кабинете, кажется, лежит маленький охотничий нож, — вспоминает он и отходит к двери. — Ладно. Посиди пока без меня, я быстро схожу. Дверь за психиатром закрывается, и Казуха шумно выдыхает, давясь всхлипом. От такого сильного эмоционального потрясения слёзы автоматически пошли из глаз. Пациент быстро утирает влагу белым рукавом кофты и машет на себя руками, чтобы не казаться подозрительным. Сиканоин возвращается минуты через три, проходит в палату и садится на то же место. Парень кладёт нож на стол, после чего смотрит на Казуху, который буквально пригвоздил свой взгляд к холодному оружию. Зелёные глаза сужаются, губы поджимаются, а в голове появляются вопросы. — Что с тобой? — резко задаёт вопрос психиатр, и Казуха вздрагивает, моментально поднимая перепуганный взгляд на Сиканоина. — А… Я… Я задумался о том, как именно ты понял, что я причастен к смерти Син Цю, — говорит Каэдэхара первое, что пришло в голову, но, кажется, это подействовало, ведь Сиканоин тут же улыбается, больше не смотря на Казуху подозрительным взглядом. — Легко и просто, — расплываясь в улыбке, отвечает психиатр, постукивая по лезвию ножа. — Я узнал о смерти пациента и её причине. Подумал, что полиция слишком глупа, чтобы пойти да посчитать количество всех медикаментов в том кабинете… Казуха шумно сглатывает. Он практически не слушает и не слышит слов психиатра, смотря острым взглядом на нож, что находится около чужой руки. «Слишком далеко… Он успеет перехватить нож, когда я рывком потянусь за ним. У Хэйдзо хорошая реакция», — размышляет Казуха, улавливая обрывки чужих слов. — И я решил проверить количество самых сильных таблеток, — продолжает Хэйдзо. — У нас их не так много было в той больнице, поэтому долго возиться не пришлось. И что ты думаешь? — с губ срывается высокий смешок, что привлёк внимание Казухи и заставил перевести взгляд от ножа на Хэйдзо. — Там не хватило ровно пяти… И, учитывая мощность препарата, пять таблеток — убийственная доза, — ещё один короткий смешок сходит с губ, на что Казуха прищуривается, не найдя в этом ничего смешного. — И по слухам я узнал, что в тот день именно ты был с Син Цю и именно в том кабинете. Несложно догадаться, что ты мог бы быть замешан в этом деле, поэтому… Я решил подложить в тот ящик к тем таблеткам недостающие пять, чтобы никто и ничего не заподозрил. А сам же пришёл к тебе, чтобы убедиться в своём предположении, — заканчивает Хэйдзо и откидывается на спинку стула, гордо вздёрнув подбородок. Казуха, потерявший нить чужого рассказа ещё в самом начале, не сразу понимает, что Сиканоин закончил. Лишь спустя минуту Каэдэхара показывает запоздалую наигранную реакцию в виде удивления на лице и испуга. — Разрежем пирожное? — вдруг соскакивает с темы пациент и внимательно смотрит в зелёные глаза. — Конечно-конечно. Что-то я заболтался, а твой чай почти остыл, — посмеивается Хэйдзо, берясь за рукоятку ножа. Казуха пальцами придвигает тарелку с пирожным к центру стола и, словно завороженный редким природным явлением, смотрит на острое лезвие, в котором он заметил отражение своих алых глаз. — М-можно я? — голос дрогнул от волнения, которое Казуха всё это время так тщательно пытался скрыть. Зелёные глаза тут же поднимаются на него и всматриваются, досконально и даже дотошно изучая побледневшего вмиг пациента. — Зачем? Я и сам могу разрезать. А тебе острые предметы ни к чему, — хмыкает Хэйдзо и тянется за тарелкой, придвинув её ближе к себе. — К тому же, ты пациент, на совести которого одно убийство и одно покушение, — напоминает психиатр, делая идеально ровный разрез. — Или же не одно? — шепчет он, вновь поднимая глаза на Казуху, пригвоздив того взглядом к стулу. — М? Чего молчишь? Может, у тебя на счету ещё парочка убийств, о которых никто не знает? — Н-нет, — на выдохе произносит Казуха, чувствуя удары молотов по своей голове. — Только… Только Син Цю. — Син Цю… Син Цю… — тянет Хэйдзо, беря в руку свою часть сладкого и отодвигая тарелку обратно к пациенту. — Син Цю, которого ты убил из жалости, потому что тот попросил, да? А Скара ты правда хотел убить? Или же он тоже умолял тебя задушить его руками? Казуха вздрагивает и поднимает глаза на Сиканоина, который, кажется, затеял игру. Парень сглатывает и медленно качает головой. — Тогда почему же ты на него накинулся? Хм… И вправду хотел убить? — Хэйдзо переходит на шёпот. — Казу, ответь, ты готов на убийство? Вопрос заставляет выпасть из равновесия. Сухие губы пациента удивлённо приоткрываются. — Ч-что? — не понимает Каэдэхара, пряча руки под стол и держа себя за трясущиеся ноги. — Что? Вопрос лёгкий, ответь на него. Ты готов на убийство? — повторяет Сиканоин, склонив голову набок, и приторно улыбается, не отрывая зелёных глаз от алых. — Здесь… — переходит на шёпот, — …и сейчас, — заканчивает так тихо, что Казуха вновь вздрагивает. — Ты о чём вообще? — спрашивает перепуганный парень, комкая ткань больничных штанов. — Я-то? О смерти, конечно же. А ты? — Хэйдзо склоняет голову на другой бок, растянув губы до предельной улыбки. — Ты, кажется, хотел разрезать пирожное, но, увы, я уже сделал это… — Хэйдзо встаёт из-за стола и, подходя к пациенту, кладёт руку на нож и плавно тащит тот за собой по столу. Когда психиатр останавливается напротив задыхающегося от паники Казухи, он останавливает и руку, ткнув указательным пальцем в лезвие ножа, придерживая тот на столе. Зелёные глаза сочатся ядом и насмешкой. — Так что? Ты готов? — вновь повторяет свой вопрос парень, от которого у Казухи уже кружится голова. — Тебе и так совсем нечего терять, Казу. Посмотри на себя: лежишь в больнице на принудительном лечении, которое прописано тебе на пожизненный срок, — медленно шепча, продолжает Сиканоин. — Так чего же ты боишься? Срок тебе уже не прибавят, а, как я понимаю, ты меня терпеть не можешь, — усмехается он. — Ну что? Будешь и дальше терпеть или измараешь руки, чтобы освободиться? Казуха поднимает на Хэйдзо неверящий взгляд. Что опять затеял Сиканоин? Вот так просто даст себя убить? Казуха ни за что в жизни бы в такое не поверил. Тогда в чём заключается суть игры? Зачем Хэйдзо это делает? — Ну же… Или мне нужно встать на колени, умолять и давить на твою жалость? — смеётся Хэйдзо. — Ты можешь сделать это по собственному желанию… Можешь убить, не думая о том, что кто-то тебя склонил. «Но ты именно это и делаешь. Ты склоняешь… Или же пытаешься вызвать мою злость и ненависть?» — думает Казуха. В комнате стоит тишина, прерываемая лишь шумным и тяжёлым дыханием Казухи, который, на удивление Хэйдзо, тянет руку к ножу. Психиатр тут же отрывает палец от лезвия, позволяя пациенту взять в руки оружие. — Что тобой движет? — шепчет Сиканоин. — Ох… надеюсь, это желание, а не последствие моих речей? — Ч-что с тобой? — наконец, спрашивает Казуха. — Почему ты такой спокойный? Почему хочешь, чтобы я тебя убил? — Потому что ты сам хочешь этого, — сладким голосом отвечает Сиканоин и проводит указательным пальцем по чужому лицу, огибая подбородок. — Что ты задумал… Ч-что т-ты… — шепчет пациент, чувствуя первые слёзы на щеках. — Я? Ничего, — Хэйдзо пожимает плечами. — Помнишь, я говорил, что хочу тебе помочь и подарить жизнь? Вот и считай, что своей смертью я исполню это, — тихо произносит, улыбаясь уголком губ. Казуха во все глаза смотрит на парня, перехватывая нож покрепче. Правая рука дрожит, поэтому Каэдэхара хватает себя за запястье, чтобы хоть как-то унять тремор. — Не волнуйся… Просто глубоко вдохни и выдохни, — спокойно произносит Хэйдзо, совсем ничего не чувствуя перед скорой смертью. Казуха медленно встаёт со стула, равняясь с Сиканоином. Он смотрит своими перепуганными глазами в чужие — спокойные и хитрые, какими они всегда и были. Казуха перехватывает нож обеими руками и поворачивает остриём к Хэйдзо. Он смотрит на психиатра с болью и ненавистью одновременно, что не может не разжечь горячее пламя внутри психиатра. Он доволен этой картиной. Доволен своей работой и Казухой, которого довёл до такого состояния. — Какие у тебя причины умирать? — сквозь слёзы спрашивает Казуха дрожащим голосом. — К-как ты… подонок… — он всхлипывает. — Почему? З-зачем? Какие у тебя причины? З-зачем ты эт-то делаешь? — продолжает сыпать вопросами Казуха, захлёбываясь в потоке слёз. Хэйдзо склоняет голову в бок и переводит взгляд в угол потолка, задумываясь. Он тянет время и это начинает действовать на и так расшатанные нервы Казухи. — У меня нет причин умирать, как и нет причин жить, — пожимает плечами Хэйдзо и возвращает внимание на Казуху. — Может, я понял, что мучаю тебя? Может, осознаю, что покуда я жив, я не смогу оставить тебя. Ты этого хочешь? Такой жизни? Лучше сделай это, пока тебе выпал шанс, иначе остатки дней проведёшь с таким, как я, — отвечает Сиканоин, прослеживая на чужом лице кучу эмоций. — Ты врёшь, — шепчет Казуха. — Я раскаиваюсь, — горячо выдыхает Хэйдзо. — Врать я не люблю, а лишь скрывать часть информации… — он мягко улыбается. — Поэтому я даю тебе выбор: избавиться от меня либо же продолжить жить так, как сейчас. — Псих… Н-ненормальный псих… — шепчет Каэдэхара, переводя взгляд на нож в своих руках, к острию которого приблизился Сиканоин. — Я знаю, — кивает Хэйдзо. — Сделай, пока я не передумал… Пока я могу дать тебе свободу от самого себя… Казуха шумно выдыхает, приоткрывает рот и глотает солёные слёзы. Он запутался, голос Хэйдзо затуманил его разум. Что ему сделать? Поверить психиатру? — Я не хочу молить тебя о смерти, как Син Цю, — продолжает Сиканоин, поглядывая на время на настенных часах. — Я хочу, чтобы это был твой осознанный выбор и твоё желание. Хэйдзо мягко берёт Казуху за руки, которые держат нож, и поднимает их. Психиатр прислоняет шею к острому краю ножа и смотрит прямо в алые глаза, в которых ещё ни разу не видел столько эмоций. — Не жалей меня… Подумай о том, сколько боли я тебе причинил и сколько ещё смогу… Ты ненавидишь меня, Казу… — шепчет Сиканоин. Рука Казухи вздрагивает, и Сиканоин тут же умиротворённо закрывает глаза. Шею пронзает боль, алая кровь незамедлительно течёт по бледной коже, пачкая одежду парней и пол под их ногами.