Протёртая душа

Нож падает на пол из ослабевших вмиг рук Казухи. Прежде, чем тело пациента упадёт на пол, Хэйдзо выставляет дрожащие руки и подхватывает парня, садясь на колени и аккуратно опуская чужое тело на пол. Психиатр быстро вынимает платок из кармана и прикладывает к своей шее. Крови не так много, но небольшой и неглубокий порез саднит и покалывает, вызывая неприятные ощущения. — Фух… А я думал, что со временем просчитался, — усмехается Хэйдзо и поднимает взгляд на настенные часы. — Минута в минуту… — шепчет он и вынимает из кармана халата коробку таблеток, которые дал выпить Казухе. «Если бы не потянул время, то, скорее всего, уже лежал мертвый», — думает психиатр, сильнее прижимая платок к порезу и убирая таблетки обратно. — Нехило так я тебя раздразнил, — усмехается Хэйдзо и проводит пальцем по щеке уснувшего Казухи, убирая светлые волосы с чужого лица. — Хотя думал, что ты не решишься, — вздыхает он с лёгким огорчением. Психиатр поднимается с колен и падает на стул. Пальцы свободной руки барабанят по столу, выдавая чужое эмоциональное потрясение. — А ведь я мог умереть… надави ты на шею, — обращается он к отключившемуся Казухе на полу, — и точно оставил бы глубокую рану… Хэйдзо достаёт широкий пластырь, который прихватил из своего кабинета, и клеит тот на шею, думая, что на первое время сойдёт. Но всё же следует позаботиться о порезе и как следует его обработать. «Ты думал, что хорошо скрывал свои эмоции, но я умею читать по глазам… И в твоих была лишь ненависть», — мысленно обращается к Казухе психиатр, разглядывая тело на полу. Парень встаёт со стула, поднимает упавший на пол нож и протирает уже окровавленным платком. Зелёные глаза мрачно темнеют, а в голову бьёт что-то тяжёлое, что мешает Хэйдзо сосредоточиться. Пошатываясь, он вновь падает на стул, придерживая голову рукой. Что-то непонятное копошится в его сознании, заставляет Хэйдзо обратиться к самому себе и взглянуть в самую суть. Что-то заставляет его окунуться в воспоминания. — Ты трус, Хэйдзо! Мерзкий слизняк, который будет биться в клетке до последнего, лишь бы проломить стальные прутья! Ты всегда бежишь… — голос отца вызывает у парня злость, но он покорно стоит перед ним в его кабинете. — Ты любишь себя… Ох… Как же ты себя любишь, — хрипло смеётся мужчина, перелистывая страницу научной книги и поправляя на носу очки. Зелёные глаза отца вновь поднимаются на сына и смотрят в его — точно такие же, яркие, с крупицами тёмных зёрен вокруг зрачков. Хэйдзо вздрагивает от чужого взгляда, но вздёргивает подбородок. — Трус, — выплёвывает отец, морщась от отвращения к своему чаду. — Всегда убегаешь… и никогда не позволишь, чтобы кто-то причинил тебе боль. Хэйдзо сглатывает ком в горле. — А знаешь, почему? — голос отца становится тише, превращаясь в шёпот. — Потому что боишься боли. Хэйдзо вздрагивает от его слов и хочет сделать шаг назад, покинуть кабинет и хлопнуть дверью, но его словно приковали ногами к полу. Парень может лишь стоять и трястись. — Запомни, что ты всю жизнь будешь бегать. Бегать от проблем, от людей, от боли, от смерти и, самое главное, — отец поднимает палец, смотря исподлобья, — бегать от самого себя. Хэйдзо выныривает из воспоминания, словно из воды, которой успел наглотаться. Он прерывисто дышит, хватая воздух влажными губами. Его глаза бегают в панике по комнате, ища, за что же зацепиться. И взгляд цепляется за Казуху. Сиканоина пробирает волна дрожи, бьёт его до боли в груди, которую он так ненавидит. Отец расхаживает по кабинету, водя рукой по идеально чистому столу. Он останавливается около края мебели и, не смотря на сына, произносит: — Как дела в институте? — голос тихий и спокойный, но в нём чувствуются тяжёлые ноты стали. — Хорошо, — коротко и ровно отвечает парень, пряча руки за спину. — Уверен? — отец поворачивает голову в его сторону. — А мне показалось, что вместо изучения психологии, ты шатался с какой-то девушкой, — голос практически не меняется, но сталь становится очевиднее и уловимее для слуха. — Да. Помимо учёбы мне бы хотелось и личной жизнью заниматься, — тон звучит дерзко, Хэйдзо пытается отстоять свои границы и интересы. — Я не против, — отец садится в кресло, складывает на столе руки в замок и внимательно смотрит на сына из-под очков. — Но до меня дошли слухи… — Птичка напела? — издевательски спрашивает парень и хмыкает, но отец даже не меняется в лице, игнорируя чужое высказывание. — Слухи, — продолжает мужчина, — о том, что, несмотря на сопротивление девушки, ты пытался увязаться за ней и уговорить сходить на свидание, — отец поправляет пальцем очки. — Что скажешь? Мой сын, оказывается, девушек домогается? Хэйдзо вздёргивает бровь. Ему казалось, что нет ничего плохого в том, что он был настойчив по отношению к своей одногруппнице. — Говоришь так, будто я изнасиловал её, — тут же встаёт в защиту Хэйдзо, фыркая. — Ещё бы, — громко усмехается мужчина. — Ещё бы ты её изнасиловал, — отец снимает очки и протирает линзы. Психиатр вздрагивает и хватается рукой за голову, стискивая пальцами малиновые пряди. В голове на повторе звучат слова отца о том, что он трус, который всегда убегает, чтобы выйти сухим из воды. — А… А ведь… А ведь я… — дрожащим шёпотом говорит он сам себе. — Ведь я тогда её… Он не успевает договорить, как в сознание врезается новая картинка прошлого. — Изнасиловал! — гремит голос отца. Мужчина ударяет кулаком по столу. Хэйдзо даже не вздрагивает от шума. Стоит с апатичным выражением и смотрит на перекошенное от злости лицо мужчины. Отец краснеет в ярости, сжимает рукой какой-то документ на столе, продолжая впиваться в сына зелёными глазами. — Я вырастил выродка! — отец вновь бьёт по столу, но уже ладонью. — Ты понимаешь… понимаешь, что будет? Понимаешь, что мне придётся замять это?! Чтобы твою же задницу спасти от наказания! — Неправда, — парень пожимает плечами. — Ты переживаешь за свою репутацию, а не за меня. Ты боишься, что скажут люди, — губ касается яд из самодовольной улыбки. — Именно! Я и не отрицаю… Ты портишь! Всё портишь! И сейчас я должен вытащить тебя из этого! Опять ты… ты снова и снова избегаешь последствий своих действий! Психиатр не помнит, как оказался стоящим на коленях. Он вжимается лбом в пол, на который катятся слёзы. Руки, пальцы которых плотно вцепились в волосы, вырывают малиновые локоны, что плавно оседают на пол. — Из-за тебя… — шипит Хэйдзо. — В-всё это… Всё из-за тебя… — голос дрожит. — Ты плевал на меня… и не вырастил… я сам… сам таким стал… Он отрывает голову от пола, выпрямляясь на коленях. Смотрит влажными глазами в потолок и шепчет одними лишь губами проклятья, которые сыпятся на уже покойного отца. — А если… — тишину разрывает шёпот, зелёные глаза в панике оглядывают каждый угол палаты, словно кто-то следит за психиатром. — Что, если поймают? — он крутит головой в разные стороны, встаёт на дрожащие ноги и придерживается рукой за край стола. — Я не смогу так долго прятаться, — голос звучит панически, а глаза падают на спящего Казуху. — И ты расскажешь… — обращается он к пациенту. — Рано или поздно… Да-а, — выдыхает и истерично усмехается. — Ты обязательно расскажешь, потому что не вытерпишь моей компании так долго. Психиатр нагибается и присаживается возле Казухи, поглаживая его спутанные на затылке волосы. Зелёные глаза рассматривают лицо парня, изучая все детали, которые так нравятся. — Придётся тебя отпустить… Отец прав, — Хэйдзо поднимает голову и смотрит в потолок. — Я трус, который всегда бежит с тонущего корабля… — он вновь смотрит на Казуху, чувствуя подушечками пальцев приятные локоны. — Но, знаешь, рядом с тобой я или нет — ты всегда будешь в оковах, — шепчет с какой-то непередаваемой нежностью, словно говорит Каэдэхаре комплименты. Он поднимается с колен, берёт нож со стола, оборачивает в кровавый платок лезвие и прячет в кармане брюк. Порез на шее всё ещё болит и ноет, напоминая о себе, но Хэйдзо только рад, что рана не смертельна. Психиатр поднимает пациента на руки, ощущая, как сильно исхудал парень за время в больнице или же за всё время, что Сиканоин находился рядом. Осмотрев одежду пациента и подметив, что у того на майке практически нет крови, кроме незначительных капель, Хэйдзо укладывает парня на кровать и накрывает одеялом по пояс. Смотрит в его лицо долго и внимательно, бегая глазами и впитывая всё в свою память, чтобы не забыть ни одной детали. Психиатр проводит ладонью по чужому лбу и склоняется, чтобы оставить сухими губами последний поцелуй на чужой скуле. — Я покидаю тебя, Казу, — шепчет Сиканоин, убирая руку от Казухи. — Но, думаю, я навсегда отпечатался в твоей памяти, верно? — с губ слетает высокий смешок. — Но я должен идти… Должен убраться подальше от тебя, от Чайльда и всех тех, кто знает о моих грехах, — звучат параноидальные слова. — Но до конца жизни… всегда… — шёпот наполняет комнату, — я буду у тебя здесь, — он приставляет указательный палец к виску Каэдэхары. Хэйдзо делает шаг назад и снимает с себя халат, на который больше всего попала кровь. Пусть её и не так много, но перестраховаться не мешает. За пять минут Хэйдзо добирается до своего кабинета, избегая попадания своего обезумевшего выражения лица на камеры в коридоре. Психиатр быстро меняет одежду: надевает чёрную водолазку с высоким горлом, чтобы скрыть пластырь, меняет штаны в такой же цвет и запихивает в свою сумку кровавый халат, комкая его. Выдохнув, Сиканоин отправляет нож в небольшое отделение в сумке и кладёт руку на сердце, ощущая бешеный ритм. «Ты сходишь с ума… Ты параноик», — говорит он сам себе, шумно сглатывая в звенящей тишине своего кабинета. Не помня как, Хэйдзо доходит до кабинета главврача, как-то убеждает того в том, что Сиканоину нужно уволиться по причине переезда в другую страну. Главврач с каким-то разочарованием и сожалением даёт добро, грустно качая головой. — Вы недавно пришли к нам, взяли на лечение пациента… — мужчина разглаживает усы. — А теперь вот так… — он грустно усмехается. — Что ж, я не имею право вас держать, но вы, как работник, мне очень понравились, — мужчина широко улыбается, протягивая Сиканоину руку. Хэйдзо пожимает её в ответ своей дрожащей и после сразу же спешит убрать руку в карман брюк. На его лице практически невозможно считать панику, а особенно мысли — тревожные, панические и параноидальные, которые бьют сирену. Он решил, что вновь сбежит. Как бы не хотелось подтверждать слова покойного отца, но тот прав: Хэйдзо бежит сразу же, как только в его голову придёт мысль о малейшей опасности для своей жизни. «Казу, когда ты проснёшься…» — мысленно обращается психиатр к пациенту, с гордым видом выходя из кабинета врача, — «не удивляйся, если тебе не поверят и в конец сочтут сумасшедшим».

***

Альбедо заканчивает с последним пациентом на этой смене и выходит из палаты. Вспомнив о том, что Венти просил его ещё раз зайти перед окончанием работы, психиатр разворачивается и идёт к палате пациента. Стучит пару раз, отмыкает ключом дверь и застаёт Венти за столом. Парень склонён над разноцветной бумагой, вытащив кончик языка. Он не сразу замечает кого-то на пороге, но как только слышит кашель, то спешит прикрыть рукой то, чем занимается. — А… д-доктор… вы, — Венти вздыхает. — Чуть не испортили сюрприз, — звучит огорчённый голос. Альбедо закрывает глаза ладонью и наощупь добирается до кресла. Садится в него, не скрывая своей улыбки, пока Венти, довольно хмыкнув, возвращается к цветной бумаге. — Обещаете, что не будете подсматривать? — шепчет Венти, тщательно склеивая два кусочка бумаги. — Обещаю, — Альбедо убирает руку от лица, демонстрируя плотно зажмуренные глаза. — Всего пару минут, — спешит сказать Венти, пытаясь подобрать дрожащими пальцами мелкие детали. — Хорошо, я подожду, а ты пока расскажешь о своём самочувствии, договорились? — улыбается Альбедо, преодолевая желание приоткрыть один глаз. — Ой… — Венти потерянно смотрит на бумагу, обдумывая вопрос психиатра. — Даже не знаю… Знаю, что мне намного спокойнее… Голос исчез, больше не говорит мне никаких гадостей, — с улыбкой произносит пациент, вклеивая ещё одну деталь. Бумажная фигурка получилась не такой аккуратной, как все остальные, которые он раньше делал дома, потому что в больнице ему не дали никакого острого предмета, поэтому Венти пришлось подрагивающими руками аккуратно рвать бумагу. — Но чувствую пустоту в груди… — тихо продолжает Венти. — В самом сердце… — он прикладывает руку к груди, чувствуя лёгкое биение горячего органа. — Наверное, это связано с Казухой. Альбедо пробирают мурашки от чужого имени, но он даже не меняется в лице. Лишь крутит в голове тот самый день, когда пришёл навестить Каэдэхару. — Просто… просто он так внезапно ушёл, — тоскливо произносит пациент. — Даже не попрощался со мной… эх… но я не держу на него зла, — тут же заявляет Венти с лучезарной улыбкой, быстро меняя эмоции. — Надеюсь, он в том месте, где ему хорошо и спокойно, как мне сейчас. Альбедо сглатывает ком в горле, вспоминая слова Чайльда, который пересказал диалог с Хэйдзо. Совсем недавно они вместе хотели вновь прийти в ту больницу и, спрятав диктофон, вновь поговорить с Хэйдзо, чтобы тот признался под запись. Но, как оказалось, всего несколько дней назад Сиканоин внезапно покинул страну и полностью пропал, сменив номер и социальные сети. «А ведь мы могли сделать это раньше… Прийти к Хэйдзо и заставить его говорить…» — с жалостью думает Альбедо, слыша краем уха, как рвётся бумага. — «Но чёрт меня дёрнул подождать… Наверное, потому что я несколько дней провёл со Скаром и не хотел влезать ни в какие дела…» Воспоминания о возлюбленном заставляют сердце трепетно биться. Улыбка скользит по губам психиатра, который тут же расслабляется и переключает мысли. Кажется, Скар и вправду идёт на поправку, Чжун Ли отлично с ним работает. Быть может, совсем скоро Скарамучче удастся принять ту ситуацию и отпустить её. «Может, даже удастся совсем скоро выписать Скарамуччу и отвести его на личную терапию к Чжун Ли вне больницы», — раздумывает Альбедо. — «Я вряд ли смогу дальше заниматься со Скаром в таком ключе, потому что это будет неправильно… Да и он проникся доверием к новому психиатру…» — Всё! — Венти обрывает чужие мысли в голове. — Можете открыть глаза. Альбедо повинуется и открывает веки, смотря на улыбающегося пациента. Венти прячет за спиной бумажную фигурку и искрится детской радостью от мысли, что может сделать психиатру подарок. — Я… В общем, я подумал… — начинает Венти, резко почувствовав волнение, и отводит глаза от лица Альбедо. — Подумал, что хочу сделать вам какой-то подарок, но в таких условиях, — Венти обводит палату бирюзовыми глазами, — это практически невозможно. Но я решил сделать вам то, что делал когда-то в школе, — тихо говорит парень. Пациент показывает фигурку дракона на ладони и протягивает руку психиатру, чтобы тот взял свой подарок. Альбедо, затаив дыхание, берёт дракона, в котором намешаны самые разные пёстрые, но отлично сочетающиеся цвета. — Он не слишком аккуратный, потому что у меня не было ножниц, — Венти пожимает плечами, — но смысл же не в аккуратности и красоте, верно? — Да… ты прав, — шепчет Альбедо, разглядывая дракона. — Но он красив и с рваными краями по углам, — тихо усмехается психиатр, поднимая на пациента благодарные глаза. — Спасибо, — шёпотом выдаёт доктор, нежно улыбаясь и чувствуя, как чужое внимание греет сердце. Венти упирается локтем в стол и придерживает голову ладонью. Он смотрит на бумажную фигурку, внимательно изучая ту взглядом. — Я сам придумал ему имя… хотите узнать? — Венти переводит глаза на психиатра, который энергично кивает. — Дурин. — Ты всегда умел подбирать красивые имена для своих игрушек и персонажей, которых рисуешь, — отвечает Альбедо, ставя дракона на стол и продолжая им любоваться. — Спасибо, Венти. Ты даже не представляешь, как мне приятно. — Представляю, — усмехается пациент. — Я слышу, как стучит ваше сердце от радости. Альбедо лишь хмыкает, но не говорит ничего о том, что на самом деле у Венти не до конца прошли слуховые галлюцинации. Пусть он будет точно уверен, что его подарок понравился доктору. — Я просто… понял, как гадко с вами себя вёл, — тихо произносит пациент, стыдливо отводя взгляд. — А потом… потом начал доверять… и хочу сказать, что вы и вправду лучший доктор, которого я знаю. — Спасибо, Вен, — улыбается Альбедо, вновь беря дракона на руки. — Смутил меня… — шёпотом говорит он, на что Венти тихо смеётся, не веря в то, что психиатра возможно смутить. Ещё около десяти минут Альбедо проводит своё свободное время с Венти, после чего, обещая, что поставит дракона на свой рабочий стол в кабинете, выходит из палаты. Аккуратно кладя фигурку в свободный карман халата, чтобы не помять, психиатр останавливается у двери палаты Скарамуччи. Судорожно вздыхает, после чего, постучав несколько раз, открывает дверь. Пациент поднимает голову и отрывается от очередной книги, которую ему принёс из дома Чайльд. Скар откладывает литературу, скрещивает ноги в позе лотоса и внимательно, немного игриво, смотрит на психиатра. — Уже соскучились, доктор? — сладким голосом спрашивает Скарамучча. Альбедо так и стоит в дверях, смотря на пациента. Кажется, будто ничего не поменялось. Скар как обычно сидит на кресле, называет Альбедо доктором, специально стреляет глазами и прикусывает губы. Именно сейчас Скарамучча кажется таким родным, привычным и настоящим, каким он и был до нападения. — Как ты себя чувствуешь? — наконец, выдавливает из себя вопрос Альбедо, закрывает дверь и подходит ко второму креслу, садясь в него. Скарамучча лениво улыбается и прислоняется затылком к изголовью кресла. Он обдумывает чужой вопрос, крутит в своих мыслях, после чего отвечает: — Сойдёт. Живой, главное, — усмехается пациент, видя, как Альбедо криво усмехнулся. — А ты как? Тяжёлый день был? — голос Скарамуччи резко смягчается, он выравнивается в кресле и смотрит в глаза психиатра. — Устал немного, да, — честно отвечает блондин, закидывая ногу на ногу. — У меня смена закончилась, но я так не хочу уходить, — шепчет, многозначительно смотря на пациента. — Я никуда не денусь, Бедо, — ласково шепчет Скарамучча. — А тебе нужно хоть иногда бывать в своём доме, отдыхать и побольше спать. Альбедо кивает, мысленно соглашаясь с чужими словами. Кажется, за такое количество времени его сон сократился в два раза, под глазами виднеются синяки, а выражение лица говорит о постоянной усталости. — Иди сегодня домой, — Скар склоняет голову к плечу и улыбается. — Увидимся завтра. — Х-хорошо… — с придыханием отвечает Альбедо, в голове которого борются мысли «уйти или остаться?». — Только я хотел кое-что у тебя спросить… — Да, конечно, — Скарамучча кивает и свешивает ноги с кресла, внимательно слушая доктора. — Твой принудительный срок пребывания уже давно закончился… И сейчас ты лежишь тут… — Альбедо запинается, не зная, может ли произнести вслух. — Потому что Казуха напал на меня и у меня слегка поехала крыша, да, — Скарамучча спокойно кивает, вновь переводя всё в шутку, чтобы хоть как-то спокойно переживать тот случай. — Кхм… да, — откашливается в кулак блондин. — И, по правде говоря, сейчас ты лежишь не на принудительном… Ты можешь в любой момент отказаться от лечения в больнице и выписаться. Скарамучча вздёргивает бровь, смотря на психиатра с лёгким подозрением. — А ты… ты считаешь, что я готов? — неуверенно решает уточнить пациент. — Это вопрос к тебе, — вздыхает Альбедо. — Но у меня есть кое-какой вариант… Кхм… Как я понял, Чжун Ли помогает тебе пройти через тот день, прожить его вновь и принять, — продолжает доктор, и Скарамучча кивает его словам. — Так вот… Если ты чувствуешь, что больше нет необходимости лежать в больнице, то тебя можно выписать в ближайшие дни. — А терапия… — шепчет Скарамучча. — Я не против ходить к психиатру, но… как ты и сказал, Чжун Ли… — запинается пациент, чувствуя, как бешено завелось сердце от мысли, что он может скоро выйти из этого здания. — Он занимается личной терапией в своём кабинете, когда у него нет смен в больнице, — отвечает Альбедо и слегка улыбается. — Если ты хочешь, чтобы именно он продолжил с тобой заниматься, то я могу попросить взять тебя на терапию. — А… Это же… — задумывается Скар, стараясь держать дыхание спокойным, но оно то и дело даёт сбои от мыслей, что скоро можно не скрывать отношения с доктором. — Это же деньги… Тут-то я получаю бесплатную помощь… — За это не переживай, — Альбедо качает головой. — Оплату терапии я смогу взять на себя. Главное, чтобы ты просто ходил, — с надеждой заглядывает Альбедо в чужие глаза. — Ты можешь подумать, время не ограничено, — блондин тепло улыбается. — Но если решишь выписаться, то я предложил тебе вариант, — заканчивает он практически шёпотом, что вызывает у Скарамуччи смущённую улыбку. — Тебе правда… Правда будет не трудно? Со мной? С моими… — он не успевает продолжить, потому что замечает искреннюю нежность и любовь в чужих глазах. — А… прости… больше не буду задавать таких вопросов, — он усмехается, отводя взгляд. Альбедо кивает, покачивая одной ногой. Кажется, он всё ещё не может налюбоваться Скарамуччей, поэтому, как только его видит, всё время не отрывает от того взгляда, чем, вероятнее всего, часто смущает юношу. — Тебя не обижает то, что мы больше не проводим терапии? — аккуратно спрашивает Скарамучча, сжимая подлокотники кресла. — Нет, — Альбедо качает головой и пожимает плечами. — Так будет правильнее… — Спасибо, — говорит одними губами Скарамучча. — Кстати, — резко вспоминает Альбедо и слегка хмурит брови, — хотел кое-что спросить, — он придвигается к краю кресла, чтобы лучше видеть Скарамуччу. Голубые глаза разглядывают чистую шею пациента, на которой нет ни следа, словно больше месяца назад юношу никто и не душил. — Твоя шея… — продолжает Альбедо, слыша, как Скар резко втянул воздух, и видя, как тот прикоснулся двумя пальцами к кадыку. — Ничего не болит? Все отметки сошли? — спрашивает доктор. — Прости, что задаю такие вопросы, но мне следует знать… — Нет, — Скар качает головой и хитро улыбается. — Ни боли, ни отметин, — тихо отвечает он, поднимая синие глаза на психиатра. — Знаете, доктор, единственные синяки, которые я бы хотел иметь на своей шее — это синяки от ваших губ, — он усмехается, демонстрируя красивую улыбку. Альбедо вздыхает и качает головой. «Точно возвращается к привычному себе», — мысленно хмыкает Альбедо. — Я понимаю, что ты пытаешься отшутиться, но не забывай, что часто прикрываться юмором не стоит, — серьёзно говорит блондин. — Иначе не сможешь принять… и в дальнейшем будешь воспринимать ту ситуацию только через шутки, — он слегка улыбается, чтобы показать, что ни в коем случае не отчитывает и не ругает Скарамуччу. — Вас понял, — Скарамучча прислоняет руку к виску и делает серьёзно лицо. — У меня просто настроение хорошее. Расслабьтесь, доктор, — шепчет он. «Хотя всё ещё пробирают мурашки, когда я вспоминаю тот день», — думает Скарамучча, внимательно смотря на Альбедо, который поглядывает на часы и, кажется, принимает решение в пользу отдыха и сна дома, а не на больничной кровати или на своём маленьком диване в кабинете.