Долгое эхо песков

«Только не Увядание, только не Увядание, только не Увядание-» Тигнари спешил через лес так быстро, как мог, учитывая, что вместе с этим он пытался всматриваться в окружающую растительность, надеясь увидеть признаки того, что его предчувствие ошибалось, и аль-Хайтам все-таки взял дорогу в сторону. Но никакой примятой тропы в противоположном от опасной зоны направлении он так и не находил. Зато чем ближе к едва-едва слышно гудящей по его звериному слуху опухоли, тем больше следов указывало на то, что студент направлялся прямиком туда. Слишком неочевидные приметы, чтобы их распознали другие дозорные, но собственный богатый опыт позволял считывать больше. «Кхнему меня убьет. Он ни за что не поверит, что это случайность. Я бы и сам не поверил на его месте.» Чувство стихий, с помощью которого он периодически оглядывал местность, по большей части здесь было бесполезным: у Хайтама не было Глаза Бога, за элементальный след которого можно было бы зацепиться, а окружающие заросли, напитанные искаженной энергией, еще сильнее сбивали ориентацию. Но охватившую его тревогу успокаивал даже такой бесполезный жест. Ибо крутившиеся в голове мысли становились все мрачнее. Пагубное воздействие Увядания на человека, а тем более неопытного, а тем более еще и без Глаза Бога, — Тигнари не мог вообразить, что будет, если он опоздает. Однажды они с Кавехом ошиблись, позволив безрассудной тоске взять верх над человечностью. На их удачу, тот несчастный смертный, которого они завели в Увядание, выжил, а они одумались вовремя. Но теперь лесной страж даже близко не мог предположить, ни сколько времени Хайтам уже там, ни какие еще побочные эффекты остатки бездновского безумия окажут на разум того, чья прошлая версия когда-то и приняла его в себя. К тому же его напрягали следы Хайтама, по которым он шел. На подходах к прокаженной области их все труднее было разобрать, но не потому что Хайтам начинал выдыхаться, а потому что наоборот становился будто бы увереннее. Он шагал уже не в поисках, а с какой-то целью, которая вела его к эпицентру опухоли, подсказывая верную тропинку сквозь буйную гущу. Рейнджер очень не хотел думать, что бы это могло значить. Он готов был покаяться, что ранее на минуту допустил возможность подвергнуть Хайтама Увяданию, если такой контакт с бедствием из прошлого помог бы встряхнуть его голову. Но представлять, что сейчас происходит с его беспомощным, беззащитным студентом… бывшим лордом… возлюбленным, — не важно, это можно было решить позже, — в зоне трансформированного, но не менее губительного запретного знания, было невыносимо. Аль-Ахмар уже плакал пугающими, черными как смола слезами, слепо смотря в небо на безучастную Селестию. Аль-Ахмар уже ронял из одеревеневших пальцев перо и оступался на ровном месте, потому что нарастающая чешуя сковывала движения. Аль-Ахмар уже умирал, не в силах одолеть жадную скверну. Аль-Хайтам, их драгоценное перерождение великого лорда, которого они прождали без малого тысячу лет, не должен был погибнуть так же! Увядание давило на чувствительные уши уже совершенно отчетливо своим низким, леденящим гулом, от которого шерсть дыбилась, а клыки невольно обнажались в боевом оскале.Трава под ногами стремительно теряла свою живую зелень, сморщиваясь и усыхая, превращаясь в бурые былинки. Здесь, на голой земле, следы снова стали отчетливее, беспорядочнее. Аль-Хайтам будто бы в последний момент одумался и начал сопротивляться влекущей его прямиком в раскрытую пасть опасности силе, но этого было недостаточно, и шаг за шагом он все равно приближался к очагу заражения. «Быстрее, быстрее», — поторопил Тигнари сам себя, уже видя невдалеке за спутанными ветвями красноватый свет мясистого ядрового цветка опухоли. Он даже не стал призывать свой боевой лук, чтобы руки были свободными, если надо будет перехватить истощенного Хайтама в свои спасительные объятья. Еще прыжок, еще, на ходу безжалостно раздавить под подошвой маленький кровавый бутон-нарост, пока тот тоже не расцвел, поглотив в себя достаточно энергии опустошенных растений. Обогнуть поваленный ствол сухого дерева, вырваться лицом к лицу с ядром, и- «Хайтам!» Незадачливый лингвист действительно был там, в самом центре Увядания. Крупный изломленный стебель, пронизанный светящимися алыми жилками и увенчанный пятилистной короной рваных листьев, уродливо торчал из центра загнившей под миазмами поляны. Он был огромный (удивительно, как Дозор мог проглядеть его раньше, да еще так относительно недалеко от центрального лагеря! Позор им, страшнейший позор), — и Хайтам, упавший перед этим стеблем на колени, казался на его фоне иррационально маленьким и ничтожным. Хайтам был в сознании, — Тигнари видел его открытые глаза, и протянутая к стеблю рука была твердой, — но при этом выглядел так, будто совсем не контролировал ни свои действия, ни окружение. Уставившись в сердцевину манящей красноты, он не моргал, и, хмуря брови, нерешительно понемногу тянул руку ближе. Для человека без Глаза он держался поразительно здорово. Другой на его месте бы давно уже отхаркивал к узловатым корням легкие пополам с кровью лопнувших сосудов и вообще стоял бы одной ногой в могиле. Но студент совсем даже не кашлял, только побледнел как мел и прокусил губу, так, что две алые дорожки испачкали подбородок. — Нет! Не трогай! Тигнари бросился вперед со всех ног, намереваясь перехватить его запястье до того, как он коснется скверны, позволяя ей вытянуть остаток жизненной силы, но уже на полпути сердце льдисто кольнуло: понял, что не успевает. Его крик был проигнорирован, и длинные пальцы легли на пульсирующее ядро стебля за пару секунд до того, как рейнджер сбил стремительно обмякающего парня с ног, роняя на сухую траву и рассерженно впериваясь глаза в глаза. — Идиот! Сказал же, не трогай! Какой Селестии тебя вообще сюда понесло?! Ударившись затылком об землю, Хайтам словно бы сбросил часть оцепенения, и наконец посмотрел на Тигнари с узнаванием. — Ой, мастер, — с трудом прошептал он. — Привет. Я хотел… Извиниться… Я пошел найти… Мне показалось, я слышал голоса. Твой голос. А потом… не- не помню. — А потом по-идиотски на эти голоса повелся, свернул с тропы, что категорически запрещено таким неподготовленным дуракам как ты, забрел в это дурацкое Увядание, облапал, ифрит тебя дери, опухоль! — распалился Тигнари, от волнения перестав следить за тем, какие слова он выбирает. — Нельзя так глупо трогать ядро, перед этим не подумав очистить все остальные наросты! Оно же только высосет тебя, как желток из скорлупы, и выпустит больше миазмов, чтобы- Его ругательную речь перекрыл металлический скрежет. Почва вздыбилась на противоположном краю поляны, и из-под нее, привлеченные усилившимся разложением, вырвались два змеевидных руинных механизма. Они безошибочно повернули искусственные треугольные морды в сторону теплых живых тел и закачались на хвостах как унаги. Агрессивные унаги, которые не то что не спрячутся при шаге в их сторону, а наоборот, развернут весь свой встроенный атакующий арсенал. — …чтобы приманить еще какую-нибудь дрянь. Тигнари выудил из-за пояса колбу с дурманящими спорами и бросил ее в механических змей, чтобы выиграть хоть немного времени. Затем он нервно огляделся, крепче сжимая аль-Хайтама. Если бы механизм был один, было бы гораздо проще. Но их было два, а Хайтам вряд ли мог принять участие в схватке, проведя столько времени под губительным влиянием скверны и едва-едва имея силы на то, чтобы говорить с ним. Хорошо хоть, что, судя по всему, он пострадал не так значительно, как мог бы. Пугающий транс прошел, и его взгляд был сфокусированным, а речь осмысленной. Тем не менее, несмотря на слабость, лингвист, заметив врагов в боевых стойках, сделал движение, чтобы подняться на ноги. — Я помогу. — С ума сошел? Как, пояснишь им за неправильный перевод?! — Но я хочу- — Я понимаю, но ты больше поможешь, если посидишь здесь и позволишь разобраться со всем мне. Действие дурмана заканчивалось, магические соцветия бледнели с каждой секундой, а у него все еще не было никакого четкого плана, кроме как оберегать любой ценой. Как назло, еще и склянка со спорами была последняя. Он не предполагал сегодня ни с кем драться. — Вот, держи, — решился страж, впихивая ему в грудь оказавшуюся с собой аранарскую лиру. — Дергай любые ноты. Как можно громче и беспорядочнее. — Х-хорошо, — Хайтам удивился, но лиру покорно принял. Он явно рассчитывал на что-то более серьезное, но давать пострадавшему новичку в стрессовой ситуации оружие было практически бесполезно. С другой стороны, если бы вдруг лесные духи правильно истолковали диссонансный звук крика о помощи, у них бы появился выход. Тигнари не знал мелодии именно для призыва аранар, но он надеялся, что вопиющая какофония, сыгранная на их подарке, покажется им достаточно бессовестной и тревожащей, чтобы проверить источник. Больше не углубляясь ни в какие подробности, рейнджер отпрыгнул от Хайтама и наставил лук на оклемавшихся механизмов. Обломкам инженерного гения Каэнри’ах давно было пора кануть в небытие вслед за их цивилизацией. Первые две стрелы удачно нашли не успевшее закрыться уязвимое сочленение в голове, и левая конструкция выпустила клубы дыма, надрывно тарахтя и свиваясь в кольцо, экстренно пытаясь самовосстановиться. Но третья пролетела мимо, так как корчащееся кольцо повалилось аккурат под ноги, заставляя податься в сторону и сорвать прицел. Правая змея, словно почувствовав промах, хищно развернула пластинчатую пасть и выплюнула несколько трещащих энергетических шаров, которые на полной скорости устремились к нему. В другой ситуации Тигнари бы взял в сторону, просто пропуская их мимо, но сейчас ему нельзя было дать им прострелить за спину, в наугад перебирающего струны лиры студента. Поэтому он взмахнул луком как ракеткой, отражая снаряды его крепким плечом. От такого неуважительного обращения изящный бело-золотой лук затрещал, но все же выдержал. Этого рейнджеру было достаточно. Шары пролетели мимо, рассеиваясь между деревьями по бокам. Но такая манипуляция отняла у него слишком много лишнего времени, и следующая атака правой змеи, успевшей в это время захлопнуть морду и перегруппироваться, задела его по ноге, заставляя потерять равновесие и больно упасть. Тигнари злобно зарычал, локтями врезаясь в землю, чтобы удержать себя от неконтролируемых перекатов. Он едва не пропустил еще одну атаку перешедшего в непрерывное нападение механизма, который явно не был намерен давать ему хоть малейшей передышки, и с трудом отшатнулся с линии огня заряженного луча. Черт, все было бы гораздо проще, если бы он мог не целиться в них Дендро стрелами, как шеф Лесного Дозора, а использовать навыки, как заклинатель Пятидесяти Бурь. Но рядом был Хайтам, и он не спешил так сразу открывать перед ним свои способности древнего Шамсина. Еще немного времени, если только он сможет сделать еще прыжок, еще стрелу… И в этом была его ошибка. Потому что сосредоточившись на контрольном ударе, он совсем упустил из виду вторую змею, и поймал ее предательскую механическую голову взглядом только тогда, когда она уже ввинтилась в землю, раскрывая верхние сегменты и формируя мерцающее ядро в центре. Уши инстинктивно прижались к голове, так как опыт подсказал: сейчас рванет. Каэнри’ах всегда оставляли в своих машинах какую-то такую пакость, которая обязательно наносила урон по площади, когда этого меньше всего ожидалось. — Хайтам! — завопил он через поляну. Архонты, он не успевал его предупредить! В который раз он ничего не успевал! — Хайтам, закрой! Тот перестал играть. — А? — Закрой! — не имея возможности бросить лук и показать руками, так как на него все еще наседал недобитый змей с другой стороны, он потряс головой. — Это взрыв! Спрячь, ну же! Хайтам, наконец соображая, выпустил лиру, но было поздно. Мерцание достигло своего пика, и весь звук вокруг разом будто бы превратился в тонкую полоску бумаги, которая складывалась и складывалась во все меньшую четвертушку, как оригами, пока не стала размером с ноготь. А затем вдруг порвалась, раскатываясь тяжелой ударной волной. Тигнари едва устоял на ногах, справляясь с охватившей его дикой головной болью. Взрыв бил гигантским молотом даже по надежно закрытым от внешнего шума ушам, но сейчас все его внимание было приковано к Хайтаму, который успел только неловко взмахнуть руками в воздухе, прежде чем его накрыло. — Нет! Нет, Хайтам, нет! Бессмысленные крики отчаяния прорвались наружу, и оружие чуть не выпало из затряссшихся ладоней. Тигнари был готов наплевать на все и подставиться под удар в спину, только чтобы укрыть потерявшего сознание студента собой, как вдруг вокруг безвольного тела сомкнулся полупрозрачный купол, а рядом с ним, в кольце рунического барьера, появилось большеухое зеленое тельце с двумя листьями-крылышками по бокам головы. — Шуна Тигнари покажет маране и плохим железкам! Арама проследит за серебряным нарой! Тигнари понимающе коротко махнул хвостом, доверяя Хайтама спасительно отозвавшимся-таки аранарам. Теперь, когда не осталось свидетелей, у него не было причин сдерживаться. Ненужный Глаз Бога на поясе погас, а на поляне зашуршал из ниоткуда появившийся песок, стремительно вырисовывая вокруг руинных механизмов десятки красноглазых призрачных лисиц. Принц Тамим лязгнул зубами, остервенело бросаясь на посмевшего ранить хрупкое тело его перерожденного лорда змея — и все усиливающийся песчаный вихрь с радостным воем и лаем устремился за ним.

***

— Скажите мне, что он жив. Умоляю! Тигнари опустился на корточки у полупрозрачного купола, вглядываясь в лицо Хайтама за его сияющими стенками. Арама и успевший присоединиться к нему второй аранара в узорчатой шапочке посмотрели на него с искренним непониманием. Стараниями рейнджера опухоль Увядания исчезла, и под ногами снова колыхалась сочная свежая трава, а в кустах и древесных кронах щебетали птицы. Даже дышать сразу стало легче. Теперь природную идиллию нарушал только не просыпающийся человек внутри этого пузыря из их араракалари. — То есть, он жив, разумеется, иначе бы и купол вы не делали, — смущенно поправил себя рейнджер. — Спасибо. Большое спасибо. — Аракави услышал ужасные ноты, — подпрыгнул пухлый розовый дух. — Аракави решил проучить негодяя. Но Арама убедил Аракави, что хороший шуна Тигнари не стал бы делать так плохо славным нотам. Поэтому Аракави и Арама пришли спросить. Теперь Аракави все понял, и Аракави больше не сердится на шуну. — Мы были в опасности. Это все, что я смог придумать, простите. — Марана крепко вцепилась в серебряного нару, — Арама прошлепал вокруг пузыря, качая головой. — Злая, злая марана. — Я умею лечить пострадавших от Увядания. Я заберу его в город, в Бимарстан. — Арама знает. Но Арама хочет предложить другой вариант. Очень надежный вариант, лучше, чем навыки нар! Арама хочет дать серебряному наре биджу. Биджа — хорошее средство. Биджа побеждает даже очень сильную марану. — Ее надо собрать? — спросил Тигнари, прикидывая, что биджа звучит как название какого-то растения или ягоды. — Оо-о, чтобы собрать биджу, нужно много усердия! — всплеснул лапками Аракави. — Точно, точно! Чтобы сделать биджу, нужно пойти к ашваттхе, а чтобы пойти к ашваттхе, нужно сорвать фрукты васома, а чтобы сорвать фрукты васома, нужно сделать подношение деревьям васары, а деревья васары спрятаны за скрывающей песней, а чтобы услышать песню… — И сколько это займет? — упавшим голосом пробормотал рейнджер. — Очень много ливней, — с удовольствием сообщил Арама. — Но шуне не обязательно искать биджу. Арама может попросить биджу у Араджи. Араджа хранит остатки зрелой биджи в деревне. — Это было бы замечательно. — Арама попросит! Арама отправится в деревню прямо сейчас. — Я буду благодарен, — Тигнари погладил зеленые листики друга-аранары. — Возвращайся скорее. Арама исчез, переместившись в мир сновидений. Чтобы занять себя чем-нибудь кроме переживаний, Тигнари, слегка прихрамывая на поцарапанную механизмом ногу, перевязанную по его указке заботливым Аракави, прошелся по округе, собирая материалы. К вечеру с помощью духа-музыканта он соорудил из широких листьев небольшую временную палатку, достаточную, чтобы накрыть и пузырь араракалари, и их самих. Кроме того, рейнджер поймал в чаще пару сумеречных птиц, и теперь, достав бумагу и перо, писал записки: одну в Гандхарву, Амиру, с оповещением об устранении опухоли и просьбой продолжать патрульную рутину Дозора без него, а вторую — в Академию. Как бы ему ни хотелось все исправить до того, как архитектор о чем-либо узнал, ситуация выглядела неутешительно, и он должен был рассказать ему о случившемся. Обнадежить, что решение есть, и попросить прощения. Иначе какой он после этого товарищ! Аракави ответственно держал присмиревшую птичку в лапках, наблюдая, как он выводит на краю листа «Кавех», а затем привязывает свернутую трубочку к птичьей ноге. И только когда письмо улетело, аранара задумчиво покрутил шляпкой. — Шуна Тигнари боится желтого нару? — Боюсь? — У шуны дрожала рука, когда он писал послание. — Я не боюсь. Мне ужасно совестно перед ним. И перед ним, и перед Хайтамом. Я должен был действовать умнее, как самый старший. Не поддаваться глупым чувствам. — Аракави не согласен. Все существа имеют чувства, это основа жизни. И аранары, и шуны, и нары чувствуют много разных чувств. Только плохие железки не умеют чувствовать. Разве шуна Тигнари хочет быть похожим на плохую железку? — Конечно нет, — шутливо улыбнулся рейнджер. — Если бы я был большой железкой, я бы давно тебя съел, такого замечательного упитанного персика зайтун. — Ай! Не надо есть Аракави, Аракави хочет помочь! — залопотал дух, прячась под его хвостом. — Разве Аракави не прав? — Прав. Но не все так просто, понимаешь. У меня есть чувства, но я не могу сказать, принадлежат ли они Хайтаму как человеку, или я люблю только того лорда песков, кем он является внутри. И он мне в этом совершенно не помогает! А Кавех? С Кавехом ничуть не проще! Я вру, когда говорю, что мы с ним ничем не связаны. Этот балбес мне дорог, и я сам себя наказал, когда запретил себе принимать его ласку. Но у меня были причины! Как и были причины не сближаться с Хайтамом раньше времени! И вот я здесь, целовался с ним буквально вчера, а Кавеха как ни в чем не бывало зову аюни. — Шуна приготовил целую кучу вареных зерен, — сочувственно поцокал аранара. — Каши, в смысле? Это да. Кашу я себе заварил еще какую. Тигнари вздохнул, вскидывая голову к звездному небу. — Честно? Если бы Хайтам сейчас мог меня слышать, я бы может даже сказал ему все как есть. — Шуна бы рассказал серебряному наре, что раньше он был королем валуки? — Нет, не в этом смысле. Я бы объяснил, что между мной и Кавехом тоже есть отношения, и предложил разделить чувства на нас обоих. Не знаю, принял бы он такой вариант или нет, но лучше уж сразу знать ответ, чем плодить такие вот последствия. — Аракави плохо понимает, но Аракави уверен, что шуна Тигнари со всем разберется, если прислушается к себе. — Эх, может быть. Ладно, — ушастый страж зевнул. — Я немного вздремну, пока есть возможность. Полагаюсь на тебя, Аракави.

***

Следующий день рейнджер провел в относительном спокойствии, все также дожидаясь Араму с биджей и послав Амиру еще несколько инструкций. Как выяснилось в ответной записке, помощник шефа столкнулся не столько с задачей руководить самостоятельно (к этому-то он был привычен), сколько с необходимостью удержать чересчур ответственную Коллеи от желания лично пойти и убедиться, что ее наставнику и господину аль-Хайтаму точно ничего не угрожает. Специально для нее Тигнари пририсовал в последней бумажке улыбочку и большой палец вверх. Но вот выспаться так, как в первый раз, ему уже не дали. Посреди ночи сначала снаружи надрывно прокричала сумеречная птица, а затем его вдруг грубо выдернули из палатки за ногу, — хорошо хоть, за здоровую, — и одним движением впечатали спиной в ствол ближайшего дерева. Тигнари проморгался: на него из темноты угольками горели кошачьи рубины, пока сильная рука в белом рукаве рубашки ощутимо давила на горло. — Кавех..? — Одно слово, твое высочество. Проклятье, у тебя есть одно слово, чтобы убедить меня, что ты не нарочно! В прошлый раз Увядание было твоей идеей, Тамим, твоей! Поэтому письму я не верю, я должен слышать это от тебя, здесь и сейчас. — Трус, — уши грустно опали к голове. — Я глупец и трус. — И? — И я признаю это! Я бросил его одного. Сошел с ума из-за невинного поцелуя, и даже не задумался, что он может пойти меня искать и заблудиться, пока я мотаю сопли на хвост! Я во всем виноват, Кхнему, это правда, прости меня. Но клянусь, это не было умыслом! Только недалекостью. Кавех еще какое-то время не отнимал руки, только тяжело прерывисто дыша и придирчиво разглядывая его лицо, но потом сдался, отступая и как-то сразу сдуваясь. Перевел дух, неловко поправил манжет рубашки и отряхнул рейнджерскую кофту. — Совсем не такие новости, какие рассчитываешь получить перед сном. — Ты бежал сюда целые сутки? — Конечно. Думаешь, я бы стал ждать, пока ты там соизволишь перевезти Хайтама в Бимарстан, чтобы торжественно прийти с официальным визитом и корзинкой сладостей? Ну уж нет! Я тоже с тобой. Как он вообще? — Аранары обещали помочь с последствиями разложения с помощью какой-то их особой штуки. Я жду их второй день. Они погрузили его в сон, он сейчас не испытывает боли и ни в чем не нуждается. — Хорошо. — Но знаешь, когда я нашел его в Увядании, он держался удивительно хорошо для человека. Только побледнел и говорил про какие-то голоса, которые слышал от источника миазмов. Я боюсь, что запретное знание… — Даже не думай об этом. Если аранары своими волшебными примочками вытравят из него Увядание, он будет в порядке, — Кавех сжал его ладонь. — Правда же? — Я надеюсь, — стиснул зубы Тигнари, отгоняя прочь мрачные видения жесткой чешуи на теле аль-Ахмара, уже переползающей с рук на грудь на шею, лишающей великого лорда возможности даже нормально дышать. Архитектор только мотнул головой и оставил его одного — ушел посидеть с Хайтамом. Тигнари тоже подошел ближе к палатке, но заходить внутрь не стал: Кавех имел право побыть с ним наедине. У сумки рядом со входом разместился довольный Аракави, уплетая подаренный закатник. Заметив вернувшегося Тигнари, он с энтузиазмом помахал ему. Ага, вот значит как. Маленький проказник, обещавшийся сторожить изо всех сил, легко выдал рейнджера с потрохами за нехитрое угощение. Не говоря ни слова, рейнджер подцепил из сумки второй закатник, — моральная компенсация за предательство, — и умостился бок о бок с аранарой, ожидая рассвета. На утро внезапно оказалось, что разъяренный Кавех не единственный, перед кем ему предстояло в очередной раз покаяться. Когда солнце поднялось над верхушками леса, а они с блондином успели едва-едва перекинуться хмурыми «привет», на поляне под громкое земляное чавканье наконец объявился Арама. Но он был не один: рядом с ним сурово шлепал бурый Аракарман, а сам Арама всем своим видом показывал, что он совсем не виноват в том, что сейчас будет, и что его заставили привести старика с собой. — Шуна Тигнари! Аракарман совсем не доволен! Аракарман не для того рассказывал шуне о серебряном наре и валуке, чтобы шуна так опрометчиво поступал! Аракарман грозно сложил лапы на груди, останавливаясь перед ушастым стражем. — Часы серебряного нары принадлежат королю валуки, но как часы не делаются из цельного камня, так и серебряный нара — все еще нара. Коли разобьешь часы, мелодии в осколках не услышишь! — Это несчастный случай, — вмешался Кавех. — Длинный желтый нара тоже должен слушать, а не болтать! — топнул крошечной ножкой тот, да так, что Кавех невольно вытянулся в струнку рядом с рейнджером. — Аракарман говорит важные вещи, Аракарман наставляет! Если услышать Аракармана, больше не придется доставать биджу! — Извините, — искренне выдохнул Тигнари. — Я все понял, все! Так вы сможете помочь Хайтаму? — Араджа и Аракарман согласились поделиться биджей, как просил Арама, — успокоил его пожилой дух и незамедлительно устремился в палатку. — Маране не место в добрых нарах. Оба фамильяра облегченно выдохнули, втискиваясь вокруг араракалари следом за ним. Биджа оказалась вполне обычными кусочками чего-то растительного в желтоватом бульоне. Пока Аракарман открывал баночку, Арама пояснил, что Арапакати специально заранее сварила биджу в Ванаране, потому что здесь у них не было ни котелков, ни ложек. А в таком компотном виде нарам проще всего было эту биджу давать. Тигнари и Кавех с замиранием сердца смотрели, как Арама убирает светящийся купол. Они придержали голову, пока аранары прислонили банку к губам студента, глоток за глотком вливая в него все содержимое. И средство, по всей видимости, действительно было мощное, так как смеженные веки дрогнули почти сразу, как банка опустела. Хайтам глубоко вдохнул, просыпаясь, и кое-как открыл глаза, оглядываясь. Аранары резво попрятались, оставив только банку, откатившуюся со звоном в угол. — Ма… мастер? — нетвердый взгляд зацепился за пушистые уши, прежде чем заметить и второе знакомое лицо. — Кавех? Ч-что… — Ты был в зоне Увядания. Но теперь все хорошо, ты в безопасности, — поспешил объяснить Тигнари. — Кавех передал в руководство Академии, чтобы тебя не хватились на занятиях, так что все в порядке, не переживай. Немного отдохнешь и вернешься. — Что? — на лице Хайтама отразилась какая-то странная потерянность — Я говорю, не стоит волноваться, все хорошо- — Прости, мастер, — еще более растерянно произнес он, потряхивая головой со все нарастающей паникой в голосе. — В-в-вы что-то сказали? Я… Я вас не слышу? Я- — Хайтам? Хайтам! Кавех подхватил на руки снова отключившегося лингвиста. — Аракарман дал ему еще немного поспать, — проскрипел коричневый аранара, появляясь из-за спины Тигнари. — Слишком много шума. — Что значит, «я не слышу»?! — тут же набросился на него архитектор. — Разве ваша биджа не вылечила его?! — Длинный желтый нара не должен кричать! Биджа не всесильна. Биджа исцеляет укусы злой мараны, да. Кроме этого, биджа ничем помочь не может. — Серебряный нара повредил уши, когда в маране появилась большая железка! Но большая железка — не марана, и биджа не умеет бороться с ранами от большой железки, — с сожалением пропищал Арама, закрываясь листиками. — Нам очень-очень жаль! — Ничего. Мы вам все равно безмерно обязаны, — Тигнари обнял погрустневших аранар. — Без вас нас бы вообще здесь не было. Последние слова он произнес с нажимом, так, чтобы Кавех понял намек и расслабил кулаки. — Да. Спасибо, — нехотя признал тот. — Значит, идем в Бимарстан, Тигнари? Рейнджер кивнул. Арама дернул его за пояс. — Арама и Аракави готовы перенести вас близко за городскую стену, там, где их никто не увидит. Арама надеется, что шуна Тигнари и вредный желтый нара позаботятся о наре Хайтаме.

***

— Помогите мне, — глухо попросил аль-Ахмар и протянул руку с незастегнутым самоцветным наручем к фамильярам, на десятую попытку оставив надежду справиться с мелкими крючками украшения. Тамим услужливо опустился на одно колено подле лорда, осторожно беря его руку в свои и с легкостью заканчивая работу. Кованые золотые полосы, шириной почти в две ладони, надежно обхватили запястье, прикрывая темные наросты, из-за которых оно почти не гнулось. — Ахмар, тебе не обязательно выходить к ней, — Кхнему подошел с другой стороны, чтобы поправить неровно воткнутую шпильку в заплетенных волосах. — Уверен, ей будет не в тягость самой прийти к нам. Тем более, что она знает о твоем состоянии… — И что, мне теперь не покидать этих стен до конца дней? Ахмар благодарно потрепал второй рукой принца по ушам, поднимаясь с постели на ноги. — Пойдемте, пойдемте. Я желаю прогуляться. Через деревню они прошли как можно быстрее: хотя одежды Алого Короля и скрыли поразившую болезнь, а под руки его чутко поддерживали его верные спутники, на долгие приветствия и выслушивания просьб жителей Аару у него не было сил. Тамим как мог вежливо обошелся с самыми охочими, обещав лично заняться их проблемами, и все втроем поторопились оказаться за пределами обитаемой деревни. Оказавшись свободен от лишних глаз, Ахмар позволил Кхнему снять с него орлиную маску, и с наслаждением вдохнул горячий пустынный воздух. Они взяли дорогу немного в стороне от той, что была проложена смертными, чтобы не пересекаться с путниками и погонщиками. Владыка песков шел медленно, стараясь поменьше оттягивать своим весом плечи фамильяров, и часто останавливался на вершинах дюн, почти что ласково осматривая открывающиеся виды. — Тамим, Кхнему, — позвал он, когда они поднялись на последнюю возвышенность Нижнего Сетеха перед зубчатыми гребнями стены Самиэль. — Подойдите. Правда, красиво? Я хочу попросить… Если в ваших сердцах вы когда-нибудь еще услышите зов этих земель, — вспоминайте о них только хорошее. Почувствовав, как хватка на его предплечьях усилилась, Алый Король усмехнулся. Все-таки его возлюбленные до сих пор были такими простыми и наивными. У подножия Самиэля их ждали. Высокая благородная эльфийка с длинной тяжелой двухцветной косой, почти касавшейся земли, а рядом — худой низкорослый мужчина в полосатых туниках и наброшенной сверху как плащ тигриной шкуре, чья нескладная фигурка на фоне его роскошной спутницы смотрелась довольно забавно. Они оба нагнули головы в легком поклоне, завидев приближающегося короля, и Ахмар сделал то же самое, подходя ближе, чтобы обменяться любезностями. — Хозяйка лесов, леди Руккхадевата, — почтительно склонился Тамим перед богиней. — Владыка лабиринтов, лорд Вьягхара, — Кхнему с уважением пожал руку ее скромному мужу. — Какие вы замечательные, — божественные супруги улыбнулись фамильярам практически одновременно, как и всегда. — Как прошло собрание Семи? — обратился Ахмар к Руккхадевате. — Я рассказала им все как есть, чтобы не множить ложные слухи. Сообщила, что Дендро Сердце Бога безраздельно остается за мной, так как ты больше не можешь присутствовать. Моракс переживал больше всех, ты его знаешь, — эльфийка спрятала нежный смешок в ладошку. — Другие тоже выражали сочувствие. Хотя некоторые, как Фокалор, верят в справедливость Селестии. — Их право. Главное, ты сделала все, как я просил. — Я рада, что могу помочь близкому другу, Ахмар, — она подняла на него волнующийся взгляд. — У тебя было время все обдумать. Скажи, то, что ты задумал — это твое окончательное решение? — Мне не становится лучше, — Алый Король с сожалением посмотрел на закрытое золотом запястье. — Это мое единственно верное решение. Только так я смогу исполнить свой долг перед моим народом. — Тогда я хочу призвать тебя обсудить все подробнее. Руккхадевата несильно ткнула локтем полосатый бок мужа. Тот кивнул, обращаясь к фамильярам. — У меня тоже есть пара слов, которые я бы хотел вам сказать, молодые люди. Если позволите? Повелитель лабиринтов отвел Тамима и Кхнему немного в сторону, рассеянно царапая край тигриного плаща. — Необычно видеть вас здесь, Вьягхара, — заметил архитектор, когда они отошли вне слышимости двух богов. — Что сподвигло вас выбраться в пустыню? — О, это именно то, о чем я намеревался поговорить. Дело в том, что Цветочный Рыцарь, сопровождающий моей супруги… Он покинул нас. — Фаррис ушел? — Да. После того, как он вернулся из Дар аль-Шифа, Фаррис был в расстроенных чувствах. Они с Руккхадеватой разругались, я слышал громкие голоса. А потом он попросил ее освободить его. Она была опечалена, но позволила ему оставить лес. — И куда он направился? — Мы не стали спрашивать. Полагаю, он и сам пока что не представляет. Но он обещал сообщить мне, если где-нибудь осядет. — Это я устроил ту драку, — признался лисий принц. — Я и не подозревал- — Никто не винит вас, Тамим. Мы с супругой знали, что Фаррис бывает… недружелюбен. Мы полагались на его лекарский талант, но язык порою режет острее врачевательного ножа, — владыка лабиринтов пожал плечами. — Я хотел сказать, что ни я, ни моя леди не держим на вас обиды за это досадное событие. — Я признателен вашей доброте, лорд Вьягхара. — Вы можете рассчитывать на нашу помощь и понимание, вы оба. Мы разделяем вашу нелегкую ситуацию, — выдержав будто обдумывающую паузу, заверил их тот. — Запомните, леса и лабиринты всегда встретят вас с приютом и теплом, когда бы вы не нуждались.

***

— Еще не проснулся? Тигнари сонно дернул ушами на голос, вскидываясь. Он кинул быстрый взгляд на Хайтама, у постели которого задремал, придвинув стул вплотную и уронив голову в подушку, — но тот все также лежал недвижимо. Только голая грудь вздымалась и опадала под одеялом, и залетающий в приоткрытое окно ветерок шевелил волосы в челке. Уложив его на койку в Бимарстане, Тигнари первым делом настоял, чтобы раздеть и еще раз тщательно осмотреть на предмет малейшей чешуйки. Дежурный лекарь только недоуменно хмыкнул, явно считая, что шеф лесных дозорных перегрелся на солнце, раз ищет признаки элеазара так, как будто это какая-то передаваемая инфекция, а не врожденный недуг. Тигнари, однако, его слова пропустил мимо ушей, успокоившись только тогда, когда обследовал каждый сантиметр кожи. Никакому дежурному лекарю конечно не приходилось видеть, как от элеазара погибают и до этого абсолютно здоровые. — Магия аранар, если ее не снимать, обычно выветривается через несколько дней. Тигнари подвинулся, чтобы вернувшийся Кавех мог подставить и свой стул тоже. — Значит, уже завтра вот-вот. — Да. Архитектор наклонился, чтобы двумя пальцами нежно коснуться горячего мягкого уха спящего. Невесомо очертил окружность аккуратной раковины и вздохнул. — Эх, беда. Что скажет Сайно, когда узнает? Боюсь, в ближайшем будущем уже Хайтаму самому придется искать наши перерождения, — попытался пошутить он. — А что скажет лорд? — Тигнари невесело сгорбился, не оценив шутки. — Не уследили… — Кончай себя корить, — фыркнул Кавех. — Уже раздражает. Оба живы, и все, точка. Если бы ты там умер, защищая Хайтама, я бы тебе такую трепку задал, высочество! Ты сделал все, что мог. — Я сделал недостаточно! — в сердцах возразил было рейнджер, но Кавех успел хлопнуть его по губам свитком. — Тихо. А то ничего не покажу. Смотри, — он развернул бумагу. — Зато я вот что набросал. Если мы не можем никак повлиять изнутри, значит исправим снаружи. — Это что? — Акустический аппарат. Слуховой механизм, думаю, можно так назвать. Я взял за основу принципы ресиверов, как в моих первозданных конструкциях, но переработал их больше под живое тело. В частности, его не придется вкручивать ему в мозг. Просто надеть. Как наушники. — И ты сможешь его собрать? — усомнился Тигнари, хотя с нескрываемым трепетом смотрел на нарисованные замысловатые круглешки с выступающей стрелкой крепежа и длинным соединяющим шнуром. — Один — да, но не так быстро. Поэтому мне нужно, чтобы ты показал этот чертеж своему Викраму. Если мне дадут использовать ресурсы Спантамада, я постараюсь управиться до утра. Тигнари практически подскочил с места. — Тогда пошли сейчас, пока он еще в Академии. Викрам, на их счастье, действительно оказался в лаборатории Спантамада. Рыжий ученый был всецело поглощен составлением апелляции на какой-то библиотечный отказ, подписанный почерком его давнего харавататского оппонента, но после того, как ему под нос сунули чертеж, даже отложил перо и потянулся глотнуть из давно пустой кружки, поначалу чуть не перепутав ее с колбой реактива. — Господин Кавех, это вы придумали? Откуда… откуда такие изящные решения… И так просто все приладить, в такой сложнейшей маленькой вещице… Нет, не может быть! — Если поможете ее изготовить, хирбад Викрам, я оставлю бумагу здесь и очень удачно забуду о том, чья это придумка, — заговорщически подмигнул Кавех. — И к тому же, Викрам, разве этот механизм не похож на те, что были внутри найденных обломков конструкций в пустыне? — добавил Тигнари. — Такой потенциал… — Ладно! Ладно. Соблазнили. Я согласен. Давайте чертеж сюда. Алхимический верстак, кузнечная наковальня, все материалы, какие найдете — все в вашем распоряжении. Говорите, с чего начать.

***

— Кавех. — Что? — Ты специально сделал их похожими на диадему Ахмара? Наушники, новенькие и блестящие, плотно обняли голову Хайтама. Кавех любовно поправил позолоченные витиеватые крепления по бокам, проверил шнур, подпитанный от кристалла из раскопанной в коллекции Викрама сердцевины первозданной конструкции, и протер и без того яркие лепестки изумруда в оправе. — Может и да. А может и нет. Это как ты сам себе надумаешь, — усмехнулся он. — Надеюсь, они сработают как надо. Тигнари, а он точно вспомнит, что именно вызвало травму? А то придется начать разговор не с нравится-не нравится, а с того, что это вообще за шайтан-машина такая. — Вот сам и будешь рассказывать, как ты сломал его Акашу и сплавил ее с тысячелетним сердцем джинна. — Слышу от тебя шутки! Уже хороший знак. — Это не шутка, это указание. — Как скажешь, аюни, — не стал возражать Кавех. Вместо этого, пользуясь моментом, он придвинул Тигнари к себе вплотную, и рукой на затылке не дал отстраниться. — Пока он еще не проснулся. Чтоб ты не забывал. Архитектор поцеловал его, смакуя горько-терпкий привкус утреннего кофе. Тигнари, чтобы не уступать, запутал пальцы в растрепанных после напряженной работы чужих косах, стремясь растянуть спонтанный, но такой чувственно-приятный контакт на подольше. Ладонь оставила затылок, присоединяясь ко второй на талии, чтобы поиграться с тройными витками шнурков и подвеской Глаза Бога, пока рейнджер топтался на носочках и тянул шею активнее, преследуя игриво ускользающие губы. Постепенно все больше увлекаясь, они даже не заметили, что позади них зеленые глаза пораженно распахнулись. — Мне ведь это не снится, да? — еще хрипловатый после такого продолжительного сна голос заставил профессора и старшекурсника вздрогнуть и отскочить друг от друга. — Т-ты очнулся? — с запинкой произнес Тигнари. — Ты меня слышишь? Все хорошо? Звук, по-видимому, все-таки был немного непривычный, потому что Хайтам тут же потянулся к ушам, удивленно натыкаясь на закрывающие их наушники. — Да. Слышу. Немного странно, но да. Это… вы сделали? — Угу. Ничего, привыкнешь, — Кавех приблизился, на всякий случай в очередной раз проверяя механизм. — Не пугает? Помнишь, что случилось? — Да. Там был руинный змей. Мастер Тигнари предупреждал, но я не успел среагировать, — он перевел взгляд на ушастого. — Я рад, что ты цел, мастер. Я зря пошел один. Надо было дождаться, как Амир и просил. Ой, а я ведь тебя… Тигнари застенчиво уставился в пол, что не укрылось от внимания аль-Хайтама. — Значит, точно не снится, — решил он, закрывая лицо руками и глубоко вдыхая. — Но если мне не снится… Кавех, драгоценный мой, я все правильно сейчас увидел? Вот то, что ты сейчас целовался с мастером прямо у моей постели? — Нет, ты посмотри, он еще и наезжает! — возмутился блондин. — Хайтам, а ты сам про свой «экспериментальный» поцелуй с Тигнари ничего упомянуть не хочешь? — Ах, да ты и это знаешь, — протянул студент, все еще не убирая рук. — Та-а-ак. Если ты это знаешь, значит Тигнари тебе рассказал. А если он тебе рассказал, значит, он тебе достаточно доверяет. Это раз. И то, что ты до сих пор стоишь рядом со мной, говорит о том, что ты к этому относишься нормально. Это два. О, Архонты! Хайтам приподнялся на кровати и провел ладонью по лбу, словно силился осмыслить осенивший его вывод. — Кавех, Тигнари, так вы, это, между собой… Как давно вообще?! — Ну, смотря что именно между нами… — Но, допустим, мы на самом деле хорошо знакомы. — Боги. Хайтам закатил глаза, а потом уронил голову на руки и внезапно громко рассмеялся. — А я-то все пытался понять! Как сделать так, чтобы никого из вас не обидеть! Книжки, таблицы! А вы двое, оказывается, вон чего! А сами! Что ж вы только сразу-то не сказали, а… Кавех поманил Тигнари подойти, и первым обнял все еще содрогающиеся лопатки лингвиста. — Ну, не догадались как-то. А сейчас, как считаешь? Еще не поздно сказать? И предложить. Ушастый страж бережно опустил ладонь ему на плечо. — Если ты хочешь, разумеется. Хайтам сжался сильнее, невольно прячась от такого неожиданного внимания, но до Кавеха с Тигнари все же долетело его победно-смущенное: «Конечно, хочу!»