***
Аль-Хайтам с легким интересом смотрел, как Кавех будто бы невзначай бросил на его стол очередную библиотечную книжку в кожаном переплете, потом оперся о столешницу ладонью и принялся невинно бегать глазами от одной стены к другой. Делал вид, что он вовсе и не причем. — Это уже третья за две недели, — заметил Хайтам, безжалостно обламывая соседу всю смехотворную конспирацию. — И я так полагаю, опять про пустыню? — Хайтам! Пойманный с поличным, Кавех очень забавно подпрыгнул на месте, отчего его бордовый шарф на секунду подлетел кистями вверх, придавая длинноногому архитектору некую схожесть с нелепым огромным богомолом, а затем опал, когда Кавех согнулся, хватаясь за ушибленное об угол столешницы колено. — С-селестия, обязательно надо так пугать?! Тц… Я думал, ты спишь. — Я дремал. Но ты топаешь громче руинного молотильщика. Если уж собрался сделать что-то тайно, сначала убедился бы, что снял каблуки и убрал с дороги все свои пустые чернильницы. Кавех пожал плечами и носком туфли задвинул неаккуратно разбитое стекло под кровать. — С каких пор ты вообще днем спишь? — С таких, с каких имею на это полное право. И не уходи от темы. Ты мне зачем книжки про пустыню носишь? Тебя мадам Фарузан подкупила? — При чем здесь мадам Фарузан? — не понял Кавех. — И вообще, почему ты решил, что это тебе? Мне что, нельзя на твой стол даже книгу свою положить на пару минут? — Потому что мадам Фарузан второй год пытается увлечь меня руническими памятниками цивилизации Алого Короля, чтобы я взял их в качестве выпускной работы. Удивительно, что об этом знает весь этаж, но ты как-то пропустил мимо ушей. Так же удивительно, как и тот факт, что ты притащил сюда уже третью «свою» книгу о пустыне, при этом не имея ни одного проекта, связанного с ее архитектурным наследием. Смотреть за тем, как красочно меняется лицо экспрессивного блондина в ответ на каждую его в общем-то вполне банальную логическую цепочку, приносило аль-Хайтаму большое удовольствие. Кавех всегда сначала делал крайне удивленное выражение, округляя глаза; затем к коммуникации подключались его артистичные кисти, затянутые в выглядывающий из-под рукавов белой рубашки темно-серый шелк, и возмущенно всплескивали в воздухе, как если бы дирижировали эмоцию по направлению к собеседнику; последними в движение приходили тонкие розовые губы, драматично ломая линию в форму обиженной наивности. — Ну так и? Я все еще жду объяснения, в чем великий смысл твоих махинаций с библиотечной литературой. Я десять раз объяснил мадам Фарузан, что мне нужно время, чтобы обдумать все «за» и «против». И всякие засланные агитаторы вроде моего сожителя мне в этом не помогают, можешь ей так и передать. Губы Кавеха сжались в бледную ниточку, крылья носа затрепетали, а сам он всем телом пополз вверх, приподнимаясь на носках: накапливал энергию, как параметрический преобразователь, чтобы выдать ему что-нибудь парирующее. Рука в темном шелке резко схватила книгу со стола (закрепляющее ткань кольцо на безымянном пальце по-свински проехалось ребром по толстой тисненой коже обложки, на что аль-Хайтам неодобрительно поморщился), и сосед размахнулся ею, словно царским скипетром, обвинительно наставляя на него корешок. — Я-я-я если что-то и хочу этим сказать, то только то, что ты такой же, как этот Алый Король! — Такой же — это какой? — невозмутимо уточнил студент. — Такой же… такой же… — тот вдруг смешался, смущенно дергая книгу назад к своей груди. Любопытно. Такая реакция на его лице была редкой. Она выглядела отличной от их обычных перебранок, хотя и без объективных располагающих к подобной перемене факторов. Аль-Хайтам чуть приподнялся в кресле, заинтересованный. — Что, язык проглотил? Кавех глубоко вдохнул, закружился на месте, и лингвист отметил, как потихоньку его плечи стали расправляться обратно, а уголки рта хитро дернулись: придумал наконец ответ. Книжка вновь взлетела в воздух. — Такой же невыносимый зануда! Эх, нет, это он уже видел. Пока не изученное им переходное состояние Кавеха между параметрическим преобразователем и петушащимся пернатым плесенником, как и следовало ожидать, ускользнуло также быстро, как появилось. Хайтам откинулся обратно на мягкую спинку и посмотрел на старшего из-под челки, не впечатленный. — Или может ты хочешь сказать, что я такой же волюнтарист? — Или что ты такой же волюнтарист. — Или что ты тоже хочешь секс на троих? — Или что я тоже хочу секс на троих… — на автомате повторил тот, прежде чем осознать смысл. — Подожди, что ты только что сказал?! — Ничего. — Где там написано, что у Алого Короля был секс втроем? — Кавех неожиданно вместо того, чтобы закономерно расхохотаться или заявить об абсурдности, хлопнул книжку в подставленную ладонь и начал торопливо перелистывать страницы. Забавно. То, как архитектор с самым серьезным видом листал переводы табличек в поисках упоминаний… Неужели купился? На самую спонтанную глупость, какую он только смог выдумать? — Хайтам, где тут об этом говорится, ну! Аль-Хайтам пожал плечами. — Что, не нашел? — как можно обыденней спросил он. — Как же так! А ты попробовал посмотреть на той же странице, где и цитата, что Алый Король «невыносимый зануда»? — Ты-ы-ы! — поняв, что его обвели вокруг пальца, Кавех возмущенно закрыл томик и кинул его сверху на пачку бумаг. — Очень остроумно. — Что и требовалось доказать. Вот если бы ты действительно читал книги, которые мне подсовываешь, я бы может даже и повелся. А так только выставляешь себя на посмешище. — Я читал! — Да ладно. И откуда тогда такие неортодоксальные толкования? — А ты попробуй докажи обратное, раз такой умный! — Легко, драгоценный ты мой. Не потрудишься подать блокнот, вон там, правее? Благодарю. Аль-Хайтам бережно перевернул исписанные плотными ровными строчками листы, отыскивая нужный фрагмент. Это были выдержки различных текстов с артефактов цивилизации песков и его личные комментарии к популярным на Хараватате их переводам (а также соображения насчет встречающихся там, по его мнению, неточностей в интерпретации некоторых рунных начертаний). Оценивая довольно солидный объем записей, накопившихся за два года, студент действительно периодически помышлял о выпускной работе на связанную тему. Но пока не мог сформулировать что-то действительно масштабное, так как все его заметки касались только незначительных исправлений в случайных текстах, без общей идеи. Наставница Фарузан, правда, проблемы в отсутствии в дипломе четкой проблемы не видела, — но с другой стороны, ей в комиссии это было простительно, так как кроме нее разгадыванием паззлов всерьез не занимался никто. А вот землей по ту сторону стены Самиэль в Академии интересовался чуть ли не каждый третий, причем абсолютно со всех даршанов. Даже ботаники Амурты умудрялись откопать в голых бесплодных песках материал для диссертаций, как мастер Тигнари со своим экспериментом по возрождению античных падисар, — что уж там говорить про лингвистов и историков, которым руины Алого Короля который век служили главным научным хлебом. Если бы он всерьез решил взяться за научку по пустыне, ему следовало бы сначала придумать самый скандально-заметный тезис из возможных, чтобы выделиться, а потом так же громко его доказать, чтобы при этом не вылететь. Каким же образом это реализовать, он пока не понимал, — поэтому и продолжал говорить Фарузан, что еще думает. — Ну вот например здесь. Палец Хайтама ткнул в страницу из середины блокнота. «Поэтому он создал для нас волшебные сосуды из серебра и наложил на них свои печати. Так мы, духи, стали его слугами и посвятили себя различным благородным занятиям, как созидание и изыскание… И служба была нам не в горе, а в радость» — прочитал он. — Это из «Магической бутыли» в переводе господина Яршатера, хирбада Вахуманы. Можно сделать вывод, что Алый Король признавал превосходство просвещения. — И что? Тут вот целая Академия именитых ученых, а все равно не продохнуть. — Пф. С интеллектуальными способностями как у тебя, это ожидаемо. Брови Кавеха взметнулись вверх. — Я не расслышал? — Расслышал. Но тем не менее, вот еще пример. На декоративном винном кубке из руин была полустертая надпись, и примерный ее смысл звучит как «Подобные луне, солнцу и ниве, три божественных правителя заключили союз. Да восславилось счастливое время. Да были все в этом беззаботном раю едины и не знали бед, и да лились медом благозвучные песни и умные речи». При дворе Дешрета организовывались веселые пиры. Достаточно убедительно? Вопрос был необязателен: аль-Хайтам сам подметил, как тот стушевался, сменяя боевой задор на размышляющее молчание. Не знай он лучше, он бы даже предположил, что ностальгическое. Но никакая бренная земля не смогла бы носить такого как Кавех настолько долго, разумеется нет. И все-таки, его старший иногда и правда чем-то навевал ему мысли о прогретых песках далеко за лесом. То ли блестящими медовыми локонами, то ли массивными позолоченными серьгами, то ли своим благородным профилем, как с какой-нибудь исторической иллюстрации. Секрет таился не то в тепле его кожи, всегда такой бархатной на ощупь, не то в завораживающих гранатовых глубинах огромных кошачьих глаз… Но среди такого количества вводных отыскать истину представлялось слишком сложным. Как бы то ни было, когда сосед замолкал, и комната погружалась в приятную тишину, в голову лингвисту лезли непрошеные метафоры уже совсем не иронизирующего характера, а руки сами тянулись дотронуться до такого чарующего хрупкого образа. Если джинны аль-Ахмара обретались в серебряных кувшинах, то у Кавеха, будь он тоже какой-нибудь феей загадочного Ай-Ханума, сосуд бы был из чистейшего золота. Но на нем бы никогда не было крышки, — потому что прятать столь прекрасное существо от мира даже по меркам властного бога-короля было бы слишком эгоистично. Аль-Хайтам был в этом уверен. Кавех только слегка вздрогнул, когда на его макушку опустился чужой подбородок. — Я снова задумался? — Да. Но можешь продолжать думать дальше, — пальцы отвели с виска мягкую прядь, очертили по скуле вниз, к уголку губ, создавая почти что интимную атмосферу. — Тебе полезно. И тут же ее разрушая. — Хайтам, ты и правда невыносим! — Кавех практически взвыл, подрываясь с места и одним движением сгребая в сумку первые попавшиеся рулоны и склянки. — Все, хватит с меня, я пошел! И раньше вечера даже не жди! Послезавтрашнего! — Как скажешь. Только учти, что я сомневаюсь, что твои таинственные друзья, у которых ты ночуешь, находят удовольствие в твоем характере, а не в твоей поразительной учебной успеваемости. — Представь себе! Некоторые еще не разучились смотреть глазами и чувствовать душой, а не… не другим местом! Блондин уже почти выметнулся из комнаты, но на самом пороге притормозил. — И знаешь что? Я тоже занудствовать умею! Так что вот тебе мой авторитетный архитектурный комментарий: теоретически, у Алого Короля взаправду могли быть сексуальные отношения с несколькими партнерами сразу. О раскопках ново-гюрабадских «садов радости» три века назад слышал? Хараватат не нашли там уцелевших письменных памятников, но вот Кшахревар смогли восстановить кое-что из украшений. И ифрита с два те барельефы не намекают, что отдельные палаты предназначались лично королю и его спутникам! — А… — Агни. Дастур Агни, номинант премии Пира Кавикавуса. В Доме Даэны все есть, если догадаешься, где искать. То, что я не хочу работать с пустыней, еще не значит, что я не знаком с ней. И ушел, размахнувшись шарфом. Точно как лапками богомола. Аль-Хайтам закрыл блокнот и сполз по спинке кресла ниже, выдыхая. И с каких вообще пор его привлекают исключительно индивиды, у которых на каждое его слово находятся свои три моры? Да еще и которые не стесняются говорить ему, что делать и куда идти! Блокнот улетел поверх книги, но не раньше, чем у уха зеленым лепестком зажглась Акаша, а подсказанное имя дастура осталось на всякий случай на последней странице. Даже если Кавех только что нафантазировал этому исследователю озвученные выводы, такая информация визита в библиотеку стоила. Хотя бы чтобы в следующий раз разбить его уже без шансов на возражение.***
Порог спальных покоев лорда Тамим преступил с без причины колотящимся сердцем. Он потратил немало времени, чтобы убедить себя, что ему нечего страшиться, и он всегда сможет избавиться от непрошенного третьего одним коротким словом. И ему даже почти это удалось. Но кончики ушей все равно беспокойно дергались, — лорд Ахмар все-таки ни разу не приглашал принца разделить свои ночи с кем-то еще. Когда лорд находил кого-то, кто приходился ему по вкусу, он давал фамильяру возможность сделать то же самое, и вовсе не думал принуждать его принимать участие в своих увеселениях. Между ним и Ахмаром связь была совсем иного рода, которую никак не могли пошатнуть случайные встречные, такие же незначительные, как пропадающие следы путника на песке. А сейчас его отделяла всего лишь пара шагов от того, чтобы поставить эту связь под сомнение. Но если Ахмар счастлив с Кхнему в своих объятьях… — Мой лорд, — принц затворил дверь, вступая в теплый красноватый свет спальни. — Проходи, Тамим. Я рад, что ты согласился. Разденься. Он кивнул, останавливаясь перед массивным резным ложем, которое, по правде говоря, смогло бы легко вместить даже не троих, но и пятерых, и шестерых. Только Ахмар никогда не видел привлекательности в бездумных оргиях. Поэтому на богатых покрывалах располагались всего лишь двое: сам великий владыка пустынь и светлый мужчина с рубиновыми глазами. Невесомая шелковая туника голубым ручейком прошуршала к ногам. Под ней Тамим был совершенно обнажен. Рука нырнула в волосы, отводя золотые пряди от лица назад, подвязанные в них нити ловко переплелись, фиксируя. Взгляд встретился сначала с лордом, а потом с его будущим вторым фамильяром. Последний полусидел, прислонившись к изножью постели, и у него на голой груди он заметил еще не до конца затянувшиеся следы. — Надо же, твое высочество, — Кхнему расплылся в улыбке, проигнорировав неловкую паузу. — А у тебя есть, на что положить глаз. Даже начинаю жалеть, что не додумался позвать тебя сам. Но ты уж больно… холодный, обычно. Как сталь. — Мне жаль, — тихо проронил Тамим, прекрасно понявший намек. — Ничего. Я привычен. Атмосфера стала только еще более неловкой. — Кхнему, не смущай его, — королевская ступня неторопливо провела от колена человека вверх. — Мы об этом уже говорили. Тамим, а ты не стой. Иди ко мне. Принц послушно забрался на подушки рядом с лордом и первым прижался к нему с поцелуем, раз уж названный «архитектор Аару» чего-то ждал далеко в ногах. Губы отзывчиво раскрылись, как только кончик языка мазнул по ним, позволяя забрать дыхание прямо из горла. Во рту сразу стало сладко и пряно, а нос уже давно щекотала бесподобная смесь купальных благовоний с чужой кожи. Когда Ахмар насытился, давая ему вдохнуть, Тамим сглотнул и ощутил, как привычная предвкушающая волна прокатилась от затылка к копчику, заставив хвост с готовностью взмахнуть. Два пальца придержали принца под подбородок, чуть задирая голову, а вдоль шеи его жарко и широко лизнули, прослеживая языком движение кадыка. — Молодец, — похвалил король, отстраняясь. — А теперь сядь. Тамим подобрал ноги, наблюдая, как Ахмар поворачивается к нему спиной, съезжая по коленям ниже, пока голова не оказалась на уровне его живота. — Кхнему, — позвал лорд второго мужчину, до этого фривольно созерцавшего их ласки, и снова вытянул ногу, чтобы зацепить чужое бедро. — Покажи Тамиму, что я тебе разрешаю, мой хороший. — Запросто, милорд, — усмехнулся Кхнему. — Позволь. Прежде чем лисий принц понял, что происходит, гюрабадец уже вертким угрем проскользнул грудью по ногам лорда, втискиваясь между и одной рукой подхватывая его под голень. Ахмар довольно выдохнул, повелительно сгибая колено на его пояснице и разводя ноги шире. Человеческие губы беспринципно прошлись по налитому бедру, сначала сверху, а потом спускаясь ниже. Тамим тихо ахнул, когда на божественной коже осталось яркое полукружье зубов, и беспокойно глянул на владыку: но тот даже не пошевелился в ответ на эту вопиющую дерзость. — Осуждаешь? — прочел его мысли Кхнему. — Архонты, Ахмар, чем вы с ним вообще занимаетесь обычно? Или он на себя самого тоже так же реагирует? — Я люблю лорда, — поджал губы лис. — Надо же. А лорд любит пожестче. Правда, лорд? — Кхнему, не дразни, — повторил Ахмар, вздрогнув, когда его бедро снова укусили, подбираясь совсем близко к паху. Человек пожал плечами, но промолчал. В его руках очень скоро оказался драгоценный флакон, раскопанный откуда-то из-под складок покрывала. Принц был готов возмутиться тем, что это масло обычно предназначалось ему, Тамиму, — но не нашел слов. Блестящая от обильно вылитой жидкости ладонь плотно обхватила полувставший член лорда. Прозрачные густые капли медленно потекли с пальцев по стволу, дурманяще благоухая цветочным. Но еще больше разум одурманил не аромат, а то, как часто при этом Ахмар задышал на его коленях. Когда сам Тамим усаживался на пол перед ним, у него не было возможности в полной мере осознать, насколько яркими все это время были его реакции. Сейчас же, смотря как Ахмару надрачивает чужая ладонь и ощущая коленками малейшее движение его тела, он мог прочувствовать и подметить абсолютно все. И не просто подметить, а осознать, что вероятно именно так повелитель трепетал ресницами и облизывал губы каждый раз, когда фамильяр опускал голову к его животу. Это завораживало. Руки Тамима как-то сами пробрались на ребра возлюбленного бога, восхищенно ощупывая подушечками каждый вдох под вздымающейся грудной клеткой. Осознав, он смутился и попытался их отдернуть, но Ахмар поймал его кисти раньше. — Все нормально. Я хочу, чтобы ты тоже поучаствовал. Не стесняйся. — К-как пожелаешь, рухи. Пальцы вернулись на бока, вкрадчиво шорхнув выше, чтобы расположиться под самой грудью. Ахмар запрокинул голову, встречаясь с ним глазами, и ему не хватило дыхания: настолько бездонными и всеобъемлющими они были в тот момент, глотая неразумного маленького принца целиком. Мысли о проглатывании всегда наводили его на почему-то противоположные действия: он склонился, осыпая спешными горячими поцелуями открывшееся ему лицо, от висков до подбородка, словно тоже пытался отхватить хотя бы маленький кусочек. Заявить свои права. Забрать немного, а потом взамен отдать всего себя без остатка. — Тамим, — прошептал Ахмар в его щеку. — Тамим, Кхне-ах! Обжигающий резкий полувздох-полустон заставил принца вскинуться, чтобы посмотреть, что там натворил Кхнему — и застыть. Он не мог видеть всей картины, но то, как рука сверху сменилась второй, а первая исчезла ниже, не оставляло другой интерпретации. — Сколько пальцев, милорд? — вальяжно промурлыкал человек, чуть поворачивая кисть, от которой принцу из его положения был виден только краешек запястья. — Расскажи его высочеству, давай. — Два, — тихо сорвалось с губ. — Точно? — запястье изогнулось. — Т-три. Бледные скулы Ахмара заметно порозовели, руки вытянулись вдоль тела, хватая в горсти покрывало. Тамим смотрел, стараясь не моргать — боялся пропустить хоть секунду. Он впервые в своей жизни видел лорда в таком положении с другим мужчиной, и непривычная податливая уязвимость, проступившая в его чертах, почему-то заставляла сердце ушастого биться чаще. Он настолько увлекся, что даже забыл, что хотел приревновать. Кхнему повел рукой, его локоть поднялся и опустился, и снова, — толкал пальцы вперед-назад, поглаживая. А может еще и при этом раздвигал их внутри, погружал на все три фаланги, как Ахмар делал это с принцем… Тамим не мог видеть, но ассоциации проводились сами собой, особенно когда лорд при этом судорожно прогибал спину, пытаясь сдвинуть ладони со своей груди на набухшие соски. Ногти фенека стиснули темные горошины, срывая с губ владыки сладчайший головокружительный стон. Этот стон прокатился по нему от кончиков ушей до начала хвоста, и Тамим неуютно перемнулся, только теперь обращая внимание, как болезненно тянет собственное возбуждение, зажатое между сведенных колен, чтобы не мешать. Ахмар, ощутив движение, поднял взгляд, понимая по смущенной мордашке фамильяра, в чем дело. — Ох, милый мой. Кхнему, считав намек, ненадолго убрал пальцы, и Ахмар перевернулся на живот, укладываясь на колени принца подбородком. — Если не возражаешь, альби? Тамим не возражал. Совсем не возражал. Лорд мог делать с ним все, что хотел. Особенно брать его в ладонь, прослеживая двумя пальцами от корня до головки. Особенно касаться губами, сначала невесомо, а потом разом широко заглатывая почти полностью. Когда головка мягко ткнулась в горло, Тамим даже заскулил от остроты нахлынувших чувств, зарываясь в серебряные волосы обеими руками. Напротив него, Кхнему посмотрел с одобрением. — Кое-чего ты все-таки не стесняешься, принц, — произнес гюрабадец. — Замечательно. Думаю, Ахмар бы хотел тебе показать кое-что еще. Он взял больше масла, согревая в ладонях, и сложил их лодочкой, чтобы оно пролилось прямо на подставленные ягодицы. Затем сам расставил ноги поудобнее, своим членом прижимаясь к Ахмару сзади. Тамим перестал дышать, жадно вгрызшись в происходящее глазами. Первый легкий толчок заставил лорда изогнуться и резко вдохнуть. Кхнему выждал немного и плавно вильнул тазом, входя на всю длину. Второй, третий — Ахмар застонал, громко, надрывно, не выпуская Тамима изо рта. Длинные лисьи уши вытянулись так, словно готовы были оторваться, а сзади хвост заметался как бешеный. — Р-р-рухи… — вибрации, которые вырывающиеся стоны посылали вдоль ствола, были новыми и совершенно невероятными. — Кх… нему, коварный т-т-ты, ах, змей! — Сочту за комплимент! — кивнул тот, ускоряясь. Хотя блондин старался выглядеть невозмутимо, он тоже был на пределе. Запыхавшийся, потный, растрепанный, как и они, он шумно выдыхал, держа ритм, и беспорядочно хватался за талию лорда, сжимая до красных пятен и постепенно сгибаясь только больше, почти ложась на его широкую спину. Тамим плыл, перебирая в не слушающихся пальцах взмокшие локоны и едва держась за реальность опочивальни. Голоса Кхнему и Ахмара поразительно гармонично сливались воедино. Человек, пусть и был необычно вынослив, кончил первым, не глядя обтирая ладонь и тут же заменяя пустоту пальцами. Он навалился на короля сверху, вторую просовывая под живот и сжимая член. Еще немного рваной нещадной гонки — и алеющий Ахмар издал последний стон, падая бедрами на покрывало и сглатывая вокруг принца. Тамим едва успел на дрожащих локтях податься назад, но вот перехватить рукой уже не совсем, и несколько белесых капель осталось на припухших губах. С горящими щеками, он счастливо всхлипнул и от переизбытка чувств спрятал лицо в собственном хвосте.***
— Ну-ка, повтори еще раз. Плеск воды подозрительно прекратился, но архитектор не придал этому значения, по второму кругу высказывая все, что он думал насчет своего соседа по комнате. — Вот как. Понимаю. Спокойствие в чужом голосе оказалось предательским. Скрученная жгутом мокрая кофта описала в воздухе полукруг, не достав до блондинистой головы буквально чуть-чуть. — Да не виноват я, Тигнари! — надулся Кавех, вытирая с лица попавшие брызги. — Ты бы знал, как он раздражает своей заученностью! «Можно сделать вывод» это, «а вот в переводе господина хирбада» то… Да и угораздило же его про постель Ахмара ляпнуть! Подумать только! Я едва не выкинул парочку «неортодоксальных» фактов прямо ему в лицо. — Ах, то есть то, что ты фактически подтвердил ему про нас с Ахмаром и вдобавок всучил почти в руки свою дурацкую диссертацию трехсотлетней давности про тот дурацкий бордель — это еще хороший исход? Хвост лесного рейнджера затрясся так, что поднял небольшой ветерок. — Кавех, я оставил тебя всего на пару недель! Неужели мне нужно бросать Лесной Дозор и перебираться в Академию, чтобы вовремя затыкать тебе рот?! — Так ты же сам согласился, что есть смысл попробовать ему намекнуть через книжки про Алого Короля? — оправдательно протянул архитектор, отсаживаясь подальше к корням дерева, чтобы не схлопотать кофтой по лицу во второй раз. Принесла же его нелегкая каяться его высочеству, когда тот занимался стиркой! По обычаям членов Лесного Дозора, по-походному отрицавшим удобства цивилизации вроде ванных комнат и водопровода, происходило это занятие на берегу реки, у каждого отдельно. С одной стороны — идеальный вариант, чтобы поговорить наедине, с другой — давало Тигнари слишком много удобных подручных средств физического воздействия. — А то ты разницы не чувствуешь между статьями из Академии, которые, пусть и не совсем достоверные, но зато гармонично вписываются в его картину мира, и твоими необдуманными откровениями? — Ну, остынь. Селестия никуда не упала, Тейват цел и зеленеет, а в гениальной голове нашего бриллианта Хараватата до сих пор ни одной догадки. Он всего-то выбрал тему выпускной работы. Разве твой Викрам не занимается который год точно тем же? — Угх… Считай, тебе просто повезло. — Но это не я чуть не назвал его лордом, — поддел тот, зная о случившемся в походе к аранарам. — Я с тобой, значит, по-хорошему поделился, — глухо заворчал рейнджер. — А ты… — А я по-хорошему намекаю, что если уж раздавать затрещины, то нам обоим. И вообще, тебе самому не претит мысль предлагать почти-что-Ахмару читать научки Академии? Там же большая часть посвящена его якобы достоверным интимным отношениям с Пушпаватикой! Мне больших трудов стоило выбрать работы, которые хоть под какую-то толику сомнения ставят эту бредовую идею. — Претит. Но что мы можем поделать? Смертным никогда не нравились мысли о том, что божество точно так же способно ошибаться, как они сами. Вот они и надумали, что у нее с Ахмаром была настоящая трагическая любовь. Кавех скривился. — Эх… ну, хотя бы мы с тобой помним, как все было на самом деле. Не представляю, каково слушать эти выступления махаматре. — Если ты про чувства Касалы к Пушпаватике, то он, считай, уже смирился. Богиня Цветов не замечала его при жизни, да и перерождаться — так и не переродилась. Теперь его старое увлечение как еще одна демоническая печать. Он считает ее своим справедливым наказанием. — Да уж. У старика проблемы с чрезмерным переосмыслением. — И тем не менее, иногда он говорит дельные вещи. Я согласен с ним в том, что аль-Хайтам должен делать какие-либо выводы сам. Если мы будем слишком настойчивы, он нам просто не поверит. Тигнари вздохнул и поднялся с корточек, отжимая прополощенную кофту. Архитектор невольно загляделся на то, как при этом напряглись его предплечья. Сейчас, без верхней одежды и в одной нательной майке, с подколотым в маленький хвостик на затылке каре, в другое время скромно прячущийся под мешковатыми тканями страж представал во всей прелести своей небольшой, но крепкой поджарой фигурки. Шамсина Пятидесяти Бурь никогда не следовало недооценивать. Ни духовно, ни физически. Этот урок Кавех-Кхнему выучил еще давно, после став относиться к казалось бы нежному как роза захрат ушастому фамильяру не только как к диковинному цветку божественного сада, но и как к хорошему воину. Ему бы стоило понять это сразу, — в конце концов, даже самые невероятные легенды о безжалостном Шамсине, способном играючи уничтожить целые караваны, не появлялись из ниоткуда, — но больно велик был контраст Принца Фенека из сказок, и того принца Тамима, с которым вместе он поселился в королевском дворце. — Ты сумку с собой притащил с какой целью? Собираешься ночевать у меня? — Тигнари незаметно оказался рядом, передавая ему в руки большой мокрый ком. — Если да, то развесь все сушиться. — Это в счет моей платы? — Кавех потянулся, чтобы перекинуть кофту и другие поданные вещи через большой сук повыше. Потом не удержался и наклонился, чтобы быстро прихватить губами его открытую шею. — Конечно нет, это твой жест вежливости, — возразил тот, игриво поведя плечом. — В счет твоей платы ты поможешь Коллеи писать ее письма. — Опять? Она же снова будет две страницы рассказывать своей подружке Эмбер какой ты самый лучший учитель в мире! — А ты не согласен? — Тигнари с намеком прищурился, взмахивая хвостом. Кавех отрицательно мотнул головой. Пусть, если ему так хочется. — Правильно. И проследи, чтобы она все сделала чисто. Промах ученика — на совести наставника.***
Светлый дым лениво свивался кольцами, как разомлевшие на солнце мальки унаги. Кольца плыли вверх, расширяясь и бледнея, и на миг заключали в свою окружность огромную меловую луну, висевшую над призрачными силуэтами куполов парящего Ай-Ханума, прежде чем растаять окончательно. Тихий ночной ветерок приятно обнимал растянувшееся на толстых коврах стройное обнаженное тело, ласково перебирая тончайшие шерстинки в свернутом на коленях хвосте. На позолоченной подставке рядом в медном шаре наргиле медитативно бурлила вода, очищая от примесей тлеющие шелковистые листья «далеких звезд». Он так расслабился, погруженный в свои мысли, что не сразу заметил, как у него появилась компания. Кхнему, подобрав алые подолы накидки, скрестил ноги на краю ковра, тоже устремляя красные глаза на звездное небо и сияющую луну в серых кольцах. — Полагаю, наше знакомство как-то не задалось с самого начала. — Мм-м, — согласился принц, не отрываясь от созерцания. — Но после последней нашей встречи мне показалось, что мы нашли общий язык. Ухо дрогнуло. — В твоих словах есть истина, — признал он, выпуская еще одно дымное облачко. Фенек зажал тонкую, инкрустированную сапфирами трубку между двух пальцев и развернулся к человеку. — Скажи, Кхнему, сын Нефумата. Каковы твои причины оставаться во дворце? Мой лорд не надел на тебя драгоценного ошейника и не запер в золотой клетке. Ты мог бы попросить у владыки любое желание, и покинуть эти стены богачом, или наместником, или царем любого из великих людских городов, или хозяином самого прелестного из тысячи джиннов. Но ты до сих пор здесь. — И самый прелестный джинн не сравнится с лордом аль-Ахмаром, — Кхнему сказал это так, будто удивлялся, зачем повторять вслух и без того очевидное. — В золотых песках девяносто девять дорог, но ни одна не принадлежит мне. Я пришел в оазис Собека, чтобы предложить великому владыке свою жизнь. Он принял подношение. Принц помотал головой. — Оставь эти речи для тростниковой бумаги. У лорда аль-Ахмара доброе сердце, и он бы отверг твой дар, лишь стоило тебе того пожелать. Я хочу услышать твою искренность, Кхнему. Что тобой движет? — Удовольствие, — легко признал тот. — Благодарность. Симпатия. Любопытство. Много всего и всего понемногу. Я понимаю причину твоего недовольства, высочество, но я хочу дать нам возможность понять друг друга. Чтобы воздвигнуть храм, нужно время и усердие. Твоей привязанности к Ахмару больше тысячи лет, а моему интересу нет и года. И все же у нас больше общего, чем кажется на первый взгляд. Фамильяр неопределенно повел плечом, показывая, что он его услышал, но пока не торопится ответить. — Возьми, — наконец прервал он тишину, протягивая трубку. — Раскури со мной. И можешь звать меня Тамимом.***
— Кажется я поторопился хвалить твоих аранар. Все у них загадка на загадке и загадкой погоняет. «Серебряный нара — часы с валукой без валуки, а чтобы вернуть валуку, нужно сыграть ей мелодию сна»… Ты уверен, что этот Аракарман дал тебе не набор случайных слов? И это я не про их язык. Кавех говорил вполголоса: хотя смеркалось, деревня Гандхарва заснула далеко не вся, и за тонкими стенами лиственной хижины раздавались шаги и голоса. Но они с Тигнари, оба собиравшиеся с утра в Академию, ложились рано, — дорога от лагеря Дозора до столицы была приличная. — Уверен, — выдохнул ушастый рейнджер, одним пальцем прикасаясь к настольной лампе: крошечный Дендро заряд стимулировал экстракт Электро слайма внутри, давая больше света. На краю какой-то бумаги с таблицами по селекции он бездумно чертил фигурки и линии: строил и отметал идеи. — Валука — это не совсем песок, — пробормотал он, рисуя треугольник: символическую пирамидку, и тут же ее зачеркивая. — Мне кажется, ответ где-то рядом. Не сам песок, как вещь, а «сознание» песка. Я уверен, что под «сознанием песка» он имел в виду самого Ахмара… — Следовательно, не факт, что это должно быть связано с пустыней? — «Валука не ушла в сарву». Если Аракарман говорил конкретно про лорда, это значит, что Ахмар в ту ночь не умер. Не окончательно, по крайней мере. — Конечно нет, иначе бы я не делил комнату с его перерождением. — Да нет, не в том смысле. Что, если он никогда не покидал наш мир, Кавех? Утратил не воспоминания, а только форму? Аль-Хайтам — «песочные часы без песка», не чистый лист, а всего лишь другая форма, другая оболочка! А память — она вся в его голове, но спящая, как твои первозданные конструкции? И ему всего-то надо помочь их пробудить? — Тигнари. Ладонь архитектора вкрадчиво накрыла его перчатку. — Тигнари, послушай. Это опасно, как ты рассуждаешь. Ты же сам говорил, что согласен с Сайно, правда? Мы не должны торопиться. Мы поторопились в прошлый раз, и к чему это привело? — Не напоминай, — Тигнари помрачнел и отвел глаза. — Мы ошиблись. Такого больше не должно повториться. — Конечно. И мы обязательно найдем решение, аюни. Но чуть позже. Кавех встал из-за стола сам и потянул за собой рейнджера, сначала привлекая его к своей груди, а потом опускаясь вместе с ним на кровать. Шамсин полностью оправдывал свой титул. Такой же переменчивый и непостоянный, как пустынный ветер, гоняющий по песку сухие клубки перекати-поля. Когда он в чем-то себя убеждал, поспеть за вьющимся потоком его мыслей было крайне сложно. Но в этом крылась и его привлекательность. Кавех по-своему любил его ураганную натуру и бурю в голове. Все-таки тот и был, по сути, дикой стихией, всего лишь немного усмиренной человеческим телом. Еще днем он был готов отхлестать его мокрым бельем, как обиженная жена, а сейчас даже не возразил, когда архитектор занял его постель, обнял его плечи и погладил по растрепавшимся волосам. Кавех улыбнулся. Какой же непослушный лисенок. Кто кого еще должен сдерживать.