Яхрон, столица кошмара

      Густые белые клубы дыма застилали пространство, медленно поднимаясь к небу, окрашивая то в серый цвет. Запах ладана постепенно рассеивался, теряя свою едкость. Стараясь разглядеть местность сквозь завесу, подоспевшие охотники периодически спотыкались о трупы чудовищ.       Под одной из тварей Джеймс заметил окровавленное тело и не сильно хлопнув костяшками пальцев по плечу стоявшего рядом Сириуса, указал на находку. Нервно сглотнув, мужчины подошли ближе, параллельно снимая головные уборы. Аккуратно оттащив в сторону безжизненного монстра, оба судорожно выдохнули, обнаружив Мэри Макдональд. Все руки, шея и грудная клетка девушки были растерзаны. Ее бледное лицо не выражало никаких эмоций, а открытые глаза остекленели, устремляя взгляд в серое небо. Постояв с минуту, Поттер опустился на корточки, дрожащей ладонью закрывая ей веки. Поодаль Сириус нашел оружие Мэри с остатками горючего состава на лезвиях.       — Сюда, быстрее! — послышался нервный крик Роуз. Несколько человек побежали в Лекарную, остальные же, направились к Хофман.       В небольшом переулке между двух домов, прислонившись к стене, сидел Ремус. Рядом лежало мертвое чудовище с отрубленной передней конечностью. При виде охотников, мужчина слабо улыбнулся, в замыленном взгляде отражалось спокойствие. Он был рад их увидеть, безмолвно прощаясь. От середины лба тянулся порез, заканчиваясь ниже переносицы; из уголка рта текла тоненькая струйка крови, маленькими капельками разбиваясь о плотную ткань плаща. Люпин обессилено раскинул руки по обе стороны, сделав медленный, глубокий вдох и поморщился. Сириус, протиснувшийся вперед, с ужасом уставился на живот приятеля. Когти чудовища проткнули брюшную полость, из ран сочилась кровь.       — Паршивый видок, да? — прохрипел Ремус, пытаясь выдавить из себя подобие ухмылки. Из-за тяжелого, сбивчивого дыхания закружило голову размывая картинку происходящего перед глазами. Силы исподволь покидали бренное тело. Люпин прикрывал веки, дабы ослабить еще больший, чем есть, дискомфорт и лишь перебирал в памяти, что хорошего он сделал, а чего так и не успел.       — Не говори так, не трать силы, — прошептала Роуз, сняв с руки друга оружие и несильно сжала его ладонь, стараясь хоть как-то подбодрить. Сдерживая эмоции и игнорируя взглядом ранение живота, девушка придвинувшись ближе. Убрав слипшиеся от пота волосы мужчины назад, она почувствовала, как ее теплую ладонь слабо сжали в ответ.       Ремус старался думать о приятных вещах, вспоминая юность, их с ребятами общие шалости. На ум пришла Мэри, ее нежная улыбка, блестящие, наполненные радостью и азартом глаза. Неприятно кольнула мысль о матери, ведь та останется совсем одна. Вот только обещанное «вся жизнь перед глазами» все не наступало, отчего мужчина подумал, что ему еще рано уходить в мир иной. Однако не перестраховаться он просто не мог. Шумно выдохнув, Люпин чуть повернул голову к Роуз.       — Передай своей сестре, что я люблю ее, — собрав последние силы, произнес Ремус.       — Не смей прощаться, не смей закрывать глаза! Ты сам ей это скажешь, слышишь? — в панике шептала Роуз, несильно похлопав ладонью по щеке Ремуса. Тот приоткрыл глаза.       — И мама, навещайте ее иногда.       — Так просто ты от нас не отделаешься, — возразил Джеймс, присев рядом с другом на корточки.       Люпин хмыкнул. Поддержка, хоть и немного, но придавала сил. В голове все перемешалось, уже не хотелось ни о чем думать, счет пошел на минуты. Беллатриса, согнав Поттера, попыталась кое как зажать рану, в пол голоса бормоча ободряющие слова. Мужчина поморщился, стараясь не напрягать мышцы, и вновь прикрыл веки.       — Ремус, — позвала Белла, услышав приближающиеся голоса других охотников и Минервы. Ответа не последовало. — Ремус, ответь! — испуганно запричитала девушка, пытаясь привести друга в чувство.       — Отойдите от него, — приказала подошедшая Макгонагалл и опустилась рядом. Приложив два пальца к шее Ремуса, прощупывая пульс, женщина параллельно оценивала травму и прикидывала ход работы. — Он без сознания, кладите его на носилки, только аккуратно, живее, — скомандовала Минерва озвучив вердикт и, отойдя от Люпина, направилась к бездыханному телу Мэри.       Бороться за жизнь Ремуса приходилось на бегу. Поставив укол обезболивающего и после чего, зажав рану, Минерва перебирала в голове кандидатов на переливание крови. Мимолетно промелькнула мысль о младшей Хофман, та осталась в таверне и понятия не имеет о происходящем. И все же, женщина надеялась на правильную реакцию, при любом другом раскладе она останется без помощницы на эту ночь.       Двери Лекарной распахнулись, впуская внутрь обитель запыхавшихся охотников. Мэри, обрабатывающая инструменты, оторвалась от своей работы и растерянно наблюдала, как Ремуса перекладывают на операционный стол. При виде торчащей из живота мужчины когтистой лапы, девушку пробил холодный пот. Подступающая истерика, неприятным комом в горле, парализовала тело. Пока Минерва разрезала ножницами одежды охотника, младшая пыталась совладать с эмоциями и настроить себя на нужный лад. Сейчас на металлической поверхности стола лежал не близкий ей человек а, в первую очередь, пациент нуждающейся в неотложной помощи. И она, как сестра милосердия, обязана оставаться хладнокровной и сосредоточенной. Сделав пару глубоких вдохов, Мэри внимательно осмотрела травму и, взяв необходимые инструменты, подошла к столу.       — Нужна кровь, он умрет, если я приступлю к извлечению когтей, — судорожным голосом сказала Минерва, беря из рук Мэри зажимы.       — Моя подойдет? — обеспокоенно спросила Хофман, закатывая рукав.       — Нет, мне понадобиться твоя помощь, — дверь Лекарной скрипнула, — Аластор, выйди отсюда, — прикрикнула Минерва, поочередно фиксируя зажимами кровоточащие участки ран.       — Обойдемся без лишних разговоров, у меня полно дел, — ворчливо возмутился Грюм, хромой походкой подойдя ближе. Придвинув стул к операционному столу, мужчина закатал рукав серой рубашки. Мэри, тем временем, уже доставала прибор для переливания крови из дальнего шкафа.       — Какая группа? — задала стандартный вопрос Хофман, вводя одну иглу в вену Ремуса и повернулась к Грюму.       — Первая. Лей давай, — брюзжащим голосом ответил Аластор. Кивнув, девушка повторила те же действия и закрепила иглу бинтом.       В течении получаса лекари, под пристальным наблюдением Грюма, извлекали когти. Поочередно отделяли каждую фалангу от запястья, затем вытаскивали и сразу же обрабатывали раны. Когда настала очередь последнего, Минерва замешкалась. Аккуратно сделав два нареза, тем самым увеличив рану, женщина вытащила последний костяной шип. Ее предположения сбылись и теперь предстояло самое сложное, зашить поврежденный желудок.       Гробовая тишина в помещении нещадно давила. Мэри внимательно следила за процессом и промакивала живот Ремуса от крови, стараясь абстрагироваться от плохих мыслей. С каждым движением хирургической иглы девушке все больше хотелось отвернуться и зажмурить глаза. Не испытывать болезненной и нарастающей паники в районе солнечного сплетения, не проверять каждые две минуты дышит он или нет. Мэри просто хотелось, чтобы этот кошмар, наконец, закончился. Хотелось, обыденно, лицезреть его усталую улыбку по утрам; внимательный взгляд пытливых глаз, пока он ждет ее, чтобы проводить до дома. И все же, она продолжала смиренно впитывать новый опыт, не позволяя чувствам взять вверх над разумом.       Грюм, откинувшись на спинку стула, ослаблено прикрыл глаза. Минерва аккуратно зашивала порванный орган, шов за швом. Маленькая венка на виске женщины набухла, грозясь вот-вот лопнуть от напряжения. Действие обезболивающего начало подходить к концу. Чувствуя невыносимую боль, словно падаешь в яму до краев наполненную битым стеклом, Ремус ненадолго пришел в себя. Громко захрипев, мужчина неосознанно дернулся и вновь потерял сознание от болевого шока. Переждав этот момент с замиранием сердца, Макгонагалл облегченно выдохнула и, сделав последний стежок, приступила зашивать последний участок поврежденных кожных покровов.       — Боль чувствует, значит жить будет, — ухмыльнулся Аластор, избавившись от надоедливого бинта на изгибе локтя. Одернув рукав рубашки, мужчина проигнорировал маленькую капельку крови, проступившую из вены. Спорить с Грюмом было равноценно, что обучать барана грамоте, посему Мэри предложила сделать ему укол витаминов, участвующих в процессе кроветворения. Окинув девчонку цепким взглядом, Аластор учтиво отказался, добавив, что в закромах таверны припрятана бутылка добротного вина и подчеркнул, что она ему как раз для таких случаев.       — Очень по-медицински, где бы записать, — саркастично хмыкнула Макгонагалл, снимая зажимы и контрольно осмотрела все швы.       Пока Минерва занималась перевязкой и потихоньку убирала инструменты, допытывая Грюма о его самочувствии, Мэри отошла к раковине. Как только самое страшное осталось позади, она позволила себе выпустить эмоции, спрятав лицо в ладонях.       — Не реви почем зря, — шепнула подошедшая к ней Минерва. Отправив всю хирургическую сталь в мойку и ополоснув руки, женщина приобняла младшую за плечо. — Останься с ним до вечера, травма серьезная.       Не в силах выдавить из себя и слова, Мэри лишь согласно помотала головой. Шмыгнув носом, девушка открыла вентиль крана с холодной водой и умыв лицо несколько раз, глубоко задышала приходя в чувства. Легонько похлопав себя по щекам, Хофман на ватных ногах подошла к операционному столу и, приставив еще один стул, села, пропуская мимо ушей тихую перебранку между старшими. Грюм, в конце концов, махнув рукой на наставления целительницы, ушел, ссылаясь, что у него много работы. Сама Минерва, проводив мужчину укоризненным взглядом, удалилась за ширму.       Осторожно взяв Ремуса за руку, Мэри прикусила внутреннюю сторону щеки, не позволив слезам вновь окропить кожу. Поглядывая на ширму, девушка долгое время колебалась, не предложить ли свою помощь. Только вот делать этого откровенно не хотелось, потому она только сильнее сжала ладонь Люпина, нежно поглаживая подушечкой большого пальца. После сложившейся ситуации, Мэри даже перестала считать себя слишком серьезной. С другими да, но не когда на этом треклятом столе находились те, кто ей дорог. Сегодня она убедилась в этом окончательно. В какие-то моменты девушка замечала за собой излишнюю чувствительность, в силу возраста происходил сей феномен или по любой другой причине, она не знала. Знала лишь, что чураться этого не стоит, по крайней мере, так всегда говорила Минерва, видя ее разбитой по окончанию неимоверно тяжелой ночи.       Апрельское солнце во всю раскидывало свои огненные лучи, призывая охотников вернуться в таверну. Мэри даже не заметила, как наступил рассвет и изумилась, услышав гомон множества голосов, доносящиеся по ту сторону двери Лекарной. Усталость практически не чувствовалась после череды пережитых эмоций и бурлящего в организме адреналина. Выйдя из-за ширмы, Минерва покинула помещение, возвратившись обратно уже с Сириусом и Джеймсом. Дав им указание перенести Ремуса к нему домой, женщина продолжила подготавливать тело погибшей девушки.       Придерживая дверь таверны, Мэри заприметила сестру. Та неторопливой походкой двигалась к ней на встречу. Обратив свое внимание на носилки, Роуз прибавила шаг. Распросив младшую обо всем, на душе охотницы отлегло. Проводив их взглядом, девушка не заходя ни домой, ни в таверну, направилась в Собор.       Проходя мимо домов, Роуз прокручивала в мыслях все те слова, то наговорил ей Блэк. С полной уверенностью, девушка подготавливала целую речь для Гриндевальда. Решив описать в красках свое пылкое намерение отказаться от Сириуса, Хофман вдруг замедлила шаг. Отказаться. Именно это, до чертиков, неприятное слово заставило все чувственные тирады затеряться в лабиринтах мыслей.       Когда до входа в здание оставались считанные метры, она остановилась, подняв свой взор на черные шпили Собора. С силой зажмурив глаза, слезы тут же обожгли щеки. Роуз устала. Устала держать все в себе. Она могла поделиться своими переживаниями с сестрой или Беллой, но не хотела. Не хотела вешать на других свои проблемы. Чувствовала неимоверное одиночество и ругалась, что сама же и довела себя до такого состояния. Паршивыми мыслями и неуверенностью загнала в крохотный угол и теперь попросту не может из него выбраться.       Шла и глотала горькие слезы от безысходности, вины. Шла к человеку, который заменил ей отца. У которого всегда находились слова поддержки. Хофман хотела побыть слабой, маленькой девочкой, хоть на мгновение, и Геллерт давал ей такую возможность. Ему было не важно, шестнадцать лет или двадцать пять, он всегда выслушивал и успокаивал. Роуз было не стыдно приходить к нему и плакаться, жаловаться на жизнь. Но для других она всегда оставалась сильной и серьезной.       Толкнув двери Собора, девушка медленно поднялась по ступеням, слезы застилали глаза. Она видела лишь очертания своего бывшего наставника. Подойдя ближе, Роуз молча уткнулась лбом в его грудь, оружие выскользнуло из ослабленной ладони, падая на пол. Дав волю эмоциям и зарыдав навзрыд, девушка почувствовала теплые успокаивающие ладони мужчины на своей спине. Геллерт молча слушал ее завывания и легонько гладил по голове, давая возможность спокойно выплакаться, избавиться от лишнего негатива.       — Почему ты никогда меня не слушаешь?! — с отчаянием в голосе проревела девушка, сжав в кулачке его рубашку. — Я столько раз говорила, что больше не хочу быть наставницей, а ты… а ты… — продолжала жалобно скулить Хофман, слабо ударив ладошкой по груди мужчины.       — Что он сделал? — выделяя каждое слово, угрожающе спросил Геллерт, успев пожалеть о своем решении на счет Сириуса.       Роуз молчала, поежившись от серьезного тона мужчины. Отстранившись, девушка пошатываясь прошла к скамейкам и грузно плюхнулась. Как только Гриндевальд последовал ее примеру, Хофман сильнее прижалась к нему, как маленький котенок и обвила руками талию мужчины. Плечи не переставая содрогались в тихой истерике, а на белой рубашке первого охотника расплылось мокрое пятно от ее слез.       — Расскажи мне, что произошло? — более тихим голосом попросил Геллерт, зарываясь пальцами в ее светлые волосы, в нескольких местах перепачканные кровью монстров.       — Ночью на дом Маккиннонов было совершено нападение чудовища. Никто не пострадал, но они забыли зажечь ладан, и я отчитала Марлин, — сбивчиво ответила Роуз, шумно вздохнув.       — Что было дальше? — продолжил спрашивать мужчина. Спокойствие, исходящее от бывшего наставника, приятно обволакивало, заставляя Хофман прийти в себя.       — Сириус упрекнул меня в неуместности высказываний, а я ответила в грубой форме, какого черта он смеем меня учить, — произнесла девушка, всхлипывая. Слезы все еще скатывались по щекам, собираясь в одну большую капельку на подбородке и летели вниз, разбиваясь о плотную ткань брюк, постепенно впитываясь. — Была не права, знаю, я так жалею.       — Эмоции, Роуз. Иногда эмоции становятся нашими злейшими врагами. Тем не менее, ты признала свои ошибки. Я в свое время не смог этого сделать, потеряв любимую женщину, — с горестью в голосе сказал Геллерт, смотря вверх и вглядываясь в разноцветные витражные окна Собора и прижал девушку посильнее к себе. Будто хотел разделить с ней всю боль, что она испытывала.       — Мы очень сильно поругались, он сказал, что лучше бы я следила так за Регулусом, а не за ним, — с обидой в голосе продолжила Роуз спустя пары минут молчания. Геллерт прикрыл глаза. Сколько бы они не разговаривали, девушка не переставала винить себя и отрицала любые, даже самые малые намеки, что ее ученик, скорее всего, уже давно мертв.       — Поговори с Сириусом о его брате. Не вини себя в том, что произошло по неудачному стечению обстоятельств, — предложил мужчина, не переставая искать варианты. Оттого предположил, что может, обсудив ту ночь пропажи Регулуса с его одним из самых близких родственников, Роуз успокоиться и оковы вины перестанут душить.       — Я пообещала ему сходить в Собор, чтобы ты выбрал для него другого наставника, — нехотя призналась девушка, до боли прикусив нижнюю губу и вновь уткнулась в рубашку мужчины. Ей не хотелось делиться этим, переживая, что Блэк возненавидит ее, и была свято уверена в своей вине, как бы другие не пытались говорить обратного.       — И как он отреагировал? — поинтересовался Геллерт, ни чуть не удивившись такому раскладу событий.       — Сказал, может и к лучшему… я такая глупая, — прошептала Хофман, готовая отдать что угодно, только бы повернуть время вспять и прикусить язык, — если бы я только знала…       — Ничего нельзя знать наперед, Роуз. Это жизнь и в ней всегда все будет слишком поздно, — наставительно пояснил Гриндевальд, подозревая, что все дело не только в ссоре и никак не мог понять, какая причина не дает ей покоя последнее время.       — Геллерт я… влюбилась и так запуталась, — заикаясь, выдавила из себя Хофман, — разве он сможет полюбить меня такую? — отчаянно добавила она, на что мужчина тепло улыбнулся куда-то в макушку охотницы.       — Если ты перестанешь себя жалеть, — ответил он и маленькая нотка грубости проскользнула в его тоне. Роуз чуть отстранилась, непонимающе взглянув в глаза наставника. — Жалея себя, мы делаем только хуже, разрушаем, убиваем личную силу. Полюбит он тебя, а что дальше?       — Я стану счастливой, — нерешительно прикинула Хофман, пожав плечами.       — Счастье — самая неопределенная вещь на свете. Я понимаю, тебе сложно, ты боишься, но пока не перестанешь себя жалеть, пока не примешь себя такой, путаница не прекратиться, — сделав короткую паузу, он продолжил, — подумай о моем предложении рассказать все Сириусу, — намекнул Геллерт, несильно сжав ладонью плечо девушки. — Я думаю, тебе стоит отдохнуть. Отправляйся домой, приготовь себе ужин. Я подберу для Сириуса наставника на эту ночь, хорошо?       Роуз кивнула, отрешенно смотря в одну точку и обдумывала все слова, услышанные с уст наставника. Тряхнув головой, девушка рассказала Геллерту последние новости и посидев немного молча, они встали. Хофман подняла свое оружие, пристегнула к спине и, после, они вместе покинули стены Собора, направляясь на кладбище, как раз во время. Она плелась рядом с Геллертом, не обращая внимание на остальных.       Во время прощально речи, что говорил Аластор, Сириус постоянно поглядывал на Роуз, еще ни разу не видев ее на столько разбитой. Черная лента наспех повязанная на руке, ее неотъемлемый атрибут. Каждый день она завязывала ей волосы перед охотой и именно сейчас ему стало интересно, почему Роуз никогда не использовала других цветов, как это делала Белла или Мэри. Глаза скользнули выше. Взъерошенные волосы, все еще перепачканные чуждой кровью, хаотично спадали с плеч. Некогда аккуратные крупные кудри цвета молодой пшеницы все сбились и спутались, превратившись в небольшие колтуны. И даже такой, она была прекрасна.       Мужчина понимал, как не правильно сейчас думать о Роуз и так безжалостно игнорировать панихиду и ничего не мог с собой поделать. Преисполненный гордыней, Сириус провел эту ночь в гордом одиночестве, возомнив себя опытным охотником. Кровоточащий порез на левом боку прекрасно об этом свидетельствовал. Не стоило оставлять ее одну, такую хрупкую и такую сильную одновременно. Не стоило говорить паршивых слов, упоминать Регулуса, соглашаться на счет другого наставника. Он впервые переживал за кого-то сильнее собственной шкуры. По окончанию похорон, он хотел подойти к ней, но Геллерт остановил, сказав, чтобы повременил с разговорами. Оставшись ни с чем, Сириус отправился в таверну, снедаемый чувством вины и еще долго провожал ее, в компании сестры, взглядом.       Устремив взгляд в брусчатку, Роуз краем уха слушала довольно эмоциональную тираду младшей. И все думала над словами Геллерта, только просвет понимания не наступал. Выкинув все лишнее из головы, девушка возжелала принять горячий душ и забыться сном, ведь на свежую голову всегда лучше думалось.       — Роуз? — тихо спросила Мэри, как только они зашли в дом и легонько прикоснулась в предплечью сестры.       — Не сейчас, — коротко бросила старшая, слабо одернув руку. Скинув сапоги и плащ, прямиком на пол, Роуз скрываясь за дверью своей спальни. Мэри около минуты неподвижно простояла на одном месте, не понимая, как ей реагировать на подобное поведение сестры. Подняв плащ сестры с пола и переборов желание пойти к ней и предложить свою поддержку, девушка отправилась в душ. Закончив с водными процедурами и одевшись в чистое, Мэри все же подошла к комнате сестры. Неуверенный стук в дверь повлек за собой тишину.       — Роуз, можно я войду?       — Можно просто оставить меня в покое?! — прилетел встречный вопрос по ту сторону двери произнесенный в довольно грубой форме. Опешив, Мэри невольно сделала шаг назад. Последний раз, когда Роуз позволяла себе кинуть грубостью в младшую сестру на ровном месте, случился в далеком детстве. Растерявшись, она не придумала ничего лучше, чем уйти обратно к Ремусу.       Быстро шагая по залитой солнцем улице, Мэри разрывалась на части между двумя близкими ей людьми. Пока Ремус спокойно спал под действиями обезболивающих, она больше акцентировала свою тревогу на сестре. Было ли ошибкой оставлять Роуз в таком состоянии совсем одну или наоборот — это могло пойти на ей на пользу? Вопрос так и остался без ответа. Подойдя к нужному дому, девушка постаралась сделать непринужденный вид прежде, чем постучала.       — Как он? — спросила Мэри, на ходу снимая плащ, как только Хоуп открыла ей дверь.       — Пока не просыпался, — ответила женщина, заметно нервничая, а затем добавила. — Я очень благодарна тебе.       — Не стоит, — улыбнувшись, ответила девушка и прошла в комнату Ремуса.       Мужчина все еще спал, периодически морщась от щекочущих лоб капелек пота. Подойдя ближе и присев на краешек кровати, Мэри едва ли прикоснулась тыльной стороной ладони к разгоряченной, из-за послеоперационной лихорадки, коже. Ремус вновь поморщился, вызвав у нее грустную улыбку. Поразмыслив, девушка потянулась к сумке, доставая оттуда стеклянную бутылку с раствором. Закрепив его на стойке и распутав систему трубок, она ввела иглу в вену Люпина.       — Мам? — хриплым ото сна недовольным голосом спросил Ремус, неосознанно собираясь избавиться от противного неудобства и уж было потянулся к игле.       — Лежи спокойно, — одернула Мэри со строгостью в голосе и остановив его руку, уложила обратно на одеяло. Приоткрыв один глаз, мужчина чуть привстал, старательно фокусируя зрение на источнике голоса. Разобрав знакомые черты в размытой картинке, мужчина откинулся обратно на подушку. Намочив небольшое полотенце в заранее подготовленном тазике, Мэри заботливо приложила кусочек приятной прохлады к его лбу.       — Сколько времени? — блаженным голосом спросил Ремус, попытавшись открыть оба века. Яркий дневной свет больно резал глаза, заставив мужчину только сильнее зажмуриться.       — Половина четвертого, — ответила девушка, зашторив окна и достав из сумки маленький пузырек, набирала препарат в шприц.       — Ты все это время была со мной? — улыбнулся Люпин, открыв один глаз, и состроил страдальческую гримасу при виде тонкой иголки. Что-что, а уколы он не любил больше всего на свете.       — Практически. Аккуратно перевернись на бок, ко мне спиной, — попросила Хофман, посмотрев на мужчину. Тот всем своим видом показывал немой вопрос «может не надо?» и упорно не желал выполнять просьбу. — Ремус, — закатив глаза, строго добавила она. Обреченно выдохнув, Люпин все же повиновался. Оттянув резинку домашних штанов, девушка не задумываясь поставила укол и ухмыльнулась, услышав тихое ругательство.       — Из-за этих чертовых уколов задница еще неделю болеть будет, — без какого либо стеснения высказался мужчина, возвращаясь в исходное положения.       — И не стыдно при даме так выражаться? — нарочито укоризненно роинтересовалась Хофман, хотя, по сути, наслушалась куда похуже. — Ты чуть не умер. Уколы — меньшее, что будет происходить с тобой ближайшую неделю, — заверила его Мэри, мило улыбнувшись.       — Только если их будешь делать ты, — озвучил свое условие Ремус, обнажив зубы в довольно ухмылке. — Ты ведь не спала даже? — дождавшись согласного кивка, мужчина указал глазами на вторую половину кровати. — Пойдешь ко мне под бочок?       — Под обезболивающими ты еще более невыносим, чем обычно, — устало произнесла девушка полушепотом и демонстративно закатила глаза.       — Мне перестать? — изогнув бровь, задал следующий вопрос Люпин, внимательно наблюдая, как она тянется к капельнице.       — Нет, — проверив бутылку с раствором, Мэри грузно села обратно. Взяв его за руку, и ненадолго замолчав, она старательно подбирая правильные слова. — Ремус, твоя ученица…       — Я знаю, — перебил мужчина, — мы попали в западню, пытались, но они наседали, я удивлен, как вообще остался живым, все что успел, это поджечь первую попавшуюся шашку и ладан, — тихим голосом рассказывал Люпин, переводя взгляд на потолок, и прикрыл веки, прокручивая в голове пережитую ночь. — Мэри, — позвал Ремус, сглотнув, и сжал ее ладонь.       — Да?       — Думая, что умру, я попросил твою сестру об одной просьбе. А Роуз ответила, что я сам тебе передам, и, черт возьми, она оказалась права, — ухмыльнулся охотник, делая глубокий вдох. — Знаю, что тороплю события, но когда из твоего брюха хлещет кровь, а смерть дышит в затылок, это начинает казаться не таким уж и важным. Я уже давно положил на тебя глаз, влюбился, словно мальчишка. Ты и сама прекрасно знаешь, просто мне хотелось сказать это вслух, пока в один момент моя душа и впрямь не обрела покой в ином мире, — признался мужчина, положив голову на бок.       Полусонными глазами он изучающе всматривался в черты девичьего лика, замечая легкий румянец на щеках. Наверное другая бы на ее месте удивилась, завизжала от радости или стушевалась, но не она. Может Мэри сдержана и, порой, зажата, обо всех чувствах девушки он знал наверняка. Как не скрывай за маской, глаза обязательно выдадут все и, замечая озорной огонек, Ремус просто ждал, что она выкинет на этот раз.       Пододвинувшись ближе, Хофман наклонилась, невесомо коснувшись его кончика носа своим. Выждав мучительную интригу в пару секунд и прикрыв веки, она накрыла его губы своими. Зарывшись пальцами в волосы девушки, он позволяет себе вольность попробовать ее на вкус. Второй рукой, игнорируя боль от иглы, Ремус плавно провел ладонью по изгибу девичьей талии. Мягко отстранившись, Мэри усаживается обратно на матрас и улыбается, чуть прикусив нижнюю губу.       — Теперь мне точно не позволительно уходить на тот свет, — с придыханием произнес Люпин, чувствуя нахлынувшую, слишком резко, усталость.       — Поспи.       — Как скажешь, но перед этим загляни в шкаф, — загадочно ухмыльнулся Ремус, кивая в сторону шкафа, решив за этот час раскрыть все карты, что имелись. Мэри недоверчиво взглянула на мужчину, медленно поднимаясь с кровати. Открыв одну створку, она приятно удивилась, лицезря оружие. — Надеюсь, угадал с размером.       Сняв своеобразный подарок с крючка, девушка вернулась к кровати и, под пристальным взглядом полным ожидания, одела на правую руку, хорошенько затянув ремешки.       — Что дальше? — оживленно протараторила Мэри, вертя рукой в разные стороны, рассматривая каждую мелочь.       — Дерни за веревку, — подсказал мужчина.       Девушка медленным движением потянула механизм и, тот час, лезвие раскрылось. Сделав пару плавных движений, она старалась понять принцип использования. Мягкая кожа, терпимый вес и обыденное отличие от любого другого оружия, все это в очередной раз подкупило Мэри восхититься создателем вновь. Ремус редко делал одинаковые клинки, схожие — да, больше отдавая предпочтения новым, уникальным идеям, не чураясь полета фантазии.       — Спасибо, — тепло улыбнулась девушка, возвращая лезвие в исходное положение. Убрав оружие в сумку, она возвратилась на постель, не скупясь на благодарность в виде поцелуя в щеку. Мужчина, конечно, рассчитывал на немного большее, но и это его вполне устроило.       — Рад, что тебе понравилось, — просипел Ремус, удовлетворенный ее реакцией. — Буду надеяться, что все же оно не пригодиться тебе.       Послышался тихий стук в дверь.       — Мэри, — шепнула девушке Хоуп, выглянув из чуть приоткрытого проема, а затем перевела взгляд на кровать. — Слава богу ты проснулся, — облегченно выдохнула женщина, подходя к сыну.       — Не переживай, все обошлось, — заверил ее Ремус. Хоуп, прослезившись от счастья, улыбнулась ему. Собравшись и выпрямив спину, женщина вспомнила причину своего прихода и обратилась к девушке.       — Там Аластор пришел, хочет поговорить с Ремусом.       — Ему бы поспать на самом деле но, думаю, от недолгого разговора хуже не станет, — поднимаясь на ноги, озвучила свой вердикт Хофман. — Я тогда на кухне посижу, если можно.       — Заодно пообедаешь, небось не завтракала даже, — бодрым тоном подметила Хоуп не оставляя девушки никакого выбора для отказа. Потому согласно кивнув, обе они вышли из комнаты, оставив мужчину одного.       Одиночество продлилось не столь долго, по крайней мере затуманенный и утомленный мозг не успел морально подготовить своего обладателя к встрече.       — Эх ты, подводишь меня, — пробурчал Грюм, тяжелым шагом подходя к кровати ученика. — Двигайся давай, разлегся тут, — добавил мужчина, присаживаясь на край, тому в ноги.       — Аластор, и так паршиво, — сдерживая смешок и стараясь не напрягать мышцы живота, ответил Люпин.       — А теперь давай по делу, — серьезным тоном сказал Грюм. Ремус, поменявшись в лице, приготовился выслушать. — Послушай меня внимательно. Я тебя воспитал достойно и наставник из тебя отличный. Думаю, ты заметил, что наши ряды вновь редеют. Еще пару месяцев и придется набирать новобранцев. Потому я взываю тебя заняться тем, в чем тебе нет равных и продолжать изготавливать хитрое оружие. И постарайся сделать так, чтобы в конечном итоге, ты говорил прощальную речь мне, а не наоборот.       — Прощальную речь, тебе еще детей моих нянчить, — фыркнул мужчина, нахмурившись от неприятия последних слов наставника. — Ты мне предлагаешь отказаться от должности?       — Именно, — подтвердил его догадку Грюм, — пора бы вам, четверым, подумать о большем вкладе, а воспитание будущих охотников оставить другим.       — Думали. Достаточно речей было уже сказано, — согласился Ремус, тяжело вздыхая. — Я согласен.       — Сильно не обольщайся, если вдруг что случиться, все равно придется вернуться к наставничеству, — хмыкнул Грюм, развеяв мечты ученика об относительно спокойной жизни.       — О, без тебя я бы и не понял, — капнул сарказмом Ремус, подтянувшись на руках, чтоб лечь повыше.       — Кстати, по поводу обольщений…       — Да не собираюсь я ничего такого делать, ей семнадцать, я же не настолько идиот. К тому же прекрасно помню на что способна ее сестра в гневе и вторую раскладку ее оружия тоже, — возмущенно перебил Ремус, уже устав объяснять это Аластору.       — Мне вот интересно, ты вторую форму для оружия Роуз придумывал до того, как влюбился в ее сестру, или после? — отпустил колкость мужчина, наблюдая, как бывший ученик взглянул на него с обреченностью.       — Ты меня утомляешь, — тягуче ответил Ремус, проведя ладонями по лицу.       — Ладно, парень, поправляйся давай, пойду я, а то ты заболтал меня совсем, — не удержался мужчина напоследок утвердить себя победителем в этом диалоге.       — Заходи почаще, — ухмыльнулся Люпин, прикрыв веки. Несмотря на сильную сонливость, настроение заметно улучшилось.       Распахнув дверь, Грюм обнаружил на пороге Мэри с занесенным для стука кулаком. Пропустив девушку внутрь и строго зыркнув на ученика, он покинул спальню. Хофман что-то объясняла Ремусу, наполовину провалившемуся в сон, пока разбирала капельницу. Мужчина не отреагировал ни на противную иглу, что извлекла из его вены девушка, ни на небольшой грохот, когда та уронила на ковер практически пустую бутылку из-под раствора. Убедившись, что лихорадка больше не мучила Люпина, Мэри убрала влажное полотенце с его лба и тихо собравшись, отправилась к себе домой. Перед этим она, безусловно, написала небольшую памятку для Хоуп и оставила несколько шприцов с обезболивающим.       Переуступив порог своего жилища, Мэри, прикрыв глаза, блаженно вдохнула сладковатый аромат теста и яблок. Забежав к себе в комнату на пару минут, чтобы накинуть халат, девушка поспешила скорее отведать яство. Роуз редко баловала выпечкой за нехваткой времени и младшая просто не могла не воспользоваться шансом. Заглянув в кухню, блеск предвкушения в глазах тот час сменился на негодование, заставив ее в ступоре лицезреть кислый вид окончательно расклеившейся сестры. Старшая развалилась на стуле, закинув ноги на соседний и медленно жевала пирожок, запивая чаем. Влажные волосы, завязанные в неряшливый, бесформенный пучок пушились и топорщились, придавая ей образ измотанного домовенка.       — Роуз, что случилось? — спросила Мэри, так и оставшись стоять в дверях.       — Ничего, — бесцветно протянула старшая, переведя ленивый взгляд на сестру, — тебе не о чем беспокоится.       — Время близиться к восьми, ты сидишь с мокрой головой в одной рубахе и трусах, а должна идти в таверну. Я думаю мне есть, о чем беспокоится, — возразила девушка, пыталась понять в какой именно момент она проглядела ухудшения в ментальном, как она предполагала, состоянии сестры. Ответом послужило фырканье. Помотав головой, Мэри прошла вглубь кухни и села за стол с противоположной от Роуз стороны. — Я правда не понимаю.       — У меня выходной, — непринужденно ответила охотница и убрала ноги со стула. Пока Мэри переживала новую волну ступора, Роуз медленно встала и взяла с тарелки еще один пирожок, собираясь удалиться в свою спальню.       — Не припомню, чтобы ты вообще их брала, — мрачно подчеркнула младшая, наблюдая, как сестра сходив за чайником, плеснула кипятка себе в чашку. — Я так понимаю рассказывать, что случилось, ты не собираешься, — уточнила она следом, получая отнюдь информативное, многозначительное молчание, — что ж, стало куда понятнее, — не удержалась от сарказма Мэри. — Что мне сказать остальным? Завтра же ты пойдешь на охоту?       — Может и пойду, еще не решила, — пожала плечами девушка, скептически смотря на одинокий пирожок в руке. Изогнув бровь и сделав пару умозаключений, она взяла еще. Зажав его в зубах, потянулась за третьим по счету, а свободной рукой схватилась за чашку. Сегодня она рассчитывала принять убойную, по сравнению с обычными днями, дозу углеводов и завалиться спать. Более не глядя на сестру, она босыми ногами прошествовала вон их кухни, оставив Мэри в полном недоумении с толикой безысходности.       Шумно выдохнув и оценивающе взглянув на два противня, девушка пришла к выводу, что Роуз явно перестаралась с кулинарией и, скорее всего, хочет убить себя передозировкой серотонина. Другими словами объяснить небывалое для их дома количество сладкой выпечки она не могла. Прихватив один пирожок, Мэри отправилась в таверну.       Все заведение было заполнено охотниками. За столом возле мастерской сидели Джеймс, Белла и Сириус, периодически поглядывая на входную дверь. Увидев Мэри в гордом одиночестве, только сильнее помрачнели. Девушка направлялась в Лекарную, загруженная мыслями о сестре, пока ее не окликнули.       — Мэри, а где Роуз? — спросил Сириус, озадаченно смотря на младшую.       — Дома, бесконтрольно уничтожает пирожки, — хмуро ответила девушка, останавливаясь у их стола и плюхнулась рядом с Сириусом. У Блэка внутри все сжалось. Джеймс с Беллой пооткрывали рты от удивления. Старшая даже с не до конца зажившими ранами рвалась на охоту, а тут такое.       — В смысле? Она ведь придет, да? — решила уточнить Беллатриса, как только к ней вернулась способность говорить.       — Сказала, что у нее выходной, — лишь развела руками младшая и, под всеобщий шок, удачно ускользнула в Лекарную, дабы избежать волны вопросов       — Как это выходной? — воскликнул Сириус, нервно сглотнув. Никто не придал значения всеобщим разговорам, царящим в таверне, что постепенно умолкали.       — Этой ночью я буду твоим наставником.       Все повернулись на голос, а само заведение погрязло в пучину звенящей тишины. Картина представилась на столько редкой, что охотники, отложив свои занятия, во все глаза рассматривали Геллерта. Видеть мужчину в охотничьих одеждах и с оружием, которое до этого момента лицезрели единицы, было сравнимо со снегом в июле. Большинство взглядов приковал, непосредственно, серп с длинной рукоятью, конец которой заканчивался зазубренным клинком. На отполированной стали мерцали и размывались огоньки от нескольких люстр.       Помимо оружия, все разглядывали одежду первого охотника: сапоги, брюки, жилет и рубашка полностью черного цвета; удлиненный плащ из плотного, темно-синего материала с кожаными вставками. Все это сильно отличалось от повседневного простенького костюма своей строгостью, статностью. Поверх плаща длинная непромокаемая накидка без рукавов, чуть потертая с, расшитой узорами, кромкой тянувшейся до самого низа. Который, к слову, представлял из себя хаотично порванные лоскуты.       — Решил тряхнуть стариной? — немного хрипловатым голосом спросил Аластор из-за барной стойки, прервав их беседу с Северусом.       — Подменяю Роуз, ей нездоровится, — хмыкнул Геллерт, присаживаясь за стол.       — Старый ты черт, мне даже завидно стало, — с ухмылкой высказался Снейп в своей привычной манере и взглянул на Джеймса. — Эй, ходячая инквизиция, не хочешь взять пару выходных, чтоб твой старик размялся?       — Не дождешься, — весело крикнул ему в ответ Поттер, — и я просил не называть меня так, — напомнил мужчина уже в который раз, однако бывший наставник упорно игнорировал его просьбу.       — Не боишься, что оружие даст осечку? Ремус предупреждал о недоработках. Парень недели две голову над ним ломал, — спросил Грюм, внимательно осматривая серп Геллерта.       — А у него осечки только с женщинами, к оружию это никак не относится. Так что можете не переживать, — опередив ответ Гриндевальда, высказалась Минерва, вот уже минуты две наблюдая за происходящим, стоя у двери своей Лекарной. Геллерт с недовольством взглянул на женщину, которая всегда умела бросить подходящую колкую фразу в его адрес.       — Все еще злишься на меня? — с завидным спокойствием поинтересовался мужчина, шумно выдохнув.       — Рада, что ты это помнишь, — хмыкнула в ответ Макгонагалл, скрываясь за дверью кабинета.       — Еще всему миру расскажи, как я облажался, — еле слышно прошипел себе под нос Гриндевальд, качая головой. Все резко сделали вид, что вовсе не слышали их с Минервой диалога. — Какую часть города мы сегодня патрулируем? — перевел тему Геллерт, обращаясь к Сириусу.       — Южную, сэр, — ответил Блэк, морально готовясь к самой незабываемой в его жизни охоте.       — Геллерт, — позвала Беллатриса, решив все же обратиться к мужчине, — что с Роуз?       — Ей просто нужно немного отдохнуть, побыть наедине. До завтрашней ночи она уже оправиться, — улыбнувшись уголками губ, заверил девушку Гриндевальд.       — Так значит, она не отказывается от наставничества? — ляпнул не подумав Сириус и так же быстро прикусил язык, ежась под двумя парами удивленных глаз.       — Ты что, посмел ее обидеть? — не выдержав, попрекнула Белла, взглядом которой можно было гвозди забивать.       — Успокойтесь! — приказным тоном, осадил присутствующих Геллерт. — С тобой поговорим об этом позже, — смягчился мужчина с легким прищуром взирая на Блэка.       Хотелось ли Сириусу провалиться сейчас сквозь землю? Определенно.       Откинувшись на спинку стула, Блэк опустил взгляд на свои ладони. Неопределенный ответ Гриндевальда подкинул уйму вариантов для размышлений. Джеймсу с Беллой только оставалось гадать, что такого могло произойти. Тем временем близился час охоты, и все потихоньку стали расползаться по своим постам.       Неторопливо направляясь в сторону южного района горда, Сириус никак не мог перестать думать о предстоящем разговоре. Для него это было сравнимо с тем, как отец понравившейся девочки зовет на пару слов. Оно и ясно, Роуз осталась совсем одна и, безусловно, Геллерт вложил немало сил в воспитание и заботу о ней. Блэк ухмыльнулся, в очередной раз сравнив Яхрон со столицей. Родители светской дамы мягко бы намекнули или же, после приема, отправили письмо о своем не согласии на помолвку. В нынешней обстановке он ни сколь не удивится, если в конечном итоге, с него шкуру сдерут. Самым ярким примером для мужчины являлся Джеймс и его забеги от отца Беллы. И не смотря на возраст, Роуз все равно осталась для Геллерта маленькой ранимой девочкой. По крайне мере Сириус так думал. И даже чудовища, что прибыли в город первыми, лишь ненадолго прервали его размышления. К тому же, всю дорогу до точки назначения, Блэк невольно сравнивал их. Легкость, стиль боя, сосредоточенность и даже первая форма оружия были похожими.       — Вы хотели поговорить со мной, — осмелился напомнить Сириус, как только на улице стало спокойно.       — Верно. Я дам тебе совет. Если слова летят из уст быстрее, чем ты в силах их осмыслить — замолкни. Твое мнение подождет своего часа, когда ты обдумаешь его тщательней, — тихим голосом произнес Геллерт, осматривая взглядом местность вокруг. — Ни в коем разе не призываю тебя молчать. Ссориться с женщиной нужно, в противном случае, молчание приведет к концу. Я не в праве судить кого-то одного их вас. Виноваты оба. Роуз не следовало срывать свои эмоции, а тебе бить по ее самому слабому месту. Но в жизни бывает всякое и судьба так сложилась, что эта ссора состоялась. Теперь все зависит только от вас. Либо вы оба, снедаемые гордыней, продолжите жить как и жили, либо один из вас найдет в себе силы сделать первый шаг, — закончил с наставлениями мужчина.       Сириус, внимательно выслушал, ненадолго придравшись воспоминаниям. Ее глаза, выражающие вину и сожаление, тихий голос и фраза, одна единственная, из-за которой чувство вины заклокотало сильнее.       — Как думаете, в чем еще может нуждаться девушка в такой ситуации? — спросил Сириус, ища поддержки, словно на мгновение став юнцом, не понимающем, как ему поступать дальше.       — Позволь ей быть слабой рядом с собой, — посмотрев на Блэка, произнес Геллерт, улыбнувшись уголками губ, и прищурился, словно оценивая, — хоть это и сложно, учитывая ее характер, но, думаю, ты вполне способен справиться с этой задачей.       Сириус лишь кивнул, чувствуя на себе изучающий взгляд. В мужчине присутствовали хорошие качества и не мало, однако Гриндевальда все еще, в какой-то степени, настораживало его безрассудство и бунтарство замеченное в Соборе при первой встрече. Роуз давно не ребенок, ей не скажешь, что это плохой мальчик, не дружи с ним. Она взрослая девушка и сама способна выбирать, кого любить. И все же что-то заставляло Геллерта приглядываться, быть недоверчивым и, немного, предвзятым.       — А теперь, будь добр, покажи мне, как внимательно ты слушал свою наставницу, — строгим голосом произнес Гриндевальд, жестом указывая на трех чудовищ, вышедших из переулка им на встречу.       Собравшись, Сириус посильнее схватился за копье, приготовившись дать отпор и не ударить лицом в грязь. По завершению своеобразного экзамена, Блэку все же пришлось выслушать нравоучения об ошибках, замеченных Геллертом по прошествии всего времени охоты. Сириуса, успевшего привыкнуть к не очень приятной процедуре, это никак не злило, а совсем наоборот, Блэк сам начал задавать вопросы и разбирать свои же промахи. В какой-то степени его немного задевало. Каждый любит, когда его хвалят, но и критика важна, как неплохая мотивация совершенствоваться. В прочем, мужчина научился попросту не обращать внимание на это небольшое неудобство. Для себя он отметил, что ночь выдалась довольно познавательной. Поохотиться бок о бок не просто с кем-то, а первым охотником, опыту которого можно было только позавидовать, мог не каждый.       С приходом рассвета они неторопливо отправились в таверну. Застали по дороге Эрнеста, перекинулись с ним несколькими житейскими фразами, да и в целом неплохо пообщались. Геллерт даже выдал парочку забавных историй из разряда учебы Роуз. Как та, довольно долгое время, не могла научится стрелять и делала это просто отвратительно. На приятной ноте они зашли в таверну одни из последних, первым делом посетив мастерскую.       — Ну как? Не захотелось обратно к Роуз? — с ухмылкой спросил Джеймс, который уже заканчивал чистить оружие.       — Ну как сказать, — улыбнулся Сириус, потерев шею ладонью, — довольно познавательная вышла охота, но по Роуз я все же соскучился, — признал мужчина, откручивая лезвия копья.       — Она любит розы, белые, — шепнула Беллатриса, вешая на стену арбалет.       — И шоколад, бери молочный, — с умным видом добавил Поттер, повторив тоже действие, что и Белла, только уже со своим оружием.       — Так, ну-ка прекратили ему подначивать, — строго шикнул на них Гриндевальд. Парочка сразу же замолчала, удаляясь из мастерской.       — Джеймс, — окликнула охотника Макгонагалл, подзывая жестом к себе. Нахмурившись, Поттер подошел ближе. — Я по поводу Марлин.       — Ее ранили? — напрягшись, спросил Джеймс.       — Нет, но во время осмотра я заметила на ее теле синяки. С Мартиной дела обстоят куда хуже. Боюсь, это дело рук Гарольда, — шепотом сказала Минерва, поджав губы.       — Подожди, ты точно в этом уверена? — опешив, задал следующий вопрос мужчина, немного теряясь от столь серьезного заявления. Ведь до этого момента он всегда считал семью Маккиннонов самой обычной и вполне себе счастливой.       — Джеймс, я лекарь, я могу отличить синяки, полученные в ходе случайного удара, от рукоприкладства, — сделала строгое замечание женщина, скрестив руки на груди и оперлась плечом о дверной косяк.       — Я тебя понял, — ответил Поттер, проведя ладонью по лицу, — в обед схожу к ним домой и проведу профилактическую беседу и не переживай, бить не буду, — заверил он, увидев немой вопрос в глазах Макгонагалл.       — Расспрашивай аккуратно, мне кажется с Гарольдом явно что-то не так, — настоятельно предупредила Минерва.       — Хорошо.       Проводив Джеймса взглядом, женщина зашла обратно в Лекарную, собираясь прибраться. Мэри она отпустила к Ремусу сразу же, как наступило утро и теперь сможет спокойно насладиться одиночеством. Порой она специально задерживалась ради этого. Дома царила не та атмосфера, многое напоминало о прошлом, а избавиться от памятных вещей рука не поднималась. Однако судьба бывает очень иронична и как только Минерва подвела уборку к концу, сзади послышалось тихое покашливание. Она повернулась, осуждающе глядя на посетителя и, по-совместительству, главную причину подтолкнувшую полюбить одиночество.       — Не ожидала увидеть тебя с утра пораньше, — хмыкнула женщина, колко осмотрев нарушителя ее идиллии с ног до головы.       — И тебе доброе утро, — улыбнулся Геллерт с озорным прищуром, — не позволишь мне сопроводить тебя до дома?       — Пять лет ты нос воротил, а тут проводить решился, тебя чудовища покусали, что ты вдруг в образцовые джентльмены заделался? — поведя бровью, устало спросила Макгонагалл.       — Про нос я бы поспорил, — осмелился возразить мужчина в шутливой форме, заложив большие пальцы рук за ремень.       — Замолчи, — с проскользнувшими нотками обиды в голосе отмахнулась Минерва, скривив губы, — лучше уходи, — добавив, она отвернулась.       Чуть наклонив торс, женщина оперлась руками о столешницу надеясь, что он послушает ее, отбросит попытки что-либо исправить. Но он не ушел, о чем сулили тихие шаги. Все ближе и ближе, призывая сердце кричать о наличии живых мест, не тронутых рубцами. А затем она чувствует теплоту его ладони на несколько сантиметров выше поясницы. Плавное движение вверх, слабое давление пальцами на позвоночник заставляет ее вздрогнуть и прикрыть глаза, уронив голову чуть в бок. Добравшись до шеи, он тянет за гребень, даруя густым волосам долгожданную свободу, запускает пальцы в темные локоны, проводит по коже головы, массируя, вызывая блаженство. Минерва горько ухмыляется, поддаваясь навстречу ласкам, давно забытым и неимоверно чужим. Он делал так каждый раз, каждый чертов раз, когда она казалась ему хоть чуточку уставшей. И что-то ломается внутри, принуждая сдаться, не позволяя оттолкнуть.       — Я уже ушел однажды, — слышит она совсем близко над ухом. Даже с закрытыми глазами она могла сказать наверняка, он стоит чуть расслаблен, убрав одну руку в карман брюк, смотрит сверху вниз, как она тает, до бешенства спокоен и сдержан. — Дай мне шанс, — в пол голоса добавил Геллерт, шумно выдохнув.       — Чертов манипулятор, — огрызнулась Минерва, со злостью отмахнувшись от его руки, — ты все уже сказал тогда, поздно что-то менять.       — Я был пьян, — прорычал мужчина, развернув ее к себе лицом, — и повел себя, как последняя сволочь, я знаю и я жалею, очень жалею. Один шанс.       — Мне кажется или я слышу безысходность? — нарочито удивилась Минерва, добивая его своим вопросом. Геллерта сложно было вывести из себя но ей, почему-то, это удавалось сделать чуть ли не по щелчку пальцев. Иногда казалось, что с ней он позволял себе быть поистине открытым, каким бы эмоциям ни был подвластен.       — Ты можешь, черт тебя дери, хоть раз побыть… — повысил голос Геллерт отходя от нее на два шага и запнулся, не в силах подобрать правильное слово. Сжав кулаки, он выдохнул. — Знаешь, что больше всего вгоняет меня в бешенство? — прошипел мужчина, впившись в нее испепеляющим взглядом. — Ты всегда любила быть сверху: на охоте, дома, в ссорах, даже в гребанном сексе, во всем. Я оступился лишь раз, неужели тебе так сложно просто попробовать принять мои ухаживания? Пять лет прошло, не устроит, пошлешь.       — Геллерт, — прикрикнула Минерва, проведя ладонью по лицу и ненадолго замолчала. Оперевшись спиной о столешницу, зарывшись пальцами в волосы и несильно сжав их, она переваривала случившееся. Сложно признать, но он был прав. Прошло пять лет и обида давно иссякла, преобразовавшись в принцип. Она привыкла быть обиженной, привыкла отталкивать и злиться и, по сути, ей ничего не мешало просто попробовать. Ко всему прочему, она порой тосковала по нему, боясь признаться в этом даже самой себе. — Проводи меня, — на выдохе, согласилась Минерва, с непонятной тяжестью взглянув на него.       — Жду тебя снаружи, — обыденно спокойно кивнул Гриндевальд, покидая Лекарную.       Обняв себя за плечи, женщина судорожно облизнула пересохшие губы. Ее мироздание дало брешь, а из трещины просочилась тоненькая струйка теплого света воспоминаний, что старательно прятали столько лет. Хороших, плохих, веселых и грустных. В груди заклокотало, еле заметно, но болезненно приятно. Проведя в таком положении не больше минуты, она потянулась к вешалке и поймала себя на мысли, не пора ли ей и впрямь перестать быть сверху и, наконец, расслабиться. Накинув плащ, Минерва вышла из Лекарной, пообещав себе подумать об этом на досуге.