Долгое эхо песков

Алый Король умирал. Тамим отчаянно не хотел в это верить. Но если днем он еще мог отвадить холодящие когти реальности делом, помогая располагаться все прибывающим в деревню людям, то по ночам хищное несчастье вновь расправляло над ним свои бездонные крылья, поглощая и звезды над дюнами, и шорохи обживаемой деревни, и жалкие остатки еще теплившейся надежды. В последнее время лорд совсем перестал надевать маску, — ту самую костяную маску орлиной головы, которая несколько тысячелетий оставалась главным символом его королевской власти над всеми народами песков. И когда Тамим возвращался и прикрывал за собой дверь, то за каждым его движением следил не грозный божественный лик многочисленных храмовых барельефов, а абсолютно человеческое лицо, с по-человечески заметным отпечатком усталости и болезни. — Тамим? Его голос тоже звучал по-человечески. По-человечески угасающим. — Я здесь, мой лорд. — Расскажи, что там происходит. Тамим рассказывал. И втайне уповал, что пусть незначительные, но хорошие новости послужат владыке если не исцелением, то хотя бы щитом от того, что убивало его изнутри. Рассказывал, как с каждым восходом Касала и другие жрецы выводили из песчаной ловушки еще больше выживших. Как Кхнему, даже лишившись всех своих первозданных конструкций, усердно работал над расширением границ их скромного пристанища. Как для пострадавших было организовано отдельное жилище неподалеку, где он сам вместе с посланником Руккхадеваты, цветочным рыцарем Фаррисом, как могли обеспечивали их всем необходимым. И хотя они все еще не нашли способа избавиться от скверны, они были уверены, что решение где-то рядом. Владыка пустынь слушал внимательно, не сводя с принца глаз. Тамим видел, как он удовлетворенно моргал на слова об успехах, морщился при упоминаниях разрушений, и как горько усмехался его заверениям, что они обязательно смогут возродить королевство красных песков лучше прежнего. И эта горькая улыбка рвала фамильяра на части безжалостнее, чем девяносто девять духов Голодного Ущелья в его подчинении. Песчаные лисы, при всей своей ненасытности, глодали только плоть. Тот факт, что великий лорд смирился с мыслью о своей скорой смерти, выедал душу. Лекарь Фаррис неизменно ждал его в Дар аль-Шифа, «доме здоровья», как назвал это место Кхнему. Архитектор, бесспорно, хотел как лучше, вдохнуть в глиняные стены хоть немного хорошего — но реальность, увы, любила злую иронию. Ни один человек еще не покинул «дом здоровья» здоровым. — Сколько умерло за ночь? — Десять. — Изменения? — Физических — ни у кого. Один рабочий выражает душевные, но вряд ли их можно трактовать, как хорошие. Он попытался сбежать и размозжить голову о камень. Я связал его, но он продолжает кричать, что лучше самому отнять у себя жизнь, чем заканчивать ее беспомощным червем. — А что насчет твоих экспериментов? Есть прогресс? — Ваше Высочество, — зеленоволосый рыцарь угрюмо протер по-змеиному суженные глаза. — Мне кажется, вам пора взглянуть правде в лицо. То, что натворил ваш лорд… это необратимо. Ядовитое знание, не принадлежащее нашему миру, не может быть очищено нашими умениями. Вам стоит порадоваться, что Селестия вмешалась вовремя и помогла погрести его в песках. Иначе бы скверна накрыла не только ваши пирамиды, но и весь Тейват. — Вовремя? Вовремя?! Песок вокруг разъяренного принца с воем взметнулся, принимая очертания призрачных скалящихся существ. — Селестия нас уничтожила! Ее буря в одну ночь разрушила все, что мы лелеяли сотнями веков! А сколько невинных людей погибло, потому что там наверху не соизволили даже предупредить нас о своей «помощи»?! Лекарь и бровью не повел, только небрежно махнув рукой в воздухе. Из-под земли выстрелили пухлые лиловые бутоны, развеивая песчаных призраков Тамима. — Не люди вызвали гнев небесного порядка, а лорд аль-Ахмар. Теперь настал черед расплаты за ошибки. — Фаррис, ты забываешь свое место, — с нажимом произнес ушастый. — Вовсе нет. Я фамильяр, как и вы, Ваше Высочество. Мы с вами на равных. И прежде чем вы упомянете госпожу Руккхадевату, уточню: фамильяры не обязаны во всем соглашаться со своими повелителями. Моя леди, возможно, и сочувствует вашей беде, но я не настолько сентиментален. Лорд аль-Ахмар пошел против Селестии, и должен был понимать, что Селестия таких как он не прощает. Хотя золотая шерсть яростно вздыбилась, за напрашивающейся на драку злобой Тамим спрятал бессильную мольбу: слова цветочного рыцаря заточенным хопешем вонзились в самое сердце, правдивые как никогда. Да, его лорд оступился. Поддался развращающему шепоту предательской Бездны, сделал неправильный выбор… Но разве он и так не понес уже свою кару, сраженный той же болезнью, что и его подданные? Почему он вынужден умирать? И почему он вынужден умирать с осознанием, что обрек на неотвратимые страдания не только самого себя, но и весь свой народ, который так любил? Бутоны вокруг Тамима лопнули, когда он опустошенно рухнул на колени, устремляя невидящий взор куда-то вдаль, к горизонту, где под мертвым песком было похоронено все, что им было привычно раньше. Невесомое облако сладко пахнущей пыльцы окружило его, усмиряя клокочущую ярость, а плеча коснулись бледные пальцы. — Вы можете не слушать меня, принц. Но не уповайте на то, что я вот-вот смогу сотворить какое-то чудесное снадобье. Разделите лучше это время с лордом аль-Ахмаром, раз уж питаете к нему столь нежные чувства. В Дар аль-Шифа я управлюсь и один. Тем более, что живых пациентов все меньше. «Живых», — эхом отозвалось в сознании. «Живых пациентов все меньше» Ноги сами донесли его до места. Дверь на окраине деревни привычно закрылась на особый замок, чтобы никто не мог потревожить покой короля. — Тамим? — Я здесь, мой лорд. — Хорошо. Я ждал тебя. На этот раз приглашение лорда было молчаливым. Наклоняясь за поцелуем, Тамим заставил себя забыть о моментально скрутившей желудок щемящей жалости: владыка умирал, но не позволял им держаться с ним, как с умирающим. Раздевался он медленно, зная, что лорду нравится смотреть. Откреплял с броши вечноцветущую солнечную розу, тянул прочь широкий плетеный воротник, разматывал подпоясывающий шарф, звеня нашитыми на нем самоцветными бляшками. Переступал через упавшие на пол шаровары и позволял божественным рукам скользнуть под подол туники и стиснуть голые бедра. — Тамим, — рокотал лорд, откидывая покрывало и усаживая его к себе на колени, привычно-властно, но непривычно-осторожно. — Мой драгоценный Тамим. Что за грусть дерзновеет омрачать твое лицо на моем ложе? — Ничтожная безделица, мой ло… — давился он, не желая ничего так сильно, как забыться в его нежных касаниях и поверить, что неизлечимая болезнь, наказание Селестии, падение королевства, — все это было лишь несбывшимся сном. — Тогда оставь ее. Ладони гладили по животу, по ягодицам, находили основание хвоста, отчего тело пробивала крупная дрожь. Чуть раскачивали легкого принца, подталкивая выше, и затем опускали, соединяя, растягивая, заполняя. Пальцы переплетались, нос невольно утыкался в непокрытые волосы, после коллапса выцветшие из серебристых в тускло-серые, почти седые; под кожу втирались запахи янсуна и теплого масла. — Слушаюсь, мой лорд, — чуть не плача, отвечал Тамим. Повелитель прижимал его к груди, горячими губами собирал катящиеся против воли по щекам слезы, и фенек не выдерживал. — Ахмар, — срывался он в надрывный шепот, исступленно ища еще более крепких объятий и еще более чувственных, нуждающихся поцелуев, как будто бы это был его первый раз. — Ахмар, Ахмар, рухи, не покидай меня! Я не смогу без тебя, Ахмар, мой господин, мой король, прошу… Аль-Ахмар, все с той же печальной улыбкой, позволял ему выговориться. Но в ответ Тамим снова и снова слышал только слова любви. И никогда — обещания. Ночью, когда лорд задремал, он неслышно соскользнул с постели и выглянул в окно: беспросветная чернильная тьма показалась ему ослепительной. Все оставшееся время до рассвета он провел, свернувшись клубочком у него под боком. В руках он сжимал руку Ахмара, и в пальцы больно кололись твердые жесткие чешуйки, которых со временем становилось только больше по всему телу его божества. Драку с Фаррисом, несколькими днями позже переполошившую всю деревню, остановить смог только Касала. И только после того, как высвободил на головы обоих особо мстительное проклятие своего демона-ифрита.

***

Он еле-еле отдышался, чтобы не выглядеть так, словно ради этой встречи три раза галопом оббежал всю Академию в поисках одного конкретного парня с Хараватата. (Он оббежал, буквально. Но представиться все же хотелось в более подобающем его статусу виде) Аль-Хайтам, тот самый, со студенческой карточки, только наконец-то живой и реальный, остановился на пороге библиотеки, зажав под мышкой несколько книг, и посмотрел на него теми самыми, выворачивающими все его существо наизнанку двухцветными глазами. — Доброе утро? — задавая вопрос, он по-птичьи чуть качнул головой к плечу. Так знакомо. — Доброе утро, аль-Хайтам, — на автомате ответил Тигнари, не поспевая мыслью за словами. Хайтам… Даже имя слишком подходило, чтобы назвать это все простым совпадением. Молоденький орленок прилетел занять давно опустевшее гнездо предшественника. Обернув кончик хвоста за щиколотку, чтобы тот не вилял слишком очевидно, рейнджер практически прошептал заветное: — Ты… Ты меня помнишь? — Хм? — снова птичий наклон и, к его резко похолодевшему нутру, никакой оживленной искры в лице. Молчание затягивалось, и с каждой секундой нехорошее гнетущее предчувствие все росло, сковывающим морозом пробираясь вверх по спине. — Ах, конечно! Конечно, — выражение аль-Хайтама вдруг прояснилось. — Мастер Тигнари. Вы выступали на приветственном собрании, так? …на собрании? На каком- На этом? Но как же… — Д-да, я там был. Он разом растерял былое оживление, как опаленный вспышкой Пиро элемента плесенник, и смог только так же убито промямлить: — А… а до того? Мы встречались с тобой… до этого года? — Не думаю. До поступления я имел контакты в Академии только с мадам Фарузан. Возможно, вы слышали обо мне через нее? — Да… Возможно. Сколько… Сколько тебе лет, аль-Хайтам? — Двадцать три. — Двадцать три… и все? — Да? Вы можете проверить по вступительной анкете, я заполнял правильно. Кхм. Так и… Вы что-то хотели от меня, мастер Тигнари? Тигнари даже не понял, произнес ли он хилое позорное «да нет, ничего» или снова, — во второй раз уже, чтоб его! — молча малодушно сбежал с места преступления. | Он его не узнал | Мысль колотилась в мозгу подстреленной птицей. | Это он. Сомнений быть не могло. Он чувствовал его, чувствовал, когда произносил новое имя, когда смотрел ему в лицо. Фамильяр признал своего лорда. Но вот он — его… | Кхнему открыл ему с радушным жестом гостеприимства, но выглядел он, стоя на его пороге в одиночестве, очевидно, так плохо, что жест интуитивно превратился из приглашения в утешающее объятие. Архитектор отвел его вглубь дома, на диван, где рядом был накрыт стол на четверых, который он, не колеблясь, отодвинул в сторону. — Тамим, что случилось? | Лорд забыл их | Рейнджер с трудом поднял на него влажно блестящие глаза, и его губы предательски задрожали. — Он не помнит. О, Кхнему! Он совсем нас не помнит! — Не помнит, — эхом отозвался второй фамильяр. Он стиснул ладонью его плечо, так сильно, что у Тигнари не хватило духа взглянуть ему в лицо. Он и без того знал, что друг ошарашен не меньше. — Нас не помнит. Допустим. А себя…? Бывший принц отрицательно мотнул головой. — Я не понимаю, Кхнему! Он должен быть Ахмаром, у него глаза Ахмара, манеры, голос, цвет волос… Но при этом он самый обычный человек! «Студент Хайтам, двадцать три года от роду, чем могу вам помочь мастер Тигнари». И все! — Кто бы мог подумать… Архитектор отпустил Тамима, тяжело присаживаясь на диван рядом. Принц понимающе сжал его пальцы в своих. Действительно, кто бы мог подумать, что в итоге все обернется именно так. Что сокрушительное поражение будет поджидать их в одном шаге от торжественного завершения тысячелетнего ожидания. А с каким счастливым волнением они схватились за фотографию Хайтама в библиотеке, в один момент без даже тени сомнения опознав в нем их возлюбленного бога- Нет, минутку. Кто бы мог подумать? Сайно мог! Сайно с самого начала знал, кого они искали. Сайно же и достал им нужное эссе. Значит, Сайно было известно больше, чем им, но он не потрудился ничего им сказать. Хотел лишний раз посмеяться? Или… или что-то еще? — Кхнему. Ты ведь пригласил Сайно выпить? — Конечно. После омоложения старик Касала может и ведет себя в несколько раз страннее, но он все еще наш старик. Который помнит, по крайней мере, — невесело усмехнулся тот. — А что? — Да так. Хочу кое-что у него уточнить, — в кулаке Тигнари на секунду замерцал контурами витой лук.

***

— Интересная у вас… выпивка. Загорелый мальчишка флегматично покосился на чисто-белое, с искусной позолотой и тонкими листьями из нефрита, плечо лука, придавившее его грудь к стене. — На закуску, полагаю, будут пироги? Тамим и Кхнему даже не улыбнулись. — Железные пироги? — невозмутимо продолжил он, объясняя шутку. — Есть такая метафора, про боевые снаряды? А вы пригласили меня к столу, хотя по факту и наставили на меня оружие, вот и получается, что… — Сайно, заканчивай с играми. Что ты знаешь про аль-Хайтама?! — Ах, так вот оно что. Губы генерала махаматры растянулись в подобии насмешки. — Вы с ним встретились. Ну и, как вам новое воплощение нашего великого Алого Короля? — У него нет ни малейшего воспоминания о прошлом! — нефритовые листья убедительней царапнули открытую грудь под кромкой короткого черного топа. — И что-то мне подсказывает, что ты можешь рассказать об этом больше. — С чего ты решил? — В библиотеке ты знал обо всем заранее, ведь так? А до этого, в день приветствия, ты в очередной раз просил меня сдаться, — ответил Тигнари, стискивая лук крепче. — Это не совпадение, Сайно, я не поверю. Поэтому говори! — А если я скажу, что вы не правы, и у меня на самом деле не больше информации, чем у вас? — Слишком уверенный для незнающего, — холодно заметил Кхнему. — Тоже справедливо. Ладно, убери уже ты этот несчастный лук, Тигнари! Хватит. Давайте обсудим все спокойно. По кивку рейнджера, Кхнему пододвинул к Сайно стул, и только потом Тамим медленно отвел оружие в сторону, концом указывая махаматре сесть на предложенное место. — Итак. — На самом деле, никакой страшной тайны у меня нет, — пожал плечами Сайно, поудобнее подбирая одну ногу под себя. — Я просто увидел эссе немного раньше вас. Я все же генерал махаматра, в мои обязанности входит просмотр всех формуляров перед началом обучения, чтобы знать потенциальные неприятности в лицо. Заметил там этого аль-Хайтама, задумался, решил увидеть лично. Меня, как вы могли догадаться, он тоже не вспомнил. — Но ты не споришь, что он — это Ахмар. — С твоей точки зрения? Полагаю что нет, так и есть. Но я спорю с тем, чтобы называть его прежним именем лорда. — Если все понял сразу, почему не сказал нам? — Не хотел разочаровывать? И подумал, что будет лучше вам убедиться самим, чем с моих слов. Потому что это именно то, о чем я уже спрашивал тебя, Тигнари. Что бы ты стал делать, если бы лорд аль-Ахмар вернулся, как ты и мечтал, но при этом оказался уже не тем аль-Ахмаром, которого ты ждал? — Вытащил бы твою наглую рожу в Голодное Ущелье и посмотрел, сколько лисиц хватит, чтобы ни косточки от тебя не осталось, — мрачно пробормотал лесной страж. Кхнему обошел стул генерала по кругу, поглощенный какой-то мыслью. — Эй, Сайно, ты ведь тоже прошел через реинкарнацию, хм? Если ты имеешь в виду, что аль-Ахмар… Аль-Хайтам и не должен знать свою прошлую личность, то почему тогда у тебя остались все воспоминания Касалы? — Таких назойливых идиотов, как вы двое, попробуй тут забыть. Я с вами поседел уже, во! — Сайно демонстративно дернул себя за свисающую из-под шлема белую прядь. К вскинутому луку добавился глухо стукнувший об пол увесистый двуручный меч Кхнему. Махаматра благоразумно прикусил язык. — Да не знаю я, почему так! Возможно, что ритуал, который лорд провел для нас, чтобы сделать фамильярами, работает иначе, нежели перерождение настоящего божества. Это ведь мы заключали с ним контракт. Не наоборот. — Может, стоит обратиться к Руккхадевате? — предложил архитектор. — Кто знает о божественных укладах лучше, чем еще одно божество. К тому же, она наверняка будет рада услышать, что Алый Король снова с нами. Она так поддерживала нас… после случившегося. — Нет! — Сайно вскинулся даже как-то слишком поспешно. — Она вам не поможет. — Это еще почему? Если она сменила форму, не значит, что она нас забыла. В тот раз, когда она запечатала скверну, она тоже уменьшилась до юной девочки, но ее мудрость нисколько не иссякла. Ты говорил, что теперь она совсем малышка, малая владычица Кусанали, я помню. Ну и что с того? Память же она не потеряла? — Потому что, — отрезал тот. — Нечего вам в Сурастане делать. Леди Кусанали нужен полный покой для ее восстановления, и она не дает аудиенций. Не считайте себя настолько особенными. — И что ты тогда предлагаешь? Госпожа Пушпаватика, увы, тоже недоступна. Уже пару тысяч лет как. Кстати о ней! Перерождений Богини Цветов я с тех пор не встречал, — вспомнил Тигнари. — Полагаю, это потому, что она и не планировала возвращаться? Она ведь нарочно хотела, чтобы ее смерть запомнилась аль-Ахмару надолго. Сумасшедшая женщина… — Еще одно слово о леди Пушпаватике, и на мирный диалог больше не рассчитывайте, — глаза Сайно полыхнули нехорошим огнем. Фамильяры знали его слабое место. — Тогда скажи, что нам по-твоему делать! — Может, охладить пыл и оставить аль-Хайтама в покое, а? Не думали, что он мог пожелать в этой жизни отдохнуть наконец от ваших нескончаемых домогательств? — Сайно-о… — Ну а что вы от меня хотите услышать? Я был жрецом, а не оракулом! Я могу вытащить из человека органы, но не могу взять и нагадать вам на них ответы. В комнате повисла напряженная тишина. Кхнему с Тамимом переглянулись, признавая резонность сказанного. Все оружие примирительно растворилось в магической вспышке. — Прости, — вздохнул ушастый. Он отошел к столу, чтобы подобрать с него бокал вина, и протянул его генералу махаматре. — Ты прав. Нам надо обдумать все еще раз, но позже. Мы сейчас вряд ли мыслим трезво. — Наконец-то слышу первую адекватную мысль в этих стенах, — проворчал тот, но вино принял. — И на будущее. Тамим, Кхнему. Единственное, о чем я прошу, — думайте, прежде чем делать. Вы ведь не хотите, чтобы аль-Хайтам повторил судьбу вашей предыдущей «ошибки»?